Текст книги "Мода и гении"

«Трофейная» мода Екатерины II

Среди конфликтов, в которых участвовала Россия в XVIII столетии, главными модообразующими были русско-турецкие кампании. Кажется, мы боролись с османами весь век. В 1710 году Петр I начал войну против турок, организовал неуспешный Прутский поход, мы потеряли Азов и территории по реке Орель. Это поражение предрешило исход кампании и стало поводом к новой войне против османов в 1735–1739 годах. В результате русские войска лишь вернули Азов. Черное море оставалось заветной мечтой, и не только для императрицы Анны Иоанновны и Миниха. Екатерина Великая сделала борьбу за выход к Черному морю частью своей политической программы.

В 1768 году началась новая фаза битвы за Причерноморье, главную роль в которой сыграли Петр Румянцев, Александр Суворов, Алексей Орлов и Григорий Спиридов. Блистательные победы русской армии и флота заставили осман сложить оружие и подписать в 1774 году невыгодный для них Кючук-Кайнарджийский мирный договор. Теперь настал черед турок мстить за поражение. В 1787 году они объявили войну России. Кампания ознаменована русскими викториями при Кинбурне (1787), Очакове (1788), у Фокшан и Рымника (1789), у Калиакрии (1791). Кульминацией стала осада и падение крепости Измаил в 1790 году. Ясский мирный договор 1791 года закрепил за Россией Очаков и Крым, а также земли между Южным Бугом и Днестром. Граница между Российской и Османской империями проходила отныне по реке Днестр.

Разумеется, громкие победы не могли не отразиться на моде, всегда столь отзывчивой на военные усилия российских монархов. Показательно, что до начала Русско-турецкой войны 1768–1774 годов отношение к турецкому стилю было скорее негативным: османов воспринимали как потенциальных и притом весьма опасных врагов. Возможно, это обстоятельство привело к тому, что в 1764 году императрица запретила являться на публичные маскарады в турецких и «прочих азиатских платьях». Этот стиль был еще не в чести и в русской моде почти не присутствовал.

Однако во время войны и особенно после ее завершения османские мотивы эдакими военнопленными начали проникать в светскую моду. Русские щеголи, надевая костюмы и аксессуары в турецком вкусе, чувствовали себя победителями, примеряющими трофеи.

В 1770 году Алексей Орлов преподнес Екатерине II изящный подарок – веер в ознаменование Чесменской баталии. Ныне он хранится в Эрмитаже. В рокайльной рамке, увитой нежнейшими цветками, два корабля – турецкий и русский, изображенные почти борт в борт. Русские явно одерживают победу, хотя и они, и османы изображены до комичности условно. Веселые путти по обеим сторонам шлют нашим морякам розочки и поцелуи. Таким запечатлел сражение художник Козлов, а ювелир Адор придумал оправу с греческими доспехами в медальонах.

Тогда же появились костюмы в османском вкусе. К примеру, платье de musulmane, приобретенное за 300 рублей у французского маршана Лебера, встречается в описи приданого великой княгини Елизаветы Алексеевны за 1793 год.

В 1780-е и особенно в 1790-е годы стали необычайно популярны головные уборы в виде тюрбанов, которыми щеголихи дополняли свои псевдотурецкие наряды. Носили их и представители семьи Романовых. В счетах великой княгини Марии Федоровны (будущей императрицы) упоминается пуф «а-ля султан, обшитый крепом и красивым шелковым кружевом», созданный знаменитой парижской модисткой и портной Розой Бертен. Скорее всего, он имел форму чалмы. Плюмажи, украшавшие подобные головные уборы, назывались сультан.

Среди близких императрице вельмож самым ярым и ярким поклонником османского стиля был, пожалуй, светлейший князь Григорий Потемкин. Он считал османский стиль своим завоеванием. Светлейший князь в роскошном азиатском халате на меху, лежа в гостиной, уставленной прелестными восточными мебелями и безделушками, ощущал себя Марсом среди военных трофеев. И зело впечатлял этим гостей. «Когда, бывало, видишь его небрежно лежащего на софе, с распущенными волосами, в халате или шубе, в шальварах, с туфлями на босу ногу, с открытой шеей, то невольно воображаешь себя перед каким-нибудь турецким или персидским пашою», – сообщал Луи-Филипп Сегюр.

