Текст книги "Берсерк"

– Ладно, – прервал я. – Чего ты хочешь?

Бонд потер ладони:

– Немногого, хевдинг. Забери ее.

Я сжал кулаки. Не знаю, чем допекла беднягу бонда темнокожая девка, но забирать ее мне не хотелось. Куда ее деть? Да еще поползут слухи о том, что Ральф отказался от рабыни. Кто тогда ее купит? А время походов уже близко, и драккары у берега устремили носы в морю, словно готовые взлететь птицы…

– Слушай, Ральф, – я миролюбиво потрепал бонда по плечу, – подержи девку до лета. Если она такая никудышная работница, что лишь даром поедает твою рыбу, я заплачу за ее прокорм, но пусть все это останется между нами. Мне нужно продать ее прежде, чем уйти в море-Бонд коротко рассмеялся. Его лицо собралось мелкими складочками, а потом вновь разгладилось:

– Нет, хевдинг! Я ни дня больше не продержу ее на своем дворе! И продавать не советую – лишь врагов наживешь. Пожалуй, будет лучше всего, если ты ее убьешь.

Я так удивился, что забыл про головную боль и ломоту в теле. Ральф слыл добрым человеком… Чем же моя рабыня довела его до подобного совета?.

– За что ее убивать? – спросил я.

Бонд огляделся, задумчиво почесал голову и корявым пальцем поманил меня поближе. Я склонился и поморщился. Исходящий от бонда запах навоза и скотьего пота напомнил о братьях…

– Послушай меня, хевдинг, – понизив голос, заговорил Ральф. – Не мое дело, где ты раздобыл эту девку, а только она – колдунья. Верно говорю!

Я вздохнул и отодвинулся. Все понятно. Зимой умер младший сын Ральфа, и у бедняги помрачилось в голове. Раньше он никогда не встречал женщин с темными глазами, волосами и кожей, вот и свалил свою беду на колдовские чары чужой рабыни.

– Ты не качай головой! – обиделся он. – А выслушай и подумай! Конечно, если не желаешь, чтоб о твоей девке узнал тинг.

Я не желал. Бонд усмехнулся:

– То-то… Так вот, слушай. Когда Хакон привел ее, я обрадовался: ожидались хорошие урожаи, да и скотина расплодилась, и мне не мешали лишние руки в хозяйстве. Однако новая работница ничего не умела – ни присматривать за скотом, ни доить коров, ни кормить свиней. Она не ела то, что едим мы, не спала там, где мы, и все время пела какие-то чужеземные песни. Песни нравились моему маленькому Скуди, и я взял рабыню в дом. Она играла со Скуди, пела ему, и с каждым днем Скуди становился все спокойнее и тише. А вскоре затих навсегда… После похорон жена долго плакала, а потом позвала меня и сказала: «Эта странная рабыня своими песнями накликала несчастье! Они – вовсе не песни, а какие-то заклинания! Сходи к ярлу и расскажи ему обо всем!» Я не поверил бабе, но пошел к ярлу и попросил его забрать рабыню. «Подожди немного, Ральф, – ответил он. – Скоро придет Хаки Волк и возьмет ее». Поэтому я обрадовался, увидев во фьорде твой драккар. Но ты не пришел за ней. Вместо тебя пришел Хакон. Он сказал, что ты его друг и скоро пойдешь с ним в поход, и попросил оставить твою рабыню еще на один год. Ярл многое сделал для меня, и я согласился, хотя она не перестала петь. Другие рабы говорили, будто она поет трижды в день, всегда в одно и то же время, повернувщись лицом на восток и сидя на коленях. Однажды я сам увидел это. Скажу тебе правду, хевдинг: я испугался и поверил, что она ведьма, но промолчал ради нашего ярла. А вчера я отправил рабыню к новорожденным козлятам. Они родились крепкими и сильными, эти козлята. Она стала их кормить, но едва взошло солнце, упала на колени, повернулась к востоку и запела. Перед ней стояло корытце, и самый маленький козленок стал пить из него. Она пела над этим корытом, а он пил. Мне рассказали об этом рабы. Они боялись за козленка, но не помешали колдунье, только стояли и смотрели. А сегодня я нашел этого козленка мертвым… Если ты не веришь моим словам, хевдинг, сходи и посмотри сам!

