Текст книги "Луна. История будущего"

Орбита

Расстояние от Земли до центра видимой стороны Луны – самой ближней ее точки, а также, поскольку лунные картографы имели земное происхождение, местоположения ее первого меридиана – примерно в 60 раз больше радиуса Земли. Если бы Земля была размером с вашу голову, Луна была бы небольшим яблоком, лежащим на другом конце вашей гостиной.

Точное расстояние колеблется в диапазоне от 398 600 км до 348 400 км, потому что Луна обращается по эллиптической, а не круговой орбите. Вследствие этого с Земли она кажется то больше, то меньше в зависимости от того, насколько близко находится. Когда Луна подходит ближе всего к Земле, или оказывается в перигее, может показаться, что она на целых 14 % больше, чем когда она отходит на самое дальнее расстояние, или оказывается в апогее. Полнолуния, совпадающие с перигеем, называются суперлуниями и могут быть на целых 30 % ярче других полнолуний.

Луна обращается вокруг Земли не в той же плоскости, в которой Земля обращается вокруг Солнца (она называется плоскостью эклиптики). Если бы плоскости их обращения совпадали, в новолуние Луна всегда заслоняла бы Солнце, потому что в этот момент все три небесных тела оказываются на одной прямой. Однако орбита Луны пересекает плоскость эклиптики – точки пересечения называются узлами орбиты, – поэтому при полнолунии и новолунии, когда Луна оказывается в этих узлах, на Земле наблюдается затмение. При новолунии происходит солнечное затмение. При полнолунии тень Земли затмевает Луну.

Хотя плоскость орбиты Луны не совпадает с плоскостью эклиптики, угол между ними невелик. Это значит, что вместе со сменой сезонов меняется и путь, который Луна проходит в небе Земли, как меняется и путь Солнца. Зимой, когда Земля наклонена в противоположную от Солнца сторону, и Солнце, и молодая Луна висят в небе ниже, чем летом, а полная Луна, стоящая напротив Солнца, поднимается выше и дольше не заходит. За полярным кругом зимняя Луна может оставаться в небе более 24 часов, прямо как летнее Солнце. Ученый со Шпицбергена однажды сказал мне, что полуночное Солнце кажется ему не таким особенным, как полуденная полная Луна.

Совершая оборот вокруг Земли, Луна перемещается относительно неподвижных звезд, видимых за нею. Поскольку ее путь во многом повторяет путь Солнца, она в основном проходит по знакам зодиака (которые определяются эклиптикой). На полный оборот у Луны уходит 27 дней, 7 часов и 43 минуты, и этот отрезок времени называется сидерическим месяцем (от латинского слова “звездный”).

Двенадцать зодиакальных созвездий не позволяют достаточно точно отслеживать орбиту Луны. Поскольку плоскость ее обращения не совпадает с плоскостью эклиптики, Луна немного отклоняется от зодиакального круга на юг и на север, а 27,3 дня неудобно делить между двенадцатью знаками. В китайской астрологии лунный путь делится на 28 домов.

Именно движение на фоне неподвижных звезд объясняет, почему Луна с каждым днем восходит немного позже. В день, когда я пишу эти строки, Луна взошла в доме Сачка, определяемом эпсилоном Тельца, а на следующий день она переместится в дом Черепахи, определяемый Меиссой, звездой на кончике меча Ориона, которая взойдет примерно на 50 минут позже.

Земле нужно больше одного оборота вокруг своей оси, чтобы угнаться за движущейся Луной, а Луне нужно больше одного оборота вокруг Земли, которая обращается вокруг Солнца, чтобы пройти весь путь от одного полнолуния до другого. Представьте, что Луна находится на кончике минутной стрелки часов, центром которых служит Земля, а Земля находится на кончике часовой стрелки часов, центром которых служит Солнце. Когда обе стрелки указывают в одну сторону – скажем, на девять, – наблюдается полнолуние. За час Луна совершает полный оборот и снова показывает на девять, но Земля сдвигается всего на одно деление циферблата относительно Солнца и показывает на десять. Стрелки снова укажут в одном направлении еще через пять минут, когда Земля окажется между Солнцем и Луной, а Луна снова станет полной. Этот более долгий период – 29 дней, 12 часов и 44 минуты – называется синодическим месяцем.

