Текст книги "Крольчатник"

Марина проснулась, сладко потянулась и огляделась. Народ вокруг нее, тоже только что спавший, пришел в движение. Все суетились, подхватывали узлы, сумки и чемоданы. Откуда-то из-за окна донесся свисток электрички. Марина тоже вскочила и побежала вслед за всеми. Все люди, только что сидевшие с ней на станции, бежали с ней вместе.

Когда подошла электричка, все, стоявшие на платформе, сели в нее, и через пятнадцать минут Марина уже снова спала, прижимаясь щекой к холодному оконному стеклу. Но на этот раз ей ничего не приснилось.

22

Марина шла по Москве, и ей казалось, она не была тут целый век. И, между прочим, еще бы век не бывала! Ну ни капельки она почему-то по Москве не соскучилась.

После всех ночных приключений Марине как-то особенно мерзко было ощущать себя грязной и потной, кожу от грязи саднило, хотелось спать, и вообще было ужасно тоскливо. Она шла домой и гадала, как еще ее там встретят, неожиданно ясно осознав, что никому она там не нужна, ни отцу, ни даже маме. Теперь, после эпизода с трактористом, все пережитое в Крольчатнике предстало перед ней в совершено новом свете. Ведь если так, случайно, походя, ее может изнасиловать любой – ее, Марину, с ее мечтами, чувствами, соображениями, представлениями о мире и о себе – вот так вот взять и использовать, как какую-нибудь тряпку, а потом вышвырнуть и забыть, – то в свете всего этого провести, скажем, ночь с Денисом, которого Марина, конечно, несмотря на всю его красоту, не любила, и который, разумеется, совсем не любил ее, – так вот, близость с ним, даже в присутствии Алены – мысль, от которой еще несколько часов назад Марину попросту бросало в дрожь, – теперь эта мысль показалась необычайно привлекательной и во всех отношениях приятной мыслью. Вообще причины, из-за которых Марина сбежала из Крольчатника, показались ей теперь пустяковой блажью. А вот причины, по которым она десять дней назад уезжала из дома, росли и ширились внутри Марининого проснувшегося сознания и по мере приближения к родному порогу представали перед нею во всей красе. В самом деле, что же она теперь станет делать, и помочь-то ей будет некому? Все, кто мог помочь, какова бы ни была цена за их помощь, остались там, позади, в Крольчатнике. Ну кто ей теперь поможет, мама? От абсурдности этой мысли Марина невесело рассмеялась.

От автобуса Марина брела медленно-медленно. Чертова сумка резала плечо, ноги прямо подгибались от усталости. Это сколько же она протопала за последние сутки? Заныл легонько низ живота – может, еще выкидыш будет, с надеждой подумала Марина. Она сразу же, конечно, ужаснулась этой своей надежде, но ужаснулась как-то вяло и не всерьез. Марина хорошо понимала, что эта надежда на выкидыш была у нее последней. Больше ей надеяться было не на что.

Так, в тоске и печали Марина вошла через арку к себе во двор и так и застыла с открытым ртом. Ветер, вечно гуляющий в арке, свистал у нее в ушах, хлестал ее по щекам, спутывал волосы, но она все стояла и стояла, хлопая изумленно глазами. И было ведь чему изумляться! Взад-вперед перед Марининым подъездом, явно поджидая Марину, во всей своей красе вышагивал Денис.

Но ведь этого же не могло быть! Ведь Маринина электричка была первой! Каким образом смог он ее обогнать? Летать он умеет, что ли?

Неожиданно Денис остановился, вскинул свои изумительно длинные и пушистые ресницы и увидел Марину, обрадовано заулыбался, заторопился к ней, подошел, отобрал немедленно сумку: "ты что, дура, такую тяжесть, тебе ж нельзя!", – наклонился, чмокнул в щеку, где-то возле уха. Марина глубоко вздохнула, облегченно рассмеялась и вдруг… заплакала.

