Текст книги "Забытый полководец. Генерал армии Попов"

Налет длился несколько часов. Одна группа сменяла другую. Некоторые объекты подвергались 3–4 ударам. В итоге первого дня враг потерял 41 боевую машину. Успех был налицо, и операция продолжалась. За шесть суток ударам подверглось 39 аэродромов противника. В воздушных боях и на земле враг потерял 130 самолетов и был вынужден оттянуть свою авиацию на дальние тыловые базы – за пределы радиуса действий наших истребителей. Перебазировка эта, естественно, ограничила маневр неприятельских бомбардировщиков. А нам только это и требовалось.

Эта первая в истории советской авиации многодневная операция убедила нас, что массированные удары по глубинным аэродромам – надежное средство борьбы с вражеской авиацией. С тех пор такие налеты стали проводиться регулярно. Даже в самые трудные месяцы блокады и при острейшей нехватке бомбардировщиков мы систематически громили гитлеровскую авиацию на земле, широко используя для этой цели истребителей и штурмовиков.

Одновременно с налетами на аэродромы наша авиация бомбила железнодорожные узлы, станции и районы сосредоточения финских и немецко-фашистских войск, заканчивавших подготовку к наступлению на мурманском, Кандалакшском и выборгском направлениях».

Сегодня об этих бомбардировках пишут всякое. Однако не стоит забывать о том, что сразу же после Зимней войны руководство Финляндии втайне взяло курс на политическое и военное сближение с Германией. Германско-финские контакты стали особенно активными после ввода советских войск на территорию балтийских стран летом 1940 г. В итоге Финляндия развернула военные приготовления к совместным операциям, целью которых стало возвращение территорий, утерянных в результате Зимней войны.

Как отмечает Карл-Фредерик Геуст, «еще 18–19 июня люфтваффе было разрешено использовать несколько финских военно-воздушных баз». «Одна из самых первых операций немецких ВВС в рамках "плана Барбаросса" – минирование подходов к портам Кронштадт и Ленинград ранним утром 22 июня – также была выполнена с использованием воздушного пространства Финляндии». «В ночь с 22 на 23 июня разведывательные рейды люфтваффе через финскую территорию повторились. На этот раз один Ju 88 из З./KGr 806… был сбит советской зенитной артиллерией, трое членов его экипажа выпрыгнули с парашютами. Раненых авиаторов захватили в плен и поместили в военный госпиталь в Левашово, где их допросил командующий авиацией ЛВО генерал А. А. Новиков. Хотя война шла уже сутки, на все вопросы немцы отвечали, что "потеряли ориентацию в ходе тренировочного полета". Однако изъятые у них карты и письменные документы ясно говорили, что это ложь. Более того, на картах была обозначена главная цель разведки – Кировский завод в Ленинграде. Так командование ЛВО получило доказательство планов люфтваффе бомбить город. Тогда же советская радиоразведка получила подтверждения дислокации многочисленных немецких самолетов в Финляндии, что было воспринято как еще один довод, говорящий о неизбежности скорых бомбежек Ленинграда.

Чтобы предотвратить их, ранним утром 24 июня советское командование приступило к планированию превентивного удара по финским аэродромам».

Но вернемся на юго-западное направление… Создание оборонительного рубежа по реке Луга началось с рекогносцировки, проведенной с 23 по 26 июня начальником отдела боевой подготовки полковником Г. А. Вещезерским.

Утром 24 июня генерал Пядышев доложил командующему «о составе, порядке и сроках работ рекогносцировочных групп, о примерной организации и последовательности оборонительного строительства».

25-го Военный совет фронта утвердил принципиальную схему оборонительных рубежей, доложенную Пядышевым. Там же было принято решение немедленно начать инженерные работы на намеченных рубежах силами населения. Как вспоминал генерал Бычевский, «Пядышеву предстояло возглавить командование будущей Лужской группы войск. Он предложил сразу же перебросить на юг две-три дивизии с Карельского перешейка. Командующий в принципе против этого не возражал, но хотел посоветоваться с наркомом обороны. Хотя на границе с Финляндией пока царила тишина, активных действий там можно было ожидать с часу на час».