Синодический месяц также уходит у Луны на оборот вокруг своей оси: именно поэтому видимая сторона остается видимой, а обратная – обратной. Это не совпадение, а эффект земного притяжения, называемый приливным захватом. Однако в захвате у Луны все равно остается место для маневра. Она вращается с постоянной скоростью, но скорость, с которой она движется по орбите, меняется в соответствии с законами, выведенными Кеплером для эллиптических орбит: в апогее она движется чуть медленнее, в перигее – чуть быстрее. Когда Луна подходит к перигею, с Земли виден немного больший фрагмент ее западного полушария, поскольку Луна ушла вперед, а когда Луна подходит к апогею и замедляется, с Земли виден немного больший фрагмент ее восточного полушария. За счет этой “либрации” – эффекта, который чрезвычайно интересовал первого лунного картографа Уильяма Гильберта, – глядя на Луну достаточно внимательно и достаточно долго, со временем вы увидите несколько больше ее половины. И все же более 40 % ее поверхности никогда не видно с Земли.

Космонавты на Международной космической станции время от времени оказываются ближе остального человечества к Луне. Но лишь на десятую долю процента. На текущий момент еще ближе к ней подбирались всего 24 человека.

Глава 3
“Аполлон”

Я думаю, хотя и не могу сказать наверняка, что Джин Шумейкер первым из людей понял, что он может, что он должен и что он, вполне вероятно, сумеет ступить на Луну.

Стояло лето 1948 года. Он только что окончил университет и занимался полевой работой в Аризоне, живя в палатке. В рассылке для выпускников он прочитал новость об ученых из Калтеха, которые проводили эксперименты с трофейными немецкими ракетами “Фау-2” в нескольких сотнях километрах к востоку от него, в Уайт-Сэндс в Нью-Мексико. Узнав об этом, он увидел двойственную природу Луны такой, какой ее никто не видел прежде: он увидел в высоком ясном небе яркий полумесяц, где однажды сможет гулять и работать человек.

“Мы освоим космос, – подумал он, как вспоминал впоследствии, – и я хочу принять в этом участие! Луна состоит из породы, поэтому туда стоит отправить геологов – например, меня!” Именно желая обойти всех кандидатов, он стал ведущим мировым экспертом по образованию кратеров и создал отделение астрогеологии в Геологической службе США.

Двадцать лет спустя солнечным флоридским утром цилиндр тонкого льда размером с зерновой элеватор завис в нескольких десятках метров над землей. Первый иней появился посреди освещенной прожекторами ночи, когда техники Космического центра Кеннеди начали наполнять огромный бак в верхней части первой ступени ракеты “Сатурн-5” жидким кислородом, заливая более миллиона литров топлива, температура которого составляла –183 °C. Стенкой бака служила оболочка ракеты, поэтому водяной пар из влажного атлантического воздуха сразу стал примерзать к до боли холодному металлу.

Когда кислород закачали в бак, часть его испарилась через прорезанные наверху отверстия, не позволяющие давлению в баке чрезмерно возрасти. В 09:30 отверстия закрыли. Гелий закачали в небольшое пространство в верхней части бака. Давление повысилось.

Под кислородным баком был бак поменьше, наполненный керосином высокой очистки. Под ним крестом, как пять точек на грани игральной кости, выстроились двигатели F-1 – прекрасно спроектированные, тщательно продуманные, невероятно мощные.

Через две минуты после закрытия вентиляционных отверстий в нижней части верхнего бака открылся клапан – и кислород устремился к двигателям. Он потек двумя путями. Часть его ушла в газогенераторы, связанные с турбинами, которые приводили в движение насосы. В генераторах он смешался с керосином и вспыхнул. Кислород пока шел не в полную силу, и керосина не хватало, чтобы весь его поглотить: горячие выхлопные газы, которые отправлялись от генераторов к турбинам, были черными от частично сгоревшего топлива. Тем не менее они запустили турбины, а вместе с ними и насосы двигателя.

