Текст книги "Крылья колдуна"

Нажав кнопку у ворот, колдун поднял голову, глядя в камеру и старательно делая честное лицо.

– Ланс Крев, преподаватель словесности, – представился он, когда динамики ожили и зашипели. – Со мной моя племянница Матильда и личный помощник. К тому же, – тихо добавил он в сторону, – меня не смогут не взять на работу. Ментальное вмешательство делал сам Рем, а перед ним сложно устоять.

Ворота с протяжным скрипом медленно открылись, и Тиль нахмурилась, снова почувствовав неясную тревогу.

Колеса машины зашуршали по дороге, усыпанной гравием, мимо слегка пожелтевших после зимы туй. Справа Тиль приметила стадион, зеленеющий уже пробившейся травой, слева тихо вздыхал старый яблоневый сад. За кряжистыми стволами мелькнула чья-то тень, и Матильда успела выхватить взглядом клетчатую юбку, вспыхнувшую красным на фоне серой стены.

Тут еще и форма есть? Ланс будет в восторге. Тиль обернулась, пытаясь рассмотреть девочку, но та как сквозь землю провалилась.

* * *

Алиса любила яблоневый сад. Здесь было тихо – только шорох веток и звуки ее шагов, и тепло – стена защищала от ветра, и даже стылый сквозняк, который, казалось, ее преследовал, не так сильно продувал спину.

В прошлой жизни под ее окном росла яблоня. Длинная ветка в ветреные дни царапала стекло, и мама собиралась обрезать ее осенью.

Осенью Алиса осталась одна.

Глупая директриса при встрече назвала пансион ее новым домом, и к утру подушка Алисы промокла от слез.

Потом ей, конечно, удалось взять себя в руки. Ведь это временно. Она все исправит.

Корабль, на котором плыла мама, попал в шторм и затонул. Так ей сказали, так писали в газетах. Никого не нашли. Люди вздыхали и смотрели на Алису с жалостью, не понимая, что подарили ей надежду.

Мама придет за ней однажды. Алиса зажмурилась и представила каждую черточку ее лица: широко расставленные зеленые глаза, светлые и прозрачные, как озерная вода на отмели в солнечный день, тонкий нос с горбинкой, ямочки в уголках губ. Наверное, она будет одета как обычно: в свободные джинсы и белую рубашку, на ногах туфли без каблуков или даже кеды. А может, оденется представительнее, чтобы противная директриса сразу же отпустила Алису с ней.

Раз маму не нашли, она может быть где угодно.

Мир Алисы умел меняться. То, что она видела, трогала, осязала – существовало, и изменить его она уже не могла. А вот остальной мир был для нее точно шляпа фокусника, из которой можно достать белого кролика с розовыми глазами, разноцветную ленту или алую розу. Главное – знать, что хочешь достать.

Яблоневый сад она приметила в первый же день приезда, но специально не ходила к нему несколько дней, представляя то самое дерево. Раздвоенный ствол со стертой белой краской у земли, выгнутые ветки, одна из которых тянется к серой стене. Ветка сучковатая, как бы не подрать о нее колготы, если вздумается забраться наверх.

Придуманная ею яблоня была здесь. Алиса любовно погладила шершавый ствол, удобно сидя в развилке, глянула вверх – туда, где ветка упиралась в стену. Яблоня стала тем якорем, который не давал ей потерять надежду окончательно. Потому что здесь, в пансионе, Алиса изменилась. С ней произошло что-то плохое, но она сама не могла объяснить что.

Привычный сквозняк потек по спине тугой ледяной струей, и Алиса, поежившись, спрыгнула с дерева, обхватила себя руками и пошла прочь из сада.

После яблони она так и не смогла больше ничего создать. И хуже всего то, что образ мамы расплывался. У Алисы осталась ее фотография, но иногда ей казалось, что она смотрит на незнакомого человека. Была ли у мамы родинка над бровью? Нить морщинки на переносице? Перед сном Алиса пыталась представить, как дверь ее комнаты открывается и мама переступает порог, но потом снова и снова просыпалась от кошмаров, в которых черные волны накрывали крохотный хрупкий кораблик.

Она должна была попасть в детский дом, но какой-то благодетель оплатил ее пребывание в пансионе. Наверное, здесь не так уж плохо: ее кормят, дают одежду, соседки по комнате не обижают. Но Алиса была уверена – хуже места нет.

