Текст книги "Собрание стихотворений. В 2 томах. Том 1 и 2."

 
Но цвет вдохновенья печален средь будничных терний;
Былое стремленье далеко, как выстрел вечерний…
 

А. А. Фет. «Как мошки зарею…» (Франкфурт-на-Майне, 11 августа 1844 г.)

 
О белых полях Петербурга рассеянней сны и неверней,
чем поздние жалобы турка и франкфуртский выстрел вечерний,
и тиса тисненая шкурка из плоских затупленных терний.
 
 
А черных лесов Ленинграда, шнурованных проволкой колкой,
под звездами нижнего ряда и медленной лунной двустволкой
еще и сновидеть не надо – они за защелкой, за щелкой.
 

XI, 2005

 
Когда разлили на горé
Луну в граненые стаканы,
Деревьев черные каре
Сверкнули смутными штыками.
 
 
Пришел указ для смертных рот:
Под граммофонный треск музы´ ки
По двести грамм на каждый рот,
На каждый рот, на безъязыкий.
 
 
Деревья дóпили луну
И капли отряхнули с веток,
Во тьму, на зимнюю войну
Они ушли – и больше нет их.
 
 
Застыла в проволоках связь,
Сломалась мýзыки пружина.
И, паче снега убелясь,
Бежало небо, недвижимо.
 

XII, 2005

 
           Осьмикрылой стрекóзе хромой,
           Отраженной в себе же самой,
Никогда ей уже не вернуться домой,
           В пустоту от себя уносимой, —
 
 
А всегда ей лететь, прижимаясь к Земле,
И всегда ей идти на последнем крыле,
И всегда ей скользить, исчезая во мгле
           Над Цусимой.
 

I. 2006

 
…вдруг проснется веранда – от стекол,
заскрипевших в полдневном свету,
и взлетит паучок, что отштопал
половину окна на лету,
и, смахнувши проржавленный стопор,
стукнет створка в околицу ту,
 
 
где уже засыпают июлю
августóвского пороху в жбан
и литую шиповника пулю
обливают по всем желобам,
и к шипящему в облаке улью
подогнали шмеля шарабан.
 

IX, 2005 – V. 2006

 
Сын обделенной чужбины,
Муж иноземный, куда?
В бездне лазурной пучины
Теплится искра-звезда…
 

В. К. Кюхельбекер. Оссиан (1835)

 
Житель подоблачных кочек,
нежитель вздыбленных сот —
снег, распылившийся летчик,
кинувший свой самолет,
 
 
чтó на златом карабине
ты зависаешь в ночи? —
дали криле голубине,
так улетай и почий
где-нибудь там, на чужбине,
в чьей-то зеленой печи.
 
 
Всё; исчезает; молчи.
 

II, 2006 – V, 2006

1

 
От Италии холерной
до Далмации-чумы
слышен мерный шлеп галерный —
– Это мы или не мы?
 

2

 
Всё алмазней, всё лазурней,
всё тесней к себе самой
под небесною глазуньей,
подпузыренною тьмой,
с вёсел звездами стекая,
уносящая с ума
ночь деньская, персть морская —
Адриатика сама.
 

3

 
По искрóй прошитой слизи
распускается мазут —
из заморского Бриндизи
вздох Вергилия везут —
– Это мы на веслах плачем,
вести ветхие везем,
и в мехах облысых прячем
чернозем и глинозем.
 

4

 
От Апульи суховейной
к Адрианову столбу
прорезает плеск хорейный
Адриатику-скобу —
Бог не охнет, гром не грохнет,
не просыпется Гомер,
пусть луна на веслах сохнет
и меняется размер.
 

5

 
– Мы гекзаметру враги ли?
– Это мы, а не они!
– Умер, кажется, Вергилий?
– Умер, Бог оборони!
 

VIII, 2003 – V, 2006

 
Ослепительным воздухом дут,
ослепленной водою спринцован,
облаков стеклянеет редут,
поджидая, когда подойдут
те – под знаменем сизо-пунцовым
и с шар-бабой каленой луны.
 
 
Ночью будут руины смутны
в чистом поле под бабой каленой,
и лыжнею – кривой и зеленой —
мимо них побегут бегуны.
 

