Текст книги "Святитель Иоанн Шанхайский"

Святитель Иоанн Шанхайский
Сост. О. Л. Рожнева

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р15-512-0593

Серия «Люди Божии»

© Сретенский монастырь, 2015

* * *

 Святитель Иоанн Шанхайский говорил о святых: «Святость есть не просто праведность, за которую праведники удостаиваются блаженства в Царствии Божием, но такая высота праведности, что люди настолько наполняются благодати Божией, что она от них течет и на тех, кто с ними общается. Велико их блаженство, происходящее от лицезрения славы Божией».

 Говорил о святых также: «Будучи преисполнены и любви к людям, происходящей от любви к Богу, они отзывчивы на людские нужды и на их моления и являются ходатаями и предстателями за них пред Богом».

 Эти слова в полной мере относятся и к нему самому.

 Святитель еще наставлял: «Быть сосудами воли Божией – великая честь, но и великая ответственность, ибо кому много дано, с того много и спросится».

 Наставлял также: «Господь попускает нам страдать, чтобы мы восчувствовали нашу слабость и стремились более усердно к Источнику всякого блага, нашему Творцу, дающему каждому то, что ему полезно».

 Объяснял: «Когда мы погружены в грехи, а ум наш занят житейскими только заботами, мы не замечаем состояния своей души… Но вот луч света Божия проникает в нашу душу. Сколько мы увидим тогда грязи внутри самих себя!.. Если мы осознаем тогда свое духовное ничтожество, свою греховность, от души пожелаем своего исправления, – близки мы к спасению».

 Святитель говорил еще: «Все мы грешим, все мы нарушаем Христовы заповеди и законы Святой Церкви, но одни сознают себя грешными в том, что они их нарушают, и каются в своих прегрешениях, а другие, вместо того, отрицают сами законы и не хотят им покоряться, говорят, что законы эти устарели, законы уже не нужны, мы-де сами умней, чем те, которые дали законы церковные, которые Сам Господь дал через апостолов и Своих святителей. Вот перед вами два пути – путь благоразумного разбойника и путь того, который тяготою хуления сошел во ад».

Будущий святитель Иоанн (Максимович) родился 4/17 июня 1896 года в селе Адамовка Харьковской губернии, на юге Российской империи. Младенец был крещен с именем Михаил в честь Архистратига Михаила.

 Его родители Борис и Глафира Максимовичи принадлежали к малороссийскому дворянству. В их роду было множество благочестивых верующих людей. Одним из них был святитель Иоанн Тобольский († 1715), прославленный в лике святых.

 Мальчик рос необыкновенно послушным, – родители не испытывали трудностей с его воспитанием. Особое почтение к родителям осталось у него на всю жизнь, он всегда считался с их мнением.

 Он любил молитву, часто молился по ночам, любил духовные книги, особенно жития святых. Также Михаил очень почитал иконы и покупал их в таком количестве, что вскоре в доме Максимовичей не осталось места, куда можно было бы поставить новую икону. Когда отец запретил отроку приобретать новые иконы, тот попросил разрешения купить последнюю. Ею оказалась икона «Всех святых, в земле Российской просиявших».

 Святитель вспоминал впоследствии: «С самых первых дней, как я стал осознавать себя, я захотел служить праведности и истине. Мои родители зажгли во мне усердие непоколебимо стоять за правду, и душа моя была пленена примером тех, кто предал за нее жизнь».

 Вера мальчика и его благочестие так сильно повлияли на его бывшую гувернантку-католичку, что она перешла в Православие. Михаил, которому на тот момент исполнилось пятнадцать, помогал ей подготовиться к этому шагу, учил ее молитвам.

 Недалеко от родительского имения, на лесистом берегу реки, находился прославленный Святогорский монастырь с чудесными храмами, пещерами, скитами, многочисленной братией и афонским уставом. Этот монастырь произвел неизгладимое впечатление на отрока.

