Текст книги "Влюбиться on-line"

– Верочка! У меня есть друг. Очень близкий. Настоящий. И он хочет тебя увидеть.

– Зачем? – улыбнулась Вера. Она, как и Семен, улыбалась теперь часто и подолгу.

– Ну как зачем? Познакомиться с тобой, порадоваться за нас.

– Давай пригласим его на пельмени! Кстати, ты любишь пельмени?

– Люблю! Еще как люблю!

– А с чем?

– С мясом – это само собой! С картошкой и с грибами очень люблю!

– Ну давай налепим и позовем его!

– Когда?

– Да хоть в ближайшую субботу!

Они только-только въехали в снятую Семеном квартиру, потихоньку обживали ее и подумывали о каком-то более приемлемом жилье…

– Может, домик купим недалеко за городом? Как ты на это смотришь? – спросила Вера.

– Хорошо смотрю! – соглашался Семен.

– В Москве вряд ли мы с тобой квартиру потянем, а за городом, мне кажется, можно попробовать. Сейчас и кредиты запросто дают…

– Нет, Верочка! С домом, наверное, придется подождать!

– Да? Почему?

– Потому что есть дела поважнее…

– Важнее дома? – изумилась она.

– Да, моя дорогая! Важнее дома!

– Какие же это дела бывают важнее дома? – с удивлением переспросила она.

– Ну, свадьба, например!

– Свадьба?! Мы же не планировали роскошного гулянья.

– Не планировали. А я думаю, что надо запланировать. Пусть моя любимая женщина будет в прекрасном платье! Пусть наша свадьба будет самым лучшим праздником в жизни. Я хочу, чтобы ты придумала именно то и именно так, как мечтала! Я не просто хочу! Я настаиваю на самой настоящей свадьбе!

И он кружил ее по комнате, танцевал под собственные напевы и в счастье прижимал к своей груди ее голову.

Жизнь Виктора изменилась. Резко и не в лучшую сторону. Сказать, что в ней случилось затишье, было бы неправильно. Не затишье, а какой-то застой. Виктор ненавидел застой во всем. В работе, в личных взаимоотношениях… Ненавидел! И не допускал. Считал, что прозябание и топтание на одном месте – это и есть деградация. А он привык к развитию. Никогда не сидел без дела. Всегда что-то предпринимал, чем-то занимался, даже отдыхал – и то активно! Он потому и не терпел пляжный отдых. Тот казался ему настолько скучным и унылым, что был, по его мнению, достоин лишь пенсионеров или уж совсем уставших от жизни людей. Даже если подобный отдых и случался в его жизни, то Виктор старался не лежать, а быть в движении: много плавал, совершал долгие пешие прогулки вдоль берега, собирал команду по пляжному волейболу…

Дома не представлял себе бесцельного лежания на диване перед телевизором. Он и дома-то редко бывал. Все у него какие-то мероприятия: то встречи с товарищами, то дела по работе, то Ника.

Ох, Ника, Ника! Пожалуй, именно из-за нее и случился застой в его жизни. Ушла она. Такое короткое, маленькое слово: ушла! А сколько в нем всего: недопонимания, тоски, печали, обиды, боли!

А на этом фоне еще и развод лучших друзей. Ситуация непростая, конечно. Семен целиком ушел в новую связь. Катька совсем потерялась. То плачет, то злится, то обвиняет бывшего мужа во всех смертных грехах, то чуть ли не в ноги бросается: только вернись! Так ей плохо, так тяжело, что ни скрыть боли, ни сыграть спокойствия у нее не получается.

А Виктор с Аней на правах лучших друзей периодически выслушивают причитания Катьки и не представляют, чем ей можно помочь. Аня ее, правда, приглашает и в театр, и на дачу. Но во всех разговорах превалирует одна тема. Не обойти ее, не забыть, не проигнорировать.

Виктор сказал как-то жестко:

– Все, Кать! Ты же знаешь, он ушел к другой женщине. У него серьезные намерения. Смирись! Успокойся! Прожили вы неплохо. Хорошая семья у вас была. Но кончилось! Забудь! Оглянись вокруг! Возможно, тебя тоже ждет счастье. Да наверняка ждет!