VI, 2006

 
какой-то шурх и треск
в колодках стволовых
как если бы в них жил
коротковолновик
 
 
как если бы эфир
под купой завывал
но только чмок и фырк
приемник издавал
 
 
какой-то жалкий блеск
в коробках столбовых
исчезновенье жил
темнеющее в них
 
 
как если бы фонарь
над купой воспарил
и фосфорную пыль
в тумане растворил
 
 
как если бы сбежал
по лесенке стальной
какой-то белый жар
короткою волной
 

VII, 2006

 
…А над глиняным Дунаем
по заболоченному мосту,
черной пеной поддуваем,
поезд скатывается в пустоту.
 
 
И, разбужен полым звуком,
ты вдруг очнешься в купейном углу:
виадук за виадуком
назад шагают, в злаченую мглу.
 
 
Сквозь сквозные их опоры
без сожаления оглянись
на разрезанные горы
с жилистым дымом, сходящим вниз.
 
 
На подкóпченные шпалы
и столбцы непонятных вех,
на подточенные скалы
с перистым паром, всходящим вверх,
 
 
где над выгнутым Дунаем
по заоблачному хребту,
снежной пылью подымаем,
воздух втягивается в темноту.
 

VIII, 2006

 
– Саранча, саранча,
где твоя епанча?
 
 
– У сада Пал Палыча
упала с плеча.
 
 
Я летала к Пал Палычу
в том году на Крит.
Стол у Пал Палыча
в том саду накрыт.
 
 
– А что подают у Пал Палыча,
алычу?
Может, и я туда полечу
по лучу?
Может, чего получу?
 
 
– У Пал Палыча в том саду
стол накрыт.
Подают у Пал Палыча
в меду акрид.
 
 
Коль не хочешь, саранча,
потерять епанчу,
не летай к Пал Палычу
по лучу!
 

VIII, 2006

 
В горы́ тучнеющее тело
наискосок – к зерну зерно —
двуклонной россыпью влетело
двууглых ласточек звено,
и – молниею пронзено —
(как бы в бутылке, зеленó)
мгновенно – облако – сотлело.
 
 
Прощай, гора. С двуклонных крыш —
с твоих чешуйчатых террасок —
во мрак ступают через крыж
дымы в краснеющих кирасах
(за дымом – дым, за рыжим – рыж,
и нити на хвостах саврасых
горят, как и сама горишь).
 
 
Гора, прощай. По одному
огни сухие, пепелимы,
со склона скатятся в потьму,
как пух сожженный тополиный
(у павшей ласточки в дому
сомкнутся крыльев половины,
и сны – приснятся – никому).
 

VIII, 2006

 
                     Все багряные ладони
                     Ветер клену пережал
                     И к осиновой колонне,
          Уходящей в полупоклоне,
          В полунаклоне перебежал
И маленький закат дымился на погоне
у дуба – Как погашенный пожар
 
 
Последние полки в заречье уходили —
За грабом липа и за вязом бук —
          И под занавес огневой угодили:
          Хлюп над рекой, плюх, бах, бух!
                     Полетел с папахи пух,
                     Дым сверкающий набух…
                                      – Проводили!
 

X, 2006

 
– Видишь? – разобранный надвое
гребнем светящимся пруд…
– Вижу. Как будто со дна твое
сердце достали и трут.
 
 
– Слышишь? – плесканье надводное
бедных кругов золотых…
– Слышу. Как будто на дно твое
сердце сронили – бултых —
 

X, 2006

 
глинистые голуби одесские
головы их голые и детские
душная волна из-под крыла
над горелым морем заболоченным
за холерным парком заколоченным
кукуруза дымная цвела
 
 
слава богу с этим все покончено
желтизна чулочная истончена
до запаутиненной дыры
кувырнулись голуби расстрелянные
и собаки прыгнули растерянные
в море со ступенчатой горы
 
 
палевое море взбаламученное
сгреб с причала в небо замазученное
дед в тельняшке перержавым Ψ
и давно закрылись все столовые
и давно расплылись все половые
на ступенях дрыхнувшие псы.
 

X, 2006

 
Что ж с того, что луна возвращается,
вещи неба в чехлах находя,
и волна, уплотняясь, вращается,
на зубцы фонарей находя, —
 
 
все под мост уходящие полосы
косо-накосо не исчесать:
нам – вдыхать эти гладкие волосы,
кораблям в эту мглу исчезать.
 

