Текст книги "Мистер Вечный Канун. Город Полуночи"

Виктор прислушался: кроме металлических звуков мерной работы часового механизма, ничего слышно не было. Затаив дыхание, он открыл дверь чуть шире и перешагнул порог.

Реальные размеры помещения, в котором он оказался, понять было невозможно из-за стоявшей там темноты. Ее чуть прорезали косые солнечные лучи, проникавшие внутрь сквозь отверстия в виде римских цифр на огромном циферблате. Виктор видел лишь парящую в воздухе и медленно опускающуюся на пол в лучах света пыль.

Пыль была здесь повсюду: она оседала на шляпе, на плечах и на лице, лезла в нос и глаза. Незадачливый журналист вдруг поймал себя на мысли, что пыли как-то слишком уж много, и ему даже почудилось, словно кто-то ее на него специально сыпет.

Виктор приглушенно чихнул в рукав и вдруг отметил, что пыль вокруг чуть светится и имеет странный серебристый оттенок. Не успев как следует удивиться данному открытию, он пошатнулся. Ноги его подкосились, и, нелепо взмахнув руками, Виктор Кэндл рухнул на пол.

В следующий миг мистер Эвер Ив поднялся и отряхнул костюм несколькими быстрыми размашистыми движениями.

– Сэр? – Из-за огромного чугунного колокола выступила фигура Стюарта Биггля. – Это уже вы?

– Мне интересно было бы поглядеть на тебя, на себя и на ситуацию в целом, если бы это был не я, – ехидно заметил мистер Ив.

– Что ж, – с облегчением подытожил Биггль, – это вы.

– Раз уж мы определились с этим, Ключ, может быть, ты, отыграв свою роль в нашей миленькой постановке, просто возьмешь и отправишься домой?

– Я все сделал верно, сэр? – спросил Биггль, потирая сухие ручонки и явно не понимая намека.

– Раз я тебя не ругаю, то, выходит, ты все сделал верно, – утомленно сказал мистер Ив.

– Я заманил мальчишку сюда, как вы и велели, к этому времени, чтобы вы могли… – он выжидающе глянул на босса, – что?

– Тебя это не касается, Биггль, – нахмурив брови, заметил мистер Ив. – Ты сделал то, что от тебя требовалось. Привел его сюда и обсыпал сонной пылью, а теперь – прочь!

Мистер Ив ожидал увещеваний, жалоб и глупых вопросов, но Ключ его удивил:

– Слушаюсь! – старик как-то уж чересчур быстро согласился и, почтительно кивнув боссу, прошаркал к выходу из комнаты с часами.

Когда дверь за Бигглем закрылась, мистер Ив уже забыл о его существовании. Он был там, где и должен был быть, – явился именно в нужный ему урочный час. Все вроде бы шло как задумывалось, и тем не менее что-то его легонько, настырно смущало. Что-то не позволяло Человеку в зеленом сделать то, ради чего он сюда явился.

Мистер Ив вдруг понял, что именно показалось ему подозрительным: он не слышал звука отдаляющихся шагов.

– Ключ! – яростно прорычал мистер Эвер Ив. – Я знаю, что ты там прячешься! Пошел вон! Или я за себя не ручаюсь!

Стюарт Биггль позволил себе наивно считать, что он может вот так запросто остаться подглядеть и подслушать разговор под крышей Глухой башни. Он ошибся. Нюх Человека в зеленом в очередной раз доказал: его не проведешь.

– Но, сэр… – подал из-за двери голос Биггль. – Быть может, вам понадобится моя помощь, и я…

– Не понадобится! Ты уже все сделал! А теперь убирайся, или…

– Вы «за себя не ручаетесь», сэр, – закончил Биггль. – Я помню.

– Не забывайся, Ключ! Все! Больше не желаю тебя слышать! Избавь меня от себя!

Мистер Эвер Ив задвинул засов на двери, и старому ключнику не оставалось ничего иного, кроме как, оскорбленно стуча ногами по ступеням винтовой лестницы, двинуться вниз – подслушивать после того, как его уже один раз поймали, он не решился.

Вскоре стукнула дверь башни, и только тогда мистер Ив позволил себе сойти с места. Он подошел к огромному башенному колоколу и прислонился к нему, как пьяница к водостоку.

