Текст книги "Мартлет и Змей"

При этом мало кто догадывался, что у башни есть и еще одно предназначение, тайное. Здесь была тюрьма. Самая таинственная из темниц Бренхолла, о ее существовании знали лишь немногие посвященные, а об узниках, сидящих в ней, – лишь только Танкред Бремер да его личный слуга Харнет. Даже братья нынешнего барона ведать не ведали о том, кто заточен в подземельях под дозорной башней Бренхолла. С давних пор это было владение Танкреда, его персональная вотчина. Ходили слухи, что Огненный Змей хранит здесь свои самые важные колдовские секреты, и любой, кто посмеет войти в святая святых, будет мгновенно испепелен чудовищной силы охранным заклятием, которое Танкред наложил на вход в подземелье. Впрочем, среди этих намеренно распущенных и непомерно раздутых слухов была некоторая доля правды – смертельно опасное заклятие там действительно было.

Наконец долгий спуск в темноту завершился, барон прошествовал по узкому пологому коридору. Факелы, развешенные в специальных кольцах, тут же сами собой вспыхнули и зачадили, едва Огненный Змей оказался рядом. В какой-то миг Танкред остановился напротив одной из массивных железных дверей, что были расположены по обеим сторонам коридора.

– Carpere. – Как только слова заклятия слетели с губ, нужная дверь осветилась изнутри – из узкой щели над порогом просочилось багровое сияние. – Carpere Clave.

Раздался щелчок, ему воспоследовал скрежет незримых засовов, и подземелье наполнилось жутким плачущим визгом металла, поцеловавшего металл. Через мгновение дверь начала открываться. Теперь оставалось самое сложное, то, что было заготовлено для излишне любопытных заезжих магов, если бы один из них отважился сунуться, куда не просят.

– Carpere Clave. – Волшебник слегка придержал дыхание, подготавливая финальное заклятие. – Afferre mortem de visitator molestus![1]1
  «Причиняю смерть незваному гостю». Перевод с тайного магического наречия.


[Закрыть] Магическое свечение тут же исчезло. Танкред толкнул дверь, и та с легкостью распахнулась. Затхлый воздух каземата сопровождался вонью тления – подземелье дышало смертью, словно старый откопанный гроб. Лицо барона скривилось от отвращения. Из камеры на него взглянула непроглядная тьма, яростно горящая парой зловещих янтарно-желтых глаз.

– Ты пришшшел…

– Пришел. – Барон сделал быстрый пасс, словно перебирая пальцами подол легкой текучей драпировки, и зажег перед собой на ладони огненный шар.

Магическое пламя сбросило завесу тьмы, явив взору огромную пятиконечную звезду-печать, заключенную в три круга с извилистыми символами утерянного языка в ключевых точках и сопряжениях линий. Это была печать-ловушка, призванная удерживать внутри сгорбленную человеческую фигуру, сжавшуюся на самом ее краю в дальнем углу подземелья. Черные волосы наливались смолью и были столь длинны, что узник мог бы закутаться в них, словно в плащ. Он казался высохшим, словно обтянутый серой сморщенной кожей скелет, и только взгляд, исполненный злобы, ярости и неукротимого голода, был по-прежнему полон жизни.

– Сотня и пять десятков кромешных ночей… И столько же холодных черных дней ты не приходил… – Мягкий, как бархатная подушка, и совсем не вяжущийся с внешним видом говорившего голос ни в чем не упрекал, просто констатировал данность. – Зачем сегодня я стал тебе нужен?

– А разве нужен сыну повод, чтобы повидать отца? – усмехнулся Танкред.

В ответ желтые глаза подернулись красной пленкой, а в голосе узника зазвучала ненависть; уродливые костлявые пальцы сжались в кулаки:

– Какой ты мне сын? Какой сын может так поступать со своим отцом?!

– Ты сам выбрал себе такую жизнь, разве нет? – Барон прищурился. – Ведь именно это теперь тебя больше всего угнетает?