XI, 2006

строфа (в саду)

 
сладкой слизью пахнет дым
кладкой глиняной захоложенный
не в упад и невподым
сада клиньями загороженный
            а липы дрожат как осины
            им накосо сдуты меха
            цвéта измерзшейся глины
            и изотлевшего мха
 

антистрофа (в лесу)

 
горькой гнилью пахнет дым
между голых стволов перевернутый
в неупад и в неподым
доннерветтером передернутый
            а сосны ложатся как ели
            ужé засыпáть им пора
            на гладкой холодной постели
            из старого серебра
 

эпод (в небе)

 
пресной пылью кружит дым
            дрожащий над сизою чащей
кислой прелью виснет дым
            просыпанный в воздух бренчащий
 
 
льдом золотым-голубым
над лесом и садом летящий
 

XII, 2006

Стихи и другие стихотворения
2007–2010

 
Отдаляясь, меркнет снег —
подожди, пока не смерк
и не сделался дождем
– Хорошо. Подождем —
 
 
Отделяясь, меркнет снег —
подожги, чтобы не смерк
и не сделался дождем
– Хорошо. Подожжем —
 

I, 2007

 
…а едва из башенки мы сошли
в те накатанные из мягкого дымного льда
небеса, что так сизо-розовы и покаты,
как всё и опять мы увидели, но не так, как с земли:
 
 
Цыгане, поклевывающие с моста.
 
 
Цыганки, поплевывающие на карты.
 
 
Утки, поплавывающие в пенной пыли.
 
 
Собачки, курчавые, как борозда.
 
 
Младенцы, щекотаны и щекаты.
 
 
(И низкие покоробленные корабли.)
 
 
(И черные опаздывающие поезда.)
 
 
(И белые ослепительные закаты.)
 

II, 2007

Ольге Мартыновой

 
Из небес, как баночка, пустых
с толстыми гранеными боками
на дуршлаг откинута вода.
Все затычки-марлечки невстык —
проползают медленно, пока не
валятся в брусчатый снег, сюда.
 
 
Мы живем, как водоросль, на дне
смутностенного пустого неба,
где на ситах носится вода.
И со вжиком – бритвой на ремне —
облетают нас по краю недо —
переправленные поезда.
 
 
А когда колесный перестук
замерзает где-то за краями,
в капле каждой гасится вода.
И тогда выводит нас пастух
поглядеть с холма, как в черной яме
дышат золотые города.
 

 
О холмы, облитые брусчаткой,
Лязгнул быстрый луч и был таков,
И пропал – над смотровой площадкой,
В набеленных лицах облаков.
 
 
Луч зеленый, новый штык трехгранный,
Бескозырка – ленточки до пят…
– Облака, не спите под охраной,
Под охраной облака не спят.
 
 
– И не жмите к холодящей грани
Ваши щеки, вспухлы и нежны,
Ведь уже в ущелья за горами
Узкие откинуты ножны.
 
 
Сизый дым взвивается по мачте…
Ржавый пар на куполе – как йод…
– Вы его, бессонного, не прячьте.
Вот он выйдет и вас всех убьет.
 

 
– Не по склону, а по небо-склону,
По скрипящей звездной шелухе,
Побежать бы тополю и клену,
И сосне, и вязу, и ольхе… – —
 
 
…Ах, куда ж там… Да и по площадке
Им не разбежаться смотровой,
Где в своей железной плащ-палатке
Каменеет тенью часовой.
 
 
– Не по своду, а по небо-своду,
Чтоб получше звезды полущить,
Вон на том Шляху на ту подводу
Хорошо бы лучик получить… – —
 
 
Но куда ж там… Замер свилеватый
Постовой – приклад у каблука,
И, сияя броненосной ватой,
Над холмом сомкнулись облака.
 

 
Поглядишь со смотровой площадки
Пóд гору, в тускнеющую мглу —
Там, надевши черные перчатки,
Замерзают óльхи на углу,
 
 
Там, на мельничном плече повесясь,
Зеленеет в сыпких облаках
Утлый месяц, захудалый месяц
В каменных железных башмаках,
 
 
Там по раскореженному шляху
Розлит позолоченный мазут,
И по расхоложенному шлаку
Мотоциклы черные ползут,
 
 
A за вахтой пляшут, за корчмарней,
Прыгая, вертясь и семеня —
Все быстрей, кромешней и кошмарней,
Вугленные яблоки огня.
 

