Текст книги "Манчикатут"

Глава одиннадцатая

На базаре в Кош-Агаче стояла бойкая торговля. Товар из разных стран стекался сюда.

Все, что было задумано, Егор с Фадеем продали. Драгоценности, что Захар покупал для Оксюши, решили не продавать, а передать их девушке в память о возлюбленном.

Теперь ходили братья по кожевенным рядам. Смотрели в монгольских рядах кожи и замшу, что необычайно тонка и прочна. У одной лавки остановились, товар был очень хорош. Начали торговаться. Из складского помещения вышел знатный монгол.

– Забирайте все! Лучше кож по всей Монголии не сыщешь!

– А много ли всего?

– Немного, десять тюков. Давно торгуем, мало осталось, домой возвращаться надо, за дешево отдадим.

И тут Егор замер, услышав знакомый голос и признав в монголе Югурчина. Он захотел разговорить его, узнать не нашли ли они Манчикатут.

– Что ж, в Онгудае не пошла торговля?

Монгол пристально посмотрел на Егора

– На Чике-тамане тебя видел?

– Меня. Так что, не пошла торговля в Онгудае-то?

– Не торговать я туда ездил. Это здесь я брату помогаю.

– А… Государева служба, наверное.

– Цепную собаку искал, что от хозяина сбежала.

– Нашел?

Егор похолодел, изо всех сил пытаясь сдержать эмоции. Он отвернулся, делая вид, что ему важнее осмотреть товар.

– Куда она денется?

– И где же нашел?

– На дне ущелья у Коксы.

– Что ж, там и оставил?

– Попробуй, спустись туда сам! Да и на что мне дохлятина.

– Берем все кожи! Езжайте с миром домой. Вези хозяину добрую весть!

Егор резко развернулся и вышел.

«Все не про нее! Не может быть! Не должна она у Коксы оказаться. Гордеевна ее совсем в другую сторону увести должна была. А если сбежала? Она ведь что огонь, вдруг раз, и взбунтуется. Нет! Нет! Нет! Господи! Отведи беду! Все равно поеду, найду живую или мертвую! Гордеевну найду, уж она все знает.»

Фадей только украдкой поглядывал на брата. Бледный в холодном поту он прошагал через торговую площадь, прошел через деревню, поднялся в гору к роднику, умылся ледяной водой и упал ничком. Фадей присел рядом. Горе брата было и его горем. Положив свою грубую руку на плечо Егора, он хотел сказать что-нибудь утешительное, но слова застряли в горле.

Пролежав так около получаса, Егор поднялся, сел рядом с Фадеем.

– Ничего не говори мне. Знаю кожи дорого взял, можно было сторговаться. Разницу из моего вычтешь. Шелка сам выбирай. Не до того мне. Провожу тебя с товаром до Колывани, и поверну в Уймон.

– Али не брат ты мне, дрянь такую говоришь. Не знаю чем тебя утешить. В Шебалино разъедемся. Я там найму себе провожатых, а ты дуй до Уймона. А еще лучше, седлай коня и сегодня же скачи.

– Давай людей провожатых наймем, тогда у меня хоть за тебя душа болеть не будет.

– Договор. Береги себя Егор! Возвращайтесь вдвоем. Отец может и позлится, но все равно примет.

Егор гнал коня что было сил, не останавливаясь ни на минуту. Пару раз менял в деревнях загнанных лошадей. Он не спал, не ел. Лицо осунулось, вокруг глаз появилась чернота. Наконец он добрался до Коксы. Медленно, ведя коня под уздцы, он поднимался на перевал, всякий раз разглядывая дно ущелья. Наконец добрел он до того злополучного места, где бросилась в пропасть мать Манчикатут. Он сел на самый край дороги. Холод и полумрак, царившие на дне ущелья, не дали разложиться трупу. С высоты невозможно было разглядеть не то что черты лица, но и фигура была одним пятном. Лишь густая копна знакомых черных волос напоминала ему Манчикатут.

Его первым желанием было броситься на дно пропасти и соединиться со своей любимой. Он медлил. Сомнения терзали его.

