Текст книги "История и культура гуннов"

В V в. доходы Восточной империи в среднем составляли 270 тысяч фунтов золотом в год. Из этой суммы примерно 45 тысяч фунтов тратилось на армию. 16 тысяч фунтов золотом, выплаченные Аттиле в 447 г. – это чуть больше 2,2 процента от сумм, поступавших в сокровищницу в год.

Самая большая годовая дань составила около 4,7 процента от расходов на армию. Но все же, если это продолжалось на протяжении многих лет, финансовое бремя было бы тяжелым, но не невыносимым. А Аттиле платили только в 448, 449 и, возможно, в 450 г. В последующие три года он находился в состоянии войны и с Восточной, и с Западной империей и потому не получал ничего.

Фрагмент из Иоанна Лида, ускользнувший от внимания Моммзена, показывает, как далека от предполагаемого банкротства была Восточная империя. Когда Лев в 457 г. сменил Марциана на троне, в сокровищнице было 100 тысяч фунтов золота, «которые Аттила, враг мира, хотел взять». Из всех византийских императоров после Марциана только Анастасий оставил после смерти более крупную сумму.

Дань была не единственным, так сказать, законным источником дохода гуннов. Гуннские лидеры получали плату золотом за вспомогательные войска, поставляемые римлянам. Аэций, вероятно, выплатил очень большую сумму за всадников, полученных им в 430-х гг. Действительно ли Аттила в середине 440-х гг. заставил римлян посылать ему золото для поддержания мира, неизвестно. Но в 449 г. он получил плату, как военный магистр, что, по словам Приска, было скрытой данью.

Гунны, вероятно, настаивали, чтобы часть средств давалась им в слитках. Они, должно быть, знали не хуже римлян, как много в обращении поврежденных, обесцененных и поддельных солидов. В 366 г. сборщикам налогов велели «привести солид к твердой и цельной массе золота». Годом позже эдикт повторили. Было сказано не использовать для расчетов солиды, потому что их часто заменяют монетами, качество которых ухудшено примесями. Солид необходимо было свести к золотому эквиваленту из расчета 72 солида за 1 фунт золота. Как показывают 16 слитков, найденных в 1887 г. в местечке Красна в Трансильвании, вестготы тоже старались не попасться на обман. Гунны вряд ли больше доверяли честности римлян. К тому же не все солиды весили одинаково, хотя отклонение от стандарта было, как правило, незначительным. Тем более удивительно, что в Кириленах (Молдова) нашли «тайник» варвара, датированный 400 г., в котором, среди прочих вещей, находился солид, весивший, вместо стандартных 4,54 г, только 3,9 г. Варвара явно обманули. Поскольку гунны не имели монет, они, вероятно, требовали в слитках только то количество золота, которое намеревались использовать для украшений. Для коммерческих сделок и участия в ярмарках им нужны были монеты.

Персидские цари часто снимали осаду города, как только осажденные собирали требуемую от них денежную сумму. В 540 г. Эдесса, к примеру, заплатила Хосрову 200 фунтов золота, а четырьмя годами позже – 500 фунтов. Нет никаких свидетельств того, что Аттила или цари до него предлагали городу откупиться. Они явно считали более выгодным взятие города ценой жизни нескольких сотен человек, в основном «расходного материала» – пехотинцев, чтобы разграбить его и увести с собой пленных, которых можно продать в рабство или получить за них выкуп.

После победы при Адрианополе готы предложили на продажу 10 тысяч пленных. Гунны, ставшие временными союзниками готов, определенно имели свою долю в этом прибыльном бизнесе. Святой Амвросий делал все от него зависящее, чтобы выкупить пленных христиан. В De officiis он писал: «Высшая степень терпимости – выкупить пленных, спасти из рук врагов, вырвать людей у смерти и, главное, вернуть родителям детей, а детям родителей, а также граждан своей стране. Это было признано, когда Фракия и Иллирия были так ужасно разорены. Сколько пленных продается во всем мире? Если собрать их вместе, их число, должно быть, превысит население целой провинции… Поэтому особая щедрость – выкуп пленных, особенно у варваров, у которых нет ни искры человеческих чувств, способных подтолкнуть их к проявлению милосердия. Ими руководит лишь алчность… Я однажды навлек бесчестье на себя, потому что сломал священные сосуды, чтобы выкупить пленных, – факт, который может вызвать недовольство ариан. Кто может быть настолько суровым, черствым и жестокосердным, чтобы выказать недовольство тем, что мужчина спасен от смерти или женщина – от непристойностей варваров, которые хуже смерти, а детей от осквернения идолов…»