Оставшаяся часть кислорода устремилась прямо в камеры сгорания. Там кислород смешался с богатыми керосином выхлопными газами из турбин, и эта смесь снова вспыхнула. Из сопел двигателей F-1 повалил черный дым. Ракета задрожала. Насосы увеличили приток топлива и кислорода в камеры сгорания.

Температура и энергия слились в прекрасно скоординированном танце. Используя энергию топлива, сгорающего в генераторах, турбонасосы подавали новое топливо в камеры сгорания, но отправляли его по длинному спиральному пути из трубок, огибающих сопла двигателей, тем самым охлаждая сопла, которые иначе не выдержали бы жара пламени. Идущее по трубкам топливо нагревалось, благодаря чему, наконец добираясь до камеры сгорания, горело еще лучше. Топливо также служило смазкой для многих движущихся частей двигателя, а появившаяся сразу после запуска копоть стала дополнительной защитой нижней части сопла от жара горящего внутри огня.

Насосы работали все быстрее, танец ускорялся. Через пять секунд после зажигания топливные клапаны были полностью открыты, а еще примерно через секунду сила тяги приблизилась к максимуму. Первым на полную мощность заработал центральный двигатель, а за ним и четыре внешних. Топливная смесь теперь была богаче кислородом, горела чище, давала меньше сажи, но больше мощности. Секунду-другую после запуска последнего двигателя ракету удерживали огромные захваты. Затем они разжались.

Весь вес мощной первой ступени, полных топлива второй и третьей ступеней, а также “Орла”, “Колумбии” и находящегося на самом верху служебного модуля – всего почти 3000 тонн – теперь лежал на двигателях. Они взвалили на себя эту ношу и начали поднимать ее в небо. Пять мачт, отходивших от башни, которая удерживала ракету в вертикальном положении и питала топливом, отклонились. Корка льда, застывшая на чрезвычайно холодном металле, раскололась на части и упала в море огня.

Вырывавшееся из сопел двигателя пламя было не тем пламенем, которое перекидывается с предмета на предмет, играючи облизывая их своими языками, – не пламенем жаровни или бойлера. Это было концентрированное пламя сварочной горелки, способное разрезать миры и приваривать их друг к другу. Температура в камерах сгорания превысила 3000 °C. Давление перевалило за 60 атмосфер. Но насосы, турбины которых вращались со скоростью 90 оборотов в секунду, были достаточно мощными, чтобы продолжать подачу кислорода и топлива в огонь. Пламя вырывалось из сопел со скоростью, в шесть раз превышающей скорость звука. За пару минут пять двигателей F-1 сгенерировали почти 60 гигаватт мощности, что эквивалентно обычной мощности всех электростанций Великобритании, вместе взятых.

Через десять секунд ракета отошла от башни. Еще через десять секунд рев двигателей, который был громче любого звука, прежде производимого людьми, достиг трибун для важных гостей, находившихся почти в шести километрах в стороне. За пуском восхищенно наблюдали шестьдесят послов, половина Конгресса и около четверти американских губернаторов, и все они содрогнулись от “звука, заполнившего их тела”, как выразился художник Роберт Раушенберг.

Рев продолжался не более трех минут. Однако к тому моменту, когда двигатели стихли, ракета уже летела со скоростью более 8000 км/ч и находилась в 600 км от Космического центра Кеннеди. “Аполлон-11” был на пути к Луне.

Джина Шумейкера на борту не было. Он не смог стать астронавтом: болезнь Аддисона не позволила Лунному Мечтателю стать Лунным Странником. Однако созданный им отдел астрогеологии определил, куда именно отправить на Луне астронавтов и что им там нужно сделать. Именно этот отдел подготовил троих мужчин, которые тем утром летели над Атлантикой, и их последователей.

Шумейкер мог бы сидеть на почетном месте на трибуне для особо важных гостей. Но он вместе с женой Кэролайн сплавлялся по реке Колорадо.

