Автор книги: Ольга Соколова
Жанр: Юриспруденция и право, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
К вопросу о содержании признака насилия, опасного для жизни или здоровья, в части 2 статьи 318 УК РФ
Современные научно-практические комментарии, учебники по уголовному праву дают, как правило, одинаковые толкования объективной стороны преступления, предусмотренного ст. 318 УК РФ. Под насилием, не опасным для жизни или здоровья, в отношении представителя власти понимают нанесение побоев или совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль, но не повлекших последствий, указанных в ст. 115, а также иные виды физического воздействия на потерпевшего (например, связывание). Угроза применения насилия охватывает любые случаи угрозы насилием, вплоть до угрозы убийством. В последнем случае применяется ч. 1 ст. 318 УК как специальная норма по отношению к общей норме ст. 119 УК. Под применением насилия, опасного для жизни или здоровья (ч. 2), понимается причинение тяжкого, среднего и легкого вреда здоровью, а также истязание (ст. ст. 111, 112, 115 и 117). Указывается, что дополнительной квалификации по статьям о преступлениях против личности не требуется. В частности, в юридической литературе отмечается, что при причинении тяжкого вреда здоровью представителю власти квалификация по ч. 2 ст. 318 УК РФ является достаточной.
Данное мнение согласуется с позицией Верховного Суда, который еще в 2000 году по делу Зубарева указал: «При осуждении лица по ч. 2 ст. 318 УК РФ в случае умышленного причинения потерпевшему тяжкого вреда здоровью дополнительной квалификации по п. «а» ч. 2 ст. 111 УК РФ не требуется, поскольку под насилием, указанным в ч. 2 ст. 318 УК РФ, понимается причинение вреда здоровью любой тяжести, в том числе и тяжкого. В отличие от санкции п. «а» ч. 2 ст. 111 УК РФ санкция ч. 2 ст. 318 УК РФ за причинение такого вреда здоровью представителю власти в связи с исполнением им своих должностных обязанностей установлена более тяжкая2525
Определение N 44–099–89 по делу Зубарева // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2000. № 7. С. 14. http://www.tsud.ru/bvs15 /bvs2000_html/index.html
[Закрыть]. В соответствующий период времени (2000 год) верхняя граница наказания была одинаковая – 10 лет лишения свободы. Отличалась нижняя граница: 3 года (в ч. 2 ст. 111 УК РФ), 5 лет (ч. 2 ст. 318 УК РФ).
Поскольку Верховный Суд указал только на ч. 2 ст. 111 УК РФ, то в юридической литературе появилась точка зрения о том, что проблему правильной квалификации деяния виновного при совершении преступления в отношении представителя власти, в случаях наличия в деянии особо квалифицирующих признаков, предусмотренных ч. 3 и ч. 4 ст. 111 УК РФ, следует решить на законодательном уровне. А именно, внести коррективы в ст. 318 УК РФ – сформулировать часть 3: «Деяния, предусмотренные частями первой и второй настоящей статьи, совершенные организованной группой – наказываются лишением свободы на срок от пяти до двенадцати лет». При разрешении вопроса о квалификации насилия (ст.ст. 318 УК РФ) с причинением по неосторожности смерти потерпевшему, также существует возможность внесения законодательной новеллы – выделение дополнительно данного квалифицированного вида преступления в самой норме, без квалификации по ст. 109 или ч. 4 ст. 111 УК РФ2626
См.: Баглай Ю.В. Указ. соч. С. 30.
[Закрыть].
Но есть и другая точка зрения, которая отличается от позиции Верховного Суда РФ. Так, А.В. Шрамченко полагает, что признак «причинения тяжкого вреда здоровью потерпевшего» в результате применения насилия, опасного для жизни или здоровья, должен отягчать уголовную ответственность и может содержаться в ч. 3 ст. 318 УК РФ2727
См.: Уголовно-правовая защита сотрудников милиции при исполнении ими служебных обязанностей: учебное пособие / Шрамченко А.В.; науч. ред.: Милюков С.Ф. Ставрополь, 2007. С. 116.
[Закрыть].
