Текст книги "Переходный период: цели изучения, теория и практика"

5.3. Иной взгляд и подход

Но мой взгляд, выход только один: немедленно начать процесс конструирования, широкого обсуждения и тестирования интегрированной системы ценностей, концептуального аппарата и измерительного инструментария, отвечающий динамике мегаполиса в условиях сложного мира. Параллельно необходимо прилагать усилия к сближению разных наук, снижать междисциплинарные барьеры, ломать бюрократические перегородки и двигаться по тому пути, по которому уже идут многие науки, отвечая на запросы практики. То есть наводить мосты с двух сторон. Самое интересное, что этот междисциплинарный вызов в действительности уже приняли не только небольшие коллективы ученых, но и международные общественные организации. Вот уже год, как завершился трудный, но плодотворный процесс объединения двух крупнейших общественных советов ЮНЕСКО: по естественным и гуманитарным наукам.

Высказанные критические замечания не отвергают того факта, что воздействие общества и созданной им СБТ-сферы на нее и на самого себя зашло столь далеко, что вопрос о кризисном (точнее, критическом) управлении этой сферой человеческого бытия действительно стал в международную повестку дня. И то, что США и лично президент Д. Трамп отказываются от подписания решений Парижского саммита по окружающей среде, еще раз свидетельствует о том, что современный капитализм не обучаем. Он идет напролом, игнорируя любые разумные доводы о необходимости сохранения среды обитания человечества. Капитализм был и остается главным антагонистом человека и природы, какие бы аргументы ни выдвигали его апологеты в его защиту.

Удивительно и непонятно, что именно А. В. Яблоков, прошедший весь путь от ученого до общественного деятеля мирового масштаба и государственного политика, прекрасно понимающего всю сложность стоящей перед наукой и политикой проблемы, в конце своей жизни сознательно редуцировал свои взгляды на нее до уровня одной науки, биологии. А ведь именно его и его коллег жизненный путь дал мне возможность разработать концепцию сближения и последующего слияния естественных и общественных наук, по крайней мере на межличностном и межгрупповом уровне [Яницкий, 2004].

Поэтому совсем неудивительно, что гораздо ближе к пониманию такого комплексного, интегративного, нелинейно развивающегося процесса, как глобализация, подошли те российские специалисты, которые практически изучают взаимодействие природных, социальных и техногенных агентов. Общественное мнение России их по-прежнему квалифицирует как эко-активистов, то есть лишь как малую часть гражданского общества, тем самым снова и снова проводя грань между «высокой» наукой и общественной деятельностью, использующей преимущественно приемы уличной борьбы. Это – глубоко ошибочное мнение.

Да, местные протесты против загрязнения среды обитания возникают все чаще по всей стране. Однако параллельно за последние 20 лет в России сформировался слой высокообразованных молодых людей, которые рассматривают глобальные проблемы во всей их реальной сложности, разнородности и динамизме. И чувствуют свою ответственность за них. Их сила в том, что они опираются на ими же созданные сетевые сообщества, которые не только и даже не столько организуют протестные акции, но помогают практически изучать взаимодействие природных, социальных и техногенных факторов совместно с учеными разных специальностей. Я называю их представителями «новой» междисциплинарной науки, отвечающей комплексному характеру изучаемой ими действительности.

В отличие от ученых, наблюдающих изменения в глобальной СБТ-системе только со стороны, эти ученые гражданские активисты находятся как вне, так и внутри наблюдаемых ими структур и процессов (как говорил Вернадский, «в гуще жизни»). Концептуальное осмысление наблюдаемых ими объектов соответствуют их нелинейной макро и микро-динамике, с особым вниманием к различию темпо-ритмов их изменения в глобальном пространстве. Иными словами, используемый этими специалистами концептуальный аппарат должен соответствовать динамике наблюдаемого процесса, а система ценностей мирового научного сообщества – состоянию СБТ-системы. Более того, в идеале необходимо согласованное движение науки, медиа и политической практики. Управляемая эволюция глобальной СБТ-системы требует постепенного сближения ценностных ориентиров таких глобальных игроков, как наука, власть, бизнес, масс-медиа и массовое сознание. А также – достижения их относительного политического «равновесия» на геополитической арене. Пора преодолеть монодисциплинарный подход к такому ключевому понятию общественных, естественных и технических наук, как социальные изменения, какой бы сферой деятельности они ни вызывались.

Кризисная ситуация в мире, вызванная неконтролируемой и всесторонней эксплуатацией биосферы человеком, налицо, однако постановка вопроса о ее «кризисном управлении», тем более на основе правил и принципов, разработанных только представителями естественных наук, это утопия. Сам принцип кризисного управления еще не разработан наукой. Такое управление всегда есть комплексный междисциплинарный процесс, который не может быть реализован только на основе понятий и представлений естественных наук. Движение к объединению естественных, социальных и технических наук уже началось, но оно займет годы, если не десятилетия.