Денис схватил ее под руку и быстрей-быстрей потащил за собой. Марина не сопротивлялась, ей было все равно. Какая разница, куда идти, лишь бы отсюда. Ведь по дороге от автобуса Марина так хорошо, так ясно поняла: там, куда она так спешила, никакого дома у нее теперь нет. Вот так – всю жизнь был, а теперь нет. А раз так, то что же ей теперь, бедной, делать, как не идти покорно за тем, кто поведет, туда, куда поведет, думая о том, какое это счастье, когда тебя ведут, когда есть кому тебя вести. Для Дениса же сейчас важно было только одно – увести ее, плачущую, растерзанную, как можно скорее и дальше от этого места, а то ведь, не дай Б-г, выглянут ее родители – разговоров не оберешься.

В автобусе язык у Марины развязался – она уже слегка отошла от своих ночных приключений, все это просто начинало казаться ей дурным сном, таким же, как и все прочие сны, приснившиеся ей этой ночью – читатель их, вероятно, еще помнит. Ну так что ж, было несколько жутких снов, но сейчас ведь она проснулась, и вот, едет домой. С любимым человеком. К любимому человеку. Черт возьми, да неважно, с кем и куда, ей сейчас совсем другое важно!

– Денис, – нетерпеливо потянула она его за уши, с трудом отрывая от своих губ.

– М-м-м? – пробормотал он в этом вынужденном интервале между поцелуями – Ну чего тебе, киса?

– Денис, объясни мне одну только вещь: как, каким образом ты оказался там раньше меня? Я же уехала на первой электричке!

– Ах, это! – Денис откинул голову и расхохотался. – Проще простого. Рядом с нашей дачей две станции двух разных железных дорог. Одна направо – там электрички останавливаются чаще, а другая налево, электричек там почти не бывает, но что очень ценно – в шесть утра оттуда отходит скорый. А идти туда гораздо ближе.

Часть третья

1

В электричке Марину развезло, и она проспала на Денисовом плече до самой нужной станции, да, собственно, и потом так толком и не проснулась. Денису ничего не оставалось, кроме как поймать машину, которая довезла их до самой дачи. Чуть не на руках отнес он Марину в постель, где она проспала до самой ночи, так и не удосужившись посмотреть, засыпая, чья же это была постель. Зато, проснувшись, Марина сразу же это поняла. За стенами-окнами было уже темно. Постель была Денисова.

Сам Денис сидел на краю и что-то читал. Услышав, что Марина пошевелилась, он немедленно повернулся к ней.

– Ну что, спящая красавица, оклемалась? Небось есть хочешь?

– Ага!

Она ведь даже не позавтракала. На вокзале Денис хотел купить булку, но они уже вроде как опаздывали. А теперь!

"Надо же, как все повторяется, – подумала Марина. – Опять я, как в первый вечер здесь, страшно сонная и страшно голодная".

– А где Валька? – спросила она с некоторым смущением и страхом.

– Не бойся, ему сейчас не до тебя. – Денис успокаивающе погладил Марину по плечу. Все-то он понимал. – Валька сейчас с Женей.

– Да?! – вскинулась Марина, немедленно ощутив неожиданный и потому особенно болезненный укол ревности. Какое, в сущности, ей дело?

– Не кипятись. Боюсь, что с Женькой хлопот теперь будет побольше, чем с тобой.

– Хлопот?

– Ну да, и каких еще! С тобой-то что? Сгреб в охапку и привез, всего делов-то. А за ней, похоже, опять придется всем Крольчатником по пятам ходить, ножи-ножницы отнимать и шнурки капроновые из ботинок выдергивать.

– Зачем? – На Маринином лице было написано такое искреннее, простодушное недоумение, и оно бы так пошло к ее невинным голубым глазам, кабы не таилась в их глубине предательская прозелень.

– Не строй из себя дурочку! И ведь надо ж такому случиться! Последний раз Женька пыталась покончить с собой уже больше года назад. По-умному рассчитала, в лес отправилась вешаться. Кабы не Руслан, может, и по сей день бы там висела. А так мы вовремя успели. С Женькой ведь гляди в оба! Сразу, как я ее привез, недели через две, наверное, она у нас в ванной заперлась. Вены, понимаешь, вскрывать наладилась. Кровищи было! Алена с Валькой еле тогда убрались. Мне-то, как, так сказать, врачу, работа поинтеллигентней досталась. Вообще, между прочим, повезло. Я ж тут тоже не круглые сутки торчу! А пока бы они добрались до телефона, да пока бы "скорая" приехала, Женька сто раз бы уже перекинуться успела. А последний раз таблеток каких-то наглоталась. От няни от Алениной оставались. Как только углядела? В общем, развлекухи с ней было! Но за этот год она, вроде, отошла. Я уж думал, пронесло. Вроде бегает, болтает, хозяйством занимается. На человека похожа стала. Так теперь еще и это. – Прекрасное лицо Дениса перекосилось в мучительной гримасе.