– Не надо мне никакого другого счастья! – продолжала канючить Катя. – Я сломалась без него! Понимаешь, сломалась! Думала, что это я – сильная, могучая, решительная. А оказалось, что я совсем другая без него. И только с ним я сильная и могучая.

Виктор не терпел подобных разговоров. Считал их бессмысленными.

– Кать! Ну мы уже сто раз все это проанализировали. Хватит уже! Уходи от этой темы, не зацикливайся! Съезди отдохнуть! Вон Аньку бери и поезжайте! Ань, а что? Это идея! Ты не против? – обратился он к супруге.

– Я? Конечно, я «за»! Даже не ожидала, что ты такое решение прекрасное предложишь. Правда, Кать! Поехали?! Куда ты хочешь?

– Ой! – Катя недоуменно смотрела на друзей. – Куда я хочу? А хочу ли я куда-нибудь? Если у меня плохо внутри, значит, мне везде будет плохо!

– Так! Хватит ныть! – оборвала ее Аня. – Ты мечтала, по-моему, по Европе проехаться…

– Ну да… А то все Турция, Эмираты, Тунис. Пляж и нестерпимое солнце…

– Вот! Ну и давай! Я подберу какой-нибудь экскурсионный тур по нескольким странам. С отпуском на работе получится?

– Наверное, – неуверенно произнесла Катя. – Я теперь ни в чем не уверена. Но на работе знают мою ситуацию. Думаю, пойдут навстречу…

Катя с Аней уехали. А Виктор, оставшись в одиночестве, не стесняясь продолжал напрашиваться к другу в гости.

– Эй, Семен! Когда на смотрины невесты пригласишь?

– Приглашаю! В ближайшую субботу приходи на пельмени.

– Все! До встречи! Буду!

В драматургии и в кинематографе есть понятие «немая сцена». Много читающий и много знающий Виктор всегда очень скептически относился к данному словосочетанию. Он считал это удачной уловкой автора, не более того. Лично в его жизни немых сцен не случалось, и он не очень себе представлял в принципе подобную возможность, поскольку сцена – это одно, а жизнь – совсем другое. Хотя… если сцена есть отражение жизни, то не так-то уж она далека от действительности. Но в углубленное размышление по данному вопросу Виктор никогда не ударялся.

Он зашел к другу с охапкой тюльпанов в одной руке и с бутылкой виски в другой. Дверь открыл Семен. В квартире витали приятные запахи. Виктор сразу и не понял, чего именно. Борща ли, баклажан… На кухне что-то скворчало.

Мужчины стали здороваться, передавать бутылку из рук в руки… Виктор стягивал с шеи шарф, Семен подавал гостю тапочки, когда из кухни вышла Вера:

– Здравствуйте! – сказала Вера, едва успев появиться в коридоре и толком еще не рассмотрев вошедшего.

И тут случилась та самая немая сцена. Да, да! Та, в существование которой Виктор никогда не верил.

Перед ним стояла Ника. Раскрасневшаяся, нарядная, милая Ника. Такая домашняя, такая красивая… Самая лучшая женщина на свете… самая прекрасная женщина его жизни…

Семен продолжал что-то говорить… Забирал из рук друга шарф, доставал плечики, чтобы повесить пальто в шкаф, улыбался… А эти двое молча смотрели друг на друга, не в силах справиться с охватившим их волнением.

Обычно в кино на этом месте звучит музыка или какой-то нарастающей силы звук или закадровый текст. Все то, что так или иначе показывает усиливающееся напряжение героев… Здесь, в прихожей, музыки не было. Суетился Семен, скворчала на кухне сковородка, гулко стучало сердце Виктора, благоухали тюльпаны.

Вера опомнилась первой:

– Проходи…те…

– Вот… это вам… – Он протянул ей букет.

Она вдруг вскрикнула: «Ой, мясо! Извините, я сейчас!» – и убежала на кухню.

По изменившемуся лицу Виктора Семен понял: что-то произошло! Причем не просто «что-то», а что-то такое… Чему и объяснение-то не сразу найдешь. Пришел-то друг в хорошем настроении. Что его выбило из колеи? Неужели Вера такое впечатление произвела?

