Текст книги "Мартлет и Змей"

Обезумевшая леди протянула руку и провела ногтем вдоль самой его щеки, но кожи так и не коснулась. Она отдернула руку и отступила от супруга на шаг. Гнев в ее глазах сменился отчаянием, точеной ладошкой она прикрыла губы, испугавшись…

– Я на миг представила себе, – она шептала так тихо, что Танкред едва мог разобрать слова, – как кровь потечет у тебя по лицу, какой у нее вкус, какой запах. Я ухожу, да, Тан? – Мольба и непонимание появились в пронзительном взгляде леди. – Ухожу за край? Уже?

Безжалостный супруг не ответил, лишь повернулся к ней спиной и направился к двери. У самого выхода из комнаты он остановился на миг и хладнокровно сказал, точно отвесил равнодушную пощечину:

– Я жду тебя к ужину.

Он вышел из комнаты, больше не глядя на нее, и затворил за собой дверь. Леди Сесилия без сил опустилась на дорогой зеленый ковер, устилающий холодный каменный пол. Она плакала, она хотела умереть, но вдруг подняла не видящий ничего кругом взгляд.

– Это все ты и твои чары… Ты заколдовал меня, любовь моя, – прошептала она. – Я тоже заколдую тебя, иначе какая из меня леди Бремер.

Баронесса поднялась на ноги, расправила скомкавшийся подол белого платья, подошла к большому серебряному зеркалу, висевшему на стене. Стараясь не замечать того, что ее образ почти исчез, оставив лишь иногда появляющиеся контуры (которые, она чувствовала, скоро тоже исчезнут), леди Сесилия поправила прическу и открыла небольшую круглую шкатулочку. Использовав пудру, румяна и различные тени, она нарисовала на лбу, у глаз и у крыльев носа несколько морщинок, провела мелованной краской по прядям смолистых волос, придав им достаточную седину. После чего, получив необходимый результат, баронесса закрыла шкатулочку и направилась к выходу, поддерживая подол платья. В этот момент она яростно подумала, что пусть только Танкред заикнется за столом о ее гриме, как она тут же вонзит ему в сердце нож для рыбы. Вдохновленная этой мыслью леди Бремер отворила дверь, вышла и закрыла ее за собой. Звук шагов изящных туфелек на высоких каблучках стихал, удаляясь вниз…

Было уже восемь часов вечера. Ужин проходил в обеденном зале, где трижды в день собиралась вся семья Бремеров. Сегодня здесь были и вассалы владетелей Теала, вернувшиеся с охоты. На стенах висели щиты с гербами многочисленных родов, которые в Гортене считались не слишком-то благородными, но в Теале, как любил поговаривать барон, этим семействам было самое место. Ярко горел камин, подле него, грея бока и задумчиво глядя на пламя, будто видя там что-то, недоступное прочим, устроились две огромные собаки – аланы маркиза Луазара. Там же располагались кресла разной высоты с вырезанными на спинках именами для каждого члена семейства, шахматный столик и цимбалы, на которых порой играла леди Гвинет, старшая дочь покойного барона Джона. По сути, обеденный зал был также и гостиной, где Бремеры любили проводить время долгими вечерами перед тем, как отправиться на покой.

Но самым примечательным предметом под этими сводами был огромный стол. Это была, должно быть, самая старая вещь если не в Теале, то в Бренхолле точно. Еще в те времена, когда здесь был небольшой построенный из дерева холл, а о замке пока никто и не мыслил, тогдашний глава семьи заказал стол у северных резчиков. Истарские мастера справились блестяще: его дубовую столешницу покрывала удивительная вязь рисунка. В дереве было изображено древнее сражение, в котором сошлись две величественные рати: воины в гравированных доспехах с флагами и гербами-во́ронами и всадники с изображением самой быстрой птицы – стрижа. Ныне никто уж и не знал, что это за армии, когда и где происходила битва. На самом же деле здесь было показано одно из главных противостояний двух домов: Варлау, семейства Райвена, Короля-вампира, и Керге-р’ина, рода Корригана, короля ар-ка.