– Денис, но почему… Почему она все это делает?

Марина была совершенно подавлена этим рассказом, но по-прежнему ничего не понимала.

– Почему? – Денис поднял голову и внимательно посмотрел Марине в глаза.

– Послушай, – сказал он наконец, вдоволь, видимо, насмотревшись. – То, что я тебе сейчас скажу, – это даже не тайна, это ты должна похоронить на такой глубине сознания, чтоб под гипнозом не достать было. Было б можно, я бы тебе вообще ничего не говорил. Но у нас про это все знают, и не вижу я другого выхода, кроме как и тебе рассказать. Иначе ты, не дай Б-г, снова что-нибудь такое отколешь, скажешь Жене что-нибудь, например, или просто посмотришь косо – и все, пиши пропало. Потому что Женька у нас, понимаешь… Ну, она как бы человек без кожи. К ней где ни притронешься – везде болит.

– Но почему? – снова спросила Марина. – Из-за вокзала этого? С ней там кто-нибудь что-нибудь сделал? Что-нибудь особенно жестокое, мерзкое?

– Нет, вокзал тут ни причем. Вокзал как раз из тех вещей, которые забываются, или, во всяком случае, их можно забыть. Это… – Денис говорил с трудом, видно было, что каждое слово дается ему нелегко. – Это из-за ребенка.

– Из-за Димыча?

– Нет. Видишь ли, когда-то у Женьки был еще один ребенок, девочка Лена, так вот, она умерла.

– Умерла? – Тяжесть этого слова как бы придавила Маринину голову к подушке, и она просто не могла повернуть ее к Денису, посмотреть на него, увидеть выражение его глаз. Умерла? Отчего умерла? От чего вообще может умереть ребенок? Дети же теперь почти что не умирают! – Это что, был несчастный случай?

– Ну… Можно и так сказать. Понимаешь, она заболела, месяца два ей тогда было, может, продуло ее на вокзале на этом, может, еще что-нибудь случилось, и тетка эта, ну, из комнаты матери и ребенка, велела Женьке ее забрать – ну, раз температура, так мало ли что, перезаразит там всех еще. Тетку, в общем-то, тоже ведь понять можно. Пошла было Женька с ребенком в больницу, а ей говорят: Мест нет, и вообще, у вас обычное ОРЗ, ну, и опять, что нет ни прописки, ни направления. Наверное, если бы Женька им тогда все как следует объяснила… Но она ведь не могла объяснить – про вокзал и вообще, ты же понимаешь. Она просто взяла ребенка и пошла с ним в сквер, села там на лавочку, пыталась кормить, но малышка грудь не брала. Так они и просидели там всю ночь, а к утру ребенок умер, трудно сказать, от чего, может, сердце температуры не выдержало, с маленькими так иногда бывает.

Денис говорил, как будто читал – медленно, по складам – какую-то страшную книгу. Видно было, что он уже много-много раз проговорил это все про себя, наверное, такое надо много-много раз проговорить для того, чтобы в конце концов можно было жить с этим дальше.

– А Женя? – тихо спросила Марина, видя, что Денис молчит. – Что же она стала делать?

– Женя… Понимаешь, она была тогда чуть старше тебя, и у нее уже был Димыч. Она, когда поняла, что девочка умерла, в первую минуту просто ужасно перепугалась и подумала, что, если она пойдет куда-нибудь, к врачу, например, или в милицию, то там ведь могут сказать, что это она сама убила ребенка, ну, чтобы не кормить, например. Они, между прочим, и в самом деле могли так подумать, у нас ведь чего не бывает, свидетелей же не было. И вот Женька пошла в парк – у них там в городке такой парк есть, довольно большой, вроде маленького кусочка леса – стянула у тамошних дворников лопату и закопала свою девочку, она сейчас даже не помнит, где. Понимаешь, она ведь не могла рисковать. Ну, представь, если бы ее посадили, ну, допустим, даже в КПЗ, что б тогда было с Димычем? И где его потом искать? Ты понимаешь?