 
Как двойная водоросль в окне
меж двойным стеклом, попеременно
изгибаясь и прямясь, мы спим,
но – одновременно видно мне —
черной лестницей одновременно
мы сбегаем изгибаньем спин.
 
 
…А когда мы вышли за порог
и, вступивши в фосфорный аквариум,
побрели (мерцанье – по глаза),
черный порох обходных дорог
вспыхивал зигзагами по хмарям —
стало быть, готовилась гроза.
 
 
Все, что в облаках оттиснено,
вся ручная азбука ночная,
все насечки с блеском голубым —
всё на край земли оттеснено
(вспыхивать и пухнуть начиная
там, где ствольный чад неколебим).
 

II–III, 2007, Schloss Solitude, Stuttgart

строфа

 
сдутая марля и… сбитая вата и…
 
 
небо в расплоинах зеленовато и…
снег вычищается шнеком – наверх
 
 
ночь освещается снегом
 
 
и одноцветный ее фейерверк
гаснет с набегом
 

антистрофа

 
взбитая вата и… вздутая марля и…
 
 
небо в проплоинах – йоду не мало ли? —
снег воспаленный подтлело померк
 
 
персть полетела
 
 
и – сквозь нее проступает наверх
города темное тело
 

IV, 2007

1

 
         …между проволок нежно колючих
               и беззвучно поющих колечек
проскакал – по вздыхающим ярусам – лучик,
                    одноногий кузнечик —
 для теней их кольчáтых и клетчатых льющих
                    он сверкающий метчик
 

2

 
                        …клен и липа и ясень
                в золотых и серебряных сталях,
                                 уколясь им,
расхристались, как если бы враз расхлестали их —
  в потных складках очнулся, протерся, стал ясен
                     поддымлённый хрусталик
 

3

 
               …из бесслезно горючих
облаков, что сверкают, зерцáла раззямши,
              на листочек весь в рубчик
           из зеленой и дырчатой замши
       ну зачем же так падать, голубчик,
              ведь преломишься сам же
 

4

 
   отвечает отпрыгнувший лучик
  тьме и свету летающий метчик:
     – ну и что же, преломлюся,
          – и навеки поселюся
– среди проволок нежно колючих
  – и беззвучно поющих колечек
 

IV, 2007

 
полетели из дому
по литейному дыму
по сухому седому
голубому подыму
 
 
и до тьмы долетели
где лишь звезды в засаде
и назад поглядели
и увидели сзади
 
 
реку полную блеску
переплеску и лоску
вон к тому перелеску
подтянувшую лёску —
 
 
за литую железку
золотую желёзку
 

V, 2007

1

 
Запах потопа былого.
Запад подводный в огне.
Выпукло, криво, лилово
облако всплыло в окне…
…выпукло-криво, лилово
облако с пыла в окне…
…выпукло, криво-лилово
облако стыло в окне…
…выпукло-криво-лилово
облако с тыла в окне…
 

2

 
Плачет под облаком ива
в стёкла ногтями скребет —
зелено, выпукло-криво
дрожит ее жидкий хребёт…
…зелено-выпукло, криво
дрожит ее, рыбки, хребёт…
…зелено-выпукло-криво
лежит ее, рыбки, хребёт…
…зелено, выпукло, криво
плавник ее зыбкий гребет…
 

3

 
…Выпукло, криво и сине
в слезы вливается мгла…
– Скажи мне, в каком керосине
последнее море ты жгла?
…и что ж ты так плачешь?
 

4

 
                                      – Одна я
на краешке неба стою,
погашенной пеной пятная
зажженную кóсу свою…
…влагой небесной пятная
светлую кóсу свою…
…подвижною тенью пятная
кóсу косую свою…
 

5

 
Это последняя старость,
это последний костер —
уже никого не осталось
с косыми косáми сестер —
уж нас ни одной не осталось
с сырыми косáми сестер —
 

6

 
вся растворилась аллея,
все утонули пруды,
одна погибаю во мгле я,
в пожаре небесной воды —
одна волосами белея
в разгаре небесной воды.
 

V, 2007

 
Над рекою над Майном Жуковский опарный живет.
Он из сада из черного женихам мужиковским грозит,
Он из лука из лунного обложных паразитов разит —
И дрожит под халатом его бело-холодный живот.
 
