Текст книги "Восточная мудрость"

Ардебильский стрелок

 
Из лука стрелка в Ардебиле я знал –
Железную цель он стрелою пронзал.
Однажды столкнулся с ним некий боец –
Воинственный, в войлок одетый юнец.
Аркан он – отвагой второй Бэхрам Гур –
Имел из сырых антилоповых шкур.
Лишь только противника лучник узрел,
В мгновение ока он взял на прицел.
Полсотни он выпустил стрел, но стрела
Проникнуть сквозь войлок, увы, не могла.
А враг налетел, точно витязь Дэстан,
На лучника ловко набросил аркан,
Как вора, скрутил он его и повлек –
Во вражью палатку был брошен стрелок.
Всю ночь он не спал, вспоминая свой стыд,
А утром вошедший слуга говорит:
«Стрелою своей ты железо пронзал,
К одетому в войлок как в плен ты попал?»
Стрелок Ардебильский, заплакав, рабу
Ответил: «Кто может осилить судьбу?
Ты знаешь, какой я искусный стрелок,
Ростему бы мог преподать я урок.
Когда был поддержан счастливой судьбой,
Железо, как войлок, пронзал я стрелой.
Затмилася счастья звезда – о печаль! –
Стал войлок для стрел непронзаем, как сталь».
Напрасна кольчуга, коль пасть суждено,
Коль час не настал, крепче лат – полотно.
Хотя б ты кольчугой и несколько раз
Прикрылся – погибнешь, коль пробил твой час.
Но если судьбе ты угоден, ты – цел,
Хотя бы и лат на себя не надел.
Пред смертью что наши заслуги? Мудрец
До срока ушел, долголетен глупец!
 

Рассказ

 
Всю ночь некий курд протомился, не спал
От боли в боку. Врач взглянул и сказал:
«Больной виноградным объелся листом,
И к утру в живых мы его не найдем.
Стрела не наделает столько вреда
Для жизни, как эта сырая еда.
Застрял у обжоры в кишечнике кус,
И к жизни вернуть я его не берусь».
Случилось же так: исцелился больной,
А врач в те же сутки ночною порой
Скончался. Ах, часто недужные вдруг
Встают, а врачей повергает недуг!
 

Рассказ

 
Однажды осел у крестьянина пал.
В саду виноградном к лозе привязал
Ослиную голову наш селянин.
Сказал виноградарю старец один:
«Не думай, о друг мой, чтоб этот осел
Недобрые очи от сада отвел.
Отвел ли при жизни своей хоть один
Удар от себя он, о мой селянин?»
От смерти избавит ли врач? Ведь ему
Она ежечасно грозит самому.
В дороге бедняк обронил золотой,
Разыскивал долго, но тщетно. Домой
Вернулся расстроен. На том же пути
Пропавший червонец случилось найти
Другому прохожему. Друг, не забудь:
Начертан нам от роду жизненный путь.
Ах, силою счастья – увы! – не добыть,
Ведь сильный несчастнее всех может быть!
 

Рассказ

 
Наказывал палкою сына отец.
«Не бей без вины, – так взмолился юнец, –
Ведь ты мой защитник от всяких обид,
Но кто же меня от тебя защитит?»
К творцу воззови, коль обидят враги,
Звался Бахтияром – любимцем удач –
Один знаменитый, счастливый богач.
Соседи в лачугах у стен богача
Теснились, убогую долю влача,
Меж тем как в хоромах, в усадьбе своей
Червонцы лопатой сгребал богатей.
Живущий в соседстве богатых гуляк
Страдает вдвойне горемычный бедняк!
Один из бедняг тех, однажды домой
Без денег придя, так был встречен женой:
«О, горе мне с мужем злосчастным таким!
Снабжен ты, как трутень, лишь жалом одним.
Учись у других обращаться с женой.
Я впредь потаскушкой тебе даровой
Не буду. Гляди, у соседа всего
Как много! А ты не таков отчего?»
Со вздохом глухим на нападки бедняк
Ответил разгневанной женщине так:
«Как быть? Я удачи не знаю ни в чем!
Ах, можно ль судьбу одолеть кулаком?
Имей я свободного выбора дар,
Я был бы любимец удач – Бахтияр!»
Раз муж рассудительный в Кешской стране
Промолвил своей безобразной жене:
«Коль бог некрасивой тебя уродил,
На лик не клади ни румян, ни белил».
Усилием счастье добудем ли мы?
Прозреют ли очи слепца от сурьмы?
Злодею ли доброе дело подстать,
И пес ли научится раны сшивать?
Ученый, будь грек он, румиец ли, мед
Из адского древа едва ль извлечет.
И зверем останется зверь навсегда,
Хотя б ты и много потратил труда.
Легко удаляется с зеркала ржавь,
Но зеркало делать из камня оставь.
Возможно ль, чтоб розою ива цвела?
И негра возможно ль отмыть добела?
 