– Да… – выдохнула Марина. Все ее проблемы и печали показались ей сейчас детскими, ничего не значащими пустяками.

– Ты правда понимаешь? – Денис наклонился к Марине и, повернув ее лицом к себе, заглянул в глаза, в самую их зеленую глубину.

– Да. Кажется, да.

– Это хорошо. А то б я тебя удавил. – И было непонятно, шутит он или нет. – Потому что, видишь ли, от всякого, кто это знает, зависит вся Женькина жизнь. Это ты тоже понимаешь?

Денис вдруг с силой сжал Маринины запястья, вжимая ее в постель и по-прежнему не отрывая взгляда от ее глаз.

– Да, конечно, конечно, понимаю, да отпусти ты меня, мне же больно!

– Извини. – Денис отпустил Марину, сел прямо и снова стал похож на себя. На Марининых руках остались красные следы его пальцев.

– Ой, как я тебя! – И Денис снова взял ее руки в свои, на сей раз бережно, с нежностью, слегка подул на покрасневшие места, прикоснулся губами к каждому пятнышку. Марина растрогалась, на глаза ее навернулись слезы. Денис подсел поближе, обнял ее, она положила голову ему на плечо.

– Скажи, – зашептала Марина, – а что, Женя сама тебе это все рассказала?

– Да. Не только мне, всем. После того как я с ее венами разобрался. Она потому так сразу и поехала со мной сюда. Боялась, что на вокзале о чем-нибудь дознаются. Они ведь у нее спрашивали, конечно, куда делся ребенок.

– А она что говорила?

– Говорила, к матери отвезла. А там – кто их знает. Женьке почему-то казалось, что они ей не верят, но, скорей всего, это просто ее фантазия.

– Денис, а теперь-то что случилось? Из-за чего она?

– Как из-за чего? Из-за тебя, конечно. Валька-то часа в четыре к тебе вернулся, думал, ты и не заметишь ничего. Ну, что он застал, сама понимаешь. Перенервничал, не нашел ничего лучшего, как поделиться с Женькой своими переживаниями. Нет, чтобы вдогонку побежать! Его, в общем, тоже понять можно: никому ж в голову не могло прийти, что ты у нас такая отчаянная – по ночам в одиночку по лесу шастать! Очень хоть страшно было?

– Не-а, – почти честно ответила Марина.

Денис провел языком по Марининой шее, и Марина вся изогнулась.

– Совсем-совсем?

Язык Дениса повторил свое дразнящее движение.

– Да, совсем.

Марина сделала слабую попытку вывернуться из его сильных рук.

– Не дергайся, а то откушу, – жарко прошептал ей Денис в самое ухо, слегка покусывая за мочку. – Ну что, отпустить? Отпустить?

– Нет-нет, – слабо прошептала Марина, одновременно какой-то частью души надеясь, что он не расслышит. Но он расслышал.

2

Часа через два, когда Марина снова проснулась, Дениса уже не было – ни в постели, ни в комнате. Она потянулась, все ее мышцы и косточки слегка постанывали и сладко ныли, и отчаянно сосало под ложечкой – она ж так и не поела! Марина осторожно села на кровати, спустила ноги, коснулась носками пола. Было такое чувство, словно бы она умирала, а теперь вот родилась заново. Руки и ноги слушались, но словно бы с каким-то запозданием. Марина подняла руку, поднесла кисть к глазам, слегка пошевелила пальцами. «Рука, – подумала она. – Это вот моя рука. Странно, однако». Слова словно потеряли на время свое значение и теперь обретали его заново. «Забавно, – думала Марина. – Я боялась, что стану после этого другой, но, похоже, это, наоборот, мир стал другим». Вспомнился анекдот про пьяницу: «Иде я, иде я, иде я нахожуся?» Марина улыбнулась и встала. Решив не тратить время на возню с бельем – ну его, этот лифчик с его крючками и пуговицами! – влезла сразу в джинсы и балахончик, вышла из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь. В коридоре было темно, и темно было во всех комнатах, но отчетливо слышно, что где-то рядом кто-то плачет. «Женя», – подумала Марина, и на секунду у нее сжалось сердце.