«Почему Айнаркатут увидела смерть Захара, а смерть своей племянницы не увидела? По всему выходило, что должна быть жива она. Гордеевна утащила и спрятала ее в горах. А сбежать? … Нет не о том говорили ее глаза, когда они расставались. Нет, сначала надо найти Гордеевну»

Вскочив на коня, Егор ловко вписываясь в крутой витиеватый спуск перевала, скакал теперь в Уймон.

Первым делом отыскал Афанасия.

– Здорово Егор, лица на тебе нет, что случилось?

– Скажи не томи, где Гордеевна?

– Да в горах она, на Мультинском озере.

– А девушка при ней?

– Вместе уходили.

– А монгол не приезжал к вам?

– Так с ней и были монголы. Видать отец с матерью, да охрана. Но это после того как Гордеевна с девчонкой в горы ушли.

– А кроме этих, никто не приезжал?

– Да был там переполох на Коксе, и монголы приезжали, но сюда никто не заезжал.

– Спасибо тебе Афанасий. Дай Бог здоровья крепкого!

От радости руки и ноги не слушались Егора. Тело окаменело, он чуть не валился с седла.

– Егор, ты бы передохнул, а потом в горы. Лица на тебе нет. Пойдем хоть накормлю тебя, уж поди дней пять не ел.

– Пожалуй, хлеба краюху возьму с собой. Останавливаться не буду, ты уж извини, тороплюсь.

Глава двенадцатая

Егор пробирался сквозь таежные дебри к озеру. Он часто сбивался с тропы. Как ни тяжел был путь, в глазах его светилась радость. Он бредил Манчикатут. И вот со склона холма показалась заимка. Скатившейся слезой растянулось Нижнее Мультинское озеро. Вода играла в солнечных лучах серебром и лазуритом. Две женские фигуры хлопотали по хозяйству. Сердце бешено заколотилось. Егор присел, чтобы успокоиться, унять дрожь. Не гоже с таким волнением перед ней являться. Он прикрыл глаза, но ему виделось ее милое личико, ее бездонные зеленые глаза. Чувствуя, что полного спокойствия ему не обрести, Егор начал спускаться.

Он осторожно остановился у лиственницы, возле которой провела свою последнюю ночь Манчикатут. Не веря своим глазам, он наблюдал за Манчикатут. Она сильно переменилась. В ней проснулась женственность, но и сохранился мальчишеский задор. Все говорило ему о том, что она с нетерпением ждала его, что вся перемена в ней только ради него.

Вдруг Гордеевна заметила Егора, остановилась, как вкопанная, уставилась на него, как на лешего. Не поворачивая головы, Манчикатут все поняла. Она почувствовала его. Радость, восторг, страх и вдруг появившиеся слезы. Секунду помешкав, она бросилась в заросли жимолости. Егор за ней. Поймав ее за руку, он нежно потянул ее к себе, а она не сопротивлялась. Глаза их встретились. Губы шептали ненужные слова. Они не верили в реальность происходящего. Он обхватил ее своими сильными руками, и притянул для поцелуя. Сладостней этого долгожданного поцелуя не было на свете. Она вся подалась ему на встречу. А он, боясь, что кто-то может вновь разлучить их, все гладил ее нежное лицо и шею своими руками и покрывал поцелуями. От каждого прикосновения она чуть вздрагивала и все больше прижималась к нему.

– А где же волосы?… И крестик на тебе, неужто крещение приняла?

– Сегодня, милый крестилась. Теперь имя мое – Марина. Так легче тебе называть меня будет. А волосы… в пропасти волосы лежат, укрывая мать мою. Так показала мне сегодня великая Манчи-хатун.

– Твоя мать лишила себя жизни во имя жизни твоей, во имя нашей любви. Я видел то место, и чуть не лишился рассудка, думая что это ты. И уж было хотел туда следом… но слова Айнаркатут остановили меня. В Кош-Агаче я встретился с Югурчином. Он повез хану весть о твоей гибели. Он уверен, что на дне пропасти ты. Так что теперь тебе ничего не угрожает.

