Текст книги "Неприкаянная"

Глава 14

Ощупывая себя и разглядывая все, что было доступно моему взгляду, я сумела понять, что принадлежу к женскому полу. Слава богам! Рост мой не превышает метра шестидесяти, и это наследие Ланьи, но вот только тело мое полнотой вовсе не отличается. Напротив, оно худое, жилистое, с прекрасно натренированными мышцами. Рассвета я ждала как чуда, потому что больше всего на свете мне в данный момент хотелось узнать, как я выгляжу.

Клетка, трюм, наручники, плен – все это отодвинулось на задний план. Нет, я не дура и не блондинка. Мне просто очень нужно было знать, как я выгляжу, чтобы понять, как дальше жить и действовать. Например, зрение, как у кошки, а глаза? Лицо – красивое, страшное, невзрачное… Какое? Какие волосы? В темноте не могу определить. Черные, потому что грязные, или потому, что цвет такой? Как же долго тянется время.

И вот он, рассвет. Зашевелились более активно люди, пытаясь размять затекшие во сне тела, запричитали женщины, окликая своих детей Заплакали дети, причем как малыши, так и подростки. Все это не могло не привлечь охрану.

– Заткнитесь! Падаль! – раздалось из люка.

Шум нарастал, но вниз пока никто не спускался, правда, орать тоже никто больше не орал. В трюме постепенно становилось все светлее и светлее. Я наконец-то смогла получше рассмотреть своих соседок и начать разговор.

– Я Миира, и после удара по голове даже как выгляжу, не помню, только имя в голове крутится. Не могу понять, где мы и что происходит? Надеюсь на вашу помощь, – проговорила я, привлекая к себе внимание своих соседок. Ответили мне не сразу, но все-таки ответили. Первой заговорила молодая женщина лет тридцати, маленького роста, полненькая, светлоглазая, с огненно-рыжими волосами.

– Я Рада, мне двадцать восемь, меня и моего сыночка взяли в плен при нападении на купеческий обоз. Мой муж погиб, защищая нас, и теперь я не только потеряю сына, но из купеческой жены превращусь в рабыню. Нас продадут с торгов на острове Квари. Именно там теперь проводятся торги, потому что совсем недавно все соседние королевства подписали договор о запрете торговли людьми, который при этом совсем не запрещает богатым людям владеть рабами. Остров же находится под властью морских разбойников, и теперь торговля людьми самое прибыльное дело для них. Желающие купить рабов беспрепятственно пропускаются на остров и так же свободно покидают его. Сильнейший магический источник и неприступный древний бастион надежно защищают остров и его жителей. Как только наши ноги коснутся его берегов, мы потеряем свою свободу навсегда. Клеймо раба сделает нас вещью, покорной, податливой, готовой услужить, и нам уже никогда не захочется покинуть своего хозяина.

Слезы потекли из ее глаз, губы задрожали, а руки упали вдоль тела, увлекаемые вниз тяжестью наручей, скованных цепью.

– Я Марика, – заговорила высокая смуглая женщина с угольно-черными волосами, темноглазая, стройная, с большой грудью, длинными ногами и изящными руками. – Мне тридцать. Была в городе проездом. Муж, барон Варлен, улаживал свои дела в портовой таверне. Меня выкрали прямо из комнаты, где я отдыхала в ожидании, пока он освободится. У меня трое детей, но они, слава богам, остались дома, в безопасности. Я неплохая магичка, но оковы полностью блокируют меня.

– А я Ласка, мне шестнадцать, – заговорила молоденькая девушка с белыми как молоко волосами, огромными темными глазами, тоненькой как тростинка фигуркой и опухшим от слез личиком. – Служила подавальщицей в том трактире, откуда украли госпожу баронессу. Случайно оказалась свидетелем ее похищения, и вот я тоже тут; детей у меня нет.

Все трое, очевидно, потеряли надежду на спасение и совсем пали духом, но мне нужны были ответы, и я начала задавать вопросы. Отвечала мне в основном Марика.

– Нас могут спасти?