* * *

Ракеты “Фау-2”, о которых Шумейкер прочитал в новостной рассылке, сначала были неточными орудиями террора. Они убили тысячи человек в Великобритании и Бельгии. Среди узников концлагерей, работавших на заводах, где создавались эти ракеты, число погибших было еще выше.

Разработавшие и создавшие их люди раньше Шумейкера поверили, что космические путешествия действительно возможны. Многие из них входили в Общество космических полетов – ассоциацию немецких энтузиастов ракетного дела, вдохновлявшихся идеями Германа Оберта, изложенными в его книге “Ракета для межпланетного пространства” (1923). Некоторые из них впоследствии работали над созданием ракеты “Сатурн-5”, которая доставила американцев на Луну.

Физик и инженер Оберт, родившийся в Трансильвании, был одним из трех провидцев, веривших в возможность космических путешествий и полагавших, что для них нужна построенная по особой технологии ракета с жидким топливом. Разрабатывавшиеся в Китае ракеты такого типа со времен Средневековья использовались по всей Евразии в увеселительных и военных целях. В них твердое топливо, например порох, сжигалось для производства горячих, расширяющихся выхлопов. Направленные назад, эти газы толкали снаряд вперед.

Как средство использования пороха такие ракеты редко предпочитали огнестрельному оружию: горячие расширяющиеся газы более эффективно сообщали кинетическую энергию внутри металлического ствола, запуская небольшой снаряд в примерно предсказуемом направлении. Однако кое-где предпочтение все же отдавали ракетам. В индийском княжестве Майсур сами ракеты впервые стали делать из металла.

Британцам, которые оказались под обстрелом из таких орудий, ракеты понравились, поскольку они обладали большей скорострельностью и транспортабельностью в сравнении с пушками. Новые навыки металлообработки, появившиеся в ходе промышленного переворота, были направлены на совершенствование технологии: красное пламя британских ракет над фортом Макгенри в Мэриленде вскоре было описано в государственном гимне США – несмотря на устрашающий вид, толку от него было мало. В 1861 году, за четыре года до того, как Жюль Верн использовал пушку, чтобы отправить своих путешественников на Луну, шотландский астроном Уильям Лейч предположил, что с этим смогут справиться и ракеты.

Ракеты – да. Ракеты на твердом топливе – нет. Использовавшийся в ракетном деле порох был смесью топлива (серы и древесного угля) и окислителя (нитрата калия, также называемого селитрой). Топливо незамедлительно вступает в реакцию с окислителем, не нуждаясь в воздухе, что делает порох весьма практичной взрывчаткой. Однако скорость взрыва ограничена скоростью детонации пороха. В жидкостной ракете топливо и окислитель могли гореть с той же скоростью, с которой они накачивались для смешивания друг с другом. Русский физик Константин Циолковский первым показал, что ракета, топливом в которой служит жидкий водород, а окислителем – жидкий кислород, может при наличии нескольких ступеней развивать скорость 8 км/с, теоретически достаточную для выхода на околоземную орбиту.

В представлении Циолковского это был не просто инженерный факт. Выход на орбиту казался ему самой важной целью, какой только может достичь машина. Как и большинство теоретиков того времени, Циолковский, входивший в группу русских мыслителей-космистов, был убежден в важности эволюции. Однако, в отличие от Джеймса Несмита, пытавшегося разобраться в прошлой эволюции планет, он обращался к космосу, чтобы открыть дорогу к будущей эволюции человечества. Он считал освоение космоса следующим ее этапом – этапом, на котором жизнь станет беззаботной и бесконечной, освещаемая неиссякаемой космической энергией.