Я верил ему. О таком не лгут. Далеко за горами, на севере, жили могущественные колдуньи из рода финнов. Они были удивительно красивы и жестоки. Многие храбрые викинги попадали в их сети, а затем умирали мучительной смертью. Об одном из них, славном Валланди, сыне Свейнгдира, даже была сложена драпа. Кажется, она пелась так:

Ведьма волшбой

Сгубила Валланди,

К брату Вили

Его отправила,

Когда во тьме

Отродье троллей

Затоптало даятеля злата.

Пеплом стал

У откоса Скуты

Мудрый князь

Замученный марой[64]64
  Этот отрывок взят автором из созданного несколько позже описываемых здесь событий (940 – 950 гг.) «Перечня Ингилингов».


[Закрыть]

Но если северные колдуньи не страшили меня, то южная насторожила. О таком колдовстве я слышал впервые и не знал, как с ним бороться. А худшим было то, что из всего предложенного Бьерном богатства моя рука выбрала эту рабыню, значит, таковой была воля богов! Как можно убить дар друга и дар богов?

Бонд, не мигая, глядел мне в глаза и ждал ответа. Я скорчил недовольную гримасу:

– Ты хорошо поступил, Ральф, что не стал болтать о колдовстве. Я заберу рабыню и хорошо заплачу-тебе за молчание.

Широкое лицо бонда расплылось в улыбке.

– Я знал, что мы поладим, – сказал он и указал на темнеющий за валунами лес: – Я оставил твою девку там. Больше не хочу видеть ее в своем доме!

С этими словами Ральф тяжело затопал прочь, а я чуть не взвыл от злости. Проклятая рабыня! Теперь понятно, для чего она понадобилась Бьерну! Она приносила ему удачу – ведь колдунья может призывать не только беды, но и милости богов. То-то он так ловко расправился с кораблем собственного сына! Что ж, если ведьма служила ему – будет служить и мне!

Я выругался и направился к лесу. Узкая тропа сбежала в ложбину, повернула и скрылась в молодом сосняке. Рабыня оказалась там. Бонд привязал ее к дереву, а рот заткнул клочком какой-то ткани. Должно быть, это случилось рано утром, потому что веревки глубоко врезались в тело колдуньи и она уже ничего не соображала, только бессмысленно водила голубоватыми белками и что-то мычала. Под моей ногой хустнула ветка. Рабыня подняла голову. В ее длинных черных космах запутались сосновые иглы. Я вытянул меч. Глаза ведьмы налились слезами. Она испугалсь совсем, как обычная девка. Наверно, боги отзывались лишь на ее песни, а с завязанным ртом много не напоешь…

«Может, просто вырезать ей язык? – подумал я и замахнулся. – Орм говорил, что где-то в Восточных Странах есть такой обычай».

Девка забилась и закрыла глаза. Меч разрезал веревки как раз между стволом и ее телом. Она упала. Я сел рядом на камень и стал ее разглядывать. Ведьма походила на магрибку. Орм рассказывал мне о таком племени. Они жили далеко на юге, почти на краю мира, в Великой Стране Сарацин[65]65
  Западная и Северная Африка.


[Закрыть], а в Валланде[66]66
  Франция.


[Закрыть] я сам видел на торгу рабов-магрибов. За них просили смехотворную плату, и Трор позарился на дешевизну, но Орм остановил его. «Они живут только на юге, – сказал он, – на севере они быстро умирают…»

Рабыня пошевелила смуглыми тонкими пальцами. Все-таки она магрибка! Но я никогда не слышал, чтоб среди них водились колдуньи – тамошние правители, халифы, не терпели на своей земле подобной нечисти…

Ведьма приподнялась, огляделась, а потом, поняв, что еще жива, подползла и ткнулась лбом в мои сапоги.

– Зачем ты убила малыша Скуди, сына Ральфа? – спросил я. – Разве Ральф обижал тебя?

Она широко распахнула глаза. В них крылось что-то загадочно-привлекательное. И пахло от нее иначе, чем от наших женщин. Так пахли захваченные в походах чужие дома и вещи.

– Зачем ты убила мальчика?

Она замотала головой и принялась что-то бормотать. Я не понимал ни слова.

– Говори на моем языке, – рассердился я. Она уже две зимы прожила в Норвегии и должна хоть немного знать по-нашему!

– Я никого не убивала, – протяжно, будто выдавливая из горла чужую речь, произнесла она.

– А козленка?