– Нет. Я видела, куда меня тащили. В море, под охраной трех боевых кораблей, вышло несколько кораблей торговцев с большими трюмами. Они совершают плавание совершенно легально и по документам наверняка увозят сейчас полные трюмы обычного товара. Их никто не будет трогать, потому что идут они под флагами союзного королевства. Никто не будет нарываться на скандал с воинственным королевством Уркваи ради кучки пропавших людей, а ведь именно его флаги сейчас реют на мачтах.

– Откуда мы отплыли?

– Из порта.

– Да нет! Город как называется? Далеко он от столицы?

– Называется Лиая. До столицы два дня пути на лошадях.

– И что, нет никакой надежды на освобождение? А если пленники смогут захватить корабль?

– Корабль потопят, но не дадут уйти.

– Почему после рабского клейма люди не хотят покидать хозяев?

– Магическое клеймо лишает воли навсегда. Таких людей никто уже не ждет дома, их не освобождают из рабства, они уже никогда не смогут жить самостоятельно, им всегда будет нужен тот, кто будет думать за них и отдавать приказы.

Так… Мне туда нельзя. Вряд ли на меня подействует клеймо, но заиметь такую красоту я не хочу и проверять вероятность воздействия тоже не желаю.

– Девочки! Опишите меня. Я не представляю, как выгляжу!

Чуть помолчав, они заговорили, дополняя друг друга.

– Ты молоденькая девушка лет четырнадцати-пятнадцати, маленького роста.

– Худенькая, но даже под твоим широким платьем видна твоя ладненькая фигурка и грудь.

– Очень белая кожа, черные волосы с белыми прядями, голубые глаза, красивые руки и шея…

– Ты красавица и явно принадлежишь к одному из высокородных родов.

– Вот только твое платье… Оно, конечно, раньше было очень дорогим и красивым, но сейчас оно грязное, рваное, с него срезали все украшения, да и размер явно не твой. Тебя запихнули в чужое платье.

Ага, в чужое, Ланья-то была попухлее. А камешки с платья жалко… Внешность нужно менять хотя бы временно, судя по всему, внешность моя – это что-то среднее между нами, но… Это значит, что, если я столкнусь лицом к лицу с самоуверенным магом, он меня не узнает. А самое главное, что жуткого украшения, которое получила молоденькая виконтесса, у меня нет и весь комплект магического украшения, впечатавшегося в плоть девушки, нельзя обнаружить визуально. Буду надеяться, что магическим путем его тоже никто не сможет обнаружить. Не видит же его сам создатель!

Хорошая новость, конечно, но на сегодняшний день это всего лишь вторая хорошая новость, а вот плохих становится все больше и больше. Значит, медлить нельзя, нужно действовать. Вскоре мои соседки могли наблюдать удивительную картину со мной в главной роли. Я же, стараясь прикрыться ими, как живым щитом, отошла в самый темный угол нашей клетки и начала приводить себя в должный, по моему мнению, вид. Я оторвала от платья одну из нижних юбок, разорвала ее на широкие полосы, спустила с плеч большое не по размеру платье и для начала аккуратно перетянула грудь. Затем натянула платье обратно и полюбовалась результатом. Да! У меня получилось! Теперь моя фигура напоминала плоскую доску. Пятнадцать мне теперь не даст никто. Еще одна полоса юбки стала поясом, а вторая изобразила шнуровку в районе плеч, очень уж не хотелось, чтобы эта конструкция, ранее бывшая платьем, свалилась с меня в самый неподходящий момент. Не забыла я и про макияж. Вековая пыль под моими ногами прекрасно подошла на роль пудры и скрыла белизну моей кожи на всех видимых участках, а также помогла сделать волосы тусклыми и неприятными на ощупь. Боги! Мне сразу захотелось броситься за борт и смыть с себя весь этот ужас, но жить хотелось больше, и я заплела всю эту красоту в тугую, неопрятную косу, стараясь предстать перед любым любопытным взором в виде пугала огородного, не стоящего не только второго взгляда, но и первого.

– Перед торгами всех заставят помыться, – прокомментировала мои усилия Ласка.

– До торгов еще нужно дожить, а на корабле около сотни мужиков, не чурающихся плотских удовольствий. Я не хочу служить для них развлечением.

– Молоденьких девственниц они не трогают. Капитан не захочет терять деньги, и деньги немалые, – сообщила Ласка.