– Всё, – сказал он темноте комнаты с часами. – Можешь выходить.

Никто ему не ответил.

Мистер Ив спохватился:

– Ах да, ты же не слышишь.

Не отходя от колокола, он приложил к нему обе ладони, и за какую-то секунду тот стал стеклянным. Беззвучно и безропотно старый металл обрел прозрачность, и внутри него медленно разгорелась искра – постепенно она разрослась и превратилась в шар тусклого света. Тьма медленно отползла к стенам, обнажая детали механизма, – почти все помещение занимали собой блоки и шестерни, управлявшие стрелками.

Из дальнего от входа угла выступил незнакомец. Или, вернее, выступили три незнакомца. Три белых мелованных лица выглядывали из темноты, как из окон: старик, морщины которого походили на трещины в скалах, мужчина средних лет совершенно непримечательной наружности и мальчишка – из-за чрезмерной гладкости кожи его лицо казалось совершенно безликим и невыразительным.

Они стояли, тесно прижавшись плечами друг к другу, будто вдруг оказались одновременно в очень узком дверном проеме. Все трое пристально глядели на мистера Ива, и даже ему стало слегка не по себе.

– Я пришел, чтобы… – начал он, но тут же снова спохватился: – Ах да.

Отличительной особенностью всех троих, помимо отсутствия эмоций на лицах, было и отсутствие ушей.

Мальчишка медленно поднял руку и указал на колокол за спиной мистера Ива, а после осуждающе покачал головой. Человек в зеленом прочитал в этом жесте как предостережение, так и неудовольствие этих типов тем, что он, видите ли, посмел прислониться к их колоколу.

– Не нужно беспокоиться! – прокричал Человек в зеленом, демонстративно потешаясь над глухотой собеседников. – Все учтено! Перейдем к нашему делу!

Он достал из кармана пальто свернутую трубочкой рабочую тетрадь Виктора Кэндла и открыл ее на последней чистой странице. Затем извлек оттуда же чернильную ручку с крошечной чернильницей. Быстро что-то набросав в тетради, мистер Эвер Ив показал то, что у него вышло, молчаливой троице. На страничке был кривобоко намалеван циферблат со стрелками в определенном положении, а также большая жирная цифра, имитирующая дату в отрывном календаре.

Зрение у всех троих, судя по всему, было не в пример лучше слуха, поскольку они сразу же одновременно кивнули, соглашаясь.

Мистер Ив провел ладонью по странице – и рисунок исчез. На вновь обретшей девственную чистоту бумаге он что-то написал, затем, как и в прошлый раз, показал собеседникам. Те снова слаженно кивнули. И так продолжалось несколько раз, пока мистер Ив не показал им нечто, что по смыслу походило на угрозу. Троица глухих нахмурила брови.

Далее произошло то, чего не ожидал даже Человек в зеленом. Словно в ответ на его угрозу, минутная стрелка на циферблате дернулась, как в судороге, и, подхватив за собой часовую, уперлась наконечником в XII.

Полдень.

В тот же миг рычаги провернули барабаны, на них накрутились цепи, а те, в свою очередь, потянули за собой язык колокола, и тот с неимоверным грохотом ударился о стенку. Хоть колокол с виду и был превращен в своеобразную лампу, но на деле по-прежнему оставался собой – отлитым из металла и невероятно-запредельно-убийственно звонким.

Мистер Ив отлетел в сторону от первого же удара и, оглушенный, рухнул на пол. Его собеседники никак на это не отреагировали. Глядя на Человека в зеленом равнодушным, как само время, взглядом, старик, мужчина средних лет и мальчишка слитным движением шагнули назад и исчезли в углу, из которого и появились. Колокол вновь стал выглядеть, как ему и должно. Комната налилась чернотой.

Как только часы пробили полдень и эхо от последнего удара развеялось, Виктор Кэндл поднял тяжелую голову с холодного пола с таким трудом, как будто вручную вытягивал с морского дна корабельный якорь. Он огляделся, ничего не понимая.

«Я в темноте… – обрывки мыслей появлялись и затухали в его сознании. – Циферблат… башня… Я в башне. Шел за…»

Виктор огляделся по сторонам, но никого не обнаружил – было слишком темно. Потирая голову, он поднялся.

– Когда я?.. – пробормотал Виктор. – Что произошло?

