Текст книги "Жили-небыли"

Глава 9

Алена скорчилась в углу «ракушки», сжавшись в самый маленький комок, пряча коробку у груди. Она все смотрела на пелену метели, но черных всполохов в ней больше не было видно. Может быть, ее странный сопровождающий сказал правду и его присутствие отгоняет воронов. Пока. В том, что это действительно птицы смерти, сомнений не было: страх, который нахлынул на нее, подобно девятому валу, ни с чем не перепутаешь.

Она скрипнула зубами от злости. Понадобилось же Питеру выдернуть ее из безопасного укрытия, с родного острова Буяна, где ей ничего не грозило! Там она отвыкла думать о смерти, там каждый день был похож на предыдущий. Нужно было просто выполнять свою работу, а потом можно было спокойно возвращаться домой, обнимать Федора, пить чай, дышать полной грудью. Да, Питер прав, все умирают. Наверное, это не могло длиться вечно. Но как же Федор теперь будет, без нее? Ее как ветром сдуло, умчалась не простившись. Больше всего на свете захотелось ей сейчас вернуться в свой уютный деревянный дом, спрятавшийся между соснами и елками: увидеть свет в окне, подняться по пружинящим под ногой ступеням, прижаться к груди мужа. Неужели этого никогда уже больше не будет?

До этого свой дом был у нее только в детстве, как раз в этом самом городе. Потом, после смерти отца, пришлось переезжать, и не раз, и она потеряла счет безликим квартирам, которые отличались только степенью изношенности труб и запахом в подъездах. Но все-таки Темнобор тоже был ей родным. Когда-то она знала здесь множество укромных уголков, и воспоминания прикатывали сейчас к ее ногам, как ласковые морские волны. Вон там, за забором, до сих пор растет старый дуб. Однажды Алена с подружкой решили взобраться на него, чтобы тайком, бесплатно послушать выступление Михаила Боярского. Они пришли за три часа до концерта, ободрали себе и коленки, и локти, но все же взгромоздились на широкую ветку – а потом устали ждать начала, проголодались и измучились от жары, слезли, отправились за мороженым и слушали голос артиста уже безо всяких подвигов, валяясь на траве.

– Все равно оттуда ничего не было видно, – объясняла Светка.

– Ну да, там же крыша…

– И кому нужна эта крыша?

– Ну как же, от дождя…

Они обменивались репликами лениво, не признаваясь друг другу, что им теперь не так и хочется увидеть этот концерт, а затея с деревом была несусветной глупостью. А дождь и правда начался, и Боярский шутил о том, что он-то под крышей, а вот зрители – нет, и призывал предусмотрительных товарищей с зонтиками поделиться ими с соседями. Алена со Светкой убежали пережидать ливень под дуб, а домой пришли все равно мокрые до нитки. Туфли, в которых хлюпала вода, пришлось тащить в руках.

Нет, искать свой старый дом и двор она ни за что не пойдет, это совершенно бесполезно.

– Ну, как у нас с наследием? Что-то вспоминаешь?

Питер появился на краю сцены словно из ниоткуда. Она не знала, где он шлялся, но он вновь стал выглядеть, как мальчишка.

– Ничего не вспоминаю.

– А я слышу. – Он взмахнул рукой. – Отголоски песен…

– Может, ветер завывает.

– Нет… – Он пристально посмотрел на нее. – Ну ладно. Всю ночь тут сидеть будешь?

– Есть идеи получше?

– Конечно. Помчались.

– Куда? И зачем? – безучастно спросила она.

Питер дернул ее за руку.

– По дороге объясню. Давай, уже темнеет.

Короткий зимний день и правда подходил к концу. Вдалеке начали загораться желтым светом редкие фонари, но парк в это время года был похож на игрушки для летних забав, заброшенные до поры до времени подальше на антресоль. У входа на паре елок еще подмигивали елочные гирлянды, детишки катались с ледяной горки, а в глубь забредали только владельцы собак со своими питомцами.

Поглядев на то, как неуклюже Алена ковыляет по сугробам, Питер покачал головой.

– Ох, у тебя проблемы не только с прозрачностью, но и с невесомостью.