Но сейчас уже никому не было дела до битв минувших дней, до ушедших в прошлое властителей, их вековой вражды и сгинувших на полях сражений армий. Этим вечером старый дубовый стол был заставлен блюдами с мясом, рыбой, пирогами и соусами. Почетное место в центре занимала огромная туша вепря, убитого маркизом Луазаром. Олаф, признаться, к ней и не притронулся. В графинах блестело вино, а разнообразные пирожные громоздились целыми пирамидами. Бремеры были в сборе, даже баронесса, последнее время не покидавшая свою комнату в башне из-за болезни, присоединилась к остальным.

Слуги и поварята старались как можно расторопнее выполнять указания и все время держали ухо востро, чтобы не попасться под горячую руку господ и не спровоцировать гнев барона.

Танкред Огненный Змей восседал во главе стола. По левую руку от него находилась его супруга, баронесса Сесилия, дальше сидели леди Гвинет, старшая дочь покойного лорда Джона, и ее супруг, граф Гарольд Уинтер, очередной бедняга, которому не посчастливилось связать себя родством с этим семейством. С графом соседствовал Сегренальд Луазар, муж младшей дочери Джона, леди Луизы; обремененная будущим ребенком дама находилась тут же, рядом с мужем. Подле леди Луизы сидела леди Софи, кузина барона Танкреда.

С другой стороны от главы рода было пустое место, которое никто никогда не занимал. Танкред очень злился, когда кто-нибудь хотя бы притрагивался к этому стулу с высокой резной спинкой и обивкой из черного бархата. Стул этот принадлежал единственному сыну барона и леди Сесилии, Роланду Бремеру, которого не было сейчас ни в замке Бренхолл, ни в самом Теале. Где именно он находился, не знал никто из присутствующих, поскольку десять лет назад, смертельно рассорившись с отцом, юноша просто взял и сбежал из замка и больше никогда здесь не появлялся. В тот памятный вечер Роланд явился к батюшке с заявлением, что вступает в некое тайное братство рыцарей, а Танкред как до́лжно воспринял стремление сына: попытался запереть его в башне, пока тот «не очнется от мальчишеского авантюрного бреда». Но гордец Роланд был не из тех, кому можно вот так просто угрожать и указывать, – он бросил в лицо Танкреду, что пусть только отец попытается его задержать, он воспримет это как вызов своей рыцарской чести. От такой неслыханной наглости Огненный Змей, понятное дело, рассвирепел и в пылу ссоры закричал, что отрекается от такого сына, – Роланд был единственным человеком, способным вывести хладнокровного и рассудительного барона из себя. Сын не остался в долгу и осыпал отца такими прозвищами, что слышавшие их родственники и слуги поспешили притвориться, будто замок полностью вымер и от них не осталось даже призраков. Разразилась неслыханная буря. Роланд выбежал из Логова Змея и бросился собирать вещи, а Танкред, опустошенный и с разбитым сердцем, просто опустился в кресло, едва дыша, – первый и единственный удар его хватил из-за родного сына. Простившись с матерью и дядей Джоном (с отцом даже не подумал), Роланд Бремер навсегда покинул Бренхолл. Все полагали, что Танкред никого так не ненавидит, как блудного сына, поэтому обитое черным бархатом кресло в столовой воспринимали словно некий памятник, своеобразное напоминание барону собственных чувств к предателю его надежд. Они ошибались…

Сразу за пустым местом сидел Олаф, младший брат Танкреда и новый бургомистр Теала. Рядом с ним располагались места лорда Конора, еще одного кузена барона, и его супруги леди Кэтрин, подле которой находились все дети семейства Бремеров: семилетний Роджер, десятилетняя Марго, одиннадцатилетняя Джоанна, пятнадцатилетние близнецы Сеймус и Лили. Все они и сидели с этого края стола, уминая еду каждый за троих, ведь сегодня был тяжелый, утомительный и не очень веселый день, лишенный любых игр, забав и всяческих приключений, а вместо этого насыщенный необычайно скучными учебными часами. С противоположной стороны стола уместились молчаливые и хмурые гости, рыцари Теала.