Рациональный разум столичного репортера тут же услужливо предоставил объяснение: «Затхлый спертый воздух. И еще этот запах заброшенного чердака… Вот я и отключился…»

На полу рядом что-то лежало. Виктор с удивлением понял, что это его собственная тетрадь. Подняв ее, он подошел к льющимся через прорези цифр полосам света и прочитал запись в самом верху страницы:

«Если не сделаете то, о чем мы договорились, и проспите последнее мгновение Кануна, то для вас Вечный Канун может и не наступить».

Виктор нахмурился: почерк был его, но он не помнил, чтобы писал это.

– Что за бред? Канун? Вечный Канун?

И тут он вспомнил: «Последний Канун, о котором говорил Иарран Ри! Это ведь то же самое или… нет? Вечный Канун запросто может быть последним… нет, он и будет последним, если затянется навечно… Так. Что здесь, черт побери, творится?!»

Виктор с подозрением огляделся. Закрыв тетрадь, он снова свернул ее трубочкой и засунул в карман. Затем решительно шагнул во тьму в поисках Биггля или Сэра (за которым ключник должен был проследить), желая получить хоть какие-то объяснения происходящего.

В комнате с часами никого не оказалось. Скорее всего, старикашка сбежал, пока он валялся без сознания. А Сэр… был ли он здесь вообще?

– Что же ты здесь собирался найти? – спросил Виктор невидимого Биггля. – И что здесь искал этот твой Сэр?

Так и не получив ответов, Виктор поспешил покинуть комнату с часами, пока кто-нибудь его здесь не обнаружил. Отодвинув запор (дверь была странным образом заперта изнутри, но Виктор настолько был сбит с толку последней записью в тетради, что даже не обратил на это внимания), он вышел на площадку и зашагал по лестнице вниз.

Виктора била крупная дрожь. Он был уверен: записи в твоей тетради, сделанные твоим почерком, сами по себе не появляются – для этого нужна твоя рука, да и сознание не помешает.

Очнулся Томми оттого, что кто-то грубо тряс его за плечо.

Вытащив из-под затекшей щеки зажатый там вместо подушки кулак и открыв глаза, мальчик обнаружил, что лежит в большой коробке. Крышки не было.

– Ну ничего себе! – прозвучал над головой возмущенный голос Чарли. – Я уже собирался за ним обратно на фабрику бежать, а он тут спать удумал!

Томми окончательно проснулся. Он тут же все вспомнил: и кота, и фабрику, и побег. Неясным оставалось только одно.

– Где это мы?

– Где-где, – передразнил приятеля Чарли. – У ведьмы в пироге. Пока ты спал, нас успели привезти и выгрузить. Кажется, это лавка мистера Поркинса на Лейкшир-стрит, и сейчас поздний вечер – она, как ты мог догадаться, уже закрыта.

Томми посмотрел вокруг. В небольшом и слабо освещенном помещении склада было разбросано множество перевернутых пустых коробок без крышек. Повсюду валялись детали «Расчудесных самораскладных пугал». Таких же пугал, от которых Томми и Чарли убегали на фабрике. Мальчик невольно поежился.

– Не бойся, они не двигаются, – успокоил его Чарли. – Надо бы их всех сжечь, пока не ожили.

– И устроить мистеру Поркинсу пожар? – возразил Томми, выбираясь из коробки. – Нет, сжигать лавку глупо. Ну, сгорят два десятка пугал. Видел, сколько ящиков было на фабрике? К тому же этих «Расчудесных» продавали по всему городу. Их, наверное, собрали столько, сколько жителей в Уэлихолне. Тысячи!

– Тысячи… Ты представляешь, что может случиться? – Чарли ужаснулся собственной догадке. – Они ведь готовят что-то к Хэллоуину. Эти мистер Мэйби и Лукинг. Что-то очень плохое.

– Что еще за Лукинг? – удивился Томми. Он слышал это имя впервые.

– Ну, Гласс. Фабрика Гласса… – пояснил Чарли. – Его зовут Лукинг, это было написано на двери в конторе над цехами. Дурацкое имечко, конечно… В общем, неважно. Мы должны что-то сделать со всеми этими пугалами!

– Тут не поспоришь. – Томми кивнул. – Но для начала надо хотя бы выбраться отсюда.