В 395 г. гунны захватили тысячи пленных в азиатских провинциях и на Кавказе. Вдали от дома этих несчастных некому было выкупить, и они в основном были проданы в рабство на невольничьих рынках Дуная. Хотя гуннским царям выплатили дань, пленных продавали люди, их захватившие, которые, по всей видимости, получали также выкуп за римских солдат, попавших в их руки: 8 солидов за голову до 435 г. и 12 солидов – после. Сколько золота таким образом «утекло» в Гуннию, сказать трудно. Представляется, что много. Выкуп за гражданских пленных мог быть довольно высоким. Когда Аттила желал продемонстрировать щедрость, он просил только 500 солидов за вдову богатого горожанина. Выкуп за Бигилу составил 50 фунтов золота, то есть 3600 солидов, но это был особый случай.

Сколько золота в слитках и монетах приносили гунны из набегов, трудно даже представить. После победы над остготами они не стали преследовать вестготов, потому что были перегружены добычей, причем определенно не кухонной утварью и деревянными скамейками, а золотом, серебром и ценным оружием. То же самое случилось в Верхней Италии в 452 г.

В дополнение к дани римляне должны были посылать гуннам «дары». В этом не было ничего необычного. Даже если по договору римляне должны были варварам только некую сумму, как правило, последние получали подарки, среди которых непременно имелись предметы из драгоценных металлов. Гунны не ждали подарков, а требовали их. Когда в 450 г. римские послы не передали Аттиле привезенные с собой подарки, царь пригрозил убить их.

Уезжая из Константинополя, иностранные послы получали дары. Это был акт любезности к высоким гостям. По оценке Прокопия, общая стоимость подарков Юстиниана персидскому послу составила 1 тысячу фунтов золотом. Аттила сделал из этого обычая прибыльный бизнес. Он посылал к имперскому двору послов одного за другим, под самыми мелкими надуманными предлогами. Чтобы умиротворить дикаря, всех их одаривали богатыми подарками, за которые, вернувшись, они отчитывались перед царем.

Другой, весьма значительный источник поступления золота в казну – продажа лошадей римлянам. Кроме рабов и, возможно, шкур, гуннам больше нечего было предложить римским купцам. Отрывок из Mulomedicina Вегеция показывает, что временами экспорт лошадей из Гуннии становился процветающим бизнесом. Очевидно, он пришел в упадок в конце 440-х гг., когда гунны после двух жестоких войн потеряли не только людей, но и лошадей.

Малозаметный отрывок из Приска показывает, что в Гуннии золотые монеты были, хотя, вероятнее всего, в небольшой степени, средством обмена. В 449 г. Аттила запретил римским послам «покупать римского пленного или раба-варвара, или лошадь, или что-нибудь другое, за исключением того, что необходимо для еды, пока споры между римлянами и гуннами не будут урегулированы». У царя были все основания для такого запрета. Он хотел поймать Бигилу (Вигилу) с золотом, которое он должен заплатить Элекону за убийство своего господина. Когда впоследствии Бигилу поставили перед Аттилой и тот спросил, зачем у него при себе так много золота, тот никак не мог объяснить сумму 3600 солидов. Отрывок показывает, что не только на границе, но и в глубине территории Гуннии можно было купить и продать за римские золотые монеты рабов, лошадей и еду. Использовались ли во времена Аттилы эти монеты как средство платежа только в контактах с римлянами или между самими гуннами тоже, сказать невозможно. Но последнее исключить нельзя.

