Текст книги "Теория юридических фикций. Монография"

Статья 173 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, гласила: «За обмер и обвес при продаже, купле или мене товаров или иных вещей, а равно за другие обманы в количестве или качестве товара, или в расчете платежа, или же при размене денег, виновные, когда цена похищенного не превышает трехсот рублей, подвергаются заключению в тюрьме на время от одного до трех месяцев»²²⁶.

Устав уголовного судопроизводства (уголовно-процессуальный кодекс) определял компетенцию судебных органов по рассмотрению уголовных дел, общие положения, порядок производства в мировых установлениях, порядок производства в общих судебных местах, изъятие из общего порядка уголовного судопроизводства.

Согласно Уставу мировой судья рассматривал уголовные дела в пределах отведенной ему компетенции, однако дела некоторых лиц (например, духовенства) подлежали ведомству других судов; из компетенции мирового судьи исключались дела таких лиц, привлечение которых к ответственности изменяло состав преступного деяния или влекло усиление наказания.

Основными стадиями в уголовном процессе, согласно Уставу, были: предварительное расследование, предание суду, приготовительные распоряжения к суду, рассмотрение дела, исполнение приговора. Различались приговоры окончательные (которые подлежали пересмотру только в кассационном порядке, т. е. не по существу, а лишь по вопросу об их законности или незаконности) и неокончательные (допускавшие возможность пересмотра дела по существу, т. е. в порядке апелляции).

В последнем случае для улучшения правового положения подсудимого в ст. 867 Устава содержится фикция: «Срок не считается пропущенным, если до истечения его отзыв отправлен по почте»²²⁷. Кроме того, фикции содержат нормы ст. 133–141, включающие положения о заочных приговорах, выносимых мировым судьей при отсутствии обвиняемого, о последствиях неявки обвиняемого²²⁸.

Устав гражданского судопроизводства (гражданский процессуальный кодекс) различал судопроизводство гражданских дел в мировых и судебно-административных установлениях (в суде земских начальников и уездных съездов) и судопроизводство в общих судебных местах. В Уставе, отразившем основные принципы буржуазного права, наиболее последовательно осуществлены начала состязательности; доказательства в нем должны были обеспечивать стороны. Низшей инстанцией являлся окружной суд, апелляционной – судебная палата. Слушание дела происходило в открытом судебном заседании.

Как отмечает А. Б. Степин²²⁹, по исследованиям Е. В. Васьковского²³⁰ и П. П. Цитовича²³¹ следующей вехой в истории частного права стал Устав гражданского судопроизводства, вступивший в силу в 1864 г., основанный на идее частноправовой автономии. Право на защиту чужих прав и интересов закреплялось за лицами, которые обладали общей недееспособностью и характеризовались как лица-фикции, к ним относили различные государственные учреждения и общества: «Одни из таких лиц-фикций суть учреждения, между ними на первом плане государство, как казна в ее разветвлениях на различные управления и ведомства; за казною следуют учреждения земские, городские и сельские, наконец, учреждения церкви. Вторую группу лиц-фикций составляют частные союзы лиц с переменным составом (общества, клубы, кружки)». За указанных лиц в суде выступали ходатаи, которые являлись только процессуальными представителями. К таким лицам в соответствии с Уставом гражданского судопроизводства относились уполномоченные по договору товарищества, которые могли без доверенности вести дела в суде, бухгалтера городской управы и иные должностные лица. Уполномоченными могли быть «лица сельского общества, коим поручено ведение судебных дел оного». При этом наделение их полномочиями осуществлялось общественным приговором, который не требовал специального удостоверения, в отличие от доверенности²³².

Таким образом, явно видно, что Устав гражданского судопроизводства поддержал и продолжил учение о фингированных (вымышленных) лицах, носящее название «теория олицетворения», созданное Иннокентием IV и поддержанное авторитетом Савиньи с его теорией юридических лиц²³³.

В результате проведенного поверхностного исследования Судебных уставов 1864 г. можно с уверенностью утверждать, что в них зафиксированы юридические фикции различных видов, выполняющие различные функции:

1. Устранение пробельности в правовом регулировании (Учреждение судебных установлений).