– Не убивала…

Я сплюнул. Хотелось, чтоб ведьма созналась в содеянном, а она предпочитала лгать. Добро… Пусть Трор объяснит ей, какова расплата за колдовство и ложь! Черный отучит магрибку ворожить.

– Вставай, – сказал я. – Пойдешь со мной. Рабыня поднялась и умоляюще заглянула мне в глаза.

– Не надо, – прошептала она. – Я не убивала…

– Умеешь притворяться, тварь! – Я замахнулся. Девка вскрикнула и прикрыла голову руками. Грязная, местами порванная одежда съехала с ее плеча, обнажив руку и часть груди. На темной коже, между локтем и подмышкой, мелькнуло что-то белое. Какой-то знак…

Я задержал ее руку и вгляделся. Она билась и что-то кричала, но меня интересовало только клеймо. Это был выжженный на коже круг с загадочными рунами внутри. Где-то я видел такое же, но где? Рабыня вырвала руку и прижала ее к животу. Ей очень не понравилось, что я рассмотрел ее метку. Мне это открытие тоже не принесло радости. Клейменых рабов никогда не продавали. Значит, девка была беглой, и, купив ее, Бьерн подвергался опасности. Ее настоящий хозяин всегда мог указать на кормщика как на вора. Может, Бьерн не купил ее, а взял в добычу? Но Орм говорил, будто кормщик не любил нападать и грабить. Я покачал головой. Нет, этот день поистине был днем загадок!

Рабыня покорно стояла рядом и тряслась, словно в лихорадке. Чего она боялась? Меня или что по клейму я отыщу ее прежнего хозяина и верну ее? Хотя это было бы неплохо…

– Хозяин…

Я посмотрел на колдунью. Ее губы дрожали, а темное лицо стало пепельно-серым.

– Никому не говори об этом, хозяин, – попросила она. – Я сделаю все, что пожелаешь, только никому не говори об этом…

– Почему?

Я был уверен, что уже видел подобное пятно с такими же знаками…

– Духи. Предки… Они накажут меня. Великий Обо-тала[67]67
  Здесь автор упоминает богов африканского племени йоруба. Оло-рун – глава пантеона. По преданию, он создал Оботалу для управления миром и небесным сводом, а тот создал мужчину и женщину. Ойя – богиня реки Нигер.


[Закрыть] рассердится. И большой бог богатых людей Аллах, который жаждет хвалы, тоже рассердится. Они уже сердиты, потому что ты видел их метку, а я клялась никому ее не показывать…

Даже моего меча она боялась меньше. И чем ее пугали эти неведомые боги? Хотя про Аллаха я слышал. Его почитали на юге, на берегах Моря Среди Земель. Арабы возносили ему хвалу трижды в день и ради этого оставляли все дела.

Я подскочил от внезапной догадки. Трижды в день люди халифа обращались к своему богу и трижды пела странная рабыня! А если она не магрибка, а одна из тех, кто живет в Стране Черных Людей под властью халифа и кланяется и своим, И арабским богам? Тогда подозрения бонда – ошибка и ее песни – вовсе не колдовство, а молитвы! Что еще она могла так упрямо повторять в чужой холодной стране?!

– Значит, боги сердиты на тебя? – поинтересовался я. Теперь не стоило отправлять рабыню к Черному – я догадывался, как управиться с ней и ее колдовством.

– Да, хозяин, – прошептала она. – Смотри. Темный палец рабыни устремился в небо. Я посмотрел, но ничего не увидел. Тучи как тучи. При таких можно и в море выходить…

– Скоро Оботала пошлет злую огненную стрелу, и она убьет духов-предков. Они перестанут охранять меня, пока не возродятся от матери-реки Ойи.

Громовая стрела, вода… Она говорила о дожде! Обо-талой она называла нашего Тора, а Ойей – Фрею! Теперь я понимал ее страх. Опасно сердить громовержца Тора или дарящую урожаи Фрейю…

– Слушай, – сказал я. – Я знаю бога, посылающего огненные стрелы. Я сам из рода детей Одина: я – берсерк. Ты слышала, об этом?

– Берсерк? – Рабыня округлила глаза. – Да, я слышала. Так говорил о тебе хозяин Ральф. Он очень тебя боялся. Ты – сын Одина?

– Да, я потомок бога. Не знаю, как его называют в вашей земле, но он повелевает всеми, даже твоим Оботалой.