Этот ужин ничем не отличался от предыдущего, и все шло своим чередом. Лорд Танкред снисходительно улыбнулся, глядя, как леди Кэтрин бранит свою дочурку Джоанну за то, что та на некий вопрос маленького двоюродного брата Роджера ответила какой-то грубостью.

– Ну же, Кэтрин, – сказал барон, – нельзя же быть такой серьезной!

Танкред всегда относился к малышам с большей симпатией, нежели к остальным родственникам и даже собственному сыну, и многое им прощал…

– Глядишь, братец, – вставил Олаф, наливая себе в хрустальный бокал вина из графина, – скоро даже солдаты будут строиться, лишь заслышав голос нашей дорогой родственницы.

Супруг леди Кэтрин, лорд Конор, ничего не ответил на насмешку в адрес жены. В его памяти еще довольно четко стояли угрозы новоявленного городского бургомистра. И чудом (а точнее, посредством предательства) появившиеся у него вчера сто золотых еще звенели в ушах, когда Олаф их пересчитывал, проверяя до последней монетки возвращенный долг. Но его сестра, леди Софи, вступилась за жену брата (они были лучшими подругами, да и спускать мерзкому Олафу она не собиралась).

– Ничуть не смешно, дорогой кузен, – хмуро сказала она. – Я так чувствую, что солдаты скоро будут строиться и в наших спальнях, поскольку они уже стоят на страже у каждых дверей и во всех кабинетах. Будто мест других нет…

Танкред ничего не сказал на эти слова, передавая малышке Марго кусочек пирога с рыбой и громко хваля главного повара, высунувшего нос из дверей, – благо, ужин барону нравился. Несмотря на расхожее в народе мнение, человечиной он не питался.

– Совершенно с тобой согласна, тетушка, – поддержала леди Луиза. – Я тоже не могла их не заметить! Они повсюду ходят за нами по пятам. Один наглец-сержант попытался было приставить ко мне своих головорезов, когда мы с Клархен собирались идти в город, посидеть в парке у пруда. Ты ничего не хочешь мне объяснить, дорогой? – Брови дамы были гневно нахмурены, а серо-голубые глаза смотрели куда-то на пляску огоньков на канделябре большой люстры, подвешенной под высоким потолком, даже не думая оделить взглядом виноватого супруга.

Сегренальд Луазар, командир всей замковой стражи, вздрогнул, бросил мимолетный взгляд на барона, словно ожидая от того разрешения говорить, и дрожащим голосом ответил жене:

– Ну, дорогая, это нужно, чтобы мы все могли чувствовать себя в безопа…

– Я всегда чувствовала себя в полнейшей безопасности! – перебила супруга леди Луиза. – А от твоих головорезов просто житья нет!

Было видно, что безбоязненно высказывать свое мнение здесь могут лишь женщины, а мужчины все как один стараются держать вилки и ножи покрепче, чтобы не выдать предательского звона о посуду – дрожь в пальцах была весьма расхожей хворью в семействе Бремеров, и ее обострения всякий раз приходились на моменты близкого присутствия Танкреда.

– Когда мы гуляли по нашему замковому парку, – начала Лили, дочь леди Софи, – то видели воинов даже на деревьях! Они походили на больших глупых птиц. Мы попросили их покурлыкать, а они только разозлились… Зануды…

В ее озорном голоске прозвучал такой искренний восторг, что Танкред невольно улыбнулся. Он отметил, что Лили очень подросла и как раз входит в тот самый возраст, когда можно очень выгодно выдать ее замуж. Вот только за кого? Может, за сына герцога Хианского?..