– Надежда на богов и хозяев дело, конечно, хорошее, но я предпочитаю надеяться на себя, – высказала я свою точку зрения на все происходящее.

Я очень вовремя закончила свои преобразования. Проснулась основная масса детей, и вот уже человек двадцать из тридцати один за другим присоединились к хоровому исполнению надрывного плача. Спустя какое-то время к ним добавились стенания матерей, а вслед за этим и крики наших тюремщиков. Спустя полчаса и сами они во плоти явились перед нами. Как они решили разобраться с этим вопросом? О, все очень просто. Врывались в клетки и начинали лупить тех, кто вызывал их недовольство. В итоге крику и плача стало в разы больше. Прекратилось все с приходом капитана. Стоя на ступеньках трапа, он гаркнул во все свое луженое горло, и наступила блаженная тишина. Ну как тишина… Заключенные и надзиратели притихли, а вот сам капитан жутко разорался.

– Вы что здесь устроили, придурки? Вам что было велено? Быстро вытаскивайте из клеток с десяток подростков и заставьте их опорожнять ведра с дерьмом, таскать воду и еду. Если хоть кто-нибудь сдохнет за время пути по вашей вине, сами займете их место. Вас для чего взяли в долю? Для того чтобы вы следили за товаром и заботились о его сохранности. Так начинайте же наконец соображать своими пустыми головами!

После его указаний матросы забегали. В наши клетки принесли воду и баланду, по-иному принесенное варево назвать было нельзя. И если воду можно было пить прямо из ведра по очереди, то так называемую еду нужно было как-то разделить. А как? Начались драки, причем как в клетках, где сидели мужчины, так и в клетках, где были только женщины и дети. Ор, который поднялся вследствие этого, во много раз превышал утренний. Как оказалось, надзиратели забыли раздать людям приготовленные специально для этого небольшие металлические миски, да и раздавать пищу должны были сами, не пуская это дело на самотек. В итоге только в нашей клетке все прошло гладко и спокойно. В остальных же как минимум половина остались голодными до следующего приема пищи. Пища оказалась именно баландой, и только мысль о том, что голодание приведет к потере сил, помогло мне проглотить то, что нам всем предложили. Эта дрянь больше всего напоминала помои. Лично мне помогли уроки выживания, которые преподавал мне сэнсэй, а вот Рада, Ласка и Марика так и не смогли побороть отвращение и не проглотили ни глотка. Вряд ли они продержатся долго. Голод делает с человеком страшные вещи, и выдержать пытку голодом могут немногие.

Больше всего в этой ситуации страдали дети. Маленькие никак не могли успокоиться. Плач стоял весь день, и к вечеру команда корабля была просто в бешенстве. Выход опять же придумал капитан. После его очередного командного рыка в трюме начались перестановки.

Детские клетки открывались одна за другой. Детей от трех до десяти лет, младше не было, выводили в проход между клетками, где содержались женщины, спрашивали: – Чей? – В ответ почти всегда раздавался крик: – Мой! – И счастливец отправлялся в объятия матери, а в проход уже выводили следующего. Но везло не всем. Некоторых детей не опознали, и именно в этом случае следовал другой вопрос: – Кто возьмет? – К моему удивлению, желающих оказалось очень мало, и маленьких отказников возвращали на место. Недоумевая, я повернулась к своим соседкам и одними губами спросила: – Почему? – Меня поняли. Ответ я получила от Марики:

– Если ребенок во время пути умрет, отвечать придется той, что взяла на себя ответственность за чужого ребенка.

Возмутиться я не успела. Рядом со мной громко вскрикнула Рада и рывком прижалась к прутьям клетки. Слезы градом текли из ее глаз. Руками она пыталась достать маленького мальчика, стоящего довольно далеко от нашего места обитания. Но вот стукнула дверца нашей клетки, и испуганный зареванный малыш оказался в объятиях своей матери. В нашей клетке прибавился новый жилец. Следующий мальчишка лет пяти, оказавшийся в проходе между клетками, отчего-то показался мне знакомым. Большие синие глаза блестели от невыплаканных слез, но ни один звук так и не сорвался с его губ, хотя маленькое тельце сильно встряхнули, выталкивая вперед. Густая копна черных как смоль волос беспорядочно вилась крупными кольцами вокруг его головы. Подрагивающие губы были крепко сжаты, и подбородок упрямо выдвинут вперед.