2. Борьба с негативными фикциями – антиподами закона (Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями).

3. Влияние на Правовое положение лиц – участников судопроизводства (Устав уголовного судопроизводства).

4. Закрепление и утверждение прав государственных учреждений и обществ, которые сегодня называются юридическими лицами (Устав гражданского судопроизводства).

2.3.4. Теория юридических фикций Ф. К. Савиньи (1779–1861)

Новое время – эпоха развитой правовой науки, которая способствовала эффективности законодательства. Эпоха Нового времени знаменательна в плане изучения фикций не только учеными-фольклористами, но и видными правоведами, так как эволюция юридических фикций объективно привязана к эволюции источников: мифов, обычаев, религии, законодательства. Развитые страны переходят к письменным (более интеллектуальным) источникам – законодательным. В процессе формирования законодательства ученые-правоведы помогают повысить эффективность формирующихся новых источников права. Одним из правоведов, посвятивших себя этому делу, а также изучению сущности фикций в праве, был известный юрист Ф. К. Савиньи.

Ф. К. Савиньи – виднейший представитель исторической школы права, которая зародилась в самом конце XVIII в. в Германии и сделалась в первой половине XIX в. весьма влиятельной в изучении права²³⁴. Литература о Савиньи довольно обширна. Основателю исторической школы особенно посчастливилось на краткие характеристики, существующие в изобилии. Почти каждый из крупных юристов Германии посвятил его памяти особую статью. Не раз подвергались изложению и критике общие основы исторической школы. Однако и до сих пор мы не имеем полного и систематического анализа ее учений. Пожалуй, лучшей следует признать работу П. И. Новгородцева²³⁵, где отчетливо выяснена философская сторона школы, характеристике которой посвящена работа. В указанной работе автор отмечает: «Из многочисленных статей о Савиньи особенного упоминания заслуживают следующие: Jhering, F. С. v. Savigny (Jahrbucher fur Dogmatik. Bd. V, 1861; перепечатано в собрании статей); Rudorff, F. С. v. Savigny. Erinnerungansein Wesen und Wirken. Weimar 1862 (перепечатано из Zeitschr. fur Rechtsg., Bd. II); Bethmann-Hollweg, Erinnerung an F. C. v. Savigny, als Rechtsgeiehrten, Staatsmann und Christ. Weimar 1867 (перепечатано из Zeitschr. fur Rechtsg., Bd. VI); Brinz, Die Savigny-feieram 21 Febr. 1879 [Krit. Viertelj., Bd. II (XXI) 1879 и III (XXII) 1880] (краткая сводка всего, что написано по поводу столетия со дня рождения Савиньи); Bruns, Zur Erinnerungan F. С. v. Savigny, 1879 (перепечатано в Kleinere Schriften, Weimar 1882); Ennecerus, F. C. v. Savigny, Marburg 1879 [с приложением некоторых неизданных писем Савиньи; другое собрание писем С. (к Вейсу) издал Schulin, в Dreiacademische Vortrage. Basel. 1881]; Landsberg, Savigny (Allgemeine Deutsche Biographic. 1890. Bd. XXX, S. 425). На русском языке следует отметить превосходную статью Муромцева (в «Очерках общей теории гражданского права». М., 1877, стр. 205), дающую оценку значения исторической школы, и краткий, но содержательный очерк Нечаева (в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, т. 13, стр. 478; статья Историческая школа)»²³⁶.

Савиньи и историческая школа возродили науку о пандектах, что привело к развитию правового позитивизма²³⁷. Неординарность творчества Савиньи вызывала неоднозначность оценок его учения. Вышли в свет работы, подтверждающие и опровергающие принципы его теории. Например, современник Савиньи И. Бентам²³⁸, размышляя о праве собственности, утверждал, что «все рассуждения о праве собственности строятся на одном принципиально важном положении: реально существующей экономической категории собственности нет. Собственность – порождение закона, вне правовой формы этот институт не существует»²³⁹. То есть Бентам в основу своего учения о собственности закладывает один из основных признаков юридической фикции – принятие несуществующего за существующее (данный признак с позиций различных авторов часто указывается как основной).

