Текст книги "Восточная мудрость"

Рассказ

 
С короны царевича, в сумерках, лал
Среди каменистого места упал.
Сказал сыну царь: «В темноте, о мой сын,
От камней простых отличишь ли рубин?
Сей щебень обследуй внимательно весь,
Пусть трудно найти, но рубин этот здесь».
Мудрец меж ничтожных и темных людей
Похож на такой же рубин средь камней.
И если муж избранный с шайкой невежд
Смешался, о друг, не лишайся надежд.
Стерпевши докуку от всех дураков,
Избранника встретишь в конце ты концов.
Взгляни на того, кто любовию пьян, –
Его не страшат ни вражда, ни обман.
Улыбчив, как полураскрытый гранат,
Как роза шипами, не рвет он наряд.
Напасти сноси терпеливо, любя,
Хотя б целый свет ненавидел тебя.
Любви исступленной смиреннейший раб
Во мненьи твоем и ничтожен хотя б,
С презреньем свой взгляд на него не коси –
Он может быть избранным на небеси.
Пускай он ничтожен, порочен на взгляд,
Быть может, пред господом вышним он свят.
Познания дверь перед тем отперта,
Пред кем запирают домов ворота.
Кто в жизни и нищ, и презренен, пред тем
Широко откроются двери в Эдем.
Коль ты из достойных и мудрых людей,
Целуй у царевича руку скорей.
Сейчас он в забвенье, но близится срок –
Возвысивши верных, воссядет высок.
Не жги стебель розы осенней в огне,
Коль хочешь цветов от нее по весне.
 

Скупой отец и расточитель-сын

 
Один человек, хоть и был он богат,
Боялся, скупясь, самых маленьких трат.
В свое удовольствие жить не хотел,
А также не делал и добрых он дел.
Сребро он и злато держал под замком,
А сам был того и другого рабом.
Однажды он прятал под землю добро,
А сын подглядел, притаившись хитро.
Он вынул оттуда припрятанный клад
И золото стал расточать, тароват.
У щедрых не держится злато: рукой
Одной получив, расточают другой.
Скупец был проделкою той разорен,
Предался отчаянью, горести он.
Он платья распродал иль отдал в заклад,
А сын между тем был и весел, и рад.
Терзался отец и не спал по ночам,
А сын говорил, предаваясь пирам:
«Коль злато под спудом, не все ли равно,
Лежит ли там камень простой иль оно?
В погоне за золотом рушат гранит,
Чтоб был ты с друзьями и весел и сыт;
Но, право, бесцелен добытчиков труд,
Коль злато добытое прячут под спуд».
Не диво, коль смерти желает твоей
Семья, если был бессердечен ты с ней,
Наследством твоим насладиться хотят,
Когда упадешь ты, как с гор водопад.
Взгляните на скрягу! Не правда ли, он
Сидит, точно клад стерегущий дракон?
Богатства не тронут, покуда над ним
Тот кладохранящий дракон невредим,
Но будет низвергнут он смерти пращой,
И люди разделят тот клад меж собой.
Собравши богатство, используй скорей,
Пока ты не сделался пищей червей.
Коль ты прозорлив и разумен, следи –
Полна назиданья поэма Са’ди,
И если его не отринешь ты речь,
Насущную пользу сумеешь извлечь.
 

