Текст книги "Призраки солнечного юга"

– Коленька! – взвизгнула я, перевизжав даже тепловозное «ту-ту-у!». – Солнце мое!

– Вот, значит, как, – прохрипело «солнце», хмуро глядя на меня. – Не успела уехать, уже безобразничаешь!

– Я? – искренне удивилась я. Но потом, посмотрев на ситуацию Колькиными глазами, поняла, что да, безобразничаю. Мало того пью без закуски в девять утра, так еще в компании четверых мужиков (с двоими, судя по всему, познакомилась только что, какой кошмар!), и это вместо того, чтобы рвать на себе волосы из-за ссоры с Его Величеством Николай Николаевичем!

– Мало того едешь без моего дозволения, так еще и… – он не договорил, но все и так было ясно, так как его раздувшиеся ноздри, горящие глаза и пламенеющие щеки говорили красноречивее слов.

– Колюнь, – ласково проговорила я, – может, поцелуемся… Помиримся…

– Развод! – рявкнул он. И, как мне показалось, выпустил из ноздрей облако пара… Ну чистый Змей Горыныч!

Потом резко развернулся и, спрыгнув с платформы, убежал.

– Какой рэвнивый! – пробасил Серго. – Он нэ армянин, слущщщай?

– Нет. Он мавр, – горько пробормотала я. После чего первой впрыгнула в вагон.

Так началось наше путешествие к морю!

* * *

Море штормило. Большие пенные волны с ревом накатывались на берег, врезались в валуны, пирсы, галечные холмики и, разбиваясь на множество шипящих фонтанчиков, откатывались прочь. Глупые курортники с визгом бросались на эти волны, качались ни них, бултыхались в водоворотах, но неизменно отлетали вместе с мусором и водорослями на прибрежные камни. Словно море не хотело их принимать.

Среди этой оголтелой безмозглой толпы был только один, кого море не отторгало. Мужчина с густыми седыми волосами плыл по бушующим волнам легко, без видимых усилий. Он плыл, делая мощные махи руками, все дальше удаляясь от кишащего перевозбужденными идиотами берега…

… А ЧЕЛОВЕК издали наблюдал за ним… Своим ВРАГОМ.

Он наблюдал, и сердце его замирало всякий раз, когда седовласая голова скрывалась под волнами. ЧЕЛОВЕК боялся, что ВРАГ утонет, разобьется о пирс, умрет от разрыва сердца… Да мало ли отчего можно умереть посреди бурлящего штормового моря. Нет! Такой красивой смерти ВРАГ не достоин! Он умрет по-другому!

ЧЕЛОВЕК зажмурился, представляя, как убьет своего врага. Сначала он стукнут его камнем по голове, потом отсечет пальцы и гениталии (еще живому!), и только затем перережет горло… А после сбросит тело вместе с документами и вещами в яму, закидав его песком, глиной и мусором…

Чтобы на Земле не осталось и следа от этого подонка!

* * *

Мы ехали уже больше суток. И дорога перестала нас радовать. Да и чему радоваться? Когда за окном одни и те же унылые пейзажи, в вагоне жара плюс тридцать пять, продукты тухнут, минералка махом нагревается до температуры воздуха, да еще из туалета тянет мочой, пьяные проводницы забыли сделать влажную уборку, а питьевая вода в кранике закончилась еще ночью.

Мы с Сонькой еще как-то бодрились, а вот Эмма Петровна совсем скисла. Она разделась до трусов и лифчика, намочила простыню и, накрывшись ей с головой, все дорогу спала, просыпаясь только для того, чтобы пописать и заново облиться водой…

– Лель, – заканючила Сонька, сползая с верхней полки. – Давай что ли в картишки перекинемся…

– Давай, – согласилась я. – Только в «Буру» я не буду, я очки считать не могу.

– А я в «Дурака» не буду. Потому что ты постоянно жулишь!

– Я? Да никогда! – возмутилась я.

– Жулишь. Сама вчера видела, как ты скинула под стол шестерку пик. Я уж не стала говорить…

Естественно не стала, потому что мы играли парами: мы с Сонькой против Левы и Юры. И ребята нас беспощадно обыгрывали, что естественно, потому что Зорин обладал феноменальной памятью, а Блохин каким-то сказочным везением (он из тех, кому катастрофически не везет в любви!).

– Может, тогда погадаем, – предложила Сонька, перетасовав карты.