* * *

Здание пансиона стояло буквой «П». Неведомый архитектор попытался украсить унылые серые стены барельефами, но в итоге те выглядели как птичий помет, изгваздавший камни. С краю прямоугольной площади, образованной стенами пансиона, приютился неработающий фонтан. Центральный корпус смотрелся солиднее, чем два крыла, отходящие от него: наверху высился купол, торчали шпили башенок, над центральным арочным входом висели круглые часы. Тиль сверила время – отстают на пятнадцать минут.

Несколько девочек в одинаковых куртках и клетчатых юбках замерли у бокового входа, провожая кабриолет расширенными глазами.

– Рыбный дождь прошел прямо над этой площадью, – сказала Матильда.

– Верно, – подтвердил Ланс. – Как-то здесь тоскливо, не находишь?

Он остановил машину у главного входа и, повернувшись к ученицам, зычно крикнул:

– Привет, девчонки!

В колодце, образованном стенами, его голос прозвучал неожиданно гулко, и девочки, прыснув, убежали в корпус. Матильда собиралась открыть дверку машины, но Ланс задержал ее, взяв за руку. Тиль недоуменно покосилась на его ладонь – неуютно горячую и крепкую.

– Повторим нашу легенду, – сказал он, погладив большим пальцем центр ее ладони. – Тебе семнадцать. Ты сиротка, потерявшая родителей в аварии, последние два года находишься на попечении дяди. Я работал в колледже Святого Руфуса в Теннефите, но там обучаются только мальчики, и я решил, что нам с тобой лучше проводить больше времени, чтобы стать настоящей семьей, сблизиться…

Он наклонился к Матильде, взгляд остановился на ее губах.

– Не слишком близко, дядя, – осадила его Тиль, высвободив ладонь. – Мы проведем здесь неделю. И если не найдем никаких отклонений магического фона, уедем. И будем встречаться только на общих собраниях ковена раз в десять лет.

Она дернула дверную ручку, вышла из машины и осмотрелась. Уныло, пасмурно, воняет рыбой. Тиль попыталась сделать шаг, но каблук сапожка застрял между плитами брусчатки. С усилием выдернув ногу, она проковыляла до крыльца и потянулась к мраморным перилам, как вдруг заметила на них что-то серебристое. Сбоку перил прилипла крохотная чешуйка, на балясинах поблескивали еще несколько. Тиль задумчиво сковырнула одну ногтем, поднесла к глазам.

Ланс догнал ее и, стряхнув чешуйку, крепко сжал ладонь.

– Я ж говорил – обычные караси. И не вырывай руку! – досадливо попросил он. – На нас смотрят. Я насчитал в окнах как минимум десять пар любопытных глаз. Добрый дядя ведет племянницу в новую школу. Подыграй мне.

Матильда упрямо выдернула ладонь.

– А строптивой племяннице здесь уже не нравится, – заявила она. – У них с дядей нет взаимопонимания. Племянница его терпеть не может. Ульрих! – крикнула троллю, который вышел из джипа и теперь растерянно озирался. – Подожди в машине.

Тролль кивнул и снова забрался в салон, а Ланс открыл перед Матильдой тяжелые деревянные двери с бронзовыми ручками, до блеска натертыми множеством ладоней.

В просторном холле было пустынно и сумрачно. Глянцевые напольные плиты со стертым узором отражали потемневший от времени и сырости потолок. Сбоку за зеленой шторкой виднелся гардероб с одинаково-безликими серыми курточками, среди которых выделялись белое пальто с меховым воротником и лисий полушубок.

– Вы приехали! – преувеличенно радостно воскликнула полноватая женщина хорошо за сорок, спешащая к ним вниз по лестнице. При каждом шаге жемчужное ожерелье подпрыгивало на большой груди, обтянутой молочно-белой блузкой, короткие рыжие кудри сияли вокруг головы медной короной. – Добро пожаловать!

Она по-деловому протянула руку, унизанную перстнями, Лансу, но тот галантно поднес ее к губам.

– Я Петронилла, директриса пансиона. Можете звать меня Петра, – она нежно улыбнулась Лансу. – Матильда! – Глаза женщины, темные, как зрелые виноградины, влажно заблестели, когда она посмотрела на Тиль. – Девочка моя! Теперь ты дома!