 
За рекою за Майном на осевших во мглу теремах
Свет блуждает болотный в становищах тех половчан,
И черкасскими стрелами полный колчан
Ему Гоголь подносит, голубой Тилемах.
 
 
А из бледно-блестящей листвы, со стремянки простой,
Из пробирки из лунной, из лопнувшей стклянки пустой
Им хохочет и кычет свой двоюродный брат холостой —
Алексей Константиныч Толстой.
 

VII, 2007

Ein verweintes Pferd sah mich aus Linsen an.

Arno Schmidt. «Das steinerne Herz»

 
Из-за стеклянных наклонных стрел
конь заплаканный посмотрел
сквозь чечевички огня и сна
 
 
туда, где сырная ночь ясна.
 
 
По наклону из облачных тел
клен заплатанный полетел,
платан заклеенный побежал
 
 
туда, где синий лежал пожар
гнутой гаснущей полосой,
а ночь по склону всходила босой,
 
 
и, разгораясь, сырая мгла
сквозь черевички ее росла.
 

VI, 2007

1

 
…весь скат небeсный был, как одна
нетуго скатанная папироса —
полурассыпана, полуполна,
и тонкого дыма ползла волна,
разноизогнутая равнополосо,
а сверху падали искры на…
 

2

 
Или нет:
 
 
…весь сад небесный был ветвь одна,
равноизогнутая разнополосо,
на ней разрозненная роза
– разоблачённая луна —
лежала, изнутри темна.
И жала падали сверху на.
 

VI, 2007

 
И клены с лапками, и липы с лапотками
и хлопали, и топали на лестнице с лотками,
и нагибались, будто их толкали.
 
 
И в свете медленном, дошедшем недосюда,
и петли нам, и полосы чертила мгла-постуда
и поворачивалась посуда.
 
 
И воздух поднялся и щелкнул плетью óб стол,
и клены окружил, и плотно липы обстал,
и где был неба тыл – там лоб стал.
 

VII, 2007

 
Воздух в межгорьях грузнеющий —
Так начинается ночь
 
 
(чтоб показаться грозней – еще ей
надо его подтолочь
в вывороченно зияющей
стоптанной ступке-луне
 
 
а чтоб оказаться грозней еще – ей
надо его разволочь
по мягкой сырой и сияющей
низкопарящей луне —
 
 
но эта земля не своя еще ей,
и весь этот сад еще не).
 

IX, XI, 2007

 
К машине, едущей с горы
(хворост небесный растворя)
во мглы сияние дождевое,
зачем приделаны шары
из выщелоченного хрусталя
со смятой сеточкой в обвое?
 
 
Зачем искрится головой
(раствор надземный раздвоя
на пресное и дрожжевое)
дождик дорожный угловой
из вышелушенного хрусталя?
 
 
…или же нет, и их тоже двое?
 

IV, 2008

 
будто ниоткуда вынутый
через тлеющий прожог
в смутной линзе опрокинутый
появляется снежок
 
 
подпускает пара чуточку
в бело-черный фейерверк
распускает парашюточку
и спускается наверх
 
 
в небо ветхое господнее
а под тем еще одно
под исподним подысподнее
а под ним еще – свободнее
и светлее и безводнее
и – последнее оно.
 

XII, 2008

 
Латынский небосвод латунный
Шелестит как колокол без языка —
Чем ослепительнее луны,
Тем ослепленнее облака.
 
 
Но чем слепее облака те,
Тем слепленнее огня шары,
Что на подпрыгивающем самокате
Взлетают в гору, как с горы.
 

III, 2009

1

 
Где гром был кругл, там бегл стал блиц.
 
 
И небо вспыхнуло, oгрузло…
И глина, сметена с таблиц,
Кусками застучала в русло.
 

2

 
Где холм был обл, там шпиль стал длинн.
 
 
И в облаках померкли соты…
И по краям ночных долин
Огней обрушились высоты.
 

3

 
Где небо шар, там дело швах.
 