Торговля

Долгая, дорогостоящая и ничего не решившая война, которую император Валенс вел с вестготами, закончилась в 369 г. договором, сведшим к минимуму прежде довольно-таки тесные контакты между империей и задунайскими варварами. Римляне прекратили выплачивать ежегодные субсидии, получаемые готами с тех пор, как они стали федератами. Односторонний обмен «дарами» между императором и его «друзьями» подошел к концу. До войны римляне и готы вели активный бартер вдоль всего побережья, и многие офицеры пограничной армии были скорее купцами и работорговцами, чем солдатами. Начиная с 369 г. торговля между Римской империей и Готией, ставшей такой же независимой, как Персия, была ограничена двумя ярмарками на левом берегу Дуная. Но и сюда можно было привозить свои товары и заключать сделки только в определенное время года.

Имперское правительство строго следило, чтобы коммерческие отношения между его подданными и варварами удерживались в жестких границах. Так, было только два места для торговли с квадами и маркоманнами. Чтобы контролировать торговлю с языгами, в 371 г. недалеко от Грана построили крепость Commercium. Другие крепости, вероятно, были слишком заняты на протяжении всего года, чтобы следить за беспокойными варварами и предотвращать тайные переправы мародеров (clandestinos latrunculorum transitus). Закон 368 г. запрещал продажу вина и масла варварам. Спустя несколько лет купцам, которые платили золотом за рабов или другие товары, пригрозили смертью. То же самое наказание ожидало тех, кто продавал оружие и материалы для его изготовления любым варварам. Определяли или нет договоры с персами, какие именно товары можно экспортировать, неизвестно, но мы можем быть уверены, что римляне не продавали оружие «царю царей». На персидской границе торговля велась тоже только в нескольких местах. В 409 г., «чтобы чужеземцы не выведали наши секреты, что было бы неправильно», римляне разрешили торговать с персами только в трех местах: Нисибий, Артаксата, Каллиник.

То, что повествует Приск, наш единственный авторитет, по вопросу торговых отношений между Восточной Римской империей и гуннами, вполне вписывается в эту картину. Ярмарки устраивались в установленные даты, один раз в год, вероятно поздней весной или в начале лета[92]92
  Кампания 441 г., начавшаяся после гуннского нападения на римлян на ярмарке, продолжалась несколько месяцев, прежде чем зима положила ей конец.


[Закрыть]. Пока граница шла по Дунаю, место для ярмарки было на берегу, предположительно на северном. После 447 г. оно переместилось в Ниш (Найсус)[93]93
  Аттила потребовал, чтобы ярмарку в Иллирии провели не на Дунае, а в Нише. Томпсон неправильно понял текст. Торговый город невозможно «перевести из Иллирии в Ниш», потому что Ниш был в Иллирии.


[Закрыть]. Когда Денгизих и Эрнак, сыновья Аттилы, попросили мира, они захотели, чтобы, среди всего прочего, ярмарка на Дунае была открыта, «как в прежние времена». Очевидно, имелось только одно место, где римляне и гунны встречались для бартера.

Но из этого вовсе не следует, что объем торговли с гуннами был ничтожным. В дополнение к легальной торговле римские грузы, вероятнее всего, ввозились в Гуннию контрабандой, так же как и гуннские рабы и лошади – на римские территории. Но все же, очевидно, общий объем торговли, легальной и нелегальной, являлся небольшим. Утверждение Томпсона, что вся буржуазия Восточной империи была кровно заинтересована в поддержании и расширении торговых отношений с гуннами, не подтверждается ни литературными, ни археологическими свидетельствами. Несомненно, некоторые люди на этом хорошо зарабатывали. Если на ярмарках в империи можно было получить 50-процентный доход, торговля с варварами, безусловно, оказывалась прибыльной, тем более что продавцы не испытывали никаких угрызений совести, обманывая гуннов. Святой Амвросий не считал грехом одалживать варварам деньги под ростовщические проценты: «Тому, кого нельзя легко победить на войне, можно отомстить стократ. Бери процент с того, для кого не является преступлением убить. Там, где есть право убивать, есть и право брать ростовщический процент».