Она обрадовалась:

– Это великий Олорун! – И вдруг опустилась на землю, протягивая ко мне руки: – Прости, хозяин! Я ничего не знала! Я не знала, что ты сын Олоруна! Хозяин Маавия запрещал говорить об Олоруне, он велел кланяться только Аллаху! Но я всегда чтила предков! Не казни меня, могучий Бер-Серк! Я ничего не знала!

Девка сдалась. Должно быть, прежние владельцы здорово потрудились, перемешав в ее голове разных богов. Я ухмыльнулся. Все складывалось как нельзя лучше, Даже не понадобилась помощь Трора. Теперь я знал, как подчинить ее своей воле. Достаточно лишь напомнить о клейме. Но где же я его видел?

– Как тебя зовут?

– Джания.

Ax да, так называл ее Ральф.

– Теперь ты будешь служить мне, Джания. Ты будешь сытно есть и спать в тепле, но перестанешь возносить хвалу Аллаху. Я, дитя бога Олоруна, запрещаю это. Поняла?

Преданно глядя на меня, она часто закивала. После этого разговора рабыня повсюду следовала за мной и даже спала у входа в мой шатер.

– Чем ты приручил черную? – смеялся Трор. – Она ж за тебя любому горло перегрызет!

При этих словах он делал выпад в мою сторону, и пустоголовая рабыня с рыком кидалась наперерез его клинку. Все хохотали, но я не смеялся. Близилось лето, и мне было не до развлечений. Не давали покоя тревожные вести с юга, где осел Рангфред. И он, и Хакон готовились к большой битве.

После женитьбы ярл редко появлялся в Нидаросе. Он ездил на север и собирал войско, а в усадьбе заправляла его молодая жена Тора со своим братцем Скофти Новости. Хакон доверял Скофти как никому другому. Новости всегда и всюду был на стороне своей сестры, а значит, и на его. А еще Скофти знал, что если поход Хакона удастся, то изрядный кусок отвоеванных у Рангфреда земель станет его добычей. Он не мог дождаться битвы, но мне и моему хирду надеяться было не на что. Я не собирался подставлять наши головы под мечи врагов ради ласковых слов ярла и небольшой доли в добыче. Я думал об ином походе. И почему-то в памяти настойчиво всплывало клеймо рабыни. Оно значило что-то очень важное, но что – я не помнил. Разрешил мои сомнения Трор. Как-то я сидел у огня, кончиком меча рисовал на полу круг и старательно вычерчивал в нем незнакомые руны, а Трор устроился рядом, заинтересованно поглядел на мой рисунок и ухмыльнулся:

– Вспоминаешь Орма, Хаки?

Я покачал головой. Я вовсе не думал об Орме…

– Да ладно, я ж все понимаю, – отозвался Черный. – Иногда сам грущу о нем. Странно только, что из всех его походов ты вспомнил именно этот, южный. Тем летом Орм сговорился с Торфинном Раскалывателем Черепов, и мы вместе отправились на юг. В Нервасунде[68]68
  Гибралтарский пролив.


[Закрыть] мы налетели на арабские корабли. Кажется, их называют дромонами[69]69
  Викинги называли дромонами любое арабское или византийское судно, имевшее приспособления для метания огня.


[Закрыть]. Они стреляли огнем и здорово нас потрепали а добыть удалось всего лишь маленький кусочек золота. Орм подарил его твоей матери…

Теперь я вспомнил золотой амулет, который всегда висел у матери на шее. На нем стояло это проклятое, не дающее мне покоя клеймо! Орм часто брал его в руки и повторял: «Если б только я знал это место! Если б знал!»

Тогда проклятые арабы утопили три драккара Торфинна. Они кричали об Аллахе, халифе и святой вере. Уж лучше бы сказали о том, где их халифы берут золото, которым отделывают свои дворцы, – проговорил Трор.

Я сердито махнул рукой. Его болтовня мешала думать, а подумать было над чем… Рабыня из земель халифа, золото халифа, одинаковое клеймо на золоте и на рабыне, ее страх выдать что-то тайное, известное лишь богам и…

Я вскочил и стер рисунок ногой. Трор поднял голову.

– Джания! – рявкнул я. Дремавшая возле дверей рабыня темной змеей проскользнула между воинами и припала к моим ногам:

– Слушаю, хозяин.

Я глядел на нее и размышлял. Джания так боялась своих богов, что вряд ли расскажет все по доброй воле. Надо что-то придумать… Что-то более страшное для нее, чем нарушенная клятва богам.