Поддерживая ученого, необходимо аргументировать свое мнение. Наказание за совершение преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 111 УК РФ, – лишение свободы на срок до десяти лет с ограничением свободы на срок до двух лет либо без такового. За применение в отношении представителя власти насилия, опасного для жизни или здоровья, предусмотрено наказание в виде лишение свободы до 10 лет. Таким образом, за причинение вреда здоровью лицу или его близким в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга может быть назначено дополнительное наказание. Соответственно, санкция преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 318 УК РФ, является более мягкой по сравнению с санкцией указанного преступления против личности. То есть на сегодняшний день тезис Верховного Суда о том, что в отличие от санкции п. «а» ч. 2 ст. 111 УК РФ санкция ч. 2 ст. 318 УК РФ за причинение такого вреда здоровью представителю власти в связи с исполнением им своих должностных обязанностей установлена более тяжкая, не соответствует действительности. Заметим также, что в ст. 318 УК РФ под охрану поставлены два непосредственных объекта, при этом здоровье представителя власти является дополнительным объектом. В свою очередь в ч. 2 ст. 111 УК РФ дополнительным непосредственным объектом можно назвать интересы службы. Получается, что на сегодняшний день интересы порядка управления (в частности, нормальной деятельности представителей власти) как основного непосредственного объекта не получают должной уголовно-правовой охраны. По мысли законодателя, нормы, зафиксированные в ст. ст. 317–319 УК РФ, являются специальными и изначально были ориентированы на более строгую ответственность, по сравнению с аналогичными действиями, совершенными в адрес лиц, не наделенных статусом представителя власти.
Видится несколько вариантов решения данной проблемы.
1. Включить в санкцию ст. 318 УК РФ дополнительное наказание в виде ограничения свободы, тем самым за нарушение обеих норм будет установлено, по крайней мере, одинаковое наказание (ч. 2 ст. 111 и ч. 2 ст. 318УК РФ). Отметим, что данный вариант не является приемлемым по двум основаниям: а) основной непосредственный объект все также не получает должной уголовно-правовой охраны; б) если сравнивать нормы о преступлениях против личности (ст. 105 и ст. 111 УК РФ), то в санкциях не предусматривается разрыва наказания. Если же мы обратимся к ст. 317 и ст. 318 УК РФ, то отметим, что за причинение тяжкого вреда здоровью установлено наказание в виде 10 лет лишения свободы, в случае посягательства на жизнь сотрудника правоохранительного органа минимальное наказание – 12 лет лишения свободы.
2. Увеличить размер наказания в санкции ч. 2 ст. 318 УК РФ до 12 лет лишения свободы.
3. Предусмотреть в ст. 318 УК РФ такой особо квалифицирующий признак, который бы устанавливал уголовную ответственность за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью.
Учитывая иные положения уголовного законодательства, более приемлемым кажется второй вариант. В частности, за применение насилия, опасного для жизни или здоровья, в адрес сотрудника места лишения свободы или места содержания под стражей в связи с осуществлением им служебной деятельности либо его близких, наказание установлено следующее: от пяти до двенадцати лет лишения свободы (см. ч. 3 ст. 321 УК РФ).
Таким образом, учитывая современное состояние законодательства в области охраны нормальной деятельности органов управления, в случае применения насилия в отношении представителя, повлекшее причинение тяжкого вреда здоровью, необходимо квалифицировать действия субъекта по совокупности ст. 318 и ст. 111 УК РФ. Следовательно, понятие «насилие, опасное для жизни или здоровья» в ст. 318 УК РФ охватывает лишь легкий и средней тяжести вред здоровью. Причинение тяжкого вреда здоровью требует дополнительной квалификации по ст. 111 УК РФ.
Разглашение сведений о мерах безопасности, применяемых в отношении должностного лица правоохранительного или контролирующего органа: уголовно-правовой анализ признаков преступления
Порядок управления – это совокупность правил, закрепляющих и регулирующих устройство, компетенцию и порядок деятельности органов власти, организаций в их отношениях между собой и отдельными гражданами. При этом порядок управления вносит в эти отношения стабильность, позволяет во всей полноте осуществить свои законные интересы и права.