Шелк

Как и варвары на китайской границе, ценившие шелк больше любых других продуктов своего соседа и врага, варвары на Западе очень высоко ценили римский шелк. В 408 г. Аларих потребовал и получил из города Рима 4 тысячи шелковых туник. Его преемник Атаульф подарил 50 молодых людей, одетых в шелк, на свадьбу Галле Плацидии. Среди одежды, которую восточные римляне регулярно отправляли вестготам, безусловно, были и шелковые туники.

Гунны получали шелк разными путями. Во-первых, они привозили его домой после набегов. Как и готы в Италии, гунны, пока находились на римской территории, покупали шелк и римских дилеров. «Unde pellito serica vestimenta?» – спросил Максим Туринский. Во-вторых, гунны приобретали шелк на ярмарках; в предшествующие века он попадал к варварам степей через города Эвксина. Шелк был найден в районе Керчи (Крым), позднесарматском захоронении в Мариентале (Советское) на реке Большой Караман и в Шилове. Наконец, император отправлял шелк в подарок гуннской знати и Аттиле, как позднее посылал шелковые одежды аварским каганам. Аттила важно возлежал в шелковом шатре. Эдекон и Орест, должно быть, выглядели странно в римских шелковых одеждах, но они им, безусловно, нравились.

Вина

Если верить Астерию Амасийскому, гунны на Черном море не пили вина, возможно, не потому, что оно им не нравилось, – просто они не могли его достать. В Венгрии все было иначе. От Приска мы знаем, что при дворе Аттилы вино пили в больших количествах. Супруга Онегесия предложила Аттиле кубок вина. На большом пиршестве, прежде чем подали еду, Аттила произнес тост за всех знатных гостей, включая римских послов, они в свою очередь произнесли ответные тосты. Все пили вино. После первого блюда снова пили вино и после второго тоже, и, когда римляне поздно ночью ушли, гунны остались и продолжали пить. На обеде в доме Адамиса каждый гость получал небольшой бочонок вина от других и должен был ответить тем же. Поскольку ни гунны, ни их подданные, возможно за исключением немногочисленных римлян, не знали, как выращивать виноград и делать вино, ясно, что последнее ввозили в Гуннию в больших количествах. В VI в. массагеты – гунны в византийской армии – были неуемными пьяницами, даже худшими, чем готы.

Глава 4
Общество

Ни в одном из разделов изучения гуннов противоречия между немногочисленными фактами и построенными на них теориями не являются столь очевидными, как в исследовании гуннского общества. Искушение поместить гуннов в любимую социально-экономическую категорию исследователя, судя по всему, труднопреодолимо. Поздние византийские авторы часто транскрибируют титулы варваров. Они говорят χαγάνος об аварах, βοιλᾶς о булгарах и τουδοῦος о хазарах. Приск использовал только греческие слова для обозначения рангов и титулов гуннов. Каким словом он перевел βασιλεύς, неизвестно. Но некоторые современные авторы называют Аттилу «каганом», как будто они были вместе с Приском при дворе и, зная язык гуннов, понимали, как к нему обращаются подданные. Другие, «свалив в одну кучу» всех евразийских кочевников и полукочевников, от скифов до казахов XIX в., построили то, что сами же назвали кочевническим обществом, разбрасываясь якобы техническими терминами, вроде il и ordu. Самым большим грешником в этом отношении был Т. Пейскер, у которого имеются последователи. Томпсон видит гуннов завывающей толпой полуобнаженных дикарей. В своем желании столкнуть не только гуннов, но и их союзников на нижние ступени лестницы эволюции Томпсон временами даже ошибочно переводит тексты. Он ссылается на Созомена (IX, 5): «Церковный историк увидел многих из них [скиров] у подножия и на склонах горы Олимп в Вифинии; предположительно, они работали пастухами в римских владениях».