– Пойдем, Гордеевна заждалась уж.

На заимке устроили большой праздник в честь крещения Марины и возвращения Егора. Женщины напекли пирогов, на вертеле зажарили кабаргу. Дед Панкрат спрашивал Егора о новостях в мире, как идет торговля в Ташанте. Егор рассказывал о самых ходовых товарах, о положении в приграничных деревнях. Рассказал о чудовищном племени тубалар.

После праздника помянули и помолились за погибших Захара и мать Марины.

После венчания прямо на заимке, молодые отправились к перекату Шумы. Егор смотрел на любимую, и ему не верилось, что теперь это его жена перед Богом и перед людьми. Там у переката Марина облюбовала такое чудное место: берег озера, большая поляна перед ним с редкими кедрами и лиственницами, сзади огромные валуны, разделяющие нижнее озеро от среднего, с права высоченная гора со скальной короной, слева сам перекат огромный, шириной в 30 метров. Грохот от переката такой, что в двух шагах не слышно друг друга. В ясный день вся поляна освещена солнечным светом. Здесь совершенно нет ветра. Теплый оазис. Шелковый ковер пряных трав, среди валунов бадан, курильский чай, багульник.

Пока Мариша хлопотала с приготовлением обеда, Егор раскинул походную палатку, расстелил в ней тот самый ковер, что передала Айнаркатут и сел любоваться женой. Она проворно управлялась с приготовлением пищи, устраивала уютное гнездышко для посиделок с видом на озеро. Собирая травы для чая, она подошла к Егору:

– Я боюсь Егор, что вдруг все это когда-нибудь закончится.

– Нет, не закончится. Не будет нас, будут наши дети. Они будут так же счастливы как мы, а у них будут еще дети и так всегда. Посмотри сюда.

Егор отодвинул край палатки, показывая ковер. Мариша обомлела. Она припала к нему, поглаживала руками его шелковистый ворс и вопросительно смотрела на Егора.

– Айнаркатут передала его тебе!

– Егор! Если б ты знал, что за подарок ты привез мне! Этому ковру не одна сотня лет. Он хранит в себе тепло и любовь семей, в которых он побывал по наследству. Он даст супругам мудрость. Он согреет во время ссор. Иди ко мне Егор.

Последние слова она проговорила лишь губами. А он услышал и без слов. Осторожно вошел в палатку, присел на ковер рядом с ней, и уже не сдерживая своего желания, а лишь продляя наслаждение, наклонился для поцелуя. Она прикрыла глаза, руками обвила его шею, дыхание становилось глубоким грудным. Его пальцы скользили по хрупкой спине вдоль позвоночника, заставляя откликнуться каждый ее нерв на его призыв. И оба уже не контролируя своих желаний и эмоций, слились в святом соитии.

Глава тринадцатая

Вот уже неделю по деревне шли толки и пересуды о семействе Гориных. Всех интересовала столь длительная отлучка среднего сына, Егора. После того, как Фадей вернулся из торгового похода в Монголию один, в деревне считали, что и Егор погиб вместе с Захаром. Отец оплакивал младшего сына, но о среднем не говорил ни слова. Он не знал, как воспримут его монгольскую жену, тайком бежавшую от мужа. Очень опасно было принимать у себя беглянку, когда всюду сновали монголы, искали ее. Смерть на Коксе не убедила подозрительного Югурчина. Он оказал милость семье Манчикатут, вернул владения отцу и братьям ее, а сам надеялся, что если жива девчонка, то уж родные постараются связаться с ней. За братьями постоянно наблюдало острое око Югурчина.

Фадей, после недельного отдыха отправился в Усть-Коксу к Егору передать повеление отца. Петр Алексеевич собрал небольшой обоз с товаром для отвода любопытных глаз.

Молодые не возвращались в Усть-Коксу. После отбытия рыбаков с Мультинских озер один из двух домов остался свободным. С благословения старца Панкрата новокрещеная Марина с Егором его и заняли.