 В Харькове служили пастыри высокой духовной жизни: протоиерей Николай Загоровский, владыка Антоний (Храповицкий), в те годы архиепископ Харьковский, которые оказали большое влияние на будущего архипастыря. А владыка Антоний, по словам святителя Иоанна, «сделался навсегда руководителем его духовной жизни».

 Отец Иоанн писал позднее о владыке Антонии: «К каждому приходившему к нему за духовным советом он относился как к своему духовному сроднику, телесное родство перестало для него существовать после принятия им монашества. Всякому обращающемуся к нему за поддержкой и помощью он себя считал обязанным помочь как своему ближнему, отдавая нередко последнее, что имел, а сам испытывая подчас лишения».

 Из послушания родителям одиннадцатилетний отрок поступает в Петро-Полтавский кадетский корпус и заканчивает его на пороге своего восемнадцатилетия.

 Кадеты часто ходили церемониальным маршем в Полтаву. Как-то они проходили маршем перед полтавским собором, и Михаил, сняв фуражку, перекрестился. Кадеты подняли его на смех, а начальство наказало за отступление от устава. Но об этом случае через своего сына-кадета узнал великий князь Константин Константинович. Он сказал перед всем строем, что поступок Михаила Максимовича, хоть и не по уставу, тем не менее говорит о глубокой вере и заслуживает не смеха, а одобрения и похвалы.

 Позднее он говорил о своей юности: «Изучая светские науки, я все больше углублялся в изучение науки наук, в изучение духовной жизни».

 Кадетский корпус юноша окончил в чине фельдфебеля и хотел поступить в Киевскую духовную академию. Но из послушания родителям поступил на юридический факультет Харьковского университета. Через пять лет, в 1918 году, он блестяще окончил университет, отдавая все эти годы больше сил молитве и духовной жизни, чем посещению лекций.

 На выбор юношей духовного пути повлияли, кроме владыки Антония, протоиерей Сергий Четвериков († 1947) и архиепископ Варлаам (Ряшенцев), позднее репрессированный и погибший в лагере.

 После окончания университета Михаил некоторое время работал в харьковском суде, юридическая практика его была прервана.

 В ноябре 1920 года около пятидесяти тысяч человек белой эмиграции на ста двадцати кораблях покидали Крым, отправляясь в Константинополь. Среди них была и семья Максимовичей.

 Когда семья хлопотала о месте среди пассажиров корабля, Михаил оставался с багажом на пристани. Вернувшись на пристань, родители увидели, что багаж украден, а молодой человек, не замечая этого, сидит на оставшейся паре чемоданов и читает Евангелие, полностью погрузившись в чтение. Все пароходы уже отчалили, но зато семья, оставшись налегке, смогла нанять шлюпку и догнать последний пароход. Пароход был перегружен и сначала их отказались поднять на борт, но, узнав фамилию, – взяли: капитан корабля оказался однофамильцем Максимовичей. Так семья святителя была спасена.

 Около года Максимовичи провели в Константинополе, а затем переехали в Белград, Югославию, где король Югославии Александр любезно открыл границу своей страны для русских эмигрантов.

 В Белграде Михаил поступил в университет на богословский факультет. Он окончил его в 1925 году, зарабатывая на пропитание продажей газет. В 1926 году митрополитом Антонием (Храповицким) в небольшом монастыре в Милькове Михаил был пострижен в монахи и рукоположен в иеродиакона с именем своего предка – святителя Иоанна Тобольского (Максимовича). Отец Иоанн находился под духовным покровительством святого и унаследовал его духовные дары.

 Здесь же, в Белграде, 21 ноября того же года, на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, епископ Челябинский Гавриил (Чепур) рукоположил тридцатилетнего инока в иеромонаха.