– Что ты знаешь об угнетении, глупец? Что ты знаешь о жизни?.. Я думал, что выбирал жизнь, а выбрал смерть… Вечную смерть, проклятую вечность смерти… Скажи мне, почему, когда ты приходил раньше, ты не говорил ни слова? Отчего сейчас снизошел? Что изменилось?

Носферату поднялся, расправив худые плечи. На нем был полуистлевший и посеревший от времени камзол старого покроя. Даже в таком жалком и ничтожном состоянии вампир излучал холодную угрозу, рассеивая кругом ужас, и Танкред невольно поежился, тяготясь присутствием нежити в двух шагах от себя.

– Ха-ха-ха! Ты все еще боишься меня, сын… Даже такого, каким ты меня сделал…

– Ты сам себя таким сделал!!! – Слова яростными плевками сорвались с губ Танкреда, сын не пытался оправдать себя за отца, это было истинной правдой.

– Почему ты не убил меня тогда, двадцать лет назад? Почему, Тан? – На один миг Танкреду показалось, что с ним и впрямь говорит отец. – Почему держишь здесь? Зачем?.. Хотя я все же догадываюсь зачем… Если бы только Джон знал…

– Ты сам мог сказать ему это, – воспоминания причиняли боль, как и всегда, – но сказал мне. Почему?

– Я боялся… Боялся, что он узнает… кем стал его отец… Что перестанет гордиться мной…

– И потому выбрал меня. Бесчестного и беспринципного в твоем понимании. Ведь так?

Вампир тяжело вздохнул, выпуская из сморщенных иссушенных легких пыльный воздух:

– Так. Только ты мог понять меня, понять, почему я на это пошел…

– Нет. И не думай, что сможешь обмануть меня. Неужто ты забыл, что во мне течет твоя кровь? Неужто полагал, что у меня, твоей наивной жертвы, было недостаточно времени, чтобы разгадать все детали заговора, в котором мне отвели незавидную роль? Ты рассчитывал использовать меня, именно я был тем, кому было уготовлено место на алтаре, чья кровь должна была пролиться во имя твоих зловещих планов, упырь! Я все знаю… Так что даже не думай меня обмануть.

Тщедушная фигура дернулась, как от удара плетью, и сжалась на краю пентаграммы, не в силах высунуть руку даже на дюйм за нее, чтобы хотя бы опереться на стену.

– Не говори так!

Но барон уже не мог остановиться:

– Ты всегда считал меня никчемным, я был для тебя обузой, и вот, когда ты задумал свою дурацкую месть Лоранам, именно мной ты решил за нее расплатиться! Чтобы не переплатить! Ты бы исполнил свой мерзкий план и ушел, а моя голова осталась бы там, выставленной напоказ, наколотой на пику в проклятом Гортене! А Джон стал бы править Теалом, свободным и сильным. – Вампир забился в самый угол печати, прикрываясь руками под напором этих ужасных слов. – Но все пошло не так, как тебе хотелось, и нынче судьбе стало угодно, чтобы я, а не Джон, встал во главе Теала и поднял знамя восстания! Да, Джон мертв, и не думай, что это я его убил, я никогда не опущусь до твоей подлости, отец. Он доблестно погиб, сражаясь за наше дело. А я ему не препятствовал. Понял?!

Последние слова просто сломали тщедушное тело, из горла вырвался звериный рык, и чудовище сделало обреченный бросок в сторону мага. Танкред с легкостью отразил эту нелепую атаку, прошептав всего одно короткое слово заклятия. Вампира швырнуло о каменный пол, послышался хруст ломающихся костей. Ему вторили жалкие стоны.

– Ненавижу тебя! – сплюнул в сторону бывшего отца Танкред. – Ты будешь вечно страдать, как заслужил! А я не дам тебе покоя, Сэмюель!

С этими словами он подошел ближе и, вытащив ритуальный кинжал, вогнал его в самый центр начертанной на полу печати. Клинок со странной легкостью вошел в ледяной камень полуистершейся плиты, пригвоздив к ней тень отца Танкреда. Слова заклятия замкнули ловушку – вампир дернулся, будто пронзенный насквозь, затем медленно поднялся и склонился перед своим хозяином.