– Ты чего, Вить?!

Виктор обреченно прислонился спиной к стене, взялся за голову. В висках сильно стучало. Прямо барабанило: бум-бум-бум! Марш даже можно было бы пропеть. При желании, конечно. Марш или даже гимн под ритмичные удары в висках. Но желания петь не было. Было желание умереть. Здесь, сейчас, сразу и навсегда! Умереть и не знать, что твой самый близкий друг обладает твоей самой любимой женщиной. Причем не случайно, не по пьянке, не по сиюминутному порыву похоти… Нет, обладает осознанно, серьезно, с любовью…

Такое знание казалось Виктору несовместимым с жизнью. Потому что внутри вдруг стало плохо так, как не было никогда. Даже когда на его фирму наезжали, даже когда бизнес хотели отнять, даже когда угрожали пытками и полным разорением… Даже тогда не было так плохо. Страшно было – это да! Очень было страшно! И именно страх гнал его, заставлял думать, действовать, искать поддержку на стороне, привлекать чью-то помощь, бороться. Потом пришло ощущение силы, уверенность. Затем появился кураж! И все – он победил! Он смог тогда справиться. Потом, правда, с давлением в больнице две недели провалялся. Но это уже мелочи по сравнению с тем, что пришлось пережить.

А сейчас – только боль! И такая, что никакими действиями или уговорами с ней не справиться. Против угрозы можно мобилизоваться, принять боевую стойку… Перед препятствием нужен рывок, усилие, сосредоточенность. В борьбе важен тонус, настрой, решимость. А здесь… Ни угрозы, ни препятствий, ни борьбы. Крах!

– Семен! – еле выдавил из себя Виктор. – Позволь поговорить с твоей девушкой….

– С Верой? Поговорить наедине? Или как? Я не понял.

– Да. Наедине… Если можно… Буквально несколько минут…

Семен удивился, но ответил довольно спокойно:

– Пожалуйста…

Виктор зашел на кухню. Закрыл дверь. Вера стояла у плиты, переворачивала мясо.

– Вы же сказали «на пельмени»… – нелепо начал Виктор.

– Пельмени тоже есть… И борщ, и мясо, и пельмени…

– И даже баклажаны… – Он потянул носом аромат, шедший от кастрюль.

– Да… И баклажаны. Ты голоден? Сейчас будем обедать.

– Ника! – он схватил ее за руку. Сильно сжал. – Ника! Почему «Вера»?

– Отпусти, пожалуйста! Больно! – Она освободила кисть. – Потому что я Вероника. Имя у меня такое… двойное. Тебе нравилось Ника. Мне же всегда импонировало Вера.

– Могла бы настоять… Я бы тебя Верой называл…

– Настаивать – не мой стиль… Если бы я могла настоять, то была бы твоей женой…

– Господи! – чуть ли не завыл он. – Господи! Как же мне жить?!

Подобную фразу Виктор тоже считал исключительно театральной. И если бы сейчас был способен к анализу, то удивился бы тому количеству открытий, которые ему пришлось пережить буквально за какие-то полчаса.

– Скажи… а зачем ты… на какие-то сайты? Разве плохо тебе было со мной? Неужели плохо? Или ты врала, когда признавалась, что счастлива со мной?!

– Вить! Не надо, ладно? А то я наговорю тебе лишнего. Не время сейчас да и не место!

– Нет уж! Давай! Все равно хуже уже быть не может. Некуда хуже! – со злостью произнес он.

– Вить… Я никогда не могла уравновесить в тебе двух разных мужчин. С одной стороны, решительный, умный, сильный. А с другой, даже не знаю, каким словом назвать… Ведь ты живешь с женщиной… С супругой своей, я имею в виду, много лет просто по инерции. Без интереса, без развития… Так, топтание на месте, болото…

Он попытался было что-то возразить, но она его остановила:

– Мне всегда было странно: неужели устраивает? И если устраивает, то почему? И как такого человека, как ты, может устроить болото?!

Он опять хотел что-то сказать, но она вновь прервала его порыв. Сервировала стол и одновременно говорила с ним. Причем говорила так спокойно, взвешенно, что ему стало ясно: это по-честному! Это не эмоции, не порыв гнева или злости. Это ее честное мнение, которое не зависит ни от настроения, ни от самочувствия, ни от изменения ситуации. Она не намерена его обидеть, унизить, уязвить. Нет, она действительно искренне так считает.

