Текст книги "Политическая психология. Психосемантический подход"

Многомерный рейтинг политических лидеров на материале казахстанской выборки

Оценка популярности тех или иных политических деятелей – рейтинг – типичная процедура, используемая в социологии для получения “обратной связи” о росте или падении авторитета политического лидера, одобрения населением проводимого им курса или предсказания его шансов на успех при проведении выборов. Как форма обратной связи, обращенной к общественному мнению, оценка рейтинга является своего рода микрореферендумом на вотум доверия со стороны общества и атрибутом, принадлежностью демократического устройства государства.

При этом социолог или социальный психолог призваны зафиксировать состояние общественного сознания и обнародовать его, не исказив собственными пристрастиями.

В старину гонец, сообщавший правителям о радостном событии, осыпался дарами, приносивший же дурные вести мог не снести головы. Этот феномен дологического мышления, путающегося в причинно-следственных связях и не рефлексирующего слова и дела, имеет рецидивы и в дне сегодняшнем.

Даже в наше просвещенное время редактор одного из популярнейших периодических изданий был подвергнут остракизму за “плохой” результат рейтинга политических деятелей, как будто не статистика призвана отражать действительность, а последняя должна подстраиваться под нее. Так что “не стреляйте, пожалуйста, в социолога”, он, как акын, поет о том, что видит.

Однако социологической процедуре рейтинга присущ конструктивный недостаток, связанный с недифференцированностью оценки привлекательности лидера, незаданностью оснований, по которым происходила оценка.

В этом плане более информативными, но и более трудоемкими являются процедуры психосемантики, позволяющие не только проводить многомерное шкалирование, но и выделять личностные конструкты – категориальные структуры политического сознания, присущие некоей социальной группе или этносу. Личностные конструкты характеризуют семантику индивидуального или группового политического сознания и отражают присущие этим субъектам формы категоризации, субъективную синонимию и антонимию.

Например, для одного сознания “рынок” – синоним “демократии” в экономике и альтернативен командно-административным методам, а для другого – это синоним “спекуляции и коррупции” и противостоит плановой экономике.

В настоящем исследовании проведен многомерный рейтинг, анализирующий имидж ряда ведущих политических деятелей СНГ, а также политиков Казахстана (учитывая круг информированности российской аудитории, по некоторым из них мы приводим краткую справку):

М. С. Горбачев — экс-президент СССР.

Б. Н. Ельцин — президент России.

Н. А. Назарбаев (Кабак, 1991; Ольшанский, 1992) – президент республики Казахстан, претендент на пост президента. С момента избрания первым секретарем Компартии Казахстана в июне 1989 г. начал проводить курс, ориентированный на экономическую реформу при сохранении значительной роли государственного регулирования. В конце 1991 г. он специальным указом реабилитировал участников национальных волнений декабря 1986 г. Ключевыми лозунгами его предвыборной программы на всенародных выборах на пост президента Казахстана являются создание демократического правового государства и консолидация различных политических сил. Важное место отводится поддержанию стабильности в межнациональных отношениях. Назарбаев – прагматик-технократ, сторонник сильной государственной власти, под контролем которой происходит постепенный переход к рынку.

С. А. Терещенко — премьер-министр Казахстана, назначен на этот пост 16 октября 1991 г. постановлением Верховного Совета Казахстана. Терещенко является сторонником активной регулирующей роли государства в условиях перехода к рынку. Стремится “стабилизировать ситуацию” в промышленном производстве, широко используя “различные рычаги”, в том числе и административные, установив жесткий контроль за незамедлительным оформлением договоров, поставками по номенклатуре госзаказа, усилив контроль за движением валютных средств предприятий, оказывая содействие в разукрупнении убыточных и неперспективных предприятий и т. д. В то же время “решительные действия” старается подкреплять “экономическими регуляторами”: госзаказом, заменившим директивное планирование, более гибкой налоговой политикой, снятием ограничений на рост заработной платы, сокращением бюджетных дотаций и др. Терещенко выступает за создание системы соподчиненных органов сильной исполнительной власти на всех уровнях государственного управления. По политическим вопросам полностью поддерживает линию Назарбаева.