– Ну уж извини, нас этому не учили, – огрызнулась она.

Он вновь потянул ее за руку вверх, так, чтобы она встала ногами на переливающуюся «крышу» сугроба.

– Тут стой. А теперь иди. Просто иди по верху. Не проваливаясь. Ну!

После первых неуверенных шагов Алена убедилась, что это возможно, и воспрянула духом.

– А почему мы не летим? – поинтересовалась она.

– Тсс, погоди. Надо понаблюдать.

Они остановились за одной из обычных зимних елок, без гирлянды, и тихонько пробрались в шатер под ее лапами. В желтом свете фонарей блестела горка, дети карабкались наверх по снежным ступеням, волоча за собой разномастные ледянки. Подростки пытались кататься стоя. Мамы малышей сажали их перед собой и с радостным визгом вместе скатывались вниз. Гремела веселая музыка.

– Чего мы ждем? – прошептала Алена.

– Тсс…

Отделившись от толпы, молодая мама в черном пуховике отчитывала сына лет пяти-шести. Он отворачивал голову в красной шапке и махал красными же варежками. До Алены слова не долетали, но Питер, казалось, прислушивался. Потом он кивнул:

– Да. Полетим за ними.

– Зачем?

Мама схватила ребенка за руку и повела к воротам парка. Мальчик шел неохотно, все оборачивался к горке. В зимней одежде он был неповоротлив, как медвежонок, и еле переставлял ноги в тяжелых сапогах.

– Увидишь.

Полупрозрачные и невесомые, как учил Питер (и как надеялась Алена), они последовали за мамой и сыном в подъезд многоквартирного дома неподалеку от парка.

– Не твой двор-то? – как бы ненароком бросил Питер.

– Нет, – с облегчением сказала Алена.

Ее двор был тут поблизости, поэтому ребенком она и проводила в парке немало времени. Но этот дом, к счастью, был новым. Женщина с сыном поднялись на верхний этаж на лифте, а Алена и ее спутник взлетели так, сами. Остановились на лестничной площадке между этажами, чтобы их случайно не увидели в глазок. Площадки были неширокими, но вид свежевыкрашенных стен радовал взор, и посторонних запахов не было.

– Рассказывай теперь, – потребовала Алена. – Время есть. Чего мы ждем?

Питер с ногами устроился на узком подоконнике. Она осталась стоять.

– В первую очередь мы ждем того, что хозяева уснут.

– И вломимся в их квартиру, и обворуем.

Алена знала, что несет ерунду, но продолжала, потому что злилась. Она ничуть не приблизилась к своей дочке, узнала, что ей самой грозит неминуемая смерть, если только Питер перестанет ее сопровождать, а как вернуться к Федору – не выяснила. Коробка с колыбельной вымокла от снега, промочила платье, а у нее не было ни сумки, ни пакета, чтобы не таскать этот кубик в руках. У Питера мешок был, но он так странно отреагировал на вопрос о нем…

– И зачем тебе твой мешок?

– Позже узнаешь!

В этот раз Питер стал меняться на ее глазах, но все равно это произошло незаметно: только что тут сидел босоногий пацаненок, и вот рядом с ней уже уверенный в себе, немногословный мужчина.

– Как ты это делаешь? – не сдержалась она.

– Это? – он улыбнулся. – Это моя природа. Я не могу объяснить. Даже если мог бы, ты бы этому не научилась. Проехали.

Они посидели еще немного в тишине. Алена думала о Федоре: как теперь с ним связаться, увидятся ли они еще. О чем думал ее спутник, не знал никто.

Наконец он поднялся на ноги.

– Ну вот, пора. Давай за мной.

Не дожидаясь ее ответа, он вылетел из подъездного окна – вот так, через стекло, в черный аквариум двора.

Алена выдохнула. Еще утром она отказалась покидать дом через окно, особенно на верхних этажах. С тех пор она немного натренировалась, а еще узнала, что ее жизнь висит на волоске и зависит от того, как долго с нею будет ее переменчивый и ненадежный попутчик. Поэтому ей оставалось только покрепче прижать к себе шкатулку и попробовать – как раньше через зеркало – прорваться насквозь через стекло.

