Текст книги "Инквизитор. Охота на дьявола"

Часть вторая
Смерть гробокопателя

Круглая луна повисла над колокольней собора св. Петра. Ни одно облачко не закрывало яркие, крупные звезды. Часы городской ратуши пробили полночь. Но город еще не спал. Где-то звенела гитара, откуда-то доносилась песня. На крыше ее подхватил хор бродячих котов.

В этот час прекрасные дамы, скрываясь за шторами и балконными решетками, ждали своих кавалеров. И звучали под окнами и балконами серенады, иногда прерываемые звоном скрещенных клинков. И то, и другое смолкало, когда слышался мерный шаг ночного дозора.

И лишь в одном конце города господствовала полная тишина. Могильная тишина. Это было городское кладбище, примыкавшее к францисканскому монастырю. Никто не решился бы ночью нарушить покой могил.

Старый сторож запер решетчатые кладбищенские ворота, повесил на них тяжелый замок и остановился, хозяйским взглядом обозревая ряды могил.

– Спите, спите спокойно, мои милые, – сказал он, очевидно, обращаясь к мертвецам. – Никто вас не потревожит. Вы ведь не в обиде на старого Педро? Если он иной раз и беспокоит вас, вы ведь его простите, не правда ли?

Постояв так четверть часа и, очевидно, удостоверившись, что на кладбище, кроме него самого, и, вероятно, призраков, никого больше нет, старик направился к своей убогой хижине, прилепившейся к монастырской ограде. Оттуда он вернулся с лопатой, закинул ее на плечо и бодро зашагал в дальний конец кладбища.

Педро Рамирес, кладбищенский сторож, а заодно и могильщик, был седым, сгорбленным, но еще крепким стариком. Он вполне справлялся с тяжелой работой. Его жилистые руки еще не ослабели, короткие кривые ноги не подгибались. Однако от долгого пребывания в одиночестве (или в компании мертвецов, что почти одно и то же) он приобрел привычку разговаривать вслух сам с собой.

– Вот здесь, – сказал он, остановившись около небольшой свежей могилки. – Здесь я закопал этого бедного мальчика. Он был совсем крошкой, и гробик такой маленький. Ну, теперь ему ни к чему его бедные, хрупкие косточки. Душа его на небесах, а трупу – ему все едино, – и старик, вместо того чтобы рыть новую могилу для очередного покойника, принялся раскапывать свежую могилу ребенка. Рыхлая, не успевшая слежаться земля легко поддавалась. Старик работал умело и быстро.

– Выдам его за некрещеного, – рассуждал Педро. – По размерам он вполне подходит – ему всего несколько дней от роду. Но умер он вполне по-христиански, иначе его не похоронили бы в освященной земле. Продам трупик колдуну. Он должен дать хорошую цену. А если он не возьмет, отнесу старой ведьме. Она, правда, скряга порядочная. И, к тому же, еще не расплатилась со мной за руку покойника, что я принес ей две недели назад. Правую… Нет, левую… И за трех жаб она тоже не заплатила. В следующий раз будет ловить их сама. Впрочем, жаб я ей готов даже простить. Мало их, что ли, в пруду прыгает… А вот за руку надо взять не меньше десяти эскудо[14]14
  В Испании XVI–XVII вв. имели хождение следующие монеты: дукат (простой и двойной, соответственно равный 2 или 4 эскудо), эскудо (золотой или серебряный, золотой эскудо равнялся 13 серебряным реалам), реал (серебряный или медный, серебряный равнялся 4 куатро, либо 8 очаво, либо 34 мараведи (медная монета), бланка – мараведи.


[Закрыть]. Никак не меньше. Вот колдун – тот платит аккуратно. Сразу же. Медью, правда, ну да уж Бог с ним… Решено. Ему и отнесу бедного крошку. Только что-то колдун давно не давал о себе знать…

Лопата ударилась обо что-то твердое – это была крышка гробика. И тотчас же чья-то тяжелая рука легла на плечо старика. Педро вздрогнул, как человек, которого застигли на месте преступления. Вздрогнул, обернулся и обмер. Перед ним стоял дьявол. Огромный, рогатый.

– Господи, помилуй! – пролепетал Педро, поспешно перекрестился, рухнул на колени прямо на гроб и начал шептать слова молитвы.

Но дьявол только захохотал.