Ястреб и коршун

 
Сказал ястреб коршуну: «Нет никого
На свете со зреньем острей моего».
И коршун ответил: «Воспользуйся им,
В окрестностях нет ли чего, поглядим!»
Тут ястреб взлетел, и с возвышенных мест
Он взором окинул равнину окрест.
«Поверишь ли, – молвил, – но там вдалеке
Я вижу – крупинка лежит на цеске».
Был коршун словами его удивлен,
И с ястребом долу низринулся он.
Лишь ястреб над малым спустился зерном,
Как тотчас был за ноги схвачен силком.
Не знал, неразумный, увидев зерно,
Что в сети попасться ему суждено.
Из множества раковин жемчуг в одной,
И в цель попадают не каждой стрелой!
«Приметил ты зернышко, – коршун сказал, –
Что пользы, коль вражьих тенет не видал?»
А пленник вздохнул: «От судьбины тенет,
О друг, осмотрительность нас не спасет!»
Как только судьба изрекла приговор,
Затмился пронзительный ястреба взор.
Коль водной пучине не видно конца,
Бессильно искусство любого пловца.
Прекрасно сказал подмастерье ткача:
«Хоть мною украшена эта парча –
Здесь слон, и жираф, и чудесный анка, –
Но в этом учителя зрима рука».
Как жизнь ни сложись, хороша ли, дурна,
Рука провидения в этом видна.
Я чую неверье, когда говорят:
«Такой-то в обиде моей виноват».
Пусть очи создатель тебе просветит,
Ведь он лишь – причина удач и обид.
Надейся! Строптивому даже рабу
Создатель благой облегчает судьбу.
Молись, чтоб тебе промыслитель помог –
Того не достичь, в чем препятствует бог!
 

Рассказ

 
Раз матке сказал верблюжонок: «О мать,
Давай отдохнем-ка, довольно шагать».
Ответила: «Если б не эта узда,
С вьюком в караване не шла б никогда».
Корабль, где захочет создатель, плывет,
Хотя корабельщик и волосы рвет.
На помощь людей не надейся, Саади,
И помощи лишь от создателя жди.
На бога надейся и – только! Коль он
Отвергнет, никем ты не будешь спасен:
Ликуй, если он возвышает тебя,
Покорствуй, коль он отвергает тебя!
 

Об искренности и лицемерии

 
Коль искренна вера, в ней – корень добра,
Иначе ж она – без ядра кожура.
Что в том, что грубейшую носишь из ряс,
Коль ты облачился в нее напоказ?
Не хвастай, что мужества полон твой дух,
А если похвастал, не будь как евнух.
Таким и кажись, как на деле ты есть,
Но, ведай, что в скромности – высшая честь.
Ведь если личину с тебя совлекут,
Пред всеми ты будешь обманщик и плут.
Не лезь на ходули, коль ростом ты мал,
Лишь дети поверят, что рослым ты стал.
Когда серебром покрывают медяк,
Бывает обманут один лишь простак.
Напрасно б ты золотом грош покрывал,
Не будет он принят у зорких менял.
Подделке придется огонь претерпеть,
И станет известно, где злато, где медь.
 

Рассказ

 
Подросток поститься решил до звезды.
До полдня он пробыл с трудом без еды.
Почтивши дитяти неслыханный пыл,
Наставник в тот день свой урок отложил.
А мать и отец, восторгаясь сынком,
Осыпали златом его, миндалем.
Но день далеко не дошел до конца –
Огонь разгорелся в нутре у мальца.
Подумал: «Коль съем я тихонько кусок,
Родителям будет моим невдомек».
И, с виду постясь, потихоньку дитя
Наелось, лишь мненье родителей чтя.
Кто может узнать, коль твой пыл напоказ,
Что ты, не омывшись, свершаешь намаз?
Безумней, смешнее дитяти старик,
Который для вида в молитве поник.
Молитвой такою себя хоть измучь,
К вратам преисподней в молитве той ключ.
Поступком таким ты расстелишь, ей-ей,
Молитвенный коврик средь адских огней!
 