Получилось!

Питер дожидался ее в воздухе неподалеку.

– Молодец, – сдержанно похвалил он. – Делаешь успехи.

Она кивнула, с непривычки запыхавшись.

– Теперь нам туда.

Он ткнул пальцем в один из темных квадратиков.

– Окно? Квартира этой женщины?

– Да. Комната мальчика. Нам к нему.

– Зачем? Он же спит.

– Ну да. Как раз затем.

Питер, вновь без предупреждения, ринулся вперед, только его и видели. Алена состроила гримасу и последовала за ним. Со стеклом проблем не возникло, только чуток запуталась в тюлевой занавеске. Похоже, из нее выходит не такое уж плохое привидение. Она только надеялась, что они не слишком напугают малыша.

Глава 10

Мальчик спал на детской кроватке примерно на уровне глаз взрослого человека. Спал неспокойно, вертелся, мычал и постанывал. Под спальным местом пристроился его рабочий стол, заваленный раскрасками, книгами и рисунками. Ребенок был в комнате один. Тускло горел малозаметный ночник в виде петушка.

– По-моему, никакого света от него, – пробормотала Алена.

Питер отмахнулся. Он неотрывно смотрел на потолок, как будто ждал чего-то.

– Что там? – полюбопытствовала шепотом она.

Потолок как потолок. Трехрожковая люстра, наверное, made in China, как большинство товаров по нынешним временам, и больше ничего. Под ногами приятно было, разнообразия ради, ощутить пушистый ковер. Давно ей не приходилось гулять по коврам, да еще босиком! Алена прошлась по комнате, удивляясь тому, что игрушки расставлены по полкам, словно в магазине. Ее охватила тревога, и она снова попробовала завязать разговор:

– Похоже, паренек очень аккуратный.

– Тсс.

Питер пригнулся к полу и вдруг выставил вверх руку. В то же мгновение прямо на него спикировала – ниоткуда! – огромная черная туша. Наткнувшись на преграду, она тут же зашипела и рассеялась облачками чернильного дыма.

– Ой! Что это бы…

– Тихо!

Питер повернулся к полкам с игрушками и зашарил там. Вскоре он нашел то, что искал, – игрушечную саблю, вроде бы даже гибкую, из материала типа уплотненного поролона. Алена благоразумно прикусила язык, хотя из нее так и готовы были хлынуть вопросы.

Следующая тварь выползла из темного угла за ее спиной. Она подкрадывалась бесшумно, Алена уловила лишь свист сабли и последовавшее за ним шипение, с которым чудовище дематериализовалось.

– Подкроватье отпадает… наверное… – Питер с сомнением посмотрел на письменный стол. – Ох уж эти новомодные мебеля.

Подкроватье… темные углы, из которых выбираются чудища… Неужели он бьется с детскими фантазиями, с ночными кошмарами? Откуда еще они…

Качнулась дверка шифоньера.

– Питер, шкаф!

Вновь промельк сабли и шипение. Алена даже не успела ничего увидеть.

– Три, – с удовлетворением сказал он, сев на ковер. – Можно передохнуть.

Она встала на цыпочки, разглядывая спящего мальчика. Тот затих. Сопел носом, отвернувшись к стенке, ей была видна только темноволосая макушка.

– Спросить можно? – поколебавшись, решилась она.

– Валяй.

– Так ты сражаешься с кошмарами?

– Как видишь.

– И…

– И?

– Ничего.

Как сформулировать этот вопрос? «Ты сражаешься с кошмарами и поэтому отгоняешь от меня смерть? Ты сражаешься с кошмарами – но зачем ты забрал меня из дома, у мужа, и притащил меня сюда? Потому ли, что ты доблестный защитник детей? Ты защищаешь детей – в том числе мою нерожденную дочь? Но мы не ищем ее. И что я делаю здесь? Просто наблюдаю, потому что тебе приходится таскать меня за собой? Или…»

У Питера ни с того ни с сего развязался язык.

– Три – стандартное число. Ну как там в сказках, три головы у какого-нибудь дракона. Змея Горыныча. Часто, но не всегда. Шесть или семь – с этим в сказках определиться не могут. Если у мелкого змея три головы, а у старшего девять, то у среднего шесть. Логично. А если змеев два, то у следующего бывает и семь. Как повезет.

– При чем тут драконы и их головы?

– Да так. Вспомнилось. Ни при чем, на самом деле. Обычно три – и все, но не спеши уходить. Вдруг это тяжелый случай, несмотря на ночник, и…

Послышалось шипение. Питер схватился за саблю, но чудовище не показывалось. Только противный, свистящий звук, наполняющий комнату, как будто водой. Алене показалось, что ее босые ноги, отвыкшие чувствовать тепло или холод, лизнула ледяная волна. Она переступила.

– Мальчик! – воскликнул Питер.

Она вскинула глаза. Подушка теперь выглядела, как контейнер с чем-то наподобие картофельного пюре: голова ребенка стала тонуть в этом вязком, странном веществе, и они перестали слышать его дыхание.

– Тяни!

Питер махал саблей по воздуху около ковра, и ей некогда было разглядывать, кого он там пытается поразить. Невысокий рост не позволял ей взять и вытащить малыша из кровати. Она вступила на лесенку, уцепилась одной рукой за перильца, пристроила коробку на постель и, как было велено, потянула мальчика на себя. Он всхлипнул и ударил ее ногой, но голова его выскочила из зловещего «пюре».

– Тс-с! Не дерись ты!

Трудно было одновременно удерживаться на шаткой лесенке и пытаться вытащить вполне упитанного ребенка, но как догадывалась Алена, ей еще повезло, что она приподнялась повыше от пола. Там, похоже, кипела нешуточная битва. Она едва видела Питера: комнату, как эстрадную сцену в девяностые, заволокли клубы то ли дыма, то ли пара. Чудовища ли приняли такой вид? Или это защитник детей так быстро орудовал своей игрушечной сабелькой, что их воздушные «останки» не успевали рассеиваться?

– Держи! – донесся до нее приглушенный голос Питера.

Вариантов не было, держать ей следовало ребенка. И она держала, хотя мальчик молотил руками и пытался пнуть ее. Что ни говори, есть свои преимущества в том, чтобы не иметь уязвимого материального тела: ей не было больно, но страх проявился снова. На этот раз колючий шар в груди разросся настолько, что будто продырявил ее несуществующую оболочку, и через эти дырки ужас с дымом пополам заползал внутрь, заполняя ее.

Во что они вляпались?

И почему мальчик все время молчит? Теперь он даже не мычит и не стонет. Она поднялась на ступеньку выше и встряхнула его – в ответ получила пяткой по зубам.

– Эй ты, как тебя зовут? – сказала она.

Голос вернулся к ее собственным ушам как будто издалека, с каким-то эхом. Еще одна примочка родом из девяностых, на этот раз звуковая?

В стекло толкнулся порыв зимнего ветра.

– Зовут тебя как, я спрашиваю? Ваня? Петя? Митя? Дыши давай! Просыпайся!

Если это его кошмарные сны, то проснуться – это же лучший выход? Жаль, Питера сейчас не спросишь. Со своей второй ступеньки она уже совсем не видела пола комнаты, только бескрайнее море клубящегося серого пара. Там ли еще ее спутник с его ненадежным оружием?

Она поднялась еще на ступеньку выше, снова бесцеремонно тряхнула малыша.

– Просыпайся давай, кому говорю!

Ничего. Тогда Алена решилась: влезла на его постель и подтащила мальчишку к себе так, что его голова легла ей на грудь. Глаза его были закрыты. Она наклонилась, прислушиваясь к его дыханию. Дышит. Погладила его вихры.

– Проснись, пожалуйста!

Наконец он встрепенулся.

– Мама!

Открыл бездонные глаза, будто узнавая и потом – не узнавая ее.

– Не мама!

– Не мама, не мама, – повторила она успокаивающим тоном. – Я просто мимо… э… проходила, смотрю, а ты плачешь во сне.

– Я не плакал.

– Ну не плакал. Стонал. Проснулся уже?

Он отодвинулся от нее, с подозрением сощурившись. Алена его не винила: она и сама бы настороженно отнеслась к чужой тетке, появившейся без приглашения ночью в ее собственной кровати.

Бросила взгляд на пол. Дым больше не пенился там, как морские волны, но ковер все еще казался белесым, а не темным, как когда они вошли в комнату.

Питера не было видно.

– У тебя ковер какого цвета? Днем?

– Что?

Она вздохнула. Да, странная тетка, если не сказать больше. Попробуем сначала

– Как тебя зовут?

– Меня?

– Тебя.

– Август.

Август? В России? Впрочем, странной особе, появившейся в спальне посреди ночи, она бы тоже не стала представляться. Смышленый парень.

– Как же тебя мама называет? – не удержалась она.

– Так и называет.

– Ну да.

Пора валить отсюда, пока упомянутая мама не проснулась и не вызвала полицию. Алена бы точно вызвала на ее месте. Но куда валить и как, если непонятно, куда делся Питер? Неужели проиграл битву с ночными кошмарами этого вот безобидного создания с торчащими в разные стороны темными волосами и огромными глазищами?

Такого не может быть. Питер говорил, что ему не одна сотня лет. Кем бы он ни был…

Но тут у Алены кольнуло в груди. Когда ее забросило на остров Буян, она повстречала там некое существо, которое показалось ей Летучей Мышью. После первой встречи она больше его не видела и, судя по всему, просто заступила на его место: стала находить на острове заблудшие души и отправлять их туда, куда им следовало прибыть. Что если и тут произошла своеобразная смена караула? Питер проиграл в этой битве – впервые, потому что пришел его час, и ей суждено вместо него отныне сражаться с ночными кошмарами перепуганных детей?

Алена похолодела.

Она совсем не хотела такой судьбы.

Как же Федор?

Как же выстроенный ими дом, теплый и светлый дом на острове Буяне? Шумящие корабельные сосны, рокот прибоя, земляничное варенье, нагретые солнцем доски моста через молочную реку?

Как же вот это вот все без нее?

– А тебя как зовут?

– Что?

– Тебя как зовут? – повторил ребенок.

– Меня зовут Алена.

Глядя в его встревоженное лицо, она не удержалась от цитаты:

– Я тебе снюсь.

Глава 11

Выпустив из рук мальчика, назвавшегося Августом, Алена поспешно подхватила свою посылку.

– Так я не проснулся? – удивился малыш.

– Нет, ты спишь, а я снюсь тебе.

Туман возле пола, кажется, совсем рассеялся. Пора уходить.

– Так это я из одного сна проснулся в другой? – уточнил мальчик.

– Да.

– Как матрешки?

– Вот именно.

У нее тоже получились «матрешки», когда сперва она ушла из обычного мира на Буян, а потом вновь проявилась тут, уже как привидение – или как защитник спящих детей, кто знает. Может, затем ей и вручили коробку с колыбельными, чтобы успокаивать разбуженных младенцев? Надо срочно выяснить, есть ли у нее еще выбор. Она совсем не против, чтобы Питер еще лет сто поисполнял свои обязанности, а ей и на Буяне хорошо.

– А что мне делать?

– Спать ложись. Чтобы проснуться утром нормально, отдохнувшим и веселым. Давай спи.

Алена слезла на пол и внимательно осмотрела ковер. Сабельки нигде не было видно. Она заглянула под стол.

– Кто там? – свесился Август.

– Никого там нет.

И это была правда. Питер как в воду канул.

Алена подошла к окну и отодвинула в сторону занавеску. Желтый, натужный свет фонарей еле-еле раздвигал зимнюю тьму. Как Питер так точно угадал, в какое окно им нужно вломиться? Интересно, что он подслушал в парке?

Она повернулась обратно к мальчику.

– Слушай, а ты катался вчера с мамой с горки в парке?

– Да, – удивленно отозвался он.

– А что тебе мама сказала перед тем, как вы пошли домой?

Он смутился.

– Я не слушался и долго не шел.

– Ага.

– Ну, она сказала, что тех детей, кто не слушается, кто по ночам по улицам ходит, забирает Бука.

Алена невольно улыбнулась. Неужели этого достаточно, чтобы угадать, что ребенка будут терзать ночные кошмары? Или мама систематически запугивает сына, а Питер опытным взглядом это вычислил? Вообще-то со стороны они казались вполне нормальной семьей, да и комната у него была уютная, с множеством игрушек, с альбомами, книжками, раскрасками. Единственное, за что зацепился глаз, так это за небывалый в детской комнате порядок.

– Игрушки сам по местам расставляешь?

– С мамой вместе.

– Вот и молодцы.

Значит, строгая мама: и в доме требует порядка, как в казарме, и поведение к норме приводит при помощи детских страшилок.

Алена плотно прикрыла дверцу одежного шкафа и еще раз оглядела полки с игрушками. Ее внимание привлек маленький деревянный волчок – точно такой был у нее в детстве. Забавно, что их до сих пор выпускают. Может, вытачивают какие-то народные мастера. Она потеряла свой давным-давно. Ей так захотелось подержать его в руках. Волчок был теплым, без росписи, не более чем фигурный кусочек дерева.

– Август, а где вы купили этот волчок? – сказала она, погладив его пальцем.

– А мы его не купили. Я его нашел недавно.

– А я свой потеряла. Точно такой же.

– Может, это твой? – предположил мальчик. – Забирай тогда.

Вряд ли, ой вряд ли, спустя столько лет. Алена давно выросла, а сколько лет по земным меркам провела на Буяне, она и сама не знала. Если бы туда можно было что-то взять с собой… Она еще раз дотронулась до игрушки и убрала руку.

– Спасибо.

– Ну теперь давай, пока. Я буду спать.

– Да, приятных тебе снов, – от души пожелала Алена.

И надо же было, чтобы в эту самую минуту открылась дверь детской!

На пороге стояла мама мальчика в пижаме, заспанная, со встрепанной кудрявой гривой. Ой, наверное, она не поверит в то, что незваная гостья в непонятной белой хламиде привиделась ей во сне! Хотя какое еще логическое объяснение можно этому найти? Зимой, в запертой квартире с заклеенными окнами… Нужно было попробовать разыграть эту карту.

Еще пара шагов, и заветное окно совсем рядом. Опять эта никчемная занавеска!

– Стой! Ты кто? Ты куда? – встревожилась женщина.

Видно, она была из тех, кто не застывает от страха, как соляной столп, а сразу бросается на врага. Не повезло.

– Она мне снится, мам, – сообщил некстати Август.

– Если бы она тебе снилась, я бы ее не видела, – не отрывая глаз от Алены, буркнула мама.

Ее взгляд то спускался к босым ступням гостьи, то вновь поднимался к ее лицу.

– Кривицкая? – наконец сказала она. – Кривицкая?

– Значит, она нам обоим снится, мам, – встрял мальчик. – Раз ты ее знаешь.

– Я ее знаю, – повторила женщина тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Алена тяжело вздохнула. Этого еще не хватало. Напороться на знакомую. Выдать себя теперь за призрака, что ли?

И кто это, в конце концов?

Она пригляделась к непослушной львиной гриве, и воспоминания зашевелились – где-то глубоко, глубоко. Там, куда она так давно не возвращалась.

Школа. Спортсменка-волейболистка, прирожденный лидер, Женька Сычева. Рыжие кудри, прямоугольный подбородок с ямочкой. Она доставила Алене немало неприятных моментов, подговаривая девчонок не дружить с ней! У Алены было столько недостатков: она хорошо училась, не сбегала с уроков (даже если сбегал весь класс), носила очки, не умела реагировать на непристойные шуточки ухажеров одноклассниц: волейболистки встречались с членами школьной футбольной команды. На девичьи издевки она тоже отвечать не умела, чаще всего просто игнорировала их или утыкалась на перемене в книжку, за что слыла занудой и задавакой.

Зануда – ну, возможно, а до задаваки ей было ой как далеко.

– Ты ж вроде умерла, – с отвращением сказала Женька. – Говорили, что утопла. А может, и не утопла. Пропала, короче.

– Ну да, – только и смогла ответить Алена.