– Вот как – ты взываешь к Богу! Ты, Педро Рамирес, святотатец, гробокопатель, осквернитель могил! Бог давно отвернулся от тебя, проклял тебя и отдал тебя мне! Мне! Отдал и душу твою, и тело!

Дьявол сгреб Рамиреса за воротник и вытащил из наполовину раскопанной могилы.

– Ну, Педро Рамирес, расчленитель трупов, скажи, где твое место? В аду, в самой глубине преисподней, в кипящем котле! Неужели ты думал избежать расплаты?! Иди ко мне, иди! Ты мой, навеки мой! Куда же ты?

Дьявол протянул к старику когтистые, волосатые лапы. Педро вскрикнул и пустился бежать так быстро, как только позволяли его короткие, кривые ноги. Обезумевший гробокопатель петлял среди крестов и могил, а его большими прыжками настигал черт. Старик бежал в сторону монастыря. Там думал он найти спасение, надеясь, что дьявол не переступит порог святой обители.

Старик закричал – его никто не услышал. Но даже если бы кто-нибудь и услышал этот вопль ужаса и отчаянья, раздавшийся среди могил, разве он поспешил бы на помощь, а не бросился бы со всех ног прочь от проклятого места?

Старик задыхался. Далее из его груди вырывался уже не крик, а хриплое, прерывистое дыхание, похожее на всхлипы.

– Еще никто не ушел от судьбы! Еще никто не ушел от возмездия! – раздавался за его спиной хохот дьявола.

Старик споткнулся, рухнул на чью-то могилу и почувствовал, как тяжелая нога придавила его к земле.

– Я по праву беру то, что принадлежит мне! – сказал дьявол и вынул из-под плаща огромный кинжал, больше похожий на нож мясника.

* * *

Ранним утром брат Бенито, один из монахов обители св. Франциска, как обычно отправился на кладбище, чтобы помолиться за упокой души умерших. Этот святой брат считал, что кладбище, где все вокруг напоминает о бренности земного, где каждый камень, каждый куст словно говорит: memento mori[15]15
  Помни о смерти. Лат.


[Закрыть] – самое подходящее место, чтобы мысленно обратиться к вечности. В течение десяти лет брат Бенито ежедневно приходил сюда, опускался на колени у первой же приглянувшейся могилы и погружался в молитву. И почти каждое утро его встречал кладбищенский сторож, тоже становился на колени и просил благословения.

На этот раз брат Бенито едва не наступил на распростертое тело Рамиреса. Сначала он подумал, что старику стало плохо, хотел было помочь могильщику подняться, но его рука коснулась окоченевшего трупа. На крики монаха сбежалась братия.

Рамирес лежал, уткнувшись лицом в землю, а между лопаток у него торчала рукоять кинжала. Кроме того, у него был отрублен указательный палец левой руки. Палец валялся тут же, рядом с трупом своего бывшего владельца. Около покойника монахи нашли и еще более ужасную вещь – договор с дьяволом, составленный по всей форме и подписанный кровью.

Братья обнаружили также только что раскопанную могилу и брошенную лопату. По этому поводу мнения разошлись. Одни полагали, что черт решил выкопать чей-то труп, а могильщик ему помешал, другие же считали, что Педро Рамирес оказался гнусным святотатцем, и в доказательство своей правоты приводили наличие договора с дьяволом: чего же еще ждать от человека, продавшего душу сатане?

Происшествие взбудоражило монастырь. Само собой, нельзя было ожидать, что три десятка монахов будут держать язык за зубами, и по городу поползли странные слухи. Если первое убийство, которое молва приписала дьяволу, вызвало сплетни, пересуды и даже насмешки, потому что, по мнению жителей города, ростовщик и не заслуживал ничего, кроме геенны огненной, то второе происшествие всерьез напугало горожан. Молва утверждала: черти бродят по улицам, хватают всех грешников и тащат их прямиком в ад. Отныне никто не мог поручиться за собственную жизнь, ибо кто же без греха?

В полдень договор с дьяволом уже находился в руках Бартоломе. И по слогу, и по форме он ничем не отличался от предыдущего, только вместо подписи в конце документа стоял жирный, бурый, расплывшийся крест: Педро Рамирес не умел писать. Бартоломе отметил, что и Яго Перальта, и Педро Рамирес, очевидно, стали жертвами одного и того же черта, почерк, во всяком случае, был тот же самый.

Прихватив с собой полупьяного Федерико Руиса, инквизитор лично явился, чтобы осмотреть место преступления. Кладбище будто вымерло – ни один человек теперь не рискнул бы прийти сюда.