В действительности Созомен видел их обрабатывающими землю. Советские историки нашли для гуннов место в линейной эволюции социальных функций, составленной Льюисом Морганом, которой более или менее точно следовал Ф. Энгельс. Гунны, по их словам, находились на последней стадии «варварства», когда «языческое общество» развивается в «военную демократию», которую Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» характеризовал следующим образом: «Военачальник, совет, народное собрание образуют органы родового общества, развивающегося в военную демократию. Военную потому, что война и организация для войны становятся теперь регулярными функциями народной жизни. Богатства соседей возбуждают жадность народов, у которых приобретение богатства оказывается уже одной из важнейших жизненных целей. Они варвары: грабеж им кажется более легким и даже более почетным, чем созидательный труд. Война, которую раньше вели только для того, чтобы отомстить за нападения, или для того, чтобы расширить территорию, ставшую недостаточной, ведется теперь только ради грабежа, становится постоянным промыслом…»

По Энгельсу, греки в героическом веке были типичными представителями военной демократии. Советские историки, неустанно повторяя, что гунны достигли той же стадии, конечно, даже не пытались это доказать. Имена Аттила и Агамемнон начинаются с одной и той же буквы – и это все. Если все народы, которые под руководством военачальников грабили своих соседей, жили при военной демократии, ассирийцы, скотоводы-зулусы, земледельцы-ацтеки и пираты-викинги входят в одну группу. После многих попыток точнее определить «военную демократию» она постепенно превратилась в пустую фразу. Теперь нам говорят, что это тип политической надстройки, который не отражает процессы, происходившие в экономической базе.

Единственным советским ученым, который отнесся к определению Энгельса серьезно, был А. Бернштам. Поскольку предполагается, что общество, которое следует за другим, представляет более высокую стадию развития человечества, молодая военная демократия гуннов в свое время сыграла прогрессивную роль. Бернштам весьма оригинально повернул концепцию прогресса. Он не утверждал, что гунны сами по себе более развиты, чем народы, которые они покорили. Их вклад в прогресс был скорее косвенным: они помогли сломать «рабовладельческие» общества, в том числе Римскую империю, тем самым расчистив дорогу для более прогрессивного феодализма. Именно этот тезис Бернштам изложил в своих «Очерках по истории гуннов».

Он подвергся яростным нападкам. Это правда, Бернштам совершил ряд грубых ошибок. Вместо того чтобы обратиться к первоисточникам, он использовал цитаты из безнадежно устаревших компиляций. Но его главный грех в том, что он поставил гуннов на тот же уровень, что и молодые варварские народы – славянские и, хотя это было произнесено только шепотом, германские племена. Как и их последователи – авары, печенеги и монголы, – гунны были злейшими врагами миролюбивых наций Восточной Европы. Книга Бернштама была изъята из обращения.

Обязанность держаться в рамках марксизма ведет к странным результатам. Венгерский историк и филолог Харматта в 1951 и 1952 гг. опубликовал несколько статей о гуннском обществе с длинными цитатами из трудов индийских, аккадских, иранских и ряда других древних авторов. Тщательно взвесив все за и против, он пришел к выводу, что гуннское общество стало государством в 445 г., плюс-минус два года. Но непокорные гунны отказались умещаться в рамки, определенные Энгельсом. Гуннское общество, заключил Харматта, «не имело определенного собственного характера».

Значения терминов для социальных институтов гуннов приходится определять по контексту. Λογάδες, утверждают словари, это «избранные люди». Таков ли смысл у Приска? Поскольку исследователи гуннов обычно читают ранних византийских авторов так, словно они написаны Фукидидом, их труды содержат ряд ошибок. Далее я лишь буду касаться взглядов на гуннское общество Томпсона и Харматты – только они отнеслись к вопросу с должной вдумчивостью.

Приск – единственный автор, писавший о гуннских logades. Пятерых он называет по именам:

1. Онегесий, «который обладал властью, уступавшей только Аттиле между скифами».

2. Скотта, брат Онегесия, который хвастался, что может говорить или действовать «на равных с братом перед Аттилой».

3. Эдекон, знаменитый воин гуннского происхождения.

4. Берих, повелитель многих деревень.

5. Орест, римлянин из Паннонии, секретарь Аттилы.

Это слово также встречается еще в восьми отрывках.

6. Эдекон, и Орест, и Скотта, «и другие logades».