А. Акаев — президент республики Кыргызстан (до этого президент Киргизской академии наук), избранный на этот пост в ноябре 1990 г. Верховным Советом Киргизии. Спустя год его избрание было подтверждено в результате всенародного референдума. Пользуется поддержкой Демократического движения “Кыргызстан”. Проводя экономические и политические реформы, стремится к сохранению стабильности в республике и равновесию в расстановке политических сил. Решительное поведение Акаева во время путча (август 1991 г.) обеспечило ему победу над консерваторами. В октябре 1991 г. Акаев добился принятия в парламенте формулировки закона о том, что земля в Киргизии принадлежит всему народу, а не только этническим киргизам. Акаев считается сторонником демократических форм правления, однако полагает, что переход от испытывающей крах экономики тоталитарного государства невозможен без сильной государственной власти, и с конца 1991 года неуклонно проводит курс на ее усиление. Принятый Верховным Советом в конце 1991 г. закон “О правительстве Республики Кыргызстан” расширил властные полномочия президента, возглавившего правительство и получившего возможность назначать по согласованию с Верховным Советом премьер-министра, вице-премьер-министров, руководителей министерств и ведомств республики.

И. Каримов — президент республики Узбекистан, избранный в марте 1990 г, проводя курс на национализацию государства и экономические реформы, опирается на представителей регионов, не имевших ранее веса, широко практикует предоставление творческой интеллигенции мест в государственном аппарате. С осени 1989 г. запретил проведение демонстраций. Политические партии в республике подвергаются преследованиям. Решая экономические проблемы, Каримов ввел систему купонов и жесткие таможенные барьеры (в 1991 г. на некоторое время был даже запрещен вывоз продуктов питания из республики). После ферганских событий передал в пользование граждан земельные участки под застройку и огороды, чем сгладил жилищную и продовольственную проблемы. После августа 1991 г. Компартия Узбекистана была переименована в Народно-демократическую партию Узбекистана, а Каримов был избран председателем партии.

О. Сулейменов — сопредседатель движения “Невада – Семипалатинск”, сопредседатель партии Народный Конгресс Казахстана, известный поэт, писатель, народный депутат. Был популярен в республике еще со времен застоя как автор запрещенных книг и организатор первого в Казахстане оппозиционного движения. Занимает последовательно интернациональную позицию. Активно занимается внешней политикой.

М. Шаханов — сопредседатель партии Народный Конгресс Казахстана, писатель и депутат, главный редактор молодежного литературного журнала “Жолын”, председатель общественного экологического комитета, существующего с 1988 г. и стоящего в умеренной оппозиции к властям. Шаханов также является сопредседателем парламентского комитета по событиям в Алма-Ате в декабре 1986 года.

М. Исиналиев — лидер движения “Азат”, бывший министр иностранных дел. Этот занимаемый ранее высокий пост, преклонные лета и традиционное почитание казахами старших по возрасту и положению обеспечивают ему доверие и уважение среди сторонников национально-демократического движения, в котором значительно преобладают люди казахской национальности. В движении Исиналиев выражает наиболее умеренные взгляды.

Х. Кожахметов — лидер национально-демократической партии “Желтоксан”, литературный критик и композитор. За политическую деятельность осуждался в 1977 г. (как создатель молодежной организации), а также на четыре года после декабрьских событий 1986 г. В январе 1990 г, будучи одним из активистов инициативного неформального общественного комитета, участвовал в создании партии, которая впоследствии окончательно оформилась как социал-демократическая. Будучи недовольным отсутствием в ее программе четко выраженных национальных ориентаций, преобразовал существовавшее ранее общество “Желтоксан” в политическую партию, став в дальнейшем ее единственным лидером. В связи с принятием закона о выборах президента был выдвинут своей партией кандидатом на этот пост и оказался единственным альтернативным кандидатом, однако не смог набрать необходимого числа подписей.

Исследование проводилось в конце ноября 1991 г. накануне первых в истории Казахстана прямых президентских выборов.

Участниками опроса, осуществлявшегося по районированному принципу, были 500 жителей города Алма-Ата. Репрезентативность выборки обеспечивалась Казахстанским Республиканским центром по изучению общественного мнения. Таблица социально-демографических показателей участников опроса приведена выше (см. табл. 1).