Рассказ о ничтожном благодеянии и великой награде

 
Один человек, пожалев старика,
Купил благодарность ценой медяка,
Но позже свершил преступление он
И был властелином на смерть осужден.
По случаю казни волненье умов,
Народ любопытный на кровлях домов.
Был тут же и нищий. Что ж видит? О страх!
Его благодетель под стражей, в цепях.
О том подаянии вспомнил старик,
В нем глас состраданья к бедняге возник,
И крик исступленный он поднял тогда:
«О люди! Султан наш скончался! Беда!»
Кричал он и руки ломал над главой.
Услышавши крик сей, турецкий конвой
С испуганным воплем, себя по лицу
И в грудь ударяя, помчался к дворцу;
Примчались к султанским палатам стремглав
И видят, что царь их по-прежнему здрав.
Преступник меж тем в суматохе сбежал,
А схваченный старец пред шахом предстал.
Спросил его шах: «Отвечай мне, старик,
Что значил безумный и дерзкий твой крик?
Я верой и правдою правил страной,
Зачем же народу грозил ты бедой?»
Бестрепетно шаху ответил дервиш:
«О ты, что со славой над миром царишь!
От криков моих не страдал ты ничем,
Несчастного спас я от казни меж тем!»
Властитель был речью такой изумлен,
И старцу простил прегрешение он.
А бедный преступник меж дебрей и скал,
На каждом шагу спотыкаясь, бежал.
Спросил его встречный: «Поведай, о друг,
Как мог ты от казни избавиться вдруг?»
Ответил бежавший: «Меня – то не ложь –
Спасла благодарность за доданный грош».
Ведь в землю затем зарывают зерно,
Чтоб пищу давало голодным оно.
Смотри, сколько пользы порой от гроша,
От камешка пал Голиаф, не дыша.
Сей мысли пророка и честь, и хвала,
Что щедрость и благо – гонители зла.
Поэтому в царстве Бу-Бекра Зенги
Не знают о том, что такое враги.
Всем миром владеть я желаю тебе,
Чтоб мир приобщился счастливой судьбе,
Ведь в царстве твоем благоденствует люд
И розы без терний колючих цветут.
В сем мире ты тень от лучей божества,
И память пророка в тебе так жива.
А если не всеми ты признан, о шах,
Что ж? Тайны не всем открывает Аллах!
 

Рассказ

 
Раз некто во сне увидал страшный суд.
Вопит в исступленьи и в ужасе люд.
От зноя земля – раскаленная медь,
Мозги у людей начинают кипеть.
Лишь в муже едином смятения нет –
Он в платье избранников божьих одет.
«Скажи, о избранник, – тут спящий воззвал, –
Кто в пользу твою на суде показал?»
Ответил: «Пред дверью моею лоза
Росла, и под ней утомленно глаза
Смежил божий странник, нуждой изможден.
Проснувшись, взмолился к создателю он:
«Сего человека спаси, о мой бог!
Он мне отдохнуть от страданий помог».
Ах, снова напомнил мне этот рассказ
Владыку, под чьим управленьем Шираз.
Под сенью его весь ширазский народ
Над скатертью благ и вкушает и пьет.
Кто щедр, тот – плодовое древо садов,
Другие ж – бесплодное древо для дров.
Бесплодное древо, срубивши, сожгут,
Плодовое древо всегда берегут.
О, многие лета тебе! Каждый день
Даришь ты плоды и богатую тень!
 

О недостойных милосердия

 
Я много сказал здесь о щедрости слов,
Но знай, что не всякий достоин даров.
Да будет злодей разорен и казнен,
Стервятник лихой оперенья лишен.
Своих ненавистников ведая цель,
Злодеев оружьем снабдишь ты ужель?
Исторгни колючий кустарник, о шах,
И только заботься о древе в плодах.
О шах, только тех назначай к должностям,
Кто ласков и чуток и добр к беднякам,
Но милостив к злобным не будь потому,
Что зло нанесешь ты народу всему.
Пожаром грозящего бойся огня:
Ведь лучше единая смерть, чем резня.
Коль ты снисходителен будешь к ворам,
Как будто бы путников грабишь ты сам.
Казни, чтоб простыл от насильника след.
Насилье насильнику лучший ответ!
 

О милости к недостойным. Рассказ о жене и муже

 
Осиный на кровле заметивши рой,
Хозяин хотел его сбросить долой.
Жена возразила: «Не трогай ты их,
Бедняг не сгоняй ты с местечек родных».
Послушался муж. Но однажды напал
На женщину рой миллионами жал;
По дому, по кровле металась она,
От боли вопя. Муж сказал ей: «Жена,
Сама ты сказала мне: ос не тревожь,
Все вопли и стоны теперь для чего ж?»
Кто злому поможет, тем самым, поверь,
Он людям готовит немало потерь.
Заметив злой умысел, острым мечом
Покончи немедля с народным врагом.
Не может быть пес так же чтим, как и гость,
Достаточно, ежели бросишь ты кость.
Прекрасно сказал селянин: «Тяжелей
Навьючивать надо строптивых коней».
О сне безмятежном и думать когда ж,
Коль вовсе ленив и небдителен страж?
В военное время тростник лишь для пик,
А сахарный нам бесполезен тростник.
Добро не для всех. Одному – серебро,
Другого учи, сокрушая ребро.
Постройку на зыбком песке ты не строй:
Обрушиться может она над тобой!
 