В «трофейном» турецком стиле оформлялись покои русской знати. Декораторы и архитекторы корпели над книгами и гравюрами, чтобы перевести сухие описания и скупые штрихи на богатый язык русской роскоши. В 1777 году одну из внутренних комнат Екатерины II переделали в «турецкие покои», о чем в сентябре того же года сообщил «Камер-фурьерский журнал». Турецкую комнату создали и в Гатчинском дворце Григория Орлова. Османскими гостиными и кабинетами восторгались гости светлейшего князя Потемкина, в том числе графиня Головина. «Вечерние собрания у князя Потемкина становились все чаще. Волшебная азиатская роскошь доходила до крайней степени, – отмечала Варвара Головина. – Те дни, когда не было бала, общество проводило вечера в диванной гостиной. Мебель была покрыта турецкой розовой материей, вытканной серебром, на полу был разостлан такой же ковер с золотом. На роскошном столе стояла филиграновая курительница, распространявшая аравийские благоухания. Нам разносили чай нескольких сортов. Князь носил почти всегда кафтан, обшитый соболем… у княгини было платье, очень похожее на одежду султанской фаворитки: недоставало только шаровар».

В 1775 году подписание мирного договора с Портой отметили в имении генерал-фельдмаршала Румянцева в селе Троицком, получившем второе почетное имя Кайнарджи. В парке построили миниатюрную деревянную копию одной из крепостей, взятых Румянцевым во время кампании. Но самыми эффектными архитектурными памятниками победам русской армии стали Чесменский дворец и Чесменская церковь.

В 1774–1775 годах чередой пронеслись балы в османском вкусе. В 1775-м на нескольких «Турецких кадрилях» Екатерина II присутствовала в турецком платье. В июне того же года в Петербурге Шляхетный кадетский корпус организовал грандиозный праздник в честь победы над Портой. На площади возвели амфитеатр и в центре поставили триумфальную колонну «в 50 футов вышины, украшенную сверху статуей богини Славы, окруженной знаменами и значками, отнятыми у турок». Великолепный фейерверк и роскошный ужин в лучших «викториальных» традициях завершили это действо.

Впрочем, даже оно не затмило того феерического празднества, который устроил еще во время русско-турецкой кампании богач и балагур Лев Нарышкин. Он поспешил польстить Екатерине II раньше всех и за два года до окончания войны восславил гений матушки-императрицы, бившей турок и на суше, и на море.

Русско-турецкая кампания 1787–1791 годов проходила на территории Молдавии. Там же подписали Ясский мирный договор, после чего некоторые местные господари переселились в Россию, где получили большие земельные наделы. Логично, что в 1790-е годы молдавские мотивы наполнили русскую моду. Не последнюю роль в этом играла семья Григория III Гика, господаря, задушенного по приказу османского великого визиря. Его вдова и дочери по приглашению Екатерины II приехали в Петербург, одна из них стала фрейлиной. Их облик и костюмы восхищали столичную аристократию и, вероятно, вызвали подражания.

О том, как именно выглядели их «молдавские» наряды, можно судить по портрету Зои Гики, выполненному Александром Рослиным. На ней головной убор, напоминающий тюрбан и украшенный розами, белое шелковое платье, шитое серебром, и меховой жакет без рукавов. Известно, что Зоя Гика продолжала носить национальный костюм даже при дворе императрицы Екатерины II.

Под очарование восточномолдавского стиля попала и сама государыня, которая применяла национальные мотивы в политических и дипломатических целях. Свое расположение молдавским господарям она показывала нарядами с мягкими молдавскими нотами. Увлечения императрицы – закон для щеголих. Они также обзавелись псевдомолдавскими безрукавками и головными уборами. И даже французские по происхождению платья-шмиз стали называть молдавскими. «В 1793 году, – писала Екатерина Авдеева в статье «Старинная русская одежда», – были в моде платья, которые назывались молдаванскими; воротник и рукава убирались блондами, при этом пояс из широких лент завязывали назади бантом» (Авдеева Е. А. Старинная русская одежда. Изменения в ней и моды нового времени // Отечественные записки. Т. 58, 1853. С. 184).