В 1803 г. Савиньи выпустил в свет книгу «Право владения», сразу принесшую ему громкую известность. В 1810 г. он занял кафедру во вновь основанном Берлинском университете. В 1812 г. Савиньи был уже ректором университета. В 1814 г. появляется его знаменитый памфлет «О призвании нашего времени к законодательству и правоведению».

В 1840 и 1841 гг. им изданы первые пять томов «Системы современного римского права». В 1842 г. Савиньи встал во главе выделенного из министерства юстиции особого министерства законодательства, программа деятельности которого, составленная Савиньи, была вполне одобрена только что вступившим на престол его учеником, прусским королем Фридрихом Вильгельмом IV.

Одной из основных задач, поставленных Савиньи своему министерству, было вместо мертвой кодификации содействовать развитию права путем живого законодательства. Эта задача стала актуальной еще в XIX в., но не потеряла своей остроты и сегодня²⁴⁰.

Суть проблемы заключается в том, что до XIX в. во всех университетах Европы преподавалось образцовое право (juscommune) как совокупность норм, которые ни в одной стране не применялись во всей полноте, но в глазах правоведов они представляли собой наиболее совершенное выражение правильного понимания общественного порядка. При этом широко была распространена двоякая концепция права, когда под правом понималось и рациональное право, основанное на здравом смысле, и преподаваемое в университетах, и право, практикуемое в разных странах²⁴¹.

В XIX в. в Европе произошла правовая революция. Преобладающей стала мысль, что наиболее рациональный порядок регулируется именно законом, который является национальным явлением по своей природе. Правовая наука перешла к изучению «местной юриспруденции», которая, с «позитивистской» точки зрения, единственная была достойна называться правом. И хотя по оценке Рене Давида эта тенденция в романо-германских странах европейского континента до конца доведена не была, по мнению И. А. Ильина (1883–1954), в Европе тогда расцвела абстрактная, формальная юриспруденция, которая считалась только с положительным правом и не хотела слышать о естественном праве. Расцвету формальной юриспруденции соответствовало пренебрежительное и разлагающееся правосознание²⁴². Савиньи одним из первых увидел последствия этого процесса.

Всесторонней оценки деятельности Савиньи как философа, политика и ученого мы до сих пор не имеем, хотя о нем написано много трактатов²⁴³. Следует отметить также и то обстоятельство, что правовое учение основоположника исторической школы и теории юридических фикций по-прежнему остается недостаточно изученным правовой наукой.

Успех его воззрений на процесс правообразования, положенных в основание учений исторической школы, объясняется не столько способом формулировки этих воззрений, сколько общественным настроением, подготовленным предшественниками Савиньи (особенно Монтескье и Гроцием)²⁴⁴, моментом, когда они были высказаны, и обстановкой, при которой появились.

Ф. К. Савиньи одним из первых считал, что юридическое лицо представляет собой ничто иное, как созданный посредством простой фикции субъект права, фактически не существующее образование.

Условность в данном случае заключается в том, что речь идет не о конкретной законодательной норме, правовом обычае или обыкновении, а о доктрине, которая существовала наряду с другими теоретическими концепциями, поддерживающими иной взгляд на природу юридического лица, такими как теории «социальных связей» или «особого вида социальной реальности»²⁴⁵.

Один из главных создателей Германского гражданского уложения Б. Виндшейд (1817–1892)²⁴⁶ и Ф. К. Савиньи считали, что юридическое лицо – искусственный субъект, созданный законом лишь для условной «привязки» к нему субъективных прав и обязанностей, которые в действительности либо принадлежат его участникам – конкретным физическим лицам, либо остаются «бессубъективными». Показательно, что в качестве фиктивного образования рассматривал юридическое лицо и Г. Ф. Шершеневич (1863–1912), который считал юридические фикции не мнимыми понятиями, а научными приемами познания, а юридическое лицо – «искусственным субъектом» оборота, созданным для достижения определенной цели²⁴⁷.