7. «Logades скифов, как Аттила, брали пленных из числа зажиточных людей, потому что их можно было продать дороже».

8. Онегесий устроил совет «с logades».

9. Римские послы направились к дому Адамиса «с некоторыми из logades этого народа».

10. Аттила приказал «всем logades собраться вокруг него», чтобы показать дружбу Максимину.

11. Хризафий спросил, легко ли попасть к Аттиле Эдекону, который ответил, что является близким другом Аттилы, а также его телохранителем «вместе с другими logades, избранными для этого».

12. Хелхал собрал logades готов.

13. Кунха, царь кидаритов, желая наказать Пейроза за ложь, «притворился, что ведет войну с соседями и ему нужны люди, но не солдаты, пригодные для войны, таких у него бесконечно много, а люди, которые могли бы служить военачальниками». Пейроз послал ему три сотни logades.

По мнению Томпсона, logades – это стержень всей администрации гуннской империи. Он идентифицировал их с аттиловским ἐπιτήδειοι и οἰϰεῖoι ϰαὶ λοχαγοί Ульдина.

Предполагается, что они управляли определенными частями империи, следили за порядком, собирали дань и продовольствие. Во время военных кампаний они командовали не только специальными отрядами гуннов, но также контингентами, сформированными на территориях, которыми они владели. Томпсон не перевел слово, как будто logades – некий технический термин. Он даже упомянул о времени, когда появился институт logades.

Харматта первым подчеркнул факт, что logades, о которых писал Приск, имеют не гуннские, а германские и греческие имена. Предполагалось, что Аттила ликвидировал старую племенную организацию и правил, опираясь на помощь logades. Позднее Харматта отверг отождествление Томпсоном logades с ἐπιτήδειοι, что на самом деле означает «друзья», и также с οἰϰεῖoı ϰαὶ λοχαγοί Ульдина, его соплеменниками и офицерами. Он также снизил зависимость logades от Аттилы. По его мнению, они были правящим классом, сравнимым с vazurgān uδ āzāδān – «великими и знатными» сасанидской Персии. Во всем остальном Харматта соглашался с Томпсоном. Его logades также правили территориями, собирали налоги и т. д.

Альтхайм (1962. 4) считает logades «новым закрытым сословием». Они так называются, утверждает он, поскольку в буквальном смысле выбирались Аттилой, который использовал их в разных кампаниях, для выполнения дипломатических поручений и сбора налогов.

Эти ученые читают у Приска больше, чем он написал. Он ничего не говорил о сборе налогов, только упоминал, что Берих являлся господином многих деревень, но из этого вовсе не следует, что все logades, включая секретаря Аттилы, были крупными землевладельцами. Несчастные готы, которые в конце 460-х гг. скитались по северным Балканам, тоже имели logades. Поскольку они не имели земли – им пришлось просить ее у римлян, – их logades не могли быть землевладельцами. Не было у готов и короля, чтобы этих logades выбрать. Загипнотизированные словом, которое они не смогли найти у других авторов – современников Приска, Томпсон, Харматта и Альтхайм превратили его в обозначение хорошо определенной социальной группы.

В действительности начиная с III в. logades означало «известный, знаменитый, заслуженный». Ритор (гл. III, Менандр) Περὶ ἐπιδεϰτιϰῶѵ говорит, что их никто не выбирал, они не имели ни земли, ни лошадей, но были полны мудрости и добродетелей σοφίας ϰαὶ ἀρετῆς τροφίμυς. Василий, старший брат Григория из Ниссы, был λογὰς ἀѵὴρ ϰαὶ ὀѵομαςτὸς ϰατὰ φιλοσοφίαѵ. Опровергая трактат Юлиана против галилейцев, Кирилл Александрийский, современник Приска, восхвалял греческих logades, которые снова не были ни землевладельцами, ни военачальниками; logades – Платон и Плутарх. В VIII в. Феофан, вероятно цитируя более раннего автора, писал о logades в Антиохии, приверженцах доктрины Нестория. Я узнал от профессора И. Севченко, что в русских летописях logades – это «лучшие люди». При переводе «Алексиад» Анны Комнины, Лейб (1945) назвал logades «элитой». Таково и значение в современном греческом языке – «элита нации».