Рассказ

 
Всю жизнь лицемеривший некий старик
Убился, скатившися с лестницы, вмиг.
Вскручинился сын о потере своей.
Отца увидавши в одну из ночей
Во сне, он покойному задал вопрос:
Мытарства за гробом он как перенес?
«Не спрашивай, сыне, – умерший сказал, –
«Прямехонько с лестницы в ад я упал».
Кто честен и добр, хоть в мольбах и не рьян,
Тот лучше святош, чьи молитвы – обман.
Разбойник, по-моему, лучше, чем тот,
Кто в рясу оделся и господу лжет.
Найдет ли за гробом небес благодать,
Кто только стремился людей ублажать?
Ведь Зейду ты служишь, зачем же тогда
Ты ждешь, что от Амра последует мзда?
От слабых не жду непосильных я дел:
Чтоб всем существом их господь овладел.
Нет! Путь этот прям, до привала дойди,
А ты, заблудившись, бредешь позади.
Как будто бы масло давильщика вол,
Бежишь ты, но с места, гляди, не сошел.
Кто станет к михрабу спиною, ведь тот
Безбожником вмиг у людей прослывет.
А ты даже кыблой святой пренебрег, –
В твоих устремленьях отсутствует бог.
Коль дерево крепко тобой взращено,
Плоды принесет непременно оно.
Коль искренной веры не будет корней,
Не будешь ты принят у божьих дверей.
Коль сеять ты будешь на голых скалах,
Зерна не увидишь в своих закромах.
Слезой лицемерья лицо ты не мой,
Ведь черная тина под этой водой.
Ах, ежели скверна мне душу грязнит,
Что пользы, коль внешне достоин мой вид?
Из лжи лицемерной сошьешь ты милоть,
Но примет ли рясу такую господь?
Нам сущность мирских неизвестна сердец,
Но список ведет им предвечный писец.
Что весит наполненный ветром мешок?
Наступит лишь судного дня грозный срок, –
Там точны весы, неподкупен там суд –
Узнают, что ветром мешок твой надут.
Коль доблестью муж обладает – не вид,
Но доблесть сама за себя говорит.
Раз мускус имеешь, не хвастай, о брат,
Разносит повсюду он свой аромат!
Клянешься, что золото чисто, к чему?
Лишь камень пробирный – проверка тому.
Верх платья богат, а подкладка бедна,
Ведь он на виду, а она не видна.
Не так ли всегда? Но обманчивый вид
Не нужен святым, и парчою подбит
Их ветхий наряд. Щеголяй, щеголяй,
Коль слава земная дороже, чем рай!
О нет, не шутя говорил Баязид,
Что хуже противника льстивый мюрид.
Ах, сонмы земных властелинов-царей
Смиренны и нищи у божьих дверей!
А к нищему мудрый бывает ли строг,
Что требовать можно от тех, кто убог?
Владея жемчужиной духа, закрой
Сокровище это шершавой створой.
Так веры глубоко затаивай пыл,
Чтоб даже проведать не мог Гавриил.
Отцовский совет – поученье Саади.
За речью моею, о сын мой, следи,
А если не будешь внимателен, впредь
Смотри, не пришлось бы тебе пожалеть!
 
 

* * *

Не помнят создателя те из людей,
В ком нету довольства судьбою своей.
Тому, кто в горячке наживы стократ
Все страны обегал, скажи, что богат
Лишь тот, кто доволен своею судьбой.
Помедли! Вертящийся камень травой
Покрыться не может. Излишек забот
О плоти, поверь мне, ее лишь убьет.
Разумные высших стремлений полны,
А плотвугодники духом бедны.
Кто только стремится поесть да поспать,
Становится дикому зверю подстать.
Блажен, кто в убежище скромном своем
Духовные блага сбирает тайком.
Воистину понял призванье людей,
Кто похоти пса укрощает скорей.
Того не удастся легко обмануть,
Кто к истине держит сознательно путь.
Кто тьму отличить от сиянья небес
Не может, поймет ли, где – ангел, где – бес?
Поэтому ты и в канаву попал,
Что этой канавы в пути не видал.
 