От исследований Циолковского отталкивался не только Оберт, но и Роберт Годдард в Америке. Оба ученых, как и их русский вдохновитель, были заинтригованы возможностью отправиться за пределы Земли, хоть и старались не рассуждать на этот счет в тех таинственных терминах, которые использовал Циолковский. Они также знали, что их ждут серьезные технологические трудности: им предстояло найти способ хранить и перекачивать жидкий кислород, а также создать камеры сгорания и сопла, способные выдержать колоссальное давление и температуры. На решение этих проблем ушли десятилетия дорогостоящих исследований. Применение новых технологий не ограничивалось полетами в космос: ракеты могли осуществлять снабжение отдаленных районов в чрезвычайных ситуациях и, возможно, даже доставлять заказную корреспонденцию, то есть стать прообразом современной доставки дронами. Оберт читал лекции об этих возможностях. Но вот как вице-президент Общества космических полетов Вилли Лей в своих мемуарах описал беседу с Обертом после одной из лекций ученого в конце 1920-х годов:

– Как вы считаете, профессор, будут ли востребованы ракеты, доставляющие почту на расстояние пятисот километров?

Оберт взглянул на меня, улыбнувшись, как старомодные педагоги улыбаются людям, которых называют “мой юный друг”, и после паузы ответил:

– Востребованы будут ракеты, доставляющие по тысяче фунтов динамита.

И это правда стало их главным применением. Проект Годдарда не был очевидно военным: он привлекал финансирование из разных источников, включая Смитсоновский институт и семейство Гуггенхаймов. С Гуггенхаймами Годдарда познакомил авиатор Чарльз Линдберг, который симпатизировал фашистам и заинтересовался разговорами о ракете, способной долететь до Луны[27]27
  В своем рассказе “США” Говард Уолдроп трогательно описывает три варианта будущего сына Линдберга, Чарльза-младшего, который был похищен и убит в 1932 году. В одном из вариантов он становится первым человеком на Луне.


[Закрыть]. Однако в 1930-е годы главным спонсором проекта стали вооруженные силы. В то же время после прихода нацистов к власти многие ведущие специалисты Общества космических полетов перешли на службу в вермахт. Ракетная техника, которая почти не участвовала в зверствах Первой мировой войны, была столь маловажной, что не была ни запрещена, ни даже упомянута в Версальском договоре, а значит, оставалась сферой разработки оружия, в которой Германию ничего не сдерживало.

По другую сторону Северного моря аналогичное Обществу космических полетов Британское межпланетное общество (БМО), основанное в 1933 году, страдало от особенностей законодательства: британский Закон о взрывчатых веществах 1875 года запрещал создание ракет. В результате БМО подходило к вопросу с теоретической, а не с практической стороны – в отличие от Общества космических полетов и Американского ракетного общества, основанного в 1930 году как Американское межпланетное общество[28]28
  Русскоязычному читателю не помешает также вспомнить, что в СССР в 1931 году была основана ГИРД – Группа изучения реактивного движения. (Прим. науч. ред.)


[Закрыть]. Члены БМО впервые увидели, на что на самом деле способна ракета, когда в 1944 году “Фау-2” упала рядом с лондонским пабом, где они выпивали небольшой компанией. Они подняли бокалы за своих иностранных товарищей.

В тот вечер среди выпивавших был молодой офицер британских ВВС по имени Артур Кларк.

* * *

Мы привыкли думать, что научная фантастика повествует о будущем, но так было не всегда. Действие романов XIX века, которые обычно причисляют к научной фантастике – “Франкенштейна” Мэри Шелли, “С Земли на Луну” Жюля Верна, “Войны миров” Герберта Уэллса, – разворачивается не в будущем. В каждом из них свое настоящее, где что-нибудь нарушает привычный порядок вещей: созданное человеком чудовище, стреляющая за пределы земного мира пушка, инопланетные империалисты, способные поработить Лондон, как Лондон порабощал другие страны и города[29]29
  Это одна из причин, по которым абсурдно считать тексты вроде “С Земли на Луну” либо успешными/точными (команда из трех человек, запуск из Флориды), либо неуспешными/неточными (пушка? вы смеетесь?) предсказаниями произошедшего в 1969 году.


[Закрыть]. Описывая революционные новинки, книги побуждали читателей совершать прорывы в настоящем. Единственный роман Жюля Верна о будущем, “Париж в XX веке” (1863), был опубликован лишь после смерти писателя.

