Текст книги "Штурмуя цитадель науки. Женщины-ученые Российской империи"

Комментарий этих событий можно найти в воспоминаниях Б. Н. Чичерина, бывшего в то время профессором права Московского университета. Чичерин сообщает, что рассказал об имевшем место голосовании в своем письме к К. Д. Кавелину, по старой памяти интересовавшемуся университетскими делами: «Между прочим, он (Кавелин. — О. В.), – пишет Чичерин, – словесно через Сатина просил меня уведомить его, кто из профессоров Московского университета подал голос за допущение женщин в университет… Я в шутливом тоне отвечал, что нашлось только двое: Зернов и Армфельдт501501
  Фамилия Армфельдт имела два написания и чаще писалась как «Армфельд».


[Закрыть]. У последнего, профессора судебной медицины, были взрослые дочери, которые сделались нигилистками и впоследствии были арестованы и сосланы в Сибирь502502
  Б. Н. Чичерин ошибся: только младшая из дочерей А. О. Армфельда, Н. А. Армфельд (1850–1887), примкнула к движению народников, несколько раз арестовывалась, подвергалась административной ссылке и в конце концов была осуждена на 14 лет и десять месяцев каторжных работ. Она умерла в тюрьме для политических заключенных на Каре. Старшая же дочь, хорошо известная в научном мире как О. А. Федченко (1845–1921), супруга выдающегося путешественника и первооткрывателя А. П. Федченко, стала одним из крупнейших российских ботаников конца XIX – начала ХХ в. и в 1906 г. (в числе нескольких первых женщин) была удостоена избрания в члены-корреспонденты Императорской академии наук.


[Закрыть]. У первого, профессора математики, было также множество дочерей; рассказывали, что они были одна другой безобразнее и что он не знал, куда их пристроить, чем и объясняли совершенно не свойственный ему либерализм. Все же остальные профессора, и старые, и молодые, понимали всю нелепость подобного предложения. Допускать молодых женщин в университет, когда не знаешь, как справиться с молодыми мужчинами, это было верхом безумия. Но Кавелин за это безумие стоял горой»503503
  Чичерин Б. Н. Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина. Московский университет. М., 1989. С. 60.


[Закрыть]. Таким образом, Чичерин дает некоторое объяснение мотивов, руководивших профессорами. В тех же воспоминаниях немного далее он приводит отрывок из письма к нему Кавелина, крайне разочарованного полученными известиями: «…извещение о профессорах, которые имели довольно здравого смысла, чтобы не запереть двери университета женщинам, конечно, меня очень изумило: я надеялся прочесть другие имена, но, к сожалению, ошибся»504504
  Цит. по: Чичерин Б. Н. Указ. соч. С. 61.


[Закрыть].

В фонде Московского университета Центрального государственного архива Москвы сохранилось письмо управляющего Московским учебным округом в совет Московского университета от 19 сентября 1861 года, в котором содержались те самые вопросы, а также объяснялась вызвавшая их причина: «На основании последовавшего, по всеподданнейшему докладу бывшего [господина] министра народного просвещения, высочайшего повеления, внесен был на рассмотрение главного правления училищ вопрос о дозволении одной девице, согласно желанию ее, слушать в Университете медицинские лекции для получения впоследствии лекарского звания. Главное правление училищ, по обсуждении этого вопроса, принимая во внимание особенность и новость вопроса как о праве вообще посещения университетских лекций лицами женского пола, так и об условиях, при которых может быть допущено такое посещение по всем факультетам и в особенности по медицинскому, определило, в видах удовлетворительного решения этого вопроса, предложить его предварительно на обсуждение университетских советов, с тем, чтобы они представили свои заключения о том: 1) могут ли вообще лица женского пола быть допускаемы к слушанию университетских лекций, совместно с студентами, и по всем ли факультетам; 2) какие условия должны быть поставлены при таком допущении, и 3) могут ли такие лица быть допускаемы к испытанию на ученые степени и какими правами, в случае выдержания испытания, они должны пользоваться»505505
  Письмо управляющего Московского учебного округа совету Императорского Московского университета. 19 сентября 1861 г. // ЦГА Москвы. Ф. 418. Оп. 30. Д. 630. Л. 1, 1 об.


[Закрыть]. Совет Московского университета попросили обсудить проблему и высказать свое мнение «в самом непродолжительном времени»506506
  Там же. Л. 2.