* * *

Во время русско-турецких кампаний возникали разговоры о «греческом проекте» Екатерины II. Его цель – освободить греков из-под османского владычества и создать некую новую Византию, официально независимую, но послушную воле российской императрицы. Проект остался на бумаге и в легендах, однако греческие образы, культура и костюмы гармонично вплелись в пестрое полотно русской военно-светской моды. Французские неоклассические платья, что появились в гардеробах императрицы и первостепенных столичных модниц, называли греческими. Они упоминаются в 1771 году, в самый разгар Русско-турецкой войны. Тогда Екатерина II явилась в маскарад в греческом платье и этим вдохновила Антония Палладоклиса, эллинского переводчика и стихоплета, на оду, в которой он восславил победы императрицы и сравнил ее облачение с одеждами Александра Македонского и его матери.

Греческие платья оставались излюбленными маскарадными нарядами, пока был актуален «греческий проект» и Россия все еще воевала с Турцией. В 1791 году, после победоносного окончания кампании, Григорий Потемкин устроил баснословный по масштабам и роскоши «викториальный» маскарад в Таврическом дворце. «Каждый платья делал от себя, – сообщал Тимофей Кирьяк. – Кавалеры одеты были в испанскую одежду, а дамы в греческую. У дам как чалмы, так и платья богато вышиты золотом; пояса и ожерелья блистали драгоценными каменьями» (Кирьяк Т. П. Потемкинский праздник 1791 года // Русский архив. 1867. С. 691).

Этот костюмированный бал состоялся в апреле, а летом 1791 года греческое платье превратилось в парадное. 2 июня императрица Екатерина присутствовала в нем на литургии и за обеденным столом, а 24 июня обедала в обществе цесаревича и кавалеров. В 1793 году «Камер-фурьерский журнал» сообщает, что греческие платья носят и фрейлины: «4 апреля. По собрании в Эрмитажном зале… находились фрейлины в греческом платье».

С 1793 года количество упоминаний этих нарядов в «Камер-фурьерских журналах» растет. Их надевали в основном на маскарады, литургии, небольшие «комнатные» балы в Зимнем. В траурные дни императрица и фрейлины носили черные греческие платья. И даже во время торжеств, когда дамы являлись ко двору в придворных русских нарядах, императрица выбирала греческое платье.

Нелишне упомянуть и о том, что мода на цыганские хоры появилась в России также благодаря войнам с османами. Первых сладкоголосых певцов выписал из Молдавии в Москву граф Алексей Орлов. Произошло это в 1774 году, после окончания Русско-турецкой войны.

* * *

Как только закончилась война с Портой, в Европе вновь заговорили о «польском вопросе». В мае 1791 года Четырехлетний сейм принял конституцию, ограничившую власть короля. В Польше началось патриотическое движение под началом Тадеуша Костюшко. Консервативная шляхта обратилась за помощью к Екатерине II, и она отправила в Польшу войска. В бесславном походе отличился Александр Суворов – организовал стремительный штурм Праги (предместье Варшавы) и предрешил успешный исход борьбы с инсургентами. Речь Посполитую еще раз грубо разделили.

В России полагалось восхвалять этот поход и его главного героя Александра Суворова, ставшего фельдмаршалом. Мода, послушная императорской воле, отозвалась патриотическими новинками – чепцами «Варшавский» и «Суворов». Вероятно, именно их бросали в воздух во время встречи победителей. В 1795 году модный журнал сообщал: «Варшавский чепец теперь весьма многие дамы носят. Тулья его делается из сложенного разными складками атласа, который бывает цветом белый, алый или фиолетовый. Опушка делается из узких атласных лент, положенных мелкими складками, как цветом обыкновенно бывают зеленые, наподобие лаврового венка, но часто и палевого цвета. Спереди и сзади банты такого же цвета».

О том, как выглядел чепец «Суворов» (Souvarove), тоже узнаём из прессы: «Цветом бледно-красный. Правая оного сторона подкалывается, нижний край опушается черными перьями, которые также наискось около тульи обвиваются».

Справедливости ради добавлю, что не во всякое время мода потакала монаршим желаниям и не всегда была квасной патриоткой. К примеру, в 1791–1792 годах смелые щеголихи обзавелись красными шапками, скопированными с колпаков парижских революционеров-санкюлотов. Для одних они были милой забавой, другие дамы, просвещенные в политике, выказывали колпаками свою поддержку революции. Реакция не заставила себя долго ждать: шапки объявили якобинскими, а дам – «опасными якобинками». В октябре 1792 года Николай Бантыш-Каменский, свидетель этого женского демарша, сообщал князю Александру Куракину: «В субботу призваны были к градоначальнику все marchandesses de modes (торговки модными товарами. – О. Х.), и наистрожайше, именем Самой (Екатерины II. – О. Х.), запрещена оных продажа, и вчера в Клобе ни на ком не видно оной было».