27-го Военный совет фронта приостановил строительство Ленинградского метрополитена, линии электропередачи Энсо – Ленинград, Верхне-Свирской ГЭС, гидростанции Энсо. Таким образом, инженеры, рабочие, машины и материалы передавались войскам для строительства обороны.

28-го Военный совет фронта рассредоточил руководство оборонительными работами. Было создано специальное Управление строительства тыловых оборонительных рубежей, под руководством помощника командующего округом по укрепрайонам генерал-майора И. А. Зайцева.

3 июля Северным фронтом было организовано Управление военно-полевого строительства. Так началось сооружение Лужской укрепленной позиции, протяженностью около 300 километров, от Нарвского залива, по рекам Луге, Мшаге, Шелони до озера Ильмень с целью не допустить прорыва войск немецкой группы армий «Север» на северо-восток в направлении Ленинграда. Сам Маркиан Михайлович описал ее так: «Основным рубежом намечалась река Луга почти на всем ее протяжении и далее Мшага, Шимск до озера Ильмень, с развитым и укрепленным предпольем, бравшим свое начало от реки Плюссы. Второй рубеж обороны предполагалось создавать по линии Петергоф, Красногвардейск (Гатчина), Колпино. И, наконец, завершающий рубеж намечался по линии Автово, окружная железная дорога до ст. Предпортовая, Средняя Рогатка и поселок Рыбацкое на Неве». Далее он лишь пояснил: «При взгляде на карту с нанесенными на ней рубежами, конечно, бросались в глаза большие разрывы между ними. Однако отсутствие необходимого числа свободных войск и недостаточная уверенность в возможности массового привлечения населения на работы вынудили согласиться с предложенной схемой».

4 июля Военный совет Северного фронта получил директиву Ставки о создании Лужского оборонительного рубежа и немедленном занятии ее войсками. Словом, Ставка только задним числом одобрила меры, которые были приняты командующим Северным фронтом задолго до ее приказа:

«Ставка Главного Командования СССР

        ДИРЕКТИВА

от 4 июля 1941 года № 91/НГШ

Военному совету Северного фронта о подготовке обороны на подступах к Ленинграду

В связи с явной угрозой прорыва противника в районе Остров, Псков немедленно занять рубеж обороны на фронте Нарва, Луга, Старая Русса, Боровичи.

На этом рубеже и на предполье глубиной 10–15 км создать сплошные заграждения и минные поля, оставив лишь пути для войск Северо-Западного фронта. Собрать больше противотанковых пушек и поставить их в качестве орудий ПТО. Разрешается снять часть дивизионов с противовоздушной обороны округа, включительно до снятия ее с Выборга и других объектов.

Иметь в виду возможность действий мехкорпусом с Ленинграда в южном направлении.

Донесите, какие оборонительные работы фактически проведены по р. Луга и какие части находятся на этом рубеже.

ЖУКОВ».

На следующий день Военный совет фронта принял решение о создании Лужской укрепленной позиции и образовании для ее обороны оперативной группы под командованием генерал-лейтенанта К. П. Пядышева.

6 июля приказом командующего Северным фронтом № 49 «в состав Лужской оперативной группы были включены: 70-я, 177-я и 191-я стрелковые дивизии, Ленинградское пехотное училище имени С. М. Кирова, три дивизии народного ополчения, четыре артиллерийско-пулеметных батальона, которые, как и дивизии народного ополчения, еще только формировались из добровольцев Ленинграда, 1 – я отдельная горнострелковая бригада, 262-й инженерный батальон. Кроме того, на Лужский рубеж были отправлены соединения, которые предполагалось использовать на Карельском перешейке и на юге Карелии. С Карельского перешейка, из резерва 23-й армии был передан в Лужскую оперативную группу 10-й механизированный корпус в составе 21-й и 24-й танковых дивизий, без 198-й мотострелковой, которая осталась на выборгском направлении, а с петрозаводского направления была снята 237-я стрелковая дивизия из состава 7-й армии. Штаб Лужской оперативной группы расположился в Красногвардейске (Гатчина). Следует отметить, что 70-я и 237-я стрелковые дивизии почти сразу же были переданы в состав 11-й армии для проведения контрудара под Сольцами», – констатирует историк И. Хомяков.