Однако на исходе долгого XIX века зародилось новое представление о будущем. Теперь о нем стали думать совершенно иначе. Прежде всего, расширились его горизонты. До недавнего времени как будущее, так и прошлое определялось религией. Геологическая концепция глубокого прошлого и теория Дарвина ослабили контроль религии над прошлым, а физика постепенно искореняла его полностью, открывая все новые глубины времени – и заглядывая в далекое будущее. Христианство утверждало, что миру наступит конец. О том же говорила и термодинамика. Однако объем энергии, обнаруженный в атомном ядре, сулил облегчение. К 1906 году Фредерик Содди смог заговорить о фактически вечной Вселенной, подпитываемой почти бесконечной энергией радиоактивного излучения. Куда бы ни посмотрела наука, любая отрасль оказывалась гораздо глубже, чем на первый взгляд, словно пространство раздвигалось в космических масштабах, устремляясь прочь от настоящего.

Этому расширению мира во времени противостояло его сжатие в пространстве. Люди не раз убеждались, как тесен мир, и представляли Землю маленькой задолго до появления снимка “Восход Земли”. Первый в Англии сторонник коперниковской системы Томас Диггес даже до Галилея представлял, какой маленькой Земля может казаться при взгляде из космоса. Но на исходе века железных дорог и пароходов малый размер планеты стал ощущаться острее. Утверждалось, что Америка потеряла тягу к новым рубежам. Не осталось неизученных океанов, где можно было поместить архипелаг глубокомыслия и бурного веселья из фантастических рассказов. На континентах оставалось все меньше неизученных территорий, где некогда таились затерянные миры. Не за горами было покорение полюсов и полеты по воздуху на мощных машинах, а не на воздушных шарах.

В 1969 году Норман Мейлер прекрасно описал, как высадка на Луну изменила мир, сравнив ее с геометрической инверсией, с моментом, когда человек выворачивает наизнанку карман. Таким же образом можно описать и переворот во времени и пространстве, произошедший в начале века. Пространство сужалось, время расширялось: все, что не умещалось в пространстве, переходило в категорию времени. В кинотеатрах лампы и затворы превращали физические рулоны пленки в рассказываемые во времени истории. В физике Эйнштейна время и пространство менялись относительно друг друга, и только скорость света оставалась неизменной. Фактически скорость сама по себе стала новым рубежом: на протяжении столетия автомобили, самолеты и ракеты били рекорд за рекордом. “Скорость, – отметил писатель Олдос Хаксли, – доставляет единственное поистине современное удовольствие”.

Поскольку геометрия пространства и времени менялась, не стоило и удивляться, что действие художественных и сатирических произведений, которое раньше разворачивалось в других мирах, теперь разворачивалось в других временах. Разуму открылась новая география. И не только для развлечения. В 1902 году Герберт Уэллс выступил с лекцией “Открытие будущего”, в которой сказал:

Я твердо верю, что человечество сможет индуктивным образом узнать о будущем огромное количество вещей. Я верю, что не за горами тот день, когда можно будет задуматься о систематическом исследовании будущего.

Уэллс хотел, чтобы его сочинения – как художественные, так и документальные – стали частью такого исследования. Его бесчисленные подражатели и последователи стремились к тому же, причем в основе их работы лежал пересмотр представлений о будущем. Будущее стало научным и научно-фантастическим в трех взаимосвязанных смыслах. Наука имела, по сути, прогнозный характер, и общество постепенно принимало ее точку зрения. Наука, казалось, все теснее связывалась с технологиями, а технологии определяли и настоящее, и будущее – например, это проявлялось в повышенном внимании к скорости. В представлении социалистов, включая Уэллса, наука также определяла, каким должно быть будущее, устанавливая стандарт взаимодействия человека с природой и отношения человека к социальному контролю – стандарт типичного технократа. Такие люди становились проводниками научных фактов о мире, устанавливая тем самым гармонию в обществе.

Чем моложе был человек, чем больше столь волнующего будущего ему открывалось. Научная фантастика приводила молодых читателей в трепет, а затем, вставая на ноги, вселяла в них уверенность. Пока они росли вместе с нею, она сообщала им, что, понимая науку, они смогут понять порой обескураживающий мир – каким он может и должен стать. Они предвкушали рациональные общества, потому что иначе и быть не может, мир, где всему есть свое место, а умные люди пользуются заслуженным почетом.