 
Коль жадности камень привязан к крылам,
Ах, сокол едва ли взлетит к облакам!
Но крылья, не знавшие алчности пут,
На небо седьмое его вознесут.
Порывы плотских вожделений поправ,
Ты ангельски чистым свой сделаешь нрав.
Как ангела сделать из дикого льва?
Как в небо взлететь из низин естества?
Сперва человека в себе воспитай,
Потом и об ангельских свойствах мечтай.
Сидишь ты на пылком строптивом коне,
Страшись, если им не владеешь вполне.
Он вырвет из рук у тебя повода,
Он сбросит, погубит тебя навсегда.
Умеренно ешь. На обжору, о друг,
Взгляни: человек пред тобой иль бурдюк?
Ведь тело не только питаться должно,
Должно и дышать и молиться оно.
Вместятся ль в мешок ненасытной алчбы,
Который от жира чуть дышит, мольбы?
Угодники плоти не знают, увы,
Что полный желудок есть враг головы.
Пусть лучше пустуют извивы кишок,
Ведь их никакой не насытит кусок,
Как адский огонь, что все время готов
К пожранию новых бесчисленных дров.
Скота ты питаешь в себе, а душа
От голода чахнет, чуть слышно дыша.
За корм для скота вожделений своих
Ты платишь ценой откровений святых.
Ты разве не знаешь, что жадность зверей
Их делает жертвой тенет и сетей?
Ведь даже и тигр горделивый, глядишь –
В капкан из-за пищи попался, как мышь.
Смотри, из-за жадности как бы ты сам
Мишенью не сделался вражьим стрелам!
 

Рассказ

 
Из кости слоновой привез гребешок
Мне некий хаджи – защити их пророк!
Однажды случилось узнать мне о том,
Что назвал меня он, разгневавшись, псом.
Я гребень швырнул: «Мне не надо костей!
Собакой меня называть ты не смей».
Пусть уксус я пью, но едящим халву
Прощать не намерен я злую молву.
Довольствуйся малым. Тогда пред тобой
И нищий, и царь будут равны судьбой.
К чему поклоняться князьям и царям?
Коль жадность отбросишь – владыка ты сам!
Коль ты себялюбец и пленник страстей,
Что ж, сделай богатого кыблой своей.
Но знай: потеряешь душевный покой
И будешь скитаться, как нищий, с сумой.
Судьбою довольные смело глядят,
Потуплен у алчных стяжателей взгляд.
 

Рассказ

 
В Хорезме проситель один, чуть заря,
Являлся с поклоном в палаты царя;
Отвешивал низкий поклон, а потом
Он ниц повергался во прах пред царем.
«О батюшка, – сын обратился к нему, –
Сомненья мои разреши. Почему
К царю, обратясь, ты молился сейчас?
Вель кыбла – учил ты – не царь, а Хеджаз».
Борись со страстями! Кто раб их оков,
Тот кыблу менять ежечасно готов.
Порою продать он решается честь
И перлам зерно ячменя предпочесть.
Ты жаждой томишься. Глянь: рядом вода,
Напейся, но честь не губи из-за льда.
Смирять научись побужденья страстей,
Иль будешь бродить у порогов дверей.
Стяжания длань научись сокращать,
К чему упованья на пышную знать?
Ах, жадность свою укротил ты когда б,
Не ставил бы подпись: «Смиренный ваш раб».
Ты жаден, и гонят повсюду тебя,
Но, жадность изгнав, будешь встречен любя.
 

Притча

 
Мудрец заболел лихорадкой. Совет
Ему кто-то дал: «Попроси, чтоб сосед
Дал сахару». Молвил на это больной:
«Нет, смерть мне приятней, чем лик его злой».
Ах, сласти мудрец не возьмет нипочем
У гордых и кислых, как уксус, лицом!
За прихотью всякой не следуй спеша:
Коль властвует тело, скудеет душа.
Страстям поклонение губит людей,
Разумный, спасайся, беги от страстей!
Коль будешь покорствовать им без борьбы,
Претерпишь немало обид от судьбы.
Коль топишь утробы старательно печь,
Не сможешь ты вытерпеть с голодом встреч.
Подтягивай в год изобилья живот, –
Голодный не страшен покажется год.
Обжора и чревом своим отягчен,
И вдвое страдает от голода он.
Презренье обжорам! С утробой пустой
Быть лучше, по мне, чем с пустою душой.
О, горе! Их участь тяжелая ждет:
«Как скот, заблудились, – нет, больше, чем скот».
Не стоит жалеть их. Бессмысленный бык
Дремать лишь да есть доотвалу привык.
Ах, если ты жирен и грузен, как вол,
Побои сноси от людей, как осел!
 

