Текст книги "Ищу квартиру на Арбате"

Глава III
Фостер

День не заладился с самого утра. Застегивая юбку, всегда аккуратная Катя дернула и порвала молнию.

– Черт!.. – в сердцах воскликнула она.

– Кого призываешь, того и встретишь, – рассудительно заметила ей с кухни Надежда Бенционовна.

С возрастом она приобрела привычку изрекать афоризмы в воздух, как будто не адресуя их домочадцам, но непременно так, чтобы ее услышали.

– Что ты такое говоришь, Надежда? – запричитала Анна Ионовна. – Нашла, что дочери пожелать!

Анна Ионовна вышла из своей комнаты, обняла и поцеловала Катю, которая уже успела натянуть на себя первое попавшееся в шкафу платье – черное с высоким воротником под горло. Как и в детстве, за обновками она продолжала ходить с бабушкой, слушала ее советы и даже в довольно простеньких платьях выглядела как настоящая леди. Бабушка, как никто другой, умела подобрать бусы и сумочку к скромному наряду. У них с Катей был один размер обуви – тридцать шесть с половиной, – и они, бывало, менялись туфлями.

Впрочем, несмотря на доброе напутствие бабушки, мать, видимо, оказалась права. Черт не замедлил явиться Кате прямо в автобусе в виде толстенького низкорослого пенсионера, похожего на майского жука. Он устроился рядом и больно толкал Катю в бок своим рюкзаком, в котором лежало что-то твердое. Пытаясь как-то увернуться от него в переполненном автобусе, Катя извивалась всем телом, чтобы опять не получить тычок в бок.

– Ишь, вертится, красотка, как перед мужиком! – неожиданно заметила сидевшая у окна тетка с багровыми щеками.

Катя принялась с любопытством оглядываться по сторонам, чтобы увидеть ту фифу, которой адресовано такое смачное послание. Стоявшие рядом мужчины заулыбались, а зловредный пенсионер не то случайно, не то специально наступил ей на ногу.

Через минуту до Кати дошло, что «красотка» – она и есть. Щеки ее запылали, на глаза навернулись слезы несправедливой обиды. Она хотела ответить тетке, но не могла подобрать слов, а та уже пропихивалась к выходу со своими клетчатыми котомками, толкаясь и довольно улыбаясь, словно совершила подвиг.

«Не одного черта, а целых двух мамаша напророчила», – мелькнуло в голове.

Кате казалось, что на нее смотрят все пассажиры автобуса и что даже водитель в зеркало заднего вида пытается разглядеть, кто там… это самое, обидное. Она рванулась к выходу и выскочила на ближайшей остановке – на одну раньше, чем ей было нужно.

Ждать следующего автобуса не стала, решила, что быстрее пешком – вдоль университетской ограды, – но уже на полпути поняла, что опаздывает. Когда добежала до университета, сердце прыгало в груди, на лбу выступили капельки пота.

Катя взбежала по ступенькам. Взялась за ручку и толкнула дверь. Дверь не поддалась. Навалилась всем телом еще раз. Не иначе – с той стороны дверь держал третий черт.

– Разрешите помогу! – услышала она за спиной, и тут же широкая мужская ладонь уверенно накрыла ее руку, помогая открыть дверь.

Повеяло тонким мужским парфюмом. «Не студент», – подумала Катя и оглянулась. Высокий молодой человек пристально посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся – широко, безмятежно, белозубо. Как улыбаются иностранцы.

– Спасибо, – пролепетала Катя, а он лишь махнул рукой – мол, не стоит благодарности – и энергично пошел по коридору.

Охранник уважительно проводил его взглядом и преградил дорогу Кате:

– Документы?

Катя полезла в свою большую сумку и, уже боясь поминать черта, чтобы не навлечь на себя еще большие беды, принялась судорожно рыться в ней в поисках аспирантского удостоверения.

– Девушка, освободите проход, – строго сказал охранник.

– Да что вы со своим проходом, – не выдержала она. – Вы же видите, никто не входит. Занятия уже начались!