26 июня Финляндия объявила войну Советскому Союза, а рано утром 29-го командующему Северным фронтом доложили: «На мурманском направлении в 3 часа утра после сильных бомбовых ударов и мощной артиллерийской подготовки враг перешел в наступление».

К слову сказать, начало наступления финско-немецких войск с территории Финляндии намечалось одновременно с нападением Германии, но началось оно на неделю позже. При этом ни на одном из направлений, за исключением Петрозаводско-Свирского и Карельского перешейка, противнику так и не удалось добиться решающих успехов. Его продвижение на отдельных участках было незначительным. Например, войска 14-й армии во взаимодействии с силами Северного флота сорвали операцию немецкой армии «Норвегия» по захвату полуострова Рыбачий, Мурманска, военно-морской базы Полярный, Кировской железной дороги. Наступление же Юго-Восточной армии финнов, начавшееся в конце июля, было остановлено к 1 сентября войсками 23-й армии, силами Краснознаменного Балтийского флота, Ладожской военной флотилии и авиации Северного фронта у старой государственной границы (1939 г.) – в Карельском укрепрайоне. Только Карельская армия финнов, перешедшая в наступление 10 июля (захват немецкими войсками Острова и Пскова и продвижение их за реку Великую послужили финскому командованию сигналом для перехода в наступление главными силами на Онежско-Ладожском перешейке), в ходе упорных боев смогла продвинуться к р. Свирь, однако здесь она была остановлена войсками 7-й армии (3 дивизии Северного фронта против 7 дивизий и 3 бригад противника).

Таким образом, ход боевых действий на Крайнем Севере и в Карелии, несмотря их ожесточенный характер, вызывал меньшие опасения у советского командования, чем на северо-западном направлении. И причин для такого беспокойства было более чем достаточно…

Как свидетельствует Маркиан Михайлович, «события, развертывавшиеся в Прибалтике, вынуждали нас действовать быстро. К началу июля немцы форсировали Западную Двину и продолжали развивать наступление теперь уже ярко выраженными группировками: одной, по всем данным главной, – на псковском направлении и другой – в глубину Эстонии, на Таллин. Угроза Ленинграду стала явной, и настала пора реализовать имевшиеся у Военного совета фронта соображения и наметки о выделении войск на Лужскую полосу обороны». Ненароком пришлось вспомнить и о 1 – м механизированном корпусе, «который перед войной дислоцировался в районе Луга – Псков – Остров, а 1 – я танковая дивизия этого корпуса была переброшена на север, западнее Кандалакши. Распоряжением Генштаба 30 июня корпус был передан в состав Северо-Западного фронта. 1-я танковая дивизия была затем возвращена в конце июля под Ленинград (в район южнее Гатчины), а в начале августа направлена на усиление Кингисеппского участка обороны».