– Мой! – услышала я собственный голос и уже в следующее мгновение осознала свое положение. Сказать, что я удивилась собственным действиям, это ничего не сказать, но вот она я, стою, прижавшись к прутьям, и протягиваю руки к малышу.

Слава богам! Никто не стал выяснять степень нашего родства и обращать внимание на возраст. Только женщины, окружающие меня, смотрели с недоумением. Вопросы посыпались, стоило только стражнику втолкнуть мальчика в нашу клетку и отойти.

– Ну и кто он? – скептически поглядывая на меня, буквально вцепившуюся в ребенка, спросила Марика. – Ты же вроде бы ничего не помнишь?!

Пришлось отвечать.

– Он мой! Точно мой! Я чувствую!

– Он не может быть твоим. Ты для ребенка такого возраста слишком мала, – прошипела она.

– Может, брат? – подала голос успокоившаяся Рада.

Она сидела в углу, прижимая к себе сына. Я же стояла на коленях недалеко от дверцы, крепко прижимая к себе маленького мальчика, ручонки которого крепко вцепились в меня. Его тело вздрагивало от беззвучных рыданий, а лицо пряталось в складках моего платья. Я же пыталась понять. Понять, как на корабле контрабандистов-работорговцев оказался сын графа Двардского. Я признала его своим, прежде чем окончательно осознала, откуда я знаю этого ребенка и что теперь говорить, я еще не решила. Помогла мне Ласка. Она присела рядом со мной на корточки и, развернув к себе лицо ребенка и внимательно его рассмотрев, произнесла:

– А я его знаю! Он путешествовал с балаганщиками. Их фургон останавливался у нас в трактире пять дней назад, и в день отъезда ребенок пропал. Они его особо и не искали. Да и правда, зачем он им, неполноценный, нужен? Он же лишенец. Маленькая плясунья, выступающая в составе этой группы фигляров, поведала мне интересную историю. Глава бродячей труппы привел однажды вечером этого малыша и рассказал всем, что подобрал сироту на улице из жалости. Вот с того времени они якобы и возили его с собой. Сначала я поверила ее словам, но потом поняла, что она врет. Ребенок очень отличался от них своими манерами и поведением. Грустный, но очень умненький малыш нравился и мне и посетителям. После их выступления именно он обходил людей с небольшой чашей в руках, и ему охотно подавали. Они прожили в нашем трактире четыре дня, и перед тем как он исчез, я успела заметить изменения, которые с ним произошли. Моя мама из обедневшего купеческого рода, так вот, она не раз пугала меня в детстве участью таких малышей. Детей, обещающих стать сильными магами, крадут из семей и впоследствии используют как накопители. Если маг умелый, такой ребенок может прожить довольно долго, магию в результате все равно потеряет, но останется жив, а вот если маг, работающий с ним, слабосилок, да еще и бездарь, то ребенок не только выгорает как маг, но и становится глупеньким. Этот вот малыш к концу четвертого дня перестал разговаривать, плохо понимал, чего от него хотят, сильно ослабел физически, и глазки у него стали такие тусклые, безразличные. Может, он и не пропал и не потерялся, может, и не украли его вовсе, а просто продали работорговцам, теперь уже и не узнать. Так что зря ты его взяла… Хотя вы с ним похожи. Может, он твой брат? На него, по-моему, больше твое подсознание среагировало, а не ты сама. Гляди, и память к тебе вернется, раз такие дела творятся. Вот только в рабстве нам всем уже все равно будет, кто мы и откуда, чего хотели, о чем мечтали…

Женщины наконец-то оставили меня в покое и начали устраиваться возле дальней стены клетки, внимательно поглядывая, как наши надсмотрщики распределяют женщин с детьми в клетках, стараясь распихать всех более равномерно. День закончился неожиданно быстро. Как-то вдруг очень резко стемнело. Угомонились в клетках люди. Затихли дети. Замолчали мужчины. Уставшие подростки опорожняли ведра с отходами жизнедеятельности, а если проще, с дерьмом, как сказал капитан, разносили воду, раздавали чашки и баланду. Сильно голодных еще не было, и потасовки из-за еды на этот раз возникали редко, а потому тишина в трюме наступила почти одновременно с полной темнотой. Прижимая к себе ребенка, уснувшего у меня на коленях, я сидела, прислонившись, как и все, к прутьям клетки, и размышляла о том, что увидела и услышала сегодня.