Рассказ

 
Из Басры, читатель, привез я рассказ.
Он тамошних фиников слаще в сто раз.
Шли в Басре однажды мы мимо оград
И фиников полный увидели сад.
Меж нас был толстяк и обжора притом,
С завистливым глазом, с большим животом.
На дерево он, толщине вопреки,
Полез, сорвался и разбил позвонки.
Предстал старшина и кричит: «Кто убил?»
Я молвил: «Умерь раздражения пыл!
Он с дерева сброшен утробой своей,
Кишки широки у бездушных людей.
Не все ж ему финики есть? Наконец
Исполнилась мера
– сломал он крестец».
Утроба – как путы для рук и для ног,
Не страшен утробы угоднику бог.
Живот саранчи как громаден! Но вот –
Мураш ее тонкий за лапу влечет.
Торгующий сладким, в разнос, тростником,
Ища покупателей, бегал с лотком.
Сказал мудрецу он в деревне одной:
«Возьми-ка, а деньги сочту за тобой».
Торговцу ответил мудрец – запиши
Ответ сей премудрый в глубинах души:
«Как долго без них обойдешься? Меж тем
Без сласти твоей обойдусь я совсем.
Не сладостен мудрому сахар, о нет,
Ведь горечь расплаты приходит вослед!»
 

Притча

 
Хотанский эмир мудреца отличил,
Парчовое платье ему подарил.
Мудрец был подарку властителя рад,
С улыбкой надел он дареный наряд
И молвил: «Прекрасен твой дар, но, ей-ей,
Мне прежний изношенный плащ мой милей».
Коль волен душой, на земле заночуй,
Но ради ковра ты земли не целуй.
 

Рассказ

 
Был некого мужа несчастен удел:
Он к хлебу приправой чеснок лишь имел.
Сказали ему: «Чтоб поправить дела,
Пойди покормись с дарового стола.
Проси, не стесняйся нисколько, ведь тот,
Кто будет стесняться, голодным умрет».
Прельстил злополучного стол даровой,
Пошел – с перебитой вернулся рукой.
Воскликнул он, горьким предавшись слезам:
«К чему сожаленья! Виновен я сам.
Я жадностью только несчастье навлек,
Пусть будут со мною мой хлеб и чеснок.
Не лучше ль хлебец, добытый трудом,
Сластей, что подарены мне богачом?»
Не может заснуть, беспокойством томим,
Кто ждет приглашенья к обедам чужим.
У нищей несчастной старухи одной
В лачуге жил кот. Как-то раз, за едой
На княжеский двор он забрался тайком,
Но челядь султана, глумясь над котом,
Из луков в него принялася стрелять.
В испуге, в крови обратился он вспять
И думал: «Спасти только б жизнь мне, а впредь
В хибарке старухи я буду сидеть,
Мышами кормясь».
Друг мой, стоит ли мед
Мучений? Домашняя брага сойдет!
Создателю раб не годится такой,
Который своей недоволен судьбой.
 

Рассказ

 
Прорезались зубы у крошки-мальца,
Весьма озаботило это отца.
«Откуда я пищи достану мальцу,
А бросить младенца возможно ль отцу?» –
Так он вопросил у супруги своей.
Но женский ответ был достоин мужей:
«Не бойся соблазнов диавольских. Тот,
Кто зубы дает, пропитанье пошлет».
Всевластен господь. О младенца судьбе
Ему и пещись надлежит, – не тебе.
В утробу жены кто зародыш кладет,
Тот сам охраняет дитяти живот.
Хозяин дает пропитанье рабу,
Создатель людей охраняет судьбу.
Имеют доверье рабы к господам,
Ты к богу доверья не знаешь, о срам!
Я слышал, что некогда руки святых
Творили сребро из каменьев простых.
Сомненья отбрось. Для довольных судьбой
Сребро не дороже, чем камень простой.
Как дети они: нет корысти в сердцах,
Не все ли равно им, что злато, что прах.
Дервиш, пред царем ты покорно склонен,
Но знай, что дервиша несчастнее он.
Ираном не сыт Феридун, между тем
Доволен бедняк, получивши дирхем.
Страной управленье – мучительный труд,
Бедняк же – как царь, хоть и нищим зовут.
Бедняк, если сбросил он алчности гнет,
Счастливей царей недовольных живет.
И знай: засыпают в крестьянских домах
Так сладко, что им позавидует шах.
Заснет ли старьевщик, иль царь – все равно:
Ночь сменится днем, ибо так суждено.
Бессильны равно перед смерти волной
На троне султан и кочевник степной.
Коль знатного ты повстречал гордеца,
Иди восхвали всеблагого творца
За то, что не можешь обид причинять,
Как эта гордынею пьяная знать.
 