– А ты умеешь?

– Я думала ты умеешь, – сникала подруга.

Мы посидели молча. Сонька придумывала нам занятие, а я вспоминала Геркулесова. Его руки, широкие плечи, немного детское лицо, задорную улыбку… И мерзкий характер! Ну почему мне достался такой вредный мужик? Вроде и красавец, и умница, и не курит, и не пьет, и любит, и подарки дарит… Живи, да радуйся, ан нет! Постоянно мы с ним цапаемся. То из-за одной ерунды, то из-за другой. Например, из-за тарелок. Они, видите ли, должны в сушилке стоять по росту. А у меня стоят, как придется. И обувь я бросаю у порога, и вещи на стул сваливаю, еще яблочные огрызки оставляю у кровати, фантики, грязные чашки… И все это жутко бесит моего мужа. А меня бесит то, что такая ерунда может испортить отношения двух любящих людей.

… Вдруг белый кокон, являющейся Эммой Петровной завозился, и из образовавшегося отверстия в основании куля послышался слабый голос.

– Девочки, – позвал он. – Вы где деньги прячете?

Сонька обхватила себя за левую грудь, похлопала по ней и ответила:

– По маминому совету в лифчике. А ты, Леля?

Я в отличие от подруги бюстгальтеры носила только зимой (для тепла), по этому похлопала себя по попе. И ответила:

– В заднем кармане шорт. А что?

– Я вот тоже в лифчике, – прошептала Эмма. – Но как-то боязно… Место все-таки известное… В случае чего сразу туда полезут…

– Да ладно! – беспечно махнула рукой Сонька. – Кто в пладскартных вагонах грабит, если купейные есть?

– Грабят везде, – взволнованно затараторила Эмма. – А в общих вагонах удобнее, тут запоров нет… Тем более мы к Ростову подъезжаем, а это, как известно город с дурной славой… – она еще пуще разволновалась. – Я вообще, девочки, этой остановки боюсь!

– Что так?

– А вдруг нас в заложники возьмут!

– Кто? – не поняла Сонька.

– Бэндэровцы! – свистящим шепотом проговорила Эмма.

– Ну вы даете! – засмеялась я. – Надо же такое придумать! Бэндэровцы! Скорее уж нас в Адлере в заложники возьмут, чем в Ростове!

– В Адлере? – ахнула она.

– Там же рядом граница с Абхазией.

– И что?

– Не так давно там шла война…

Эмма Петровна просипела «Господи, помоги» и нырнула под простыню.

– Леля, – больно ткнула меня в бок Сонька. – Ты чего там болтала?

– По что?

– Про Абхазию. Там, права, граница рядом?

– Правда.

– И почему ты меня не предупредила?

– А что тебя предупреждать? – хмыкнула я. – Ты же всю неделю атласы изучала. А там очень даже понятно нарисовано… Адлер – горы – Абхазия!

– И там действительно похищают людей?

– Ага, особенно часто блондинистых милашек, вроде тебя… Потом их продают в гаремы или бордели, кому как повезет…

– Ой, мама! – заохала Сонька. – Ой, куда ж меня понесло…

– Успокойся, – смилостивилась я. – В Адлере совершенно безопасно. Я сколько лет туда езжу, и ни разу не слышала, чтобы там кого-нибудь похищали…

– Даже блондинистых милашек?

– Их похищают, но только с добровольного согласия.

– В смысле?

– Готовься к тому, что горячие армянские парни задолбают приглашениями в ресторан, баню, горы, на собственную бахчу или еще куда… Больше тебе ничего не грозит! Это я тебе, как эксперт по Адлеру, заявляю!

Я уже в четвертый раз ехала отдыхать именно в Адлер. Почему-то этот город мне нравится больше других приморских городов, городков и поселков. А побывала я во многих! Можно сказать, объездила все побережье. С четырех лет меня таскали на курорты мама с бабушкой, с шестнадцати я начала мотаться сама. Сначала исколесила Крым, потом Кавказ, была и в Абхазии, но там разруха, там пока делать нечего.

Адлер мне нравится всем. Природа – зашибись, море – класс, народ – прелесть! Даже самолеты, которые летают буквально над твоей головой, придают городу особый шарм.

– Леля, – тихо позвала меня Сонька. – А там границы с Чечней, случайно, поблизости нет?

– Географию надо было учить, – строго молвила я и не ответила.