[Закрыть]. Совет Московского университета заслушал это письмо в своем заседании 23 сентября 1861 года. Журнал заседания также сохранился. Интересующий нас вопрос обсуждался под номером 13, в самом его конце. Никакой дискуссии журнал не зафиксировал. В нем содержится только постановление совета, слово в слово совпадающее с опубликованным507507
  См.: Журнал [заседания совета Императорского Московского университета]. 23 сентября 1861 г. // ЦГА Москвы. Ф. 418. Оп. 30. Д. 630. Л. 13, 13 об., 14.


[Закрыть]. Таким образом, либо прения не были запротоколированы, либо профессора действительно не видели необходимости в обсуждении.

Насколько нам известно на настоящий момент, только два профессора, проголосовавшие за допущение женщин в университеты и оставшиеся в меньшинстве, оказались настолько недовольны результатами голосования, что решили выразить свои чувства письменно. Профессор математики Н. Е. Зернов508508
  Зернов Николай Ефимович (1804–1862) – математик, выпускник Московского университета; в 1827 г. защитил магистерскую диссертацию; с 1834 г. – адъюнкт, с 1835 г. – экстраординарный профессор университета.


[Закрыть] обосновал свое мнение в специальной анкете, предлагавшейся профессорам университета по случаю изменения университетского устава, на вопросы которой он отвечал 10 декабря 1861 года509509
  Ответы заслуженного профессора Н. Е. Зернова на вопросы анкеты попечителя Московского учебного округа об Университетском уставе. 10 декабря 1861 г. // ОР РГБ. Ф. 285. Карт. 5. Д. 5. Л. 1, 1 об., 27, 27 об.


[Закрыть]. Надо отметить, что вопрос анкеты был сформулирован не совсем так, как вопросы, вынесенные на обсуждение университетского совета. А именно: «Должен ли университет быть вполне открытым заведением, где бы читались публичные курсы для всех желающих, без различия пола, возраста и степени подготовки (как College de France), или же должен сохранить свой прежний характер, подобно Университетам других Государств Западной Европы?»510510
  Там же. Л. 1, 1 об.


[Закрыть] Нетрудно заметить, что это вопрос не о возможности допущения в университет новой категории студентов, а об изменении всего характера учебного заведения. Желание отвечавшего на него сохранить университет в устоявшихся и привычных организационных формах автоматически означало, что он был против добавления женщин к числу студентов, что могло и не соответствовать действительности. Видимо, Н. Е. Зернова не устроило подобное положение дел и он счел необходимым разъяснить свою позицию. В частности, он вполне резонно заметил: «До сих пор университеты наши были уже доступны сторонним слушателям без различия возраста и степени подготовки. Недавно только возбужден был вопрос о различии пола и в московском университетском совете решен отрицательно для пола женского. Но едва ли это решение безусловно основательно. В сущности женщина оказывается не менее способною к большей части ученых упражнений, как и мужчина, а потому не менее имеет и права на них»511511
  Там же. Л. 27.


[Закрыть]. И далее очень практично замечал: «Если в С.‐Петербургском университете допущение дам на лекции оказалось неудобным, то отсюда не следует, будто бы то же должно повториться и везде. Это без сомнения явление частное, обнаружившее только местный характер общества. В Швейцарии дамы посещают профессорские лекции без всяких неудобств. Где этот факт состоится, там почему его не дозволить»512512
  Там же. Л. 27, 27 об.


[Закрыть]. И добавляет далее: «Дело о высших ученых упражнениях женщины, оставаясь in statu quo, дает повод думать, будто женщина не имеет на них и права. Между тем какие бы полезные последствия могли выйти от полного образования женщин в некоторых случаях; какое бы значение имела напр[имер] врач-женщина»513513
  Там же.


[Закрыть].

Профессор А. О. Армфельд после университетского совета, на котором его голос оказался в абсолютном меньшинстве, не поленился изложить свою точку зрения в пространной записке, озаглавленной «Мнение ординарного профессора А. О. Армфельда в совет Императорского Московского университета по вопросу о допущении лиц женского пола к слушанию профессорских лекций»514514
  Армфельд А. О. Мнение ординарного профессора А. О. Армфельда в совет Императорского Московского университета по вопросу о допущении лиц женского пола к слушанию профессорских лекций. Не ранее 23 сентября 1861 г. // ЦГА Москвы. Ф. 418. Оп. 30. Д. 630. Л. 2, 2 об., 3, 3 об., 4, 4 об., 5, 5 об., 6, 6 об., 7, 7 об., 8, 8 об., 9, 9 об., 10, 10 об., 11, 11 об.


[Закрыть], и направить ее в совет университета. Поступок этот был далеко не ординарным. В записке Армфельд приводит возражения коллег против допуска женщин в университеты и высказывает свои контраргументы. Таким образом, мы имеем возможность не только подробно познакомиться с позицией самого Армфельда, но и узнать аргументы его противников.