А чтобы впредь аристократкам неповадно было форсить в революционных вещицах, императрица распорядилась, чтобы каждая приезжающая ко двору дама носила черное траурное платье по казненному Людовику XVI. В середине марта 1793 года траур сняли, но и всплесков якобинской моды в Петербурге уже не наблюдалось.

Русский костюм реагировал даже на события, не имевшие к России отношения. В 1778 году, в разгар Войны за независимость Соединенных Штатов Америки, произошел бой между английской и французской эскадрами. В нем отличились фрегат Belle Poule и его капитан Шадо де ла Клошетри, давший дерзкий отпор британцам. Вести о победе донеслись до Версаля, и куаферы стали мастерить один за другим пуфы, названные Belle Poule: на высоком парике из шерсти яка они устанавливали уменьшенную копию фрегата. Это была сенсация. Модницы Европы и Америки вмиг обзавелись похожими конструкциями. В 1779 году их изображения появились на страницах русского журнала «Модное ежемесячное сочинение». Вероятно, тогда же в Петербурге были опробованы и первые образцы «бель пуллей».

Один из вариантов пуфа «бель пулль» под названием «Независимость, или Триумф свободы».

Франция, начало 1790-х гг.

Русский стиль как пропаганда

Императрица Екатерина II понимала политическую и военную силу народного костюма. Ее немецкое происхождение, путь, которым она завоевала трон, ее внешняя политика объясняют похвальную верность русскому стилю. Он был одним из способов воздействия на общество. Впервые Екатерина прибегла к нему во время коронационных празднеств, на уличном трехдневном маскараде «Торжествующая Минерва», устроенном в начале 1763 года в Москве.

Действо должен был понять даже простой люд, поэтому участниками картин стали шуты, скоморохи, зазывалы, чумаки с балалайками, а сами картины срежиссировали в жанре народных комедий и балаганов. Екатерина наблюдала за происходящим из окон дома Бецкого. На ней было алое бархатное платье в народном вкусе, унизанное крупным жемчугом.

Обращение к национальному стилю тогда, в 1763 году, было важно царице по нескольким причинам. Во-первых, она знала, что аристократы и простые русские солдаты не одобряли нововведения Петра III. Екатерина понимала, что простой люд может невзлюбить и ее – именно за прусское происхождение. Поэтому сразу же после коронации устроила русское празднество и принимала в нем участие, одетая в стилизованный народный костюм. Показная любовь ко всему отечественному должна была подкупить публику.

Другой причиной обращения императрицы к народным мотивам была попытка оправдать организованный ею государственный переворот. Немка, русская душою, свергла русского императора, пруссака до мозга костей. Вступив на трон, она выказывала свою любовь ко всему русскому. В пику свергнутому супругу она демонстрировала преданность православию и отправилась в паломничество в Троицкий монастырь практически сразу после коронации.

Новую вспышку интереса к русскому костюму спровоцировала начавшаяся в 1768 году Русско-турецкая война. Элементы народного стиля были необходимы императрице, чтобы превратиться в символ Отечества. Внешняя угроза стала катализатором «русификации» облика императрицы, а громкие победы над турками добавили в формирующийся стиль османские и восточноевропейские «трофейные» ноты.

Доказательство того, что именно война спровоцировала появление нового русско-славянского костюма Екатерины, содержится в «Камер-фурьерских журналах» за 1770 год. В день празднования Пасхи, 4 апреля, «императрица соизволила быть в Славянском платье». До этого дня его упоминания не встречаются, значит, наряд был только что сшит, возможно, к Пасхе.

Екатерина, начавшая уже осознавать, что костюм – это действенное информационное и пропагандистское средство, надела упомянутый туалет отнюдь не забавы ради. Была весна 1770 года. Больше года длилась Русско-турецкая война. Компания 1769 года прошла относительно успешно: в начале сентября взята крепость Хотин, граф Панин совершал набеги на Бендеры, войска генерал-майора Медема отлично работали на Кубани и Кавказе. «Славных викторий» императрица ожидала в 1770 году. Следовало очистить Молдавию и Валахию от османских войск, взять Бендеры. Большие надежды Екатерина возлагала на флот, который должен был помочь греческому восстанию и продвигаться к Дарданеллам. И она, безусловно, верила в полководческий гений Петра Румянцева.