Бартоломе отправил Руиса осматривать место происшествия, а сам вошел в хижину могильщика.

На первый взгляд, Рамирес жил очень бедно. Даже постель ему заменяла охапка соломы. В нос ударял отвратительный, но уже знакомый запах – запах тления. И, к своему непередаваемому отвращению, но уже без особого удивления Бартоломе обнаружил в убогом домике те же предметы, что и в лаборатории колдуна – кости и черепа. С потолка свисала связка сушеных лягушек. «Да, да, я все это уже видел. Кажется, я понимаю, откуда де Гевара получал всю эту гадость. Как раз отсюда. Выходит, старик раскапывал могилы, а трупы сбывал колдуну. Отдадим справедливость дьяволу: он тащит в преисподнюю души, которым давно туда пора».

Скрипнула дверь. Бартоломе обернулся. Перед ним стоял чумазый, лохматый, оборванный мальчишка лет десяти-двенадцати.

– Что тебе здесь нужно, сын мой?

– А вам, святой отец? – последовал дерзкий ответ.

– Что может делать священник в доме недавно умершего человека? Молюсь за упокой его грешной души.

– А, так значит черт прибрал нашего Старика, – сказал оборванец. – Жаль. Правда жаль.

Мальчишка и не подозревает, до какой степени его слова соответствуют истине, отметил про себя Бартоломе.

– Ты знал его?

– Конечно! Да кто же из здешних его не знает? Всякому хоть разок доводилось бывать на кладбище. Люди мрут – дело обычное. Так ведь?

– Так, – едва заметно усмехнувшись, согласился Бартоломе. – Но, мне показалось, ты искал здесь Педро Рамиреса, или Старика, как ты его называешь?..

– Выходит, я его не нашел.

– Зачем же он тебе?

– Я ловил для него лягушек.

– Лягушек? Зачем?

– Я не спрашивал, – оборванец сплюнул сквозь зубы на земляной пол. – Он платил мне мараведи за десяток.

– Зачем ему лягушки?

– Может, он их ел? – пожав плечами, предположил мальчик. – А еще я иногда приносил ему мышей.

– Их он тоже ел?

– Нет, я думаю, их ела его кошка.

– Как тебя зовут, охотник?

– Херонимо.

– У тебя есть отец, мать, Херонимо?

– Нет, – покачал головой оборванец. – Хотя, наверно, были. Ведь человек не может появиться на свет так просто, без отца и без матери.

– Чем же ты занимаешься, Херонимо?

– Да чем придется! Вот Старик мне здорово помогал. Не так уж часто встретишь человека, которому нужны мыши, лягушки и жабы.

– Значит, он был очень странным, этот Старик?

– Пожалуй. Он заговаривался. Сидит-сидит, а потом вдруг начнет говорить сам с собой!

– О чем же он говорил?

– Так, болтал всякую ерунду. На жизнь жаловался. В общем, ничего интересного. Вот безумная Хуана, та, что померла в прошлом году, будущее предсказывала, когда сама с собой говорила.

– Старик не был безумным?

– Конечно, нет!

– А это пристрастие к мышам?

– Ну и что? Я тоже люблю мышек, но ведь я же не сумасшедший! – возразил мальчишка.

– К нему кто-нибудь приходил?

– Да, родственники умерших часто просили вырыть могилу.

– А у него были друзья, родственники?

– Нет, что вы! Почти никого.

– Почти?

– Только племянница. Я видел, как она к нему заходила.

– Кто она?

– О, она очень красивая!

– Как ее зовут? Где она живет?

– Мерседес.

– И это все?

– Все.

– Где ее найти?

– Почем я знаю? Я что, слежу за ней?

– Она приходила часто?

– Послушайте, святой отец, что вы ко мне привязались?! Я же сказал, что не совал нос в чужую жизнь!

– За эскудо ты мог бы найти Мерседес?

– За эскудо я могу найти вам два десятка девчонок по имени Мерседес, а то и больше!

– Возьми, – Бартоломе протянул мальчику серебряную монетку.

– Так сколько девчонок вам привести?

– Ни одной. Ту, что мне нужна, я разыщу сам.

– Ну, как хотите!

Мальчишка зажал в кулачке неожиданно свалившееся на него богатство и поспешил исчезнуть, пока странный монах не передумал.

В это время вернулся Федерико Руис.