– То, что происходит в твоей жизни, Виктор, – это твой выбор! И только твой! Слышал, наверное, крылатую фразу: «Человек – кузнец своего счастья!»? Вот и попробуй не согласиться с ней сейчас!

– Ника! Вера! Тьфу ты! Послушай… Ну ты же любила меня… А может, и теперь еще… Ты же испытывала со мной восторг. Настоящий восторг! Зачем же искать чего-то другого? От добра добра? Я этого никак не пойму!

– Витя! Остановись! Прошу тебя. Я понимаю, что тебе больно… Но в мою душу больше не надо… Ладно? Ни заглядывать, ни копаться в ней…

Семен по-хозяйски открыл дверь:

– Ребята! По-моему, хватит разговоров! Давайте обедать! Верочка, приглашаешь?

– Да! Мужчины, прошу к столу! Напитки только осталось поставить. И хлеб…

– Семен! – Виктор потихоньку пытался прийти в себя. Первый шок прошел, и он немного успокаивался. – Семен, послушай! Тут такое дело!

– Вы знакомы? – почти не удивился Семен.

– Да не то слово… Это та самая Ника, о которой я тебе неоднократно говорил. – У него чуть не сорвалось – «моя Ника», но он вовремя остановил себя.

– Та-а-а-а-к! – протянул Семен. – И что?!

– Сеня… – Голос Виктора сначала потеплел, а потом вдруг дрогнул и охрип. Виктор откашлялся. – Ты мой лучший друг! Ты самый близкий мой друг…

Семен так и стоял посреди кухни, ошарашенный новым знанием, а Виктор сделал шаг навстречу, распахнул руки для объятий и проникновенно сказал:

– Я поздравляю тебя! – Он по-мужски крепко и с чувством обнял его и прошептал еле слышно: – Какой же ты счастливый!

Потом вышел в ванную и долго сидел там, подставив руки под ледяную воду и дав волю слезам. Он и не предполагал, что может плакать. Черт! Слезы не кончались. Виктор вытирал их холодными руками и бессмысленно повторял про себя:

– Дурак! Какой же я дурак!

– Вить! Даже не знаю, как правильно поступить в сложившейся ситуации. – Семен в раздумье потер лоб и испытующе глянул на друга.

– Ты о чем?

Они сидели уже третий час за столом. Была выпита почти вся бутылка виски, испробованы все блюда, дело дошло до сладкого… Вера, она же Ника, отошла к телефону, и Семен решился задать вопрос Виктору.

– Понимаешь, мы решили все же свадьбу широко не гулять. Я предложил Вере все устроить по максимуму… Чувствую, что ей хочется, чтоб и платье, и все такое… А она: нет! Говорит, мол, свадьба – не главное. Лучше давай настроимся на домик. Но я сейчас не об этом. Я о другом… Мы ресторанчик заказали на двадцать человек. Скромно, только близкие. Да и близкие-то, сам понимаешь… Мои приятели в шоке от развода, вряд ли кто придет. Ну да бог с ними. Так вот. Я в числе гостей, естественно, предполагал видеть и вас с Аней. А теперь даже не знаю, удобно ли вас звать?! Как ты?

Виктор расслабленно покачал головой. Алкоголь всегда делал его мягче. Агрессия и жесткость уходили на второй план, уступая место неторопливости и расслабленности.

– Мы придем, Сень! Когда, куда, во сколько? Ты позвони Ане, сам пригласи. Она, конечно, на стороне Кати. Это и понятно: женская солидарность… Но прийти придет. Хотя бы из любопытства. Они сейчас с Катей в Европу укатили. Слышал? Через неделю вернутся. Так что звони. Мы придем!

Алкоголь – штука, конечно, хорошая. Жаль, недолговечная. Ну в смысле, выпьешь – и все хорошо вроде бы. Боль отпускает, тяжелые мысли уходят, легкие приходят. Ненадолго, правда. Потом все опять, по новой. И не легче совсем даже, нет. Похоже на таблетку. Выпил – не болит. Через пару часов действие таблетки закончилось – и опять заболело. Причина-то на месте. Куда же боль денется? На два часа ее обмануть, конечно, можно… А что дальше?