В сентябре явился Фадей. Он глядел на счастливого брата и не мог им нарадоваться. С интересом он разглядывал хрупкую Маришу. В первую их встречу Фадей и предположить не мог, что под одеждой воина скрывается такая неземная красота.

– Рад видеть тебя живым и здоровым, брат!

– И тебе, Фадей мое почтение! Вижу, новости привез ты мне от батюшки. Не томи, выкладывай.

– А и выкладывать особо нечего. Конечно, сердился отец твоей выходке, суровый ходил, работника поколотил даже. Никого не пускал к себе. Тут конечно и смерть Захара его разбила окончательно. Какие надежды возлагал на вас.

– Да, тут получается, вроде как, двоих потерял.

– Злился, что без благословения отцова! Получается, не признаешь ты его волю, не признаешь как родителя. А теперь вот гляжу на жену твою, и глаз отвести не могу. Перед такой красавицей, и батька вряд ли устоял.

– Ну, так что родитель наш?

– В общем, рассказал я ему всю вашу историю. Лихо все у вас закружено. Отец обдумал все хорошенько. Велел вам сидеть здесь тихо! Если шум какой, уходите дальше в горы. Зимой мало вероятности, что монголы в горы пойдут. Про Ончин-тайчи отец говорит, я знаю его, у Архиереевых видал. В Таре есть такой Пятков Михаил Федорович – купец первой гильдии, чайная торговля у него с Китаем. Я, говорит, ему лучших соболей Телецких, да войлока мягкого в подарок пошлю, авось и поможет чем. С Ончин-тайчи связь держать нужно, но не напрямки, а в обходную. Как уляжется все, вызовет домой вас.

– Так значит, благословил батюшка?!

– И не радуйся! Говорит, как приедешь, выпорет и на жену не посмотрит!

– Да, это в его характере: пряник и кнут, кнут и пряник!

Осень озолотила травы, окатила багрянцем заросли жимолости, лиственницы начали скидывать свою уже пожелтевшую хвою, лишь кедры да ели оставались по-прежнему черно-зелеными. Горы, словно бабы на деревенской ярмарке, выставляли свои крутые бедра украшенные пестрыми платками. Они любовались своими нарядами в бирюзовом зеркале Нижнего Мультинского озера. Над перекатом Шумы дремала каменная Гермине. Марина вглядывалась в ее лицо. Ей казалось, что на этом неподвижном лице, вдруг промелькнула улыбка.

– Ты радуешься за нас?! – спрашивала она у Гермине.

– Конечно, радуется! – отвечал подошедший Егор. Он обнял свою жену, поцеловал ей уже обросшую макушку.

– Скажи, Мариш, как будет по-монгольски жена?

– «Эмеген».

– Эмеген … – сколько в одном слове сказано: начинается с нежности, дальше ласковая, заботливая мать, а заканчивается ночным порывом страсти. Ты моя эмеген!

– А в обöгöн, что слышишь ты?

– Все так же, но в середине большая ответственность!

– Ты – обöгöн! Мой обöгöн!

– А опасность? Как по-монгольски опасность?

– Джеткер. Что, неужели все заканчивается, и нам грозит опасность?

– Нет, милая. Мы остаемся здесь на зимовку, одни. Панкрат будет присылать к нам людей для связи, но это будет очень редко. Зимой бураны, а весной талые воды могут на время отрезать нас от мира. Здесь тайга, дикий зверь. Я хочу знать, что происходит с тобой, если вдруг инстинктивно ты крикнешь на родном языке.

– Егор! Мне к апрелю нужна будет Гордеевна.

– ?…

– Рожать буду.

– Милая, родная моя, любовь моя, моя эмеген! Будет тебе все, что пожелаешь! Столько счастья в один день! У меня кругом идет голова! Я буду отцом!

Глава четырнадцатая

Все купечество Тобольской губернии Тарского уезда готовилось к встрече великого гостя. Сам великий князь Николай Александрович обратный путь из путешествия по Азии планировал проложить по Иртышу мимо сел Усть-Ишимское, Утьминское, Тевризское и возможно сделать небольшую остановку в городе Тара.