Она вдруг сгребла Матильду и прижала к пышной груди. Тиль вытаращила глаза от неожиданности, а Ланс за спиной Петры осклабился и показал большой палец.

* * *

Когда Тиль вошла в кабинет, ей показалось, будто она попала в тесную шкатулку, набитую всякой ерундой. На полках шкафов стояли многочисленные сувениры и вазочки с засушенными цветами, сертификаты и фотографии в разномастных рамках висели на стенах так густо, что с трудом можно было разобрать рисунок обоев, на подоконниках чахли фиалки. Тиль покосилась на Ланса – в этой клетушке с его клаустрофобией долго не протянуть. Тот обвел помещение взглядом и громко чихнул, потом еще раз, выудил из кармана куртки салфетку с эмблемой кафе и промокнул глаза.

– Простите, – сказал сипло. – Аллергия. Весной всегда обострение. Вы позволите открыть окно?

– Конечно-конечно. – Директриса тут же сдвинула тяжелые портьеры, подняв облако пыли, распахнула створки настежь.

Сквозняк подхватил бумажки с ее стола, закружил и швырнул в Матильду.

– Заявление на увольнение? – прочитала она.

– Обычная текучка кадров, – небрежно пожала плечами директриса, но тут же вырвала лист из рук Тиль, быстро сгребла остальные бумаги со стола и спрятала их в ящик. – От лица всего преподавательского коллектива я рада приветствовать вас на новом месте, – торжественно обратилась она к Лансу. – Хочу сказать, что возлагаю на вас большие, – ее взгляд стал масленым, – очень большие надежды.

– Дядя вас не подведет, – пообещала Тиль и, не сдержав короткий смешок, закашлялась. – Простите, – пробормотала она, – наверное, продуло в дороге.

– Дай-ка проверю температуру, – тут же отозвался Ланс тоном заботливого дядюшки.

Крепкие ладони легли на ее плечи, вдавливая в сиденье – не дернуться. Ланс склонился к ней и, прежде чем Тиль поняла, что он собирается делать, нежно поцеловал в лоб.

– Прохладный, – кивнул, как ни в чем не бывало садясь на соседний стул.

Тиль бросила на него испепеляющий взгляд сквозь розовые стекла очков. Поцелуй на лбу горел, как клеймо Рема.

– Так радостно видеть, что у вас действительно теплые, родственные отношения, – умилилась Петра. – В пансионе есть и девочки из полных семей, но в основном сироты. Все, о чем я мечтаю, – чтобы однажды мои малышки обрели близких людей. Семью. Я стараюсь дать им это. Но иногда стены, которыми они себя окружили, слишком высоки.

– Трудные подростки? – спросил Ланс.

– Дети все чудесные, – улыбнулась Петра. – Чистые, невинные души. Просто к некоторым нужен особый подход. – Она глянула на Тиль и, заметив ее коленки, воскликнула: – Матильда, девочка моя, почему у тебя голые ноги?

– Обляпалась мороженым в кафе, клубничным. Такая сладкоежка! – ответил вместо нее Ланс и очаровательно улыбнулся, так что на щеках обозначились ямочки. Директриса тут же поплыла, как то самое мороженое на солнце, улыбнулась ему в ответ.

– Вот план занятий, – протянула она Лансу синюю папку, – там и расписание занятий для Матильды. Вы наверняка устали с дороги, – спохватилась директриса. – Я подготовила для вас семейные апартаменты в преподавательском крыле: две спальни, гостиная, ванная…

– Мы будем жить вместе? – уточнила Матильда.

– Обычно дети преподавателей и персонала живут с родителями, но, если хочешь, для тебя есть место в ученической части, – предложила Петра, и Тиль благодарно кивнула.

– Матильда, ты уверена? – с нажимом спросил Ланс.

– Конечно, так будет лучше, – подхватила Петронилла. – Она быстрее вольется в коллектив, в конце учебного года это не так-то просто. У нас отличные комнаты всего на пять человек, у каждой девочки своя кровать и тумбочка.

Тиль боковым зрением увидела, как на лице Ланса расцветает ухмылка.

– Ты найдешь себе подружек, – обрадовала Матильду Петра. – Станете секретничать перед сном, обсуждать учителей…

– Если это желание Матильды, я не против, конечно, – елейным голосом сообщил Ланс, состряпав скорбное выражение лица – ни дать ни взять любящий дядя, терпеливо сносящий капризы сумасбродной племянницы.