 

* * *

Страдальцы любви, я завидую вам.
Знакомы вам язвы, знаком и бальзам!
Вы нищи, презрев и богатство, и власть,
Вам жизнь украшают надежда и страсть,
Вы пьете бестрепетно чашу тревог.
Вы пьяны словами: «Не я ли ваш бог?»
Для пьяных похмелия муть – вот беда!
И к розе в шипах острых путь – вот беда!
Но горькую чашу злосчастия ведь
Вы ради любимого рады стерпеть,
Не ропщет, кто страсти цепями пленен,
И путы порвать не старается он.
Хотя и безвестны сии бедняки,
Духовной путины они знатоки;
Упреки снося, пьяны страстью бредут:
Охваченный страстью, вынослив верблюд.
К их счастью пути не ищи: скрыт он тьмой –
Так мраком окутан источник живой.
Снаружи так жалок их вид, но внутри,
Как в городе с ветхой стеной – алтари.
Сгорает в огне мотыльком, кто влюблен,
Как червь шелковичный не вьет он кокон,
Всегда от довольства мечты далеки, –
Он жаждой томится на бреге реки.
Не мню, чтоб широко разлившийся Нил
Безмерную жажду его утолил.
 
 
Земное, как мы, полюбив существо,
Всецело любви предаем естество.
От милых ланит мы в безумьи весь день,
И ночью пред нами любезная тень.
Коль видим любимого мы пред собой,
Ничтожен и жалок нам мир остальной.
Коль злато наш друг презирает, оно
Становится глине иль праху равно.
Ах, мы на людей остальных не глядим,
Все сердце всецело захвачено им!
Все время в очах обожаемый лик,
А очи закроем – он в сердце возник.
Не в силах мы жить без сего существа,
И нам безразличны упреков слова.
Захочет он душу из тела извлечь –
Бестрепетно, радостно ляжем под меч.
 
 
Ах, если над душами власть такова
Земного, подобного нам, существа,
Что ж думать о тех, кто любови иной
Захвачен, затоплен всесильной волной?
Для высшей любви те пожертвуют всем,
И мир весь для них и не нужен, и нем.
Для истины свой позабудут народ,
Плененные кравчим, расплещут свой мед.
Нет средства от этих страданий и мук,
Скрывают они ото всех свой недуг.
«Не я ли ваш бог?» – в их сердцах навсегда,
Навеки в их душах ответное – да.
Отшельников ноги во прахе пустынь,
Но в душах пылает огонь благостынь.
Как ветер, незримы и живы, как он,
Как камень, тверды, молчаливы, как он.
Их чистая, утром пролившись, слеза
Мгновенно от сна омывает глаза.
В ночи, до упада загнавши коней,
Они об отсталости плачут своей.
Любви и страданью предавшись, они
Не знают различья: где ночи, где дни.
Творца красоты до конца возлюбив,
Они позабыли о тех, кто красив.
Красу в оболочке находят глупцы,
Лишь в сущности ищут ее мудрецы.
Взяв чашу с блаженным экстаза вином,
Забудьте о мире и этом, и том.
 