Участников опроса просили оценить ряд политических деятелей относительно качеств по градуальной семибалльной шкале от +3 до -3, где +3 означает несомненное присутствие данного качества у данного политического деятеля, а -3 – наличие противоположного качества. Использовался список 18 качеств (см. табл. 4 с. 144–145), характеризующих моральность, компетентность, силу, терпимость, а также политические и экономические пристрастия политических лидеров. Результаты опроса суммировались в групповую матрицу данных.

В табл. 4 представлены среднегрупповые оценки образов политических лидеров и дисперсии этих оценок. Наибольшую дисперсию суждений дают образы ключевых политических фигур Горбачева, Ельцина, Назарбаева. Высок разброс мнений и относительно Сулейменова и Шаханова. Местные политические лидеры в глазах казахстанцев, быть может, в силу меньшей известности, имеют и меньший разброс мнений, и меньшую интенсивность оценок.

В результате обработки матрицы данных с помощью процедуры факторного анализа было выделено 3 базисных фактора, объясняющих 44, 37 и 10 процентов общей дисперсии.

Первый (униполярный) фактор, интерпретированный нами как фактор «Оценки», или «Популярности», включал такие шкалы, как:

16. Способен решать национальные проблемы и конфликты.

7. Честен.

17. Его деятельность способствует консолидации общества.

1. Приведет страну к благосостоянию.

3. Любим народом.

9. Способен пожертвовать своими интересами ради интересов общества.

18. Достоин избрания на высокий пост.

Интересно, что пунктами, имеющими наибольший вес по этому фактору и превышавшими по значимости “способность привести страну к благосостоянию”, оказались “способность решать национальные проблемы и конфликты”, умение “консолидировать общество” и личная “честность”. Очевидно, эти способности и качества наиболее значимы в условиях многонационального Казахстана. Позиция имиджа Назарбаева в семантическом пространстве (см. рис. 13 с. 146) свидетельствует о его высоком рейтинге. Следует, по-видимому, оговорить и то, что высокий рейтинг обусловлен отчасти его нахождением у власти. Бывшему лидеру (см. позицию Горбачева) не прощается многое.

Второй биполярный (двухполюсный) фактор включает такие характеристики, как:

В оппозиции к суждениям:

Таблица 4.

Групповая матрица оценок имиджа политических лидеров

Оппозиция двух шкал, имеющих максимальные нагрузки по этому фактору, позволяет интерпретировать его как фактор предпочтения «Свободного рынка ↔ Плановой экономики». Интересна “склейка” качеств “сторонник плановой экономики” и “ставленник мафиозных структур” на одном из полюсов второго фактора. Является ли она отражением действительности или конструктом сознания, возможно, индуцированным прессой? А если верно первое, то это специфика Казахстана? Или это отражает конструкт более широкого диапазона применения? По крайней мере, интересный факт или артефакт.

Наибольшими сторонниками “свободного рынка” воспринимаются Горбачев и Ельцин, а также, с чуть меньшим весом, Назарбаев и Акаев. Явных противников свободного рынка и демократических преобразований народное мнение не выделяет. Нейтральны позиции по этому фактору у Кожахметова, Исиналиева, Терещенко.

Рис. 13. Семантическое пространство политических лидеров (Ф1, Ф2)

Ф1 (+) Популярность;

Ф2 (+) Сторонник свободного рынка ↔ Ф2 (-) Сторонник плановой экономики.

Третий униполярный (однополюсный) фактор был образован конструктом-склейкой двух шкал: “сторонник политики сильной руки” и “националист”. В позиции “сторонников политики сильной руки” в глазах казахстанских участников опроса выступают Ельцин и Каримов, на противоположном полюсе – Горбачев, Сулейменов и Назарбаев (рис. 14).