Аналогичных по существу взглядов придерживались Д. И. Мейер (1819–1856) и А. М. Гуляев (род. 1858 г.)²⁴⁸.

Основой для научной теории Савиньи о юридических лицах стала теория олицетворения, или теория фикции, господствовавшая в Средние века при поддержке церкви. Позднее учение Савиньи получило в науке название «теория олицетворения», но оно, на наш взгляд, не совсем правильное, так как не указывает на самую сущность теории – на то, что допускаемая этой теорией личность вымышленная, в действительности не существующая – «фингированное существо».

В одном из первых определений понятия юридического лица, данном папой Иннокентием IV в 1245 г., трактуется, что юридическое лицо существует лишь в понятии: оно не одарено телом, а значит, не обладает волей. Именно к этому положению околонаучного характера обращается Ф. К. Савиньи в своей теории фикций. Учение Савиньи состояло в следующем. Первоначальное понятие лица или юридического субъекта совпадает с понятием человека: каждый отдельный человек, и только отдельный человек, правоспособен. Савиньи прав в том, что понятие лица как абстракции от человека сначала было применено к нему как к живому существу, и позднее распространилось на другие юридические субъекты. Лишь благодаря праву понятие лица может испытать двоякую модификацию, ограничительную и распространительную: во-первых, многим людям может быть вполне или отчасти отказано в правоспособности, и, во-вторых, правоспособность может быть переносима на нечто такое, что не есть отдельный человек, следовательно, искусственным образом может быть создано юридическое лицо. Юридическое лицо – это есть искусственный, фиктивный субъект, допускаемый только для юридических целей, и искусственная способность этого субъекта распространяется только на отношения частного права. Как простая фикция, юридическое лицо не может иметь сознания и воли и, следовательно, недееспособно; этот недостаток дееспособности восполняется представительством, как при опеке и попечительстве над малолетними и безумными. Савиньи полагал, что каждое отдельное юридическое лицо должно получать свое бытие от государственной власти, отстаивая таким образом разрешительный порядок образования юридических лиц. По этому поводу Д. И. Мейер писал: «Как ни естественно кажется признание юридической личности, все же юридическое лицо есть субъект права только по исключению и поэтому всегда нуждается в признании со стороны общественной власти»²⁴⁹.

Название «юридического» лица Савиньи предпочитает всем другим названиям, ранее употреблявшимся, в особенности названию «моральное лицо»²⁵⁰, которое нередко использовалось в отношении этого субъекта. Несмотря на то, что всякое вообще юридическое лицо есть нечто искусственное, Савиньи различает между ними такие, которым нужно приписать естественные или необходимые существования (например, общины), и такие, существование которых есть искусственное и произвольное (институты и вольные союзы). Затем, смотря по тому, обладают ли юридические лица видимыми проявлениями или имеют идеальное существование, основывающееся на общей, достигаемой ими цели, Савиньи различает корпорации и институты, хотя допускает возможность перехода одного вида юридических лиц в другой. Наконец, последнее различие между юридическими лицами устанавливается тем обстоятельством, имеют ли они более развитое и сложное устройство или более скудное и простое. Однако и вне этих противоположностей Савиньи ставит величайшее и важнейшее из всех юридических лиц – фиск, то есть само государство, мыслимое как субъект частноправовых отношений, но не в смысле корпорации всех граждан государства.

В своей теории фикций Савиньи обращался к положениям, выдвинутым Иннокентием IV, носившим околонаучный характер. Кроме того, Савиньи представлял сущность юридического лица в олицетворении путем фикции и обосновывал свой взгляд на источниках римского права. Прежде всего, он рассматривал вопрос, что первоначально явилось «материалом» для юридического лица в римском праве. На эту проблему существовали разные мнения: одни утверждали, что государство, civitas romana, есть древнейший и первоначальный юридический субъект, по примеру которого образовались все другие союзные формации как юридические лица; другие утверждали, что понятие юридического лица как субъекта гражданских прав, равноправного с физическими лицами, развилось в применении к муниципиям, а с последних перенесено на все другие корпорации и, наконец, на само государство²⁵¹. Юридическое олицетворение, то есть приравнение союза людей к частному лицу в сфере гражданского оборота, нашло свое применение, прежде всего, к зависимым общинам (муниципиям), «ибо, – говорит Савиньи, – эти последние, подобно естественным лицам, имели потребность в имуществе и случай к его приобретению, а с другой стороны, состояли в такой зависимости, в силу которой они могли быть привлечены к суду… не римская республика и не ее имущество послужили первым поводом к признанию юридической личности и к развитию ее права; но установленное ради подвластных городов понятие юридического лица стало применяться и в таких случаях, для которых оно, пожалуй, не было изобретено»²⁵².