Когда издательское дело пошло по пути создания и поддержания узнаваемых жанров, это будущее стало для науки тем, чем Дикий Запад стал для вестернов, – крепким фундаментом, на котором писатели могли возводить самобытные миры, играя с мотивами, полюбившимися платежеспособным читателям. Главным из них была космическая ракета, занимавшая в научной фантастике такое же положение, как лошадь в вестерне. Она воплощала в себе происходящее преобразование расстояния во время, и посещаемые ею миры были, по сути, мирами будущего.

Пионеры жидкостных ракет, вдохновленные романами девятнадцатого века, твердо вознамерились создать настоящие машины в контексте футуризма века двадцатого. Говорят, в детстве Оберт перечитывал “С Земли на Луну” столько раз, что знал книгу едва ли не наизусть. Во взрослом возрасте он с удовольствием стал консультантом фильма Фрица Ланга “Женщина на Луне” (1929), который называли “первым утопическим фильмом, основанным на научном факте”. Эта картина продемонстрировала, что отныне кинематограф стремился к реализму в изображении космических путешествий. Ланг показал, что ракета для полета на Луну должна иметь несколько ступеней, потому что необходимой для выхода на орбиту легкости можно достичь, только сбросив пустые баки из-под топлива и окислителя. Он представил, что путешествие на Луну приведет к созданию небольшого поселения, а не ограничится лишь приключением, которое может закончиться либо гибелью героев, либо их возвращением домой. Кроме того, в основе сюжета лежал исключительно человеческий конфликт, а не конфликт с инопланетянами: Луна Ланга была необитаемой. Существенно повысив драматизм настоящих полетов в космос, Ланг усилил напряжение в сцене пуска, позволив одному из героев провести обратный отсчет, и немецкие специалисты по ракетной технике взяли это в привычку[30]30
  Характерно, что обратный отсчет пришел из кино – той сферы, где время кодируется таким образом, что может с одинаковой легкостью идти как вперед, так и назад.


[Закрыть]. Но важнее всего стала инновация, упомянутая в названии фильма: среди путешественников в фильме была женщина.

Годдарда, в свою очередь, возможность космических полетов занимала с тех пор, как он прочел “Войну миров” (1898) Герберта Уэллса и ее неофициальное продолжение – написанное Гарреттом Сервиссом “Эдисоновское завоевание Марса” (1898), в котором великий американский изобретатель и его товарищи создают огромный и очень дорогой флот космических кораблей, чтобы дать отпор марсианам. Впоследствии Годдард утверждал, что подрезáл вишню, когда его посетило озарение: он представил ракетный корабль, готовый к полету на Марс, прямо на лугу за собственным садом[31]31
  Когда в 1938 году любимое дерево упало во время шторма, Годдард печально отметил в дневнике, что “дальше [ему] придется идти одному”.


[Закрыть]. Почти все последователи Оберта и Годдарда – члены Общества космических полетов, Британского межпланетного общества и Американского ракетного общества – были научными фантастами. Роберт Хайнлайн вступил в Американское ракетное общество в 1932 году.

Вторая мировая война оказала огромное влияние как на разработку жидкостных ракет, так и на научную фантастику. Ракеты “Фау-2” разрабатывались в Пенемюнде, на балтийском побережье Германии, где Вернер фон Браун с коллегами добились успехов, сравнимых с успехами Лос-Аламоса, где была создана атомная бомба, и Радиолаборатории Массачусетского технологического института, где появилась технология радиолокации. Питаемые перекисью турбонасосы и устойчивые к температурному воздействию камеры сгорания “Фау-2” позволили ее двигателю длиной всего 1,5 метра вырабатывать больше мощности, чем линкору. Ракеты достигали высот 100 км и больше.

В конце войны Америка, Великобритания и Советский Союз поспешили захватить эту технику и людей, причастных к ее созданию. Поэтому три года спустя в Уайт-Сэндс и состоялись эксперименты, о которых Шумейкер прочитал в своей палатке в лесу.