– Будете красить друг другу ногти, – с энтузиазмом продолжила Петра, – петь песни. В нашем пансионе царит теплая, дружеская атмосфера, и каждая девочка может быть уверена, что ее ни на секунду не оставят одну…

– Убедили, – вздохнула Матильда. – Поживу с дядей.

Ланс довольно улыбнулся, обнял ее за плечи, а второй рукой потрепал волосы на макушке, отчего Тиль тут же захотелось его стукнуть.

– Ульрих! – напомнила она, сбрасывая его руку с плеча. – Дядин помощник, – пояснила для Петры.

– Ах да! – спохватился Ланс. – Ульрих… Возможно, у вас найдется для него местечко. Он, по правде сказать, умственно отсталый, да и страшен как смертный грех…

– Ульрих добрый, трудолюбивый, очень сильный… – возмутилась Тиль.

– Немой, – добавил Ланс. – Мычит как телок – и все. Но я несу за него ответственность. Долгая история.

– Что ж, пожалуй, я найду для него работу, – задумалась директриса. – На острове есть развалины замка. Им больше тысячи лет, и, возможно, они имеют историческую ценность, хотя как по мне – лучше бы их разобрали до камешка.

– Город и так построен из его стен, – прозорливо заметил Ланс. – Грубые серые плиты с зернистыми вкраплениями черного. Половина домов сложена из таких. Как и стены, окружающие пансион.

– Не пропадать же добру, – пожала плечами Петра. – По субботам девочкам разрешается выходить в город. И я не хочу, чтобы однажды кто-нибудь из них забрел в развалины и сломал себе ногу. Ваш Ульрих может быть сторожем. Пусть охраняет замок и следит, чтобы дети туда не ходили. Если его внешность станет дополнительным отпугивающим фактором – еще лучше. Неподалеку есть пустой дом, я готова оплачивать аренду.

– Остальные расходы я возьму на себя, – кивнул Ланс. – Это очень щедро с вашей стороны. И дальновидно.

– А еще что-нибудь странное происходило в пансионе? – поинтересовалась Тиль.

– Странное? – переспросила Петра. – Что ты имеешь в виду? У нас чудесный пансион. Мирное, спокойное место, чистый воздух, природа…

– А как же рыбный дождь? – напомнила Матильда.

– Кто тебе сказал? – Черные глаза директрисы вспыхнули, как угольки.

– В городе болтают, – соврал Ланс.

– Нагло лгут! Вот нечего людям делать – только языками чесать. Девочки проказничали, хотели запустить рыбок в фонтан… – Она демонстративно посмотрела на золотые часы в виде змейки, обвивающие полное запястье. Красные камешки, вставленные вместо глаз, сверкнули. – В нашем пансионе все нормально, – с нажимом сказала Петра. – Я вас так задержала. Пойдемте, покажу ваши комнаты.

Директриса поднялась и, пройдя к двери, распахнула ее, давая понять, что разговор окончен.

* * *

Они вернулись в пансион, когда уже совсем стемнело. Ульрих остался в маленьком, но уютном домишке у подножия полуразрушенной крепостной стены. У него была сумка, набитая печеньем и вяленой рыбой, и выглядел он вполне довольным, но Тиль дала себе зарок навестить тролля на следующий день.

Ланс первым делом рванул к блюду на журнальном столике и, подняв запотевшую крышку и обнаружив под ней еще теплые тефтели с картофельным пюре, заурчал как голодный кот в предвкушении трапезы.

Тиль окинула взглядом гостиную: на полках книжного шкафа беспорядок, из-под кресла выглядывает забытый носок, в углу на светлых обоях фломастером накорябаны каракули. Заглянув в ванную комнату, заметила на полке резинового утенка. Такое чувство, что здесь совсем недавно жили и уезжали впопыхах.

Толкнув дверь в спальню, Тиль застыла на пороге. От розовых стен, разрисованных желтыми цветами, хотелось зажмуриться и больше не открывать глаза никогда. Шторы ярко-оранжевого цвета навевали мысли о ядерном взрыве.

– Чур, моя, – сказал из-за ее плеча Ланс. Он протянул Тиль тефтельку, насаженную на вилку. – Хочешь?