Подводя итог проведенному исследованию, отметим его эмпирико-описательный характер, фиксирующий срез общественного сознания в конкретный момент времени (декабрь 1991), в данном конкретном регионе (республике Казахстан). Образно говоря, мы получили краткосрочный прогноз “политической погоды” на ближайшее будущее. А для предсказания динамики политической жизни необходимо проводить такие замеры с определенной периодичностью и в разных точках нашего взаимосвязанного мира. Необходимо создание единой и, главное, постоянно действующей службы политических прогнозов для рассмотрения динамики общественного сознания. Наука о политическом менталитете общества может являться синтезом политологии и этнической психологии, психосемантики и социальной психологии, включать элементы теории неравновесной термодинамики, теории катастроф и синергетики. Ряд предложенных нами операционализированных понятий, таких, как мерность и характер конструктов политического пространства, координаты политических партий в СП, мера ценностно-ориентационного и идеологического единства членов партий, мера “оформленности” партии, плотности ее электората, намечают конструктивный язык социально-политических моделей, описывающих динамику общественного менталитета.

Рис. 14. Семантическое пространство политических лидеров (Ф1, Ф3)

Ф1 (+) Популярность;

Ф3 (-) Сторонник политики жесткой руки.

Литература

Верховский А. Средняя Азия и Казахстан. Политический спектр. М.: Панорама, 1992.

Ертысбаев Е. Партия социалистическая, парламентская. //Партийная жизнь Казахстана. 1991. № 12. С. 3–7.

Еще одна партия. Заметка о ПДПК. //Газета “Огни Алатау”, № 228, 27 ноября 1991.

Кабак И. Только вместе. Интервью с президентом Казахской ССР Нурсултаном Назарбаевым. Еженедельная газета “Аргументы и факты”. Март, 1991.

Комаров В. “Азат” и его принципы. “Единство” //Партийная жизнь Казахстана, 1990. № 12. C. 57–68.

Межнациональное движение “Единство”. //Информационный бюллетень. Алма-Ата, 1991. Вып. 1.

Ольшанский Д. Нурсултан Назарбаев: “Без правых и левых”. Штрихи к политическому портрету //Россия, 1992. № 9.

Петренко В. Ф. Введение в экспериментальную психосемантику: исследование форм репрезентации в обыденном сознании. М.: Изд-во МГУ, 1983.

Петренко В. Ф. Психосемантика сознания. М.: Изд-во МГУ, 1988.

Петренко В. Ф., Митина О. В. Семантическое пространство политических партий России //Психологический журнал, 1991. № 6. С. 50–65.

Пономарев В. Самостоятельные общественные организации Казахстана и Киргизии 1987–1991 гг. М.: Информационное агентство «Азия», 1991.

Программное заявление Социалистической партии Казахстана. //Позиция, 1991. № 17.

Пугаев А. Кто такие социал-демократы и как они “воюют” с КПСС //Партийная жизнь Казахстана, 1991. № 3. С. 70–75.

Самодеятельные общественные движения г. Алма-Аты. Алма-Ата: Ноябрь, 1991.

Сатаров Г., Станкевич С. Законодатели под компьютерным рентгеном //Московские новости, № 31, 5 августа 1990.

Франселла Ф., Баннистер Д. Новый метод исследования личности. М.: Прогресс, 1987.

Шмелев А. Г. Введение в экспериментальную психосемантику: теоретико-методологические основания и психодиагностические возможности. М.: Изд-во МГУ, 1983.

Bentler P. M., La Voie A. P. An Extension of Semantic Space //J. of Verbal Learning and Verbal Behavior, 1972. Vol. 11. P 491–496.

Carrol J. D. The Measurement of Meaning by Charles E. Osgood, George J. Suci, Percy H. Tannenbaum. //Language, (Jan. – Mar., 1959). Vol. 35, № 1 P 58–77.

Kelly G. A. A Theory of Personality. The Psychology of Personal Constructs. N.Y.: W. W. Norton & Company, Inc., 1963.

Miller G.A. Empirical methods in the study of semantics. //D. D. Steinberg, L.A. Jakobo-vits (Eds.) Semantic. Cambridge: The University Press, 1971. P 569–585.

Osgood Ch., Suci C. J., Tannenbaum P. H. The Measurement of Meaning. Urbana: University of Illinois Press, 1957.

Глава 4
Психосемантическое исследование политического менталитета (Россия: 1991–1993 гг.)[4]4
  Статья впервые опубликована: Петренко В., Митина О. Психосемантическое исследование политического менталитета (Россия: 1991–1993 гг.) //Общественные науки и современность, 1994. № 6. С. 42–54.