Сонька хотела еще поприставать, но увидела, как по проходу к нам чешут наши поклонники Лева с Юрой. Мы почему-то им несказанно обрадовались.

– Мальчики! – воскликнула Сонька. – Как хорошо, что вы пришли, а то мы со скуки умираем!

– Вас развеселить? – заискрил Зорин. – Тогда могу рассказать анекдот про программистов… Значит так, едет программист в машине…

– Юрасик! – перебила его моя подружка. – Ты, наверное, умеешь гадать!

– Я? – обалдел Зорин. – Почему я должен уметь?

– Ты похож на цыгана.

– Я? – переспросил он. Ни разу в жизни, наверное, ему не говорили, что он похож на цыгана, потому что он совсем не был на него похож. На хохла, на мордву, с большой натяжкой на татарина, на кого угодно, но только не на цыгана! – Почему?

– У тебя черные кудри, карие глаза и борода! К тому же ты все время поешь! А цыгане очень любят петь, как и гадать!

Я покосилась на Зоринские кудри, тут Сонька не соврала – они были и вправду черными. Насчет пения она тоже угодила в точку – Юрка мнил себя Повороти, замечу, без всякого на то основания, поэтому пел часто, громко, с чувством, но фальшиво. Цвет глаз она так же определила верно – карий. И борода наличествовала, только с ней он походил не на цыгана, а на молодого Деда Мороза, из-за своих налитых, красных, лоснящихся щек, из-за носа картошкой, толстых губ и добродушно-наивного выражения лица.

– Я не цыган, – запротестовал Юрка. – Я русский.

– Жаль, – вздохнула Сонька. – Я цыган люблю.

Зорин тут же подскочил на месте, хлопнул себя по лбу и вскричал:

– Как я мог забыть! У меня же дедушка был цыганом!

– Правда? – просияла Сонька.

– Правда. Его звали… – Зорин начал лихорадочно вспоминать цыганские имена, которые знал, чтобы присвоить вымышленному дедушке хотя бы одно. – Его звали… Будулай!

– А он гадать умел?

– А как же! И по руке, и по ноге…

– А на картах?

– И на картах, – самозабвенно врал Юрка.

– Погадай, – взмолилась Сонька.

– Я? – испугался лже-цыган.

– Ну он тебя, наверное, научил… Или нет? – Сонька недоверчиво прищурилась.

– Научил, конечно… Но это было так давно… Он умер, когда мне было пять лет… Я уж и не помню ничего… – залепетал он.

– Гадай! – скомандовала Сонька, сунув Юрке карты.

Зорин, надо отдать ему должное, не растерялся. С видом бывалой ворожеи он перетасовал колоду, дал Соньке подснять, потом раскидал карты на две кучи, перемешал, подул на них, что-то пошептал, затем, помуслякав толстый палец, выудил наугад одну, перевернул.

– Дама! – провозгласил он, показывая нам брюнетистую тетеньку на обороте. – Это подруга! То есть Леля.

– Это не Леля, Леля скорее червовая дама, – пискнула Эмма Петровна, высунувшая из-под простыни свою взлохмаченную голову. – А это Дама пик. Какая-то злодейка! Может быть, соперница.

– Тогда это точно не Леля, – уверенно произнесла Сонька, потому что за двадцать лет дружбы мы ни разу соперницами не были. Мы вообще никогда в серьез не ссорились и ничего не делили, а тем более мужиков.

– Ладно, потом посмотрим, – буркнул Зорин и выудил из кучи другую карту. – Восьмерка! Это подарок!

– Пиковая восьмерка – это слезы и печали! – поправила его Эмма. – Плохая карта, тебе бы, потомственному гадателю, надо об этом знать.

– Нет, я не понял, кто цыган вы или я? – разозлился Юрка.

– Я хоть и не цыганка, а гадать умею, – обиделась оппонентка. – Не то что ты! Шарлатан!

– Вот и гадайте тогда! А я умываю руки…

– Сначала вытащи еще три карты, а потом мой хоть ноги, – прошипела Сонька. – Ну!

Зорин побубнил немного, но все же карту вынул.

– Валет, – уже без радости сообщил он.

– Валет – это жених, – блеснул знанием Лева Блохин.

– Валет – это хлопоты, – встряла я.

– Пиковый валет, – с нажимом произнесла Эмма. – Это злой, жестокий человек!