Хлопнула дверь, и мгновение спустя на невидимую в темноте Марину едва не налетела Алена.

– Мариш, ты? Принеси, пожалуйста, воды.

И Алена ощупью вложила стакан в Маринину руку. Стакан был холодный и гладкий. Марина сбегала вниз, набрала в ванной воды из-под крана, мельком глянула в висевшее над раковиной зеркало – "Ой, какая же я страшная!" – и так же бегом возвратилась на второй этаж. Бегать на голодный желудок было легко, совершенно как-то невесомо.

В коридоре Алены уже не было. Интересно, а где сейчас Женька? В своей комнате, или по-прежнему у Валерьяна? Марина в нерешительности постояла, потом хлопнула себя по лбу и уверенно пошла на плач.

В Жениной комнате было не совсем темно – горел маленький ночник, но из-под двери этого было почти незаметно. Женя лежала лицом к стене и плакала, а все – Ольга, Илья, Денис и, конечно, Алена с Валерьяном – находились возле нее.

– Заходи-заходи, Марина! – с каким-то неестественным оживлением приветствовала ее Алена. – Женя, Женя, посмотри, Марина пришла!

Алена схватила Марину за руку и стремительным движением притянула к кровати. При этом вода в стакане расплескалась, а Марина едва успела переставить ноги, чтобы не упасть.

Женя медленно отвернулась от стены и внимательно посмотрела на Марину совершенно обезумевшим, тупым от отчаяния взглядом. Подбородок у Жени дрожал, лицо опухло от слез.

– Марина… – медленно, с трудом выговорила Женя. – Ты… Ты не сердись на меня. Я… Я говорила Валерьяну, что… С порядочными девушками так не поступают, а он… Он меня высмеял… Сказал, что я ничего не понимаю. Они все тут все время говорят, что я ничего не понимаю! – Последнюю фразу Женя выкрикнула сквозь опять набежавшие слезы.

– Всю жизнь! – выталкивала она сквозь рыдания. – Всю жизнь! Всегда все говорят! Что я ничего не понимаю! Что я зря не верю! Что я дурочка! А потом, потом всегда оказывается, что я была права, и что я теперь поэтому во всем виновата! Неправда! Я! Я все понимаю! А вы – вы ничего не понимаете и к тому же все всё время врете! – Зубы у Жени стучали, всю ее скрючивало от рыданий, а когда Алена протянула ей стакан воды, Женя его оттолкнула, и вся вода выплеснулась Алене в лицо.

– Так, – самому себе, одними губами скомандовал Денис. Марина угадала это по его губам. Скомандовав, он сделал шаг вперед и сильно, наотмашь ударил Женю по щеке. На ее полупрозрачной коже сразу отпечатались все его пальца. Женя немедленно смолкла, сглотнула и, тяжело переведя дыхание, почти спокойно сказала:

– Марина, скажи честно, ты очень на меня сердишься?

– Я на тебя вообще не сержусь! – затараторила Марина. – Что только тебе в голову взбрело? На что мне сердиться?

– Ну, за то, что я… За то, что мы с Валькой…

– Да что за бред? Какое мне до этого дело? Я даже не понимаю, о чем ты!

Логики в словах Марины не было никакой, но Женьке это, кажется, было вовсе не важно.

– А я… Я подумала… Марина, но ты не уедешь больше?

– Что ты, конечно, нет!

– Хорошо. – Женя закрыла глаза, откинулась на подушку, полежала минутку, а потом снова подняла голову и уже совсем другим голосом спросила:

– Марина, ты что-нибудь ела сегодня? Ты, наверное, ужасно голодная.

– 0– Еще бы! – вырвалось у Марины, хотя она тут же об этом пожалела.

– Ребята, ну что же вы? Человек же голодный! Алена, там уха от обеда осталась, и минтай жареный в миске в холодильнике. Алена, ты покормишь Марину? Ты найдешь?

– Да, конечно, конечно, не беспокойся.

– Тогда хорошо. А я… Я посплю, ладно? Я что-то ужасно устала. Вы идите, ребята, ладно?

Казалось, она уже не помнит сейчас ни своей истерики, ни причины, ее вызвавшей.