Военные действия шли в основном на территории, где жили славянские народы, потому-то императрица сделала выбор в пользу славянского платья. Само его название говорит о том, что оно могло представлять некую смесь разнообразных восточноевропейских стилей. Надев его, Екатерина становилась репрезентантом этих народов, их покровительницей, заступницей. Костюм как бы визуализировал политическую и военную программу царицы, главными целями которой были те исконно славянские территории, которые пока оставались под властью османов.

Показательно, что в то же самое время Екатерина II распорядилась изготовить так называемую портретную серию медалей с изображениями русских князей и царей – от Рюрика до себя самой. Этот проект, безусловно, говорил о политических амбициях императрицы. Она хотела, чтобы отныне ее сравнивали не с Петром Великим, а с основателем древнерусского государства Рюриком.

Эта любопытная серия, в которой каждый правитель представлен в одеждах своего времени, говорит также об интересе государыни к истории Руси и древнерусскому костюму. В 1770 году, когда работа над портретными медалями шла полным ходом, Екатерина появилась в славянском платье. И это также свидетельствовало о ее неподдельном интересе к древнерусской культуре, которой она вдохновлялась, придумывая свой наряд.

Но как именно он выглядел? Думаю, ответ следует искать на аверсе медали с чеканным портретом княгини Ольги. Округлое лицо, мягкие черты, двойной подбородок, чуть заметная улыбка – все в нем напоминает Екатерину II. Если учесть, что славянское платье появилось почти одновременно с медалью, возможно, оно было скопировано с этого портрета княгини.

Летом 1770 года русские войска одержали целую серию блистательных побед: 17 июня при Рябой Могиле, 8 июля – при Ларге, 21 июля – при Кагуле. 19 августа корпус князя Репнина взял крепость Килию, 16 сентября граф Панин овладел Бендерами. Екатерине было чем гордиться, и в сентябре 1770 года она надела русское платье. «Камер-фурьерский журнал» упоминает его впервые 20 сентября, в день празднования дня рождения ее сына, цесаревича Павла Петровича.

Екатерине II, безусловно, понравился этот наряд, и в нем она появлялась регулярно. 22 сентября была в русском платье на балу во время празднования коронования. В нем же с 28 по 30 июня 1771 года принимала участие в различных торжествах, возможно, под влиянием известия о взятии двумя неделями ранее турецкого Перекопа.

С 1770-го по весну 1773-го года русское платье носила только царица, прочие дамы были в робронах (модных платьях французского кроя). Возможно, Екатерина, как и ее предшественница, императрица Елизавета Петровна, любила выделяться экзотическим нарядом из толпы вельмож, но, быть может, хотела вначале испробовать на себе этот вариант патриотического парадного облачения, прежде чем ввести его в качестве обязательного при дворе.

Русское платье еще не было регламентировано, его крой, цвет и отделка подчинялись воле и прихотям императрицы и отчасти совпадали с европейскими тенденциями светской моды. Общим для всех его вариантов была двухслойность: нижняя часть (обычно светлых оттенков) представляла собой глухое неширокое в юбке платье с длинными рукавами (иногда со сборками), верхняя часть, так называемый «молдаван», – распашное без рукавов, из цветного материала и с отделкой галунами, вышивкой, иногда мехом.

Этот наряд описан во многих мемуарах. Адриан Грибовский сообщал: «Гостиная одежда: другой чепец белый с белыми лентами; верхнее платье молдаван, по большей части лилового цвета, и нижнее белое гродетуровое». Граф Иоахим Штернберг запомнил царицу в следующем варианте: «Русский костюм, состоящий из длинного платья, которое прямо с груди сбегает к ногам; на этой юбке рукава, собранные у кисти в бесчисленные мелкие складки; к плечу эти складки делаются шире и крупнее, почему рукав и кажется очень широким. На юбку надевается верхнее платье без рукавов; оно висит свободно, несколько напоминая собою пудер-мантель. Благодаря тому, что две части одежды делаются обыкновенно из двух гармонирующих цветов, некрасивый покрой платья не бросается в глаза». Уильям Кокс увидел государыню «в русском наряде: светло-зеленом шелковом платье с коротким шлейфом и в корсаже из золотой парчи, с длинными рукавами. Головной убор весь унизан бриллиантами». Луи-Филипп Сегюр утверждал, что императрица «носила широкие платья с пышными рукавами, напоминавшими старинный русский наряд». Существовало и особое траурное белое русское платье, которое упоминается в «Камер-фурьерском журнале» 1779 года.