– Да что это такое! – возмутилась Сонька. – Одни пики! Ты, Зорин, специально что ли? У тебя в колоде других мастей нет?

– Это ваша колода, а не моя, – надулся Юрка.

– Ладно, давай дальше. Только аккуратнее.

Юрка хмуро кивнул и двумя пальчиками за краешек вытянул… девятку бубей.

– Ура! – заорали мы. – Буби!

– Ничего тут радостного нет, – хмуро пробурчала Эмма.

– Почему? – сникла Сонька.

– Потому что сама по себе девятка бубей означает всего лишь препятствия, задержки, проволочки…

– Подумаешь, поезд опоздает на пару часов…

– А в соседстве с Дамой пик… – Эмма повысила голос, – это страшная опасность!

Мы ахнули. Лева, как самый нервный, даже глаза руками прикрыл.

– Перестаньте нас пугать! – взвизгнул Юрка. – Что за безобразие!

– Да! – присоединилась к Зорину Сонька. – Мы, в конце концов, на курорт едем! К морю! А вы тут болтаете о каких-то ужасах! Будто мы едем воевать в горячую точку!

– Да перестаньте вы паниковать, – я попыталась успокоить испуганных приятелей. – Соня права, мы едем на курорт, и единственная опасность, которая может нас там подстерегать, так это несвежий шашлык.

– А террористы?

– Нужна ты им! – фыркнула я.

– А ядовитые медузы? Я слышала, есть такие… синие…

– Ты от берега дальше, чем на пять метров сроду не отплывала! А они водятся далеко в море.

– А змеи?

– Эти водятся высоко в горах, – озлилась я. – Так что перестань пороть чушь!

– Ладно, буду молчаливым приведением. – Сонька насупилась.

– И не смей больше так близко к сердцу принимать дурацкие карточные гадания!

– Я и не принимаю… Только пусть он последнюю карту вытащит! Надо ж посмотреть…

Зорин вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая разрешения, когда я кивнула, он медленно вытянул из кучи последнюю пятую карту.

– Туз пик! – ахнули мы.

– Кошмар! – захныкала Сонька.

– Наоборот! – прервал ее писк Зорин. – Туз пик – это курортный роман!

– Чего ты мелешь?

– Пиковый туз – это сексуальная связь. Или постель! Я точно знаю! – радовался Юра, сверкая на Соньку глазами. Не иначе, решил, что в постели с ней окажется именно он.

– А вы что скажите, Эмма Петровна? – спросила я.

Эмма Петровна молчала.

– Нет вы скажите… Признайте мою правоту… – веселился Зорин. – Ну так что? Я прав?

– Нет, – трагично вымолвила Эмма, заползая под свою простыню.

– Как нет? Тогда что туз пик означает?

– Туз пик, – донесся до нас ее приглушенный голос. – В соседстве с дамой и валетом той же масти означает… СМЕРТЬ!

* * *

ЧЕЛОВЕК сидел на корточках у разрытой ямы. Она была не очень глубокой, но достаточной, чтобы в нее можно было положить человеческое тело. К тому же рядом с провалом лежала куча веток, валялись пластиковые бутылки, обертки от презервативов, гнилые сливы, попадавшие с растущего тут же дерева, обрывки обоев, щебень… Именно то, что нужно. Мусор, гниль, труха – вот, что послужит саваном для подлеца.

ЧЕЛОВЕК встал, отряхнулся. Крепко, так крепко, что даже заболели пальцы, сжал камень, которым нанесет первый удар. Достал из кармана нож, перекрестился. Хотя какого черта… ЧЕЛОВЕК не верил в бога уже семь лет! Бога нет, потому что разве бы милосердный Господь позволил так издеваться над своим «рабом»…

Но с другой стороны, разве встречу с заклятым ВРАГОМ нельзя назвать божественным проведением? Тем более, что она состоялась именно там, где все и произошло… Семь лет назад в санатории «Солнечный юг» ЧЕЛОВЕК повстречал другого человека, ставшего в последствии ВРАГОМ.

ЧЕЛОВЕК не хотел ехать сюда. Да что там! Он чуть не умер от отвращения, гнева, жалости к себе и боли в ключице, когда ему предложили путевку именно в «Солнечный юг». Но, подумав, успокоившись, выпив четверть упаковки антидепрессантов, он решил ехать. Чтобы, как он тогда думал, попытаться избавиться от демонов воспоминаний! Но, как оказалось, чтобы встретить своего ВРАГА.