Денис махнул рукой, и все они один за другим потянулись к двери. Сам Денис выходил последним. Закрывая зверь, он остановился и озабоченно сказал Валерьяну:

– Слушай, сейчас, конечно, можно идти, но часа так через пол кто-то из нас должен сюда вернуться. Не годится ей одной до утра оставаться.

– Об чем разговор?

Валерьян выглядел усталым и озабоченным, почти как в Москве. На Марину он даже не посмотрел.

– Так я на тебя надеюсь, – настойчиво повторил Денис. – В конце концов, ты же заварил всю эту кашу!

– А что я такого сделал?! – совершенно по-мальчишески вскинулся Валерьян.

– Сам знаешь что! – вполне в тон ему ответил Денис. – А будешь много выступать…

– Ну и что? И что будет? – Валерьян, похоже, завелся всерьез. Марина смотрела на них с нескрываемым интересом. Она даже как-то забыла, что ее доля вины тут тоже есть. И немалая притом.

– Мальчики! – колокольчиком прозвенел голос Алены. – Вы что, с ума сошли?

Оба покосились на нее и как-то сразу сникли.

– Дети же спят! – устало сказала Алена. – Пошли, Марина! Ты ведь, наверное, в самом деле жутко есть хочешь!

– Может, я сама как-нибудь? – нерешительно проговорила Марина.

– Аленка, ты ведь на ногах не стоишь!

– В самом деле, Аленький, иди спать, – с глубокой, в самое сердце резанувшей Марину нежностью сказал Денис. – Мы тут с Мариной сами разберемся.

– Да? – нерешительно протянула Алена. – Ну, хорошо. А то я в самом деле чего-то устала.

3

Они спустились вниз и свернули было на кухню, но тут Марине пришло в голову, что, прежде чем есть, не худо было бы вымыться, о чем она не без некоторого смущения сказала Денису.

– Ну что ж, – он окинул ее с ног до головы придирчивым взглядом, – нельзя сказать, что ты совсем не права. Слушай, а давай-ка я сам тебя вымою.

Видно было, что эта мысль пришла ему в голову неожиданно, прямо сейчас. Он прям-таки весь загорелся этой идеей.

– Ну, – закончил он, – ну, пойдем в ванную, хорошо? Ну, не бойся меня, пожалуйста.

Он просил, и это так было на него не похоже, что Марина как-то легко и неожиданно для себя согласилась.

Они пришли в ванную, и Марина залезла под душ, а Денис взял мочалку и мыло и без дураков принялся тереть Марине спину и живот. Постепенно остатки Марининого смущения куда-то исчезли, и все стало казаться ей совершенно естественным.

– А у тебя животик растет, – прошептал Денис ей на ухо.

– В самом деле? С чего бы это?

И оба они захихикали. На самом деле никакого животика у Марины, конечно, еще не было – откуда, в три-то месяца?

– Наклони голову, – скомандовал Денис, выливая ей на макушку какой-то шампунь. Марина послушно наклонилась, закрыла глаза и вдруг точно ее что кольнуло.

– Послушай! – завопила Марина, хотя, едва она приоткрыла рот, в него сразу же попало мыло. – Ты там меня часом не перекрашиваешь?

Вот ведь какая идиотская мысль взбрела ей вдруг в голову! Что вот именно ради этого Денису так вдруг загорелось ее мыть! Ради какой-нибудь такой вот с виду невинной, а на самом-то деле очень жестокой шутки, для того, например, чтобы совсем ее, Марину, до конца переделать, например, перекрасив ей волосы в другой какой-нибудь цвет. Очень даже просто. Раз – и нет человека. Вы не видели тут черненькой девочки? Нет, здесь только беленькая проходила.

– Разумеется, перекрашиваю! – рассмеялся Денис. – Будешь ты у нас теперь рыжая. А ты как думала? Я ведь очень даже хитер и коварен.

Идиот, нашел, когда шутить. Марина как ошпаренная выскочила из ванны, рванулась к зеркалу… Волосы все были на месте, обыкновенные, черные, впрочем, может быть, они потом порыжеют? Когда высохнут? Марина ведь никогда не красила волосы. Она провела по голове руками. С волос текла вода. Обыкновенная, прозрачная. Голубовато-зеленые глаза испуганно смотрели на Марину из глубины зеркала дико расширенными зрачками. Она провела рукой по лицу, точно снимая с него невидимую маску. Бесполезно! Кто смотрит на нее из зеркала? Б-г с ними, с волосами, но чье это выражение, чей это взгляд?