Но здесь надо сказать несколько слов о профессоре Армфельде. Александр Осипович Армфельд (1806–1868), заслуженный профессор Московского университета, родился 18 февраля 1806 года в Москве. Вначале воспитывался дома, потом, в 1818 году, поступил в Дерптскую гимназию, по окончании которой, в 1821 году – в Дерптский же университет для обучения медицине. В 1823 году он перешел в Московский университет, который и окончил с отличием, получив звание лекаря, в 1826 году. Работал в Хирургическом институте помощником директора (1826–1830), ординатором в университетской больнице (с 1830 года). Хорошо проявил себя во время московской холеры 1830 года. В 1833 году защитил диссертацию на звание доктора медицины, а в 1834 году был отпущен за границу для приготовления к занятию профессорской кафедры. По возвращении в Москву, в 1837 году, занял кафедру ординарного профессора судебной медицины, медицинской полиции, методологии, истории и литературы медицины Московского университета (1837–1863).

По воспоминаниям современников, А. О. Армфельд обладал счастливым даром красноречия, огромной эрудицией, умел держаться с удивительным достоинством и одновременно проявлял искреннее внимание к проблемам своих слушателей. Эти качества сделали его одним из самых популярных профессоров своего времени. И. М. Сеченов, вспоминая свою студенческую жизнь, писал: «Профессор Армфельд, читавший нам энциклопедию медицины, производил на своих лекциях впечатление очень умного и образованного человека, держал себя джентльменом, говорил спокойно, ровным голосом (даже несколько монотонно) и так, что речь его, будучи записана слово в слово, могла бы быть напечатана без поправок. Помню, что в общем смысл его лекций был таков: упомянув о добровольно принятой нами и предстоящей в будущем святой обязанности служить больному человечеству, он обозревал преподаваемый нам круг наук как средство достижения цели и обещал честно потрудившимся в награду чувство исполненного долга, а отличившимся – учиться за границей…»515515
  Сеченов И. М. В Московском университете (1850–1856 гг.) // Московский университет в воспоминаниях современников (1755–1917). М., 1989. С. 290.


[Закрыть] Другой бывший студент Армфельда (а всего он успел за время своей преподавательской деятельности подготовить 25 выпусков) вспоминал: «… всякий, знавший покойного Александра Осиповича, помнит, что его речь всегда блестела остроумием, в этом-то и состоял его талант, этим-то он и привлекал многочисленных слушателей. Например, из энциклопедии медицины, науки, состоящей в перечислении предметов, входящих в курс медицины, Армфельд сделал презанимательные, преполезные беседы для юношей, начинающих учиться медицине. Никогда не изгладятся те впечатления, какие выносились с его лекций первого курса»516516
  Старинный слушатель. По поводу некролога профессора Армфельда // Москва. 1868. № 30. 8 мая. С. [4].


[Закрыть]. Ф. И. Буслаев отмечал: «Новый период в истории Московского университета… начинается вместе с появлением к нам молодых профессоров, получивших свое образование за границей, преимущественно в Германии. Это были: на нашем факультете Печерин, Крюков и Чивилев; на юридическом Крылов, Баршев и Редкин; на медицинском – Анке, Армфельд, Иноземцев, Филомафитский…»517517
  Буслаев Ф. И. Мои воспоминания // Московский университет в воспоминаниях современников… С. 220.


[Закрыть] По воспоминаниям современников, «лекции Армфельда, по ясному и систематическому их изложению, при громадной его начитанности и изящности изложения предмета, посещались слушателями почти всех факультетов»518518
  Некролог [А. О. Армфельда] // Архив судебной медицины и общественной гигиены, издаваемый Медицинским департаментом Министерства внутренних дел. 1868. № 2 (июнь). С. 83.


[Закрыть]. Несмотря на отсутствие научных заслуг, коллеги ставили имя Армфельда в один ряд с именами наиболее знаменитых профессоров Московского университета: «Имя же профессора Армфельда навсегда останется в памяти учеников его на ряду с именами Рулье, Грановского…»519519
  Старинный слушатель. По поводу некролога профессора Армфельда // Москва. 1868. № 30. 8 мая. С. [4].


[Закрыть], при жизни его считали «идеально-честным человеком»520520
  Мостовский М. Некролог // Московские ведомости. 1868. № 58. 16 марта. С. 3.


[Закрыть], а через много лет после смерти вспоминали, что «рыцарская же его честность, добродушие и всегдашняя готовность помогать всем и каждому снискали искреннее к нему уважение…»521521
  Армфельд, Александр Осипович // Русский биографический словарь. 1900. Т. 2. С. 293.