[Закрыть]

Настоящее исследование посвящено разработке психосемантической модели для описания динамики общественного сознания.

В отличие от естественных наук моделирование в гуманитарной области знания не столь продвинуто, чтобы претендовать на реальные успехи в плане прагматики, успешного предсказания поведения такой сложной системы, как человеческое общество. Слишком велико количество степеней свободы этой системы, да к тому же ее элементы обладают такой загадочной и не формализуемой способностью, как “свобода воли”. Как гротескно выразил эту дилемму Ж. П. Сартр, “познание или свобода”. Однако на материале гуманитарных наук (по сравнению с естественными) явственнее проступает иная функция познания – построение концептуального языка как строительного материала самого сознания познающего.

Категоризация мира есть одновременно его строительство, ибо если продолжить известную дефиницию “сознание – форма отражения действительности”, то и окружающая нас действительность (особенно это очевидно для материальных форм человеческой культуры и социальных структур общества) есть “отражение” (порождение) сознания. Как отмечает Дж. Келли, “психологические процессы канализируются по тем руслам, в которых антиципируются события”, и построение “потребного будущего” (термин Н. Берштейна) возможно только по тем конструктам, которые представлены в индивидуальном и общественном сознании. Многомерность сознания обусловливает и определяет многомерность путей развития общества. Экспликация тех или иных категориальных структур сознания или их более сложной организации в модельной форме ведет к феномену “самореализующегося прогноза”. Отсюда вытекает особая функция социальных моделей, не только описывающих, но и порождающих социальную реальность.

И единичный, и коллективный субъект, будь то индивид, политическая партия или общество в целом, обладают определенной картиной мира, позволяющей осознавать мир, себя в нем, планировать и принимать решения по реализации тех или иных действий. Теоретические основания, лежащие в основе антропоморфной метафоры общества как коллективного субъекта, наделенного общественным сознанием, содержатся в работах К. Маркса, в представлениях О. Шпенглера (1993) о различном менталитете различных цивилизаций (египетской, греко-римской, иудейской, арабской, христианской и т. п.), в исследованиях по реконструкции картины мира различных исторических эпох А. Гуревича (1984), Л. Гумилева (1990).

Понятие “картины мира” близко к понятиям “общественного сознания” или “менталитета общества”, используемых в философской литературе, но оппозиция “сознание – бессознательное”, принятая в психологии, делает более эвристичным использование понятия “картина мира”, поскольку оно вбирает и сознаваемые, и неосознаваемые пласты познания. Картина мира представляет собой сложное, многоуровневое образование, в которое, наряду с научным, понятийным знанием, входят и религиозный опыт, и виртуальные построения искусства, и идеология, и глубинные пласты мифологического и коллективного бессознательного в духе К. Юнга (1991). Картина мира характеризуется не только разноуровневостью построения и различной степенью осознанности ее составляющих, но и разной степенью их адекватности бытию.

В психологии исследование картины мира, в том числе и ее политического аспекта, интенсивно развивает психосемантический подход (Петренко, 1983, 1988; Шмелев, 1983; Франселла, Баннистер, 1987). В психосемантике реализуется парадигма конструктивизма, где картина мира трактуется не как зеркальное отражение действительности, а как одна из возможных “пристрастных” культурно-исторических моделей мира, которые создает единичный или коллективный субъект. В этом плане психосемантика стоит на позиции множественности возможных моделей мира, на идее плюрализма истины и, как следствие, на идее множественности путей развития отдельного индивида, общества, страны, всего человечества.

Дж. Келли (Kelly, 1955) ввел понятие “личностного (персонального) конструкта” как элемента этой конструктивной системы на уровне индивида – “имплицитной теории личности”.

Заметим, что в наших примерах имплицитно содержится несколько отличная от Келли трактовка “конструкта”. Если у Келли отличительной особенностью конструкта является его биполярность (“хороший-плохой”) и градуальность, то мы используем этот термин для обозначения взаимосвязи признаков описания (значений), не обязательно имеющих отношение антонимии и не только для шкал порядка, но и для номинальных шкал. (Подробнее см. Петренко, 1990).