Он подошел к двери и дернул за ручку. Как и следовало ожидать, она и не думала поддаваться.

– Заперто. Что же теперь, до утра здесь сидеть?! Мама, наверное, уже в бешенстве – ведь я пропустил не только завтрак, но и обед. Если не явлюсь к ужину, она меня самого сварит.

– Не сварит, – заверил приятеля Чарли. – Пока ты тут дрых, я уже все осмотрел и нашел, как выбраться. Вон там есть лестница на чердак. Окно на нем открывается. Еще не забыл, как лазить по крышам?

– Спрашиваешь…

– Вик? Ты тут?

Не дождавшись ответа, Кристина открыла дверь и заглянула в комнату.

– Ну кто бы сомневался, – проворчала она. – И где он на этот раз пропадает?

Если еще вчера Кристину отсутствие брата нисколько не волновало бы, то сейчас, осмотрев темную пустую комнату, она подумала: «Ну конечно! Я ведь в одиночку должна все это делать! Я же единственный ребенок в семье!»

А потом вдруг ее кольнула задорная мысль: «Хм… почему бы и нет? Виктор с его занудством только все испортит! К тому же он вряд ли оценил бы мои методы и потом целый вечер ворчал бы, как старый хрыч. Справлюсь сама!»

У Кристины Кэндл с детства была одна особенная черта, которой она сама никогда не придавала особого значения. Черта эта заключалась в том, что Кристина была умной. Хотя нет, все же правильнее будет сказать, что она была очень умной. Причем настолько, что это раздражало маму, и она то и дело твердила ей: «Не умничай, Кристина, а то вылезут волосы и будешь лысой, как тетушка Кло». Дочь догадывалась, что маму просто раздражают умные люди рядом с ней, потому что они в любой момент могут придумать или удумать что-то, что ей может не понравиться.

Кристина, впрочем, и сама не очень любила думать – вернее, Думать, с большой буквы. А все потому, что это отнимало множество сил и потом ее неизменно мучила мигрень.

Само собой, она знала, что это ее собственная ведьмовская сила. Причем открылось это ей, еще когда она была возраста Томми и совершенно случайным образом: тетушки в очередной раз разорались, забыв запереть окно кухни. То, что она – ведьма, Кристину не заботило, напротив, она старалась не выделяться и быть как можно более обычной, только бы в городе ее не ставили в один ряд с мамой или тетками. И она этого добилась: для всех были «эти странные Кэндлы из дома на холме» и «милая Кристина из библиотеки», и вряд ли кто-то даже догадывался, что милая Кристина и странные Кэндлы – родственники.

К тому же, как уже говорилось, она терпеть не могла применять свою силу. И тем не менее сейчас был тот редкий случай, когда последующая мигрень должна была того стоить. Папа… они похитили папу и она его найдет!

Кристина на миг закрыла глаза, сконцентрировалась и подула на собственный указательный палец – его кончик объял шарик зыбкого голубоватого света. Девушка приставила его к виску и заставила себя думать о папе. В голове выстроились картинки, словно фотокарточки в фотоальбоме: она убегает на работу, услышав, как папа зовет ее, видит лгущих или заблуждающихся родственников, которые уверяют, что папа куда-то вышел, видит взгляд мамы, когда кто-то говорит о папе в ее присутствии, видит кривую улыбку дядюшки Джозефа… Потом перед ее мысленным взором предстает Виктор, который буквально встряхивает ее, и с чужой лжи, чужих взглядов и улыбок сползает тонкая серая поволока, тут Кристина начинает понимать. Рядом с каждой ложью прямо в воздухе появляется табличка с надписью «Ложь», а рядом с головами отводящих глаза и улыбающихся родственников таблички, подписанные: «Она знает, что случилось, но не хочет себя выдать», «Злорадство!», «Самодовольство!», «Он получает наслаждение всякий раз, как кто-то недоумевает, где же Гарри Кэндл»…

Мысли в голове у Кристины начали тасоваться, как карты в колоде, после чего, вытаскивая их одну за другой, она начала выкладывать пасьянс из образов. Девушка взяла все, что произошло в доме за последние дни, вычленила оттуда то, что хоть как-то было связано с папой, а остальное отбросила. В результате картина сложилась.