– Эй, что ты там увидела? Черта?

Голос Дениса прогремел как бы прямо в Маринином мозгу, каждое слово отозвалось эхом, прокатившимся по всей ее взбаламученной душе: что-что-что-что… там-там-там-там… Словно маленький такой барабанчик простучал тревогу. Черт-черт-черт-черт…

Какая огромная черная бездна отделяет эту сегодняшнюю, стоящую перед зеркалом девушку от прошлогодней ученицы 9-А класса 18-й спец города Москвы.

Марина почувствовала, что капли воды на ее щеках потеплели. Она провела рукой по глазам – ну конечно, слезы. Сердце болело невыносимо. Она все как-то вдруг возненавидела: себя, новую и непохожую, мир вокруг, такой злобный и нелепый, людей, Дениса. Нет, Дениса она, кажется, не ненавидела.

Сверху на нее упало сухое, жестковато-шершавое махровое полотенце. Денис завернул в него Марину всю, как ребенка, и унес по лестнице обратно к себе в постель. Пока Марину несли, она понемногу успокаивалась. "Опять я как пьяная, – вяло думалось ей. – То все хорошо, то все плохо… И никогда ведь не узнаешь, как оно там на самом деле".

Однако минут через пять ей было уже очень хорошо. По-настоящему хорошо, в этом не было никаких сомнений. Вот только есть по-прежнему хотелось.

4

На часах было два, когда они снова спустились и, на сей раз никуда не заходя, прямым ходом направились в кухню. У Марины сна не было ни в одном глазу – за последние сутки время так перемешалось, так перепуталось, что сделалось абсолютно неважным, что сейчас – день, ночь или что-нибудь там еще.

В кухне, к их изумлению, горел свет. За маленьким столиком в углу сидел Илья и с необычайной жадностью поглощал всяческую еду – ею был уставлен весь столик. Тут были и вареная курица, и жареная картошка, и множество разнообразных консервов в причудливых банках, связка желтых бананов, россыпь зеленых яблок, конфеты, печенье и много-много чего еще. Над всем этим богатством возвышалась массивная фигура Ильи, уплетавшего все подряд так, что лишь за ушами трещало.

Заслышав их шаги, Илья обернулся и, не прекращая жевать, жестом указал им на все, стоящее перед ним – присоединяйтесь, мол. Марина с Денисом не заставили себя долго просить! И только слегка утоливши голод, Денис обратил, наконец, внимание на необычное поведение Ильи.

– Слушай, а чего это ты сидишь тут один и жрешь так, что подумать можно – три дня не жрамши?

– Три не три, а сегодня с утра маковой росинки не имел, – в голосе Ильи прозвучала неожиданная гордость.

– Вчера, ты хочешь сказать, – Денис выразительно указал на тикавшие на стене ходики.

– Ну вчера – сегодня, какая разница! С вами же разве поешь толком! Здесь же у вас не дом, а форменный крейзи-хауз! То мы Марину все утро искали, то с Женькой три часа просидели, пошел к себе – услыхал по дороге, что дети орут, пришлось им два часа сказки рассказывать, песенки распевать. Наконец, дошел до своих – а там Левка разоряется, а у Маши чего-то спина разболелась. Так уж я с ним ходил, ходил из угла в угол, только что руки не отвалились, живот у него болел, что ли.

– Но сейчас-то он спит? – В Денисе немедленно проснулся профессионал. – А то, может, пойдем посмотрим?

– Да вроде спит.

– Ну давай, глянем все-таки, чтобы мне поспокойнее было? А то ведь я завтра с утра уеду. Ты как там, Марина, наелась уже?

Марина и в самом деле уже наелась, и теперь лениво размышляла, что ведь вот как оно бывает, не думала не гадала, выдержала целый пост, хоть и не по своей воле. В лагере это у нее сроду не выходило, а тут на тебе! И надо же, вера верой, а на душе все же как-то поспокойнее вроде. Смех! Нет, в самом деле, смешно устроен человек. А куда это Денис завтра уезжает? Вроде он ничего и не говорил об этом.

– Ну, пошли, что ли? – Денис уже стоял в дверях кухни. Марине и Илье ничего не оставалось, как встать и пойти за ним.