Рассказ

 
Один попрошайка настолько был смел,
Что к царскому сыну любовь возымел.
Его охватил лихорадочный пыл,
Безумные грезы лелея, бродил,
Стоял на пути, точно столб верстовой,
Иль вслед за конем он бежал, как шальной.
От слез под ногами у нищего грязь,
Все сердце изранил несчастному князь.
Придворная челядь, прознавши о том,
Ему запретила ходить пред дворцом.
Ушел он, но можно ль осилить любовь?
И к царским палатам вернулся он вновь.
Побоями нищего встретил слуга:
«Твоя чтобы здесь не ступала нога!»
Бежал и вернулся. Усердие слуг
Напрасно, коль отнял спокойствие друг.
Хоть муху и гонят, опять и опять
Все ж будет на сахар она прилетать.
Сказал ему некто: «Послушай, чудак,
Ужель для тебя так приятен тумак?»
Ответил дервиш: «Не пристало рыдать,
Побои от друга – одна благодать!
Придет ли взаимность, придет ли вражда,
Но чувство мое неизменно всегда!
Ах, если и здесь угнетает печаль,
Ужель принесет избавление даль?
Терпеть нету сил, и порвать не могу,
Забыть нету сил, и бежать не могу.
Я крепко привязан к порогу палат,
Я – гвоздь у шатра, а любовь – как канат.
Не лучше ль погибнуть в огне мотыльку,
Чем кануть во мрак, пустоту и тоску?» –
«А если ударит човганом сплеча?» –
«Что ж? Буду човгану я вместо мяча!» –
«А если взнесет он отточенный меч?» –
«Так что же? Пусть голову сносит он с плеч!
Я, право, не знаю, о друг, что со мной?
Венец иль топор над моей головой?
Меня к терпеливости ты не зови,
Смиренью, забвенью нет места в любви!
Когда б даже стал как Иаков я слеп,
Все ждал бы узреть, как Иосиф мой лен.
На мелочь обидеться может ужель
Изведавший страсти пленительный хмель?»
Раз стал он у князя лобзать стремена,
Тот гневно назад осадил скакуна,
Но нищий воскликнул, смеясь: «От меня
Зачем повернуть захотел ты коня?
Разгневался ты, о мой князь, на кого?
В ничто обратилось мое существо.
И если грешу я – виновен не я;
Тобою наполнена сущность моя.
И если я дерзко лобзал стремена,
В поступках природа моя не вольна.
С тех пор как огонь сей зажегся в крови,
Все отдал я в жертву несчастной любви.
Меня ведь убил ты стрелами очей,
К чему еще саблей грозишься своей?
Валежник сухой подожги и ступай,
А лес осужденный пылает пускай!»
 

О самозабвении в любви

 
Под звуки чарующей музыки раз
Пустилась плясунья прелестная в пляс.
Огонь ли пылавших в собраньи свечей,
Иль пыл от сердец восхищенных людей
Ей платье поджег и ее испугал.
«Не бойся, – один из влюбленных сказал. –
Смотри, у тебя обгорела пола,
Мое же все сердце сгорело дотла».
Слиянья с любимым познай благодать,
Забыв между ним и собой различать!
 

Рассказ

 
«У старца, – поведал мне странник один, –
В пустыню спасаться отправился сын.
Отца он в кручину разлуки вовлек,
И это поставили сыну в упрек.
Я позван был другом, – ответил аскет, –
Родных и друзей для меня больше нет,
Божественный образ увидел мой взор
И все остальное – лишь призрак с тех пор.
Укрывшись сюда, не пропал я, о нет!
За тем, что утратил, пошел я вослед“».
 
 
В сем мире есть некая кучка людей,
Сочтешь их за ангелов иль за зверей.
Как ангелы, хвалят немолчно творца,
Как звери, бегут от людского лица.
В них мощь, в них и слабость, – безумье и
И ясность рассудка, и пьянственный шум.
То чинят лохмотья в смиреньи они,
То жгут их, кружась в исступленьи, они.
Забыв о себе, позабыли других,
Никто не допущен к радениям их.
Всегда в исступленьи их разум, а слух
Упорно ко всем увещаниям глух.
Но утка не может в воде утонуть,
Огонь саламандре не страшен ничуть.
Хоть нищи добром, да богаты душой,
Бредут в одиночку пустыней сухой.
Они далеки от обычных дорог,
У них лишь одно устремление – бог!
Они на людей не похожи никак,
Под рясой которых безверья кушак.
Приятны, полезны они, как лоза,
А мы хоть и в рясах, но лжем за глаза.
Их внешность груба, неприглядна, строга –
Так раковин створки таят жемчуга.
Есть люди: по виду – созданье небес,
Но в их оболочке скрывается бес.
В них нету души: избегай сих людей,
В них кожа одна да скрепленье костей.
Не в каждой груди трепетанье души,
Рабы для владыки не все хороши.
Коль жемчугом станут все капельки рос,
На рынке им будет набит каждый воз.
Кто истинно к богу стремится, тому ль
Потребна неверная поступь ходуль?
Словами: «Не я ли ваш бог» опьянен,
До судного дня будет помнить их он.
Ничто устрашить бы его не могло:
Любовь, точно камень, а страх, как стекло!
 