Покачав головой, Тиль подкатила чемодан к другой двери и, морщась, толкнула ее. Выдохнув от облегчения, она вошла в комнату со спокойными светлыми обоями в строгую полоску и, сев на кровать, с наслаждением стащила неудобные сапожки.

Ланс появился в дверном проеме, с интересом оглядел обстановку.

– Спорим, ты не думала, что наши отношения будут развиваться так быстро? – сказал он.

– Какие такие отношения? – устало возмутилась Тиль.

– Ну, мы теперь живем вместе. – Колдун оперся руками о косяк и гибко потянулся.

– Это всего на пару дней, – возразила Тиль.

– Сомневаюсь, – покачал головой Ланс. Он вошел в комнату и сел на кровать рядом с Матильдой. – Унылый страшный пансион. – Он развернул ее руку ладонью вверх и загнул мизинец. – Экзальтированная директриса, которая явно что-то скрывает, – загнул безымянный палец. – Массовое бегство преподавателей, – средний. – Мрачные развалины древнего замка, которые вдруг понадобилось охранять, – согнул указательный палец и повернул ладонь Тиль большим пальцем вверх. – Класс! Мы остаемся!

– Унылый пансион – не значит странный. Это как раз признак нормального учебного заведения, – возразила Тиль. – А директриса, возможно, фанат своего дела.

– Я лично думаю, что она на веществах, – сказал Ланс. – Расширенные зрачки, нарушенная координация движений. Она постоянно хваталась за меня, пока вела по коридору.

– Заигрывала, – усмехнулась Тиль. – Спишем это на дефицит мужчин. Да и поставить сторожа у развалин – вполне логичная идея. Так что проведем тут несколько дней, а потом… Ты что, нюхаешь мои волосы? – спросила она.

– Угу, – промычал Ланс. Теплое дыхание коснулось виска Матильды. – И они пахнут почти так же приятно, как тефтельки.

– Все, иди к себе, – приказала Тиль, отталкивая Ланса.

– Ладно, – легко согласился тот, поднимаясь и направляясь к выходу. – Но имей в виду, дверь в мою спальню открыта.

– Конечно, ты ведь боишься замкнутых пространств, – съязвила Тиль.

Колдун обернулся, укоризненно посмотрел на нее и скрылся из виду, а Тиль почувствовала что-то вроде легких угрызений совести. Стоило признать, что для человека, который провел в гробу больше века, Ланс был… нормальным.

Она выложила вещи из чемодана в шкаф, переоделась в пижаму. По подоконнику забарабанили тяжелые капли, и Тиль выглянула в окно. Тучи, которые маячили на горизонте еще в обед, достигли Либеморта и пролились дождем, но, по крайней мере, без карасей. Брусчатка блестела в отсветах редких фонарей, вода, набравшаяся в фонтан, пузырилась. В окно напротив высунулись несколько девочек в одинаковых клетчатых пижамах, до Тиль донесся смех, визг. Невольно улыбнувшись, она взяла косметичку и направилась в ванную.

Приняла душ, почистила зубы, постоянно натыкаясь взглядом на щетку цвета фуксии, которая уже стояла в стаканчике. Соседство Ланса нервировало. Что бы он ни говорил про благодарность, Тиль знала, какие уродливые формы могут принимать самые возвышенные людские чувства.

Когда она вышла из ванной, молния осветила гостиную, и Тиль вдруг заметила Ланса, сидящего в кресле у распахнутого окна. Косые струи дождя падали на его лицо, стекали по обнаженным плечам. Раскат грома прогремел так близко, что Тиль едва не подпрыгнула от неожиданности. Она подошла ближе, осторожно положила ладонь на плечо Лансу.

– Ты в порядке? – спросила колдуна.

Помедлив, он повернул голову и поцеловал ее руку. Губы оказались такими горячими и нежными, что пальцы Тиль невольно дрогнули.

– Спасибо, – тихо сказал Ланс. – Кажется, я еще не говорил тебе это.

Сверкнула молния, осветив его лицо. Густые ресницы намокли и слиплись, капли дождя стекали по щекам, колючему подбородку, шее, собирались в ямке между ключицами и ручейками сбегали по поджарому торсу. Тиль почувствовала, что краснеет, и отвела глаза. Убрав руку, она пошла к себе в спальню, но у порога обернулась. Колдун смотрел ей вслед. Молния снова вспыхнула, озарив комнату, и тень в форме крыльев вытянулась, коснувшись ног Тиль.

