Текст книги "Восточная мудрость"

Рассказ

 
Я помню, что в детские годы отец –
Помилуй его милосердный творец! –
Мне классную доску купил и тетрадь
И вещь золотую – колечко-печать.
Но некто, смекнувши, что глуп я и мал,
На финик кольцо у меня обменял.
Ребенок цены ведь не знает кольцу,
Свой перстень за финик отдаст хитрецу.
Цены своей жизни не знаешь и ты –
Ее продаешь за утехи, мечты!
В день судный, когда благочестье, о брат,
Всех чистых из праха взнесет до Плеяд,
В смущенья ты долу поникнешь главой,
Неправедный путь весь припомнивши свой.
В том месте, где в страхе пророки дрожат,
Грехам извинение найдешь ли, о брат?
Знай, жены, усердные в вере своей,
Тогда превзойдут нерадивых мужей.
Ужели не будешь ты, муж, пристыжен,
В том месте высоком, отставши от жен?
Ведь есть извиненье у жен, коль они
Не молятся богу в известные дни.
А ты к стороне отошел почему ж?
Ты стал ниже жен, не хвались, что ты муж!
Что сам я пред теми, кто слова цари?
Внемли, так сказал царь сиха Онсори:
«Прямой путь оставив, придешь на кривой.
Какой же ты муж, превзойден коль женой?»
Я вспомнил о случае в детстве моем:
На улицу в праздник я вышел с отцом.
Я шел забавляясь, все нравилось мне,
И вдруг потерял я отца в толкотне.
В отчаяньи поднял я крик. Наконец,
Мой плач услыхав, появился отец,
Прикрикнул: «Не раз говорил я, пострел,
Полы чтоб моей выпускать ты не смел!»
Беспомощны дети, оставшись одни,
Дороги домой не находят они.
И ты, как ребенок в дороге. Скорей
Схватись за полу благочестья мужей!
О помощи их умоляй, ибо те,
Кто мудры, не видят стыда в нищете.
Как малый ребенок, бессилен мюрид,
Но старец стеной нерушимой стоит.
Учись у младенца: при первых шагах
За стенку держась, побеждает он страх.
В лицо нужно правде сегодня ж взглянуть,
А завтра возврата закрыт будет путь!
 

Рассказ

 
Собрал некто летом запасы зерна
И думал: зима мне теперь не страшна.
Но как-то, в хмелю, он огонь разложил,
Нечаянно весь урожай свой спалил.
Что делать? На завтра пришлося начать
Колосья упавшие в поле сбирать.
Узнав, что бедняга наказан судьбой,
Совет кто-то сыну преподал такой:
«Боишься ты ежели черного дня,
Подальше держи урожай от огня».
Коль жизнь расточаешь в бесчестии, знай:
Ты – тот, кто в безумьи поджег урожай.
Опомнись! Запас сохраняя зерна,
Сей веры, добра и любви семена.
Накажет когда злополучного рок,
В несчастий том для счастливых – урок.
До казни стучись в милосердия дверь,
В мольбах из-под палки нет пользы, поверь
 

Иосиф и Зелиха

 
Когда Зелиха стала страстью пьяна,
Иосифу в ризы вцепилась она.
Бес похоти властвовал, стыд же умолк,
К Иосифу ринулась хищно, как волк.
Был мраморный идол в ее терему,
Она каждый день поклонялась ему,
Но лик изваянья закрыла в тот раз,
Боясь укоризны от идольских глаз.
Иосиф, не зная деваться куда,
Забившися в угол, страдал от стыда.
Она ж, ему руки и ноги покрыв
Лобзаньями, страстный шептала призыв:
«Суровым не будь, не беги, мы – одни,
Блаженных мгновений любви не гони!»
Но, плача, Иосиф воскликнул в ответ:
«Своей чистоты не нарушу, о нет!
Ты каменной куклы стыдишься лица,
Всезрящего мне ль не стыдиться творца?»
 