– Зачем тебе девка? – наивно спросил Трор.

– Заткнись, Черный! – рявкнул я и быстро перешел на язык эстов: – Заткнись и сооображай! Девка ничего не должна понять…

Черный замотал головой, а потом кивнул.

– Посмотри на этого человека, Джания! – велел я рабыне. Она тут же послушно уставилась на Трора. – Это очень злой и жадный человек. Раньше он был моим воином, но теперь он говорит, что я плохой вождь и жаждет моей смерти, власти и богатства. Должно быть, в твоей земле тоже есть такие?

– Князья с гор… [70]70
  Воинственная арабская секта, члены которой считали халифов еретиками и боролись с ними самыми подлыми средствами.


[Закрыть] – прошептала она.

– Он убьет меня, сына Олоруна, если не узнает, где взять золото. – Я нес всю эту чушь и думал лишь об одном: пусть женщина из страны черных людей окажется таковой, как о них рассказывали… – Погляди, какой он большой и сильный. Гораздо сильнее меня. Он вне себя от ярости!

Я отчаянно замигал Трору. Тот наконец сообразил, что от него требуется и вытянул из ножен меч. Хирдманны зашумели и обступили нас плотным кольцом. Никто ничего не понимал, и я надеялся, что Джания тем более…

Трор сделал ложный выпад. Продолжая говорить, я отступил и выхватил меч:

– Хорошо, что никто здесь не знает, как добыть много золота, и моему отцу, великому Олоруну, будет некого винить в моей смерти! Его кара была бы ужасна…

Трор картинно вскочил на скамью и рубанул мечом по воздуху. Я подставил свой и, едва лезвие дрогнуло от удара, выпустил его из рук. Жалобно бренча, оружие заскользило по полу. Изображая отчаяние, я упал на спину и завопил:

– Гнев бога падет на тех, кто не Спас его сына! Трор злобно ухмыльнулся и поднял клинок для последнего удара. И тут Джания не выдержала. Нарушить клятву было не так страшно, как погубить потомка богов.

– В моей стране есть золото! – кидаясь под меч Черного, отчаянно завизжала она. – Я покажу где!

Трор едва успел отвести клинок от ее головы. Я вздохнул. Рабыня не стоила таких усилий, но золото халифа и то богатство, о котором мечтал Орм, стоили. Я осторожно поднялся и повернулся к Джании:

– Ты спасла мне жизнь. Олорун будет доволен. Трясущимися губами она возразила:

– Но богатые люди сказали, что, если я нарушу клятву, меня покарает Аллах и не защитит Олорун…

Она утомляла меня своими глупыми страхами! Я сплюнул и, указывая Трору на дверь, едва заметно мотнул головой:

– Уж поверь – с Аллахом я как-нибудь договорюсь…

– Благодарю тебя, хозяин. Ты так милостив, – прошептала она, покачнулась и безжизненно рухнула на пол. Кто-то из воинов осторожно перевернул ее на спину. Глаза рабыни были закрыты, но она дышала. Должно быть, просто потеряла сознание…

– Позаботьтесь о ней! – приказал я Льоту и молоденькому, крепкому, как сосновый пенек, Хрольву. Льот кивнул, а Хрольв поморщился. Мне не понравилась его гримаса. Я достаточно намучился из-за упрямой рабыни, чтоб позволить вольности собственному хирдманну!

Острие моего меча кольнуло его в шею:

– Ты будешь печься о моей рабыне как о родной матери! Понял меня, Хрольв?! Он отшатнулся:

– Понял…

Скол-кормщик подошел сзади, обнял меня за плечи и отвел меч от парня:

– Не горячись, Хаки. Воины еще ничего не понимают.

– А ты?

Он улыбнулся:

– Я был с Ормом, когда он пытался пробраться в Карфаген, и я знаю, что в Стране Черных Людей арабы добывают золото. Эта темная рабыня только что согласилась показать нам, откуда берется их богатство. Может быть, с ее помощью ты сумеешь добыть то, что так и не добыл твой отец – Слова кормщмка привели меня в чувство. Скол помогал мне, так же как когда-то помогал моему отцу. И еще кормщик был невероятно понятлив.

Я убрал меч и, расталкивая воинов, вышел из шатра. Снаружи поджидал усмехающийся Трор.

– Как ты догадался, что рабыня знает о золоте? – с ходу спросил он и поморщился: – И зачем ты кривлялся перед ней? Я смог бы все вытянуть из нее без этих «петушиных» боев.