Однако и это было еще не самое страшное. Маркиан Михайлович вспомнит: «10 июля Государственный Комитет Обороны принял решение об образовании трех главных командований. Северный и Северо-Западный фронты объединялись главкомом Северо-Западного направления К. Е. Ворошиловым и членом Военного совета А. А. Ждановым. К. Е. Ворошилов немедленно прибыл в Ленинград с небольшим штабом, возглавлявшимся генералом М. В. Захаровым. Вскоре, к нашему большому огорчению, главком приказал обе стрелковые дивизии и одну танковую, снятые нами с северного участка и направленные на лужское направление, передать Северо-Западному фронту. Это его решение не обсуждалось на Военном совете и поэтому было для нас совершенно неожиданным. Мне пришлось поручить штабу изыскивать еще какие-либо возможности для усиления Лужской оперативной группы, а самому немедленно выехать туда с тем, чтобы внести необходимые поправки в организацию обороны. После всестороннего обсуждения с К. П. Пядышевым и его штабом был найден только один выход из положения – растянуть соответственно участки обороны имеющихся войск (с учетом подходящих ДНО), конечно, до разумных пределов, а на менее важных направлениях ограничиться наблюдением небольшими отрядами.

Я просил К. П. Пядышева, расставаясь с ним, все перегруппировки произвести как можно быстрее и оперативнее, так как между Псковом и рекой Плюссой никаких войск, кроме отходящих в беспорядке разрозненных групп Северо-Западного фронта, нет, а особенно полагаться на успешное сопротивление наших войск в предполье нельзя».

Командующий Северным фронтом и его штаб с первого дня войны внимательно смотрели за обстановкой у левого соседа – Северо-Западного фронта. А там последствия первых ударов противника оказались катастрофическими. Например, за первые три дня войны ВВС фронта потеряли 76 % всего состава. Уже к вечеру 24-го немцы захватили Каунас и Вильнюс. Система управления войсками была полностью нарушена. Штаб фронта ввиду понесенных потерь уже на 5-е сутки пришел к выводу, что не способен противостоять противнику. Среди командования начались раздоры. Зато противник действовал умело, и продолжал в том же духе. За счет решительного массирования сил и средств на главных направлениях немецкое командование создало ударные группировки, которые позволили ему достичь 5—8-кратного превосходства на шауляйском и вильнюсском направлениях. В первые сутки противник двумя сильными ударами расколол оборону Северо-Западного фронта. Затем его танковые клинья (4-я и 3-я танковые группы) пробили бреши в советской обороне. Войска же Северо-Западного фронта, не успев завершить сосредоточение и не имея четко выраженной оборонительной группировки, оказались сосредоточенными на фронте более 200 км. Именно в таком положении противник их просто громил по частям: сначала дивизии прикрытия, потом мехкорпуса и, наконец, резервы.

Стоит отметить, что в первые три недели войны темпы наступления войск в Прибалтике были рекордными в сравнении с продвижением других групп армий. Так, 41-й моторизованный корпус 4-й танковой группы продвинулся на 750 км, 56-й мотокорпус – на – 675 км. Средний темп продвижения танковых соединений немцев составлял 30 км в сутки, а в некоторые дни они преодолевали даже более 50 км.

«Крайне тяжелая для нас обстановка, сложившаяся на юго-западе от Ленинграда, заставила пересмотреть и задачи авиации фронта, – вспоминал главный маршал авиации А. А. Новиков. – Главные силы ее мы перенацелили на помощь войскам Северо-Западного фронта. Полностью в интересах нашего соседа стали действовать три авиадивизии – 2, 41, 39-я и 1-й дальнебомбардировочный авиакорпус Главнокомандования, оперативно подчиненный командованию ВВС Северного фронта. Это решение было своевременным и правильным, так как угроза Ленинграду со стороны Пскова стала неизмеримо опаснее, нежели на выборгском и петрозаводском направлениях.

9 июля противник захватил Псков. Наша 11-я армия отошла за реку Череху. 8-я армия, отрезанная от главных сил Северо-Западного фронта, с тяжелыми боями отступала на север в полосе между Рижским заливом и Чудским озером.