[Закрыть].

И вот этот всеобщий любимец неожиданно становится на защиту точки зрения, совершенно противоречащей общепринятой, заявляя о необходимости допустить женщин в университеты и противопоставляя себя всему профессорскому коллективу. Подобный поступок на первый взгляд кажется несколько странным. Однако у А. О. Армфельда существовала очень личная причина для подобного поведения. Его старшая дочь, Ольга Александровна (известная в истории науки как О. А. Федченко), которой в 1861 году как раз исполнялось 16 лет, была глубоко и искренне увлечена ботаникой. Она училась экстерном в Николаевском сиротском институте, а также дома, серьезно занималась естествознанием, изучала иностранные языки, в том числе латынь, французский, немецкий, английский, читала специальную научную литературу по ботанике, нередко в оригинале. Летом, живя в семейном имении, собирала гербарии, коллекции трав и минералов. Она хотела профессионально заниматься ботаникой, но по существовавшим законам не имела возможности получить необходимое образование. Однако, если бы в 1861–1862 годах было принято решение о разрешении девушкам слушать университетские лекции, подобная возможность у нее появилась бы. Составляя свою записку, Армфельд, несомненно, думал о дочери. Заметим в скобках, что отсутствие диплома не помешало Ольге Александровне стать ученым, о котором впоследствии Н. И. Вавилов писал: «Многие из нас хорошо помнят Ольгу Александровну Федченко, замечательного ботаника, автора превосходных флористических работ, посвященных Средней Азии и Памиру, члена-корреспондента Академии Наук СССР. Вспоминаются ее спокойные и всегда мудрые советы начинающим ботаникам, в том числе и автору этих строк»522522
  Вавилов Н. И. Борис Алексеевич Федченко как ботаник и географ (к 45-летнему юбилею научной деятельности) // Советская ботаника. 1940. № 3. С. 3.


[Закрыть].

Помимо всего прочего, начиная с 1838 года Армфельд занимал должность инспектора классов в Николаевском сиротском институте – закрытом среднем учебном заведении для дочерей обер-офицеров, оставшихся сиротами, – и хорошо знал все достоинства и недостатки существовавшей системы начального и среднего женского образования. (В его обязанности инспектора входил не только подбор преподавателей, но и составление учебных планов и программ, хотя сделать в этом направлении он мог немногое: не только список учебных дисциплин, но и их количество строго регламентировалось в зависимости от категории учебного заведения.) То есть Армфельд, в отличие от многих его коллег, мог вполне обоснованно судить как о способностях молодых девушек, так и о характере их первоначальной подготовки. Один из сотрудников А. О. Армфельда по Николаевскому институту, преподаватель и литератор Алексей Дмитриевич Галахов (1807–1892), в своих воспоминаниях оставил следующую характеристику А. О. Армфельда и его деятельности в Николаевском институте: «…инспектором классов был А. О. Армфельд, профессор судебной медицины – совершенная противоположность Брашману: даровитый, быстрый, с умом ясным и скоро обнимающим предметы, он в совершенстве владел не только языками русским и немецким, которые можно назвать его природными (по матери – русской и по отцу – немцу), но и другими – латинским, французским, английским, итальянским. Постановка учебной части в институте одолжена ему исключительно. <…> Благодаря ново выработанному плану преподавания, а равно и другим распоряжениям инспектора, в особенности выбору учителей, учебная часть Николаевского сиротского института стояла на одном уровне с тою же частию в Александринском сиротском. И здесь и там воспитанницы получали очень хорошее образование и выходили с солидною подготовкой для собственной педагогической деятельности»523523
  Галахов А. Д. Записки человека. М.: Новое литературное обозрение, 1999. С. 132–133.


[Закрыть].

Александр Осипович начал свою записку с рассказа о том, в каких условиях принималось решение о недопущении женщин в университет на заседании совета университета: «23-го сентября, в самом конце продолжительного заседания университетского совета…» – отметил он524524
  Армфельд А. О. Мнение ординарного профессора А. О. Армфельда в совет Императорского Московского университета… Л. 2.


[Закрыть]. Далее он попытался суммировать доводы большинства присутствующих, казавшихся им настолько само собой разумеющимися, что они не нашли отражения ни в каких официальных документах: «По краткости времени не мог я ни выслушать, ни взвесить всех доводов, послуживших основанием этого отрицательного решения. Я старался уяснить их себе в последующие дни, своими собственными соображениями, – но, признаюсь, без особого успеха, – писал А. О. Армфельд. – Сколько мог я понять, причины устранения женского пола от университетских лекций должны были заключаться или в особенностях женской натуры, или в особенном устройстве наших аудиторий, или, может быть, в частностях той или другой науки, недопустимых, по общепринятым понятиям о приличиях для женского слуха и глаза»525525
  Там же. Л. 2 об.