Да, Ласка права. Малыш молчит, но его умненькие глазки никак нельзя назвать глупыми и безразличными. Он все понимает. Может быть, потеря магии сначала очень сильно ударила по нему, но я верю в то, что он восстановится. Не может быть, чтобы сын такого сильного мага, как Ларен, был настолько слабым. Он просто еще очень маленький. Возможно даже все, что с ним произошло, на какое-то время затормозит его развитие, но наверняка не остановит совсем. Ему просто нужно помочь. Вот только как? Если мы все сейчас движемся к тому, чтобы полностью потерять себя. Смогу ли я выбраться из клетки? Да, смогу. Еще в доме Двардского я поняла одну очень важную сейчас для меня вещь: все, что я искренне считаю своим, при смене облика остается со мной. Например, ошейник с кошки упал только при первом обороте в змею, потом он просто исчезал и появлялся вместе с обликом рыси, и снимать я его могла по своему желанию. Вот и сейчас я в теле человека, а в придачу к нему в платье Ланьи, и если поменяю свой облик на змеиный и при этом точно буду помнить, что оковы, надетые на меня, мне не нужны, они упадут на пол. Придушить ночного охранника мощными кольцами огромной анаконды и взять у него ключи дело еще более легкое, а вот что потом? Ну выпущу я мужчин из клеток, перебьют они охрану. Но корабль идет в составе большого конвоя. Нам не дадут уйти. И даже захватывать не станут. Потопят, как крыс, вместе с кораблем, и все!

Как же болит голова. Мысли мечутся, как блохи на бродячей собаке, но толку…

Глава 15

Два дня прошли в раздумьях и суете. Мой мальчик… Теперь уже точно мой! А я ведь даже имени его не знаю!

Мой ангел. Ангел. Чем не имя? У них тут нет ангелов. Они не знают значения этого слова, зато я знаю. Эти безумно красивые глаза, которые смотрят на меня с такой надеждой и доверием, такие разумные, такие прекрасные. Именно ради них стоит жить. Стоит бороться. И нет, я не ощущаю его как брата. Все во мне признает его сыном. Он мой сын. Никому не отдам. Убью ради него и не дрогну, а он, моя маленькая прелесть, сделает все для меня.

Именно сегодня, глядя на мое встревоженное лицо, мой Ангел съел всю эту гадкую баланду и не поморщился, только, успокаивая, погладил меня ладошками по лицу. И именно сегодня я заметила маленький, но очень яркий огонек в его груди. Малыш будет магом. Я просто уверена в этом, ведь я рядом, а уж во мне полно не только своей магии, но магии его папеньки напихано немерено, не зря же меня его рукотворной молнией приложило, а потому все у нас получится.

Вот только проблемы вокруг нас начали нарастать как снежный ком. Жара и духота, отвратительная пища – все это привело к проблемам. Малышей лихорадило. Старшие маялись от боли в животе. В клетках как мужчин, так и женщин возникали ссоры и драки за воду и еду. Матросы начали таскать из клеток женщин для удовлетворения своих ну очень насущных желаний. Две из них просто не вернулись. Да, капитан орал где-то там наверху, но это ничего не изменило. Нам пока везло. Возможно, потому, что именно наша клетка находилась в самом темном закутке, а может, потому что нас в ней было очень мало, но до сегодняшнего дня везло.

Но вот уже почти в сумерках в трюм спустился сам капитан и, держа в руках магический светильник, начал внимательно разглядывать клетки и находящихся в них женщин. Он никуда не торопился и не собирался, судя по всему, хватать первую же симпатичную мадам. Капитан прошел всех и остановился возле нас. Я сразу поняла, что его внимание привлекли Марика и Ласка. На его лице появилась довольная ухмылка, рука потянулась к поясу с ключами. Он сделал выбор.