Пора преодолеть монодисциплинарный подход к такому ключевому понятию общественных, естественных и технических наук как изменения. В частности, понятие «социальные трансформации», столь популярное в последнее время в российской социологии, мало что дает для познания глобальных процессов. Оно одномерно и в то же время слишком общее, чтобы схватить качественную специфику происходящих многофакторных изменений. Значит, теоретическую разработку названных представлений необходимо вести параллельно с углубленным исследованием глобальной СБТ-системы.

Есть опасение, что действительно актуальная задача перехода нашего общества «на цифру» приведет к усилению технократической трактовки социальной динамики ближайших лет и даже десятилетий и тем самым снова переведет задачу освоения междисциплинарного анализа в разряд второстепенных.

Тем не менее уже есть ряд очевидных свойств у сложных систем, которые необходимо принимать во внимание. Какими они сложными ни были бы, все они в той или иной степени самоорганизующиеся, поэтому «управлять» ими можно лишь в минимальной степени. В противном случае такая система или же просто не ответит на данное управляющее воздействие, или же начнет защищаться от него. Однако в любом случае «редуцировать» как воздействие, так и реакцию на него можно лишь в минимальной степени. Устойчивость сложных систем зависит и от их масштаба: микросистемы, как правило, более устойчивы, чем макросистемы.

Если рассматривать метаболизм максимально широко, то есть в глобальном масштабе, то действительно в мире сегодня идет борьба за «управление» им, понимаемое как борьба за ресурсы и геополитическое доминирование в интересах меньшинства. Авторитарные и диктаторские режимы – антагонисты «нормального метаболизма», под которым я подразумеваю относительную устойчивость глобальной системы и связанных с нею экосистем меньшего масштаба.

Социально-сконструированный и искусственно-поддерживаемый метаболизм возможен лишь в ограниченных пределах, так как он всегда требует значительных расходов энергии и ресурсов, нежели «нормальный метаболизм». Однако именно сейчас нарастает тенденция конструирования «островов благоденствия» для богатых, практически полностью изолированных от внешнего влияния любых социальных и природных сил. Этот новый вид социально-экологической сегрегации практикуется сегодня повсюду, но он наиболее заметен в российских мегаполисах, когда такие «острова» создаются в старых обжитых районах городов.

5.4. Некоторые выводы

Рассмотренные нами выше негативные и разрушительные процессы суть результат растущего разрыва между гонкой инноваций в любой сфере: научной, военной, фармацевтической и т. д., и осознанием ее экологических и других последствий. Мир действительно живет днем сегодняшним, мало заботясь о том, как эти изобретения и новации, пройдя невидимую для рядового человека цепь метаболических трансформаций, вернутся к нему в виде рисков и угроз здоровью детей, близким, их образу жизни, социальному порядку и т. д. Чернобыль и Фукусима-1 продемонстрировали всему миру, что любая «точечная» катастрофа способна оказать влияние на весь мир без исключения: на его систему ценностей, экономику, политику, поведение людей.

И я пока не вижу силы, которая снизила бы уровень этой всеобщей беспечности, недальновидности. Гражданское общество в лице антиядерных, пацифистских и других протестных движений максимум чуть-чуть сдвинет энергетический баланс мира в пользу возобновляемых источников энергии, а о «превентивной силе» международных организаций и говорить не приходится: их роль все более сжимается до оказания гуманитарной помощи уже пострадавшим. То есть они не занимаются предсказанием и предупреждением угроз – они лишь разово, периодически помогают пострадавшим.

Если судить по ситуации в Северной Африке, интеллектуальная мощь НАТО падает: оно, ввязавшись в этот конфликт, не смогло просчитать своих действий хотя бы на два-три шага вперед. Интерес к прогнозированию в мировом социологическом сообществе в последние годы все падает. А количество хитроумных гаджетов, включая те, что позволяют контролировать не только каждый наш шаг, но, страшно подумать, – наши мысли, все растет. Саркофаги, бункеры, бронежилеты, средства видеонаблюдения и прослушки, высокие заборы, частные охранные предприятия и т. д. суть наша плата за наши равнодушие и беспечность в отношении грядущих глобальных угроз. Хакерские атаки и телефонный терроризм – лишь их частные предвестники. То есть мы продолжаем жить в обществе «побочных эффектов», как предполагал У. Бек.

Ученые-практики, ученые-общественники должны заново учиться противостоянию этим вызовам, угрозам и рискам. Здесь уместно упомянуть капитальный труд ученого и моего одноклассника Владислава Павловича Волкова, который занимаясь расшифровкой дневников В. И. Вернадского и составления комментариев к ним, выявил ту многостороннюю и многоуровневую систему научных и практических связей Вернадского, позволивших ему работать с одинаковым успехом одновременно во многих областях науки и публичной политики. Напомню, что именно Вернадский высказал идею о необходимости автотрофности всего человеческого бытия, то есть к непосредственному, без промежуточных звеньев переходу общества от потребления энергии к производству и потреблению необходимых ему благ и услуг.