Светящийся палец все крутился у виска, наматывая мысль за мыслью, а в голове Кристины начала складываться последовательность действий – то, что ей требовалось сделать, чтобы найти ответы. Нижний ящик комода в комнате бабушки Джины, болтливая ведьма, ключ, дверь чердака…

Кристина открыла глаза и улыбнулась. Она знала, с чего начать…

Подготовка заняла совсем немного времени, и вскоре Кристина уже сидела в засаде. Дверь открылась, и, осторожно переступив порог, в комнату девушки вошла тетушка Рэммора. В руках она держала покачивающийся из стороны в сторону поднос.

– Милочка, я принесла тебе молоко и печенье, – сказала она, увидев сидящую на стуле посреди комнаты племянницу.

– Неужели это моя тетушка? Молоко и печенье? Не ожидала…

Глянув на Кристину, Рэммора нахмурилась. Что-то с племянницей было не так. Она втянула носом воздух и сразу все поняла.

– Ты что… – прошептала тетушка, – умничала?

Кристина кивнула, и она продолжила:

– Твоя мама ведь запретила тебе…

– Верно. Она запретила мне умничать. Виктору она запретила уезжать из дома семь лет назад. Томасу запретила совать нос во взрослые дела, а тебе…

– А я что? – сконфуженно прервала Рэммора племянницу. – А мне – ничего!

– Так уж и «ничего», тетушка? – коварно улыбнулась Кристина и достала из-за спины коричневую бутылку с этикеткой, на которой была изображена крыса и стояла надпись на немецком.

Рэммора сглотнула.

– Откуда у тебя это? Это же…

– Да, бабушкин шнапс, который мама от тебя прячет.

– Она говорит, что от него я становлюсь сама не своя…

Кристина вскочила на ноги и, отобрав у Рэмморы поднос, всучила ей в руки пыльную бутылку.

– Предлагаю немного посидеть и поболтать перед ужином, тетушка. Что скажешь?

– Я… я… – залепетала совершенно сбитая с толку Рэммора, не сводя глаз со шнапса.

– Так я и думала, – хмыкнула Кристина и повернула ключ своей комнаты, заперев их с тетушкой внутри. Хотя правильнее будет сказать, что сейчас Кристина Кэндл заперла ничего не подозревающую тетушку… с собой.

– …И что мы будем делать? – угрюмо спросил Чарли Уиллинг, вгрызаясь в имбирное печенье.

– Не знаю, – ответил его лучший друг, запивая печенье горячим молоком. – Пока что ничего…

Горячее молоко и печенье принесла тетушка Рэммора, что было весьма странно. Тетушка не славилась заботливыми и добрыми поступками, и Томми тут же заподозрил, что все это не к добру. Сперва он предположил, что молоко прокисло, а в печенье присутствуют крысиные экскременты, но ни первое, ни второе не подтвердилось – и молоко, и печенье были на удивление вкусными. А потом Томми заметил, что тетушка Рэммора слишком навязчиво пыталась не смотреть на Чарли. Все встало на свои места: это мама попросила ее проверить, не шалит ли их гость, ведет ли себя хорошо и не пытается ли выкинуть что-то запретное… Что ж, в другое время они с Чарли и могли бы придумать что-нибудь веселенькое, но сейчас им было не до того. Они ждали лишь, пока тетушка выйдет за дверь, чтобы вернуться к своему мрачному разговору…

Разговор этот происходил в комнате Томми. Стрелки на часах над ярко горящим камином неумолимо подбирались к половине восьмого.

Мальчики сидели на кровати. Рядом высилась груда праздничных игрушек и украшений, которые следовало расставить и развесить в детской. Здесь были: искусственная паутина в большом коричневом пакете и пауки, которых ни за что не отличишь от настоящих, дрова для камина в виде костей, а еще вертел с нанизанной на него восковой человеческой головой. Мама сказала, что Виктор принесет из гаража труп, чтобы можно было положить его под кровать, и велела пока украшать комнату, после чего подключиться к украшению дома. Но у мальчишек были дела поважнее. Они обсуждали то, что обнаружили на старой фабрике.

– Нельзя же ничего не делать! – возмутился Чарли. – Весь город в опасности! Может, скажем твоей маме про пугал? Пусть хотя бы ваших из дома выбросит…

– Моей маме? – ужаснулся Томми. – Она же спросит, откуда я о них знаю! И тогда придется рассказать обо всем, что мы видели на фабрике… Она же меня прикончит за то, что я туда пробрался! Нет, нужно придумать, как разделаться с тыквоголовыми самим!