Виктор лежал на диване и занимался самоедством. Как ни сопротивлялся поначалу он Никиным словам про болото, как ни выстраивал внутренний монолог контраргументов, все же вынужден был признать ее правоту.

Да, так и есть. Долгие годы он живет семейной жизнью по инерции, раздражаясь по мелочам, придираясь к пустякам. Долгие годы не возбуждается ни телом, ни душой, глядя на Аню. Да, они были очень близки. По-человечески, интеллектуально, дружески, даже интимно первые годы… А потом пропало, прошло. Осталась инерция, привычка, рутина. Он никогда не пытался переиначить, вырваться, изменить ситуацию… Он жил себе и жил, не задумываясь, не замечая несоответствия, не давая себе труда глубоко и всесторонне проанализировать свое место в семье, свою роль, свой путь…

С появлением Ники ситуация обострилась: противоречия выявились, можно сказать, в полный рост. Да, он признавал это, но… сформулировать мысль о том, что отношения с супругой исчерпали себя, сил не хватало. Не хватало даже не сил. Смелости. Потому что если это признать, то надо что-то менять. А менять – это нужно столько в себе перелопатить, столько преодолеть, такую гигантскую работу по перестройке самого себя, своей жизни, своего образа мысли и действия произвести, что лучше и не заводиться. Лучше в мнимом комфорте пребывать, иногда позволяя раздражению вырваться на волю…

Так и жил. Да, собственно, и продолжает жить… Только раньше любовь у него была, отдушина, радость… А сейчас судьба и этого его лишила. Раздражение и болото оставила, а любовь забрала. Только стоп! При чем тут судьба?! Как это сказала Ника? «Это твой выбор! И только твой! Человек – сам кузнец…» Пожалуй, что и не поспоришь…

И что ж получается? Он – весь такой из себя сильный, умный, волевой… Или, как это принято говорить, харизматичный! Он – решительный, успешный, яркий! А прозябает в болоте! У него, безусловно, есть контраргументы: про долгие совместные годы, про взаимное уважение, про ответственность перед семьей… Есть еще слова про статус, про задачи воспитания… Да, они все правильные, честные… Только тошно что-то. Тошно, муторно и больно! А так все хорошо! Взаимное уважение согревает. И чувство ответственности поддерживает… Не сдохнуть бы от тоски только…

В молодости, читая классику, он поражался слабости кисейных барышень, которые, скучая по любимому, могли лежать, угасать и умереть, в конце концов, от непереносимой тоски. Он принимал подобные сюжеты за пустые выдумки и даже удивлялся классикам: чего-то они как-то несерьезно…

Теперь же, лежа в одиночестве дома, страдая, тоскуя и изнемогая от боли, вдруг с легкостью представил себя умирающим… Пусть бы! Зато одним махом! Все проблемы, все узлы – бац! И на тот свет!

«Эх, на работу, что ли, выйти? – слабо шевельнулась вялая мысль, но быстро ушла. – Хоть как-то отвлечься. На кого накричать, кого уволить, с кем рассориться… Глядишь, полегчает. А Сенька-то! Сенька! Вот молодец! В тихом омуте… Надо же. И не побоялся с семьей разорвать отношения. И за прекраснейшей из женщин не постеснялся поухаживать. И решение принял, и в жизнь его воплотил. Сколько лет дружили, знали друг друга как облупленных, ан нет…» Не подозревал Виктор в друге такой решимости и внутренней силы. Другим представлялся Семен. Парадоксы характера? Или психики? Или все же загадки любви?