В какой степени эта идея практически реализуема, сказать не могу, для этого нужны новые идеи и подходы. Но то, что в научном сообществе идут интенсивные поиски «редукции» множества промежуточных звеньев внутри самих трех фаз общественного производства, это факт. Использование солнечной и ветровой энергии тому пример. Однако переход от гетеротрофности к автотрофности тормозится характером капиталистического производства, главным драйвером развития которого является непрерывно растущее потребление.

Глава 6
«Транзит» от НТР-3 к НТР-4 как предмет системной динамики

6.1. Теоретические предпосылки исследования

Теория «транзита» и методология его исследования всегда связаны. Используемый мною теоретический аппарат сконструирован на базе работ ведущих социологов мира (З. Бауман, У. Бек, М. Кастельс, Д. Урри) и переработан на основе собственных теоретических изысканий и участия в ряде международных и национальных проектов и исследований.

Основная теоретическая позиция – это подчинение всех сфер жизнедеятельности общества производству, распространению и обработке информации. Другая основополагающая позиция – это превращение мира в тесно связанную, но неоднородную СБТ-систему, функционирующую по своим законам. Вместе с тем независимо от наших проблем мир становится все более конфликтным и потому нестабильным, т. к. одни общества ускоряются и становятся сильнее, тогда как другие слабеют и все более отстают.

Какой должна быть наша геополитическая позиция в этом разнородном движении, и какие приоритеты она выдвигает? Я исходил из совокупности фактов и трендов: транснациональный капитализм, одновременно развивается и сам себя загрязняет и тем самым тормозит свое развитие. Значит, в теории «переходного общества» этот процесс самоторможения должен быть описан и объяснен.

Транснациональный капитал поддерживает неоднородность и неравномерность развития мира посредством вмешательства во внутренние дела стран третьего мира, создавая в них конфликтные и критические ситуации, а затем приходит туда в качестве спасителя и миротворца, подчиняя их своим интересам и сбрасывая туда излишки произведенных им продуктов и отходы. Иными словами, конструирование и затем поддержание конфликтных или критических ситуаций есть механизм воспроизводства капитала. Сегодня «управление» как мирными, так и конфликтными ситуациями производится медиа-магнатами через систему принадлежащих им масс-медиа.

Мегаполисы в этой борьбе конкурирующих интересов играют двойственную роль. С одной стороны, они являются одним из драйверов развития информационной революции. С другой стороны, результатом конкуренции за доступ к информационному и социальному потенциалу мегаполисов являются гибридные войны, природные и техногенные катастрофы в тех же мегаполисах, что опять же выгодно транснациональному капиталу.

Не менее важная проблема переходного периода состоит в том, что российское общество, быстро освоив потребительские возможности информационного общества (гаджеты, компьютеры, интернет-общение), пока серьезно отстает в производстве информационных инноваций и технологий, как, например, авионики, информационных средств защиты производственных объектов, городов и их населения. Эти средства мы или покупаем в Китае, или используем уже устаревшие собственные устройства. Например, мы до сих пор не можем справиться с телефонным терроризмом.

6.2. Изменение форм транзита при переходе к НТР-4

Какие бы новые проблемы ни возникали в процессе уже идущего перехода, они будут разрешаться в контексте рыночной экономики и в рамках ее более или менее либеральных моделей. Так, по крайней мере, казалось подавляющему большинству западных теоретиков глобализации и отечественных рыночников. Однако чем дальше, тем больше уже идущий «транзит» изменяется как по составу его главных драйверов, так и качественно.

Сегодня такими драйверами выступают уже не англосаксонские страны и их сателлиты, а, прежде всего, Китай, Индия и Россия. Что касается Европейского союза, то он находится в кризисе, особенно в связи с проблемой выхода из него Великобритании, а также по причине обостренной борьбы правых и левых сил. Качественный сдвиг заключается в кризисе идеологии либерализма вкупе с ее транснациональной моделью общественного производства и всеобщей универсализации и с «возвращением» идеологии особого пути каждой из противоборствующих сторон. Кто, например, мог 20 лет назад предположить, что Россия не только возродится, но и вернет себе статус «великой державы», а Китай станет не только таковой, но и предложит всеобъемлющую программу экологизации своей страны, а США будут стремиться восстановить свой индустриальный потенциал, ранее переведенный в страны «третьего мира»? Кто мог тогда предположить, что проблема глобального загрязнения займет одну из первых строк в международной повестке дня? И, наконец, самое главное, что информационное производство и потребление станут ведущими способами общественного производства? Так что идущий сегодня «транзит» имеет высокую степень новизны и многосторонний характер.