– Я слушаю тебя, Ветер-в-Ночи… Приказывай…

– Найди мне того, кто скрывается в замке. Того, кто обронил вот это. – Танкред достал из-за пояса и протянул вампиру обрывок веревки. – Найди и убей.

Худая серая тварь молча подхватила предмет, обнюхала его и завыла, оглашая подземелье криком вечной тоски и боли…

Дарил осторожно крался вдоль длинного коридора, прислушиваясь к окружающим звукам и собственному дыханию. К счастью, в ночной тиши не было слышно неуклюжих шагов баронских патрулей и мягкой поступи агентов тайной стражи Бремеров. Но вместе с тем это было и странно, учитывая то, что ему довелось пережить днем, когда весь замок превратился в развороченный улей. Его искали везде, во всех углах, всех комнатах и переходах, везде, где только можно было представить, даже в тюремных камерах и канализационных колодцах. И непременно нашли бы, не будь он агентом Первой Дюжины. Он мастерски обманул их, обвел вокруг пальца, как беспомощных котят, даже сам принял активное участие в собственных поисках. Некоторое время никто ничего даже не подозревал, и он в составе спонтанной поисковой группы из замковой стражи обшаривал многочисленные подвалы Бренхолла, затем один из агентов решил все-таки уточнить, кто он такой, сопроводив в укромное место. Зря. С тех пор Дарил выдавал себя уже за агента тайной стражи Бремеров, а незадачливый дознаватель отправился в нишу за портьерой в коридоре третьего этажа с перерезанным горлом. Его тело нашли только под вечер, но к тому времени Грам уже успел обосноваться в таком укромном углу, где искать его было все равно что разыскивать черного ворона в ночном небе. Место это было библиотекой Бренхолла. Он великолепно провел время, копаясь в пыльных фолиантах под неусыпной охраной четырех балбесов, расположившихся у ее входа. Конечно, откуда им было знать, что входить в зал библиотеки можно не только через дверь… Грам сомневался, что даже сами бароны Бремеры ведали об этом секретном ходе, настолько он оказался заброшенным, когда ему удалось его обнаружить и воспользоваться им по назначению.

Таким образом, он переждал день, успешно избежав поимки, – самое опасное время, и теперь, воспользовавшись глубокой ночью, что уже опустилась на Бренхолл, Дарил рассчитывал найти способ выбраться из превратившегося в ловушку баронского замка.

Задание свое он блестяще выполнил, раздобыв важные сведения о тайных переговорах барона с эльфами, которые надумали стравить короля Ронстрада и Эс-Кайнта Конкра. Теперь следовало донести эти знания до нужных людей – его связной, господин Сплетня, будет ждать в условленном месте, на перекрестке трех дорог, у старого указателя «Броды. Семнадцатая миля». А после нужно будет отправиться в Реггер, правитель которого, граф Сноббери, хоть и болван редкостный, но при этом верный вассал короля. Его имя упоминалось в разговоре Танкреда с этим… саэграном Остроклювом, а значит, и его требуется предупредить о грозящей опасности. Но для начала необходимо было каким-то способом покинуть замок.

Кто-то может сказать, что выйти откуда-то всегда проще, чем войти. Но если учесть, что входил ты никем не замеченный и знать о тебе никто не знал, а вот на выходе караулят уже персонально тебя, то задача совсем не покажется вам такой легкой. Именно поэтому Дарил ничуть не расслаблялся, постепенно пробираясь по внутренним помещениям замка к его внешней стене. По его расчетам, именно здесь, в окрестностях северных врат, было проще перелезть наружу и вплавь пересечь окружавший замок ров. Главное – точно рассчитать расстояние и время. Стражи у ворот, само собой, предостаточно, да вот следят они наверняка в основном за самими воротами, а те, кто призван смотреть на стены (Дарил не сомневался, что замок оцеплен), просматривают лишь свой участок, а как раз за воротами не следят. Главное будет попасть именно в этот узкий стык наблюдения…

Строя далекоидущие планы, шпион свернул за очередной угол и только тут ощутил неладное. У Дарила было прекрасное чутье, он узнавал слежку в момент, что называется, «спиной чуял», но на этот раз сигнал об опасности пришел слишком поздно. Спина похолодела, от неожиданности Грам споткнулся и тут же, повинуясь инстинкту, перекувыркнулся вперед и вскочил на ноги. И вовремя!