– Что скажете? Вы все осмотрели? – спросил Бартоломе альгвасила.

– Скажу, что дьявол пользуется толедским клинком, а ходит, как все мы, в сапогах, а вовсе не на копытах. По крайней мере, мне так показалось… Глупые монахи затоптали почти все следы! Этот черт…

– Этот человек?..

– Убийца!

– И к тому же, шутник, – мрачно заключил Бартоломе.

Инквизитор и альгвасил понимающе переглянулись. Однако Бартоломе не собирался щадить старого пьяницу, несмотря на его догадливость и опыт.

– Кстати, для вас здесь еще есть работа, – кивнул он на кучку костей в углу и связку лягушек.

– Пересчитать? – уныло поинтересовался Руис.

– И принести мне опись.

– После этого я свободен?

– Да, после этого можете пойти и выпить за упокой души этого святотатца, – вздохнул Бартоломе.

* * *

Поразмыслив, Бартоломе решил пожертвовать пару вечеров на то, чтобы подкараулить возможных покупателей кладбищенского товара. Кстати, несчастный могильщик оказался вовсе не таким уж бедным человеком, как это могло показаться на первый взгляд. Под грудой костей Федерико Руис обнаружил мешочек с двумястами эскудо. Бартоломе невольно отметил честность старого пьяницы, ведь все деньги, вплоть до последнего мараведи, он принес в святой трибунал, вместе с описью остального имущества. Бартоломе пришло в голову, что на торговле всякой дрянью, вроде рук покойников, мышей и жаб, оказывается, можно неплохо заработать. Лишь бы нашелся покупатель. Одним из них, вероятнее всего, был колдун де Гевара. А может, не только он?

Два дня Бартоломе и Санчо убили напрасно, поджидая сами не зная кого, в убогом домишке кладбищенского сторожа. Правда, Бартоломе все это время читал, прихватив с собой трактат о колдунах Иоганна Триттемия[16]16
  Триттемий Иоганн (1462–1516) – немецкий теолог, историк, знаток оккультных наук, автор сочинения «Tractatus de reprobis atque maleficis» («Трактат о дурных людях и колдунах»).


[Закрыть].

Инквизитор, который сейчас ничем не напоминал духовную особу – на нем был светский костюм из черного бархата, – устроился на ветхом хромоногом стуле, на почерневший стол положил пару заряженных пистолетов. Кроме того, он, как обычно, был вооружен кинжалом и шпагой. Возможно, эти предосторожности были излишни, и ни один колдун, ни одна ведьма не придет больше к своему старому знакомцу Рамиресу за костями покойников, тем более что слухи в городе распространяются с ужасающей быстротой, и наверняка уже все знают, что душу могильщика черти утащили в ад. И все же… Вдруг кто-нибудь, а может, и сам дьявол, заглянет к могильщику? Вдруг отыщется наследник двухсот эскудо или хотя бы желающие прибрать их к рукам? А может, придет таинственная Мерседес?

Время от времени Бартоломе отрывался от чтения, прислушивался и опять погружался в книгу. Но вокруг царила самая настоящая кладбищенская тишина.

Санчо приходилось хуже. Он совершенно не знал, чем заняться. Единственное, что ему оставалось, это забавляться картами. Сидя у дверей на грубо сколоченной скамье, Санчо раскладывал пасьянсы.

– Зачем мы здесь дохнем со скуки? – ныл он. – Кому нужен этот старый осел сторож? Его пристукнули только потому, что он попал под руку. Кого вы здесь дождались? Грязного мальчишку? Велика добыча, нечего сказать!

– Заткнись! – коротко бросал ему Бартоломе. – Молчи и слушай!

Впрочем, к вечеру второго дня Бартоломе и самому стало казаться, что он зря потерял время. Но случай часто приходит на помощь отчаявшимся.

Приближающихся шагов они не услышали. Только дверь хижины тихонько скрипнула и осторожно приоткрылась. В комнатку робко и бесшумно вошла девушка. Санчо мгновенно захлопнул за ней дверь и встал у входа. Увидев двух вооруженных людей, она тихо вскрикнула и метнулась к выходу. Но Санчо преградил ей путь. Несколько минут они боролись, точнее девушка звала на помощь и пыталась оттолкнуть Санчо, а он старался зажать ей рот.

– Посмотрите-ка, – воскликнул Санчо, которому, наконец, удалось схватить девушку за руки, – мы ставили сети на ястреба, а попалась голубка!