Назову лишь некоторые из уже очевидных перемен: современный мир, как бессознательно, так и целенаправленно, превращает природную среду в искусственно конструируемую среду обитания; социальное время берет верх над астрономическим временем; социальное время не только конструируется разными социальными агентами, но постоянно ускоряется; внутри этой интегрированной среды идут метаболические процессы, цели которых, характер, длительность и последствия различны. В целом глобальный мир становится все более сложным и неопределенным.

В каких структурно-функциональных звеньях этого мира изменения порождаются, идут быстрее всего и относительно доступны для наблюдения и изучения? Общий ответ: везде, во всех звеньях и средах, потому что в информационную эпоху важны не столько территориальные общности (кластеры), сколько экстерриториальные узлы (кластеры, хабы) информационного производства. Однако никакое общество не может отказаться от сложившейся территориальной системы производства и жизни. Россия и ее мегаполисы – это локально-глобальные системы, связанные сетью ресурсных, энергетических и информационных потоков, то есть это социобиотехнические системы. Они, подчиняясь глобальным силам, имеют свои внутренние закономерности развития. Однако в условиях перехода к НТР-4 российские мегаполисы все меньше становятся единым организмом, и все больше – средой обитания самых разных социальных групп. Современный мегаполис все более подвержен борьбе конкурирующих интересов и возможностей агентов, расположенных за пределами его территориальных границ. Поэтому он превращается во временное прибежище мигрирующих агентов и в конечном счете в проходной двор. Внутри этой интегрированной среды идут метаболические процессы разного направления, характера, длительности, последствия которых непредсказуемы.

Несмотря на эти неопределенности, российские мегаполисы являются главными драйверами перехода к НТР-4, так как в них сегодня сосредоточены основные производственные мощности и интеллектуальные среды (университеты, научные институты). Именно поэтому я рассматриваю мегаполисы как одно из важнейших звеньев в существующей сегодня связке «индивид – локальное сообщество – мегаполис – регион – мир в целом» в контексте рассматриваемого нами перехода от НТР-3 к НТР-4.

6.3. Вызов, риск, трансформация

Начнем с модного сегодня понятия «вызов». Для изучаемого переходного периода следует различать «вызов» как некоторую настоятельную необходимость перемен, причем не вообще, а в кратчайшие сроки и в определенной сфере общественного производства, его инфраструктуре, образе жизни населения или в обществе в целом. Эту фазу я обозначу как исходную ступень «вызова». Затем должен идти риск как калькуляция возможной угрозы и потерь от нее – это следующая фаза. Третья фаза – это уже материальная, социальная, природная и иная реализация угрозы, которая уже наступила. Вариантов здесь много, от изменения «правил игры» на рынке и вплоть до обычной, ядерной и гибридной войны.

Здесь есть важная связь между этими тремя фазами. Чем раньше общество получит тот или иной «вызов» и осознает его, чем точнее будут просчитаны возможные риски и потери, тем выше вероятность минимизации непосредственных и отдаленных потерь и тем быстрее можно будет начать восстановительные работы и тем короче и менее болезненными будут восстановительный и адаптационный процессы. Конечно, эта «триада» будет изменяться в зависимости от серьезности изменений и вреда, причиненных данным риском, но общий подход будет примерно тем же. В итоге всякий переходный период можно трактовать как ряд последовательных или взаимно пересекающихся «вызовов».

Основная проблема состоит в том, что разные агенты транзита изменяются с разной скоростью, требуют различных ресурсов и политических усилий для их осуществления. Это не означает, что все стороны глобальной СБТ-системы должны изменяться с одинаковой скоростью, проблема в том, что эти стороны влияют друг на друга. Одно дело, когда транзит является «одномерным», то есть все компоненты глобальной СБТ-системы уже хорошо пригнаны друг к другу и трансформируются более или менее одновременно. И совсем другое дело, когда они находятся на разных ступенях исторического развития.

Именно это в качественных различиях этих компонентов и степени их готовности или, напротив, сопротивления предстоящему транзиту и заключается вызов и риск предстоящего перехода. Другой вызов состоит в том, что до сих пор неясно, кто в нашем случае будет драйвером предстоящего перехода. Указать на актуальность перехода нашего общества «на цифру» необходимо, но недостаточно. Задача науки состоит в построении модели этого перехода в конкретных условиях места и времени. Под наукой я здесь понимаю союз междисциплинарного знания и политической практики. Вызов нашего перехода «на цифру» состоит в преобладании управленческой вертикали над горизонталью самоорганизации, тогда как этот переход требует самостоятельного и ответственного поиска ресурсов и инструментов данного транзита в соответствии с местными природными и социальными условиями.