– Но что мы можем сделать? – попытался образумить друга Чарли. – Они же повсюду!

– Мы что-нибудь придумаем!

– Как же, придумаешь тут! – пробурчал Чарли. – Думаешь, эти тыквоголовые просто собрались испортить нам праздник? Ты же слышал: там какой-то газ из чертополоха! А может, что и похуже! Нужно кому-то рассказать!

Томми злился. Он прекрасно осознавал, во что они влипли, но при этом не мог допустить даже мысли о том, что мама все узнает и запрёт его в комнате, лишив тем самым возможности хоть что-нибудь сделать.

– Никакой мамы! – решительно заявил Томми. – Взрослым вообще ничего нельзя рассказывать: они не поверят, еще и нас накажут…

Томми собирался еще что-то добавить, но не успел. Дверь комнаты Кристины хлопнула.

Кристина! Точно! Можно ее предупредить!

Мальчик соскочил с кровати.

– Ты куда? – спросил Чарли.

– Я ненадолго, – ответил Томми и открыл дверь. – Начинай пока украшать комнату. Скоро вернусь. И придумай, как нам самим одолеть мистера Зеркало!

А затем, сопровождаемый недоуменным взглядом друга, исчез.

Кристина вела себя странно. Еще страннее, чем обычно. Она шла на носочках и замирала всякий раз, когда под ее ногой скрипела половица. И еще она шарахалась по темным углам, стоило кому-то из гостей объявиться в коридоре или на лестнице.

Сестра привела крадущегося за ней Томми к комнате дядюшки Джозефа и тетушки Меганы. Заглянув в замочную скважину, она тихонько приоткрыла дверь и нырнула туда. Томми даже не успел этому удивиться, как Кристина уже снова появилась в коридоре. В руке она что-то сжимала.

Больше сестра не таилась – совсем наоборот. Она пулей пронеслась по коридору и, выбежав на лестницу, бросилась вверх по ступеням. Томми последовал за ней.

Поднявшись на третий этаж, он успел увидеть, как фигура в рыжем свитере исчезает на узкой лестнице, ведущей на чердак.

– И что тебе там понадобилось? – прошептал Томми.

Чердачная дверь Крик-Холла всегда была закрыта, и мама строго-настрого запретила Томми даже думать о том, чтобы соваться под крышу особняка. Запрет она объяснила прогнившими досками чердака и старой черепицей, которую дядюшка Джозеф все никак не удосужится заменить. Кристина, судя по всему, нисколько не боялась провалиться или попасть под обвал.

Томми взобрался по чердачной лестнице наверх и прислушался. Из-за двери раздавались голоса. Сестра с кем-то говорила. Мальчик затаил дыхание и осторожно повернул ручку. Дверь слегка приоткрылась. В то же мгновение свеча, горевшая на чердаке, погасла, не позволяя ему ничего разглядеть. Его раскрыли. Черт!

Не успел он додумать мысль, как чьи-то цепкие руки схватили его за шиворот и втянули на чердак.

– Ты шпионишь за мной, маленький гаденыш?!

Над ним нависала Кристина. Сестра выглядела такой разъяренной, что от нее едва ли не шел пар.

– Сама маленький гаденыш! Отпусти! Отпусти!

– Говори, что ты здесь забыл! – велела Кристина.

Ярость сестры передалась и Томми – такое обычно с ним бывало от жуткой несправедливости. Мальчик сейчас был зол как никогда в жизни. Он сжимал кулаки и хотел как следует ударить Кристину в глаз. Мама говорила, что девочек бить нельзя, но она ничего не говорила о подлых, коварных, злобных сестрах…

– Я так и знал: вы с Виктором что-то затеяли! – воскликнул Томми. – Это вы помогаете дядюшке Джозефу избавиться от папы!

– Послушай себя! – нервно рассмеялась Кристина. – Глупая малявка! Ты же несешь полнейшую чушь!

– Да?! Сначала тетушка Мегана говорит дядюшке Джозефу, что он то ли избавился, то ли избавится от папы. Потом мы не едем, как обычно, за подарками и в «Сову в фонаре»! А еще вы с Виктором шныряете повсюду. Я видел, как ты выходила из комнаты дядюшки Джозефа! Ты его сообщница!