В это время командование группы немецко-фашистских армий "Север" сочло основные силы Северо-Западного фронта, прикрывавшие путь на Ленинград, разбитыми. Генерал-фельдмаршал фон Лееб и его штаб рассчитывали окончательно разгромить наши войска на ленинградском направлении в течение месяца. Исходя из такой предвзятой оценки наших возможностей, Гитлер надеялся быть в Ленинграде в конце июля и потому всячески торопил фон Лееба. Еще до падения Пскова ОКВ (Верховное главное командование вермахта) на совещании 8 июля обязало группу армий "Север" быстрее покончить с Ленинградом. С этой целью войска фон Лееба было решено усилить 3-й танковой группой, но переброска ее на ленинградское направление намечалась после выхода войск группы армий "Центр" в район восточнее Смоленска.

Согласно этому замыслу план наступления группы армий "Север" на вторую и третью декады июля был такой. Правофланговая 16-я полевая армия наносит поражение нашей 27-й армии и выходит на рубеж Великие Луки – Холм – Старая Русса. 4-я танковая группа правофланговыми соединениями захватывает Порхов, Новгород и Чудово, перерезает Октябрьскую железную дорогу и обходит Ленинград с юго-востока, а левофланговыми соединениями наступает на Лугу и с ходу врывается в Ленинград. Основные силы 18-й полевой армии, находившейся во втором эшелоне, развертываются севернее Пскова, подвигаются вдоль восточного берега Псковского и Чудского озер и овладевают Нарвой. Ее левофланговые войска захватывают Эстонию и по южному побережью Финского залива выходят в район Нарвы. Одновременно с гитлеровскими войсками действуют и финские. Карельская армия, наступавшая на петрозаводском и олонецком направлениях, отбрасывает нашу 7-ю армию на рубеж реки Свирь. Юго-восточная армия, развернутая на Карельском перешейке, врывается в Ленинград с севера.

Разумеется, в то время детально знать замыслы противника мы не могли, но в общих чертах предполагали, чего добивается враг, и представляли себе план его действий. После того, как противник форсировал Западную Двину и вырвался к Острову, основные сомнения относительно его дальнейших намерений исчезли, и Ставка стала принимать все зависевшие от нее меры для надежного прикрытия Ленинграда с юго-запада.

Однако сил у нас тогда на фронте было немного. (…)

Стремясь извлечь как можно больше выгод из ситуации, гитлеровцы сразу же после захвата Пскова утром 10 июля повели наступление во всей полосе действий 4-й танковой группы и 16-й армии – от Идрицы до Псковского озера. Основной удар враг нанес на Лугу и Новгород.

На Лугу двинулся 41-й моторизованный корпус в составе четырех полнокровных дивизий – двух танковых, моторизованной и пехотной. Под ударом его наша 118-я стрелковая дивизия была отброшена на северо-запад к Гдову Дорога на Лугу оказалась неприкрытой, и подвижные части врага устремились на север. Переброшенная сюда 90-я стрелковая дивизия в районе Струги Красные, Лудони попала под сосредоточенный удар танков и авиации противника и отошла назад. К исходу 11 июля войска 41-го моторизованного корпуса достигли реки Плюссы и завязали бои уже с частями прикрытия Лужской оперативной группы Северного фронта.

Начались бои в предполье Лужского оборонительного сектора. С небольшими паузами они длились до конца месяца. 30 июля противник восточнее Луги все же вырвался к реке, но дальше продвинуться не смог и остановился, чтобы перегруппироваться и подтянуть резервы.