Я покачал головой:

– Ты ошибаешься, Черный. Для Джании гнев богов страшнее, чем боль или смерть. А богов у нее так много, как волос в твоей бороде. Насилие обозлило бы ее, – ответил я, – а злой проводник – плохой проводник. Эта черная дура согласилась бы все показать, а потом отдала бы нас воинам халифа и сочла, что хорошо послужила богам. Зато теперь она сама жаждет отвести нас к золоту.

– Почему?

Трор так ничего и не понял. Я постучал по его широченному лбу согнутым пальцем:

– Своим поступком она спасает жизнь тому, кого считает сыном Олоруна.

– Какого Олоруна? – еще больше удивился Черный. Я вздохнул. Объяснения только путали викинга.

– Это у нее такой бог…

– А где его сын?

Я стукнул кулаком в свою грудь и улыбнулся.

– Ты?! – расхохотался Трор. – Вот уж не думал!

– А ты подумай, – посоветовал я. – Теперь всем придется крепко подумать. Хакон будет воевать с Рангфредом без нас. Мы отправляемся в Страну Черных Людей.

Весть о задуманном мной походе быстро достигла ушей ярла Хакона. Норвежец обиделся:

– Ты бросаешь меня перед самой важной битвой в моей жизни!

– Вся твоя жизнь – битва, – возразил я, и он скорбно улыбнулся:

– Да… Пожалуй… Но если ты твердо решил уйти, то возьми на «Акулу» сменных гребцов. Они понадобятся в долгом пути…

В душе Хакона затаилась обида, но ярл оставался верен себе. Когда-нибудь потом при случае он вспомнит, как я ушел накануне битвы, и отомстит, но нынче он мило улыбался и давал дельные советы. Я последовал им и всю весну вместе с Трором проверял желающих попасть в хирд. Мы многим отказали, а тех, что были молоды, выносливы и хорошо управлялись с веслами и мечами, приняли. Однако «Акула» еще не успела отойти от берега, как юнцы стали петушиться. Мальчишки приходили в неистовство, завидя мирно плывущие мимо одинокие торговые корабли. Заводилой у юнцов был Хрольв.

– Нужно напасть и взять добычу! – горланил он, а я вспоминал свой первый поход. Тогда я так же мечтал о первом бое и о первой добыче…

– Я сам знаю, когда и на кого надо нападать! – усмирял я парня и приказывал перевернуть щиты белой стороной наружу. Мальчишки разочарованно гудели, но не протестовали. Они многое слышали обо мне от Хакона. Да и скальды рассказывали о странном берсерке из рода Волка, который научился убивать, не приходя в ярость.

Первые неприятности застали нас недалеко от Нер-васунда. Земля Черных Людей лежала южнее, но Джа-ния утверждала, что попасть на золотой рудник можно только через Море Среди Земель и пустыню за Карфагеном. Во всяком случае она знала только этот путь.

В ту ночь мы были неподалеку от реки, на которой стоял город с названием, напоминающим пение птицы, – Севилья. Никогда раньше я не заходил так далеко на юг. «Акула» плыла вперед и то ускользала от высоких берегов, то вновь оказывалась рядом с ними. Скола на руле сменил Льот, а Трор уступил свое место Варену. Оба викинга уселись на корме, кое-как перекусили и тут же завалились спать. А мне не спалось. На Южных островах мы взяли достаточно еды и питья, но теперь и того и другого едва хватало, чтоб утолить жажду и голод, по борту темнели высокие чужие берега, а вся моя надежда держалась на обещании бестолковой рабыни! А если Джания обманула? Или мы попросту не сумеем пройти Нервасунд? Что тогда? Для серьезного боя нас слишком мало, торговать нечем…

На миг мне показалось, будто Джания заскребла чем-то о настил. Я всмотрелся. Нет, рабыня свернулась в комочек и спокойно лежала на корме у ног Льота. Даже чуть улыбалась во сне… Что ей снилось? Далекие земли Черных Людей, первый хозяин – араб Маавия, или тот самый надсмотрщик за рабами, который испугался гнева Маавии?

За время пути я многое узнал о своей рабыне. Она была из племени Черных Людей, которые звали себя йоруба и жили где-то на юге, за горами, на берегу моря, около большой реки Нигер. «Бог моря Олокун очень любил наш род, – рассказывала Джания. – И богиня Олоса, та, что хранит воды в лагунах, тоже. Наши рыбаки добывали много рыбы и не боялись большого хозяина моря! Но одажды Олокун рассердился и принес к нам корабли богатых белых людей. Их вождя звали Маавия. Он взял меня первым».