Сторонник органической школы О. Гирке, германист и, соответственно, ярый противник теории фикции, пришел в своих исследованиях к выводу, что римская юриспруденция, для того чтобы сделать возможным осуществление гражданского оборота с участием союзов (юридических лиц), должна была неминуемо прийти к фикции²⁵³. Хотя римское право не ставило целью использование фикций для конструирования юридического лица, более того, в латинском языке даже не было термина для его обозначения при разработанной сущности, но зародыш теории фикции можно наблюдать уже в тот период²⁵⁴.

Рассматривая понятие юридических лиц по римскому праву, необходимо затронуть еще один спорный вопрос относительно сущности лежачего наследства. В древнейшем римском праве правовое положение лежачего наследства понималось очень примитивно: непринятое наследственное имущество рассматривалось как бесхозное. В классическом праве лежачее наследство перестало быть бесхозяйным имуществом. До принятия наследником это имущество как бы числилось за умершим²⁵⁵. Учитывая вышеизложенное, трудно отрицать, что классическая юриспруденция при олицетворении лежачего наследства прибегала к помощи фикции, т. е. лицо, не существующее в действительности, мыслилось как существующее, причем большинство средневековых юристов признавали юридическую личность лежачего наследства (например, Бартолом). Савиньи же отказывал в личности лежачему наследству, находя, что, хотя римляне и прибегали к фикции продолжения личности умершего наследодателя и в этом смысле сравнивали лежачее наследство с юридическими лицами как фиктивными же, но делали это только для того, чтобы сделать возможными для наследственных рабов приобретения в пользу наследства.

Теория «олицетворения» была воспринята законодательством и в то же время подверглась критике со стороны юристов. Критикуемая «теория фикций», тем не менее, породила ряд других доктрин, так или иначе использующих для объяснения понятия юридического лица данную категорию. К их числу относится идея олицетворения имущества (К. Белау), суть которой заключается в том, что имущество, служащее определенной цели, для пользы людей, играет посредством действий представителей роль лица. Соответственно, к этой теории применима та же критика, что и основной «теории фикций».

Ряд ученых при исследовании данной проблемы предлагают обходиться без понятия лица, субъекта (А. Бринц и др.). Есть права, относящиеся к цели; субъектами права могут быть животные (например, при наследовании). Юридическое лицо, с точки зрения этих ученых, есть длящееся состояние управления имуществом, отделенным от всех других имуществ. Критика этой теории сводится к тому, что субъективное право невозможно без субъекта, которым может быть только человек, ибо объективное право регулирует отношения между людьми, а не отношения между не людьми или между лицами и не лицами. Кроме того, представители этой теории также не обходятся без применения фикций.

Некоторыми учеными проблема юридического лица решалась путем отрицания самого юридического лица. Например. Р. Иеринг и его последователи (в России, в частности, Н. М. Коркунов), исходя из того, что носителем права может быть только человек, полагали, что юридическое лицо – не более чем способ существования правовых отношений лиц, входящих в его состав (дестинаторов права). В ответ Е. Н. Трубецкой резонно возражал, что в числе юридических лиц есть такие, которые существуют независимо от воли лиц, входящих в их состав. Кроме того, члены юридического лица постоянно меняются, а его суть остается. Даже если бы все наличные члены этого лица умерли, юридическое лицо существовало бы и сохраняло свои права.