Действительно, хорошенькая посетительница была очень юной, лет пятнадцати, не больше.

– Отпусти ее, Санчо, – сказал Бартоломе. – Надеюсь, сеньорита не намерена продолжать сражение? Согласитесь, силы слишком неравны.

Девушка наконец оставила свои попытки сдвинуть Санчо с места и повернулась к Бартоломе. Он встал.

– Что вы здесь делаете? – она гордо вскинула голову, изо всех сил стараясь не показать страха. – И что вам от меня надо?

– Во-первых, добрый вечер, сеньорита, – Бартоломе слегка поклонился. – Во-вторых, не пугайтесь и не кричите. Вам ничто не угрожает. И, в-третьих, я вправе задать вам те же самые вопросы.

– Я пленница? – она перевела взгляд на застывшего у дверей Санчо.

– Вы гостья.

– А если я не хочу быть вашей гостьей?

– Но ведь вы к кому-то пришли.

– Не к вам!

– Вы уверены?

Девушка только презрительно фыркнула.

– Сеньорита, если вы ответите мне на парочку пустячных вопросов, я обещаю, что не стану вас задерживать.

– Я никакая не сеньорита! Я просто бедная девушка. И если вы – грабители, которые убили моего бедного дядю, – она кинула выразительный взгляд на пистолеты, – то у меня все равно ничего нет!

– Можно подумать, я вам угрожал! Санчо, возьми пистолеты и выйди вон! Довольны? А теперь я прошу вас, слышите? – прошу – уделить мне четверть часа.

Она промолчала.

– Я не ослышался? Вы сказали, что вы – племянница Педро Рамиреса?

– Да, племянница колдуна! – с вызовом ответила девушка. – Племянница человека, который заключил договор с дьяволом! Теперь вы еще намерены меня удерживать? И не испугаетесь со мной разговаривать?

– Напротив, мне очень нужно с вами поговорить.

Она вопросительно посмотрела на него.

– Скажите, ваше имя – Мерседес?

– С чего вы взяли?

– Какая разница? Итак, зачем вы пришли?..

– Здесь жил мой дядя… Мой любимый дядя… Я хотела увидеть все собственными глазами. То, что я узнала… это так странно, так нелепо. Мой дядя Педро был очень скромным, тихим человеком. Он никому не делал зла. Я никогда не поверю, что он мог пособничать дьяволу.

– Я тоже.

– Что?

– Я тоже не верю, что ваш дядя был приспешником дьявола. Но вел он себя… немного странно.

– Что же в нем было странного?

– Вам известно, чем он занимался?

– Да. Он был сторожем.

– Как безобидно!

– Конечно! И все, что про него сейчас говорят – ужасная клевета!

– Пойдемте.

– Куда?

– Но ведь вы хотели увидеть место преступления собственными глазами.

– Да-да…

Они шли рядом, как добрые знакомые. Девушка, как будто, поняла, что ей действительно никто не угрожает, и успокоилась.

– Может быть, вы все же представитесь, сеньорита? Ведь вы действительно Мерседес?

– Да. Мерседес Миранда.

– Где вы живете?

– На площади Королевы. В доме рядом с таверной. А кто вы?

– Называйте меня доном Бартоломе. Полагаю, для нашего случайного знакомства этого вполне достаточно.

Она молча кивнула.

– Здесь, – Бартоломе остановился перед маленьким свежим холмиком. – Убийца застал его в тот момент, когда он раскапывал могилу.

– Вы хотите сказать: закапывал?

– Нет, Мерседес, я сказал именно то, что хотел сказать.

– Не понимаю…

– Ваш дядя раскапывал могилы, Мерседес. В том числе, могилу вот этого мальчика.

– Вы лжете! – Мерседес отступила на шаг. – Нагло и подло лжете!

– Спросите брата Бенито из соседнего монастыря: он первым обнаружил труп. Расспросите остальных монахов: брат Бенито тотчас же позвал их. Вы знаете, что обнаружили во время обыска в домике вашего дяди? Человеческие черепа и кости. Не могут же все вокруг врать, Мерседес!

– Нет, – покачала головой девушка, – он не мог… И главное, зачем? Зачем?!

– Ему за это платили.

Мерседес внезапно побледнела.