Нет никаких оснований утверждать, что эти выдающиеся люди гуннов имели между собой что-то общее, кроме известности. Если бы Приск писал на латыни, он, вероятно, назвал бы их optimates. У Аммиана Марцеллина optimates очень близко к logades. Аммиан был хорошо информирован о рангах у алеманнов, против которых сражался Юлиан. Их возглавляли Хнодомар и Серапион, potestate excelsiores ante alios reges; далее следовало пять королей, potestate, потом regates, много optimates и только потом шли простолюдины. Сарматы в Венгрии имели regales, subreguli, optimates. Может показаться, что optimates Марцеллина стоят лишь на одну ступеньку выше, чем простолюдины. Но, говоря об optimates армян и готов, Аммиан явно имел в виду не мелкую знать, а всех людей, кому есть что сказать. Император Валент отказывался говорить с послами, которых направлял к нему Фритигерн, поскольку они были низкого ранга. Он требовал, чтобы готы посылали к нему только optimates, выдающихся людей. Хортар, один из двух алеманнских лидеров, которых Валентиниан назначил на командные посты в своей армии, находился в предательском контакте с королем Макрианом и optimates варваров: здесь снова optimates – просто выдающиеся люди, можно сказать, logades. Гуннскому logades соответствует ϰορυφαῖοι готов.

Приск понимал, что не все выдающиеся люди при дворе Аттилы имеют одинаковый ранг. Он заметил, что Онегесий сидел справа от царя – с более почетной стороны, а другие, такие как Берих, – слева. Бигила сказал ему, что гунн Эдекон превосходит римлянина Ореста. Но Приска не слишком интересовали тонкости различий между выдающимися людьми. Римские послы должны были иметь дело с Аттилой – за ним было окончательное слово, так что к остальным можно было относиться без должной серьезности. Только то, что Приск рассказал об акацирах, дает некоторую информацию о структуре гуннского общества.

Акациры, гуннский народ ἔθνος, были разделены на племена и кланы, во главе которых стояли многочисленные правители πολλῶν ϰατά φῦλα ϰαὶ γένη ἀρχόντων. Куридах обладал верховной властью πρεσβύτερον ἐν τῇ ἀρχῇ, остальные были соправителями συμβασιλεύοντες[94]94
  Там же.


[Закрыть].

(В этом месте рукопись прерывается. – Ред.)

Это редчайший случай в ранней византийской литературе, когда контекст позволяет нам определить значение терминов, обозначающих подразделение варварских народов и их лидеров. Народ, ἔθνος, состоит из племен, φῦλα, и кланов, γένη. Куридах – (1) βασιλεύς акациров; (2) ἄρχων; (3) и как лидер φῦλον – φύλαρχος.

Например, Томпсон утверждает, что Олимпиодор различает военачальника конфедерации варварских племен и военачальника отдельного племени, называя первого φύλαρχος, а последнего ῥήξ. Но он ошибается. Ῥήξ – Это, конечно, латинское rex, какой бы ни была изначальная связь этого слова с кельтским rigs. Латинские писатели IV–V вв. не видели различия между reges за пределами границ. Аммиан Марцеллин называет правителя бургундов (XXVIII. 5, 10, 13, 14), квадов (XVII. 12, 21) и диких маврских племен (XXIX. 5, 51) reges, так же как семерых правителей алеманнов (XVI. 12, 25) и великого Шапура, равного звездам, брата солнца и луны (XVII. 5, 3). Слово в том же значении было взято на вооружение греками. В письме, написанном в 404 г., Иоанн Златоуст говорит о ῥήξ готов в Крыму. В то же самое время Олимпиодор, которому нравились латинские слова, говорит о первом среди ῥῆγες у гуннов. Гунны были в своем роде великими правителями, и перевод «царь» представляется весьма уместным. Но Олимпиодор так же называет и кондотьера Сара, dux небольшого отряда готов. У Малала Бренна – rhex Галлии, Одоакр – rhex варваров, правители вандалов – rheges Африки, остготов – rheges Италии, Стирах и Глон – rheges гуннов, а Боа – rhegissa. При желании можно перевести rhex как «царь, король». Но предпочтительнее транскрибировать слово. В любом случае rhex у Олимпиодора – это не больше военный лидер племени, чем готский правитель, который просит нового епископа для своего народа.