В своей патриотической модной придумке Екатерина с удовольствием позировала художникам – Иоганну Лампи, Федору Рокотову, Александру Рослину, Дмитрию Левицкому. Хотела, чтобы в этом наряде ее видели все: придворные, иностранные послы и дипломаты, простой люд. Русское платье стало новым жанром военно-политической пропаганды.

Название наряда и крой отсылали к русскому костюму, но не народному, а боярскому, эпохи царя Алексея Михайловича. Этим Екатерина решала сразу две задачи: демонстрировала не только уважение к народным традициям, русской истории, но и свою близость допетровским Романовым. Последнее особенно важно, ведь Екатерина пыталась всеми способами доказать легитимность своего пребывания на троне и оправдать совершенный «во благо» государственный переворот. Яркая визуальная связь с Романовыми через общность костюма и аксессуаров могла сыграть ей на руку.

Екатерина в русском платье становилась репрезентантом всей нации и одновременно камуфлировала свое немецкое происхождение. А для пущей убедительности в 1790-е годы взяла за правило приветствовать и прощаться с гостями, отвешивая русские поклоны. «Когда представление окончилось, – сообщал граф Валентин Эстергази в письме 1791 года, – мы подали руки дамам и прошли в залу, где императрица откланялась нам по-русски (как кланяются мужчины или, скорее, монахи)». «Государыня выходила в тронную залу, – писал историк Михаил Пыляев, – со всей своей свитой. Здесь государыня, вошедши в залу, отдавала по-мужски три поклона: один направо, другой налево и третий к середине». Замечу, в этом жесте также просматривается влияние травестийного опыта молодых лет императрицы.

Думается, что Русско-турецкая кампания не только стала причиной появления этого наряда, но и подсказала некоторые его элементы. Во-первых, сложно не заметить его близость восточным одеяниям, в особенности османскому женскому кафтану XVII века. Аналогичные костюмы были распространены в XVI–XVIII веках в Восточной Европе, часть которой находилась под властью Порты, а некоторые земли продолжали оставаться в составе империи во время Русско-турецкой кампании. Неслучаен и выбор названия для верхнего распашного платья – «молдаван». Императрица могла бы его называть и кафтаном на турецкий манер, и жупаном – на манер польский. Но ей хотелось, чтобы каждая деталь была связана с политическими и военными событиями, в которых участвовала Россия. В 1768–1774 годах на территории Молдавии и соседней Валахии развернулись главные военные действия, и потому название верхнего платья было актуальным: пока войска Румянцева и Суворова били турок в Молдавии, государыня носила турецко-славянский «молдаван».

Русское платье Екатерины в 1770-е годы можно было воспринимать и как своего рода военный план на ближайшее будущее. Восточноевропейские и турецкие ноты – это словно бы пункты наступлений русской армии: из Молдавии и Валахии вглубь, в расположение осман. Несмотря на то что эти территории остались под властью турок, по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору 1774 года Россия получила право «защиты и покровительства» православных в дунайских княжествах.

Императрица Екатерина в кокошнике и русском платье с элементами восточноевропейского стиля становилась гарантом этого покровительства, превращалась в заступницу всех славян, в «Мать Отечества». Ее действительно так именовали. Более того, мастер Карл Леберехт в 1779 году создал медаль в честь Екатерины II. На аверсе поместил погрудный обращенный влево портрет государыни в русском платье и кокошнике, а сверху – ее титул: «Мать Отечества».

Есть и еще одна, исключительно бытовая причина, почему императрице так полюбилось русское платье. В 1770-е годы она располнела, и наряды с утягивающими лифами ей не шли. Пришлось изменить фасон мундирных платьев, сделать их свободнее. Теперь верхнее и нижнее платья не слишком сковывали движения, длинный распашной «молдаван» скрадывал недостатки фигуры и даже сообщал царице живописную монументальность.