 

* * *

Возденем-ка руки молитвенно ввысь!
Не даст завтра смерть, чтоб они поднялись.
Не видел ужель, как осенней порой,
Без листьев оставлены стужею злой,
Деревья просящую длань к небесам
Подъемлют? Отказа ведь нет их мольбам!
Весенний наряд вновь судьба им дает,
В их лоне опять зарождается плод.
Не гонят того, чья простерта рука
От двери, не знавшей вовеки замка.
Все с верой туда и моленьем своим
Подходят. Мы также туда поспешим!
Как голую ветвь, руки кверху прострем,
Ведь быть невозможно нам впредь нагишом.
С небес устреми, о владыка, свой взгляд,
Воззри на рабов, что, заблудшись, грешат.
Но если, о боже, грешит бедный раб, –
В надежде на милость твою он ослаб.
Тобою мы вскормлены, и потому
Привыкли мы к благу, добру твоему.
Ведь нищий при виде добра и щедрот
Со следа даятеля благ не сойдет.
Возвысил ты в этом нас мире, любя,
Вся наша надежда и впредь на тебя.
 
 
Лишь ты можешь дать униженье иль власть,
Любимцам твоим униженно не пасть.
Любим если я, от презренья спаси,
Меня от грехов, от паденья спаси.
Подобного мне не поставь надо мной,
Пусть буду казним лишь твоею рукой.
Нет в мире напасти тягчайшей, чем срам
Насилье терпеть от подобных же нам.
Довольно с меня пред тобою стыда,
Избавь от стыда пред людьми навсегда.
Меня если милость твоя осенит,
Подножием станет мне неба зенит;
И если возвысишь меня средь людей,
Спаси от паденья поддержкой своей.
 

Рассказ

 
Я слышал, что некто, упившись вином,
Ворвался в мечеть и, упавши ничком,
Взывал в исступленья: «О боже, спаси
И в рай свой превышний меня вознеси!»
Схватил муэззин его за ворот: «Эй,
Забрел пес во храм, убирайся скорей!
Что доброго сделал, чтоб рая желать?
Тебе ль, в мерзком виде, найти благодать?»
Но пьяный, заплакав, в ответ произнес:
«Я пьян, господин, но не надо угроз!
Не столь велика разве милость творца,
Чтоб грешников к ней не стремились сердца?
Молю не тебя, чтобы простился мне грех,
Но бога, чья милость простерта на всех.
Стыжусь я великим считать грех людской
В сравненьи с безмерною милостью той».
Кто с ног свален старостью, может ли встать
С земли, если руку ему не подать?
Я – этот старик, сбитый старостью с ног,
Мне милости руку подай, о мой бог!
Не славы прошу я, не почестей, нет, – _:
Грехов отпущенья, спасенья от бед.
Здесь в мире друзья, о проступке узнав,
Заглазно порочат друзей своих нрав.
Всезрящ ты, но страх друг пред другом у нас:
Тобой грех покрыт, а у нас – напоказ.
Грех ближнего видя, мы громко вопим,
Ты ж грех покрываешь прощеньем своим.
Рабы по незнанью грешат иногда,
Но грех им прощают такой господа.
Прощать если в меру своих ты щедрот,
О боже, начнешь, кто здесь грешных найдет?
А в меру грехов коль карать будешь ты,
Дорога всем – в ад, не найти правоты!
Кто сможет унизить, осилить враждой
Того, кто спасен и поддержан тобой?
В день судный направо, налево людей
Разделят. В какую войду из частей?
Направо ль пойду? Будет диво! Ведь я
Неправедно жил, только кривду творя.
И все же порою надеюсь я там
Найти снисхожденье к седым волосам.
Но можно ль поверить мне чуду тому?
Являл ли я жалость к себе самому?
Немало Иосиф изведал обид,
Когда же, возвысившись, стал именит,
Иакова роду вину он простил –
Коль облик прекрасен, в душе много сил! –
Он им не судил за злодейство оков,
Он их не отринул ничтожных даров,
И мы уповаем на милость твою,
Прости нас, простил как Иосиф семью.
Ах, есть ли кто в мире грешнее меня?
Не сделал добра ни единого я!
Но в милость твою верю всей я душой,
Надеюсь, что буду поддержан тобой.
О боже, я в дар лишь надежду принес
Моих не отринь упований и слез!
 