Ладно, на работу можно и завтра. Сегодня еще выпить! Поспать потом подольше. Утро, оно, как говорится, мудренее будет…

Он вспомнил, как в юности они спорили с Аней: добровольный уход из жизни – это сила или слабость? Не затрагивая религиозной стороны вопроса, они дискутировали довольно пристрастно. Аня считала, что самоубийство – это слабость, а сила как раз в том, чтобы суметь достойно выйти из сложной ситуации. Виктор же до хрипоты доказывал ей обратное. И даже сравнивал суицид с отшельничеством. Мол, разве это просто – отказаться от мирской жизни, уйти в осознанное одиночество и посвятить свою жизнь каждодневной молитве, беседам с Богом, аскетизму и отречению от мало-мальских удовольствий? Аня утверждала прямо противоположное: что именно в подобном отношении к жизни и кроется несостоятельность человека. Поскольку жить среди людей гораздо сложнее, чем одному… Строить отношения, нести ответственность, испытывать различные по силе чувства – от ненависти до обожания, от гнева до милосердия… Это же гораздо проще – ни с кем не спорить, ничего не делить. Никого не воспитывать, никому не подчиняться… Не на кого обижаться, не с кем бороться, некого любить… Жить в социуме сложнее, чем в монастыре. Выживать тяжелее, чем покончить жизнь самоубийством.

Они так и не пришли тогда к единому мнению. Каждый остался при своем. А теперь Виктор вспомнил тот разговор. И не просто так, а применительно к себе… И вновь задался вопросом: нежелание жить – это что? Боязнь проблем? Или страх боли? Опасения быть неуспешным? Или отсутствие смысла? В своей-то жизненной ситуации смысла он не видел однозначно. То есть никакого. Он пытался систематизировать свои жизненные приоритеты, и получилась печальная картина.

Семья есть, но она его не греет. Можно поставить «минус» против этой позиции. Бизнес налажен. Текущие проблемы в нем есть всегда, но по большому счету Виктор все организовал правильно, механизм работает как положено, команда воспитана им в нужном ключе… Так что жгучего интереса работа уже не вызывает. Тем более, что он подключил к работе сына. Так что эта позиция тянет на «более-менее» с точки зрения представления интереса в его жизни. Пожалуй, только она и является привлекательной в данной ситуации.

Любви нет. Это минус. Вернее, любовь есть, но она безответна, несчастна и бесперспективна. Значит, не просто минус, а огромный минус!

Страдание есть. Это опять же минус.

На новые любовные связи нет ни сил, ни желания, ни внутреннего ресурса. Снова минус.

Дружба? Под большим вопросом. Конечно, он не ссорился с Семеном. И тот абсолютно не виноват перед Виктором. Но просто непонятно пока, смогут ли они дружить как прежде… Скорее всего нет. Выходит дело, опять минус.

Хобби? Увлечения? Да нет ничего такого ярко выраженного. Минус.

Что еще присутствует важного в жизни человека? Семья, любовь, дружба, работа, здоровье, досуг… Вроде все перечислил. Ничего не забыл.

Дача если только. Ее можно отнести к досугу и здоровью одновременно. Ну, пожалуй, против дачи можно поставить плюс.

Список получился неутешительный. Минусы явно превышали. А в очевидных плюсах только дача. Как будто он пенсионер престарелый… Ничего себе радость в жизни…

Вероника сияла. Невзирая на отсутствие белого платья и фаты, она была очаровательна. Глаза искрились, улыбка не покидала ее лицо ни на минуту. Они держались с Семеном за руку и с удовольствием целовались под крики «горько!».

Семен то и дело приобнимал свою новую жену, шептал на ушко нежности и признания, а она счастливо смеялась, запрокидывая голову…

Глядя на изгиб ее шеи, на глубокий вырез платья, открывающий складку между грудей, на сияющее лицо, Виктор страдал. Лучше бы и не смотреть на нее. Но и не смотреть не мог! Она притягивала его, завораживала, невольно заставляя поворачивать голову туда, где находилась.

Аня пыталась поначалу критиковать торжество: и стол не ахти какой, и гости незнакомые, и невеста без фаты… Но Виктор цыкнул на жену, и она послушно замолчала. А потом уже, познакомившись с соседями по столу, заинтересованно обсуждала и самих молодых, и всю непростую, пикантную историю, которая так круто изменила жизнь ее друзей.