Термин конструкта может быть расширен и применительно к общественному сознанию, впитавшему в себя личностные конструкты, ставшие достоянием культуры: “В великой мудрости великая печаль” (Экклезиаст). Конструкт может входить и в виртуальную модель некоторой идеологемы как идеальной, не ставшей, но желаемой картины мира. “Кто не работает, тот не ест” (апостол Павел) – это конструкт, не фиксирующий наличное состояние дел, а описывающий фрагмент идеального мира.

Конструкты общественного сознания могут претерпевать изменения. Так, для мировосприятия раннего христианства с его идеологией нестяжательства, равенства и стоицизма были характерны утверждения: “Блаженны нищие духом” (т. е. нищие по духу – добровольно отказавшиеся от благ) и “Легче верблюду (по другой версии перевода – канату) пройти через угольное ушко, чем богатому попасть в рай”, суть которых операционально можно представить как разнонаправленность векторов “богоугодности” и “богатства”. Для протестантской же этики, заложившей идеологическое обоснование промышленной революции, “испытание своей избранности осуществляется посредством практической деятельности в миру” и “богатство добытое трудом – угодно Богу!” (Вебер, 1990, с. 806), т. е. налицо иное отношение между богатством и богоугодностью, и вектор “богатства”, совершив поворот на 180 градусов по отношению к вектору “богоугодности”, образовал конструкт “блаженны преуспевающие”. Нищих же и бродяг в викторианской Англии ждали тюрьма и работный дом.

Как полагает Келли, конструкты не только являются формой, в которой происходит упорядочение опыта, и структурой, задающей планирование и осуществление действия, но и образуют взаимосвязи, создают категориальные структуры, опосредующие восприятие и осознание действительности. Выявить эти структуры – задача экспериментальной психосемантики. Методом психосемантики и одновременно формой репрезентации категориальных структур сознания (картины мира субъекта) выступает построение субъективных семантических пространств. Знание субъекта, его система значений, конструктов в психосемантическом эксперименте задействованы в режиме употребления, а не интроспекции. Испытуемый (интервьюируемый) что-либо оценивает, шкалирует, классифицирует, выносит суждения о сходстве (различии) анализируемых объектов, дает ассоциации и т. п. На основе его единичных суждений, оценок строится матрица данных, суммирующая его опыт в некоторой конкретной содержательной области (в нашем случае политической), а затем к полученной матрице данных применяются методы многомерной статистики, факторный, кластерный анализ, методы многомерного шкалирования, латентный анализ, методы распознавания образов и пр. Выделенные структуры, лежащие в основе матрицы данных, интерпретируются как категориальные структуры сознания испытуемого. Являясь структурами осознания мира субъектом, “несущими конструкциями”, каркасом картины мира субъекта, они могут не осознаваться субъектом как таковые, т. е. быть недоступными самонаблюдению и интроспекции аналогично тому, как маленький ребенок или неграмотный взрослый использует естественный язык, не осознавая его структуры (грамматики), но тем не менее правильно строит речь на основе имплицитных правил грамматики.

Так, например, факторный анализ позволяет выделить пучки взаимосвязанных признаков, конструктов и таким образом уменьшить исходный базис признаков описания, сводя их к неким обобщенным категориям-факторам, которые выступают координатными осями семантического пространства. При геометрическом представлении семантического пространства выделяемые с помощью факторного анализа личностные или познавательно-культуральные конструкты образуют координатные оси некоего «-мерного пространства, а анализируемые объекты задаются как координатные точки внутри этого пространства. При этом величина проекции объектов на семантические оси показывает степень выраженности в объекте (понятии, образе) смысла, заданного этим фактором (конструктом). Отдельные параметры становятся операциональными коррелятами когнитивных структур. Так, размерность семантического пространства (число независимых, не– или слабо коррелирующих между собой факторов) отражает когнитивную сложность индивидуального или группового сознания. Сознание человека гетерогенно, и субъект может иметь высокую когнитивную сложность в одной области знания и низкую в другой.