Лао-Цзы
Перевод Д.П. Конисси

Тао, которое должно быть действительным, не есть обыкновенное Тао.

Имя, которое должно быть действительным, не есть обыкновенное имя.

То, что не имеет имени – есть начало неба и земли; то, что имеет имя – есть мать всех вещей.

Вот почему свободный от всех страстей видит величественное проявления Тао, а находящийся под влиянием какой-нибудь страсти видит только незначительное его проявление.

Эти оба происходят из одного и того же начала, но только носят разное название.

Они называются непостижимыми.

Непостижимое из непостижимых и есть ворота всего таинственного.

Под небом все (люди) знают, что красивое есть красивое, но оно только безобразное.

Точно так же все знают, что добро есть добро, но оно только зло.

Из бытия и небытия произошло все; из невозможного и возможного – исполнение;

из длинного и короткого – форма.

Высокое подчиняет себе низшее; высшие голоса вместе с низшими производят гармонию; предшествующее подчиняет себе последующее.

Святый муж, будучи бездеятельным, распространяет свое учение.

Вся тварь повинуется ему и никогда не откажется от исполнения его воли.

Он производит много, но ничего не имеет; делает много, но не хвалится сделанным; совершает подвиги, но их не приписывает себе.

Он нигде не останавливается, поэтому ему не будет надобности удаляться туда, куда он не желает.

Чтобы не было ссор в народе, нужно не уважать мудрецов.

Чтобы люди не сделались ворами, нужно не придавать никакого значения трудно добываемым (ценным) предметам, потому что, когда люди не будут иметь тех предметов, которые бы прельстили их сердца, они никогда не соблазнятся ими.

Отсюда, когда святый муж управляет страной, то сердце его пусто, а тело его полно; (он) ослабляет желания и укрепляет (свои) кости.

Он старается, чтобы народ был в невежестве и без страстей.

Также он старается, чтобы мудрые не смели сделать чего-нибудь.

Когда все сделаются бездеятельными, то (на земле) будет полное спокойствие.

Тао пусто, но когда его употребляют, то кажется, оно неистощимо.

О, какая глубина! Оно начало всех вещей.

Оно притупляет свое острие, развязывает узлы, смягчает блеск и, наконец, соединяет между собою мельчайшие частицы.

О, как чисто! Оно существует предвечно, но я не знаю, чей оно сын и предшествовало ли первому царю.

Небо и земля не суть любвеобильные существа. Они поступают со всеми вещами, как с соломенною собакой.

Святой муж не любвеобилен: он поступает с земледельцами, как с соломенной собакой.

Все находящееся между небом и землей похоже на кузнечный мех.

Он (кузнечный мех) пуст, но неистощим: чем чаще надувается, тем больше выпускает воздух.

Кто много говорит, тот часто терпит неудачу; поэтому лучше всего соблюдать средину.

Чистейший дух бессмертен. Он называется непостижимой матерью (самкой).

Ворота непостижимой матери – называются корнем неба и земли.

Он (т. е. чистейший дух) будет существовать без конца.

Кто хочет употреблять его, тот не устанет.

Небо и земля вечны.

Причина того, что небо и земля вечны, заключается в том, что они существуют не для самих себя.

Вот почему они вечны.

Святой муж заботится о себе после других, поэтому он легко достигает безопасности.

Он оставляет свое тело без всякой заботы, поэтому он будет жить долго.

Кто не заботится о себе, тот весьма удачно совершит и свое личное дело.

Высшая добродетель похожа на воду.

Вода, давая всем существам обильную пользу, не сопротивляется ничему.

Она находится на том месте, которого люди не видят, поэтому она похожа на Тао.

Жить хорошо – для земли; сердце – для глубины; союз – для любви; слова – для доверия; управление – для благоденствия (страны); дела – для умения; движение – для жизни.

Не ссорящийся не осуждается.

Чтобы посуда была наполнена чем-нибудь, нужно держать ее твердо (без малейшего движения) и ровно.

Чтобы лезвие наострилось, нужно долго продолжать натачивание.

Когда дом наполнен золотом и драгоценными камнями, то невозможно сохранить его в целости.