– Да, – добавил брат Лили, Сеймус, – у них были луки, и они были одеты в зеленые плащи с капюшонами. Они прятались от кого-то или следили за кем-то…

А вот от этого нужно поскорее избавиться, нахмурился барон. Слишком уж болтлив и слишком уж слушает свою мамочку, разнесчастную малахольную вдовушку Софи. Отправить его в какой-нибудь далекий орден… например, в Синюю Розу. К тому же тамошний магистр, старикашка де Трибор, на коротком поводке и не сможет отказать. А парень действительно глазаст – обнаружил замаскированных ребят. Неужели кто-то мог бы предположить, что он, Танкред, позволит кому бы то ни было к себе подобраться? Ни на кого нельзя рассчитывать, никому нельзя верить. В особенности мерзким длинноухим чужакам, которые должны были стать верными союзниками, а отчего-то сделались головной болью. Солдаты в плащах должны были предугадать малейший признак проникновения в парк Бренхолла эльфийских шпионов…

В двери раздался стук. Личный слуга барона, старик Харнет, отчего-то весь вечер не отнимавший платка ото рта, получив дозволение господина, пошел открывать. В зал вбежал один из капитанов армии Теала, звеня доспехом и оттопырив в сторону меч в ножнах, чтобы не путался под ногами. Он бросился сразу же к барону, не боясь навлечь на себя его гнев.

– Ну, что я и говорила! – взвилась леди Луиза.

– Ваша светлость, – прошептал, склонившись к самому уху барона, капитан, – спешу вам доложить: на землях баронства появился Черный Рыцарь.

– Что?! – воскликнул Танкред. Побелевшие пальцы до боли сжали вилку. У леди Сесилии, напротив, оная выпала из вздрогнувшей руки. – Схватить мерзавца! Немедленно! Привести ко мне!

– Понял, ваша светлость, – ответил капитан и уже направился выполнять приказ, когда окрик барона его остановил:

– Да, Джон, если будет сопротивляться, убейте мерзавца…

Леди Сесилия потеряла сознание и безвольно опала в кресле.

* * *

Солдаты, посланные бароном Танкредом, вскоре увидели могучего боевого коня вороного окраса, медленно перебирающего копытами по тракту. В седле восседал высокий широкоплечий человек, кутающийся в длинный черный плащ со сброшенным на плечи капюшоном. В седельную петлицу был вставлен большой полуторный меч, шлем свисал на ремнях сбоку.

В нескольких футах позади него на стройной длинноногой кобыле ехал верный оруженосец, сжимающий в руке рыцарское копье непроглядного чернильного цвета, еще два были глубоко воткнуты в петлицы у седла. Свободной рукой оруженосец держал поводья двух тягловых лошадей, несущих на себе дорожные мешки и сундуки со скарбом господина. На черных флажках и лентах, трепещущих на ветру, можно было разглядеть цветочную вязь, образующую монограмму «Р. Б.».

– Это он! Безземельный! – Предводитель отряда, капитан Джон Кейлем, мог и не говорить этого – солдаты отлично видели рыцаря, неспешно едущего навстречу.

Странник оглядывал окружающие земли, глубоко вдыхая местные запахи, словно они чем-то отличались от ароматов в тех местах, откуда он прибыл. Низко опустив голову и едва не клонясь к самой земле, он порой вглядывался в дорогу, засыпанную опавшими листьями, будто здесь они имели какой-то свой собственный, совершенно иной цвет. Шелест колосьев на полях и крон деревьев интересовал его не меньше. Звуки, запахи, закатный солнечный свет… Все было другим, таким далеким и почти забытым. Когда возвращаешься домой после долгого отсутствия, то еще не знаешь, что уже в душе стал чужаком, а уж если проходит целых десять лет, ты будто никогда и не бывал здесь раньше…

– Попробует сбежать – убить, – приказал капитан. – Вздумает оказать сопротивление – убить. За мной.

Отряд пустил коней быстрой рысью и вскоре каждый из баронских воинов смог разглядеть лицо незваного гостя.

Ему было тридцать лет или около того. Смолистые волосы увязаны в длинный хвост, трижды перехваченный черными лентами. Высокий лоб, прямой нос, тонкие губы и заостренная клинышком борода. Фиалково-синие глаза внимательно, словно боясь упустить что-то, осматривают поля, будто и не замечая скачущих навстречу солдат.

Удивленные крестьяне отрывались от работы на поле, прикладывая руку козырьком к глазам, чтобы не слепило заходящее солнце. Землепашцы смотрели на Черного Рыцаря и его коня, неспешно перебиравшего копытами, – хозяин предоставил животному полную свободу, отложив поводья ему на шею.