– Ты, как всегда, все понял по-дурацки и выводы сделал глупые, – усмехнулась Кристина. – Хотя чего еще ждать от малявки. А я-то думала, ты уже поумнел…

– Да? – исподлобья глядел Томми. – А что ты тогда там делала?

– Искала ключ от чердака, дурак!

– И чем докажешь?

Томми гневно сопел. Что она вообще себе думает, глупая девчонка! Считает, если ей восемнадцать, она такая уж всезнайка?! Так вот, она ошибается!

– А где мы сейчас, по-твоему, находимся? – Кристина помахала ключом перед носом у брата. – Ключик – все дело в нем…

Томми понял, как сглупил. Но отступать не собирался.

– И зачем тебе ключ? Что ты здесь делаешь?

– Я не собираюсь тебе ничего рассказывать. Убирайся отсюда и иди играй в игрушки со своим недоумком-дружком!

– Сама ты недоумок. И никуда я не уйду!

– О, еще как уйдешь, если не хочешь, чтобы я спустила тебя с лестницы.

– Я сам тебя спущу!

– Ну, я тебя предупреждала…

– Кристина… – раздался вдруг едва слышный голос из-за спины сестры.

Томми обомлел. Голос принадлежал папе, но на чердаке, кажется, никого, кроме самого Томми и его сестры, не было. Кристина обернулась и поглядела на завешанную полотнищем… картину?

– Кристина… – голос раздался вновь, и шел он из-под полотнища. – Покажи ему…

Кристина явно не хотела ничего показывать младшему брату, но спорить не стала. Сестра достала из кармана спички и вновь зажгла свечу, после этого она подошла к «картине» и стянула полотнище вниз. Под ним оказалось большое зеркало из папиного кабинета – Томми не раз его видел. В зеркале отражался сам папа.

Томми обернулся, но за его спиной никого не было. Ничего не понимая, он вновь поглядел в зеркало. Отец стоял, прислонившись к стеклу. Он выглядел больным и старым. Томми стало страшно.

– Папа? – спросил он, чувствуя, как похолодела спина. – Что… это такое?

– Подойди… – едва слышно проговорил отец.

Томми подошел и вдруг понял, что не отражается в зеркале – как и Кристина.

– Я рад, что с тобой все хорошо, Томас, – сказал отец. – Джозеф говорил, что проклял тебя. Я не хотел в это верить…

– Он пытался мне навредить, но у него не вышло, – все еще ничего не понимая, ответил Томми.

– Я очень рад… но мне, как ты видишь, повезло меньше…

– Что вы с ним сделали? – Томми гневно глянул на сестру.

Та ничего не успела сказать.

– Нет! – воскликнул отец. – Кристина не виновата, Томас. Она меня разыскала…

– Если не она, тогда кто? Дядюшка? Или Виктор?

– Виктор здесь тоже ни при чем. Именно благодаря ему меня и нашли. Джозеф в сговоре с вашей матерью, они заперли меня в этом зеркале. Никто из них не хочет, чтобы я присутствовал в этом году на празднике. Меня убрали с дороги.

– Но как тебя выпустить? – спросил Томми, оглядывая края рамы в поисках дверной ручки или засова.

– Я не знаю, Томас, – с тоской в голосе сказал отец. – И полагаю, это знает лишь Джозеф. Именно он запер меня здесь. Я писал письмо вашему брату, когда он заявился в мой кабинет. У меня не было желания разговаривать, но он сказал, что дело не ждет, что это касается… – Гарри Кэндл запнулся, – касается нашей с ним прежней семьи. В общем, неважно. Джозеф обманул меня. Он предложил мне выпить, налил шерри. Я не отказался. После первого же глотка я понял, что фразы Джозефа становятся все более запутанными и расплывчатыми… мне стало дурно. Джозеф подмешал в шерри сонное зелье – после него по пробуждении остается такой приторно-горький привкус во рту… Пришел в себя я уже в зеркале – я видел нашу библиотеку. Потом он перенес меня сюда… Он сказал, что мне не выбраться, и я, как бы ни хотел обратного, склонен ему верить…

– А если мы унесем зеркало? – предложил Томми. – Где-нибудь спрячем его…

– Боюсь, это не поможет.