Кто-то бросился на него сзади, настолько быстрый, что превосходной реакции тайного агента едва хватило, чтобы увернуться. Дарил молниеносно выхватил нож из-за голенища, нанеся удар в пустоту. Но неведомого противника уже не было там, где мелькнула серая тень. Дарил резко развернулся, одновременно полоснув ножом окружающую тьму. На этот раз удар пришелся в цель, но легче от этого не стало. Вместо того чтобы упасть на пол с перерезанным горлом, противник бросился на него, обхватив руками за плечи и потянув его вниз. Из разрубленного горла врага фонтаном хлестала кровь, но чудовищной силы мышцы сдавили Грама так, что тот не мог пошевелить ни правой, ни левой рукой. Кровь противника брызнула в лицо, попадая в рот и застилая глаза. Одновременно перед взором Дарила встала бледная, абсолютно лишенная морщин нечеловеческая морда, озаренная страшным блеском янтарно-кровавых глаз. У монстра были невероятно длинные черные волосы. Существо открыло жуткую пасть, обнажив острые, как иглы, клыки. Дарил невольно вздрогнул, осознав, кто сейчас перед ним. Видя его страх, вампир ухмыльнулся и направил свои зубы на беззащитную шею; из мерзкой пасти на пол начала капать кровяная слюна.

Дарил Грам, собрав всю оставшуюся волю в кулак, невероятным образом сумел вывернуть правую ногу, нанеся удар коленом в живот ненасытной твари. Вампир отлетел в сторону, и лишь только хватка чудовищных пальцев ослабла, нож, который так и оставался зажатым в правой руке, совершил разворот в воздухе и без остановки вонзился в голову вампира, пробив лобовую кость страшной силы ударом. Чудовище завыло, словно побитый пес, и поползло в сторону, стремясь скрыться во тьме коридора.

Дарил не стал преследовать упыря, его согнуло пополам и вырвало. Вырвало ядовитой вампирской кровью, которой он успел наглотаться. Но сейчас Грам не мог себе позволить даже минуты слабости – в любой момент чудовище могло прийти в себя и вернуться. На то, что вампир умрет, нельзя было рассчитывать ни при каких обстоятельствах: чтобы упокоить такого монстра, необходим добрый осиновый кол или клинок, смазанный зельем из белладонны и крови мертвеца, ничего из этого у него не было, а все остальное лишь причинит неживому боль или создаст временные неудобства. На негнущихся ногах, шатаясь, шпион двинулся вниз по коридору, в противоположную сторону от той, куда убрался вампир…

* * *

Свинцовые тучи уже набухли настолько, что стали походить на посеревшие животы, вздувшиеся у сотен мертвецов: они больше были не в силах сдерживать в себе всю ту влагу, что давила из них вот уже вторые сутки, но по какой-то странной причине дождь все не начинался. Необъятная черно-серая масса, протянувшаяся от одного края ночного горизонта до другого, угрожающе нависла над замком Бренхолл, словно тяжелый плащ, наброшенный на баронство и окружающие его земли. Время от времени тучи пронзались белесыми росчерками молний, следом гулко накатывал гром – и все это без единой дождевой капли! Воздух стал настолько сухим и пыльным, что срывалось дыхание. Но хуже всего было ожидание – чувство, что нечто ужасное вот-вот должно начаться, но каждый раз неизбежная развязка отчего-то откладывалась.

– Скорее бы уже дождь, до чего тяжко, – хрипло произнес Сегренальд Луазар, стоя у открытого окна.