– Видишь, Гарнум, идут нас пленять, – сказал рыцарь скакуну, кивками приветствуя крестьян. Те, что стояли ближе к тракту, почтительно снимали шапки, некоторые склонились в поклоне.

– Не бойся, Нерин, – негромко проговорил странник, обращаясь к спутнику.

Парень и не боялся – будучи еще мальчишкой, сын крестьянина, он видел, как отца поволокли на дыбу только из-за того, что тот недостаточно низко склонился перед проезжающим по дороге тогда еще не бароном, но все равно властителем, Танкредом Огненным Змеем. Черный Рыцарь взял мальчишку себе в услужение, и оруженосец прошел с ним не одно сражение, оставив за спиной долгие походы и много лет у моста… Парень давно не боялся баронских вояк.

– Стой, чужеземец! – приказал капитан Кейлем, когда всадники окружили рыцаря и его слугу.

Крестьяне тут же вернулись к работе, боясь разогнуть спину и бросить лишний взгляд на злого офицера, – в памяти каждого тут же отозвались верные друзья и бессменные спутники баронских солдат.

Рыцарь легонько тронул коня, и тот остановился.

– Джонни Кейлем! – воскликнул странник. – А ты, как я погляжу, продвинулся по службе. А ведь, помнится, воду лошадям таскал, спотыкался…

– Зачем проник ты на земли баронства Теальского? Что тебе здесь нужно, Черный Рыцарь? – Церемониться с преступником и вспоминать прошлое доверенный баронский офицер не собирался – благо Джон Кейлем был в милости у его светлости, в то время как чужак – наоборот.

Странник молчал, глядя куда-то поверх плеча капитана – на недалекие стены Теала.

– Ты знаешь, что ты – объявленный враг баронства? Знаешь, что являешься преступником, за чью голову обещана награда?

Рыцарь не отвечал.

– Нам приказано препроводить тебя в Бренхолл. Если будешь оказывать сопротивление, отрежем твою голову и выставим ее на колу посреди торговой площади, ты понял меня, Черный Душегуб?

– Полагаю, что, когда простолюдин вроде тебя, Джон, смеет заговаривать с рыцарем, он должен обращаться к нему «сэр» и на «вы».

– Что? – Капитан побагровел. – Чтобы я какому-то преступнику говорил «вы»? Я знаю лишь пятерых, достойных именоваться рыцарями! Пять великих героев, служащих баронству Теальскому. Все остальные – преступники и лицемеры!

– Правда? – В голосе «преступника и лицемера» отсутствовало всяческое удивление или заинтересованность. – И кто же они? Могу я узнать их имена?

– Сэр Тарольд Логайнен, более известный как Рыцарь Червленого Сердца, – начал гордо перечислять имена капитан, – сэр Раймонд де Роли, более известный как Рыцарь Перепелицы, сэр Балеан Неорейский, он же – Безобетный Рыцарь, кроме того, сэр Годри Баринджер, Рыцарь Галлеанский, и сэр Персиваль Готлоу, более известный как…

– Рыцарь Трех Копий, – закончил странствующий паладин. – Что ж, имена действительно известные и почитаемые среди рыцарских рядов. Значит, честь моя не пострадает, если я вызову их всех.

– Что? – расхохотался капитан; воины поддержали. – Ты вызовешь их? Да ты знаешь, что Рыцарь Перепелицы в одиночку победил великана Норрета, жившего на самом юге баронства, у подножий Хребта Дрикха? Что остальные не уступают ему ни в силе, ни в храбрости? Знаешь, что…

– Знаю, я отлично наслышан об их подвигах.

– А что же совершили вы, «сэр рыцарь»? – спросил, будто ядом сплюнул, капитан Кейлем. – Какие из ваших подвигов занесены в летописи? О чем поется в балладах?

– Я не собираюсь перечислять вам свои заслуги – это недостойно рыцаря.

– Как же! «Недостойно», слыхали, ребята? Но судить не нам, а его светлости барону Танкреду. Ты согласен, чтобы тебя препроводили под конвоем в Бренхолл?