Убедившись в трудности прорыва на Ленинград через Лугу, гитлеровское командование изменило план действий 41-го моторизованного корпуса, повернув основные силы его на северо-запад. Скрытно, воспользовавшись устойчивой сухой погодой, танковые и моторизованные части этого корпуса лесными и проселочными дорогами двинулись в сторону Кингисеппа, имея своей задачей пробиться к Финскому заливу через Копорское плато. Враг, предварительно проведший с воздуха тщательную разведку на юго-востоке от Кингисеппа, рассчитал верно. К тому времени на правом фланге Лужского оборонительного рубежа почти не было наших войск, не было закончено и строительство позиций. Между соединениями имелись незащищенные участки шириной до 20 км. Наспех сформированные дивизии народного ополчения находились еще на пути к фронту. Задерживался и 10-й механизированный корпус, предназначенный для Лужской оперативной группы войск. 14 июля противник в нескольких десятках километров юго-восточнее Кингисеппа вышел к реке Луге, с ходу форсировал ее и захватил на правом берегу два плацдарма – один в районе деревень Ивановское и Поречье, другой – западнее Большого Сабека. Плацдармы эти стали ареной ожесточеннейших боев, которые длились здесь без перерыва целую неделю. Враг пытался расширить плацдармы и вырваться к железной дороге Нарва – Ленинград. Бойцы 2-й дивизии народного ополчения и курсанты Ленинградского пехотного училища имени СМ. Кирова сдержали натиск фашистов, численно превосходивших их в несколько раз.

В это же время развернулись бои и с 56-м моторизованным корпусом 4-й танковой группы, наступавшим на Новгород. Имея подавляющее преимущество в живой силе и технике, гитлеровцы 11 июля заняли Порхов, 13 июля – Сольцы и на другой день вышли к Шимску. До Новгорода оставалось каких-нибудь 40 км. Трудная для нас обстановка сложилась и на севере от Ленинграда. Карельская армия финнов прорвалась к северо-восточному побережью Ладоги и расчленила надвое нашу 7-ю армию. Над выборгской группировкой советских войск нависла угроза удара с тыла.

Вот в каком положении очутился Ленинград в середине июля. Оно оказалось настолько тяжелым, что 14 июля главное командование Северо-Западного направления в своем приказе войскам заявило, что над Ленинградом нависла прямая угроза вторжения врага».

На рассвете 10 июля начальника инженерного управления подполковника Бычевского вызвал командующий генерал Попов:

– О падении Пскова слышали? Чувствуете, как сразу осложнилась обстановка? Так вот, немедленно отправляйтесь в лужское предполье. Надо во чтобы то ни стало ускорить там постановку минных заграждений. Кстати, где у вас рота специального минирования?

– В Красногвардейске, товарищ командующий. В полной готовности. Радиостанция укрыта в парке.

– Радиостанцию держите там, а команду с приборами возьмите с собой. Лично организуйте постановку крупных фугасов в районах Струги Красные, Городище, Николаево. Немецкие танки могут подойти туда завтра.

– Товарищ командующий, в предполье уже поставлено много минных заграждений, и меня сильно беспокоит, как бы на них не подорвались войска нашего левого соседа.

Генерал Попов выругался и резко спросил:

– Мы же сообщили штабу Северо-Западного фронта зоны минирования?

– Сообщили. Но штаб-то у них, по-видимому, не имеет связи со многими отходящими соединениями.

– Тем более вам надо поспешить туда. А я тем временем передам генералу Пядышеву, чтобы он незамедлительно принял все возможные меры предосторожности…

12 июля 1941 г. генерал М. М. Попов фиксирует: «Немецко-фашистские войска, наступавшие вдоль шоссе Псков – Луга, вышли к переднему краю нашего предполья на пеке Плюссе и завязали бои с прикрывавшими его войсками. Теперь Северный фронт вел борьбу на двух диаметрально противоположных направлениях – на севере и на юге от Ленинграда. С этого дня начинается самая напряженная боевая деятельность войск…»

Как вспоминал генерал Бычевский, «командующий фронтом ненамного ошибся. Через день несколько танков, мотоциклисты и бронетранспортеры с пехотой противника перед рекой Плюссой у переднего края предполья, 483-й полк 177-й стрелковой дивизии и часть орудий Особой артиллерийской группы готовились встретить передовой отряд врага.