– Я, кажется, поняла, – прошептала она. – Он не хотел, чтобы я приходила к нему… на кладбище. Чаще он бывал у нас с мамой… И приносил деньги… Иногда даже по две-три сотни эскудо… Если б не его поддержка, нам приходилось бы худо… Так неужели… это платье… эти туфли… все, что есть у нас с мамой… куплено на деньги, вырученные от продажи человеческих черепов?!

И горькие-горькие слезы хлынули из глаз Мерседес.

– Если б я только знала, если б я только знала, – всхлипывала она, – я никогда бы не позволила ему ничего подобного!.. Я бы сама стала работать… Нанялась бы служанкой в какой-нибудь богатый дом… Как же я теперь смогу жить на свете?! Ведь если он совершал такое, то только ради меня…

– Во всяком случае, вам не в чем себя упрекать. Вы ничего не знали и не могли знать.

Потрясенной девушке с трудом удалось взять себя в руки.

– Простите меня, пожалуйста, я оказалась такой слабой, – пробормотала она. – Я не хотела…

– Ну что вы! Я вас вполне понимаю.

– Я…могу идти?.. Должно быть, мама меня уже потеряла.

– Да, конечно. Я вас больше не задерживаю. Только будьте осторожны и не ходите одна на кладбище.

– Вы боитесь дьявола? – слабо улыбнулась она.

– Нет, это он должен меня бояться.

– Сам дьявол?

– Сам дьявол.

– Кто же вы такой, сеньор? Неужели и вправду разбойник, которому сам черт не страшен?

– Нет, – горько усмехнулся Бартоломе. – Хуже.

– Разве может быть кто-нибудь хуже разбойника?

– Может, – тихо ответил Бартоломе.

Они вышли за кладбищенскую ограду и тут, у самой стены, заметили скорчившегося человечка. Прямо на траве, уперев в колени острый подбородок, сидел Херонимо. Он не признал в Бартоломе монаха, которого видел два дня назад.

– Сеньор, вам не нужны лягушки? – грустно спросил он.

– Нет, дружок.

– А мыши?

– И мыши тоже.

Мальчик тяжело вздохнул. Видимо, он уже успел оценить все масштабы катастрофы, обрушившейся на него со смертью Старика. Золотая жила, которую он так долго разрабатывал, внезапно истощилась. Всю самоуверенность Херонимо как рукой сняло.

– Еще я умею ловить птиц, – уже без надежды добавил он, – хоть в силки, хоть на клей.

Птицами Бартоломе тоже не заинтересовался.

– Херонимо, – сказала Мерседес, – я поговорю с Антонио Диасом, может быть, он что-нибудь сумеет для тебя сделать.

Мальчик встрепенулся.

– Да, Мерседес, пожалуйста, поговори. Иначе мне нечего будет есть.

Бартоломе тоже насторожился.

– Диас? – переспросил он. – Кто это?

– Это мой жених, – слегка смутившись, ответила девушка.

– Чем он занимается?

– Он моряк.

– А он… был знаком с твоим дядей, Мерседес?

– Они почему-то не любили друг друга, – призналась Мерседес. – Антонио не хотел, чтобы я общалась с могильщиком.

– А дядя?

– Он называл Антонио разбойником, – вздохнула девушка.

– Они ссорились?

– Они видели друг друга очень редко.

– О чем они говорили?

– Не знаю…

– Диас просил вашей руки, Мерседес?

– Да, но у моей мамы, а не у моего дяди.

– Она согласилась?

– Конечно!

– А дядя?

– Он никогда мне не противоречил. Он… он был очень добрым.

– Допустим, – кивнул Бартоломе, – допустим.

– Я могу идти, сеньор?

– Да, сеньорита.

– Можно, я пойду с тобой, Мерседес? – напомнил о себе Херонимо. – Вдруг мы встретим Диаса.

«Похоже, мне тоже придется встретиться с этим Диасом еще раз», – заключил Бартоломе.

* * *

– Тереза Миранда?

– Да, да, святой отец, она самая.

Женщина подобострастно поклонилась. На вид ей было лет сорок. В молодости она, вероятно, была недурна собой, но сейчас раздобрела, расплылась. Пытаясь сохранить остатки привлекательности, она обильно накладывала на лицо белила, румянила щеки, однако ее дряблую, поблекшую кожу уже ничто не могло скрыть.