– Ну что, малышка, – проговорил он, неотрывно глядя на отшатнувшуюся за наши спины Ласку. – Составишь мне сегодня компанию, а я тебя не обижу. Покажу свое сокровище, дам потрогать, приголублю и научу дарить радость таким мужественным парням, как я.

Мы все судорожно вздохнули. Рада крепче прижала к себе сына. Я прикрывала собой своего малыша, сидящего на полу позади меня, но, как и она, не сдвинулась с места, а вот Марика сделала шаг в сторону, пытаясь уйти в тень как можно дальше. Аристократка, мать ее… А капитан уже вошел в клетку. Безбоязненно. Уверенно. Одним движением оттолкнул нас с Радой в сторону и, вцепившись в руку Ласки смертельной хваткой, рванул ее на себя. Падая на пол, я не боялась удариться, уж чего-чего, а падать я умела, я просто старалась не придавить своего Ангела. Капитану же я от всей души, на чистом русском языке пожелала «да чтоб у тебя руки вместе с твоим сокровищем отвалились!». Ласка в этот момент громко вскрикнула, и моего бормотания никто не расслышал, а вот бравый капитан, почему-то отпустив нашу девушку, отчаянно заорал. Он стоял покачиваясь и продолжал орать, пока сбегались его люди, пока его волокли к трапу, пока поднимали на палубу и еще полночи. Утром из разговоров наших надзирателей мы узнали, что капитан очень плох, поскольку у него не двигаются руки, покрывшиеся гниющими язвами, а еще вся команда шепотом убеждала друг друга, что точно такая же беда постигла и его мужское достоинство. Маг, занимающийся целительством, оказался бессилен.

Все путались в предположениях и догадках, и только я точно знала, что с ним произошло, тем более что следующие желающие позабавиться с беззащитными женщинами нарвались на пожелания «чтоб вы подавились!» – и начали задыхаться, буквально синея. Еще троим вслед кинула «чтоб у вас руки отсохли!» – и они начали кричать от боли в руках, потеряв возможность взять пальцами даже ложку. Все люди, находящиеся на корабле, пришли к единому мнению уже через пару дней: «На корабле среди рабов находится ведьма». Желание таскать женщин наверх умерло у всего экипажа вместе с капитаном и двумя в конце концов задохнувшимися.

Экипаж охватила паника, и слабому корабельному магу прислали подкрепление с флагманского корабля. На нашу посудину прибыл более сильный маг, помочь не смог, но остался для личного контроля над ситуацией. На море тем временем наступил полнейший штиль. Солнце пекло нещадно, ни ветерка, ни волн – ничего. Резерва магов и магических накопителей не хватало. Караван кораблей не сумел выйти из этой аномальной зоны. Все замерли в ожидании перемен, ведь до конца пути оставалось всего трое суток. Работорговцы мысленно подсчитывали потери от вынужденной остановки, а люди, находившиеся в трюмах кораблей, просили богов о помощи, многие просили о смерти, и она приходила за ними все чаще и чаще. На нашем корабле первыми начали умирать дети и женщины. Нехватка воды, скученность и полная антисанитария делали свое дело. Тела погибших выбрасывали в воду, и вокруг кораблей собрались морские хищники. Здесь, в трюме, благодаря полному штилю мы могли только прислушиваться к тому, как их огромные тела ударяют в борта нашего судна, как время от времени кто-то очень настойчивый шуршит щупальцами по доскам, выискивая малейшие трещины. Магия пока еще держит целостность корабля в неприкосновенности, но как долго все это будет продолжаться?

Пять дней. Целых пять дней мы бултыхались на одном месте. Воды сегодня не дали совсем. Мой маленький Ангел слабел прямо на глазах, но не плакал. Он просто прижимался ко мне и заглядывал в глаза, с трудом облизывая свои пересохшие губы. Я была в бешенстве! Я не хочу умирать. Не хочу видеть, как помутнеют и закроются прекрасные глазки моего малыша. Он мой. Он должен жить. А злилась я не только на людей, захвативших нас в плен, но и на себя. Мой мозг бился в поисках выхода и не находил его, но я еще не готова умирать и не собираюсь отпускать за грань доверившегося мне ребенка.