Кто достигнет чести и приобретет богатство, тот сделается гордым. Он легко забудет, что существует наказание (за преступление).

Когда дела увенчаются блестящим успехом и будет приобретено доброе имя, то лучше всего удалиться (в уединение).

Вот это-то и есть небесное Тао (или естественное Тао).

Душа имеет единство, поэтому она не делится (на части).

Кто вполне духовен, тот бывает смирен, как младенец.

Кто свободен от всякого рода знаний, тот никогда не будет болеть.

Кто любит народ и управляет им, тот должен быть бездеятельным.

Кто хочет открыть небесные ворота, тот должен быть как самка.

Кто делает вид, что много знает и ко всему способен, тот ничего не знает и ни к чему не способен.

Кто производит (вещь) и постоянно держит ее, тот ничего не имеет.

Не хвалиться тем, что сделано, не начальствовать над другими, превосходя их, называется небесною добродетелью.

Тридцать спиц соединяются в одной ступице (колесницы), но если они недостаточны для предназначенной цели, то их можно употребить для другой (воза).

Из глины делают домашний сосуд; но если она недостаточна для известной цели, то годится для другой.

Связывая рамы и двери, устраивают дом; но если они недостаточны для этого, то из них можно сделать домашнюю утварь.

Отсюда видно, что если вещь не годна для одной цели, то можно употребить ее для другой.

Пять цветов ослепляют человека.

Пять звуков оглушают его.

Пять вкусов пресыщают его.

Верховая гонка и охота одуряют душу (сердце) человека.

Стремление к обладанию редкими драгоценностями влечет человека к преступлению.

Отсюда святой муж делает исключительно нравственное, а не для глаз.

Поэтому он удаляется от того и приближается к этому.

Почесть и позор от сильных мира (для мудреца) одинаково странны.

Собственное тело тяготит его, как великое бремя.

Что значит: почесть и позор от сильных мира одинаково странны (для мудреца)?

Почесть от сильных мира – унижение (для мудреца), поэтому, когда она достанется (ему), то (он) относится к ней, как к совершенно призрачной; когда она потеряется, то также к ней относится, как к презренной.

Вот это-то и есть: к почести и позору от сильных мира относиться как к призрачному.

Что значит: собственное тело тяготит его (мудреца), как великое бремя?

Я имею потому великую печаль, что имею тело. Когда я буду лишен тела, то не буду иметь никакой печали.

Поэтому, когда мудрец боится управлять вселенной, то ему можно поручить ее; когда он сожалеет, что управляет вселенной, то ему можно отдать ее.

(Предмет, на который) мы смотрим, но не видим, называется бесцветным.

(Звук, который) мы слушаем, но не слышим – беззвучным.

(Предмет, который) мы хватаем, но не можем захватить – мельчайшим.

Эти три (предмета) неисследимы, поэтому когда они смешаются между собой, то соединяются в одно.

Верх не ясен, низ не темен. О, бесконечное! Его нельзя назвать именем.

Оно существует, но возвращается к небытию.

Оно называется формою (или видом) бесформенною.

Оно также называется неопределенным.

Встречаясь с ним, не видать лица его, следуя же за ним, не видать спины его.

Посредством древнего Тао можно управлять жизнью настоящего времени.

Исследовать происхождение всего (или начало древности) называется нитью Тао.

Древние, выдававшиеся над толпой люди хорошо знали мельчайшее, чудесное и непостижимое.

Они глубоки – постигнуть их невозможно.

Они непостижимы, поэтому внешность их была величественная.

О, как они медленны, подобно переходящим зимой через реку!

О, как они нерешительны, подобно боящимся своих соседей!

О, как они осанисты, подобно гостящим в чужом доме!

О, как они осторожны, подобно ходящим на тающем льду!

О, как они просты, подобно необделанному дереву!.

О, как они пусты, подобно пустой долине!

О, как они мрачны, подобно мутной воде!

Кто сумеет остановить их и сделать ясными?

Кто же сумеет успокоить их и продлить их тихую жизнь?

Исполняющий Тао не желает быть удовлетворенным.