Встретить и поквитаться с ним! А, поквитавшись, начать новую жизнь!

ЧЕЛОВЕК вздрогнул. Он услышал шаги… Шаги своего ВРАГА!

ЧЕЛОВЕК нырнул за пальму, притаился.

Когда седоватый затылок мелькнул перед его глазами, ЧЕЛОВЕК обрушил на него чудовищной силы удар.

ВРАГ рухнул, словно подкошенный.

Да свершиться месть! – прошептал ЧЕЛОВЕК и склонился над поверженным ВРАГОМ.

* * *

Мы, сгрудившись в кучку, стояли на платформе и озирались по сторонам. Я прикидывала, в каком направлении нам лучше двинуть, чтобы сократить путь, а все остальные озирались просто из любопытства, так как ни один из них в Адлере еще не был.

– Пальмы! Смотрите, растут прямо на улице! – восхищалась Сонька, тыча пальцем в стройную красавицу, росшую рядом с пригородной кассой. – Ни фига себе! Прямо на улице, как тополя!

– Тут субтропический климат, – начал умничать Зорин. – Пальмы такой любят, правда на зиму приходится листья окутывать, чтобы не померзли…

– А какая у них зима? Холодная или как?

– Ниже нуля не опускается почти никогда. Обычно плюс пять, десять. Но ветер с моря дует жуткий, так что холодновато.

– Нам бы такое «холодновато», – буркнула Сонька. – Ну что, Леля, ты сориентировалась?

– Пошлите по мосту, – неуверенно сказала я. – Выйдем к вокзалу, а там спросим.

– Пять раз в Адлере была и не знаешь, где этот санаторий находится?

– Откуда? Я ж тебе объясняла, что…

– … отдыхала только дикарем. Помню.

– А давайте у мужчин спросим, – предложила Эмма. – Вон целая копания у ступеней стоит.

– Не смейте! – прикрикнула на нее я. – Это таксисты. Они прицепятся, потом не отвяжешься! Сами разберемся. – Я сунула ей в руку ее же баул. – Двинули.

Мы двинули к мосту, кряхтя под тяжестью Эмминых сумок.

Поравнявшись с кучкой таксистов, вжали головы в плечи, чтобы они нас не заметили. Но не тут-то было!

– Дэвушка! – воскликнул один из мужиков, пожилой золотозубый весельчак, схватив Соньку за руку. – Такой карасивый, а сумки тащишь… Давай помогу!

– Не надо, – ответила за подругу я. – Мы сами.

– Слущай, зачэм сами? Ми поможем. Отвэзем, куда надо!

– Квартыра нужен? Дом? Комната? – подключился еще один, помоложе и понаглее.

– Не надо нам ничего, – испуганно выпалила Эмма, вцепившись в свою грудь. Наверное, решила, что если ее в поезде не ограбили, то на вокзале ограбят точно.

– Как нычиво? Савсэм? – подмигнул пожилой. – Ехать разве нэ надо?

– Нам бы до санатория… – робко молвила глупая Сонька. – «Солнечный юг».

– О! – чмокнул воздух пожилой. – Хороший санаторий! Толко далэко… Дорого будет…

– Нэ слушайте его, – встрял третий таксист, лысый жилистый с разорванным ухом. – У нэго дорого, у меня нэт…Я довэзу…

– Алав, это мой клиент, слущщай, – обиделся пожилой. – Чего надо, а?

– Нам ваши услуги не нужно, – рявкнул Юра. – Разве не ясно?

– А тэбя никто и нэ повезет, – пренебрежительно бросил жилистый. – Ты жирьный, место много займешь…

– Давайте, карасавицы, – подхватил нас с Сонькой под руки золотозубый. – Довэзу за пол цены. И вас и маму вашу, – он кивнул на Эмму. – Даже этого возму, – кивок в сторону удивленно моргающего Блохина. – А толстого, так и быть, пусть Алав забирает…

– А сколько стоит? – опять вступила в разговор Сонька.

– Для тэбе почти даром!

– Сколько?

– Двэсти рублэй! Говорю, даром! – и он опять подмигнул.

Сонька вопросительно посмотрела на меня. Решила, что двести на четверых, это приемлемая цена за доставку до отделенного места. Наивная!

– Дорогой, – подмигнула я радостному таксисту. – Ты не обнаглел?