Украшения, которыми императрица столь щедро дополнила русское облачение, не давали разглядеть возрастные признаки. Это подметил граф Иоахим Штернберг: «Следы глубокой старости скрываются от глаз искусно придуманным и блестящим нарядом. На голове старинный убор со множеством драгоценных камней; такие же роскошные украшения ниспадают с шеи на грудь; бриллианты, рубины, смарагды и другие камни необыкновенной величины вывешены как бы на показ». Об этом же писал и Луи-Филипп Сегюр: «Чтобы скрыть свою полноту, которою наделило ее все истребляющее время, она носила широкие платья с пышными рукавами, напоминавшими старинный русский наряд. Белизна и блеск кожи служили ей украшением, которое она долго сохраняла».

Первые упоминания о русском платье великих княгинь относятся к 1773 году. 30 августа «Камер-фурьерский журнал» сообщал, что ее высочество Мария Федоровна (супруга Павла Петровича) в день праздника кавалеров ордена Святого Александра Невского носила русское платье. Через два года этот костюм надели и придворные дамы. К примеру, 10 октября 1775 года они были в русских платьях во время встречи с турецким послом.

Екатерина, безусловно, хотела, чтобы эти наряды увидели европейцы. Она пыталась «реабилитировать» русский народ, о чем упомянула в письме Вольтеру в 1770 году: «Наша нация вообще с самыми счастливыми наклонностями… Когда более узнают эту нацию, то в Европе уничтожится много заблуждений и предубеждений, существующих на счет русских».

В 1782 году императрица решила регламентировать русские придворные платья. 6 ноября появилось соответствующее постановление «О назначении, в какие праздники какое платье носить особам обоего пола, имеющим приезд ко двору»:

«1. Дамам в большие праздники дозволяется носить платье из Московских золотых или серебряных парчей с шитьем или без шитья с накладками или без накладок, наблюдая что касается ширины шитья тож самое, как сказано о накладках.

2. В прочие праздничные и другие дни могут они употреблять всякие шелковые материи с шитьем или с накладками, с таким же наблюдением, в рассуждении ширины накладок.

‹…›

5. В рассуждении времен года наблюдать только два из оных, а именно: с 1 сентября по 1 мая носить дамам бархаты, атласы, гродетуры и тому подобные материи, с 1 мая по 1 сентября тафты и другие летом употребляемые материи».

Впрочем, даже после введения регламента знатные дамы по своему вкусу выбирали и отделку, и цвета нарядов. В придворную форму эти платья превратил много позже император Николай I.

Русское придворное платье проникло в отечественную светскую моду примерно через 15 лет после своего появления в гардеробе государыни. В периодике 1790-х годов, частных письмах и заказах портным можно найти множество тому свидетельств. Журнал «Магазин» писал: «Для балов в торжественные дни и для выездов в знатные почтенные домы, носят дамы: Русские платья из объерей (муаровых тканей с золотым или серебряным узором), двойных тафт и из разных, как английских, так и французских материй, шитые шелками, или каменьями, с юпками одинаковой материи, или другого цвету; рукава бывают одинакового цвета с юпкой; пояса носят по корсету, шитые шелками или каменьями, по приличию платья».

Граф Эстергази, посетивший Россию в 1791 году, был поражен не только придворными русскими платьями, но и обилием дорогих костюмов в древнерусском стиле на театральной сцене. Специально к его приезду Екатерина II подготовила дипломатический сюрприз – постановку оперы «Начальное управление Олега», либретто которой сочинила сама. Действие, хоть и происходило во времена незапамятные, отвечало современной политической ситуации и было пропагандистским пунктом «греческого проекта» государыни.

Эстергази отметил качество постановки и порадовался костюмам: «Трудно представить что-либо прекраснее этого зрелища, особливо относительно одежд. Декорации хотя и хороши, но в Париже могли бы найтись несравненно лучше. Что до одежд, то они превосходят всякое вероятие: это золото и серебро, и верность времени соблюдена в них со всею точностью. Уверяют, что постановка стоила страшных денег».

Именно в 1790-е годы русские платья, царственные, красивые, дорогие и немного экстравагантные, стали хорошо известны в Европе. Одна из самых именитых французских портних, министр моды Роза Бертен наловчилась шить их специально для великой княгини Марии Федоровны. В заказах на ее имя перечислены более 20 разнообразных вариантов.