Он не удовлетворяется ничем, поэтому, довольствуясь старым и не обновляясь (душою), достигает совершенства.

Когда пустота будет доведена до последнего предела, то будет величайший покой.

Всякая вещь растет, в чем я вижу возвращение (или круговорот).

Правда, вещи чрезвычайно разнообразны, но все они возвращаются к своему началу.

Возвращение вещей к своему началу и есть покой.

Покой и есть возвращение к жизни.

Возвращение к жизни и есть постоянство.

Знающий постоянство (или вечность) – мудрец.

Не знающий постоянства будет действовать по своему произволу, поэтому он призывает к себе беду.

Знающий постоянство имеет всеобъемлющую душу.

Имеющий всеобъемлющую душу будет правосуден.

Правосудный будет царем.

Кто царь, тот соединяется с Небом.

Кто соединен с Небом, тот будет подобен Тао, которое существует от вечности.

Тело его погибнет (умрет, когда настанет время), но (дух его) никогда не уничтожится.

Существует ли высочайшее бытие, я не знаю; но можно (духом) приблизиться к нему и воздавать ему хвалу, потом – бояться его, а затем – пренебрегать им.

От недостатка веры происходит неверие.

О, как медленны слова, сказываемые с весом и со смыслом!

Когда совершенны заслуги и сделаны подвиги, то все земледельцы скажут, что это достигнуто естественным ходом вещей.

Когда великое Тао будет покинуто, то появится истинная человечность и справедливость.

Когда широко будет распространена мудрость, то появится великая печаль.

Когда шесть ближайших родственников находятся в раздоре, то является почитание родителей и любовь к детям.

Когда в государстве царит усобица, то являются верные слуги.

Когда оставлены святость и мудрость, то польза народа увеличится во сто раз.

Когда оставлены человеколюбие и справедливость, то дети будут почитать своих родителей, а родители будут любить своих детей.

Когда покинуты всякого рода лукавство и выгоды, то воров не будет.

Одной только внешностью достигнуть этих трех (пунктов) невозможно. Для этого необходимо быть более простым и менее способным и бесстрастным.

Когда уничтожено будет учение, то печали не будет.

Как велика разница между простым и сложным!

Как велика разница между добром и злом!

Необходимо бояться того, чего люди боятся.

О, дико! еще далеко до средины.

Многие держат себя важно, словно получают жертвенное мясо, словно весной восходят на башню.

О, как я прост! Во мне нет ничего определенного, как в младенце, еще не достигшем детства.

Я как будто несусь, но не знаю куда и где остановлюсь.

Многие люди богаты, но я ничего не имею, как будто все потерял.

Я прост, как душа глупого человека, но люди света блестят.

Я очень темен, но люди света просвещены.

Я один страдаю душевно; волнуюсь, как море; блуждаю и не знаю, где остановиться.

Многие люди делают то, к чему способны, но я один глуп и мужиковат.

Я один отличаюсь от других тем, что люблю питаться у матери.

Высоконравственный повинуется только одному Тао.

Сущность Тао похожа на блеск света.

О, неуловим блеск света! но в нем есть изображение.

О, как он блестит! Он решительно неуловим, но в нем есть вещество.

О, как призрачно и непостижимо (Тао)! В нем есть сущность, которая достоверна.

От древности до ныне имя (его) никогда не исчезало.

Я обозрел многие начала, но не знаю, отчего такие начала, а не иные.

Из несовершенного происходит цельное.

Из кривого – прямое.

Из углубленного – гладкое.

Из старого – новое.

Если не много, то легко приобрести, а если много, то легко запутаться.

Поэтому святой муж имеет только одно, но он сделается примером для всего мира.

Он открыто не объявляет своих мыслей, поэтому он никогда не заблуждается (ясен).

Он никогда не выставляет себя, поэтому он всегда известен.

Он сам никогда не воюет, поэтому имеет заслуги.

Ничем он не гордится, поэтому он превозносится.

Ни с кем он не ссорится, поэтому вся вселенная никогда не сопротивляется ему.

Отсюда высказанные древними слова: «из несовершенного происходит совершенное; из кривого – прямое» можно ли назвать лживым изречением?