Играла музыка, звучали тосты, раздавались крики «горько», шампанское лилось рекой… Гулянье плавно переходило от первой своей стадии неловкости и некоторого стеснения ко второй, когда гости постепенно раскрепощаются, гул голосов нарастает, когда начинается неформальное общение и истинное веселье. Кто-то танцует, кто-то выходит покурить и проветриться, кто-то за рюмкой водки обсуждает план переустройства общества и другие проблемы мирового масштаба, а по мере подпития и успешно решает их…

К молодым то и дело подходил кто-то из гостей, поздравлял, жал руку Семену, обнимал Веронику. Подошел и Виктор:

– Ребята! Я поздравляю вас! Мне непросто, конечно… Но желаю… всего хорошего… А вот это, – он достал из кармана конверт, – наш подарок.

– Спасибо, Виктор!

Семен крепко пожал другу руку. Вероника старательно отводила взгляд от страдающих глаз Виктора.

Конверт был тонкий. Похоже, что в нем лежала одна бумажка.

– Что здесь?

Виктор усмехнулся:

– Домик!

– Что-о-о-о? – в один голос удивились молодые.

– Ну вы же хотели дом, семейный очаг…

– Ну да… – Семен с Вероникой непонимающе переглянулись…

– Там чек. Получите деньги и купите какой захотите. Думаю, хватит…

Семен напрягся:

– Послушай, Виктор! Это как-то… по-моему, слишком…

Виктор проигнорировал замечание друга:

– Сень! Ты молодец! Я рад за тебя… – Он крепко пожал ему руку и попрощался. – Все, я ухожу! Счастливо!

– Как? Уже уходишь?

– Аня пусть останется. А я пойду… – И он направился к выходу.

Гулянье было в самом разгаре, когда Семен заволновался.

– Вер, что-то на душе неспокойно! Не пойму даже почему.

– Устал, наверное. Может, домой поедем?

– Домой? А гости?

– По-моему, мы им уже не нужны. Все танцуют, веселятся… Справятся и без нас. Почему я волнуюсь? Даже не пойму, по какому поводу…

– Ты из-за Виктора? Что он раньше уехал?

– Точно! Виктор! Черт! Дай-ка я позвоню ему.

Семен взял телефон, но звонки оставались без ответа. Он набрал домашний, однако и тут ответом вновь была тишина. Семен кинулся к Ане:

– Слушай, где Митька?

– Какой Митька? – не поняла Аня. Она кружилась с каким-то кавалером в танце и была далека от волнений Семена.

– Ну, сын ваш! Аня, где он сейчас? Где Маша? – Он терпеливо ждал ответа. – Маша – это ваша дочь. Я тебе на всякий случай напоминаю.

Аня нехотя оторвалась от партнера:

– Ну… не знаю. По-моему, они в клуб собирались большой компанией. А чего ты так разволновался-то? – Аня настолько погрузилась в гулянье, что не собиралась оттуда выходить в ближайшие несколько часов. Виктор уехал, детей рядом не было, никто ее не контролировал, не делал замечаний. Она могла и выпивать, и веселиться, и танцевать, не боясь осуждения мужа.

– Я не могу Виктору дозвониться! Дай мне Митин мобильный!

Тот долго не отвечал, потом Семена оглушила музыка и шум. Парень действительно был в клубе, ничего не слышал, только кричал:

– Але! Але! Кто это? Я ничего не слышу, перезвоните позже! – Странно было, что он в таком шуме вообще услышал телефонный звонок.

Семен пристально посмотрел Ане в глаза. Она разочарованно вздохнула, ей явно не хотелось уходить.

– Ладно! – Семен принял нестандартное решение. – Давай ключи, а сама оставайся!

– Сень! Да что ты так напряжен? Ну, может, он в ванне лежит или спать лег, отключив телефоны. Он вообще в последнее время странный какой-то, а сегодня особенно…

– Аня! Дай мне ключи! – Семен твердо стоял на своем. – Я приеду, проверю, все ли в порядке, посмотрю на него… Мне надо убедиться, что все хорошо… А то душа не на месте.

– На, возьми, пожалуйста. – Аня покопалась в сумке и выдала Семену связку ключей, ворча что-то невразумительное себе под нос.