βασιλεύς – слово с двумя значениями. В официальных документах, таких как дипломатические ноты, оно использовалось только применительно к римскому императору.

Западные римляне боялись, что однажды Аттила настоит на обращении basileus вместо magister militum. Интересно узнать, как восточные римляне обращались к нему. Они могли использовать такие нейтральные термины, как hegemon или hegoumenos гуннов. После смерти Бледы подходящим титулом признали monarchos. Приск назвал персидского царя monarchos, а Менандр не посчитал нужным объяснить, почему он писал о monarchos лангобардов. К Аттиле могли обращаться ϰατάρχων τῶν Οὔννων, а Теодерих Страбон был ϰατάρχων των Γότθων. Косой был также ἀρχηγός, и даже αὐτοϰράτωρ – титул, которым обычно обращаются к императору.

Харматта считал, что Аттила стал первым варваром, которому восточные римляне пожаловали титул basileus, потому что его общественное положение, авторитет и абсолютная власть были аналогичны императорским. Впервые термин basileus стал использоваться в связи с Аттилой, то есть правителем варваров – прежние резкие различия между византийским монархом и царями варваров постепенно сгладились. Это объясняет, почему Приск применяет термин basileus то к королю франков, то к вождям акациров.

Это звучит вполне правдоподобно, но это неверно. Харматта не обратил внимания на то, как авторы, писавшие исторические труды, говорили о правителях варваров. Если бы Евнапий являлся послом при дворе вестготского властелина, он наверняка не стал бы обращаться к нему basileus. Но когда он писал об Атанарихе, то называл его basileus без каких-либо сомнений. Правитель племени чамави, врагов Юлиана, был basileus. Евнапий писал за много лет до Аттилы. А Приск щедро даровал этот титул гуннскому, так же как и другим варварским правителям. Аттила был не первым царем гуннов. Руга был тоже βασιλεύων. Βασιλεῖα гуннов перешла к Аттиле и Бледе. Руга и Бледа – basileus гуннов. Приск упоминает не только о царях франков и акациров. Он пишет и о царстве лазов на Кавказе. В трудах VI в. мы читаем о царях аксумитов и иберийцев, которые не признавались таковыми восточными римлянами, но это не смущало историков.

Третий неоднозначный термин, значение которого Томпсон и Харматта определили слишком узко, это φύλαρχος. По Томпсону, у Олимпиодора phylarchos – это военный лидер конфедерации племен. Термин встречается у Олимпиодора пять раз. Аларих и Валия – phylarchoi вестготов, Гунтиарий – phylarchos бургундов, а блеммии имели phylarchoi и prophetae, жрецов Исиды. Нет никаких разумных оснований предполагать, что в V в. вестготы и бургунды являлись конфедерацией племен. И у блеммиев не было конфедераций, которые, в свою очередь, состояли из какого-то количества племен. Их phylarchoi определенно – вожди племен. Еще дальше от правды определение Харматты (1952. 292–293). «Слово phylarchos, – пишет он, – означает официальный титул, даваемый императором Восточной Римской или Византийской империи лидерам союзнических варварских народов, по крайней мере с конца IV века». Но это еще не все. Дальше он продолжает: «Этим лидерам варваров давались римские auxilia (помощь, поддержка (лат.). – Пер.), деньги, снабжение, римские советники и римские сановники – иными словами, делалось все, чтобы стабилизировать их авторитет и власть в отношении других членов племени». Харматта глубоко ошибается. Достаточно прочитать первый фрагмент об Аларихе. Харматта цитирует только часть фразы: Аларих – phylarchos вестготов. Но дальше Олимпиодор повествует, как этот «союзник» римлян взял Рим, безжалостно его разграбил и взял в плен Галлу Плацидию, сестру императора.