Они вышли из кухни, миновали столовую и детскую, дальше была совсем отдельная лестница, маленькая, всего в пять ступенек, за нею плотная массивная дверь и маленький после нее коридорчик. Они вошли в этот коридорчик и немедленно услышали громкий стон. В коридорчик выходили две двери, из-под одной из них выбивался свет.

– Так, – сказал, останавливаясь, Денис, – сколько там у твоей Машки недель?

– Черт ее душу знает, – у Ильи сразу вытянулось лицо. – Что-то вроде тридцати семи, может, больше.

– Да-а. А ведь мне завтра на работу. Хорошенький вы мне тут отдых под конец устроили! И надо же, чтоб все в последнюю ночь, как нарочно! Но, с другой стороны, а что б вы тут завтра делали без меня?

– Так ты думаешь… – Илья все никак не мог до конца врубиться в происходящее.

– Тут и думать нечего. – Денис рывком распахнул дверь.

На большой двуспальной кровати, скорчившись от боли, лежала маленькая черноволосая девушка. Постель вокруг нее была вся мокрая.

– Ну, привет! – сказал Денис, с трудом нащупывая на кровати относительно сухое местечко и заваливаясь туда. – И давно ты тут трудишься?

– Да часа два, наверное, будет, – отвечала девушка, которую сейчас как будто отпустило.

– А меня позвать слабо было? – Денис приподнял натянувшуюся на высоком животе рубашку.

– Так сначала казалось, рано еще, а потом как-то сразу прихватило. Уже не до того стало, чтоб за тобой идти. Ждала, когда Илюшка придет, а его все нет и нет. – Она с упреком посмотрела на мужа.

Неожиданно речь ее прервалась, она вскрикнула, вначале как будто не совсем всерьез, словно бы подсмеиваясь над собственной несдержанностью – что-то вроде "уй-юй!", но закончилось все это каким-то совсем уже звериным воплем.

– Ага! – одна рука Дениса снова нырнула под рубашку, другая замерла на животе сверху. – Ну, слушай, так все просто здорово! Там уже сантиметров семь есть! У тебя воды-то давно отошли?

– Почти сразу, как началось. А-а! – ее снова схватило, и Денис опять радостно улыбнулся.

Марина посмотрела на Илью. Вот он как раз не улыбался. Лоб у него был сморщен, нижняя губа закушена, глаза уставились в одну точку.

А ей, Марине, как все это показалось? Она еще не поняла. Ей было жутко и в то же время словно бы как-то радостно, а еще хотелось чем-то помочь, как-нибудь поучаствовать. Но пока что делать ей было совсем нечего, только стоять и смотреть. Денис тем временем разговаривал с девушкой.

– Так ты совершенно уверена, что не хочешь встать? Походила бы, глядишь, легче стало бы.

– Нет! – девушка отчаянно замотала головой. – Нет-нет, и не предлагай, и пробовать не стану!

– Ну, как хочешь. Я так думаю, в любом случае у тебя это надолго не затянется. Как у тебя в прошлый-то раз было, я уж и не помню?

– Совсем не так! – И она хотела было рассказать, как, но ее уже скрутило снова.

– Ладно, я пойду перекурю, пока время есть. – Денис обращался уже к Илье и Марине, но тут Маша отчаянно вцепилась ему в руку.

– Не уходи, пожалуйста, не уходи!

– Но я же ненадолго, и Илюшка ведь тут остается.

– Нет-нет, не уходи! – Лицо Маши искажали одновременно и боль, и отчаянный страх.

– Ну хорошо, хорошо, успокойся, малыш, я не уйду! Ну вот же я, здесь, видишь, не ушел никуда.

Впечатление было, что Денис повторяет все это просто, чтоб что-то сказать. Слова говорились не ради смысла – может быть, ради интонации? И Маша вроде бы его не особенно слышала, вся изогнувшись на кровати и вцепившись всеми десятью пальцами в его руку. На минуту, на полминуты ее отпускало, и тогда она словно бы улыбалась, и становилось видно, какая она на самом деле красивая.

Прошло еще минут пятнадцать, не больше, и вот в очередном промежутке между болью и болью Маша взглянула на Дениса как-то более осмысленно и торопливо проговорила: