Текст книги "В городе Солнца"

– Да, – ответил тот.

– Если тебе будет совсем трудно, возьми этот крест и пойди разыскивать отца Даниила. Его спросишь у батюшки Амвросия. Но путь к затворнику долог и опасен, – отец Даниил улыбнулся. – Так тебе сказал недавно некий странник, на паперти в Ростове?

– Так, батюшка. И еще, он догадался, что я – хакер. И он… Тоже был посвященный.

– Ну… Вот ты к нам и добрался, – и затворник ласково похлопал Генриха по плечу.

Глава 8. Вран, Шнобель, и снова – дома

…Немного погодя, Иоганн со Шнобелем оставили Даниила и Генриха наедине. А сами отправились немного поспать в одной из келий, чтобы с утра двинуться на работу: естественно, прямо отсюда. Шнобель только сейчас, перед сном, переоделся из коротких кожаных штанов и рубашки в свою привычную одежду, захваченную им вместе с чешуёй. Потом он расположился спать на полу, устланном свежими травами, принесенными сверху послушниками монастыря по просьбе отца Даниила. Кролас улегся на единственном здесь топчане, устланном лишь тонким одеялом. В его изголовье поместился Тенгу.

Иоганн заснул почти мгновенно. Хотя, долго еще, сквозь сон или же во сне, воспринимал голос врана. Начавшего, похоже, по его еженощному обыкновению, мелодично вещать…

– Книга Алконоста, страница семьсот девяносто четыре, – сонно начал вран. – …И началась война хакеров, и так, будто и не войной была вовсе, а лишь озорством мальчишек. Началась с незаметных вскрытий секретных документов, считки информации и бесплатных выходов в интернет… Многие нечистоплотные дела самих владельцев интернет-центров списывались на хакеров. И те ожесточились. И действительно начали войну. Нашелся человек, сочувствующий им. Которым оказался молодой гений компьютерных технологий. Он разработал новое направление, создав поколение компьютеров, работающих на совершенно ином принципе. С этих пор, была создана Единая Ложа Хакеров. Выходя в Интернет, на свои компьютеры они перекидывали только нужную информацию, и потом записывали её на кристаллы – Камни. Ими тайно создавалась своя сеть, не связанная со «старым инетом». Её преимущество было в том, что у новой сети не было центра, который можно было бы уничтожить: она не была «паутиной» с пауком. И когда новая, «ловчая» сеть была сформирована, нужная информация, без всякого хлама и мусора, скачена, хакерами была устроена «охота на пауков». «Пауками» они называли провайдеров официального интернета. В результате «Единая ложа хакеров» спалила старую систему при помощи вирусов и других хакерских премудростей. Про существование же новой сети знала только Ложа. И каждый член её должен был обладать знанием ряда определенных приемов для работы на компьютере нового типа. И это знание передавалось теперь только изустно, как своего рода посвящение.

Официальный Интернет погиб, и больше не возобновился. Потом была придумана легенда о том, что его специально закрыли власти. Из-за того, что компьютер вреден для глаз и мозга… Что, впрочем, не исключило дальнейшее единичное использование компьютеров или небольших локальных сетей. Исключительно в офисах, для хранения рабочей и канцелярской документации и так называемых «полезных сведений».

Интернет не был возобновлён по причине начавшихся в это же время экологических катастроф, всемирных бедствий, образования отдельных зон… Связь между которыми была прервана в связи с существованием межзонных аномалий, непроходимых для человека и техники. Любая связь между различными зонами планеты прервалась. Одновременно с разделением Земли на зоны, " «рубанулись» все спутники, теле– и радиосвязь, а на несколько месяцев отключалась работа любых электроприборов.

Причина возникновения зон осталась невыясненной. Поговаривают, что где-то велись исследовательские работы: то ли по изучению магнитного поля земли, то ли по воспроизведению каких-то аномальных явлений, связанных с нарушением пространственно-временного континуума. Также ходили слухи о проведенном испытании нового психотронного оружия. Так или иначе, но о причинах произошедшего не обладал полными знаниями никто. Скорее всего, сыграло роль случайное наложение друг на друга одновременно проводившихся секретных широкомасштабных экспериментов, что повлекло за собой нарушение в глобальном, планетарном масштабе общего баланса сил планеты.

Несколько месяцев тьмы и беззвучия сделали мир неузнаваемым. И теми, кто знал об этом, новом, мире больше всех, стали члены подпольной Единой Ложи Хакеров. Они сохранили умение с помощью одновременного выхода на связь создавать Компьютерное Поле (КП) такого потенциала, что оно преодолевало пределы единичной зоны и давало возможность обмена информацией с соседними. И потому, наибольшей информацией о мире отныне владели хакеры. А степень знаний зависела от статуса хакера в Ложе.

Некоторые официальные власти «зон-городов» (то есть, зон, по очертаниям почти совпадающих с границами какого-либо города и его окрестностей) догадывались о существовании Ложи. Но не считали её настолько, насколько это соответствовало действительности, обладающей чем-то из ряда вон выходящим. Относились просто как к одной из цепочек андеграунда, опасной, но не слишком. А хакеров считали неформалами, любящими таинственность, напускные секреты, особые ритуалы и от скуки общающимися между собой с использованием старых компьютеров – и только в пределах зоны, конечно. Что было порицаемо и антиобщественно, но, тем не менее, заботило власти далеко не в первую очередь. По слухам, хакеры иногда пользовались защитой торговцев, по-видимому, имея с ними время от времени некое деловое партнерство. А вот с торговцами, даже для властей, шутки воистину были плохи. Торговая мафия была реальной опасностью и конкурентом для власть предержащих и анкюлотников. С торговцами власти вели политику невмешательства в дела друг друга.

Так, Единая Ложа Хакеров продолжала подпольно существовать и даже расширять свою сеть.

* * *

Когда Кролас проснулся, он сел на топчане и опустил ноги вниз, и при этом нечаянно коснулся ногой Шнобеля. Тот приподнялся моментально, затем и вовсе вскочил.

– Сколько время? – спросил он сонным голосом.

– Семь пятнадцать, – ответил Кролас, посмотрев на часы.

– Гуд! – ответил Шнобель.

Они оставили пластпакет со снарягой и чешуёй Генриху, на случай, если ему придется вдруг самостоятельно покинуть город. Да и волочиться сейчас с ним в общественном транспорте Шнобель счел не безопасным и подозрительным.

Когда они вышли потихоньку из кельи, то в узком коридоре уже не горели ни электричество, ни свечи. Но темно не было, поскольку кованная железом дверь, ведущая наверх, была теперь открыта; видны были ступени лестницы. Когда они поднялись по ней, то оказались внутри небольшой церкви. Вернее, в её подвальном помещении, где тоже был иконостас и велись службы. Выход наружу вывел их прямо в монастырский дворик, окруженный белеными длинными двухэтажными помещениями с оконцами. Похоже, там, в кельях, жили монахи.

Один из молодых монашков подошел к ним, и без слов указал рукой в направлении ворот, за которыми находились монастырские сады и огороды. Обширное пространство занимали теплицы с прозрачными стенками и крышами из пластстекла. Было видно, что там росли капуста, морковь, редис, огурцы, картофель и другие овощи. Неподалеку виднелся сад фруктовых деревьев. Монашек провел их и по этому саду, где под деревьями росли ягоды, травы и цветы. В конце сада, близ прочной кирпичной стены, бил святой источник. Монашек жестом разрешил им зачерпнуть воды в ладони. Она оказалась чистой и приятной на вкус.

Иоганн подумал, что источник, быть может, был вышедшим на поверхность подземным ручейком. Подобным тому, по которому они шли в глубине подземной пещеры.

Потом Кролас и Шнобель пошли следом за монашком вдоль кирпичного забора, по небольшой дорожке, сбоку от которой, за деревцами, вскоре пошел и другой забор: деревянный. В монастыре разводили, по-видимому, свиней, кур и уток, коз и овец, которых монахи шли теперь кормить и которые блеяли, хрюкали, крякали и кукарекали где-то за оградой.

Далее, другие два монаха подошли к ним, и, не задавая никаких вопросов, так же молча, проводили их до громадных массивных монастырских ворот. Они отодвинули тяжелый засов и выпустили их через небольшую калитку сбоку.

Только, выйдя на улицу, Шнобель, похоже, сориентировался. Но Кроласу этот район города был совершенно не знаком.

– Кажется, мы находимся где-то между Аксайским и Новочеркасским районами города, так как сразу за монастырем – остатки железной дороги. Ей теперь никто не пользуется. Видишь, там, вдали, за небольшими домами – высоченная стена?

– Это… Городская стена?

– Да. Здесь заканчивается город… За стеной – сельский район.

– Трущебы…

– Может быть.

Шнобель повернул в сторону, противоположную железным рельсам. Долгое время они шли мимо зданий коттеджно – дачного типа, пока не вторглись в привычные просторы многоэтажек, шопов, эскалаторов, бусов и метро. Выйдя «к цивилизации», как сказал Шнобель, они вскоре заметили станцию метрополитена. Это была конечная станция одной из веток. После пересадки, через пару станций, Кролас простился со Шнобелем.

– Ну… Мне пора выходить. До будущих времен…

– До будущих времен… Надеюсь, еще встретимся. Бывай! – отозвался Шнобель.

Он ехал к «Сковороде», где была его квартира. Не к Ансельму. Чтобы не подставлять. А Иоганн направился домой. И вран, никем из прохожих не замечаемый, сидел у него на плече. До его работы ещё оставалось немного времени.

У подъезда своего дома Кролас с разбега налетел на гнусную фосфоресцирующую урну, забитую пластпакетами с мусором. Другой прохожий только что пнул её, отпихнув подальше со своей дороги. Урна лихо подъехала к Иоганну по скользкому тротуару, только что промытому дворниками с порошком, до зеркального блеска. Кролас чуть было не растянулся, вписавшись в урну, и, долго балансируя на скользкой поверхности, с трудом удержался на ногах.

«Блин! Эти заморочки с урной становятся традицией», – подумал он.

А вот и подъезд, до боли знакомый. Ему показалось, что он не был здесь, по крайней мере, с неделю. Ещё миг – и он вдыхал родной запах наркосигарет, кошачьей мочи и почему-то ромашки-4… Вдыхал даже с удовольствием.

«Я наконец-то дома, чёрт побери!» – подумал Иоганн.

Войдя в скоростной лифт и нажав этаж 17 надземного сектора 2, он расплылся в блаженной улыбке идиота, радующегося возможности минутного отдыха. Дома Иоганн разделся, запихнув одежду в стиркомбайн «Мамонт», а своё тело в рейнрум.

А после, он накормил себя и врана шопснабом со вкусом клубники и сливок. Что, впрочем, не вызвало у птицы восторга.

– Не люблю сур-рогаты!» – отреагировал вран мрачно.

Кролас пообещал купить ему шокпасту. И собирался, уже облачившись в свежеотстиранную и проглаженную «Мамонтом» одежду, двигать мослы в редакцию, как вдруг сработал телекс. Звонила Зинка.

– Наконец-то ты удосужился домой вернуться! А то сплошное «абонент недоступен…» Или ты просто нажал спецом в телексе кнопку «отсутствую»? – весело защебетала она. Зинка потягивала свой очередной утренний «полезный», по её обычному заявлению, коктейль, совершенно омерзительного вида. И закусывала его пророщенной пшеницей. Сейчас коллега Кроласа, по её понятиям, была одета строго официально. Она была ярко-зеленого цвета (в смысле волос), с бледно-перламутровой кожей и в черном строгом платье. Которое, впрочем, полностью обнажало груди, оставляя в их области только легкую сеточку. Сбоку в прическу Зинка вставила три павлиньих пера.

Иоганн сообщил игриво, что, действительно, весь вечер и даже ночь отсутствовал по причинам личного соображения.

– Нужно же мужчине отдохнуть, хоть в свой выходной день! – поспешил он оправдаться.

– Кобель! – констатировала Зинка с легкой ужимкой. Потом, после паузы, спросила:

– Помнишь ли ты, что сегодня – небольшой и скромный юбилей нашей дорогой редакции? Между прочим, на него приглашены именитые гости и даже кто-то из Отцов Города. Ну, а уж мы, журналисты, должны присутствовать в обязательном порядке.

– Ой, ёй! – Кролас провел ладонью по лицу, сверху вниз.

– Не рад? А нам, между прочим, подарки дарить будут. И угощение – бесплатно.

– Бесплатным бывает лишь сыр в мышеловке. И где будет этот праздничек? Когда начало?

– В кафе «Юбилей». В десять.

– Спасибки, Зинчик!

Она ухмыльнулась. Кролас потихоньку осел в армчеар и достал из подлокотника пачку «Вечернего Ростова». Затем, мило пообщавшись с Зинкой на тему нескольких редакционных свежих сплетен, он спросил:

– Я выгляжу достаточно прилично для кафе?

– Гм… Как тебе сказать? Цвет лица – зеленоватый, подглазники на полфейса… Щетина приличная. Но, для журналиста вид вполне сносен, если сделаешь морду тяпочкой. Да, и ещё: не вздумай круто одеться – станут меньше платить. Господа сверху не любят, когда люди нашего ранга имеют собственное мнение, но могут простить. А вот, когда они одеваются, как «люди»… Это – не положено. Блистать можно только на котурнах. Ну… исключение иногда делается. Но, только для эффектных молодых журналисточек, нередко имеющих знатных спонсоров (при этих словах Зинка состроила глазки).

– Шуточки у тебя… Так, что: повседневные джинсы и журналистский жилет сойдут?

– Ага. Твой жилет прокатит. С большущими такими карманами. Бутерброды в них прятать про запас… Жду у входа, в десять! – после этих советов, она эффектно пропала с экрана телекса, послав Иоганну воздушный поцелуй и оставив на экране свои губы крупным планом.

Через пару минут Кролас набрал Дорга.

Драгомирушка всплыл на экране телекса, мягко говоря, в помятом состоянии и весьма расстроенных чувствах. На звонок он отреагировал мрачно: решил, что Кролас собирается над ним сочувствующе издеваться, после его-то похождений в «Душистой акации». Но Иоганн просто сообщил Доргу о надвигающемся на них юбилее. Тот о нем, по всей видимости, тоже забыл напрочь, поскольку тут же выскочил из армчеара, взвившись над ним как ужаленный.

– Благодарю, друже! – отсалютовал он. – Давай встретимся минут через двадцать около метро «Юбилейная», я разом постараюсь привести себя в состояние зеленого огурчика с помощью кока-колы – она хорошо снимает похмелье посредством детальнейшей переработки всего, что попало в организм. Постараюсь кратчайше достигнуть благолепия в мыслях. Вместе появимся, друже, перед взором нашего шефа. Дабы не пилил он нас поодиночке в темную, а меня не доставал в особенности, в связи с последней моей провинностью. В общем, если полез в кузов – назовись груздем, – Дорг неопределенно манул пухлой ручкой напоследок и смазался с экрана, оставив заставкой Ростовский Собор.

Кролас и сам был не против заявиться на юбилей не один, а в компании с Доргом и Зинкой. «Так будет более похоже, что мы всё ближайшее время трепетно ожидали сего великого дня… А слегка припозднились лишь в связи с волнениями и ожиданиями встречи. В общем, ввалимся на сабантуй любезным сердцу альянсом», – подумал он и спросил врана:

– Ты хочешь пойти со мной или останешься дома?

– Пойду, – ответил вран, посматривая лукаво. – Только, надоело в кар-рмане. Я пр-росто постар-раюсь быть невидим. Буду сидеть, застыв на твоем левом плече. А ты кидай мне туда жр-рачку. Я поймаю. Хотя и буду невидим и нем, как р-рыба. Не буду ни на что р-реагир-ровать. Люди будут р-разные. Это опасно. Кр-роме того, у меня непр-риятная новость.

– Какая?

– Ночью, когда мы ходили по пещер-рам, я воспользовался отсутствием под землёй блокир-ровки и нащупал «усики» Тар-раканова. Он интер-ресуется именно Линдой.

– Какой блокировки? Какого Тар-раканова? – спросил Иоганн, от неожиданности выговорив фамилию с интонацией врана.

– Того самого. Котор-рый р-раньше провер-рял твои файлы. В чер-репной кор-робке. Он – пр-рофессор института нейр-ролингвистического пр-рограммирования… Твоя статья, что вышла вчер-ра, смешала кар-рты сер-рым. Они любят оставаться в тени. А тепер-рь у подъезда Линды – сотни поклонников. И р-ребята из торговцев, подосланные её дядей, тоже бдят неусыпно. И потому, Линда для серых стала недоступна. Но ей интер-ресуется ещё и Тар-раканов. А он – очень хитр-рый фрукт. Заинтересовался он и Линдой, и всеми, кто с ней знаком. Тар-раканов может пр-ровернуть, если уже не пр-ровернул, какую-нибудь гадость.

– Зачем ему Линда?

– Тр-рудно сказать. Он псих. Хочет властвовать умами. Остер-регайся. На юбилее, возможно, будут его люди. Или – он сам, – ответил вран. – Тар-раканов знает, что ты встр-речался с Линдой. Пр-рочел интер-рвью в газете, скорее всего.

Глава 9. Юбилей и информтека

Кролас спускался на эскалаторе к станции метро «Юбилейная», и всю краткую дорогу думал о словах врана. Его новый странный друг, несомненно, знал о городе гораздо больше, чем он сам. «Кто эти серые? Толком, кроме страшилок и городских легенд, я о них ничего не знаю. И что за Тараканов, чем занимается его институт? И связан ли он серыми?» Не долго думая, Кролас решил довериться во всем врану. Его указаниям. Тенгу как бы стал уже частью него самого… Его советчиком и другом.

У метро «Юбилейная» стоял принаряженный Дорг, тщательно нафабренный. «Эк нарумянился… Как девушка, в поисках вечерних приключений выходящая на Садовую… В случае Дорга, дабы некоторые синеватости в области лица были не так заметны, – констатировал Иоганн. – А ещё, парфюм ему потребовался… Чтобы заглушить стойкий запах сивухи. И, по всей осязаемости, Дорогуша вылил на себя целый флакон «Цветочных ароматов Ростова».

Они поздоровались, и непривычно немногословный Дорг потащил коллегу к «Юбилею». У подножия лестницы кафе, он остановился и слегка замялся.

– Пойдем, друже, вкусим! – промямлил он, наконец. – Впрочем, бесплатно бывает только уксус на халяву.

Дорг любил, как он выражался, «русские поговорки – кладезь мудрости». Вставлял их к месту и не очень. И при этом всегда важно поднимал вверх указательный палец. Сейчас он так и застыл с этим, поднятым вверх, пальцем, едва докончив фразу. Поскольку увидел, что у дверей заведения, инкрустированных металлическими фрагментами по дереву, наверху лестницы из разноцветного пластбетона в позе манекенщицы торчала Зинка. В том самом платье с сеточкой, которое уже успел оценить Кролас, общаясь с коллегой по телексу.

Зинка теперь маячила рядом с профоргом, Ангелиной Дмитриевной Аграфёновой, дамой с круглой рябой физиономией и в декольтированном платье болотно-зеленого цвета. Сбоку к ним только что пристроился долговязый Семён, обозреватель спортивных новостей.

Кролас и Дорг присоединились к этой группке, а вскоре после них подошла и вульгарная, ярко накрашенная дама, обозревающая всякие постельные гадости в рубрике «Скандалы». Иоганн мысленно называл её просто «жаба». Но кто-то из её высокомудрых родителей соизволил назвать дочь Клеопатрой.

Клеопатра, как только поздоровалась со всеми, безбожно и неприкрыто закурила какую-то совершенно бронебойную гадость

«Кажется, наркосигареты «Санкайф», – с отвращением унюхал Кролас.

– Клёпушка! Ты сегодня просто неотразима! – подольстился к «жабе» Дорг, беря её под руку. Та недовольно фыркнула и хотела отстраниться, но Дорг игриво добавил:

– Чего от меня нос воротишь? Думаешь, я нынче не в чести? А кто ещё сейчас претендует на роль твоего кавалера? Ау! Так-то. На безрыбье и рак – щука! Дареному коту в мешке в зубы не смотрят! (Дорг снова щегольнул знанием русских поговорок).

– Просто ты, наверное, нынче у Пузалова – персона нон грата, – хихикнула Клепушка.

– Да, для меня настала последняя задница. Но – ненадолго. Я так полагаю. Пузалов – мужик строгий, но отходчивый. На дураков камень за пазухой долго не держит, иначе работать было бы некому. Так что – не бойсь! А под ручку тебе со мной пройтись – совсем ничем не грозит. Это же не на службе – а в праздник. В праздник всяк проказник!

Кролас приволочился к Зинке, Семен – к Ангелине, а Дорг – к Клёпушке, и все таким дружным составом ввалились в кафе. Внутри большая часть «своих» уже давно слонялась по вестибюлю.

Иоганн пошел в пуб, чтобы не сильно мозолить глаза коллегам. Там тихо отвисал, читая прессу, еще один газетный кадр – научный обозреватель Зосима Старов. Зосима, мрачноватого вида черноволосый парень, чуть постарше Кроласа, с большеватым красным носом, крупными, будто рубленными топором, руками и ногами и въедливыми красными глазками, уставился на Иоганна с подозрением.

«Думает, я сейчас начну его убеждать, что не стоит отлынивать от коллектива», – подумал Иоганн. Затем предложил коллеге сигарету, вытащив её из пачки «Вечернего Ростова», прихваченной из дома. Тогда Зосима расслабился, и они обменялись несколькими газетными сплетнями.

«Однако… Вчерашний номер «нашей», – заметил Кролас среди газет, что читал Зосима. Он попросил её посмотреть и убедился, что статья про Линду вышла. Уловив его скользящий взгляд, Зосима улыбнулся:

– Корней наш весьма рад был твоему репортажу, довольно плямкал и потирал брюшко. Утерли мы нос «Калейдоскопу». Наш рейтинг теперь взлетел на несколько пунктов, и мы будем самыми читаемыми как минимум месяц!

Кролас изобразил на лице радость. И вспомнил о том, чего на деле ему всё это стоило. Докурив каждый свою сигаретку, они переглянулись.

– Наверное… Пора вылезать к народу. Шеф сейчас по головам нас начнет пересчитывать, не филонит ли кто, – улыбнулся Старов.

Они одновременно вывалились в вестибюль.

А народ всё прибывал. И к удивлению Кроласа, новыми прибывшими были те лица, которых он в пределах редакции никогда не встречал. «Гости, надо полагать, – внутренне усмехнулся он. – То есть те, кто намеревался откушать бесплатный сладкий уксус и сытный на халяву шопснаб, как любит говаривать Дорг». А еще, были так называемые представители культуры: несколько третьесортных, никому не известных, певцов, чтец-декламатор и балерина.

Объявился, наконец, и Корней Пузалов, пригласивший всех в банкетный зал.

«О, да здесь уже и наши старшие братья – телевизионщики; приготовились к съемке… А на длинном банкетном столе гордо красуется большой торт с кремовыми цветочками. Готовы к употреблению также и дольки лимонов и апельсинов в вазах, а ещё – курлапы под майонезом и ветчина с горошком. Да и бутылки водяры и шампуни выстроились в два почетных ряда, будто собираясь нести караул, – констатировал Кролас. – В общем, недурно»…

Народ возрадовался и оживился. Все проворненько стали занимать места за столом, стараясь сесть поближе к середине, где был торт.

Когда же, наконец, все расселись, Корней Пузалов, окинув взглядом, и, скорее всего, мысленно пересчитав подчиненных, весело и торжественно объявил:

– Господа! Нас должны поздравить представители власти. Мы ожидаем их прибытия с минуты на минуту. Они и откроют наш торжественный банкет.

Пришлось довольно долго ждать этого счастливого момента. После которого, наконец, можно будет вонзить вилку в вожделенную ветчину.

Наконец, в белой тоге и на котурнах (в высокой самодвижущейся обуви на дистанционном управлении) появился некто из Отцов Города. Пузалов величал анкюлотника «наш дорогой Пал Палыч». Тот, испытывая терпение и слюноотделение присутствующих, произнес длинную, витиеватую, в четыре загиба речь… О прелестях «нашего дорогого города», заботе о нем властей, процветании культуры и о достоинствах данной газеты. В конце, конечно, «разрешите поздравить»… И вручил Корнею «от имени жителей города» подарочную огромную вазу в форме петуха.

После этого, все дружно зааплодировали. А после бурных оваций, наконец, вонзили вилки туда, куда каждый из них давно вознамеривался вонзить. И давно уже прицелился в весьма конкретный кусочек. Затем полетели к потолку пробки шампанского, заливающего стол. А по проходу, между столом и зашоренными пасторальными пейзажами в стиле восемнадцатого века окнами, забегала балерина, выделывая какие-то странные замысловатые «па».

Кролас, как и все присутствующие, не терял возможности подзакусить. Вдобавок, он то и дело отправлял закуску также и через левое плечо. Где она благополучно исчезала, прямо в полете. Бесследно, не долетев и до плеча, исчезли и кусочки шоколадного торта с занесенной мимо рта ложки.

Когда принесли прохладительные напитки, объявили и начало танцев. Иоганна тут же сорвала с места и бесцеремонно утащила Зинка Исламбекова, сходу бухнув:

– Ведьма чертова! Стерва!

– Да – кто? – ошарашенно спросил тот, хотя и не желал вникать в какие-то женские разборки.

– Да эта чертова грымза Клёпушка, тварь сволочная! Сказала шефу, что я вчера опоздала на работу! Сама пришла еще позже меня, плакалась мне в жилетку про бросившего её любовника – и вот тебе здрасьте! Откуда и пронюхала – не знаю! – плакалась Зинка.

Иоганн утешал слегка принявшую лишнего Зинку, как только мог.

– Клёпа – страшная как атомная война, а ты – прелесть, за это она и ест тебя поедом. Успокойся, выпей водички, – он подвел её к одинокому крайнему столику в углу и усадил. Потом сбегал и выпросил у молоденькой секретарши шефа Беатриссы успокаивающую таблетку, дал её Зинке. После чего, снова позвал потанцевать и передал на следующий танец Доргу. После этого, сам Кролас отправился к тому же интимному уголку с одиноким столиком, прихватив по пути тарелку с апельсинами и бутылочку тархуна.

Зашоренные окна затемнили, создав уютный полумрак, и на стенах проступили стереокартины, в которые вплеталась цветомузыка, создавая довольно-таки завораживающий эффект. Всё искрилось и переливалось, абсолютно лишая возможности думать и осознавать реальность происходящего. Приглашенные певцы, время от времени перебиваемые сопутствующим им декламатором, наяривали что-то про любовь, про весну и про родной город, в котором весело всегда. Иногда и кто-нибудь из гостей подходил к микрофону и изливал в него свои поздравления и благодарность за этот замечательный праздник. Дорг тем временем уже изрядно набрался и танцевал после Зинки со всеми дамами без разбору, знакомыми и нет. Корней Пузалов тихо беседовал на брудершафт с бутылкой водки, тупо уставившись в салат. А Зосима Старов, неожиданно прытко подпрыгивая на поворотах, самозабвенно танцевал с балериной.

– Здравствуйте! Можно присесть? – Кролас, расслабляясь и созерцая апельсины, вздрогнул, неожиданно услыхав прямо над ухом вкрадчивый голос.

– Да, конечно, – ответил он машинально. Поворачивая одновременно с ответом голову, он увидел человека в мешковатом сером костюме из мягкой ткани, чей облик, ничем не примечательный, почему-то заставил его напрячься. Быть может, было в его лице нечто неприятное и даже неестественное, а глазки, не останавливаясь на собеседнике, постоянно бегали из стороны в сторону.

Незнакомец присел на стул напротив Иоганна.

– Вы – талантливый журналист, один из тех, кого наградили премиальными в честь юбилея, – он не спрашивал, а констатировал факт. О котором, кстати говоря, сам Кролас пока ещё не имел представления.

Иоганн внимательно посмотрел на внезапного собеседника, но тот отвел взгляд в сторону. Затем, выждав паузу, спросил:

– Вы писали о Линде… И будете продолжать писать на эту тему?

– Не знаю, – ответил Кролас как можно небрежней.

– Это было бы для вас в дальнейшем весьма затруднительным. И я бы порекомендовал вам сменить тему, хотя некогда она и явилась, как мы знаем, для вас весьма благодатной. Забудьте о ней. Я также хочу сообщить, что сегодня Линда решила немного подлечиться и обследоваться в Институте Нейролингвистического Программирования. И потому, впредь с ней можно будет встретиться лишь на специальных аудиенциях для прессы… Если она вознамерится их устраивать. И только, с позволения её лечащего врача, разумеется… Не думаю, что вам, как представителю прессы, будет логичным писать о… Не совсем нормальной девушке, – заканчивая монолог, этот скользкий тип слегка приподнялся.

У Кроласа с трудом хватило терпения развязным журналистским тоном поблагодарить эту наглую сволочь за предоставленную информацию. И даже спросить с усмешкой, сильно ли у девочки сдали нервы на почве поэзии.

– Да, у бедняжки кризис. И врачам предстоит довольно сложная работа, – вкрадчиво ответил этот гад, откланиваясь. Похоже, растворившись среди присутствующих, он потихоньку и вовсе покинул зал.

Кролас еще немного посидел в сторонке, а потом поднялся и присоединился к толпе танцующих. Шел быстрый танец, и все выплясывали, став в кружок, кто во что горазд. Иоганн отыскал глазами Зосиму Старова, который лихо отплясывал довольно сложный танец, выстукивая каблуками паркет. Вместе с ним, синхронно, стараясь попадать в такт, танцевала молоденькая ритзи Верочка. Улучив минуту, Кролас подтанцевал к Зосиме и спросил, знает ли тот типа в сером костюме, который сегодня присутствовал на вечере.

– Кого-кого? – переспросил Зосима.

– Ну… Анкюлотника, наверное… Не знаком ли ты с ним, он, вроде, с медиками связан. С наукой. А ты ведь пишешь и по научной части тоже. Когда она бывает востребована.

Зосима, хотя и был сильно пьян, наконец, понял, о ком именно спрашивал Кролас.

– Это – весьма колючий тип. Он всегда давал мне интервью вместо профессора Тараканова, зав институтом нейролингвистического программирования. Самого профессора никто из пишущей братии никогда и в глаза не видел. А этот тип работает секретарем в ИНЛП, зовут Карл Уваров… А что?

– Имел с ним неожиданную беседу по его инициативе, – промямлил Иоганн.

– Свят, свят, свят! Остерегайся его компании! Такие, как он, нередко всех хотят вылечить! В особенности, тех, кто им наступает на хвост, – бросил ему Зосима. И после этих слов, снова поскакал кружиться в танце с Веркой.

Через некоторое время, всё было уже выпито и съедено. И самые проворные гости тут же стали потихоньку рассасываться. Покинул зал даже сам шеф, Корней Пузалов. Вскоре, останутся только ритзи да самые зеленые репортеры.

Кролас тоже покинул кафе «Юбилейное». С чувством неприятного осадка внутри.

«Некое неуловимое ощущение потери… Что со мной? Да, нечто странное есть в ситуации с Линдой. И в этом обращении ко мне Карла Уварова… Он предостерегал? Или, даже намекал на угрозу? – размышлял он. – Стоп! Любое лечение предполагает сроки… Но Карл Уваров вел себя так, будто он и его сообщники просто похитили Линду, и похитили её навсегда… Интересно, она и правда была согласна отправиться к ним в институт? Раньше она никогда не испытывала желания полечить нервы, с ними было всё в полном порядке, насколько я знаю».

Чтобы немного привести в порядок мозги и чувства, Иоганн решил слегка прогуляться в центральном городском парке. Здесь было, конечно, не столь шикарно, как на Парамонах. Ни тебе специального купола установок, устраняющих чрезмерное количество солнечных лучей и несносную жару, ни тебе буйства натуральной растительности. Здесь большинство деревьев было из пластика. Только, то тут, то там встречались натуральные экземпляры клещевины, которые разрослись как небольшие деревца, а также кактусы и юкка. Сейчас здесь также была выставлена время от времени обновляющаяся экспозиция цветов и экзотических растений в кадках, которые постоянно заменялись новыми, как только они начинали сохнуть. Во времена пылевых бурь летом или очень сильных и, конечно, бесснежных морозов зимой, часто бушующих в Ростове, эти растения не выживали. И потому, их по возможности заранее уносили в закрытые теплицы.