Неотъемлемой частью интересов порядка управления является безопасность субъектов управленческой деятельности, как состояние защищенности жизненно важных интересов, гарантирующее возможность должного осуществления ими своих обязанностей. В связи с этим законодатель предусмотрел в Уголовном кодексе ряд норм (ст. ст. 317–320) устанавливающих ответственность за преступления, сопряженные с посягательствами на представителей управленческого аппарата и их близких.
Следует оговориться, что в юридической литературе не дается однозначной характеристики непосредственных объектов указанных преступлений. Во-первых, обсуждается концепция двуобъектного состава данных деяний. Во-вторых, выделяются т.н. «групповые» объекты (данный термин используют в литературе для характеристики объекта различных групп посягательств внутри одной главы УК РФ). В-третьих, дискутируют относительно специфики основного объекта2828
См., например: Кизилов А.Ю. Уголовно-правовая охрана управленческой деятельности представителей власти. Ульяновск: УлГУ, 2002. С. 53–55; Саруханян А.Р. Преступления против порядка управления. Ставрополь: СКГИ, РЮИ РПА МЮ РФ, 2003. С. 42–45.
[Закрыть].
В объеме данной публикации не представляется возможным наиболее подробно остановиться на вышеперечисленных проблемах и вопросах. Необходимо лишь отметить, что наличие различных классификаций преступлений того или иного вида позволяют некоторым авторам «дробить» видовой объект на ряд групповых. Думается, что это, в принципе, возможно, если исследователи не будут забывать и про характеристику непосредственного объекта, как неотъемлемого элемента любого состава преступления. Но нередко авторы умалчивают о его специфике. Так, например, А.Р. Саруханян полагает, что структура и содержание непосредственного объекта преступления, зафиксированного в ст. 320, аналогичны такому же элементу преступлений, имеющих один групповой объект2929
Саруханян А.Р. Указ. соч. С. 21–23, 68.
[Закрыть].
В литературе непосредственный объект рассматриваемого преступления характеризуется в основном как нормальная деятельность органов управления3030
Курс уголовного права. Особенная часть. Том 5. Учебник для вузов / под ред. Г.И. Борзенкова и В.С. Комисарова. М.: ИКД «Зерцало-М», 2002. С. 230; Пикуров Н.И., Букалерова Л.А. Уголовно-правовая охрана государственного и муниципального управления: учебное пособие. М.: Московский государственный университет управления. М., 2006. С. 33.
[Закрыть].
Ю.И. Бытко, определяя непосредственный объект преступления, предусмотренного ст. 320 УК РФ, как нормальное функционирование правоохранительных и контролирующих органов, добавляет также, что основным объектом следует считать и их авторитет3131
Бытко Ю.И. Преступления против порядка управления: Лекция. Саратов: СГАП, 1999. С. 11.
[Закрыть]. Заметим, что аналогичной является и приведенная автором характеристика основного непосредственного объекта оскорбления представителя власти3232
Там же. С. 9.
[Закрыть]. Думается, что авторитет управленческих органов подрывается именно при публичном оскорблении представителя власти, исполняющего свои должностные обязанности, но не при разглашении сведений о мерах безопасности, применяемых в отношении должностных лиц. Следовательно, авторитет не следует включать в содержание основного непосредственного объекта ст. 320 УК РФ.
А.В. Шкода высказывает наиболее верную точку зрения, согласно которой в основе непосредственного объекта преступления, предусмотренного ст. 320 УК РФ, лежит юридический интерес неприкосновенности сведений, составляющих тайну мер безопасности, применяемых в отношении должностного лица правоохранительного или контролирующего органа3333
Шкода А.В. Уголовная ответственность за разглашение сведений о мерах безопасности, применяемых в отношении должностного лица контролирующего или правоохранительного органа: дис. … канд. юрид. наук. Ставрополь, 2006. С. 61.
[Закрыть].
Сохранность конфиденциальности сведений в большей степени подчеркивает специфику объекта рассматриваемого преступления, чем другая более обобщенная характеристика нарушаемых общественных отношений и интересов – нормальная управленческая деятельность. Нормальное (безопасное) функционирование органов управления страдает не только в результате разглашения сведений о мерах безопасности, но и при посягательстве на жизнь, здоровье, честь указанной категории лиц (ст. ст. 317–319 УК РФ).