Весь вечер его мучил кашель – то ли от пыли, что почти осязаемо висела в предгрозовом воздухе, то ли – но он не хотел об этом думать – всему виной начинающаяся простуда. Заболеть было очень некстати – на завтра назначена охота, и его отсутствие вряд ли будет воспринято правильно, скорее придется ехать больным, а это означало вымокнуть, измотаться и окончательно свалиться в постель. А ведь Луизе нужен уход, он должен быть рядом с ней столько времени, сколько возможно.

Маркиз обернулся и бросил полный любви и участия взгляд на спящую жену. Женщина лежала на широкой кровати с пологом, укрытая теплым шерстяным одеялом, ее каштановые волосы раскинулись распущенными длинными прядями по подушкам, а грудь тяжело вздымалась – пыльный воздух мешал ей спать, несмотря на открытое окно. Если бы он только мог, то руками собрал бы всю эту пыль и разогнал проклятые тучи, если бы он только мог…

Красавица Луиза влюбила его в себя с первого взгляда. Едва Сегренальд увидел ее три года тому назад на званом балу в Теале, прекрасную в своем темно-зеленом платье, скромную, но в то же время сверкающую, подобно луне в тихую звездную ночь, как сразу же понял – это его судьба. Тогда он пригласил ее на танец, и это был лучший вечер в жизни маркиза – он влюбился впервые за свои двадцать пять лет, и Луиза ответила ему взаимностью. Ради своей любви он был готов на все, но, к сожалению, дать сеньор де Луазар мог немного – его отец был младшим (и, как поговаривали, «не совсем законным») сыном прежнего герцога Хианского, получив от владетельного лорда в наследство небольшой замок (или, точнее, одиноко стоящую башню) на задворках герцогства и титул маркиза. Замок отец умудрился промотать – после смерти родителей сыну пришлось продать его, чтобы рассчитаться с многочисленными долгами. У Сегренальда остался лишь титул – пустой звук, если его нечем подкрепить: ни деньгами, ни землями маркиз похвастать не мог. Оставалось предложить лишь свою честь, беззаветное сердце и верную руку, что он и сделал, отправившись на прием к отцу Луизы, барону Джону Бремеру.

К его удивлению – а маркиз был не из тех, кто склонен обманываться, – барон согласился. Счастью Сегренальда не было предела – их свадьбу сыграли уже через месяц, и сеньор де Луазар породнился с сюзеренами Теала. Лишь много позже он узнал, чем была вызвана подобная поспешность – как оказалось, путем интриг Джон и Танкред намеревались выдать Луизу за сына герцога Элагонского, но в дело неожиданно вмешался король и наложил запрет на этот брак. Бремерам пришлось скрипнуть зубами и быстро, как сказали бы шпионы, «спрятать все дело за портьеру», выбрав для невесты куда как более скромную партию. Впрочем, маркиза мало волновали подозрения Инстрельда Лорана и далекоидущие планы Бремеров, он просто хотел счастья для себя и своей любимой.

Очень скоро Сегренальду пришлось ощутить на себе всю цену этого счастья. Жизнь в Бренхолле оказалась постоянным хождением по краю обрыва, в который то и дело сталкивали на твоих глазах тела неугодных. Впасть в немилость к барону Джону, навлечь на себя яростный гнев Олафа или, что было самым опасным, узнать, что ты стал частью очередного зловещего плана среднего брата Бремера – все это не оставляло родственникам и домочадцам ни минуты покоя; каждый здесь опасался за свою жизнь и жизнь близких, каждый боялся и шарахался от малейшего шороха в темном углу. Маркизу не понадобилось много времени, чтобы разобраться, кто же всему виной – за спиной недовольства Джона и безнаказанности Олафа всегда оказывался подлинный интриган и кукловод, Танкред Огненный Змей. Не будь его, Бремеры оказались бы самым обычным семейством, со своими жестокостями и мрачными традициями, коих полно в Ронстраде, а Бренхолл остался бы самым обычным баронским замком, а не Гнездом Змея, как называли его за глаза сейчас.