[Закрыть]. Суммировав возражения коллег, А. О. Армфельд, будучи, как было принято выражаться в тот период, «человеком науки» и врачом, проверил их состоятельность, использовав для этого методы научного исследования, а именно: проверил свои «гинекологические сведения»; изучил те особенности, «которые всего разительнее отличают женщину от мужчины в физиологическом и психологическом отношении»; припомнил «результаты наблюдений своих и чужих, над бесконечным различием природных сил, склонностей и способностей в индивидуальных женских натурах»; постарался учесть специальное «назначение» женщины «как супруги, матери и домохозяйки» и те ограничения, которые это предназначение на нее накладывает; а также препятствия, которые встают перед женщиной из-за «наших нравов и привычек» и «наших традиционных предрассудков»526526
  Там же. Л. 2 об.; 3; 3 об.


[Закрыть]. Исследовав все это, А. О. Армфельд пришел к следующему выводу: «Я нашел много причин полагать, что число ученых женщин всегда будет [менее] числа ученых мужчин, что юстиция и администрация, академические кафедры и высшее искусство гораздо чаще будут избирать своих служителей из лиц мужского, чем женского пола, но решительно не нашел ни в организации женщины вообще, ни в устройстве ее мозга в особенности, ничего такого, что бы не дозволяло ей помышлять о возможном развитии всех данных ей богом умственных способностей; ничего, что бы воспрещало ей, пока не обременена она чрезмерными заботами семейными и хозяйственными, стремиться к высшему научному образованию и удовлетворять этому стремлению всеми позволительными средствами»527527
  Там же. Л. 3 об.


[Закрыть].

Далее А. О. Армфельд ответил на вопросы, видимо наиболее часто высказывавшиеся его противниками, в частности на вполне традиционное утверждение, что наука «не есть дело женского ума», традиционно доказывавшееся отсутствием великих ученых из числа женщин. На это старинное, но все никак не устаревавшее утверждение А. О. Армфельд отвечал не без юмора, заявив, что если бы женская средняя школа была развита так же, как и мужская, то и имена известных женщин-ученых появились бы: «Какою мерою определяем мы объем умственных ее (женщины. — О. В.) способностей и степень возможного их развития, неужели тою же самою, которую прикладываем к мужчине, для которого устроены и гимназии, и лицеи, и академии, и университеты? И много ли, однако, выходит настоящих героев науки из этого несметного числа учащихся; и что бы выходило из них, если бы не существовало для них всех этих гимназий и университетов?»528528
  Там же. Л. 3 об., 4.


[Закрыть] И далее он пишет слова, которые настолько близки к тем, которые примерно через два года произнесет Г. Е. Щуровский на первом заседании ОЛЕАЭ, что не возникает никакого сомнения – эти люди единомышленники, по крайней мере в том, как они видели будущее развитие российской науки. Просто А. О. Армфельд заходил в этом видении несколько дальше Г. Е. Щуровского: «Да и нужно ли, чтобы каждый учащийся выходил каким-нибудь Гумбольдтом, Ньютоном или Бэконом? Не нужнее ли нам, в несравненно большем числе, верные преемники и проводники науки, посредники между этими светилами первой величины и молодым поколением, ищущим умственного света? И на каком основании исключаем мы из числа этих проводников целую половину человеческого рода, столь способную – если не создавать, по крайней мере воспринимать, практически осмысливать и популяризировать наши ученые теории, особенно там, где [идет] речь о передаче их молодым лицам женского же пола?»529529
  Армфельд А. О. Мнение ординарного профессора А. О. Армфельда в совет Императорского Московского университета… Л. 2.


[Закрыть]

И далее А. О. Армфельд формулирует тезис, который отличается от всех аргументов, высказывавшихся его современниками, боровшимися за право женщины на высшее образование. Он оставляет в стороне практические нужды общества, требования семьи, пользу, которую участие женщины могло бы привнести в развитие науки и прочее, и впервые пишет о женщине как о независимой самостоятельной, самодостаточной личности, которая, по его мнению, имеет полное право реализовывать свои способности, в том числе и в области научных исследований, независимо от того, что думает по этому поводу остальное человечество: «И если бы, в большинстве случаев, и не было суждено женщине разливать этот свет науки между другими, – пишет А. О. Армфельд, – на каком основании лишаем мы ее права искать его для себя самой?»530530
  Там же. Л. 4 об.