К вечеру меня вместе с другими начальниками родов войск вызвали в Ленинград. Командующий собирался на доклад в Смольный к А. А. Жданову и только что прибывшему Главкому Северо-Западного направления К. Е. Ворошилову. Перед этим он хотел уточнить обстановку. (…)

Вот и на этот раз ему никак не сидится за столом. Слушая доклады, он размашисто прохаживается из угла в угол, нагнув красивую светловолосую голову, и только ненадолго останавливается у карты.

Сведения, которыми мы располагаем, не очень конкретны и часто противоречивы.

Командующий Лужской группой генерал-лейтенант К. П. Пядышев утверждает, что, по его мнению, через предполье пробивается передовой отряд танковой дивизии силой примерно в две роты танков и до батальона пехоты. Бои с этим отрядом идут на реке Плюссе.

У начальника артиллерии фронта генерал-майора В. П. Свиридова несколько иные данные. Ему сообщили, что подразделения 483-го стрелкового полка не выдержали натиска танков и уже отошли за Плюссу В бою артиллеристы подбили двенадцать вражеских машин.

Командующий военно-воздушными силами фронта генерал-майор авиации А. А. Новиков докладывает, что летчики обнаружили в районе Струг Красных скопление автомашин и танков общим числом до двухсот единиц. Отмечено большое движение войск по дорогам от Пскова на Гдов и на Порхов.

– Чего стоит такая разведка? – сердится командующий. – Ни одного пленного, никакой документации… Чьи танки в Стругах Красных? Кто движется на Гдов? Вы, Петр Петрович, можете уточнить? – обращается он к Евстигнееву.

Начальник разведотдела развертывает свою карту:

– Из Пскова на Гдов с боями отходит сто восемнадцатая стрелковая дивизия Северо-Западного фронта. Разведчики, которых мы выслали в район боев, радируют, что против нее действуют первая и пятьдесят восьмая пехотные дивизии немцев. Обе они значатся в составе восемнадцатой армии.

– Но соединения восемнадцатой армии отмечены и в Эстонии. Выходит, она наступает по обоим берегам Псковского и Чудского озер?

– Должно быть, так, товарищ командующий.

– А к Луге кто рвется? Видимо, четвертая танковая группа Геппнера? Какие именно дивизии?

– Не могу доложить, – отвечает Евстигнеев. Генерал Никишев высказывает предположение, что главный удар танковой группировки следует ждать на Лугу, откуда открывается прямой и самый короткий путь на Ленинград. Командующий с этим соглашается, но выражает недоумение, почему часть танков противника на полпути от Пскова до Луги повернула к Гдову Может быть, оттого, что там в лесах есть дороги не только на Гдов, но и на Кингисепп? Недаром под Кингисеппом все время висит воздушная разведка немцев.

– А когда будет под Кингисеппом вторая дивизия народного ополчения? – спрашивает М. М. Попов.

Начальник штаба заверяет, что первые эшелоны дивизии ополченцев должны уже завтра выгрузиться на станции Веймарн в десяти километрах от своих позиций. Не забывает он сказать и о пехотном училище имени СМ. Кирова, которое уже заняло оборону по реке Луге у деревни Сабек.

Попов нервно трет большое родимое пятно на подбородке:

– Пехотное училище, конечно, сила! Сколько у него сейчас пушек?

– Генерал Пядышев выделил полковнику Мухину два дивизиона из артиллерийского училища, – докладывает Свиридов. – Больше нельзя. Основные силы артиллерийской группы надо сохранить под Лугой, товарищ командующий.

Попов опять возвращается к своей карте. Слабость войск на правом фланге лужского рубежа очевидна, хотя путь туда от шоссе Псков – Луга кажется длинным и из-за плохих лесных дорог малоудобным для моторизованных частей противника.