Думается, что содержание основного непосредственного объекта преступления, предусмотренного ст. 320 УК РФ, – это интересы информационного обеспечения безопасности субъектов управленческой деятельности. В свою очередь дополнительный непосредственный объект можно охарактеризовать, как интересы личной безопасности должностных лиц правоохранительных или контролирующих органов, а также их близких. Данная категория лиц рассматривается в юридической литературе как потерпевшие в преступлении, предусмотренном ч. 1 ст. 320 УК РФ.
Содержание квалифицирующего признака рассматриваемого уголовно-наказуемого деяния (речь идет о тяжких последствиях, которые наступили в результате разглашения соответствующих сведений; отношение виновного к наступлению этих последствий может характеризоваться как умыслом, так и неосторожностью) раскрывается в литературе по-разному. Но в основном авторы единодушны в признании тяжкими последствиями, например, причинение потерпевшему тяжкого вреда здоровью, какого-либо имущественного ущерба. Соответственно, дополнительным непосредственным объектом преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 320 УК РФ, в разных ситуациях могут выступать и имущественные интересы, и физическая неприкосновенность потерпевшего.
Потерпевший – это представитель власти, т.е. должностное лицо правоохранительных и контролирующих органов, а также его близкие.
Большинство авторов при характеристике потерпевшего ориентируются на Федеральный закон от 20 апреля 1995 г. № 45-ФЗ «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов»3434
Собрание законодательства РФ 1995. № 17. Ст. 1455.
[Закрыть] (с учетом последних изменений от 03.02.2014 года). В частности, ст. 2 определяет, что лицами, подлежащими государственной защите являются: 1) судьи всех судов общей юрисдикции и арбитражных судов и т.д.; 2) следователи; 3) лица, производящие дознание; 4) лица, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность; 5) сотрудники органов внутренних дел, осуществляющие охрану общественного порядка и обеспечение общественной безопасности, а также исполнение приговоров, определений и постановлений судов (судей) по уголовным делам, постановлений органов расследования и прокуроров; 6) сотрудники учреждений и органов уголовно-исполнительной системы и пр.
Объективная сторона характеризуется разглашением сведений о мерах безопасности соответствующих лиц. Согласно названному выше Закону для обеспечения защиты жизни и здоровья, сохранности имущества в отношении должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов, их близких могут применяться с учетом конкретных обстоятельств следующие меры безопасности: личная охрана, охрана жилища и имущества; выдача оружия, специальных средств индивидуальной защиты и оповещения об опасности; временное помещение в безопасное место; обеспечение конфиденциальности сведений о защищаемых лицах; перевод на другую работу (службу), изменение места работы (службы) или учебы; переселение на другое место жительства; замена документов, изменение внешности.
Разглашение предполагает, что сведения об указанных обстоятельствах стали известны хотя бы одному постороннему лицу, не имеющему право на ознакомление с данной информацией. Преступление окончено с момента, когда сведения стали известны лицу, не имеющему к ним отношения.
Субъективная сторона преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 320 УК РФ характеризуется прямым умыслов, при этом обязательно установление цели – воспрепятствование служебной деятельности потерпевшего. С учетом того, что законодатель не уточнил форму вины по отношению к последствиям в ч. 2 ст. 320 УК РФ, следует высказать соображение, что оно может быть любым – как умышленным, так и неосторожным.
Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества: вопросы содержания и законодательного конструирования статьи 321 УК РФ
На сегодняшний день в юридической литературе ведется дискуссия о необходимости внесения изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации в части регулирования ответственности за посягательства на сотрудников исправительных учреждений и осужденных, вставших на путь исправления.
Высказывается идея о необходимости выделения в Уголовном кодексе РФ норм о преступлениях, совершаемых осужденными в исправительных учреждениях, в одну группу, которую целесообразно обозначить термином «пенитенциарные преступления». Данным термином предлагается именовать деяния, предусмотренные Уголовным кодексом РФ, посягающие на общественные отношения в сфере исполнения уголовных наказаний, совершенные в условиях изоляции от общества осужденными или следственно-арестованными (побеги, уклонение от отбывания лишения свободы, дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества и т.д.) [3].