[Закрыть]

А. О. Армфельд остановился на некоторых практических трудностях, которые, по мнению его коллег, неизбежно возникли бы при смешанном преподавании, таких как чтение некоторых предметов в смешанной аудитории, и способах их преодоления. Наконец, «основываясь на всем вышеизложенном», А. О. Армфельд высказал свои «убеждения» по обсуждаемому вопросу. На вопрос, можно ли допускать «лиц женского пола» к слушанию лекций, он однозначно ответил «да», заметив при этом: «В отношении к медицинскому факультету, полагаю, что он не иначе как в полном своем составе должен приступить к обсуждению этого вопроса»531531
  Там же. Л. 8, 8 об.


[Закрыть] из-за чрезвычайной необходимости в женщинах-врачах, которая, по мнению А. О. Армфельда, существовала в стране. На вопрос о том, можно ли допускать женщин к систематическому слушанию университетских курсов, А. О. Армфельд также ответил положительно, с условием, что желающие женщины «…должны предварительно выдержать полный вступительный экзамен, без малейшего послабления тех требований, которым обязаны удовлетворять воспитанники высшего класса гимназий»532532
  Там же. Л. 8 об., 9.


[Закрыть]. На вопрос о возможности получения женщинами ученых степеней А. О. Армфельд ответил так же четко и без малейшего колебания: «…лица женского пола, удостоенные докторского, магистерского или кандидатского диплома, или, наконец, такого, который равнял бы их с действительными студентами, должны пользоваться соответствующими этим степеням правами: читать публичные лекции, преподавать в публичных и частных учебных заведениях, заниматься медицинскою практикою или адвокатурою, выходить из податного состояния и т[ак] д[алее]. Будут ли они принимаемы в коронную службу на такие места, которые долго занимались исключительно лицами мужского пола, и с какими модификациями служебных прав, – это, разумеется, будет зависеть от благоусмотрения высшего начальства»533533
  Там же. Л. 9.


[Закрыть].

Отвечая на поставленные вопросы подобным образом, особенно на вопрос о возможности получения женщинами научных степеней, А. О. Армфельд предвидел, что коллеги ответят ему вопросом на вопрос: а найдется ли достаточное число женщин, во‐первых, желающих подобного, а во‐вторых, достаточно для этого подготовленных? На этот поставленный самим себе от имени своих оппонентов вопрос А. О. Армфельд ответил следующее: не имеет значения, найдутся ли подобные женщины, сколько и когда; главное правление училищ спрашивало профессоров о «…принципе, а не об объеме его приложения в настоящую минуту. Как велик будет этот объем, – пишет А. О. Армфельд далее, – покажет время; кто решится определить и предсказать его заранее?»534534
  Армфельд А. О. Мнение ординарного профессора А. О. Армфельда в совет Императорского Московского университета… Л. 10.


[Закрыть]. Но, по его мнению, уже то, что подобный вопрос поставлен на обсуждение, является примечательным фактом, потому что «…немного, весьма немного лет тому назад, десять подобных прошений (имеется в виду прошение женщины о сдаче экзаменов об окончании университетского курса, которое послужило толчком для дискуссии. — О. В.) не встретили бы ничего, кроме официального отказа и нескольких неофициальных шуточек и острот, которые в то время считались очень забавными»535535
  Там же. Л. 10 об.


[Закрыть]. Но ситуация изменилась, время изменилось, университет не может себе позволить отстать. Именно поэтому А. О. Армфельд считал необходимым представить на рассмотрение совета университета следующие вопросы: «1) Можно ли допустить, что женщине, точно так же как мужчине, дозволено желать и искать специального факультетского образования, ученых степеней и сопряженных с ними прав? И если можно, то 2) Не будет ли достойным нашего совета делом взять на себя инициативу в приискании средств к удовлетворению этого законного желания? 3) Не будет ли полезно объявить о приискании всех для факультетского образования женщин средств заблаговременно, т[о] е[сть] за год или за два до приведения их в действие, дабы желающие воспользоваться ими могли надлежащим образом приготовиться к своим специальным научным занятиям? И наконец, 4) если тот или другой факультет приищет эти средства ранее прочих, не может ли он представить своих соображений о приведении их в действие, не дожидаясь решения остальных факультетов?»536536
  Там же. Л. 11 об.