Ю. С. Гамбаров считает необходимым миф юридического лица заменить положительным понятием, которым может быть только коллективная собственность. При анализе этой теории убеждаемся в том, что в ней, независимо от воли ее творцов, мы имеем очередную фикцию: если есть коллективная форма обладания имуществом, отличная от индивидуального обладания (коллективная собственность), то неизбежно встает вопрос о субъекте (или субъектах) этого обладания. Круг замыкается.

Особое место в доктринах юридического лица занимает концепция его существования как реального субъекта реальных общественных отношений. Основатель органической теории юридического лица О. Гирке утверждал, что юридическое лицо – это особый телесно-духовный организм, союзная личность. Существует одно юридическое целое, коллективность, организованная, мыслящая и желающая через свои органы. Указанная теория была подвергнута критике. Причем ее оппоненты выдвигали различные обвинения, например, что эта теория вместо «теории фикции» Савиньи ставит «другую, еще более искусственную и отдающую средневековой схоластикой фикцию реального существования тех самых совокупных лиц и имуществ, в которых единство воли во многих есть не что иное, чем сумма единичных воль». Были обвинения и в «биологизации юридического лица»²⁵⁶.

Сила теории Савиньи состоит в его чисто научных работах, отличающихся необыкновенной ясностью изложения, богатством материалов и знаний, законченностью и полнотой частных выводов. Он замечательно и искусно разбирается в противоречиях римских источников и мелких фактах и дает объединяющую их схему догматических воззрений, годных и для современной жизни. Савиньи стоит неизмеримо выше своих исследователей, хотя многие из них превзошли его в искусстве конструирования. Перспективы изучения римского права, дающие возможность решать текущие юридические вопросы, не затрагивая связанных с ними политических страстей, определенность почвы изучения в виде законченного круга источников, ясность и простота обобщений и систематики Савиньи увлекли за ним массу юристов. Книга Савиньи «Право владения» и его «Система современного римского права» сделались своеобразным евангелием каждого романиста, в смысле определения задач изучения гражданского права. Фигура Савиньи как ученого и до сих пор высоко поднимается над рядами его последователей.

Величайшая заслуга Савиньи, с позиций настоящего исследования, состоит в том, что он впервые сформулировал и научно обосновал теорию юридической фикции и утвердил ее применительно к гражданскому праву. Причина, по которой торжество этой идеи в юриспруденции соединилось с именем Савиньи, заключается в том, что он воспользовался ею для разрешения важного практического вопроса своего времени и таким образом реализовал указанную идею, наглядно показав ее ценность. По мнению С. А. Муромцева²⁵⁷, сторонника теории Савиньи, «все совершенное юриспруденцией после толчка, сообщенного ей Савиньи, есть не более как дальнейшее развитие основных руководящих им идей»²⁵⁸. Не случайно отмечал и крупнейший русский правовед П. И. Новгородцев, что Ф. К. фон Савиньи по справедливости считается наиболее ярким представителем исторической школы права²⁵⁹.

На создание теории фикции оказали влияние взгляды Савиньи на право в целом²⁶⁰. В частности, труды Савиньи («Система современного римского права», «Обязательственное право»²⁶¹, «Право владения», «О призвании нашего времени к законодательству и правоведению») стали основой для развития исторической школы права.

Большинство современных исследователей считают, что теория фикции Фридриха Карла фон Савиньи является одной из первых наиболее обстоятельных теорий сущности юридического лица, предложенных западными учеными²⁶².

Категория юридического лица была введена в научный и практический оборот для того, чтобы, во-первых, подчеркнуть личный характер образования, которое не является человеческим индивидом; во-вторых, оттенить особенности юридической личности коллективного образования (союза) по сравнению с другим субъектом права – человеческой личностью.

Реально в сущностной основе юридического лица лежат не фиктивные, а истинные потребности людей, но субъекты, которым даются права для охраны этих интересов, существа не реальные. Это искусственно созданные самой жизнью или законодателем субъекты. Даже краткий анализ существующих концепций юридического лица приводит к выводу о том, большинство из них развивает теорию фикций. Более того, представители любой (даже противоположной) теории также не обходятся без применения фикций. Подвергшаяся влиянию других концепций и несколько измененная, данная теория продолжает использоваться законодателем²⁶³.