В семантическом пространстве Ч. Осгуда (Osgood, 1962), репрезентирующем представленность политических партий в сознании среднего американца, “человека с улицы” середины 60-х годов, выделялся всего один фактор, интерпретированный как “доброжелательный динамизм – бессильное злобствование”, и политические партии размещались вдоль единственной оси такого “одномерного” сознания. Ситуация, напоминающая в целом черно-белое сознание тележурналиста А. Невзорова с его классификацией “наши – не наши”. Вместе с тем на материале тех же “средних” американцев выделялось семь-девять независимых факторов в области восприятия “экзистенциальных понятий”, обозначающих значимых “других” или интроектов (персонажей внутреннего диалога): “мой отец”, “мое сокровенное я”, “мой друг”, “мой враг” и т. д. То есть когнитивная сложность сознания в этой области была существенно выше. Но, очевидно, если бы в роли испытуемых выступали, предположим, политологи Колумбийского Университета Нью-Йорка, результаты по восприятию политических партий были бы иными.

Другим операциональным коррелятом семантических пространств является мощность выделяемых факторов (вклад фактора в общую дисперсию), отражающая субъективную значимость данного основания категоризации, представленного фактором, в сознании субъекта. Например, в нашем кросс-культурном исследовании восприятия девушками-студентками поступков из семейно-бытовой сферы фактор “эмансипированности – традиционализма” был гораздо мощнее у азербайджанских девушек, чем у русских.

Мощность фактора как показатель субъективной значимости данного основания категоризации сам по себе, конечно, не говорит о позиции самих испытуемых по этой проблеме (их координат по оси этого фактора). Так, например, фактор “религиозности” будет одинаково мощным и у религиозного фанатика, и у воинствующего атеиста. В нашем примере азербайджанское “я сама” и “мой идеал” лежали на полюсе традиционализма, в то время как у русских девушек – на полюсе эмансипированности. Но мощность фактора свидетельствует о большей значимости проблемы “эмансипированности – традиционализма” у азербайджанок, чем у русских, прочитываемой при восприятии ими поступков. Для азербайджанок восприятие семейной сферы под этим углом зрения (как правило, на неосознанном уровне) было более значимым, хотя они могли и не рефлексировать эту базисную ось категоризации, представленную фактором с мощным весом.

Наконец, размещение объектов восприятия и осознания (например, политических партий или известных политических деятелей) отражает восприятие их испытуемыми, и их имидж может быть описан на языке базисных факторов семантического пространства, исходя из проекций их координат на оси семантического пространства.

Близкие идеи, получившие независимое развитие, мы находим у французского исследователя П. Бурдье. Говоря о социальной топологии, он предлагает изобразить социальный мир в форме многомерного пространства, построенного по принципам дифференциации и распределения, сформированных совокупностью действующих свойств в рассматриваемом универсуме. “Деление, объективированное в таком геометрическом пространстве, функционирует одновременно как принцип видения, как категория восприятия и оценивания, короче, как ментальная структура. Построенное социальное пространство одновременно задает определенную типологизацию: субъекты занимают определенные позиции, а различия между ними задаются геометрическим расстоянием. Социальное пространство есть не только реализация политико-смыслового различия, деления, понимаемого как совокупность позиций, но и пространство видения этого деления, а также не только занятие определенной позиции в пространстве, но и выработка определенной политической позиции” (Бурдье, 1993). Индивидов, способных действовать и быть носителями практик определенного рода в политической жизни и осуществлять стратегии, направленные на сохранение или изменение своей позиции в социальном пространстве, Бурдье называет “агентами” и определяет их по относительным позициям в этом пространстве.

Семантическое пространство есть не только место отношений смыслов, но и сил, направленных на трансформацию этих отношений, и, как следствие, это место непрерывного изменения.

Выработка категорий, по которым противопоставляются субъекты политической деятельности, по-разному относящиеся к реалиям политической жизни общества и имеющие различные позиции по связанным с этими реалиями вопросам, ведется при помощи всевозможного рода публичных формул: хороших и плохих заявлений, благословений и проклятий, злословий и похвал, поздравлений, славословий, комплиментов или оскорблений и т. п. Не случайно слово “kategoresthai”, от которого происходят категории и категоремы, означает “обвинить публично”.