Редкие слова заключают в себе самые достоверные мысли.

Редкие изречения сами собою правдивы.

Утренний сильный ветер не продолжается до полудня; сильный дождь не продолжается целый день.

Ни небо, ни земля вечно существовать не могут. Тем более человек.

Живущий и поступающий по Тао равен ему; нравственный человек равен добродетели; потерявший все равен потере.

Тао любит находить равное себе; нравственный – равное себе; потерявший – также равное себе.

Где вера слаба, там не будет веры.

Сухоногий не может встать.

Сидящий не может ходить.

Кто думает, что постиг все, тот ничего не знает.

Кто доволен самим собою, тот не может прославиться.

Кто хвастается, тот не может иметь заслуги.

Кто горд, тот не может возвыситься.

Такие люди, с точки зрения Тао, называются питающимися излишеством и творящими напрасное. Поэтому, когда они находят Тао, то оставаться в нем решительно не могут.

Вещество произошло из хаоса.

Есть бытие, которое существует раньше, нежели небо и земля.

Оно недвижимо, бестелесно, самобытно и не знает переворота.

Оно идет, совершая бесконечный круг, и не знает предела.

Оно одно только может быть матерью (самкой) неба и земли.

Я не знаю его имени, но (люди) называют его Тао.

Могущество его называется величием; величие его – безграничным; безграничное – бесконечным; бесконечное – возвращением.

Тао велико, небо велико, земля велика и, наконец, царь велик.

Итак, в мире существуют четыре величия, одно из которых составляет царь.

Земля несет людей; небо несет землю; Тао несет небо и, наконец, естественность несет Тао.

Тяжелое лежит в основании легкого.

Тишина господствует над движением.

Хотя мудрец бывает занят целый день, но относится к своим делам внимательно и с большой осторожностью.

Хотя ему будет слава и внешнее великолепие, но он никогда не прельстится ими, ибо он стоит выше их.

Что случится с тем царем, который, имея 10 000 колесниц, презирает заботу о своей стране и думает только о своем удовольствии?

Презирающий заботу о своей стране потеряет лучших слуг – опору государства.

Где легкомысленное движение в народе, там царь легко упразднится.

Нравственный человек не оставляет после себя никаких следов.

Красноречивый не сделает ошибки в своих речах.

Победоносный полководец не употребляет никакой хитрости.

Если что крепко заперто, то (оно), хотя и без замков, не отпирается.

Если что крепко связано, то (оно), хотя и без замысловатых узлов, не развязывается.

Мудрецы спасают погибающих и не оставляют нуждающихся в чем-нибудь без помощи. Они всегда очень бережно сохраняют вещи и не выкидывают их.

Это называется двойным просвещением.

Отсюда нравственный человек есть учитель (или руководитель) безнравственных; безнравственные люди суть орудие нравственного.

Кто не уважает своего учителя и кто не любит своего орудия, тот, хотя умен, очень заблуждается.

Это называется важным отступлением от Тао.

Тот, кто знает свою силу и сохраняет свою слабость, сделается долиной вселенной.

Когда он будет долиной вселенной, то в нем будет пребывать вечная добродетель.

Человек вторично возвращается в состояние младенца (Тао).

Кто знает глубину своего просвещения и остается в невежестве, тот сделается примером всего мира.

Кто будет примером всего мира, тот не изменит вечной добродетели и возвратится к совершенству (Тао): он познает славу Его.

Находясь в презрении, он сделается долиной вселенной.

Кто долина вселенной, тот будет доволен только добродетелью и возвратится в совершенную простоту.

Когда эта простота будет удалена, то из него выйдет превосходный сосуд.

Если святый муж употребит его, то сделается начальником.

Вот почему великое установление никогда не уничтожится.

Кто действует, сильно желая завладеть вселенной, тот никогда не достигнет желаемого, потому что вселенная есть божественное орудие, поэтому распоряжаться ее судьбою никто не вправе.

Отсюда, кто покушается на это, тот нарушает порядок мира; кто хочет завладеть им, тот немедленно потеряет его.

Вообще вещи идут вперед или назад; воют или дуют; сильны или слабы; несутся или же останавливаются на одном месте.