Думается, выделение данных преступлений в самостоятельную главу не совсем целесообразно, т.к. это приведет к дроблению глав Уголовного кодекса и, как следствие, к нарушению принципов кодификации Уголовного закона.
По мысли исследователей, пенитенциарные преступления по своей юридической природе наиболее близки к тем посягательствам, которые препятствуют исполнению приговора, тем самым посягают на интересы правосудия.
Ученые, ссылаясь на зарубежное законодательство, на традиции советского уголовного законодательства в части закрепления ряда преступлений из указанной выше группы в главе о преступлениях против правосудия, на положения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. и практику Европейского суда по правам человека, определяющие исполнение судебного решения как часть судебного разбирательства, предлагают законодателю определиться с местом расположения норм, регламентирующих борьбу с преступностью в местах лишения свободы [3, 5].
Анализ главы 31 УК РФ свидетельствует о том, что законодатель объединил различные составы преступлений, посягающие не только на деятельность суда, но и органов, осуществляющих исполнительное производство, а также на предварительное расследование. Таким образом, интересы правосудия – это не только судебная система, но и те государственные органы, которые способствуют суду реализовать задачи и цели правосудия, без деятельности которых выполнение судом функции правосудия было бы проблематичным.
Непосредственным объектом преступления, зафиксированным в ст. 321 УК РФ, являются отношения, регулирующие исполнение наказания в виде лишения свободы по приговору суда, т.е. фактически данное деяние посягает на отношения, регулирующие правосудие. Такая позиция, отмечает Н.К. Рудый, соотносится и с современным пониманием правосудия как особого вида государственной деятельности. Современная наука давно отошла от советской доктрины, которая под правосудием понимала лишь деятельность, связанную с судебным рассмотрением уголовных, гражданских и административных дел. Сегодня данный термин обозначает особый вид государственной деятельности, направленный на реализацию функции охраны и укрепления законности, на защиту от преступных посягательств на права и свободы человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений [6].
В целом, можно согласиться с теми учеными, которые предлагают перенести ст. 321 УК РФ, предусматривающую ответственность за дезорганизацию деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, в главу о преступлениях против правосудия.
Что касается содержания нормы, устанавливающей ответственность за дезорганизацию деятельности исправительных учреждений, то отдельные исследователи настаивают на дополнении диспозиции ст. 321 УК РФ описанием тех действий, которые, по их мнению, охватываются термином «дезорганизация» – т. н. «терроризирование» осужденных, уничтожение или повреждение имущества, шантаж и др. Предлагается ввести уголовную ответственность за злостное нарушение установленного порядка.
Так, Ю.М. Ткачевскому представляется целесообразным внести в ч. 3 ст. 321 УК РФ изменение, устанавливающее ответственность осужденных за массовые беспорядки, сопровождающиеся насилием, погромом, поджогами, уничтожением имущества, применением огнестрельного оружия, взрывчатых веществ или устройств, а также оказанием вооруженного сопротивления администрации мест лишения свободы или власти как особо квалифицированной дезорганизации деятельности мест лишения свободы. Подобного рода преступление более опасно, чем массовые беспорядки, ответственность за которые установлена ст. 212 УК РФ, санкция ч. 3 ст. 321 УК РФ должна быть строже. В УК некоторых стран предусмотрены и иные, не приведенные в ч. 3 ст. 321 УК РФ, квалифицирующие обстоятельства действий, дезорганизующих деятельность мест лишения свободы, например, совершение преступления особо опасным рецидивистом или лицом, осужденным за тяжкое или особо тяжкое преступление. Подобного рода квалифицирующие признаки, пишет автор, следовало бы включить и в ч. 3 ст. 321 УК РФ [7].
Высказывается идея и о частичной декриминализации данного состава преступления (в качестве аргументов называется неэффективность нормы; нарушение правил юридической техники при конструировании состава, в частности, несоответствие содержания диспозиции основного и квалифицированных составов наименованию преступления). Относительно декриминализации ч. 1 ст. 321 УК РФ указывается, что осужденный не может выступать в качестве носителя отношений порядка управления и упоминание о нем как о потерпевшем обесценивает норму, ставит под вопрос ее состоятельность. В случае посягательств на осужденного достаточно квалифицировать действия виновного как преступление против личности [1].