Этот неведомый Маавия взял ее и всех мужчин ее рода на свои золотые рудники. Мужчин он заставил работать, а Джанию заклеймил так же, как клеймил золотые слитки. Он сделал ее женщиной, внушил ей страх перед Аллахом и перемешал в ее голове всех богов. Почему-то он считал Джанию красавицей и, уезжая с рудника, приказывал надсмотрщику заботиться о ней. Тот выполнял волю хозяина, поэтому Джания звала над-смоторщика «добрым человеком». В один прекрасный день она надолго ушла с рудника. «Добрый человек» нашел и избил ее до полусмерти. Потом он испугался – ведь Маавия приказывал не трогать рабыню – и спешно отправил ее в Кайран", большой богатый город, к лекарю. После лечения рабыня не пожелала возвращаться к Маавии и убежала с купеческим караваном в Карфаген. Там ее поймали заезжие румляне. Они не заметили клейма и тайком продали молодую рабыню торговцам из Лиссабона, те еще кому-то, и в конце концов она оказалась на корабле Бьерна. Каким чутьем кормщик догадался о золоте халифа и ее знаке – было ведомо лишь богам…

– Там такая жара, что головы раскалываются, как куриные яйца, – услышал я чей-то тихий шепот и слегка скосил глаза. В трех шагах от меня два молодых воина запугивали друг друга небылицами о Стране Черных Людей.

– А за горами в больших реках живут чудовищные драконы! По ночам они выползают из воды, летают над бескрайней пустыней и ищут пропитания. Они едят только людей…

Я невольно хмыкнул.

– Тихо, – шепнул рассказчик. – Он просыпается! Мальчишки притихли. Они все еще верили в глупые бабушкины сказки, а я-то считал их мужчинами! Нет, верно говорила рыжая Свейнхильд —воспитанников Ульфа становится все меньше, а им на смену приходят трусливые и слабые создания. И они смеют называть себя воинами!

– Берегись!!!

Крик Льота взбудоражил всех, даже Черного. Вовремя… Когда Джания проползла мимо меня, откуда она взяла нож и как оказалась возле спящего Трора, можно было лишь догадываться, но тонкое лезвие сверкало уже над шеей спящего викинга.

– Джания! – крикнул я, но рабыня даже не вздрогнула. Она уже давно косо глядела на Трора. После нашей драки в шатре девка ненавидела Черного и называла его «большим злым человеком», но я не ожидал, что она решится на убийство!

Еще не проснувшись, Трор почуял опасность, перекатился, перехватил руку рабыни и подмял ее под себя. «Убьет, – понял я. – Убьет и не заметит». Я слишком хорошо знал Черного. Он мгновенно превращался в зверя. Скол тоже испугался. Джания была нашей единственной надеждой, заветным ключом от сокровищ халифа…

Скол прыгнул Трору на спину и попытался оттащить его от рабыни. Тот небрежно встряхнулся и кормщик отлетел к борту. Перепрыгивая через гребцов, я подбежал к Черному. Его огромные ручищи лежали на горле девки. Та хрипела, изворачивалась и пыталась спихнуть с себя тяжелого воина, но у нее ничего не получалось.

– Уйди! – рыкнул я на вновь было сунувшегося Скола. Он отскочил.

Размышлять было некогда. Без Черного хирд выживет и доберется до золота, без Джании – нет.

Я вытянул нож, приметился и, стараясь не задеть кость, —всадил его в плечо Трора. Черный заревел. Его пальцы отпустили горло рабыни, а багровое от гнева лицо повернулось ко мне. Он уже ничего не соображал. Внезапное нападение подсказало ему лишь одну возможность выжить, и он стал зверем. Изо рта Черного текла белая пена, желваки на скулах дергались, а зубы скрежетали так, словно викинг жевал песок. Он не видел меня… Перед Трором стоял безжалостный, набросившийся со спины убийца. Поскуливая и всхлипывая, Джания отползла к борту. Черный изогнулся и прыгнул. Он не умел бить с лету – зато ломал кости справно, как настоящий медведь. Главное не подпускать его слишком близко…

Я отступил к носу «Акулы». Трор двинулся следом. Он видел, что отступать мне некуда, поэтому широко развел руки, словно собираясь задушить меня в дружеских объятиях.