Прежде чем вызвать ее на допрос, Бартоломе приказал Санчо навести о ней справки, расспросив всех соседей. Как выяснилось, в молодости Тереза зарабатывала на жизнь древнейшей профессий, затем ей удалось выйти замуж за добропорядочного, но уже пожилого горожанина, владельца оружейной лавки. Муж вскоре умер, но Тереза, которая, казалось бы, вновь должна была оказаться в стесненных обстоятельствах, продолжала жить на широкую ногу, несмотря на то, что теперь ей приходилось содержать не только себя, но и дочку, появившуюся на свет уже после смерти супруга. Впрочем, со времени своего замужества ни в каких грехах Тереза замечена не была, и соседи неплохо отзывались о ней.

Тереза стояла, смиренно опустив глаза долу, но роль скромницы никак не вязалась с ее пышным, безвкусным платьем, то ли украшенным, то ли изуродованным многочисленными бантиками и кружевами. Она старалась казаться спокойной, но находившиеся в постоянном движении руки выдавали ее волнение.

– Полагаю, нет нужды объяснять, зачем я вас вызвал, – начал Бартоломе. – История со смертью Педро Рамиреса наделала достаточно шума. Полагаю, вам также известно, что всякий истинный христианин обязан был явиться в трибунал и изложить святой инквизиции все, что он знает об этом темном деле.

– Как же, как же, святой отец, – с готовностью закивала женщина. – Само собой… Все ревностные христиане…

– Тем не менее, – продолжал Бартоломе, не обращая внимания на ее реплики, – вы не соизволили прийти. За вами пришлось послать.

– Так ведь я ж ничего не знаю, – она наконец взглянула в глаза инквизитору. Бартоломе поморщился: ему не понравился кокетливый взгляд стареющей вдовушки. – А то бы я с радостью…

– В каких отношениях вы состояли с Педро Рамиресом?

– Бог мой! Какие отношения?! Да у него последние десять лет не было никаких отношений с женщинами!

«То ли дура, то ли прикидывается», – отметил про себя Бартоломе.

– Я повторяю вопрос: что общего между вами и Педро Рамиресом?

– Ничего, святой отец.

– Ложь! – Бартоломе резко поднялся. – Вы регулярно получали от него деньги, мне это точно известно! За что он платил вам? Отвечайте!

Несмотря на румяна, стало заметно, что Тереза побледнела.

«Она испугалась, она сдастся».

– Ну, так какие же услуги вы оказывали этому колдуну? Помогали ему напускать порчу? Вызывали мор, засуху, наводнения?

– Смилуйтесь, святой отец! – взмолилась Тереза. – Ничего я не вызывала! Я вообще не знала, что он колдун!

– И вы хотите, чтобы я вам поверил, после того как вы только что солгали мне?!

– Я готова присягнуть на Евангелии.

– Много ли значат клятвы сообщницы дьявола!

– Но как… как мне доказать?!

«Ага, готова. Теперь можно перейти к делу».

– Отвечайте! Кем в действительности приходится вам Мерседес? Дочерью?

– Нет.

– Кем же?

– Она вообще мне неродная.

– Кто она?

– Дочь Педро Рамиреса.

– Как она к вам попала?

– Он сам принес ее мне. Когда она была еще совсем крошкой.

– Зачем?

– Он хотел, чтобы я взяла ее на воспитание.

– Почему он обратился именно к вам?

– Ах, святой отец, после смерти мужа мне было так тоскливо, так одиноко. К тому же, оказалось, у моего супруга были долги… Я продала лавку, но вырученных средств мне все равно хватило ненадолго… А я бы не хотела вновь так… как в юности…

– Рамирес давал деньги на воспитание дочери?

– Да, святой отец, хватало и мне, и девочке.

– Кто настоящая мать Мерседес?

– Не знаю. Педро говорил, что она умерла, когда девочке был всего годик.

– Почему он решил отдать дочь вам?

– А разве смог бы он воспитать ее, как подобает? И он не хотел, чтобы малютка видела… гробы… трупы. Ей пришлось бы стыдиться собственного отца.

– Девушка не знает о своем происхождении?

– Нет-нет. Она думала, что Педро – ее дядя. Но она к нему была очень привязана. А он готов был ради нее на все.

– А сейчас, когда отец умер, что с ней станет?

– Не беспокойтесь, святой отец. Она очень красивая, моя Мерседес. Она выйдет замуж.

– За кого?

– О, за очень порядочного молодого человека.

– И кто же он?

– Антонио Диас, владелец небольшого судна. У него неплохо идут дела, он сумеет обеспечить мою маленькую Мерседес.