С тех пор, как Луиза забеременела, страхи Сегренальда за благополучие жены и будущего ребенка лишь возросли. В уши словно ревели десятки труб – все они голосили об одном: как только родится ребенок, Танкред найдет для него место в своих жутких планах, придумает, как использовать…

За окном в очередной раз сверкнула молния, «стрела Аллайан», как называли ее в народе, – и грянул гром. Маркиз Луазар облокотился о раму, наблюдая за первыми каплями дождя, уже несущимися к земле. Дождь все-таки начался, к лучшему или худшему – кто знает. В любом случае ожидание всегда гнетет сильнее. Только тут Сегренальд понял, что на самом деле непосильным грузом давило на его плечи – то были вовсе не пыльный воздух и надвигающаяся гроза, скорее это был рок, который олицетворял собой нынешний хозяин Бренхолла барон Танкред. Сегренальд сжал зубы: если бы все его печали можно было смыть этим дождем, если бы…

Хуже всего было то, что, осознавая всю гнетущую тяжесть ситуации, в которой он оказался, маркиз просто не знал, что ему предпринять. Нет, трусом Луазар не был, во всяком случае, в том, что касалось его собственной жизни. В нерешительности и колебаниях он также не был замечен – недаром барон назначил его командовать гарнизоном Бренхолла. Но здесь была не война, не рыцарский поединок и даже не поиск прокравшегося в замок убийцы. Когда этот самый убийца и есть твой родственник, твой сеньор и глава твоей семьи, любой может растеряться и впасть в уныние. Когда он уже прокрался и в любой момент готов застыть над твоей кроватью с кинжалом или подтолкнуть тебя в спину, спускающегося по лестнице, или добавить немного яду в кубок, тобой овладевает истинное отчаяние…

Дождь наконец хлынул – потоки ливня в мгновение ока превратились в стремительный водопад, прямо на глазах затапливающий внутренний двор замка. Стук капель по крышам слился с громовыми раскатами и стал похож на барабанную дробь. В лицо дыхнуло осенним холодом. И тут Сегренальд увидел то, что вызвало у него искреннее восхищение: в вышине, посреди изрыгающих черноту небес и бьющих оттуда ледяных хлыстов, кружила птица. Казалось, непогода была ей нипочем – она не боялась замочить перья, попасть в разряд молнии или повредить крылья – гроза была ее истинной стихией, ее единственным домом. Птица то взмывала высоко в небо, теряясь среди черных туч, то вновь пикировала вниз, почти задевая крыльями шпили башен Бренхолла.

– Я же тебя уже видел сегодня… – задумчиво пробормотал маркиз, следя за полетом прекрасного небесного танцора. – Мартлет, приносящий беды… Кому ты их сегодня принес, малыш?

Словно в ответ на его слова птица начала стремительно приближаться. Сегренальд невольно отпрянул от окна и попытался закрыть ставни, как будто это могло спасти, отвести прочь беду от Луизы и ребенка. Именно такая мысль первой пришла ему в голову. Но мартлет оказался быстрее: пока маркиз возился с непослушными створками, птица уже влетела в комнату и закружилась по ней, трепеща мокрыми крыльями.

– Что тебе от меня нужно?! – яростно прошипел Луазар, словно птица могла ответить. Луиза все еще спала, спал и ребенок у нее под сердцем. – Улетай! Нам не нужны твои беды, незваный гость, убирайся!

Маленькая безногая птичка что-то невнятно чирикнула на своем птичьем языке – какая-то вещь, зажатая в клюве, помешала ей исполнить ровную звонкую трель. Ничуть не опасаясь шипящего на нее человека, она подлетела к нему вплотную и зависла в воздухе, быстро махая крыльями. Только сейчас Сегренальд заметил, что пернатое создание сжимает в клюве не что иное, как свиток. Сам не понимая, что делает, маркиз протянул вперед руку, и птица выпустила свою ношу. Свиток лег в ладонь, а мартлет стремительно вылетел в окно – задерживаться в душном и тесном помещении дольше, чем требовалось, он не собирался.