– Внизу, Хаки! – закричал Скол. Я скосил глаза на темную, бьющуюся о борта воду. Если успею увернуться, то Трор упадет в море. Жаль терять такого воина…

Словно проверяя прочность настила, Черный затопал ногами. Ноги! Вот где мое спасение! Я никогда не дрался ногами, да и никто не дрался. Это казалось смешным и нелепым, но нынче выбирать не приходилось. Трор закусил губу и пошел вперед. Я отшвырнул меч, услышал горестный вскрик Скола, чуть согнул ногу и неожиданно резко выбросил ее вверх и вперед. Подбородок Черного запрокинулся, огромное тело замерло и качнулось. Есть! Глаза Трора уже затягивала тусклая пелена беспамятства. Я повернулся и еще раз ударил его ногой, но уже в грудь. Он не простоял и мгновения – рухнул, как срубленное дерево, и замер. Я соскочил с носа драккара и подобрал меч. Скол озадаченно потер затылок:

– Где ты учился так драться?

– Жить захочешь – научишься, – ответил я и приказал: – Оттащите его… Чтоб не мешался под ногами…

Воины робко приблизились к распростертому Трору. Боялись… Этот страх был посильнее, чем тот, навеянный глупыми ночными рассказами мальчишек.

Я убрал меч, вытер лицо, прикрикнул на отпустивших весла гребцов-хирдманнов и подошел к Джании. Она сжалась. Знала, что заслужила наказание. Но я даже не ударил ее, просто приподнял за подбородок и тихо сказал:

– Попробуешь еще раз – сдохнешь, как собака! Она поспешно закивала и поползла на корму. Я прижал ее ногой к палубе:

– И еще. Трор ранен, и ты будешь лечить его. Не вылечишь – на себе узнаешь гнев потомка богов!

– Я буду хорошо лечить его, хозяин! – прошептала рабыня.

Я отвернулся, подошел к мачте и опустился на настил. Ноги дрожали, будто после долгого бега, а где-то внутри, груди билась уже давно знакомая боль. Она жила во мне с того памятного пира у Серой Шкуры.

Стараясь успокоиться, я прикрыл глаза. Теперь уже никто не шептался и не рассказывал нелепых историй. Должно быть, юнцы сильно испугались. Они и не подозревали, что такое настоящая схватка. Теперь будут знать…

Сзади зашуршал Скол. Кормщик сел рядом и вздохнул:

– Ты поступил очень мудро, Хаки, но теперь тебе будет трудно.

Я и сам знал это. Не многие поймут, почему я заступился за Джанию и чуть не прикончил собственного друга. Придется объяснять. Но и после объяснений согласятся не все. Рабыня подняла руку на свободного человека и заслужила смерти, а я даже не наказал ее.

– Не нравится мне вся эта затея, – продолжал Скол, но я не дал ему договорить:

– Знаю. Оставь меня.

Кормщик замолчал, а потом заметил впереди высокие, будто нависшие над морем каменные громады гор и вскочил:

– Нервасунд!

Все закричали. Мало кто из норманнов преодолевал Нервасунд. Это было опасное место, где водили хоровод дочери Ран Похитительницы, а их мать пряталась в подводных скалах и там поджидала свои жертвы. Она швыряла корабли на острые камни, чтобы не пропустить их в Море Среди Земель. А еще в Нервасунде ходили страшные огненосные корабли арабов. Трор называл их дромонами.

Все забыли про рабыню и про драку. Гребцы навалились на весла.

– Ближе к берегу! – крикнул Скол. – Ближе к берегу!

– Льот, пусти его! – приказал я, и Льот уступил кормщику руль.

– Хэй-я! – подгоняя гребцов, крикнул я.

– Хорошее время. Ночь, арабов нет, – пробормотал Скол. – Жаль, без ветра не успеем до отлива…

–Успеем, – заверил я и приказал, чтобы на весла сели все воины: на каждое по двое.

«Акула» понеслась вперед с невиданной скоростью. Берег подходил все ближе. Он поднимался перед нами высокой, засиженной чайками скалой. Волны лизали ее мрачные уступы, а белые птицы кружились над нею, словно прощались с отважными мореходами.

Скол приподнялся, взглянул на скалу и обрадованно завопил:

– Начинается! Вперед!

– Эй-ха! – Гребцы потянули весла.