Чуть не плача, она отошла в угол, поставила на коленку сумку и вдруг почувствовала, как молния сумки зацепила ее новые колготки: по капрону расползалась дыра. Катя наклонила голову, оценивая масштабы бедствия, и тут очки соскочили с ее носа. Стремительным движением Катя успела схватить их на лету, но в руке очки кратко хрустнули: дужка сломалась.

Катя сунула очки в карман и наконец нащупала в сумке твердый прямоугольник удостоверения.

Рядом с расписанием висело объявление. Чтобы прочесть его без очков, пришлось подойти к стене почти вплотную. Как и многие отличницы, до аспирантуры Катя добралась с красным дипломом и приобретенной близорукостью. Впрочем, Анна Ионовна считала, что это дедушкино наследство, ведь Беня с детства носил очки.

Сощурив глаза, Катя прочитала: «Уважаемые аспиранты экономического факультета! Лекция на тему “Перестройка: перспективы развития экономических реформ в СССР” состоится сегодня в 10.00 в аудитории № 3 главного корпуса. Докладчик: выпускник Школы Бизнеса Columbia Business School Майкл Фостер».

Катя на цыпочках вошла в аудиторию. Близоруко щурясь, посмотрела на лектора, говорившего по-русски, но с заметным акцентом. Без очков она не могла рассмотреть его лица, но успела отметить, что он умеет удерживать внимание аудитории.

«Ну, конечно… Небось пару лет пожил в Америке и делает вид, что там родился», – рассудила она, пробравшись на последнюю парту.

Обычно Катя старательно конспектировала лекции, но сегодня перспективы развития экономических реформ в СССР волновали ее несколько меньше, нежели порванные колготки и сломанные очки. Конечно, дома у нее были запасные очки, но ведь до дома еще надо было добраться.

Когда лекция закончилась, аспиранты и преподаватели окружили докладчика. Катя вышла из аудитории и отправилась в библиотеку – только там она могла чувствовать себя в безопасности в этот сумасшедший день. Впрочем, осторожность не помешала бы и там – чтобы не уронить на себя книжный стеллаж, не пораниться скрепкой…

В библиотеке Катя успокоилась. Даже особый библиотечный запах действовал на нее умиротворяюще. Она взяла четвертый номер «Вопросов экономики» за 1992 год и углубилась в чтение. Журнал периодически печатал статьи профессора Фальцмана, лекции которого она посещала в университете. Вот и сейчас статья Фальцмана «Кризис Союза и будущее экономики России» показалась ей куда содержательнее прослушанного доклада, но харизма у выступавшего, безусловно, была, хотя сам он виделся Кате с последней парты движущимся размытым пятном. Наподобие шаровой молнии, разве что не светился.

От современности Катя перешла к истории. В нескольких номерах этого же журнала опубликовали статью С.Ю. Витте «Национальная экономия и Фридрих Лист», впервые увидевшую свет в 1889 году.

Закончив с чтением, она вышла из библиотеки и отправилась к гардеробу. Услышав за спиной смех и громкие голоса, обернулась. Лица говоривших расплывались, но стойкий аромат мужского парфюма не оставил сомнений: у окна стоял докладчик – «американец» – и веселил шутками трех разряженных девиц, которые усердно хохотали над каждым его словом.

Докладчик тоже заметил Катю. Он перестал смеяться и спросил:

– Почему бы вам не присоединиться к нам? Мы как раз обсуждаем мою лекцию.

Катя подошла семенящим шагом, прикрывая дырку на коленке сумкой. Девицы враждебно замолкли.

Вот он – аромат парфюма. Дорогой, волнующий. Стараясь не щуриться, Катя оглядела докладчика вблизи. Высокий, стройный, отлично сложенный. Кате понравились его вьющиеся каштановые волосы и синие глаза. Приятный спокойный голос, в котором угадывалась легкая ирония или снисходительность к собеседнику.

– Как вас зовут?

– Екатерина.

– Приятно познакомиться! Майкл. – Он протянул ей руку.

Катя в замешательстве ее пожала. По ее телу пробежала теплая волна. Рука у него была большая, крепкая и в то же время нежная. Во всем облике «американца» чувствовалась иная, нездешняя порода. Даже статная атлетическая фигура указывала на какой-то иной, неведомый – заморский или аристократический – вид спорта, которым он явно занимался. Под белой рубашкой Майкла угадывались рельефные бицепсы, но он не походил на обычного «качка» – завсегдатая полуподвальных тренажерных залов.

– Вам понравилась моя лекция? Или вы были заняты более важными делами, раз опоздали еще больше моего?

– Да, – неопределенно ответила Катя, удивившись, что он заметил ее опоздание. – А откуда вы родом?

– Моя прабабушка родилась в Минске.

– Я так и знала…

– О! Вы были в Минске? Я планировал поехать, посмотреть. Потому что мои родители никогда там не были.

– Нет, в Минске я не была… Просто вы так хорошо говорите по-русски. Это выдает ваши корни. Так вы родились в Америке?

– Не совсем. Нью-Йорк – это не Америка, – пошутил Майкл и сам весело рассмеялся. Девицы с готовностью его поддержали.

– Мне сложно судить, я никогда не была и в Америке, – сказала Катя и, все так же прижимая к коленке сумку, пошла к лестнице.

– Это исправимо! – бросил ей в спину Майкл не то серьезно, не то насмешливо.

Возле лестницы Катя не выдержала и оглянулась, но вся компания уже превратилась в одно расплывчатое пестрое пятно.

* * *

Через неделю Катя шла в столовую и уже около двери услышала звук догонявших ее шагов. Уловив знакомый аромат, она застыла на месте, не оборачиваясь.

– Вижу, двери не лучшие ваши друзья, – с усмешкой сказал Майкл и, как в первый раз, распахнул перед ней дверь.

За одним из столов Катя заметила декана Снежану Игоревну, которая что-то обсуждала с двумя преподавателями. Декан была подтянута, моложава и даже, презрев академические условности, иногда позволяла себе появляться в университете в коротких юбках. Впрочем, модная короткая стрижка и элегантные пиджаки неизменно выступали адвокатами юбок. Обвинить Снежану Игоревну в фривольности и дурном вкусе не смог бы даже самый строгий суд общественности.

Неизвестно, чем кроме чувства юмора руководствовались родители будущего декана, называя черноволосую девочку именем Снежана. Бродила по факультету и другая версия: Снежана Игоревна нарочно красила волосы в черный цвет то ли из врожденной стервозности и нелюбви к собственному имени, то ли из желания походить на стремительно набиравшую популярность Ирину Хакамаду, возглавлявшую вместе с Боровым Партию экономической свободы.

Как бы там ни было, эмансипированные женщины-предприниматели входили в моду, и энергичная Снежана Игоревна была, как сказали бы два десятилетия спустя, в тренде. Даже первокурснику было очевидно, что живет она не на одну университетскую зарплату.

Майкл подошел к столику декана, и Катя почувствовала, что краснеет от досады. «Конечно, ему гораздо удобнее сидеть с руководством. Было бы странно, если бы он поступил иначе», – утешила она себя и направилась в другую строну за подносом.

Пока Катя совершала нелегкий для любой девушки выбор – салат «Витаминный» или все-таки любимый оливье, – Майкл снова оказался рядом.

– Это вкусно? – вкрадчиво спросил он из-за спины.

– Руководство обслуживают официантки, – подняла бровь Катя.

– Увы, я не руководство. Просто ваш декан пригласила меня остаться и прочитать цикл лекций еще и для студентов. Она считает, что им тоже будет полезно. Я живу в ее квартире.

– Вот как? – удивилась Катя и, сама от себя не ожидая, добавила: – Вы там, что, все вместе живете?

– Нет, я один… И приглашаю вас в гости, – неожиданно глухим голосом сказал Майкл и дотронулся до ее запястья.

«Вот так просто?» – как током ударило Катю.

Признаться, все эти семь дней Майкл Фостер не выходил у нее из головы. Правда, в мечтах они встречались не в университетской столовой, а много лет спустя на каком-то бескрайнем океанском пляже, и Катя была уже бизнесвумен, прилетевшей в Америку на конференцию или переговоры. В том, что Майкл вернулся на родину, она не сомневалась.

Сказать, что Катю воспитывали в строгости, нельзя: мать мало интересовала личная жизнь дочери, а бабушка беззаветно любила Катю, и ее мудрости хватало на то, чтобы доверять внучке. Анна Ионовна была для Кати образцом женской судьбы: вышла замуж за влюбленного в нее с детства Беню, честно прожила с мужем столько, сколько отвела судьба, достойно хранила память о нем, исправно посещала его могилу в Малаховке.

Катя тоже ждала одного-единственного и, хотя не считала себя пуританкой, не хотела ошибиться. Ее единственный более или менее серьезный роман, как ей тогда казалось, отгремел (потом она поняла – вяло протек) еще на третьем курсе.

Хороший мальчик из приличной семьи, кажется, был влюблен в нее. Катя тоже очень старалась почувствовать себя влюбленной, но почему-то сомневалась, прислушивалась к себе: настоящее это или нет? Будет у них будущее или нет?

Вместе они ходили в театр, на выставки и в библиотеку. Иногда Катя ловила на себе его долгий, как будто застывший взгляд. Он искоса изучал очертания ее груди под блузкой, а во время написания конспектов ерзал на стуле и словно невзначай касался своей ногой Катиного бедра.

Она вежливо улыбалась и не отодвигалась, боясь обидеть. В конце концов, все считали их парой.

Первая близость рано или поздно должна была случиться, но, не сговариваясь, они откладывали ее на потом, ограничиваясь объятиями и поцелуями. Мальчик, как истинный джентльмен, не настаивал, а Катя никак не могла отделаться от своих сомнений.

– Тебе плохо со мной? – спрашивал ее мальчик в разгар ласк, выученных по взятым напрокат в видеосалоне и тайком просмотренным фильмам для взрослых.

– Нет, – уверяла его Катя.

Плохо ей не было, но было ли хорошо? Этого она не знала. Она несколько раз оставалась у мальчика до позднего вечера, когда его родители уезжали на дачу, и каждый раз повторялось одно и то же.

– Тебе хорошо? – заботливо спрашивал Катю мальчик. Она кивала.

– А вот так хорошо? – не унимался он. – Если будет плохо, ты скажи.

Вскоре Катя совершенно отчетливо поняла, что ей ни плохо и ни хорошо, а совершенно все равно. Наверное, мальчик и сам чувствовал, что все его старания не дают результата. Катя маялась и не могла придумать, как отделаться от надоевшего кавалера так, чтобы не обидеть.

Спасла сессия: подготовка к экзаменам не оставляла свободного времени, на каникулах Катя сказалась больной, потом пришел черед написания курсовой, а там и летняя практика подоспела.

Никто не тревожил Катино сердце, и она спокойно могла посвящать все свободное время учебе, как и полагается круглой отличнице. Катя старалась, и учеба давалась ей легко.

«Судьба и на камушке найдет», – любила повторять Анна Ионовна, объясняя отсутствие кавалеров у красавицы-внучки.

– Главное, чтобы не под камушком, – язвительно замечала мать.

– Типун тебе на язык, Надежда! – парировала бабушка. Со временем она научилась давать отпор словесным эскападам Надежды Бенционовны и даже находила в этом особое удовольствие.

Столовая университета – не камушек, но именно в ней, стоя перед витриной с салатами, Катя вдруг поняла, что судьба все-таки нашла ее и вряд ли скоро теперь отпустит.

Она чувствовала, что не в силах отказать Майклу, хотя, казалось бы, так просто сказать «нет». Развернуться и уйти, оставив этого заморского красавца наедине с салатами. Можно еще картинно дать пощечину, хотя жующая университетская общественность вряд ли оценит этот жест.

Все это мигом пролетело в Катиной голове и унеслось в никуда. Единственное, что ее беспокоило, это простота, с которой вершилась судьба. Просто «поехали ко мне» – и все. Будто она – девушка легкого поведения, а не аспирантка МГУ, будущий кандидат экономических наук Екатерина Суворова.

– В гости? – переспросила она, будто не расслышала.

Майкл, не отвечая, смотрел Кате в глаза, и она, загипнотизированная его взглядом, послушно кивнула.

После торопливого обеда (что заказали и съели, она не запомнила) вышли на улицу. Майкл взял Катю под руку и уверенно повел к такси. Открыл заднюю дверцу серебристой «Волги» и сам сел рядом с Катей, назвал адрес. Усатый водитель оценивающе оглядел ее в зеркало заднего вида и, изобразив крайнее удивление, подмигнул Кате. На валютную проститутку она не походила, видимо, просто повезло дурехе снять иностранца.

Катю не покидало странное чувство, что все это происходит не с ней. Как могло получиться, что ее, Катю, прямо из университета увозит американец, которого она видит второй раз в жизни?!

Увозит не в ресторан и не в театр, не на романтическое свидание или на прогулку по вечерней Москве. Увозит с вполне определенной, отлично понятной им обоим целью, о которой не было сказано ни слова, потому что договорились они без слов. Вернее, каким-то странным телепатическим образом договорился Майкл, а она замерла, завороженная, и не стала возражать.

Оказывается, это так просто – взять и увести Катю, без всяких признаний в любви, предложений руки и сердца, планов на совместное счастливое будущее. Что сказала бы бабушка, если бы узнала?.. А как же тот любимый и единственный, который положен каждой хорошей девочке?..

Неожиданно для самой себя Катя сдавленно хихикнула, представив вместо Майкла врача-психотерапевта Анатолия Кашпировского, под телевизионные сеансы которого гипнотически раскачивалась многомиллионная отечественная аудитория. Возможно, Майкл Фостер обладал схожими талантами.

– Все хорошо, дорогая? – спросил Майкл, наклонившись к ее уху.

«Боже мой, неужели опять будут бесконечные вопросы про плохо и хорошо? – подумала Катя. – А вдруг все гораздо хуже? Вдруг он маньяк, извращенец? Я же совсем его не знаю… И никто не в курсе, куда я с ним еду, где меня искать. Правда ли он живет в квартире деканши? С чего ей селить у себя этого Майкла? Он мог наболтать все что угодно, а я поверила. Какая же я дура… Просто круглая идиотка!»

Она уже хотела сказать водителю, чтобы тот остановил такси, но Майкл, заметив Катино волнение, крепко взял ее за запястье и перешел на английский:

– Я тоже очень волнуюсь, – сказал он ей на ухо. – Мне нужна только ты.

Не успела Катя ответить, как машина остановилась.

– Приехали! – сообщил водитель и еще раз подмигнул Кате. Его колючий взгляд бывшего кагэбэшника буравил Катю.

Они вышли из машины около большого сталинского дома, пересекли двор и поднялись на лифте на восьмой этаж.

– Вот мы и дома, проходи, – сказал Майкл. – Хочешь шампанского?

– Хочу, – кивнула Катя, которая пила шампанское только на день рождения и на Новый год.

Она с опаской рассматривала просторную квартиру, но никаких следов оргий и прочих возможных безумств не обнаружила. Квартира мало походила на обычное московское жилье, в стенах которого прошла жизнь многих поколений, испорченных квартирным вопросом. Скорее она напоминала стандартный, только очень большой гостиничный номер: ничего лишнего, аккуратно, чисто, безлико. Ясно, что если квартира и принадлежала Снежане Игоревне, то это была лишь одна из ее квартир, предназначенная для сдачи внаем.

Майкл зашел в комнату с двумя бокалами в руках, протянул один Кате. Она пригубила и хотела поставить бокал на стол, но передумала и выпила до дна.

Не говоря ни слова, он подошел к ней вплотную и обнял. Кате показалось, что она улетает в космос: ракета уж оторвалась от Земли, и пути назад уже нет. Майкл взял ее за руку и повел в спальню.

Она хотела признаться ему, что совсем неопытна, но горячий поцелуй не дал ей говорить. Руки Майкла плавно передвигались по ее спине вниз. Она всем телом приникла к нему и отдалась ласкам.

Майкл уложил ее на кровать. Он чутко откликался на каждый Катин стон и вздох и, как профессиональный музыкант, сумел затронуть самые потаенные чувственные струны ее тела.

Сначала Майкл был нежен. Он целовал Катю протяжно, долго, так что у нее начинала кружиться голова, как от нехватки кислорода. Но постепенно движения и поцелуи стали более резкими и сильными. Он сжимал ее руки и бедра до боли, резко переворачивал на спину. У Кати пересохло во рту и прервалось дыхание. Она раздвинула ноги пошире, но Майкл, подхватив ее под коленки, резко обрушился всем телом.

Катя резко отстранилась и громко вскрикнула от жгучей боли. Но, испытав мгновенное упругое сопротивление Катиного тела, Майкл не остановился. А она, сотрясаясь от его ударов, почему-то думала о том, как такое большое могло поместиться в таком маленьком…

Потом Майкл вскочил с кровати, заходил по комнате и все время повторял одну и ту же фразу по-английски: «Почему ты не сказала, что ты девственница? Почему не сказала?»

Катя прижалась спиной к подушкам и обхватила себя за коленки. Она обнаружила, что запачкала простынь кровью в нескольких местах. Кате стало очень стыдно. Наконец-то Майкл взял себя в руки, подошел к ней, погладил по голове и ласково сказал:

– Прими душ, а я пока поменяю простыни.

Катя стояла под душем, физическая боль прошла, но душа болела. «Майкл любит меня, – уговаривала себя Катя. – Это я виновата, надо было еще в такси предупредить. Конечно любит. А иначе зачем он пригласил меня? Почему там, в столовой, смотрел на меня влюбленным взглядом? Наверное, только такой любви я и заслуживаю. Если уж родной отец любит, но не хочет меня видеть. И мама любит, только скрывает это где-то очень глубоко».

Она вышла из ванной. Майкл был очень нежен и ласков. Он напоил ее чаем и проводил домой.

– Мне очень хорошо с тобой, – сказал он на прощание.

– Правда? – Глаза Кати засияли.

– До завтра, Катя. – Майкл поцеловал ее в щеку и направился в сторону дома, мелодично насвистывая. – «Надо же, это первая девственница в моей жизни», – с гордостью думал он.

На следующее утро, только выйдя из дома, Катя увидела Майкла. Как фокусник, он достал из-за спины букет розовых георгинов.

– Подождешь минуту? Я занесу домой, чтобы бабушка их в воду поставила.

– Можно подняться с тобой?

– Пойдем. Хотя погоди, сейчас, пожалуй, не надо. Мама не ушла на работу… Ты лучше меня здесь подожди. Я мигом. – И она побежала обратно в подъезд.

Так продолжалось две недели: залитая солнцем осенняя Москва, Майкл с георгинами, гладиолусами, астрами… Катя поняла, что он покупал цветы у сидящих возле метро старушек, и была рада, что он дарит ей не дорогущие розы, а садовые цветы, бережно выращенные в Подмосковье. Как и Майкл, она отлично понимала, что каждый проданный букет оборачивался прибавкой к пенсии для вписавшихся в рыночную экономику старушек.

Как-то по дороге в университет Майкл спросил:

– Не хочешь познакомить меня с мамой? Почему ты все время говоришь только о бабушке? Я вообще думал, что вы вдвоем живете.

Застигнутая врасплох, Катя попыталась объясниться:

– Мама у меня очень добрая, хорошая, но ей трудно найти общий язык с посторонними людьми.

– Я посторонний?

– Нет, ты меня неправильно понял…

Как-то перед входом в университет они лицом к лицу встретились с деканом. Та строго посмотрела на излучающую радость Катю.

– Добрый день, Снежана Игоревна, – первым поздоровался Майкл и распахнул перед дамами дверь.

– Здравствуйте, – покраснев, сказала Катя.

– Не опаздывайте на лекцию, Суворова! – вместо приветствия произнесла декан и зашагала в сторону кабинета, энергично размахивая черной кожаной сумкой «Шанель».

Вечером Майкл проводил Катю и вернулся в квартиру. Зашел в ванную и увидел на раковине резинку для волос василькового цвета. Вдруг в дверь позвонили, Майкл кинулся открывать:

– Это ты? – спросил Майкл.

Ему не ответили. Майкл посмотрел в глазок. За дверью стояла Снежана Игоревна, одетая в джинсы и просторную белую рубашку навыпуск, и по-хозяйски требовательно жала на звонок.

Войдя в квартиру, она первым делом заглянула в спальню и увидела аккуратно застеленную постель.

Как ни в чем не бывало, она повернулась к Майклу, дотронулась до его плеча и спросила:

– Ты, наверное, очень соскучился? Мы не виделись уже недели три, если не больше.

Она подошла к нему вплотную и насмешливо заглянула в глаза. Без косметики и без каблуков Снежана Игоревна выглядела еще моложе…

Они занимались сексом до позднего вечера…

– Ну я поеду, меня ждет водитель. – Снежана Игоревна зашла в ванную, чтобы причесаться перед выходом, и тут она заметила простенькую девчоночью резинку для волос, которая лежала на раковине. Не попрощавшись, она вышла из квартиры.

На следующий день Майкл читал лекцию перед преподавательским составом экономического факультета. Надо отдать должное декану: она не оставляла его без работы и щедро оплачивала лекции молодого иностранного консультанта. Вместо запланированной единичной лекции благодаря Снежане Игоревне Майкл задержался в Москве уже почти на два месяца.

По окончании выступления Майкла, осыпая вопросами, окружили слушатели. Кто-то похлопал сзади по плечу.

– Жду вас у себя в кабинете, – сухо сообщила Снежана Игоревна. – Безотлагательно.

Майкл извинился перед всеми и поспешил за деканом.

«Безат… Бе-за-тла-га-тель-но… Что это значит? Может быть, ей не понравился доклад? Или я ничего не сказал о роли кафедры, или…» – перебирал он на ходу причины деканского приглашения, еще не желая верить в очевидное.

Постучал в дверь, услышал сухое:

– Войдите!

– Ты прекрасно сегодня выглядишь, – начал он.

– Не забывай, мальчик, что к декану положено обращаться на вы!

– Простите!

– Перейдем сразу к делу. Освободи квартиру. Чтобы через час ключи лежали на моем столе. Свободен.

Майкл выскочил из университета и поймал такси.

– До Тверской, потом обратно.

– Ждать долго?

– Нет, я быстро.

– Деньги вперед, знаю я ваше «быстро».

Когда Майкл с огромным чемоданом и рюкзаком вернулся обратно к университету – единственному месту в Москве, которое он хорошо знал, – у входа он встретил Катю, побледневшую при виде чемодана.

– Уезжаешь? – небрежно бросила она, изо всех сил стараясь изобразить безразличие.

Сказка нескольких недель закончилась. Только полная дура могла довериться заезжему гастролеру… Милый «Космополитен», как же ты прав: оргазм все-таки есть, а верить иностранцам нельзя.

– Меня выгнали из квартиры. Мне нужно найти отель.

– Выгнали?.. Я думала, ты уезжаешь, – с облегчением выдохнула Катя. – Если хочешь, можешь переночевать у нас. Мама в санатории, а бабушке я прямо сейчас позвоню. У тебя есть двушка?

– Двушка?..

– Вот глупый, две копейки, чтобы позвонить!

– Сейчас… Вот – держи.

* * *

В этот вечер Анна Ионовна приготовила особенный ужин. Катя почти ничего не ела и не говорила. Зато бабушка беседовала с Майклом так, будто знала его с детства.

Она заметила, как Катя нервничает, и достала из буфета бутылочку армянского коньяка.

– Майкл, откройте, пожалуйста, – Анна Ионовна передала бутылку, – нам нужно выпить за знакомство.

– С удовольствием.

Катя хватанула целую рюмку и закашлялась с непривычки. Майкл принялся стучать ее по спине, отчего ей стало еще хуже. Бабушка протянула стакан с водой. Катя кое-как отпила глоток. Кашель прошел. Она сидела раскрасневшаяся, со слезами на глазах.

– Анна Ионовна, не могли бы вы помочь найти мне квартиру? Никто из ваших знакомых не сдает? – спросил Майкл.

– Тебе у нас не нравится? – огорчилась Катя.

– Конечно, нравится, но ты же понимаешь, мне нужен собственный дом…

– Да-да, я поняла.

После ужина они втроем играли в карты, а потом Катя постелила ему в гостиной на диване.