[Закрыть]

Неудивительно, что современник назвал А. О. Армфельда человеком с «умом ясным и скоро обнимающим предметы»; его взгляды по вопросу о равном праве людей на образование, на удовлетворение своих интеллектуальных потребностей, на насущные запросы общества значительно опережали взгляды большинства его современников. Его записка и поставленные в ней вопросы остались без внимания и, насколько нам известно, никогда не обсуждались на заседании совета Московского университета. Более того, это отношение московской профессуры 60-х годов XIX века к вопросу высшего женского образования было хорошо известно в городе. По сведениям известного историка женского образования в России Е. О. Лихачевой, когда в июле 1868 года, через семь лет после описанных нами событий, москвички обратились к ректору Московского университета с просьбой ходатайствовать перед правительством о разрешении открыть в Москве высшее женское учебное заведение, «просительницы узнали от одного из членов университетского совета, что их просьба останется без ответа»537537
  Лихачева Е. О. Материалы для истории женского образования в России. 1856–1880. Т. IV. СПб., 1901. С. 515.


[Закрыть]. На основании этих данных Е. О. Лихачева предположила: «Может быть потому, что просительницы не надеялись на согласие профессоров Московского университета читать им публичные курсы, они отказались от университетских курсов и обратились к директору второй мужской гимназии…»538538
  Там же. С. 516.


[Закрыть] Справедливости ради отметим, что на этот раз дело могло быть не только в нежелании московских профессоров. Сохранились документы, к которым Лихачева в свое время не могла получить доступ. Сегодня, однако, известно, что министр народного просвещения и попечитель Московского учебного округа обменялись в начале 1869 года весьма тревожными письмами по поводу заметки, опубликованной в «С.-Петербургских ведомостях», об ожидаемом открытии в Москве «женского университета». 19 февраля 1869 года министр народного просвещения граф Дмитрий Андреевич Толстой (1823–1889) строго конфиденциально писал князю Александру Прохоровичу Ширинскому-Шихматову (1822–1884), занимавшему пост попечителя Московского учебного округа: «В № 46 С.-П[етербургски]х Ведомостей от 15 сего февраля на второй странице в первом столбце напечатано известие Московского корреспондента газеты “Весть” о задуманном в Москве проекте открытия в скором времени, при Московском ун[иверсите]те, курса лекций для женщин с целию приготовить желающих ко вступлению в имеющий учредиться в Москве женский университет»539539
  Толстой Д. А. Письмо А. П. Ширинскому-Шихматову. 19 февраля 1869 г. // РГИА. Ф. 733. Оп. 147. Д. 775. Л. 11.


[Закрыть]. И продолжал далее с явным неудовольствием: «Имея ввиду, что на основании высочайше утвержденного 18 июня 1863 г. мнения Госуд[арственного] Совета по проекту нового устава Императорских российских университетов, циркулярным предложением М[инистерст]ва Нар[одного] пр[освещения] от 20 июля того же года особам женского пола не дозволяется посещать университетские лекции – я нахожу, что напечатанное в С.-П[етербургски]х Ведомостях заявление об открытии при Московском ун[иверсите]те курса лекций для женщин несовместно с приведенным высочайшим повелением и распоряжением м[инистерст]ва, а потому я считаю долгом обратить на это внимание Вашего сиятельства с тем, не признаете ли возможным, по ближайшему согласованию с г[осподином] ректором у[ниверсите]та, отклонить вообще такое предложение, если оно действительно существует, или по крайней мере не допустить чтения лекций для женщин в стенах у[ниверсите]та как несогласнаго с установленным внутри онаго порядком, который весьма желательно сохранить и на будущее время, не подвергая его случаям непредвиденного назначения. О последующем же прошу меня уведомить»540540
  Там же. Л. 11–13.


[Закрыть]. Князь Ширинский-Шихматов счел своим долгом безотлагательно успокоить господина министра. Уже 25 февраля 1869 года он писал Толстому: «…замечание С.‐Петербургских Ведомостей от 15-го февраля о задуманном будто бы в Москве проекте открытия при здешнем университете курса лекций для женщин, с целью приготовления желающих к поступлению в имеющий учредиться в Москве женский университет – не имеют никакого основания». И продолжал далее: «Действительно в Москве давно ходят об этом слухи и было даже в печати предполагаемое письмо ко мне от ищущих высшего образования, но письма этого я и доселе не получал. Положительно могу сказать, что если и есть предположение в некоторых кружках просить об открытии курсов для женщин, то это предположение не имеет никакой связи с университетом и известно мне только по городской молве. Носятся здесь также слухи о том, что некоторые особы женского пола будут просить дозволения слушать по вечерам лекции гимназического курса у учителей гимназий и если окажется возможным, то в здании одной из гимназий. Во всяком случае, если такое ходатайство поступит, я не премину представить об оном, с своим мнением, на благоусмотрение Вашего сиятельства», – спешил заверить попечитель министра541541
  Ширинский-Шихматов А. П. Письмо Д. А. Толстому. 25 февраля 1869 г. // РГИА. Ф. 733. Оп. 147. Д. 775. Л. 17, 18.