Поэтому мудрец избегает всякой крайности, роскоши и великолепия.

Кто помогает царю по Тао, тот не будет заботиться о процветании страны посредством военной силы: что бы вы ни сделали людям, они тем же воздадут вам.

Где войско стоит, там будет расти колючая трава (вместо хлеба).

После великой войны бывает неурожайный год.

Отсюда когда нравственный человек управляет (страной), то никогда не прибегает к грубой силе, не ищет тщеславия, не воюет, не гордится ничем, не останавливается нигде и не усиливается.

Когда вещь дойдет до полноты своего развития, то она ослабеет и дряхлеет.

То, что не Тао, быстро уничтожается.

Благоустроенное войско есть нечестивое орудие, есть предмет по своему существу злой.

Мудрец предпочитает левую сторону правой, ибо употребляющие войско предпочитают правую сторону левой.

Войско есть нечестивое орудие, поэтому оно не может быть орудием для (истинно) мудрых. Отсюда оно и употребляется только в неизбежных случаях.

Хотя война ставит, быть может, целью спокойствие, но она несомненное зло.

Если б она была добро, то нужно было бы радоваться ей, но радуется ей лишь любящий убивать людей.

Любящий убивать людей не может осуществить свой добрый замысел в мире.

При добром деле левая сторона предпочитается правой, а при беде – правая сторона.

Подчиненные генералы останавливаются на левой стороне, а начальствующие – на правой.

Когда сделается известной победа, то следует встретить эту весть с траурным обрядом, ибо на войне очень многие погибают.

Так как на войне очень многие погибают, то следует оплакивать войну.

Когда война окончится победою, следует объявить всеобщий траур.

Вечное Тао не имеет имени.

Оно незначительно, как щепка, но мир не может подчинить его себе.

Когда цари и князья заботятся о защите (своей страны), то сама природа сделается помощницей их.

Когда небо совокупляется с землей, то спускается роса на землю, чего человек не в состоянии устроить.

Когда Тао разделилось на части, то получило имя.

Если имя известно, то нужно воздерживаться.

(Каждому) следует знать, где ему нужно оставаться. Кто соблюдает во всем воздержание, тот не будет знать (нравственного) падения.

Это – Тао, которое существует во всей вселенной.

Знающий людей разумен, а знающий себя самого прозорлив.

Побеждающий других силен, а побеждающий самого себя могуществен.

Довольствующийся самим собой – богач.

Твердый в своих действиях имеет твердую волю.

Не отступающий от своего назначения долговечен.

Неуничтожимый после смерти вечен.

О, беспредельно великое Тао!

Оно справа и слева.

Вся тварь появилась на свет благодаря ему; оно не отталкивает ее от себя.

Заслуги Тао велики, но оно ими не хвалится.

Оно промышляет о всех вещах с любовью, но не желает быть господином их.

Так как оно не имеет никакой страсти, то оно называется ничтожным.

Его можно назвать маленьким, ибо мельчайшая вещь возвращается в него.

Все существа подчиняются ему, но оно не считает себя господином их; поэтому его можно назвать великим.

Мудреца нельзя назвать великим, хотя он совершает великие дела.

Причина того, что святой легко достигает величия, заключается в том, что он не величает самого себя.

(Святой) берет великого слона и идет по всему миру. Ходит, но не делает никакого вреда.

От удовольствия, спокойствия, тишины и величия дает ему (миру) пищу.

Проходящий пришелец остановился. Когда он говорит о Тао, то как просты его слова! (Когда) они произнесены, (то бывают) без всякого вкуса.

(Люди) смотрят на него (Тао), но не видят; они слушают его, но не слышат; они употребляют его, но оно не истощается.

То, что сжимается – расширяется.

То, что ослабевает – усиливается.

То, что уничтожается – восстанавливается.

То, что лишается всего – имело все.

Все это называется то скрытым, то ясным.

Мягкое побеждает твердое, слабое – сильное.

Как рыба не может покинуть глубины, так страна не может оставаться без орудия.

Сильное орудие правления не должно быть показываемо народу.