Ракетная техника была лишь одним из столпов научно-фантастического будущего. Другим столпом было сверхмощное оружие. Со времен “Войны миров” в желтой прессе и не только без конца обсуждались варианты будущего, в котором появятся машины, способные вершить резню в масштабах геноцида, ведь как иначе Томас Эдисон из романа сумеет завоевать Марс? Такое оружие использовалось не только – и даже не в основном – против инопланетян: часто его слепо обращали против других людей, обычно людей не белой расы. Джон Кэмпбелл-младший, возглавлявший крупнейший в мире научно-фантастический журнал Astounding, был уверен, что война увидит такое мощное оружие, созданное с использованием атомной энергии. В 1943 году он снабдил одного из своих авторов технической информацией, на основе которой тот написал рассказ об атомном оружии, оказавшийся достаточно точным, чтобы в редакцию журнала пришли агенты ФБР по наводке читателей Astounding, работавших над настоящими атомными бомбами в Лос-Аламосе. После Хиросимы научная фантастика активно предъявляла тот визит ФБР как своеобразную “справку” о состоятельности своих пророчеств.

Потенциал объединения мощности ракеты и мощности атома был очевиден и Кэмпбеллу, и писателям его круга, однако возможных последствий они опасались, не в последнюю очередь потому, что хотя Америка и лидировала в сфере ядерного вооружения, Германия доказала: другие страны вполне могут выбиться в лидеры в ракетной технике. На протяжении нескольких месяцев после разрушения Хиросимы и Нагасаки Хайнлайн снова и снова пытался предупредить бывших товарищей по флоту о рисках, а в мае 1947 года поместил эту идею на страницы романа “Ракетный корабль “Галилей”. Юные герои книги находят нацистов, которые укрываются на Луне и планируют нанести ядерный удар по Америке.

В том же месяце в научно-популярном журнале Air Trails and Science Frontiers, который также редактировал Кэмпбелл, была опубликована статья “Крепость в небе” об организации ракетной базы на Луне, написанная еще одним из авторов Astounding Роном Хаббардом. В 1948 году в журнале Colliers вышел гораздо более тревожный рассказ “Ракетный удар с Луны” за авторством астронома Роберта Ричардсона, который тоже писал рассказы для Кэмпбелла. Он был проиллюстрирован зловещими картинами: глянцевитые ракеты вылетали из лунных кратеров, а над Манхэттеном и Куинсом клубились многочисленные грибовидные облака. Иллюстратором был друг и соратник Ричардсона – Чесли Боунстелл. Рассказ о разрушении пяти районов Нью-Йорка заслуживал художника, привыкшего к планетарным масштабам, и Боунстелл продолжил серию, которая началась годом ранее, когда он изобразил на картине последствия метеоритного удара по Нью-Йорку.

Как показало самоуничтожение лунных людей в результате ядерной войны в “Ракетном корабле “Галилее”, идея о Луне как источнике массовой гибели отлично согласовывалась с ее образом безжизненной, разоренной планеты, испещренной руинами. Эта идея еще долго эксплуатировалась в научной фантастике. В романе “Вокруг Луны” Мишель Ардан представляет видимую внизу пустынную равнину огромной усыпальницей. В кульминации необычного и сильного планетарного любовного романа К. Л. Мур “Потерянный рай” (1930) герой, переместившись во времени, встречается с богами Луны, которые убивают свой мир, срывая с него атмосферу. Лунный ландшафт служил предостережением, какой станет Земля, если снова будет использовано ядерное оружие, даже если ракеты прилетят на Землю не с Луны. Любопытным и пугающим образом перевернув эту идею, в 1950-х годах ВВС США[32]32
  Это происходило не только в США, но и в СССР. (Прим науч. ред.)


[Закрыть] изучали возможность выпустить ракету с ядерной боеголовкой в сторону Луны, чтобы проверить, какой в результате образуется кратер, и наглядно показать всем вокруг, что одни и те же люди могут и вырваться за пределы знакомого мира, и уничтожить этот мир. Но разум восторжествовал.