Утром, когда Катя уже уехала в университет, Майкл завтракал с бабушкой, одновременно мельком просматривая газету The Moscow Times на английском языке. Эту газету распространяли бесплатно в местах скопления иностранцев, и она пользовалась огромной популярностью.

– Так вот же! Вот! Это то, что надо, – неожиданно воскликнул Майкл и показал Анне Ионовне колонку с объявлениями.

– Дорогой мой, я ничего не вижу без очков. Кроме того, я изучала немецкий и французский.

– Около метро «Динамо» сдается однокомнатная квартира. Всего пятьдесят баксов.

– Баксов? – переспросила Анна Ионовна.

– Ну да, долларов.

Вечером у метро «Динамо» Майкл и Катя встретились с худым, неряшливо одетым, неприятно суетливым парнем, который вместо приветствия буркнул:

– Деньги с собой? Вперед двадцать пять зеленых.

Катя удивилась: этому подозрительному человеку она бы и билет в трамвае пробивать не доверила, а тут такое серьезное дело.

Пересчитав протянутые Майклом деньги, парень сказал:

– Пошли.

Втроем они отправились к унылому длинному девятиэтажному дому напротив метро.

– Поезжайте на лифте, а я пешком. Восьмой этаж, – бросил парень и быстро вошел в подъезд.

Майкл с Катей вошли следом и одновременно зажали носы: в подъезде стоял удушливый запах кошачьей мочи. Только в тесной кабинке лифта они смогли выдохнуть.

– Да, это тебе не Брюсов переулок, – протянула Катя.

Майкл молчал. Со вчерашнего дня, оказавшись бездомным, он предстал перед Катей в другом свете. Конечно, весь лоск остался при нем, но сквозь этот лоск проглядывала растерянность от столкновения с российской действительностью. Найти жилье, пусть даже временное, было не так-то просто, и Майкл начинал это понимать.

Парень уже топтался у обшарпанной двери в квартиру. Катя облегченно выдохнула, потому что ожидала худшего: он вполне мог обмануть их и выбежать из подъезда, пока они поднимались на лифте.

Звонок не работал, на три громких удара дверь открыл мужчина в тренировочных штанах с отвисшими коленями, державший в руках синий железный совок. У ног его валялся огрызок того, что когда-то было веником. Видимо, ожидая потенциальных жильцов, хозяин решил навести порядок в квартире, но не успел.

Нездоровый цвет лица, дрожащие руки, бегающие слезящиеся глаза и шеренги пустых бутылок в прихожей выдавали в хозяине любителя выпить.

Единственная комната оказалась квадратной. На давно не мытых полах проступали темные пятна. Серо-коричневые обои в полоску местами отходили от стен. Над люстрой темнело желто-ржавое пятно – след давней протечки. Катя бывала в похожих квартирах и раньше, Майкл видел такое впервые.

– А вот балкон, – промямлил хозяин и вяло махнул рукой в сторону двери с потрескавшейся краской и пластиковой ручкой, похожей на клюв.

Катя с Майклом глянули и обомлели. За пыльным оконным стеклом над городом алел закат.

– Берем! – сказал Майкл.

– Ради такого вида стоит взять. А полы уж я отмою, – поддержала Катя.

На следующий день Майкл переехал в новую квартиру. Катя привезла тряпки, мыло, соду, уксус и лимон.

– Ты собралась что-то готовить? – спросил Майкл.

– Это для уборки нужно. Меня бабушка научила.

Уборка заняла три дня, и когда Катя, наконец, победно распрямила спину, в дверь требовательно постучали.

– Ты кого-то ждешь? – спросила Катя Майкла.

Он отрицательно покачал головой.

– Давай не будем открывать. Притворимся, что никого нет, – шепотом предложила Катя.

Не успел Майкл ответить, как за дверью раздался визгливый женский голос:

– Открывай, сволочь, я ключи на даче забыла. Не откроешь – участкового приведу!

– Кто это? – растерянно спросил Майкл.

– Не знаю, но, похоже, нам придется открыть дверь, – мрачно сказала Катя.

Возникшая на пороге тетка опустила на пол тяжелые клетчатые сумки и остолбенела от удивления. Тележка на колесах так и осталась стоять за дверью.