 
И свет шарахался в аллее…
И сердце скрипнуло на швах
И, может быть, еще левее…
 

VII, 2010

 
загород черный светом зарос
в форме наклонно-ходящих полос
ростом с нас
 
 
пригород белый тенью прирос
как на желéзе подтек купорос
просто снясь
 
 
подгород желтый прахом подрос
как от надпоротых папирос
ростом с нас
 
 
город незримый в воздухе рос
весь наплоенье невидимых роз
просто снясь
 

VIII, 2010

 
<…>
 
 
Мы были отблеском и тенью,
Багровой пылью полутел,
Когда к небесному растенью
По тучных волн переплетенью
Безвидный всадник полетел.
 
 
Греми, река. Мигай, зарница.
Неси, сова, лицо свое.
Свисти, подводная цевница,
Стучи, стучи, пороховница
О запотевшее цевье!
 
 
<…>
 
 
Мы были эхом и молчаньем
Над костяного блеском льда,
Когда под знаменем мочальным
В огне молочном и печальном
Сирена выла никуда.
 
 
Слезись, заря. Дымись, Селена.
Река, седые клочья дыбь!
Не в силах вырваться из плена,
В седые клочья рвись, сирена, —
Екатерина, плачь, как выпь!
 

VII–VIII, 2007

…hier wächst der Wein…

 
На ходу вино растет,
Уцепясь за посошок,
По нему везде растерт
Золотильный порошок,
 
 
Но везде ли он везде
И всегда ли он везде —
То при той видать звезде,
Что видать при той звезде:
 
 
Чуть взойдут они на склон
неба, Как заведено,
Так серебряным стеклом
И нальется то вино;
 
 
Чуть сойдут они за скат
неба, Перейдет, дрожа,
Постоянный ток цикад
В переменный ток дождя,
 
 
Потому что не всегда,
Не всегда и не везде
Та звезда не та звезда
И вода не в той воде.
 

 
Виноградною тенью тмим
Поутру-поутру
Кориандр, анис и тмин
На-ветру-на-ветру,
 
 
Лезвьем свищущим обрит
Под ребром, под ребром
И синеющим облит
Серебром.
 
 
Мы выходим на заре, на заре
В наклоненный, как в дыму, вертоград,
И в зеленом и лиловом дому
Пленный брат – в сентябре – синебрад.
 
 
И на этом-то златом серебре
Столько тлеющих полос и полос,
Что в тумане на горящей горе
Что-то – вроде – во тьму сорвалось.
 

IX, 2007

 
Шел одноногий виноград
Склоненными рядками,
Но многорукий винокрад
Украл его руками.
 
 
Что же осталось? – Ничего.
Так тихо отчего-то:
Не слышно свиста ничьего,
Ни посвиста чьего-то,
 
 
На безызвестные кусты
В рядках обезветвленных
Известки падают куски
С небес обызвествленных.
 

X, 2007

 
<…>
                                 в солнечном тумане
                                 в ослепительной мгле
                                 маленький соколик
                                 стоит на крыле
 
 
раззолоченное варево
над горою дымный лед:
 
 
разволóченное зарево —
раскуроченное влет —
 
 
посередке пересолено
по краям – пережжено
 
 
распускает парасоль оно
и спускается оно
 
 
<…>
маленький соколик
на крыле висит
вот сейчас вот повернется
и совсем улетит
 
 
засвистали и зачпокали
ласточки врезаясь в чад:
 
 
ворон на вороне сокол на соколе
плачут стучат и кричат
 
 
птичий колокол почат —
где это? близко? далёко ли?
 
 
и кто – во рту кривой свисток
неся – несется на восток?
 
 
<…>
 

XII, 2007

…золотая, залатала…

Дм. Закс

 
Если бы не из ржавеющей стали
сделаны были бы эти кусты,
так до зимы бы они и блистали
из искривлённой своей пустоты,
 
 
так бы они до зимы и блестели,
перемещая косые края,
и неподвижные птицы б летели
на растроённые их острия,
 
 
так и сопели из них до зимы бы
черных цикад золотые свистки,
так и ползли бы подземные рыбы
тихо под ними, круглы и жестки,
 
 
так и плыла бы из пыльного света
тихо над ними луна-госпожа,
если бы только не ржавчина эта,
эта в три цвета горящая ржа.
 

X, 2007

 
         В ночных колесиках огня
Зияет колбочка зрачка,
Сияет полбочкá волчка —
         И все это едет на меня.
 
 
         Но скрип земной и хрип ночной,
И шаг дождя в глухом саду,
Его дыхание на ходу —
         Это все мимо, стороной.
 

IX, 2007