 С 1925 по 1927 год иеромонах Иоанн был религиозным наставником в Сербской государственной высшей школе, а с 1929 по 1934 год преподавателем в семинарии святого Иоанна Богослова в Битоле, где училось около пятисот семинаристов. Отец Иоанн знал нужды каждого из них, и каждый мог обратиться к нему за советом, помощью и молитвой.

 Один из семинаристов отзывался о нем так: «Отец Иоанн любил нас всех, и мы – его. В наших глазах он был воплощением всех христианских добродетелей: мирный, спокойный, кроткий… Не было конфликта, личного или общественного, которого он не мог бы разрешить. Не было вопроса, на который у него не нашлось бы ответа… Ответ его был всегда информативно насыщенным, ясным, полным и компетентным, потому что исходил от человека высокообразованного, имеющего два университетских диплома – по богословию и по праву. Ежедневно и еженощно он молился за нас. Каждую ночь он, как ангел-хранитель, оберегал нас: одному поправлял подушку, другому одеяло. Всегда, входя в комнату или выходя из нее, он благословлял нас крестным знамением. Когда он молился, студенты ощущали, что он беседовал с жителями небесного мира».

 Отец Иоанн каждый день служил Божественную литургию и причащался. Со дня монашеского пострига он никогда не ложился в постель, спал сидя, молился все ночи напролет. Иногда его находили утром задремавшим на полу перед иконами. Был аскетом и постником, пищу принимал один раз в день, поздно вечером, иногда вообще забывал о еде.

 Он имел великое дерзновение в молитве и молился так, будто воочию обращался ко Господу, Пресвятой Богородице и всем святым. Ему был открыт духовный мир, и его духовные очи видели Тех, к Кому он обращался с горячей молитвой. Его кротость и смирение напоминали духовную высоту великих отцов древних патериков.

 Отцу Иоанну принадлежат такие слова: «Главное – в нашей преданности великим идеям не считать великими себя и смиренно проводить свою жизнь и служение, памятуя, что от себя мы по преимуществу приносим все грешное, и лучшее, что мы можем принести, рождается в покаянии и смирении».

 Отец Иоанн не обладал внешней красотой: он сутулился, прихрамывал, его темные с проседью волосы часто были растрепаны, к тому же он носил самую простую одежду и обувь, ходил либо в легких сандалиях, либо босиком. Имел также дефект речи, что затрудняло его общение с окружающими. Но благодать, почивающая на избраннике Божием, делала все эти недостатки ничего не значащими, – люди чувствовали святость отца Иоанна, и сердца их тянулись к нему.

 Уже в то время владыка Николай Сербский (Велимирович), ныне прославленный в лике святых, говорил о молодом иеромонахе: «Если хотите видеть живого святого, идите в Битоль к отцу Иоанну».

 А однажды владыка Николай обратился к группе семинаристов так: «Дети, внимайте отцу Иоанну! Он ангел Божий в человеческом обличье».

 В 1934 году иеромонах Иоанн был возведен в сан епископа митрополитом Антонием (Храповицким), и получил назначение на епископскую кафедру в Шанхае, где проживала значительная по численности колония русских эмигрантов.

 Скромность отца Иоанна была такова, что когда его вызвали в Белград для возведения в сан епископа, он решил, что его перепутали с кем-то другим, а затем, узнав, что речь идет о нем самом, попытался отказаться от сана, ссылаясь на косноязычие.

 Митрополит Антоний направляя его на восток, писал правящему архиерею: «…Как мою собственную душу, как мое сердце, посылаю вам епископа Иоанна. Этот маленький тщедушный человек, с виду почти ребенок, – на деле зерцало аскетической твердости и строгости в наше время всеобщего духовного расслабления».