Ночью. Я нашла решение ночью.

В темноте и духоте трюма я неожиданно для себя вспомнила песню группы «Ария» под названием «Штиль», и выход был найден, но еще час, целый час мне понадобился для того, чтобы воплотить его в жизнь. Никогда раньше я не пробовала изменить лишь частичку себя. Облик всегда меняла только полностью, а теперь мне требовалась частичная трансформация, и это было тяжело сделать. Очень тяжело. Но у меня получилось. Спустя час ногти на моих руках легко меняли свою форму, превращаясь по моему желанию в очень жесткие и острые когти. Вот именно таким когтем я рассекла себе запястье и в полной темноте напоила своего Ангела. Он впервые за все эти дни уснул крепко и спокойно. Сама я ничуть не боялась истечь кровью. Мои необыкновенные глаза позволили мне увидеть, как стремительно исчез на моей руке не только разрез на запястье, на ней не осталось даже следа от него. Уже проваливаясь в неспокойную полудрему, я ощутила беспокойство, сгущавшееся вокруг. Желание понять и увидеть, по-видимому, помогли мне. Через недолгое время смогла посмотреть на себя, и не только на себя, со стороны.

Мелкая хрупкая девочка-девушка спала тревожным сном, привалившись спиной к прутьям клетки, крепко прижимая к себе ребенка. Рядом с ней вздрагивала Рада, даже во сне тревожно прислушиваясь к хриплому, надрывному дыханию своего мальчика. Тяжелая дрема охватила всех остальных обитателей клеток. Все выше и выше… И вот уже моему взору предстал весь корабль, на котором мы находились. Большой, крепкий, с крутыми высокими бортами, он походил на хищника, попавшего в ловушку и застывшего в ожидании удачного момента для рывка. Совсем рядом, так же неподвижно, замерли еще десять кораблей. Тишину и неподвижность нарушали только часовые и капитаны, рядом с которыми яркими огоньками светились ауры магов. Да, на палубах всех кораблей находились капитаны и маги. Оглядевшись, я поняла причину их беспокойства. С востока прямо на нас шел грозовой фронт. Через несколько мгновений резкими звуками колоколов были подняты по тревоге команды, и корабли начали подготовку к шторму. Крепились снасти и обвисшие паруса, задраивались трюмы. Светлело небо на западе, а с востока наползала тьма, подсвеченная частыми молниями. Это был шанс. Наш шанс. Мой создатель мог управлять стихией, и я смогу. Мне совсем не хочется получить клеймо. Не хочу потерять только что обретенного сына, а значит, у меня получится.

Напрягая все свои силы, я попыталась слиться со стихией. Молнии уже бьют рядом с бортом нашего корабля, безобидное еще час назад море превращается в ад, и я понимаю всю меру своей самоуверенной глупости. Эта безумная мощь и неудержимая сила почти поглотила мою сущность, почти подчинила меня себе. И только вид беспомощного кораблика, такого маленького, такого хрупкого в сравнении с окружающей его стихией, падающего в огромные ямы и с трудом взбирающегося на крутые пики волн, удержал меня от окончательной потери себя. Отчаянная мысль, что именно от меня зависит, будем ли мы жить или умрем, помогла. И вот корабль под названием «Арвитка», именно тот, на котором сейчас находится мое тело и мой сын, подхватывают волны, и он перестает падать и подниматься. Сверху мне хорошо видно, как маги и матросы, пытавшиеся еще несколько мгновений назад обуздать стихию и проигравшие ей, обессиленные и уставшие, с изумлением смотрят, как волны, словно родная мать, бережно передают их корабль с одной на другую, не позволяя ему скатиться с их крутых боков. Все дальше и дальше удаляя от того места, куда они так стремились прибыть. Мощи стихии и моих сил хватило на то, чтобы покрыть пройденный нами за эти дни путь всего лишь за несколько часов. Мы вернулись туда, откуда отплыли. Ну, не совсем туда, но почти…

Скалистый, крутой, пустынный берег предстал перед моим взором, но понять, где мы оказались и что нас ждет, я не успела, потому как почувствовала, что соскальзываю в темноту и усталость не просто охватывает меня, она меня поглощает.