Исследователи не согласны с тем, что термин «дезорганизация» включает в себя лишь насилие или угрозу применения насилия, а также указание в одной норме на две полярные категории: осужденный и сотрудник ИУ. Предлагается разделить ст. 321 УК РФ на самостоятельные нормы, содержащиеся не в одной, а в разных статьях УК РФ: ст. 314.1 УК РФ «Применение насилия в отношении работника учреждения или органа уголовно-исполнительной системы» и 314.2 УК РФ «Воспрепятствование исправлению осужденного» [4].
Как отмечает Ю. Власов, выделение в качестве самостоятельных составов преступлений деяний, предусматривающих ответственность за применение насилия, в отношении сотрудников мест лишения свободы и осужденных позволит дифференцировать объекты посягательства и ответственность субъектов [1].
Многообразие предложений законодательного редактирования рассматриваемого состава преступления приводит нас к выводу о необходимости проведения более детального научного исследования: уголовно-правового, криминологического, уголовно-исполнительного с целью обоснования предлагаемых изменений. И, прежде всего, необходимо разобраться с конструкцией и содержанием ныне существующей редакции статьи 321 УК РФ.
Анализ текста статьи 321 Уголовного кодекса Российской Федерации свидетельствует о наличии некоторых нарушений юридической техники при его оформлении, а также об определенных пробелах в регулировании вопросов уголовной ответственности за посягательства на нормальную деятельность учреждений, обеспечивающих изоляцию осужденных от общества.
Следует отметить, например, несоответствие между наименованием статьи и содержанием признаков преступления, предусмотренного ст. 321 УК РФ. В ч. 1 ст. 321 УК РФ речь идет о применении насилия в отношении осужденного с целью воспрепятствовать его исправлению или из мести за оказанное им содействие администрации учреждения или органа уголовно-исполнительной системы, статья же называется «Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества».
Во-первых, содержание термина «дезорганизация» явно шире по своему объему, чем насильственные действия, обозначенные законодателем в качестве объективной стороны данного преступления.
Во-вторых, если в наименовании речь идет об учреждениях, обеспечивающих изоляцию от общества, то в ч. 1 ст. 321 УК РФ говорится об администрации учреждения или органа уголовно-исполнительной системы. В уголовном и уголовно-исполнительном законодательстве данным термином (орган уголовно-исполнительной системы) обозначены также уголовно-исполнительная инспекция (ч. 2 ст. 314 УК РФ, ст. 16 УИК РФ, ст. 71.1 УИК РФ) и исправительный центр (ч. 3, 5 ст. 53.1 УИК РФ). Получается, что при буквальном прочтении ч. 1 ст. 321 УК РФ, можно предположить, что речь в ней идет не только о дезорганизации деятельности исправительных учреждений, исполняющих наказание в виде лишения свободы, но и, например, исправительных центров, предназначенных для реализации норм о принудительных работах. Думается, данная законодательная неточность может привести к неправильному толкованию и применению ч. 1 ст. 321 УК РФ. Предлагается слова «или органа уголовно-исполнительной системы» исключить и изложить часть 1 ст. 321 УК РФ в следующей редакции: «Применение насилия, не опасного для жизни или здоровья осужденного, либо угроза применения насилия в отношении его с целью воспрепятствовать исправлению осужденного или из мести за оказанное им содействие администрации учреждения или органа, обеспечивающего изоляцию от общества».
Предлагается также расширить круг лиц, выступающих в качестве потерпевших от преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 321 УК РФ. На сегодняшний день речь идет только о тех, кто имеет специальное звание сотрудников уголовно-исполнительной системы. Рабочие и служащие учреждений, исполняющих наказание, к сотрудникам не относятся, поэтому посягательства на их жизнь или здоровье должны квалифицироваться по соответствующим статьям о преступлениях против личности, а не по ст. 321 УК РФ.