Рассказ о владычестве любви

 
Жила в Самарканде девица одна,
Не речи, а сахар роняла она.
Блеск солнца затмивши своей красотой,
Подвижников строгих смущала покой.
Как будто, создав ту девицу, творец
Явил наивысший красы образец.
Пойдет ли – следят все влюбленно за ней,
Пожертвовать рады душою своей.
Бродил постоянно за ней по пятам
Влюбленный один. Увидав его там,
Раз дева воскликнула гневно: «Конец
Надеждам своим положи, о глупец!
Ты мне на глаза попадаться не смей,
Не то распростишься ты с жизнью своей!»
Сказал ему некто: «Довольно, забудь!
Доступней предмет поищи где-нибудь.
Ты здесь ничего не добьешься, меж тем
От горя-тоски пропадешь ты совсем».
Услышал влюбленный безумец упрек,
И с тяжким стенаньем в ответ он изрек:
«О, пусть обнажит беспощадный кинжал,
О, пусть бы во прах я, сраженный, упал.
Прохожие скажут тогда надо мной:
Сражен он жестокой любимой рукой.
Умолкни, меня не брани, не порочь:
Не в силах уйти от любимой я прочь,
К отказу от страсти меня не зови,
Себя пожалей, коль не знаешь любви.
Оставь же меня. Я готов ко всему,
Я с радостью смерть от любимой приму.
Ночами бываю я жертвой огня,
Но утро опять возрождает меня.
Ах, если умру у нее на глазах,
То с ней повстречаюсь я в райских садах!»
Не бойся любви, к ней навстречу иди:
Сраженный любовью, воспрянул Са'ди.
 

Притча

 
Вскричал убиваемый жаждою: «Ах,
Блажен, кто теперь утопает в волнах!»
Сказали ему: «Одинаков конец –
От жажды ль придет, от воды ль, о глупец!»
Ответил: «О нет! Погибая средь вод,
Уста омочить я успел бы вперед.
Кто жаждет, тот бросится в воду, забыв
О том, что назад не вернется он жив».
За милого, любящий, крепко держись,
Коль смерти захочет твоей, согласись.
Чтоб райского стал ты достоин житья,
Пройди через ад отреченья от «я».
Бывает трудом хлебороб угнетен,
Но, жатву собравши, покоится он.
На пиршестве страсти блажен только тот,
Кто в руки заветную чашу возьмет.
 

Рассказ

 
Вот что повествуют путей знатоки,
Бродяги-провидцы, цари-бедняки:
Однажды в мечеть попрошайка-старик,
Прося подаяния, утром проник.
«Послушай, ведь здесь не жилище людей, –
Сказали ему, – здесь канючить не смей!»
Спросил попрошайка: «Так чей же сей дом?
Ужель бессердечны живущие в нем?»
«Умолкни, – сказали ему, – не греши
В дому господина вселенской души».
Взглянул на михраб, на лампады старик
И издал при виде их горестный крик:
«Как горько отсюда пускаться мне в даль,
От этих дверей удаляться как жаль!
Нигде не встречал я отказа мольбам,
Ужель мне откажут входящие в храм?
Нет! Здесь протяну я просительно длань
И верю: никто мне не скажет – «отстань!»
Остался и, длань простирая вперед,
Как нищий, в мечети он жил целый год.
Но вечером как-то бедняга постиг,
Что смертный к нему приближается миг.
Его осветили свечой в ранний час –
Как утром светильник, старинушка гас.
Шептал он (прислушайтесь к этим словам):
«Толцытесь, и двери отверзятся вам».
 
 
Коль истин взыскуешь, исполнися сил;
Ах, разве бывает алхимик уныл?
Ведь злата потерю готов он стерпеть
В надежде, что золотом сделает медь.
Все можно на злато купить, но ценней
Нет вещи, чем близость к любимой своей.
Но если любимая мучит тебя –
Ищи, и другая утешит, любя.
Напрасными муками сердце не мучь –
Огонь сей погасит живительный ключ.
Но если нет равной по прелести ей,
Терпи и довольствуйся долей своей.
Тогда лишь с мучителем сердца порви,
Коль можешь утешиться ты без любви.
 