– Пожалуйста, – сказала она.

* * *

Утром Тиль покрутилась перед зеркалом, рассматривая форму, выданную директрисой, и, обреченно вздохнув, вышла из комнаты.

– Вау! – тут же воскликнул Ланс, который в светло-сером костюме выглядел бессовестно элегантно. Он отбросил книжку на журнальный столик, вскочил с кресла и подошел к Матильде. – Ну-ка повернись.

– И не подумаю, – сказала она, пытаясь обтянуть клетчатую юбку пониже.

Белая рубашка тесно обхватила грудь, от серых колгот кожа под коленями отчаянно чесалась, и Тиль поняла, что успела всей душой возненавидеть пансион, хотя не провела в нем и дня.

– Пойдем, – Ланс взял ее под руку и вывел в коридор. – Мы уже опаздываем на завтрак. А я голоден.

– Ты всегда голоден, – заметила Тиль, высвобождая руку. – И хватит уже меня трогать!

– У меня дефицит тактильных ощущений, – заявил Ланс, обнимая ее за талию. – Сто лет одиночества!

– Почему именно я должна восполнять твой дефицит? – возмутилась Тиль.

– Потому что ты очень приятная на ощупь, – сказал Ланс. – Такая тепленькая, маленькая, – склонившись, ткнулся носом ей в шею, – и пахнешь хорошо.

– Почти как тефтельки, я помню, – буркнула она.

– О, надеюсь, их подадут на завтрак. Или оладушки. Или… – Ланс повернулся к Тиль. – А что ты любишь на завтрак?

– Кофе и тишину, – сказала она.

Ланс помолчал пару секунд, но потом, нахально улыбнувшись, снова обнял ее за талию.

– Такого нет в меню, – заявил он, ведя ее по коридору. – Так что, какой у нас план на сегодня? Встряхнем унылый пансион?

– Знаешь, ты иди на завтрак, – сказала Тиль, снимая его руку, – а я тебя догоню. Очки забыла.

– Я подожду тебя.

– Не надо. – Она вежливо улыбнулась. – Ты ведь голоден. Займи мне место.

– Ладно, – кивнул он. – Встретимся в столовой.

– Ага, встретимся, – буркнула себе под нос Матильда, возвращаясь в комнату. Она взяла со столика очки, нацепила их на нос. Сняв с вешалки серую куртку, выданную вместе со школьной формой, снова вышла в коридор. Ланс уже скрылся из вида, и Матильда повернула в другую сторону. Она спустилась по боковой лестнице и, выйдя на крыльцо, зажмурилась от яркого солнечного света.

Дождь, пролившийся ночью, словно смыл пыль с пансиона, в фонтане, наполненном водой, плавали бумажные кораблики. Глянув по сторонам и никого не увидев, Тиль спрятала руки в карманы и пошла по дороге, ведущей к стене.

В ботинках, которые Тиль надела вместо сапог, было куда удобнее, и она бодро шлепала по лужам, рассматривая окрестности. Возле ворот остановилась, посмотрела оценивающе на острые штыри, торчащие сверху.

– Я бы не советовала, – раздался голос сзади.

Обернувшись, Тиль увидела школьницу в такой же, как у нее, форме, только клетчатая юбка была будто нарочно подтянута выше, а несколько пуговок на блузке – расстегнуты.

– Я однажды там ногу подрала. Кровищи натекло… – Девушка покачала головой. Яркие карие глаза с интересом рассматривали Тиль. Короткая косая челка, открывающая густые темные брови, была явно подстрижена самостоятельно. – Ты ведь новенькая?

– Да. Матильда.

– Клэр, – представилась девушка. Она вынула из кармана куртки помятую пачку сигарет и протянула Тиль.

– Не курю, – отказалась та.

Клэр хмыкнула, вытащила сигарету и, покрутив ее в пальцах, сунула за ухо.

– А ты мне нравишься, – без обиняков заявила она. – С характером. Сбежать хочешь в первый же день. Пойдем, покажу удобное место.

Клэр направилась в яблоневый сад, обернулась, проверяя, идет ли Матильда следом. Они подошли к яблоне, одна ветка которой упиралась в стену.