– Да, – коротко ответил сэр Безземельный.

– Что ж, тогда отдай свой меч.

– Попробуйте взять, – равнодушие на лице рыцаря сменилось гневным блеском в глазах. Слишком знакомым блеском…

Солдаты в нерешительности посмотрели на своего офицера. Несмотря на горделивые слова их командира, они все были наслышаны о деяниях ужасного Черного Рыцаря, и не всегда они, эти самые деяния, отличались от страшных сказок.

– Ладно, меч можешь оставить при себе, но без глупостей, иначе… выволочем тебя в пыли, а после выставим твой щит на всеобщее посмешище на торговой площади Теала. И это все после того, конечно, как тебя самого повесят на Дубе Справедливости.

– Так его еще не срубили?

– С чего это? Самых отъявленных преступников вешают на нем до сих пор на потеху народу. – Джон Кейлем повернул коня в сторону города. – В путь!

Он тронул лошадь, конвой и пленник двинулись следом. За ними поволочились и оруженосец, на которого никто не обратил внимания, и два груженных рыцарскими вещами коня-тяжеловоза.

За весь путь до городских стен он так и не проронил ни слова. Со всех сторон Черного Рыцаря и его верного оруженосца плотно окружали пленившие его теальские воины. Их было почти три десятка, посланных схватить одного-единственного рыцаря. Да уж, сэра Безземельного здесь ценили. Подумав так, странствующий паладин невесело усмехнулся в свою аккуратную бороду.

Баронский капитан не отводил глаз от пленника, он сам и его воины чуть что сразу хватались за мечи – они прекрасно знали, на что способен этот человек в черном плаще. Убийца и душегуб, на совести которого множество смертей верных слуг его светлости; за голову негодяя самим бароном Танкредом назначена весьма круглая сумма в золотых тенриях – пять сотен монет. Но даже эти немалые деньги давно уже не прельщали смельчаков – рассказывают, что сложивших свои головы при попытке схватить Черного Рыцаря было немногим меньше, чем золотых в награде.

Но сегодня пленник не предпринимал попыток сбежать или освободиться – он покорно ехал в окружении конвоя, время от времени поводя хмурым взором по сторонам, словно пытаясь восстановить в памяти каждую мелочь, каждое подросшее деревце, каждый затертый камень на дороге. От взгляда этих фиалково-синих глаз многим становилось не по себе – окрестные крестьяне опускали взор, а воины старались смотреть куда-то на руки рыцаря, на плащ, на его коня, лишь бы не на лицо. О да, он был слишком похож. Наверное, он и сам не осознавал, насколько похож, но солдат это сходство пугало до дрожи в ногах. Пугало даже сильнее, чем зловещая репутация Черного Душегуба, которая, надо сказать, большей частью была злостной и отвратительной клеветой.

Под мерный цокот копыт конвой подъехал к городской стене Теала. Рыцарь вздрогнул – сердце в груди предательски застучало, а губы зашептали забытые слова обетов. Как же он любил этот серый камень, эти остроконечные башенки, эти гордые флаги, этот величественный замок вдали. Все это у него отняли. От всего этого он отказался, но так и не смог забыть. Он всегда знал, что никакие подвиги, никакие клятвы никогда не заменят ему этих стен. Его сердце навеки осталось здесь, и теперь он возвращался, чтобы вновь обрести себя.

Обшитые железом ворота распахнулись, и всадники въехали в город.

– Надень капюшон, сэр псовый рыцарь, – потребовал капитан Кейлем. – И поглубже натяни его на свое мерзкое лицо. Если не хочешь, чтобы люди разорвали тебя на куски за все твои злодеяния.

Видят боги, офицер не посмел бы даже помыслить о том, чтобы скрестить меч с Черным Рыцарем. Но этого, хвала Хранну, и не требовалось. Господин барон всегда защитит своего верного слугу, а силенок у него побольше, чем у какого-то там рыцаря-бродяги.

– Как ты смеешь оскорблять рыцаря? – равнодушно поинтересовался в ответ тот, кого называли Черным Душегубом. – Как смеешь указывать рыцарю, что и как ему делать, негодяй?