– Я? Обнаглел? – он очень искренне оскорбился. – Да другие тэбя до «Солнэчного» за пятьсот повэзут… Знаешь, как далэко…

– В путевке написано, что санаторий находится в двухстах метрах от вокзала, – весело сказала я. И жду, как он изворачиваться будет.

– Правилно, – быстро согласился он. – Толко тут всо пэрэрыто. Заборы кругом! Нэ пройдешь по прямой, надо круг дэлать… болшой.

– Хватит врать-то! Скажи лучше, в какую сторону нам идти.

– Нэ знаю, как идти. Как ехать знаю, садысь довэзу за сто пятдэсят.

Не знаю, чем бы все закончилось, наверное, так бы и поехали с приставучим таксистом, лишь бы отстал, но на наше счастье из многолюдной перронной толпы вынырнул наш недавний собутыльник Вано.

– Ванечка! – вскричала Сонька. – Ваня! На помощь!

Вано среагировал на Сонькин крик, обернулся, улыбнулся и подбежал к нам.

Приставалы тут же переметнулись на других туристов.

– Что такое, дэвченки? – спросил Вано, приобнимая нас. Как я заметила, армяне вообще любят обниматься, а с молодыми девушками особенно.

– Как нам до санатория добраться? До «Солнечного…»?

– Тут близко совсэм. Забор бетонный видите? Там дырка. В нее пролэзите. Вот и санаторий.

– Так близко? – ахнула Сонька.

– Канэшно. Вон его даже видно. – И он указал на возвышающееся над бетонным забором здание.

– Это «Солнечный юг»?

– Ты по-русски читать умеешь? – засмеялся он. – Там же написано.

Мы с Сонькой сощурились (обе были близоруки, и обе не носили очков). Оказалось, что на крыше здания имелись большие буквы «СОЛНЕЧНЫЙ ЮГ».

– Спасибо, Ванечка, – сердечно поблагодарила армянина Сонька. – Приходи к нам в гости!

– Зачэм в гости? – улыбнулся тот. – На работу приду. Работаю там. Людей на экскурсии вожу. Вас свожу. На Ахун, на Красную поляну, Белие скалы, куда захотите… – И, помахав нам ручкой, он вновь слился с толпой.

А мы, опять взвалив на себя сумки, двинули по путям в сторону бетонного забора.

Шли медленно, то и дело спотыкаясь. Оно и не удивительно, так как ночью почти не спали. И ладно бы гуляли до утра, пили, ели, песни пели, а то ведь слушали… А дело было вот как. Где-то в десять вечера, когда мы, наигравшись в карты, нагулявшись по проходам, наевшись чипсов и прочей вкусной гадости, собрались отойти ко сну, на очередном полустанке в вагон впорхнула семейка. Мама, папа (уже очень в возрасте) и пацаненок лет восьми. Оказались нашими соседями, причем близкими. Папа с сыном разместились на противоположных боковых, а мамашка непосредственно рядом с нами, то есть на освободившейся нижней полке. Родители были малость тормозные, зато пацаненок поражал вертлявостью и шкодливой непоседливостью.

Были они явно из каких-то сектантов, потому что постоянно крестились и бормотали молитвы. Причем, не из баптистов или адвентистов (те всегда с иголочки одеты и по примеру своих проповедников, не переставая, лыбятся), не из кришнаитов (батя был лохмат и длинноволос), не из буддистов (никаких фенек на запястьях, зато на шеях православные кресты), а из какой-то бедной старорусской секты, название которой мы с Сонькой так и не придумали. Мы, поначалу решили, что они церковные (батюшка, матушка и попенок), но, вспомнив нашего отца Александра, который ездит исключительно на иномарках, а под рясой у него то и дело тренькает мобильник, передумали. Эти были одеты настолько бедно, что казалось, их вещи просто рассыплются от старости. На матушке был ситцевый халат, застиранный до того, что цветочки, бывшие некогда ромашками, превратились в подтаявших на солнце медуз. На папе «треники» со штрипками – я такие уже во втором классе отказалась носить – футболка с «Олимпиадой-80» и кеды. На мальчишке наставленные снизу штанцы и линялая майченка.

Но, надо отметить, бедности своей они не просто не стыдились, они ее просто не замечали. Так что матерчатые (как пить дать, собственноручно сшитые матушкой) котомки они разложили без стеснения. Так же, не тушуясь, достали из них картошку в «лупяках» и зеленый лук, помолившись, поели и, опять помолившись, улеглись спать.