Маркиз посмотрел на Луизу – та так и не проснулась, и он мысленно поблагодарил Хранна за это. Не стоит ей волноваться из-за всяких глупых оживших суеверий, которые приносят загадочные послания. Дрожащей рукой Сегренальд развернул необычную бумагу с красноватым блеском, будто выкованную из тонкого медного листа:

«Если вам дороги жизни вашей жены и ребенка, если вы хотите поквитаться с тем, кого ненавидите, будьте завтра в полдень у лесного озера на севере от лощины Двух Желудей. Вы знаете, что принести с собой…»

Подписи не было. Маркиз перечитал все еще раз. Затем еще. Его кулаки сжались от гнева. Ловушка! Несомненно, это Танкред решил проверить его и прислал птицу… Или же нет. Барон могуществен, но и враги у него под стать. Если кто-то из них желает использовать его, Луазара, ненависть к Танкреду… Если этот кто-то настолько умен и влиятелен, что сумел распознать его истинное отношение к главе семейства, то это может быть той самой надеждой на избавление, которой ему так не хватало все это время. Таинственный доброжелатель прекрасно осведомлен о назначенной на завтра охоте – это тоже заставляет задуматься. И думать здесь нужно быстрее…

* * *

Дарил шагал под дождем, как в бреду. Широкий тракт, окруженный поросшими мокнущим лесом холмами, озаряла полная луна, но сегодня он видел лишь небольшой ее отсвет, бросаемый на самый край дороги, – разум накрывала кровавая пелена, а тело билось в жестокой лихорадке. Руки его дрожали, скованные жутким ознобом, словно он удосужился опустить их в бочку со льдом, и дело было отнюдь не в дожде или холодном ветре. Дарил сжимал и разжимал замерзшие пальцы, судорожно тер их, прятал под одежду, пытался дышать на них, но ничего не помогало. С остервенением он дергал руками, словно кто-то невидимый тянул его, как марионетку, за незримые, но болезненные нити нервов. Заметь его кто-нибудь сейчас со стороны, точно подумал бы, что это бредет безумец и лучше держаться от него подальше.

Глаза начали нестерпимо болеть и наполнились жгучей влагой. Из-за этого он постоянно конвульсивно моргал и дергал при этом головой, пытаясь отогнать откуда-то взявшийся мерзкий назойливый шум. Было такое ощущение, что в голове его поселилось не менее десятка разъяренных жуков, и каждый считает своим долгом как можно громче жужжать и жужжать, ползая туда-сюда внутри черепной коробки. Виски и лоб будто налились свинцом, он пытался прикладывать пальцы к надбровным дугам, но тут же болезненно их отдергивал, поскольку каждое такое прикосновение отдавалось еще более сильной и давящей болью. После того как тайный агент его величества покинул замок, в голове его не сформировалось ни единой правильной, завершенной мысли, весь рационализм и способность к здравому рассуждению испарились, оставили его, будто предатели-актеришки из разваливающегося неудачливого цирка.

Дарил шагал вперед, подчас останавливаясь, чтобы сплюнуть на землю. Он не замечал, что его слюна уже стала багрово-красного цвета. Десны начали кровоточить, как и легкие, и гортань, но при этом язык оставался совершенно сухим – он покрылся черным налетом. Создавалось такое жуткое ощущение, что он зачем-то сунул его в склянку, полную комаров, где те не замедлили высосать из него всю кровь.

Королевский агент вышел на развилку, перед ним лежал новый тракт на Дайкан, но направился он не на восток, к Граду Харлейва, а на север, в сторону Реггера. Он уже не помнил, каким образом выбрался из проклятого замка Бренхолл, не помнил, что произошло там. Из всего множества причин, следствий и событий в голове осталась одна-единственная мысль, скорее даже не мысль, а пульсирующий в венах полузвериный инстинкт – обязательно нужно дойти… куда-то дойти и донести нечто важное. Что именно донести, Дарил Грам уже не помнил, почти не помнил, с каждым новым шагом забывая и то, кто он сам такой…