Пока ловили машину, пока ехали, Семен непрестанно набирал то домашний, то мобильный Виктора. Звонки проходили, но ответа не было. Тревога нарастала. И вроде бы у Семена не было никаких оснований волноваться, но интуитивно что-то внутри толкало его на поиски друга…

Машина Виктора стояла у подъезда, и это каким-то образом успокоило Семена и Веронику. Но ненадолго. Потому что на звонок в дверь никто не откликнулся, и пришлось воспользоваться ключами Ани.

Они вошли в квартиру… Тишина… Только хрип какой-то из спальни. Не то стон, не то храп.

Вероника шепотом произнесла:

– Ну вот, спит. Слава богу! Зря волновались…

Но Семен решительно вошел в спальню.

Виктор хрипел, сипел и шумно дышал. На мирно спящего он явно не был похож. На тумбочке стояла бутылка водки, стакан, валялись пачки каких-то лекарств.

Семен кинулся к другу:

– Витя! Виктор! Очнись!

Но тот не реагировал:

– Вера! Вызывай «скорую»! Срочно! – Он заорал так, что она аж подпрыгнула на месте.

– Да, да… Сейчас… Ой, Сень, а адрес-то какой?

Семен проорал адрес и вновь принялся трясти друга.

– И спроси, – крикнул он в сторону комнаты, куда вышла Вера, – спроси, как оказать первую помощь при отравлении!..

Хотя сам уже понимал: надо перво-наперво сделать так, чтоб его вырвало. Он попытался повернуть друга на бок. Тот был тяжелый, пьяный, отекший…

Вернулась Вера. Вдвоем они кое-как переложили его на живот. Голова чуть свесилась вниз.

Семен с трудом разжал Виктору губы, полез двумя пальцами в глотку, к основанию языка… Тот сжимал зубы, продолжая хрипеть, не проявляя никаких признаков осознанного поведения.

К приезду «скорой» у Семена получилось-таки немного освободить желудок Виктора. Хотя привести его в чувство так и не удалось. Врач тут же поставил капельницу, оперативно дозвонился до диспетчера, выяснил номер клиники и коротко бросил:

– Собирайте его в больницу!

Пока врач спускался за носилками, Вера нашла спортивный костюм, и они вдвоем надели его прямо на голое тело Виктора.

– Поторопитесь! Мы можем не успеть! – Врач заметно волновался.

– Что значит «не успеть»? – не понял Семен.

– Мы же не знаем, сколько времени прошло после приема препарата. Рвота – не панацея. Таблетки успели усвоиться. Вот что страшно. Тем более в сочетании с алкоголем. Кстати, возьмите пустые коробки из-под лекарств.

– Зачем? – спросила Вероника.

– Чтобы найти противоядие, надо знать яд.

Мужчины несли носился к лифту, Вероника на ходу натягивала носки на отекшие ноги Виктора…

Они успели. Еле-еле успели… Виктора спасли. Оказалось, он готовился. Завещание написал, письмо обстоятельное сыну, как вести дела, какие первоочередные задачи стоят перед фирмой, на кого из сотрудников можно положиться, а с кем быть поосторожнее… Длинное такое письмо, на нескольких страницах, на компьютере отпечатанное…

В больнице лежал недолго. Долго жил потом один на даче. Никому не велел приезжать, даже Ане. Она все равно приезжала два раза в неделю, стирала, убиралась, готовила. Он не разговаривал с ней, уходил в лес…

Она не могла себе простить, что не почувствовала тогда тревоги в душе, что не подхватилась вместе с Семеном, и вообще, что не поехала с мужем домой.

А Виктор так и не простил другу своего спасения. И даже на новоселье к молодоженам не поехал, не посмотрел, как его денежным подарком распорядились, какой дом купили, как устроились… И на долгие-долгие месяцы замкнулся в своем внутреннем мире, лишь спустя, наверное, полгода начал возвращаться к привычной жизни, к самому себе…

Боль потихоньку начала сдаваться, уступать свои позиции простым человеческим желаниями, которые приходят на освободившееся после нее место…

Где-то через год Виктор зарегистрировался на сайте знакомств. Под своим именем, со своей фотографией, с честным указанием возраста и цели посещения сайта.

В графе «мои желания» заглавными буквами было выведено: «ХОЧУ ВЛЮБИТЬСЯ!» Никакие другие графы заполнены не были. А зачем? И так все понятно!