Вернее спать вознамерились только родители, пацаненок же решил немного попеть… Пел он всю ночь! И не псалмы, как мы ожидали, а песню «…не могу я спать у стенки, упираются коленки. Лягу я на край – не ложись!…». Голоса у мальчика не было, слуха тоже, слов он не знал, других песен, судя по всему, тоже, так что про разнесчастные коле-е-е-енки нам пришлось слушать до рассвета. Родители, конечно, пытались сыночка усмирить, но так мягко, ненавязчиво, так по-доброму, что маленький антихрист не только не умолкал, а начинал выводить свое «…лягу я на край…» с еще большим чувством. Заткнулся он только к утру, после того, как взбешенная Сонька втихаря от его блаженно спящих родителей (единственных во всем вагоне) переползла на полку певуна, схватила его за горло и прошипела «Не заглохнешь – язык отрежу!». Еще для острастки показала свои маникюрные ножницы – Сонька у нас знает, как с детишками договориться, учительница, как никак.

После этого малец заткнулся. И оставшиеся три часа мы спали спокойно…

… Тем временем, мы доковыляли до стены. Отыскали в ней дыру. Пролезли. Зорин немного застрял, но общими силами, мы его втиснули в довольно обширный для нас, но узковатый для ста двадцати килограммового Юрика, проем.

Вот и санаторский забор, вот проходная с будкой охранника и полосатым шлагбаумом. Мы поднырнули под него – страж на нас даже не взглянул. Это порадовало, значит, пропускной режим в «Солнечном» не такой уж строгий.

Мы вышли на широкую аллею, засаженную по сторонам любимыми Сонькой пальмами, кипарисами и диковинными колючками (как наш репей, только с меня ростом). Между деревьев попадались увитые диким виноградом беседки, красоту которых портили развешенные по боковым стенам мохеровые кофты всевозможных цветов, с ценниками на рукавах. Чуть подальше имелся дендрарий, небольшой по площади, но богатый – судя по табличкам, врытым в землю, растений в нем было до черта.

Мы миновали аллею. Тут же показалось здание, то самое, которое видно даже с привокзальной площади, оказалось, что это не жилой корпус, и даже не столовая, а лечебница. Потоптавшись у крыльца, мы развернулись и потащились через скверик к другой многоэтажке. Плюхали из последних сил. Было жарко и неуютно. Хотелось спать, есть и купаться. Причем, купаться больше, чем спать, но до этого еще дожить надо, потому что нам бог знает сколько времени придется оформляться, располагаться в номере, переодеваться… Потом Соньку как-то надо протаскивать…

От всех этих мыслей у меня даже голова заболела. А тут еще мимо курортники начали шастать в набедренных повязках из влажных полотенец, совсем близко зашумел прибой, пахнуло морем, шашлыками и розами.

– Мы чужие на этом празднике жизни, – пробормотал Зорин, словно прочитав мои мысли.

Мне было знакомо это ощущение, я называю его «синдромом вновь прибывших». Когда ты только приехал, не успел еще загореть, освоится, привыкнуть к новому месту, к новому режиму, ритму жизни, ты чувствуешь себя не очень уютно, и даже немного хочется домой, а остальные такие прожженные (и в прямом и в переносном смысле), веселые, привыкшие, что кажутся тебе инопланетянами. Состояние это длиться не больше двух дней, а потом бесследно проходит.

– Пока чужие, Юрок. Пока, – подбодрила его я. – А вот и наш корпус!

Большое (тринадцати этажное здание) было, судя по всему, построено годах в семидесятых. А спроектировано каким-нибудь архитектором-новатором, потому что внешний вид его немного отличался от всех виденных мною до этого санаториев Брежневской эпохи. Обычно здания корпусов стандартны: правильной прямоугольной (квадратной) формы с лоджиями, высоким крыльцом, иногда колоннадой. Как правило, с обзорной площадкой на плоской крыше.

Это же строение формы как таковой вообще не имело. Шло оно каскадом. Начиналось как трехэтажное, потом скачками переходило в четырех-пяти-шести и так до двенадцатого. Эдакая гигантская лестница. На самом верху (пентхауз?) была выстроена башенка с круговой галереей, разделенной на отсеки-лоджии и конусообразной крышей. Короче, зданьице было жутко уродливо. Особенно нелепо смотрелась башенка, казалось, что ее стыбзили со средневекового замка, присобачили к ней балконик, и прилепили все это великолепие к наспех построенному овощехранилищу.