К рабочим и служащим исправительных учреждений относится персонал, руководящий производственной деятельностью осужденных, а также осуществляющий общеобразовательное и профессионально-техническое обучение, медицинское обслуживание. Однако не понятно, почему уголовный закон не ставит под особую защиту и этих лиц. Ведь осуществление их деятельности по специфике и нахождению в определенной зоне опасности не уступает деятельности лиц, состоящих на должностях рядового и начальствующего состава исправительных учреждений, следственных изоляторов или иных мест содержания под стражей. Думается, нет никаких оснований для игнорирования специального статуса педагогов, медицинского персонала и не предоставления особых гарантий неприкосновенности их личности. Особенности трудовой деятельности в учреждениях уголовно-исполнительной системы, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы, позволяет сделать вывод, что любое посягательство на жизнь или здоровье рабочего или служащего неизбежно влечет за собой нарушение нормальной деятельности самого учреждения.
Для сравнения: статья 313 Модельного уголовного кодекса государств-участников СНГ также предполагает ответственность за насильственные действия в отношении работника учреждения, исполняющего наказания в виде лишения свободы или ареста, или работника учреждения предварительного заключения в целях воспрепятствования нормальной деятельности этих учреждений [2].
Предлагается изложить ч. 2 ст. 321 УК РФ в следующей редакции: «Деяния, предусмотренные частью первой настоящей статьи, совершенные в отношении сотрудника места лишения свободы или места содержания по стражей, либо работника или служащего данного учреждения, в связи с осуществлением ими служебной деятельности, либо их близких».
Часть 3 ст. 321 УК РФ также требует внесения изменений. Прежде всего, это вытекает из соотношения данной части статьи с текстом основного состава преступления. В цитируемой выше части 1 ст. 321 УК РФ речь идет о применении насилия, не опасного для жизни или здоровья. В свою очередь, квалифицированный вид деяния звучит, как «Деяния, предусмотренные частями первой и второй настоящей статьи, совершенные … с применением насилия, опасного для жизни или здоровья». Т.е. получается, что квалифицированный вид дезорганизации деятельности исправительных учреждений – это «применение насилия, не опасного для жизни или здоровья, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья». Подобная тавтология свидетельствует о пренебрежении правилами юридической техники. Предлагается следующая редакция части 3 ст. 321 УК РФ: «Применение насилия, опасного для жизни и здоровья: пункт «а» – в отношении осужденного с целью воспрепятствовать его исправлению или из мести за оказанное им содействие администрации учреждения или органа, обеспечивающих изоляцию от общества; пункт «б» – в отношении сотрудника места лишения свободы или места содержания под стражей, либо работника или служащего данного учреждения, в связи с осуществлением ими служебной деятельности либо их близких.
Что касается установления ответственности за дезорганизацию исправительных учреждений, совершенную организованной группой, то необходимо зафиксировать данный квалифицированный вид преступления в части 4 ст. 321 УК РФ («Деяния, предусмотренные ч. ч. 1–3, совершенные организованной группой»).
В целом, необходимо отметить, что совершенствование законодательства, устанавливающего уголовную ответственность за дезорганизацию деятельности исправительных учреждений, обеспечивающих изоляцию осужденных от общества, будет способствовать более точному применению уголовно-правовых норм, направленных на борьбу с пенитенциарной преступностью.
Библиографический список
1. Власов Ю. Проблемы конструкции и содержания статьи 321 УК РФ // Уголовное право. 2006. №2. СПС Консультант Плюс.
2. Модельный уголовный кодекс для государств – участников Содружества Независимых государств (электронный ресурс) // http://www.cisatc.org/135 /154/241.
3. Парфиненко И.П. Общее понятие пенитенциарных преступлений: система и виды // Российский следователь. 2012. №7. С. 41–43.
4. Примак А.А. Уголовная ответственность за преступления, посягающие на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Красноярск, 2003.
5. Рудый Н.К. Совершенствование уголовно-правовых норм об ответственности за преступления, посягающие на служебную деятельность и безопасность должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов, сотрудников учреждений, обеспечивающих изоляцию об общества // Российский следователь. 2008. № 13. СПС Консультант Плюс.
6. Рудый Н.К. Нормальная деятельность исправительных учреждений и мест содержания под стражей есть порядок осуществления правосудия // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2008. № 2. СПС Консультант Плюс.
7. Ткачевский Ю.М. Российская прогрессивная система исполнения уголовных наказаний. М.: Городец, 2007.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.