– Пойдешь по стене направо, с той стороны метров через пятьдесят каштан будет, слезешь по нему, – сказала Клэр. – Со стены сразу не прыгай. Кажется, не высоко, а пятки отбить можно.

Обхватив ветку, Тиль вскарабкалась на развилку, замерла.

– Не бойся, выдержит, – поняла ее опасения Клэр. – Я сто раз так делала.

– Часто убегаешь? – спросила Тиль.

– Бывает, – пожала плечами Клэр.

– Тебе здесь плохо?

– Есть места и получше. Но сегодня я, пожалуй, останусь. – Она подмигнула Матильде. – Не хочу пропустить урок твоего дяди. У нас весь пансион на ушах стоит! Такой красавчик!

Тиль вздохнула и вскарабкалась по ветке, придерживаясь обеими руками. Добравшись до стены, перешагнула на нее, выпрямилась.

– Высоты не боишься? – запоздало крикнула Клэр, глядя на нее снизу вверх.

– Не боюсь, – ответила Матильда. – Передавай дяде привет.

Она ловко прошла по узкой каменной кромке, расставив руки для равновесия, добралась до каштана, услужливо протянувшего ветки, и слезла вниз. Серая стена, окружающая пансион, осталась за спиной, и Матильде словно стало легче дышать. Она нашла взглядом развалины, возвышающиеся на холме, и уверенно направилась к ним.

* * *

Клэр вошла в кабинет, когда звонок уже звенел, и, мысленно чертыхнувшись, опустилась за единственную свободную парту. Директриса, по-видимому, решила сэкономить на преподавателях, которые бежали из пансиона, как крысы с тонущего корабля, и объединила два класса. Клэр быстро прошлась взглядом по затылкам и уставилась на преподавателя. Тот стоял у распахнутого окна спиной к ним и, когда звонок оборвался, повернулся.

Сердце Клэр рухнуло вниз, а потом подскочило и забилось у самого горла.

Она знала, что так и будет. Когда она встретит того самого – сразу поймет.

– Доброе утро, – сказал преподаватель. – Все собрались?

Он выжидающе уставился на закрытую дверь, выдержал паузу.

– Меня зовут Ланс, – представился и присел на край стола. – А теперь назовите имена вы, по очереди.

Клэр смотрела на него во все глаза, впитывая детали внешности: рыжеватые, слегка вьющиеся волосы, аристократически бледная кожа, упрямый подбородок. Классический светло-серый костюм подчеркивает широкие плечи. Штанина Ланса слегка задралась, так что стали видны ярко-розовые носки, но даже этот диссонанс показался Клэр интригующим.

Ланс поощрительно кивнул девушке с первой парты, и та, встав и оправив юбку, прошептала:

– Дороти.

Клэр пренебрежительно фыркнула. Уши Доротеи алели как маки, и она едва не промахнулась мимо стула, садясь назад. Девочки поднимались одна за одной, называя имена, и Клэр успела возненавидеть их всех за улыбки, которые щедро расточал Ланс.

Наконец подошла ее очередь. Клэр не стала подниматься. Она нахально смотрела на Ланса, наслаждаясь его вниманием, и лишь когда пауза накалилась, а девочки зашушукались, оборачиваясь на нее, протяжно произнесла:

– Клэр.

– Что ж, очень приятно, – сказал Ланс. Он побарабанил пальцами по столешнице. – Я правильно понимаю, здесь два старших класса?

Девочки дружно загалдели, подтверждая. Нахмурившись, Ланс снова поглядел на дверь, и Клэр осенило – он ведь ждет свою непутевую племянницу!

– Матильда передавала вам привет, – выпалила она, едва успев подумать. Взгляд Ланса снова устремился к ней. Надо будет в следующий раз сесть за первую парту, чтобы рассмотреть, какого цвета у него глаза. Кажется, серые. Или голубые? Клэр ждала, что он начнет расспрашивать о племяннице, и приготовилась тянуть с ответом, но, к ее разочарованию, Ланс лишь кивнул и открыл синюю папку, с которой ходила прежняя учительница словесности.

– Признаюсь, я не успел ознакомиться с вашей программой, – пробормотал он.

– Сейчас мы изучаем творчество Эзопа, – с готовностью ответила Доротея. – Басни. И мифологию.