– Это приказ его светлости Танкреда Бремера, – нахмурился капитан, – он не обсуждается. Если ты не подчинишься, я имею указания…

– Боится. Что ж, ожидаемо, – усмехнулся рыцарь, медленно надевая на голову капюшон.

– Очень хорошо, – удовлетворенно прокомментировал Кейлем, давая знак двигаться дальше.

Процессия перестроилась по трое всадников в ряд – главная улица Теала не позволяла держать более широкий строй. Вороной рыцарский конь неторопливо застучал копытами по мостовой, солдаты двинулись рядом.

Они проехали по бывшей Королевской улице, ныне гордо именовавшейся Свободной, до самого рынка, где посреди площади возвышался знаменитый на весь Теал Дуб Справедливости. Сегодня справедливость явно торжествовала – с могучих ветвей старого дерева свисало несколько веревок, на каждой из которых зловеще раскачивалось мертвое человеческое тело. Ветер разносил тошнотворный запах по всей площади, на которой тем не менее ни на миг не прекращалась бойкая торговля – десятки крестьянских телег были выставлены друг за другом, между этими импровизированными прилавками бродили и торговались деловитые горожане. Не отвлекаясь на покойников и хрипло каркающих ворон, сотни которых расположились на ветвях дерева, они занимались своими делами.

– Узнаю славных теальцев, – проворчал Черный Рыцарь. – За грош и сами удавятся, и других удавят, в то время как ни за что не обратят внимания, если подле них душат кого-то другого. Этому Дубу лет триста, и не припомню, чтобы хоть раз на нем кто-нибудь не висел.

– Скоро и тебе приготовят местечко, – съязвил капитан. – С северной стороны не советую – оттуда ветер всегда сильнее, лучше на южной висеть. Там, правда, вчера трех предателей вздернули, ну да, как говорится, в тесноте, да не в обиде!

Солдаты громко заржали.

– Отвечать на оскорбления смерда – значит ставить себя в один ряд с ним, – пространно продекламировал Черный Рыцарь. – Оскорбивший рыцаря смерд достоин либо удара мечом, либо удара плетью. Позже я предоставлю вам выбор, капитан.

– С радостью поговорим об этом после того, как тебя самого вздернут на Дубе, – не остался в долгу Кейлем.

С рыночной площади всадники повернули на идущую дугой улицу Василиска, которая выводила на вторую часть Свободной, а оттуда уже прямо к замку Бренхолл. Ехали медленно, Черный Рыцарь все время осматривался, вспоминая знакомые очертания зданий. Сколько же он не был здесь и как же он соскучился по этому городу…

Постепенно вдоль дороги стала собираться толпа – привлеченные слухами горожане выбежали посмотреть на ужасного Черного Душегуба, наконец-то попавшего в руки баронского правосудия. Вид у преступника и впрямь был жутким – громадный черный конь, вороненый шлем с длинным смолистым плюмажем висит у седла, чернильного цвета плащ и капюшон на голове, под которым царят сумерки. Словно злодей, сошедший со страниц страшных сказок про предавших свой обет рыцарей. И что с того, что за всю жизнь этот человек на самом деле не предал ни одного обета – кое-кто постарался, чтобы Черного Рыцаря в Теале ненавидели даже более люто, чем кошмарного некроманта Деккера. От одного его вида женщины бледнели и падали в обморок, дети прятались за спинами отцов, отцы же о чем-то тихо переговаривались между собой, время от времени бросая на пленника косые, полные злорадной ненависти взгляды. У кого-то Черный Душегуб отнял брата, у кого-то отца, у кого-то сына. Очень многие исчезновения досужие городские сплетники приписывали этому искусственно созданному образу демона в человеческом обличье.