Как показывает практика, теория юридического лица продолжает развиваться под влиянием необходимых потребностей общества в регулировании различного рода отношений. В последнее время часто возникает вопрос об определении национальности юридического лица, что является важным как с позиций национального, так и международного права²⁶⁴.

Применение фикции как юридико-технического приема позволяет праву осуществлять функцию эффективного регулятора общественных отношений. Существующие в современной доктрине четыре основополагающих признака юридического лица, каждый из которых необходим, а все в совокупности – достаточны, чтобы организация могла быть признана субъектом права (организационное единство, наличие обособленного имущества, самостоятельная имущественная ответственность, выступление в гражданском обороте от своего имени), не противоречат теории фикций.

Глава исторической школы права, немецкий юрист Ф. К. Савиньи, оставил заметный след в развитии правовой теории. Научное наследие истинного ученого Ф. К. Савиньи позволяет современным теоретикам и практикам увидеть положительное влияние теории фикций как на развитие законодательства, качество судебной практики, так и на развитие юридического образования, а также ощутить большую роль, многогранность и необходимость феномена фикции в теории права.

2.3.5. Понятие фикции по теории германистов

Существуя и развиваясь в течение нескольких столетий, теория фикций практически не подвергалась критике. Однако начиная со второй половины XIX в. отдельные ученые высказывались против этой теории, причем исходя из различных принципов. Первыми выступили германисты (Безелер, Блунчли)²⁶⁵. Они из изучения германского права вынесли убеждение, что корпорация не может быть фиктивным лицом, так как она есть действительное, реальное, живое лицо, а не искусственный продукт мышления. Германисты считали, что нельзя произвольно ограничивать существование корпорации областью только частного права, ибо некоторые виды корпораций могут принимать участие в публичной жизни с самостоятельными правами.

Однако против этой теории было много возражений. Германисты, основываясь на германском национальном праве, утверждали, что юридическое лицо вовсе не фикция, а действительный, реально существующий субъект права, как и физическое лицо, а не только уподобляемый. Некоторые последователи этой теории признавали за юридическими лицами такое же реальное существование, как и за физическими²⁶⁶.

Наиболее удовлетворительной представляется нам теория, впервые в XIX столетии выдвинутая Безелером и получившая дальнейшее развитие, главным образом, в трудах Гирке; из числа романистов к ней примкнул Регельсбергер²⁶⁷. Согласно этой теории ошибка остальных исследований и римских юристов состоит в том, что они считают возможными субъектами прав только отдельных людей; поэтому они должны прибегать или к ничего не объясняющей фикции, или к признанию бессубъектных прав во всех тех случаях, когда права принадлежат не отдельным людям. Между тем их основная посылка неверна. Субъектом права, как сферы могущества, предназначенной обеспечивать удовлетворение человеческих интересов, может быть, конечно, только существо, способное иметь волю и разделять человеческие интересы. Но таким существом является не только отдельный человек. В обществе с развитием культуры возникают особые социальные организмы. Эти организмы так же преследуют человеческие цели и разделяют человеческие интересы, как отдельные люди; их отличие от последних сводится к тому, что достижение целей, которые они преследуют, и удовлетворение интересов, которым они служат, являются обыкновенно непосильными и недостижимыми не только для отдельного человека, но даже для группы конкретных определенных лиц, существование которой зависит от смены членов и в которой члены состоят собственниками имущества, служащего для достижения цели. С другой стороны, эти отдельные организмы так же, как отдельные лица, имеют свою собственную волю. От отдельных людей они отличаются тем, что органами, вырабатывающими волю социального организма, являются отдельные люди. Несмотря на это, общая воля социального организма есть нечто отличное от воли отдельных лиц, входящих в состав социального организма. Одним словом, эти организмы так же реально существуют, как и отдельные люди. Они неуловимы для внешних чувств, но это не служит доказательством того, что они только фикции и реально не существуют: не то только существует, что доступно внешним чувствам²⁶⁸.