 Сотни тысяч русских рассеялись по всему миру – от Дальнего Востока до Европы и Южной Америки. Владыка Иоанн станет архипастырем этих людей, этого русского рассеяния и будет душу свою полагать за пасомых. Он будет также пастырем для людей всех национальностей, среди которых ему доведется проходить свой жизненный путь: для сербов в Югославии, для греков в Битоле, для китайцев в Шанхае и Сан-Франциско, для румын, французов, голландцев, американцев…

 Позднее владыка Иоанн писал об тяжелых временах эмиграции: «…Русские люди за рубежом проявили исключительно высокие качества терпения, выносливости и самопожертвования… Бывшие вельможи и генералы сделались простыми рабочими, ремесленниками и мелкими торговцами, не гнушаясь никакого рода трудами и помня, что никакой труд не унизителен, если не связан с безнравственными поступками».

 Он писал также: «Русская интеллигенция… проявила не только способность во всех обстоятельствах сохранить свою жизненную энергию и побеждать все, что стоит на пути ее существования и развития, но показала, что имеет высокие душевные качества – способность смиряться и терпеть. Школа беженской жизни многих нравственно переродила и возвысила».

 Еще писал: «Должно отдать честь и почтение тем, кто несет свой крест беженства, исполняя непривычные, тяжелые для них работы, живя в условиях, о которых никогда прежде не знали и не думали, и притом остаются крепкими духом, сохраняют благородство души и горячую любовь к своему отечеству и без ропота, каясь о прежних прегрешениях, переносят испытание».

 В Шанхае владыка Иоанн прослужил почти двадцать лет. Он уделял особое внимание православным школам, старался присутствовать лично на устных экзаменах по Закону Божию во всех православных школах Шанхая. Стал также попечителем нескольких благотворительных обществ и активно участвовал в их работе.

 Святитель Иоанн говорил: «Заботясь о спасении душ человеческих, нужно помнить, что люди имеют и телесные потребности, громко заявляющие о себе. Нельзя проповедовать Евангелие, не проявляя любовь в делах». Так он и поступал сам.

 Владыка устроил приют в честь святителя Тихона Задонского для детей-сирот и детей из бедных семей. Вначале в приюте было восемь детей, а затем – уже сотни. Владыка сам подбирал больных и голодающих детей среди шанхайских трущоб. Старался порадовать их на праздники, особенно на Рождество и на Пасху, устраивая им вечера с рождественской елкой, с поздравлениями и подарками.

 Мария Александровна Шахматова, трудившаяся в приюте, вспоминала: «Однажды во время войны нищета приюта достигла таких пределов, что кормить детей было в прямом смысле нечем, а бывало их в приюте, как минимум, девяносто человек. Наш персонал негодовал, потому что архиепископ Иоанн продолжал приводить новых детей, некоторые из которых имели родителей, и, следовательно, мы были вынуждены кормить еще и чьих-то детей. Однажды вечером, когда он пришел к нам – изнуренный, обессиленный, замерзший и молчаливый, я не смогла сдержаться и высказала ему все, что было на душе… Я потеряла контроль над собой и в негодовании повысила голос… Он грустно посмотрел на меня и спросил: “В чем вы больше всего нуждаетесь?” Я ответила сразу же: “Во всем, на худой конец – в овсянке. Мне нечем кормить детей утром”». Владыка посмотрел на Марию Александровну печально, поднялся к себе, и она услышала, как он усердно молится и бьет земные поклоны так, что это было даже слышно из-за двери. Утром в дверь приюта позвонили – на пороге стоял незнакомый господин, на вид англичанин. Этот господин сообщил, что он представитель зерновой компании, которая решила пожертвовать лишние запасы овсянки детям – и в приют начали вносить мешки с овсянкой. Такова была сила молитвы владыки Иоанна.

 Поразительное свидетельство очевидицы Лидии Лью о духовной высоте владыки Иоанна приводится в книге «Блаженный Иоанн чудотворец», составленной иеромонахом Серафимом (Роузом) и игуменом Германом (Подмошенским): «Владыка дважды приезжал в Гонконг. Это кажется странным, но я, не зная владыку, написала ему письмо с просьбой о помощи одной вдове с детьми, а также спрашивала его о некоторых личных духовных проблемах, но ответа я не получила. Прошел год. Владыка приехал в Гонконг, и я была в толпе, которая встречала его в храме. Владыка обернулся ко мне и сказал: “Вы та, кто написал мне письмо!” Я была поражена, так как владыка никогда до этого меня не видел.