Черный Рыцарь видел все это, но не держал на людей зла. Он знал, что так будет, ведь виной всему один человек… один-единственный, чтоб ему провалиться в бездну и сгинуть там. Что ж, скоро он его увидит, и он очень хорошо представлял себе, что именно от него услышит, потому что этот человек нипочем не мог измениться – он слишком хорошо его знал. И все же, едва конвой выехал к Ровной улице, что с одной стороны была ограждена домами горожан, а с другой – рвом и стеной, разделяющими Теал и Бренхолл, волнение комом подступило к горлу. Когда-то давно этот человек был ему дорог. Его мнение было дороже для Черного Рыцаря, чем жизнь, важнее, чем честь, ценнее и ближе, чем все, чем он когда-то владел. Как же давно это было…

Мост, неглубокий ров, полный мутной зеленоватой воды, решетки врат… Он уже не смотрел по сторонам. Все внимание рыцаря устремилось на одинокую фигуру в просторной алой мантии и теплом бордовом плаще, отороченном мехом. Встречавший его человек застыл у ворот.

Капитан спрыгнул с коня, торопясь преклонить колено перед своим господином, но волшебник лишь отмахнулся от него, веля воинам убираться прочь. Кейлем и его солдаты почтительно выстроились перед замком, около рва, оруженосец сэра Безземельного остался там же, сгибаясь под тяжестью мрачного копья своего господина. В ворота Бренхолла Черный Рыцарь въехал один.

– Здравствуй, Роланд, – холодно поприветствовал странника Танкред.

– И ты здравствуй, отец, – не теплее ответил рыцарь, слезая с коня.

Капюшон наконец-то покинул голову воина, явив на свет лицо, на котором застыло выражение человека, пытающегося не выдать чувств и с трудом сдерживающего крики от пыток. Они были очень похожи. Но при этом их лица были отражением противоположных характеров, где баронские подлость и коварство ни за что не могли победить благородство и открытость в чертах его сына. Единственное, что было общим, – это твердость глаз, жесткость скул и напряженность лбов, будто выкованных из металла.

– Давно мы с тобой не виделись, – хмуро заметил Огненный Змей, сверля Черного Рыцаря пронзительным взглядом.

– Давно, – не стал спорить сын.

– Явился молить о моем прощении? – злобно прищурился владыка Теала.

– Если и просить, то не у тебя, – ответил странник. – Могу я увидеть моего дядю Джона и мою мать?

– Нет, не можешь, – отказал Танкред.

– Могу я узнать причину? – В душе у рыцаря защемило тревожное предчувствие.

– Это твое право по крови, Роланд Бремер, – сказал барон, и от этих слов Черного Рыцаря передернуло: слишком давно он не слышал, чтобы его называли родным именем, с тех самых пор, как он покинул свой дом. – Мой старший брат Джон мертв, а твоя мать… она не хочет никого видеть.

– Что ты сделал с ними, подлец?! – Голос Роланда сорвался. – Что?!

– Они сами решили свою судьбу, сын. Я не настолько злодей, чтобы губить близких мне людей, – Танкред невесело усмехнулся, – хотя многие здесь думают именно так. – Барон холодно посмотрел на сына, в глазах которого ясно читалась ненависть. – Джон погиб от руки твоего дружка, Ильдиара де Нота. Поединок был честным, но у брата не было шансов против первого меча Ронстрада. Ведь тот владел силой пламени.

– Не может быть. – Черный Рыцарь побледнел. – Сэр Ильдиар – благородный рыцарь, он никогда бы не стал…

– Думаю, что я позволю тебе посетить могилу дяди, – снисходительно разрешил Танкред.

– А мама? Что с ней? – непередаваемая тревога сквозила в голосе сына.

– Когда ты покинул нас, она не смогла этого вынести, – слова отца жестоким ядом опаляли сердце Роланда. – Сесилия начала болеть, а вскоре повредилась и рассудком. С тех пор она сторонится людей. Иногда я заставляю ее присутствовать на важных обедах, но лицезреть ее страдания при этом для меня с каждым разом все более невыносимо.

– Нет… – Рыцарь дрожал, будто его нагим засунули в ледяной каземат. – Ты лжешь! Ты всегда мне лгал!

– Разве? – Танкред невесело усмехнулся. – Нет, это ты обманул меня.

– Я? – поразился рыцарь, ни разу в жизни никому не солгавший. – Я обманул?