– То есть мы не можем ничего сделать? – в отчаянии заломила руки Кристина.

Томми стало стыдно: он видел, как сестра переживает. И как он мог подозревать ее и в чем-то обвинять?

– Мы можем! – решительно заявил Томми. – Я знаю человека, который нам поможет! Очень хорошего человека!

– Кого еще ты там знаешь? – с сомнением спросила Кристина.

– Мисс Мэри! – заявил мальчик.

Реакции не последовало. Ни отец, ни сестра не знали никакую мисс Мэри. Тогда Томми уточнил:

– Тетушка Клара.

– Какая такая тетушка Клара? – удивилась Кристина.

– Что?! – Отец был поражен. – Клара? Откуда ты о ней знаешь?

– Она помогла мне, – сказал Томми. – Ну, с проклятием.

– Я не понимаю… – начала Кристина.

– Моя сестра, – пояснил отец. – Вы не должны были узнать о ней. Так хотела ваша мама.

– Да, потому что наши семьи – враги, – добавил Томми. – Мама ненавидит бабушку Софию и Клару. И дядюшка Джозеф тоже.

– Ты и о моей матери знаешь? – Гарри Кэндл нахмурился. – Это Клара тебе все рассказала? Она не должна была. Не должна была подвергать тебя опасности. Если только Корделия узнает…

– Я сам все разведал, – важно заявил Томми. – Я был в Гаррет-Кроу. У меня есть фотография… Клара хорошая! И совсем не сумасшедшая! Ей просто плохо!

Гарри Кэндл удивленно поглядел на сына. Неужели Томас так повзрослел за какую-то неделю?

– Ты прав, – сказал отец. – Она хорошая… И ей не повезло. Но, к сожалению, она мне не поможет… У нее нет былых сил, остались лишь слабые отголоски…

Томми опустил голову. Это была правда. Клара сказала ему то же самое.

– Но что мы можем сделать? – спросила Кристина, едва не плача. – Хотя бы что-то!

– Есть кое-что, – сказал отец, оглядываясь по сторонам, будто неожиданно ощутив сквозняк и выискивая, откуда же дует. – И надеюсь, это сработает. Джозеф приходил недавно – он почему-то подумал, будто я могу уйти отсюда. Нет! – Гарри предвосхитил вопросы детей. – Не из зеркала, а с чердака. С моей стороны – в зазеркалье. Он так боялся, что начертил круг вокруг зеркала. Вы видите его?

Томми и Кристина кивнули – они видели.

– Вам нужно как-то прервать его и… еще кое-что…

– Что нам сделать, папа? – спросила Кристина, тапочками стирая мел с дощатого пола. – Мы все сделаем.

– Ключ от двери чердака, – сказал Гарри. – Он ведь у тебя, Кристина? Покажи мне его.

Кристина достала из кармана ключ и поднесла его вплотную к зеркалу.

– Но как я его тебе дам?

Она попыталась засунуть ключ в зеркало, но тот лишь стукнул по твердому стеклу.

– Видишь дедушкин письменный стол? Спрячь ключ в верхний ящик. Только сделай это так, чтобы я видел…

Кристина последовала указаниям. Она медленно и аккуратно положила ключ в ящик стола.

Дождавшись кивка дочери, Гарри Кэндл подошел к отражению стола. Он выдвинул верхний ящик и издал торжествующий возглас: ключ был на месте. Отец достал его и показал детям.

– Сейчас попробуем… – пробормотал Гарри Кэндл и двинулся к отражению чердачной двери. Засунув ключ в замочную скважину, он повернул его. А затем распахнул дверь. Из проема текла клубящаяся чернильная темнота.

– Вышло!

Томми вздрогнул: на месте папы он не стал бы так радоваться. То, что открылось за отражением чердачной двери, ему совсем не понравилось, и шагнуть туда, в эту кромешную тьму, он не решился бы ни за что на свете – уж лучше оставаться на чердаке.

– А почему мы не могли просто оставить дверь приоткрытой? – спросил он. – Чтобы ты ее увидел. Она что, там не открылась бы?

– На этой двери стоит колдовской замок, – пояснил отец, – который заклят так, что его можно открыть лишь одним-единственным ключом.