Со многими проблемами, по внешней торговле с Китаем и Монголией хотели обратиться к великому князю Тарские и Тобольские купцы. Срочно собирали деньги на строительство каменной часовни в память убиенного императора Александра II деда цесаревича Николая.

Чайная торговля с Китаем была ведущей в России. Этот поистине волшебный напиток оценили не только в высоких домах. Теперь, о целебном напитке знали и в каждой крестьянской избе, и комнатке рабочего, и даже солдатам в армии теперь давали чай. Каждое застолье не обходилось без чаепития. Больным чай давал здоровье, тоскующим – радость, деятельным – покой, немощным – силу и веру в себя.

Россия и цинское правительство подписали договор о сухопутной торговле. Как России нужен был китайский чай, так Китаю нужны были меха и хлопок из России. Русским купцам разрешалось строить фабрики по обработке чая непосредственно в чаепроизводящих районах юга Китая и на доставку чая в Тяньцзинь с помощью речного транспорта.

Поскольку чаепитие превратилось в необходимую потребность для русских, приходилось закупать чай в западной и северной Европе, Англии. Чай, ввозимый туда из Китая же, стоил в десятки раз дороже. В эти тяжелые периоды чайный напиток был недоступен для простого русского человека.

Помимо чая из Китая ввозились ткани, в том числе и знаменитый китайский шелк. Конечно, русские научились в суровом климате выращивать лен, а русские женщины ткать полотна и ткани. Но никакое самое тонкое льняное полотно не могло заменить для красавиц ласкового на ощупь, тончайшего и красочного шелка.

Осваивались новые караванные и водные пути русско-китайской торговли. Так, по Янцзы груз доставлялся в Шанхай, оттуда по морю в Тяньцзинь и далее во Владивосток. Позже был освоен также морской путь от Шанхая до Одессы. Благодаря освоению новых торговых маршрутов, удалось сократить стоимость перевозок, а прибыль от торговли возросла. По мере роста значения морского транспорта старый сухопутный маршрут постепенно приходил в упадок.

Не всякому сибирскому купцу по карману было организовать торговлю водным путем. И поэтому все купечество Тары радело за продолжение торговых отношений по старому сухопутному маршруту через Кяхту. Все ждали с вестями великого князя Николая Александровича. Белка, колонок, горностай, лисица, ондатра, обитающие в Тарских лесах, являются хорошим товаром для Китая. Поэтому так хотелось сибирским купцам продолжать торговлю уже отлаженным способом.

Петр Алексеевич Горин собирался на ярмарку в Тару. Был подходящий повод найти Михаила Федоровича Пяткова. Он со своим младшим братом Андреем Федоровичем, городским головой, владели несколькими судами, крупнейшие чаеторговцы, владельцы стекольного завода, они курировали практически всю торговлю большого Тарского уезда. Все остальные купцы выступали в качестве их агентов. Через их обширные связи Петр Алексеевич хотел передать весточку Ончин-тайчи.

Дом Пятковых выделялся своим массивом среди других домов центральной улицы Тары.

Привратнику велено никого не пускать к барину. У барина мол, неотложные дела. Но Петр Алексеевич не отступается.

– Передай голубчик шкурку эту Михаилу Федоровичу. Скажешь от Горина в подарок. Я на постоялом дворе пробуду еще два дня. Желание будет потолковать, пущай приходит. После 6 я свободен от дел торговых.

Петр Алексеевич легкой походкой пошел на базарную площадь вполне удовлетворенный исходом дела. Он размышлял: «Свои дела надо решать на своей территории. А соболек то, просто шикарен. Не всякому дано увидеть высокое качество пушнины. Но если человек знает в этом деле толк, то непременно заинтересуется».

Михаил Федорович явился к исходу второго дня. Соболь действительно очень заинтересовал его. Как раз сейчас шла закупка пушнины для отправки в Китай. И как раз в это смутное время просто необходимо было удивить китайских партнеров ценным мехом.

– Простите, не знаю, как Вас звать величать господин Горин.