– Как интересно, – сказал Ланс. – Но знаете что, давайте оставим Эзопа в покое…

Отбросив папку, он встал и, заложив руки за спину, принялся ходить туда-сюда вдоль девственно чистой доски, раздумывая. На ходу расстегнул пуговицы пиджака и, сняв его, повесил на спинку стула.

По классу пронесся синхронный вздох. Ланс снова присел на стол и, расстегнув пуговицы на манжетах, закатал рукава.

– Жарко, – пояснил он, пожав плечами.

Клэр машинально кивнула и расстегнула еще одну пуговку на блузке, не сводя глаз с учителя. Широкие плечи, узкая талия, руки, покрытые рыжеватыми волосками, выглядят крепкими и такими… мужскими! Клэр заметила у Ланса перстень, паника на миг сдавила горло, но потом девушка с облегчением выдохнула – перстень блестел на мизинце, не на безымянном пальце.

А ведь еще вчера она всерьез раздумывала, не выбрать ли своим первым мужчиной Роди – ушастого паренька, работающего на ферме неподалеку. Обычно Клэр лишь дразнила его со стены, но пару раз они целовались, а недавно она даже позволила ему запустить руки под кофту. Сейчас ей было невыносимо неловко даже вспоминать об этом. Все равно что сравнивать молодого льва и – она вспомнила на миг узкие плечи Роди, просительное выражение лица – суслика.

– Вы напишете сочинение, – сказал Ланс.

– Какая тема? – тут же встряла заучка Камилла, и Клэр недовольно на нее покосилась. У Камиллы были большие голубые глаза и тугая черная коса, но под блузкой выделялись разве что ребра на тощих боках. Клэр приосанилась, расправив плечи.

– Любовь, – ответил Ланс и улыбнулся. Правый уголок его губ приподнялся чуть выше левого, на щеках заиграли ямочки.

Решено. Она лишится девственности с ним.

Ланс остановился у окна, глядя вдаль и спрятав руки в карманы брюк, и Клэр заметила, что Джулия, кудрявая толстушка, сидящая через проход от нее, быстро зарисовывает его профиль.

– Что, как не это прекрасное чувство, раскрывает человека полностью, – задумчиво сказал Ланс.

– Мы пишем эссе о любви? – уточнила Камилла.

– Нет, – повернулся к ней Ланс. – Это должен быть рассказ. С сюжетом, героями, конфликтом. Но сначала я расскажу вам один миф. Хотя его наверняка нет в школьной программе.

Камилла тут же раскрыла тетрадку, взяла ручку, приготовившись записывать, Клэр же и так знала, что запомнит каждое слово.

– Давным-давно в крохотной стране, затерянной среди гор, – начал учитель, – жили крылатые люди, анаэты. Величественные создания, слишком прекрасные для того, чтобы никому не мешать. Ведь рядом с чужим совершенством собственные недостатки кажутся еще уродливее. Однако какое-то время люди и анаэты существовали бок о бок в мире и даже рожали совместных детей.

– Крылатых? – уточнила Камилла, судорожно строча в своей тетрадке.

– Нет. Внешне дети получались самыми обычными. Разве что более симпатичными, – лукаво улыбнулся Ланс. – Но крылья все же передавались по наследству. Только они оставались невидимыми. Потоки энергии, которые даровали уникальные способности, – магию.

– Выходит, дети анаэтов и людей были волшебниками? – спросила рыжая девочка, имя которой Клэр даже не помнила.

– Вроде того, Ванесса, – кивнул Ланс. – Крылья формировались в детстве, постепенно обретая очертания и цвет.

– Но они же невидимые, – возразила Камилла.

– Пока не скажешь волшебное слово, – подмигнул ей Ланс. – У светлых магов крылья похожи на клубящийся туман, а у темных они плотные, с четкой формой. Люди истребили анаэтов, придумав какое-то благородное оправдание собственной жестокости, – продолжил он, возвращаясь к повествованию. – А после, страшась непознанного, стали уничтожать и их потомков – магов и ведьм. Горели костры инквизиции, рыцари отрубали головы колдунов освященными мечами, как будто можно получить благословение на убийство. Маги научились скрываться, а те, кто похитрее – находили себе покровителей. Однако сама природа словно указывала на то, что волшебству не место в нашем мире. Колдовство нарушало гармонию, и земля исторгала чудовищ, а небо проливалось… – Он запнулся.