– Кошмар! – озвучил всеобщее мнение Лева.

– Да уж, – согласился Зорин. – Особенно башня. Не хотел бы я в ней жить.

– А тебя туда и не поселят, – хмыкнула я, – там, скорее всего, номер люкс, смотри, какие на окнах жалюзи. И тарелка спутниковая торчит.

– Не номер, а номера, – приглядевшись к «пентхаузу», сказал Юрка. – Глянь, галерея разделена на отсеки. Значит, номеров четыре штуки. Не дай бог, один достанется нам! Я высоты боюсь…

– Тем более тринадцатый этаж, – встрял суеверный Лева. – Не хорошо это…

– А мне бы хотелось комнату на первом, – поделилась я.

– Тоже высоты боишься? – сочувственно спросил Зорин.

– Не в этом дело. Просто легче будет Соньку втаскивать в корпус. Там балконы низко.

– А зачем ее втаскивать? – удивленно спросила недогадливая Эмма.

Я решилась уже сказать ей правду, но тут произошло нечто странное…

Сначала мы услышали далекий вскрик, потом, после пятисекундной паузы, треск, шуршание и глухой, но сильный удар об землю.

– Что это было? – прошептала Эмма.

– Как будто что-то уронили с большой высоты, – так же тихо сказал Зорин.

Тут тишину разорвал пронзительный женский крик, потом к нему присоединился еще один и еще. Уже через пол минуты до нас донеслось целое бабье многоголосие.

– Что там такое? – пробормотал Лева.

Я не стала гадать. Бросив сумки, я ринулась на крик. Судя по пыхтению за моей спиной, остальные последовали моему примеру.

Когда мы продрались сквозь кустарник и завернули за угол, то увидели толпу орущих женщин. Они стояли кучкой, сгрудившись вокруг чего-то, что их так напугало, и верещали. Кто-то с всхлипами, кто-то с подвыванием, кто-то с причитаниями. И все, как одна, приложив руки к вздрагивающей груди.

– Что здесь случилось? – прокричал Зорин, кинувшись к ним.

Женщины все, как одна, повернули головы, в унисон всхлипнули и без слов расступились, чтобы мы смоги сами увидеть, что…

… На сочно-зеленой траве, раскинув руки, лежала женщина. Она была еще довольно молода (руки были гладкими с ухоженными ногтями). Светловолоса. Судя по всему, небольшого роста и хрупкой комплекции. Лежала она неподвижно. Лицом вниз. Странно разбросав ноги. Левая была чуть согнута и выставлена вперед, правая вывернута так, будто у нее колени не впереди, как у всех нормальных людей, а сзади. Из рваной раны на бедре торчала окровавленная кость. Голова была неестественно вывернута. Из-под щеки на траву уже натекла огромная лужа крови.

Женщина была одета в белый пеньюар, который разметался по траве, как перебитые крылья ангела.

– Что с ней? – просипел разом побелевший Блохин.

– Упала с балкона, – всхлипнула одна из «плакальщиц». – Я видела, как она летела…

– Может, скорую, – пробормотал кто-то.

– Ей уже ничем не поможешь! – Покачал головой Зорин. – Умерла мгновенно.

– Вы доктор? – обрадовались женщины.

– Нет, – смутился Юрка. – Но тут и без медицинского образования видно…

– А я ее знаю, – перебила его одна из бабенок, маленькая, остроносая брюнеточка неопределенного возраста. – Это Лена из Сургута. Она на тринадцатом живет… то есть жила. В люксе. Мы вместе на процедуры ходили.

– Как уж она так? – опять всхлипнул кто-то.

– А она высоты боялась, вот, наверное, голова и закружилась…

– Зачем тогда на последнем этаже поселилась?

– Ей муж путевку купил, он у нее какой-то крутой. То ли банкир, то ли бандит. – Позабыв о лежащем в метре от нее трупе, начала трещать остроносая. – Естественно потребовал номер люкс. Причем, отдельный. А в «Солнечном» только в башне люксы…

– А, может она сама того… – прервала ее другая сплетница. – От несчастной любви…

– Да ты что! Разве от мужа-бандита загуляешь…