– Петр Алексеевич. Мы с Вами виделись у Архиереева, в Карасуке.

– Ах да, припоминаю, кажется. Так, мы вот люди деловые, поэтому не будим бродить вокруг, да около. Соболь качественный. В чем же Ваш интерес? Сколько вы можете продать? По какой цене?

– Вот смотрите – Петр Алексеевич раскрыл мешок – этих хватит Вам на хорошую шубу. Этих я дарю в знак уважения к Вам и началу наших взаимовыгодных отношений.

– Недурно! Однако почему Вы так уверены, что я непременно приму все Ваши предложения?!

– Потому что они полезны для Вас и для меня конечно.

– И в чем же моя польза?

– Путь. Я знаю хороший путь в Китай.

– Это через Казахстан?

– Ну что Вы! В Казахстане вы устанете платить пошлины, и Ваши товары ни ввезенные, ни вывезенные никогда не оправдаются.

– А Вы хорошо владеете ситуацией.

– Не плохо. Я Вам предлагаю другой путь. Он конечно более опасен, но и более выгоден. Мало кто из наших торговцев использует этот путь. А кто использует, тот помалкивает, дабы не было конкуренции.

– Постойте… мне и соболя и карты в руки, а что же Вам, милейший.

– Мой интерес для Вас ничего не будет стоить. Никакой затраты, никакой опасности. Так, одна мелкая услуга.

– За мелкую услугу так дорого не платят.

– Согласен. То, что стоит очень дорого для одного, может оказаться совершенно бесполезным другому. Мне нужно передать вещицу одному нашему общему знакомому. Ваши представители в Китае на большом торге его увидят непременно. Не требуется делать дополнительных затрат на его поиски. Просто необходимо передать ему вещицу и все.

– Передать вещицу и все. Дорогая, однако, вещица. А самому передать ее никак нельзя?

– В том и цена вопроса. Самому никак нельзя. Любой ценой надо сделать эту передачу совершенно неприметной, без малейшей тени.

– Контрабанда?! Я на это не пойду!

– Хуже! Любовь!

Михаил Федорович с недоумением смотрел на Петра Алексеевича. Уж не насмехается ли над ним старый плут?! Да нет, вроде.

– Грешно в твои-то годы.

– Да не моя любовь-то, сыновья!

– Охо-хо! Ну и насмешил ты меня! И что же, крепка любовь-то?

– Родителя забросил, в бега подался.

– Да… не шутейное дело… Вот чем мы старики живем? Радостью детей наших, их печалью. Вот хорошо у дитя и тебе радостно, а плохо – и тебе не спиться. А тут любовь! Говори, кому передать вещицу-то, так и быть помогу тебе.

– Так вот, на большом торге надо найти Ончин-тайчи и передать вот эту диковинную серьгу. Сказать, если пара нужна мол, у староверов ее можно выпросить. А что Ончин-тайчи скажет, назад мне передать.

– Ну, рассказывай теперь мой интерес.

– Как погода устоится, грязь сойдет, можно и в путь трогаться. Пошлешь с моим Фадеем верного человека.

– А ты хитер однако! Про соболей умалчиваешь.

– А как ответ получим, так и про соболей поведаем… Хороши шкурки-то?!

– Так по новому пути с пустыми руками не сподручно ходить.

– Так и погода наладится не завтра.

– Значит, срочный ответ от Ончин-тайчи тебе нужен.

– Не ходить же тебе по новому пути с пустыми руками! А теперь давай к столу, милейший. После хорошей работы нужен хороший обед.

Петр Алексеевич велел подавать на стол в номере. И понесла прислуга блюдо за блюдом: уха осетровая, гусь, набитый яблоками, языки заливные, блины сметанные, наливку сливовую.

Всю весну Петр Алексеевич провел в Таре. Заботу о посевной он возложил на старшего сына – Фадея. По неотложным вопросам в Тару наведывался приказчик.