Когда пропели молебен, владыка, стоя у аналоя, стал читать проповедь. Я стояла рядом с матерью, и мы обе видели свет, окружавший владыку и идущий вниз к аналою, – сияние это было толщиной в фут. Длилось оно достаточно продолжительное время. Когда проповедь закончилась, я, пораженная необычайным явлением, рассказала о виденном Р.В.С., он же ответил нам: “Да, многие верующие видели это”. Мой муж, стоявший чуть поодаль, тоже видел этот свет».

 Как-то раз владыку позвали причастить умирающего в шанхайской больнице. Владыку сопровождал священник. В больнице они увидели молодого жизнерадостного юношу, которого уже готовили к выписке. Юноша играл на гармошке. Владыка позвал его, сказав: «Хочу сейчас тебя причастить». Юноша послушно исповедался и причастился. Сопровождавший владыку священник был очень удивлен таким оборотом дела и спросил, отчего они тратят время на этого молодого человека, явно здорового, вместо того чтобы спешить к умирающему. Владыка ответил: «Он умрет сегодня ночью, а тот, который тяжело болен, будет жить еще много лет». Так и произошло.

 В Шанхае преподаватель пения Анна Петровна Лушникова помогала владыке улучшить дикцию, учила его правильному дыханию, артикуляции, и после каждого урока он благодарил ее и оставлял ей двадцать долларов. В 1945 году Анна Петровна была ранена и в тяжелом состоянии лежала во французском госпитале. Чувствуя приближение смерти, она стала просить сестер позвать владыку Иоанна, чтобы он причастил ее перед кончиной. Но госпиталь запирали на ночь из-за военного положения, к тому же ночью был шторм, и Анне Петровне в ее просьбе отказали. Она плакала и звала владыку. Ночью он появился в палате умирающей, улыбнулся ей, затем горячо помолился и причастил больную. Утром она почувствовала себя совершенно здоровой. Никто из сестер не верил, что к ней приходил владыка, так как двери госпиталя оставались закрытыми, но его появление подтвердила соседка по палате. Самым удивительным было вещественное подтверждение прихода владыки – под подушкой Анны Петровны лежала двадцатидолларовая купюра.

 Протоиерей Георгий Л. вспоминал о юности в Шанхае: «Несмотря на строгость владыки, все прислужники очень его любили. Для меня же владыка был идеалом, которому я хотел подражать во всем. Так, во время Великого поста я перестал спать в кровати, а ложился на пол, перестал есть обычную еду с семьей, а вкушал наедине хлеб с водой… Родители заволновались и повели меня к владыке. Выслушав их, святитель повелел сторожу пойти в лавку и принести колбасу. На мои слезные просьбы о том, что я не хочу нарушать Великий пост, мудрый архипастырь приказал мне есть колбасу и всегда помнить, что послушание родителям важнее самовольных подвигов. “Как же мне быть дальше, владыка?” – спросил я, желая все же как-то “особенно” подвизаться. “Ходи в церковь, как ты до сих пор ходил, а дома делай то, что тебе говорят папа и мама”. Помню, как я тогда огорчился, что владыка не назначил мне каких-нибудь “особых подвигов”».

 В 1946 году владыка Иоанн был возведен в сан архиепископа.

 Когда паства владыки Иоанна, после прихода коммунистов к власти, вынуждена была из Китая бежать на Филиппины, он последовал за ней. 4 мая 1949 года владыка покинул Шанхай в числе последних. На борту последнего корабля «Капитан Гордон» он вместе с остатком своей паствы, находившейся в невыносимых условиях, отплыл из Шанхая на Филиппины.