Тао ничего не делает, но нет того, чего бы оно не сделало.

Если царь и князья хорошо будут управлять страной, то все существа преобразуются так, как они желают.

Если все существа придут в сильное движение, то я удержу их посредством безымянной простоты.

Безымянная простота не имеет страсти.

Когда (в мире) не будет страстей, то будет спокойствие повсеместное и на всей земле будет правда.

Люди высшей нравственности не считают себя нравственными; поэтому они имеют высшую нравственность.

Люди низшей нравственности не в состоянии потерять свою нравственность, и поэтому безнравственны.

Люди высшей нравственности, находясь в бездеятельности, не делают ничего.

Люди низшей нравственности делают то, что делают.

Люди высшего человеколюбия, находясь в бездеятельности, совершают дела, но не признают их (за свои).

Люди высшей справедливости делают то, что делают.

Люди высшей почтительности уважают других, но другие не уважают их, поэтому они принудят их к почтению.

Отсюда когда потеряно Тао, то является нравственность; когда нравственность забыта, то является человеколюбие; когда человеколюбие оставлено, то является справедливость; когда справедливость покинута, то является почтительность.

Вот почему почтительность есть последствие ослабления верности и преданности (господину) и начало всякого рода беспорядков в стране.

Поэтому великий человек держится существенного и оставляет ничтожное. Он все делает по правде, но никогда не будет опираться на законы.

Берите первое и бросьте последнее.

В древности всякое существо достигало единства.

Небо, достигши единства, стало чистым.

Земля, достигши единства, стала спокойной.

Дух, достигши единства, стал разумным.

Долина, достигши единства, стала полной.

Всякая вещь, достигши единства, стала существовать.

Цари и князья, достигши единства, стали образцами для мира.

Все это было достигнуто благодаря единству.

Достижение единства во всем этом одно и то же.

Если бы небо было не чисто, то казалось бы, что оно боится взрыва.

Если бы земля потеряла спокойствие, то она была бы в опасности разрушения.

Если бы дух лишился разумности, то он потерял бы (свойство) быть духом.

Если бы пустота долины наполнилась чем-нибудь, то она перестала бы быть долиной.

Всякая вещь, если бы перестала расти, уничтожилась бы.

Если бы цари и князья потеряли верность и преданность (своих подданных), то были бы свергнуты.

Отсюда благородные люди смотрят на неблагородных, как на свое начало; высшие смотрят на низших, как на свое основание.

Цари и князья заботятся о бедных сиротах и вдовах. Этим же они могли бы свидетельствовать о своем происхождении.

Ужели это неправда?

Если разобрать телегу по частям, то не останется телеги.

Я не желаю быть гордым, как драгоценный камень.

Также я не желаю быть презираемым, как дикий камень.

Движение Тао происходит от сопротивления (всему вещественному).

Слабость есть отличительная черта действия Тао.

Все вещи произошли от бытия (что), и бытие от небытия (ничто).

Когда ученый услышит о Тао, то будет стараться осуществить услышанное (в жизни).

Когда человек средней руки услышит о Тао, то не будет соблюдать его до конца жизни.

Когда малоученый услышит о Тао, то он будет глумиться над ним.

Если бы над ним не глумились, то оно и не заслужило бы имени Тао.

Поэтому сказано следующее:

Тот, кто разумеет очевидное Тао, кажется облеченным мраком; тот, кто идет вперед, держась Тао, кажется идущим назад; тот, кто на высоте Тао, кажется обыкновенным смертным.

Человек высшей добродетели похож на долину.

Человек высшей чистоты похож на презираемого.

Человек высшей нравственности похож на неспособного.

Совершающий добродетель похож на вора.

Испытывающий правду похож на похищающего вещи.

У большого четырехугольника не видно углов.

Большой сосуд не скоро делается.

Самый громкий голос не слышен.

Большое изображение не имеет никакой формы.

Тао скрыто от нас, поэтому оно не имеет имени.

Оно снабжает все существа (силой) и ведет их к усовершенствованию.

Тао произвело одно, одно – два, два – три, а три – все вещи.

Всякая вещь носит на себе инь и заключает в себе ян.