Время тянулось медленно. Пару раз заходил Михаил Федорович. Он поглядывал на улицу, напоминая о том, что погода уже месяц как стоит прекрасная. Грязь на дорогах не то, что высохла, она уже превратилась в пыль. Петр Алексеевич упорно помалкивал. Он понимал, что сам потерял все сроки выхода на алтайскую тропу. При такой погоде можно было сделать две, три ходки за лето. Горько осознавать, что один караван уже пропущен. Но он терпеливо ждал ответа от Ончин-тайчи.

В беспокойстве бредя по улицам Тары, Петр Алексеевич размышлял: «Когда-то, почти полтора века назад, поселился здесь мой пращур Артем. И не было здесь ни деревень, ни городов, ни даже дорог. Шумела привольно тайга, богатая своими дарами. Искрилась на солнце серебряная рябь озер и рек, переливаясь рыбьей чешуей. На привольных лугах уходили под снег не кошеные сочные травы. Не зря тот далекий пращур Артем выбрал именно это богатое место. А шел до него он почти пять лет. Сказывал, как по реке плыли, через Урал переходили, в разных селах останавливались. Деньжат заработают, подкопят и дальше трогаются. Ехали сюда из-за земли.

Тогда, с 1758 года, по указу Елизаветы Петровны, наметили прокладку дороги через Аббацкую, Крутинскую, Тюкалинскую степи и далее на Суховскую слободу. В 1759 году были поставлены по тракту первые почтовые избушки и издан Указ сибирского губернатора о вызове охотников для переселения на Аббатскую дорогу. Этот путь имел тогда лишь одно название. Никак нельзя было назвать его дорогой, лишь намеченная просека, да болота кругом. От одной почтовой станции до другой можно было добираться все лето. Лошади вязли по стремена.

Первопроходцам государство давало ссуду, а еще они пользовались льготой: на десять лет освобождались они от всякого казенного налога. А земли можно было брать, сколько можешь обработать. Ходоков находилось множество. Разрабатывалось большое количество земли, вырастали деревни, а с ними крепчал Аббатский тракт.

Как бережно передавались все эти воспоминания от отца к сыну, через многие поколения. Дабы каждый потомок знал, чьими силами здесь все взращено, выстроено, и что нужно сделать еще, чтобы укрепить имеющееся и воздвигнуть новое. А Егор вот по закоулкам прячется, вместо того, чтобы продолжать отцово дело. Нехорошо это! Ох, как не хорошо! Надо стервеца назад возвращать».

Однажды вечером, наведался Михаил Федорович к Петру Алексеевичу с весточкой с далекой Азии.

– Ну что, Петр Алексеевич, пляши, нашли мы старика Ончин-тайчи. Передал ему мой торговый человек серьгу, сказал все как велено. Мол, если товар к душе можно вторую серьгу у староверов выпросить.

– Не томи ты меня, сказывай, что старик ответил.

– Он, говорит, весь пятнами пошел, губы задрожали. Серьгу взял трясущимися руками, подержал и говорит: «подумать надо, прежде чем вторую заказывать, завтра приходи, ответ получишь».

– Ну не тяни же!

– На второй день принес он назад эту серьгу, и говорит: «вторую серьгу обязательно достать надо. Не гоже одной паре в разброс быть. Хороший человек, тот, кому досталась эта серьга, так пусть у него и будет эта пара. А ему, старику, не для кого такие изысканные украшения приобретать, но может когда-нибудь, я приеду полюбоваться на эту красоту».

– Так что ж, готовь человека верного в путь, да к концу недели пора выдвигаться. А то и так все сроки потеряли.

– А соболя?!

– А соболей, мил друг, по дороге купим.

– А ты хитер! Ну что ж, отправлю я с твоим Фадеем своего сынишку. Он у меня смышленый малый.

– Главное что бы сноровистый был, да выносливый. Путь-то тяжкий предстоит. На перевалах, бывает, от натуги лошади дохнут, так что все учитывай. Дорога на две трети хорошая. А вот последняя треть – вьючный путь. Перевалы, переправы. Места малообитаемые. К сынишке приставь четырех-пяти молодцев покрепче, да вооружить не забудь.