 Архиепископ Женевский и Западно-Европейский Михаил (Донсков) рассказывал: «Когда владыка Иоанн посещал нас, учеников русской школы, он уже был известен как шанхайский чудотворец. Беженцы, которые из Китая переехали на Филиппины и затем попали во Францию, рассказывали о нем. Когда в Китае к власти пришли коммунисты, были закрыты все границы. Архиепископ собрал свою паству в храме и велел взять самые необходимые вещи. Его авторитет был огромен, и люди беспрекословно его послушались. Они рассказали нам, что после богослужения владыка повел их всех в порт, они вместе спокойно поднялись на корабль и отплыли, не встретив никакого противодействия со стороны властей, – это было чудо».

 Беженцы, спасаясь от коммунистов, нашли пристанище на острове Тубабао, в лагере Международной организации беженцев. В 1949 году здесь проживало примерно пять тысяч русских из Китая. С беженцами находился и владыка. Получая откровения от Бога, отец Иоанн многих спасал от надвигающейся беды. Остров лежал на пути сезонных тайфунов, и на двадцать семь месяцев этот остров был ограждаем от страшных тайфунов молитвой святого.

 Когда один русский в разговоре с филиппинцами упомянул о своем страхе перед природными катаклизмами, те ответили, что не боятся бедствий, поскольку «ваш святой человек благословляет ваш лагерь каждую ночь со всех четырех сторон». Когда же лагерь наконец эвакуировали, страшный тайфун обрушился на остров и полностью уничтожил все строения.

 Г. Ларин вспоминал об исцелении святителем безнадежно больной на Филиппинах: «…Как-то, войдя в русское больничное отделение, мы услышали страшные крики, доходившие издалека. На вопрос владыки о причине этих криков русская сестра сказала, что это безнадежная больная, которую, как беспокоящую своим криком больных, поместили в прилегающий к этому зданию бывший американский военный госпиталь. Владыка немедленно решил идти к больной, но русская сестра не советовала ему это делать, так как от больной исходит зловоние. “Это не имеет значения”, – сказал владыка и быстрыми шагами направился в другое здание. Я последовал за ним. Действительно, от больной женщины исходил неприятный запах. Подойдя к ней, владыка положил ей на голову крест и стал молиться. Я вышел. Владыка молился долго, затем исповедал больную и причастил. Когда мы уходили, она уже больше не кричала, но только тихо стонала. Через какое-то время мы снова поехали в госпиталь и едва успели въехать на нашем джипе во двор, как из госпиталя выбежала женщина и бросилась к ногам владыки. Это была та “безнадежная” больная, за которую он молился».

 Святитель Иоанн был молитвенником перед Господом и ходатаем перед земными властями за вверенную ему паству. Он сам отправился в Вашингтон, чтобы решить вопрос о переселении русских эмигрантов. И произошло невозможное: были сделаны поправки в законах США, и большей части лагеря беженцев открыт беспрепятственный въезд в Америку.

 Епископ Николай Сербский (Велимирович), уехавший в США после Второй мировой войны, вспоминал о пребывании в Америке владыки Иоанна: «В течение двух лет жизни в Нью-Йорке он получал менее сорока долларов в месяц. Это было все его содержание. Люди, правда, из уважения к нему приносили ему дары в виде еды и одежды, что он тотчас же раздавал другим. Одной зимой я совершал с ним службу в русской церкви на Бронксе. Затем он проводил меня на улицу. Владыка имел на себе легкую рясу из тонкого китайского шелка. “Хорошая у тебя ряса, брат Иоанн, и хорошо на тебе сидит”, – сказал я ему между прочим. Как только я это произнес, он начал снимать рясу, чтобы ее отдать. Я удивился и убежал. Эта ряса – дар ему от кого-то и воспоминание о Шанхае. Таков он – и только он».