[Закрыть].

В любом случае при принятии университетского устава 1863 году по вопросу о посещении университетов женщинами решающими оказались не мнения профессоров, а «высочайшее мнение», как отметил это граф Толстой в вышеприведенном письме. Более того, новый устав дозволял университетам некоторую свободу при решении внутренних вопросов, в том числе в решении вопросов о приеме студентов, о переводе их из одного университета в другой, о допущении вольнослушателей к слушанию лекций и прочее. Однако вскоре после принятия университетского устава попечители учебных округов получили упомянутые выше циркулярные письма из Министерства народного просвещения с уточнениями границ вновь обретенных свобод: советы университетов, конечно, имели теперь право составить собственные правила в отношении некоторых вопросов, но им были выданы четкие рекомендации о том, какими эти правила должны быть с «условием утверждения некоторых из них гг. попечителями, а других министерством народного просвещения, но без рассмотрения в законодательном порядке»542542
  Циркулярное письмо Министерства народного просвещения попечителям учебных округов. 20 июля 1863 г. // РГИА. Ф. 733. Оп. 147. Д. 775. Л. 7.


[Закрыть]. Одним из таких «обязательных» постановлений, которые должны были принять университетские советы, было следующее: «В правилах о приеме студентов и посторонних слушателей и о переходе из одного университета в другой – необходимо постановить: <…> в) что не дозволяется особам женского пола посещать университетские лекции»543543
  Там же. Л. 8.


[Закрыть].

Итак, еще в 1851 году Г. Е. Щуровский потерпел поражение от своих оппонентов в Московском обществе испытателей природы при попытке реорганизовать работу общества таким образом, чтобы участие в его деятельности и использование результатов этой деятельности стали доступнее для большего количества людей. В 1861 году А. О. Армфельд потерпел поражение от той же группы людей при попытке добиться в общем-то того же самого: расширить круг тех, для кого стало бы доступным университетское образование и, при желании, научно-исследовательская работа. Г. Е. Щуровский, однако, не смирился со своим поражением и не отказался от своих взглядов. Придя к убеждению, что не сможет изменить и реорганизовать МОИП, он организовал новое общество (при поддержке своих единомышленников и прежде всего молодого, еще только начинающего свою деятельность профессора Анатолия Петровича Богданова), само название которого – Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии – подчеркивало, что его двери широко открыты для всех желающих. И как еще нагляднее могло продемонстрировать вновь создававшееся ОЛЕАЭ свои принципы, свое стремление привлечь к занятиям естественными науками как можно более широкий круг людей, как не пригласив в число членов-основателей молодую женщину? Особенно если учесть, что общество создавалось в обстановке враждебности. Биограф Г. Е. Щуровского Борис Евгеньевич Райков (1880–1966), известный историк науки середины ХХ века, писал об этом: «Поначалу Общество любителей естествознания встретило целый ряд не только материальных, но и моральных препятствий. В кругу старых ученых оно было принято с недоверием, даже с насмешками. Высказывались опасения, что общество, в составе которого было много зеленой молодежи, будет недостаточно солидно в научном отношении, а прием в члены студентов нарушал все академические традиции»544544
  Райков Б. Е. Григорий Ефимович Щуровский. Ученый натуралист и просветитель. М.; Л.: Наука, 1965. С. 67.


[Закрыть]. И продолжал далее: «Общество стали обвинять в том, что оно срывает работу уже существующих старых научных центров, распыляя научные силы, ведет себя демагогически по отношению к студентам, прикрывает личные интересы учредителей…»545545
  Там же.


[Закрыть] Действительно, коллеги-профессора (во всяком случае, некоторая их часть), как это следует из цитировавшегося выше неподписанного письма на имя министра народного просвещения, считали, что «…предполагаемое общество, будучи в основаниях своих тождественным с Обществом испытателей природы, оказывается излишнею роскошью, которая скорее может ослабить пользу уже существующего общества»546546
  [Письмо министру народного просвещения по поводу организации Общества любителей естествознания при Московском университете…] Л. 11 об.


[Закрыть]. И произойдет это потому, что, по мнению писавшего, «число наших ученых естествоиспытателей очень невелико и разделить их деятельность между двумя отдельными обществами едва ли будет полезно»547547
  Там же.


[Закрыть]. В этой ситуации женщина в роли одного из членов-основателей безусловно была вызовом, хотя и молчаливым. Конечно, женщина должна была быть подходящей. И кто лучше подходил для этой роли, чем влюбленная в естественные науки юная дочь А. О. Армфельда Ольга Александровна Армфельд?