Рассказ

 
Я слышал, что славным одним мудрецом
В свой рост вышиною построен был дом.
«Имеешь ты средства, – сказали ему, –
Побольше не выстроил дом почему?»
«Зачем? – отвечал наш мудрец. – «Все равно,
Отстроив, покинуть его суждено».
Там дома не строй, где проходит поток,
Коль хочешь, чтоб вышел из этого прок.
Ума в караванщике том не найти,
Который построил свой дом средь пути.
 

Рассказ

 
От старцев, известных словес красотой,
Услышал однажды рассказ я такой.
Жил в городе нашем один человек,
Проведший в превратностях долгий свой век.
Но свеж был у старого дерева плод –
Красе его сына дивился народ.
Как яблоко, кругл подбородок. Дивись,
Что яблоко вырастить мог кипарис.
Прельщал и губил красотою своей
Нещадно сей юноша многих людей.
Что делать? Как горю людей пособить?
И сына решился родитель обрить.
Вот бритва отверзла язык свой стальной,
Чтоб прелесть юнца опорочить хулой.
Горька ей самой показалась хула
И вскоре главу в свой живот убрала.
Красавец, понурясь, томился стыдом,
А сбритые кудри лежали кругом.
Кому-то из тех, кто любили юнца,
Ему беззаветно предавши сердца,
Сказали: «Пришлося тебе пострадать!
Смотри хоть теперь не безумствуй опять!
Отсель улетай, точно бабочка, ты, –
Лишили щипцами свечу красоты».
На это влюбленный ответил с тоской:
«Любви изменяет лишь низкий душой.
Ведь нравом и ликом прекрасен юнец.
Так что же? Пусть бреет красавца отец.
Прекрасному нраву, прекрасным чертам
Я предан душою, отнюдь не власам.
Красавцу ль о сбритых кудрях горевать?
Ведь вырастут кудри такие ж опять!
Всегда ль у лозы виноград на ветвях?
Лоза – то без листьев, то снова в плодах».
Достойный – как солнце ненастного дня,
Завистник же – точно в воде головня,
Вновь солнца заблещут лучи из-за туч,
А уголь во влаге погаснет, шипуч.
Не бойтеся мрака, друзья! Темнотой
Бывает окутан источник живой.
Вкусила земля после многих тревог
Покоя, а я – после долгих дорог.
Не плачь, не горюй над бездольным житьем.
Ведь ночка, о друже, беременна днем!
 
 

* * *

Здесь речь о рассудке, о добрых делах,
Отнюдь не об играх лихих и конях.
На внешних врагов ополчаться к чему?
Твой враг – злые страсти – в твоем же дому!
Сумевший смирить непокорство страстей,
Поверь мне, Ростема и Сама сильней;
И вместо того чтоб сразить удальца,
Указкой себя накажи, как мальца.
Кому ты покажешься страшным врагом,
Страстей если собственных будешь рабом?
Твое существо – как страна, где со злом
Смешалось добро, будь же мудрым царем!
Как чернь городская, бушуют в борьбе
Гордыня и жадность и похоть в тебе.
Недобрые страсти – разбойничий стан,
Достоинства – община честных мирян.
Коль будет злодеев любить властелин,
Защиту где честный найдет гражданин?
Как духом иль кровью, наполнен ты весь
Грехами: и жадность, и похоть, и спесь.
Имея поблажку с твоей стороны,
Воспрянут пороки, победны, сильны.
Но вмиг эта шайка смирится сама,
Как только почувствует силу ума.
Начальник, давая поблажку врагам,
Становится жертвой противников сам.
Но, впрочем, пространные речи к чему?
Достаточно слова живому уму.