– Рамирес не возражал против этого брака?

– Кажется, ему не нравился Диас. Но он никогда не разрушил бы счастье своей дочери.

– Дочь моя, а задумывались ли вы хоть раз, откуда у кладбищенского сторожа такие деньги?

– Я не знаю.

– Где Рамирес брал деньги, я спрашиваю?!

– Клянусь, не знаю!

– А имя дон Фернандо де Гевара вам о чем-нибудь говорит?

– Нет. Кто это?

Бартоломе видел, что бедная женщина и так смертельно напугана, но не утерпел и добавил:

– Это еще один колдун. С ним вы тоже не имели никаких отношений?

– Нет, нет, нет! Что вы, святой отец! Да я последний раз встречалась с мужчиной семь лет назад! Это было четырнадцатого апреля, как сейчас помню…

– Довольно! – Бартоломе позвонил в серебряный колокольчик. – Стража!

В зал вошли два дюжих парня.

– Уведите, – кивнул Бартоломе на Терезу.

И тут у запуганной вдовушки окончательно сдали нервы.

– Уведите? – пролепетала она. – Куда? В тюрьму? – и вдруг грузно рухнула перед инквизитором на колени и вцепилась в подол его сутаны.

– Святой отец! – взвыла она. – Ради Бога, не губите! Я ничего, ничего не утаила! Сжальтесь! О, сжальтесь!

– Замолчи, дура, – сказал инквизитор. – Стража, возьмите эту бабу, выбросьте ее на улицу и дайте ей хорошего пинка под зад напоследок!

Стражники весело загоготали и подхватили Терезу под руки с двух сторон.

– С ума можно сойти, – тихонько сказал сам себе Бартоломе, потирая виски. – Трупы… кости… мыши сушеные, черт побери! О, как болит голова! А эта идиотка отчего так вопила? Можно подумать, ее волокли на дыбу! Итак, если я еще способен соображать: картина получается следующая: Педро Рамирес раскапывает могилы, заставляет мальчишку ловить мышей, жаб и лягушек, а потом сбывает всю эту дрянь дону Фернандо де Геваре, а может, и другим любителям падали. Видимо, колдун ему неплохо платит. Деньги нужны старику на содержание дочери… Подумать только, осквернение могил могло служить благородным целям!.. Что же из всего этого следует? Черт возьми, только то, что останкам Педро Рамиреса предстоит поджариться на костре!

– Санчо! – позвал Бартоломе. – Санчо!

Верный слуга явился на зов.

– Возьми эти деньги, – Бартоломе бросил ему мешочек, наполненный серебряными эскудо, – и отнеси их Терезе Миранда. Скажи, что это для Мерседес. Эти средства несчастный отец заработал для нее. Пусть же они попадут по назначению.

Затем Бартоломе достал опись имущества Педро Рамиреса, составленную Федерико Руисом, и аккуратно вычеркнул фразу: «Двести эскудо в кожаном мешочке».

* * *

Инквизитор не видел Каррансу со времени допроса де Гевары. Епископ заперся в своем дворце, никого к себе не допускал, а слуги говорили посетителям, что его преосвященство при смерти. Также ответили и Бартоломе.

– Его преосвященство не принимает, – почтительно, но твердо заявил слуга.

– Почему?

– Он болен.

Бартоломе тихо выругался и хотел уже повернуться и уйти, но задорный оклик остановил его.

– Брат Себастьян!

Инквизитор оглянулся: по парадной лестнице спускалась Кончита. На ней было черное платье с высоким стоячим воротником, оставлявшее открытыми длинную шею и плечи. Высокая, стройная, она выглядела настоящей королевой. Но только выглядела. Ее речь, как уже успел отметить Бартоломе, полностью выдавала страстную, но своенравную и невоспитанную особу. Да, девушка, бесспорно, была красива, но в то же время ей не хватало обаяния и доброты, которые делали таким притягательным облик Долорес. К тому же, Кончита двигалась слишком резко и порывисто.

Она спускалась быстро, пружинистой походкой хищницы, наметившей добычу, и Бартоломе сразу же понял, что на этот раз объект охоты – он сам.

– Неужели мое общество устраивает вас в меньшей степени, чем общество его преосвященства? – спросила она.

Кончита напрашивалась на комплимент, и Бартоломе пришлось сказать, что, само собой, общество прекрасной сеньориты – самое замечательное, что только может быть на этом свете.