– Надо все-таки прикрывать направление Нарва – Кингисепп, – принимает решение командующий. – Перегруппируем сто девяносто первую стрелковую дивизию из Кингисеппа фронтом на юг. Отведем ей полосу: южнее Сланцев до озер Самро и Долгое, – показывает он на карте. – Товарищ Никишев, отдайте соответствующее приказание генералу Пядышеву… И завтра же следует контратаковать в предполье на Плюссе. Задача – отбросить противника за реку…

С тем Маркиан Михайлович и ушел в Смольный. А возвратившись оттуда уже ночью, приказал мне взорвать три тяжелых фугаса, заложенных в Стругах Красных. По данным разведки, минированные нами здания и дворы были заняты вражескими частями».

Главный маршал авиации А. А. Новиков день 12 июля 1941 г. запомнил во всех подробностях: «В этот день, во второй половине его, мне на стол положили донесение, в котором говорилось, что воздушная разведка обнаружила… фланговый маневр 41-го моторизованного корпуса генерала Рейнгардта в сторону Кингисеппа. Части его были замечены в нескольких десятках километров на северо-запад от шоссе Псков – Ленинград – в районе селения Ляды. Если бы я не знал, что собой представляет правый фланг Лужского оборонительного рубежа, то, наверное, это неожиданное известие встревожило бы меня не столь сильно. Я, конечно, немедленно доложил бы о нем командованию фронта, но этим бы и ограничился. Теперь же счел необходимым сам проявить инициативу: немедленно приказал установить за противником постоянное воздушное наблюдение и тотчас докладывать мне о данных разведки. Одновременно распорядился взять под контроль и дорогу Псков – Гдов, по которой отступала наша 118-я стрелковая дивизия.

Неожиданный выход двух танковых и одной моторизованной дивизий врага в район Кингисеппа ставил наши войска в очень трудное положение. Вечером 11 июля из разговора с начальником разведывательного отдела фронта комбригом Евстигнеевым я узнал, что правый фланг Лужской оперативной группы мы не успели подготовить к обороне.

Петр Петрович был очень озабочен и даже, как мне показалось, растерян.

– Опять скверные известия? – спросил я.

– Да уж куда хуже! – угрюмо ответил Петр Петрович. – Сегодня командующий вливание сделал. Всем досталось: и мне, и Никишеву, и Тихомирову.

– Да в чем дело? – заинтересовался я.

– Требует точные сведения о противнике. А где их взять в такой обстановке? В направлении Гдова замечены какие-то танки, там же оказались 1-я и 58-я пехотные дивизии немцев. А они из 18-й армии. Почему они очутились в полосе 4-й танковой группы? Ведь 18-я армия наступает в Эстонии. Разведка ничего толком сообщить не может, и пленных нет. А на правом фланге Пядышева почти голо: только курсанты пехотного училища да под Кингисеппом одна стрелковая дивизия. 2-я дивизия народного ополчения еще в эшелонах, на подходе. Попову все это не нравится, да и мне, признаться. Откуда там танки и чьи они? Кстати, летчики ничего подозрительного в районе Гдова не замечали?

– Пока нет, Петр Петрович. В случае чего я тотчас сообщу вам.

– Вы скажите летчикам, чтобы они были повнимательнее, – сказал в заключение Евстигнеев.

Предчувствие, тревожившее Попова, оказалось не напрасным. Мы едва не проворонили стремительный бросок 41-го моторизованного корпуса на правый фланг Лужской оперативной группы. Вырвись противник на Копорское плато, вся наша 8-я армия оказалась бы запертой в Эстонии, а Ленинград – под угрозой прямого удара не только с юга, но и с запада.

Узнав о появлении танков и мотопехоты гитлеровцев в районе села Ляды, Маркиан Михайлович охнул. И было отчего. Командование фронта никак не ожидало, что противник отважится на столь сложный маневр, как почти 150-километровый рейд целого корпуса по бездорожью и через лес. Все твердо считали, что враг будет пытаться во что бы то ни стало взломать нашу оборону на наикратчайшей прямой к Ленинграду – под Лугой.

Сперва Попов даже усомнился в данных воздушной разведки.

– А не напутали летчики? – спросил командующий. – Может, танки им только померещились?