Рассказ

 
Очей некий старец всю ночь не смыкал
И утром молитвенно к богу взывал.
Но голос таинственный молвил в ответ:
«Бесплодны моленья твои, о аскет!
Господь не услышал твой стон и мольбу,
Ступай и оплакивай злую судьбу».
И снова всю ночь промолился старик;
Догадливый молвил ему ученик:
«К чему же напрасно стараться теперь?
Сия пред тобой не отверзется дверь».
Кровавые слезы струя по лицу,
С отчаяньем старец ответил юнцу:
«О юноша! Здесь бы я зря не стоял,
Когда бы другую дорогу я знал.
Коль другу уехать желанье пришло,
Я сзади рукой ухвачусь за седло.
Тогда лишь от двери уйду я, поверь,
Коль будет другая доступная дверь.
Я знаю: на эту наложен запрет –
Что ж делать? Иного ведь доступа нет».
Так молвив, на всякую жертву готов,
Поник он. Но с неба послышался зов:
«Хоть ты недостойно, неправедно жил,
Приди! Постоянством стал богу ты мил».
 

Рассказ

 
Про мужа одна молодая жена
Отцу говорила, печали полна:
«Ужель ты потерпишь, чтоб мой муженек
Меня на печальную долю обрек?
Поверь, о родитель, страдать никому,
Как мне, не приходится в нашем дому.
Мы рядышком с ним, как двоешка-миндаль,
Должны бы делить и восторг, и печаль,
А он между тем вечно мрачен на вид,
Улыбкой меня никогда не дарит».
Внимательно в жалобу дочери вник
И молвил почтенный и мудрый старик:
«Тебя красотою пленил он, о дочь,
Что ж делать? Печаль ты должна превозмочь».
Коль милому в мире подобного нет,
Терпи, ибо с ним разлучаться не след.
О, как убежишь от того, кто с тобой
Мгновенно покончит, кивнув головой?
Склонись перед богом. Он твой господин,
Над всею вселенной хозяин один.
 

Рассказ

 
Однажды хозяин раба продавал,
Я слышал, как горестно раб простонал:
«Хозяин рабов и получше найдет,
Но я-то найду ли подобных господ?»
 

Рассказ

 
Жил в Мерве пленительный врач. Он в сердцах
Царил, как царят кипарисы в садах.
Но был равнодушен он к чарам своим,
А также к страданьям пленившихся им.
Я слышал слова чужестранки больной:
«С тех пор, как я вижу его пред собой,
К чему исцеленье? Хворать я хочу:
В болезни я буду поближе к врачу».
Как часто на ум выдающийся власть
Свою налагает любовная страсть!
Всевластно над ним торжествует любовь,
И к жизни воспрянуть не может он вновь.
 

Рассказ о победе любви над разумом

 
Перчатки железные некто надев,
Решил, что его не осилит и лев,
Но зверь так насел на сего чудака,
Что силы не стало, ослабла рука.
Ему закричали: «Крепись, не робей!
Ударь рукавицей его посильней!»
Но, зверем измятый, бедняк возопил:
«Перчатка, увы, не прибавит мне сил!»
И разум пред страстью любовной, поверь,
Вот так же, как эти перчатки и зверь.
Хотя б ты доспехи носил на плечах,
Ослабнешь бесславно во львиных когтях.
Коль любишь, отбрось рассуждения ты:
Ведь мяч, о читатель, – игрушка лапты!
 

Рассказ

 
Вступили в супружество двое людей
Из родственных двух именитых семей.
Супруга довольной казалась вполне,
Но муж отвращенья был полон к жене.
Супруга к нему устремлялась душой,
Но хмурился муж, раздраженный и злой.
Рядилась жена, чтобы муж полюбил,
А он у создателя смерти просил.
К нему обратили старейшины речь:
«С женой разведись и ее обеспечь».
Пришел он в восторг: «Вот счастливый конец –
Вернуться к свободе за сотню овец!»
Узнала об этом красотка-жена,
От горя свой лик изъязвила она:
«В сто тысяч голов пусть сулят мне стада,
Но милого мне не забыть никогда!»
Не будь соблазненным усладой мирской, –
Лишь в близости к другу обрящешь покой.
 

Притча

 
Спросили страдальца любви: «Отвечай:
Твое устремление ад или рай?»
Ответил: «Меня вопрошаешь к чему?
Что другу понравится, то и приму».