Текст книги "Погребенные. Легенда о Маат"

X

Никто не спешил приступать к моим тренировкам, а я, побаиваясь, что кто-то снова запрёт меня, старалась развлекать себя долгими прогулками по пугающе длинным и молчаливым коридорам. Мираксес здесь совсем не нравилось. Она предпочитала огромную кровать и обманчивое ощущение безопасности, которое могло подарить лишь мягкое одеяло.

Это место было обителью смерти. Оно чувствовалось как смерть.

Никто, кроме самих умерших, на самом деле не знал, какой на вкус и цвет была смерть. И то, как образы Аники Ришар вписались в картину, которая предстала перед нами в Дуате, было крайне странно и жутко. Смерть была именно такой, какой она себе её рисовала: пустой, серой, безмолвной. Солнечный свет был тёплым и жёлтым, темнота – непроглядной и немного пугающей, но Дуат оказался пустым. Там, где коридоры не освещались огнём, всё виделось лишённым красок жизни. Здесь было ни темно, ни светло. Здесь было никак.

Пока я слонялась без дела, слыша лишь топот собственных босых ног о каменные, начищенные до блеска полы, в памяти всплывали туманные подробности, образы. Теперь там, в кошмарах Аники Ришар, была я, липкий страх человека, отдающего сердце в руки Анубиса, и перо истины на одной из чаш весов.

Полутёмные коридоры дворца напоминали извращённый лабиринт, в котором стены то и дело меняли своё положение. Я даже примерно не представляла масштабы его величия, но вряд ли кто-либо когда-либо здесь страдал от скромности. Пусть мы и делили один дом, за последние несколько суток, которые могли быть не сутками и даже не неделями, я натыкалась лишь на прислужниц. Как всегда, молчаливые, с опущенными и спрятанными под мантиями лицами, они склоняли головы в знак уважения, а потом растворялись в пространстве, оставляя за собой лишь холод и неконтролируемое желание обнять себя руками, спрятаться.

Какие тайны и легенды хранили эти стены? Сколько крови и смерти впитали в себя эти полы?

– Маат.

Я привыкла к новому-старому имени, но уже почти лишилась надежды встретить хоть одну живую душу, умеющую пользоваться языком. Когда кто-то выпрыгнул из-за угла, я громко запищала и прижала руки к груди.

– Чёрт подери!

Акер опустил голову и сложил губы в немного сочувствующей улыбке.

– «Чёрт»? Что это значит?

Я перевела дыхание, ощутив прилив радости от того, что наконец кого-то встретила. И сглотнула, невольно коснувшись взглядом крепкого, обнажённого торса, в некоторых местах исписанного незнакомыми символами. Наверное, будь у меня такой же торс, я бы тоже ходила голой.

– Это очень длинная история, – пробормотала я.

– Я бы хотел послушать её. – Он улыбнулся. – Бастет собирает всех на примирительную трапезу, но я хотел предложить немного прогуляться до неё. Может быть, размяться перед предстоящими тренировками.

– О… – Я окинула взглядом не совсем приглядный для занятий наряд, состоящий из обрезка чёрного шёлка, который мог служить и ночным платьем, и вечерним, если собрать волосы во что-то приличное.

Приняв замешательство за положительный ответ, Акер пропустил меня вперёд и попросил свернуть направо, а затем налево. Я ощущала на себе его пристальный взгляд, от волнения пружинисто шагая вперёд.

– Я бродила тут целую бесконечность. Где вы были?

– Заняты своими делами. За последние пару тысяч лет работы накопилось… неприлично много.

Если с Анубисом всё было предельно ясно, о роде деятельности Бастет я не догадывалась: она могла быть палачом и доброй тётушкой одновременно.

– Чем занимается Бастет? Разве она не покровительствовала живым? – Этот вопрос я хотела задать уже очень давно, но между попытками выжить и не сойти с ума как-то не находила подходящего момента.

В моих детских воспоминаниях Бастет была высшей. Достигая определённой зрелости, низшие боги могли пройти отбор и отправиться в мир людей. То же самое совершил и Габриэль, когда вместе с женой вернулся обратно в Дуат, но я не помнила, чтобы переход был возможен в обратном направлении.

– В своё время Бастет добровольно отказалась от всех прелестей жизни среди людей и вернулась сюда, в Дуат, – ответил Акер, когда мы свернули в очередной тёмный коридор.

– Почему она так сделала?

– Спроси у неё сама, уверен, что тебе понравится ответ.

Я нахмурила брови, будучи и без того слишком перегруженной тайными тайнами в кубе. Мне очень хотелось, чтобы все вокруг перестали изъясняться загадками и двусмысленными оборотами. Чёрт возьми, я не хотела дозировать правду – мне, на хрен, не терпелось ей отравиться!

– И чем же она занимается теперь?

– Следит, чтобы те, кому повезло оказаться в Иалу, получили своё заслуженное счастье.

– Счастье – крайне растяжимое понятие. Иногда люди сами не знают, что им нужно.

– В этом и есть вся сила Бастет: она всегда знает наверняка. Будь аккуратнее, – последнее слово он произнёс тише предыдущих. – Тот, кто знает, что приносит другому истинное счастье, порой может быть самым опасным врагом. Так что там с чёртом?

– Аналог Анубиса. – Или Амсета? – Что-то вроде страшного чудовища, которое встречает грешника после смерти во многих современных религиях.

– Что ж, в какой-то степени мне приятно знать, что даже без нашего непосредственного участия в своём восприятии мира люди далеко не ушли. Лишь дали старым понятиям новые имена.

Он коснулся моих лопаток, направляя в другую сторону, когда на развилке я шагнула не туда. Я вздрогнула, ощутив тепло его пальцев на голой коже. Было в этом что-то… знакомое.

Мы вышли к лестнице и начали спускаться.

– Ты чувствуешь, что твоя миссия – вернуть людям истинную веру?

– Нет, – хохотнул Акер. – Это всё задача Анубиса и Бастет. Люди меня мало волнуют.

Я слегка обернулась, и он добавил, недобро улыбнувшись:

– Пока я сыт.

– Что случается, когда ты голоден?

– Зависит от причины голода, – очень многозначительно ответил он.

Здесь, на севере, дули сильные ветра. Они пронизывали, пробирали до самых костей резкими, колючими порывами. И без того плохая причёска окончательно потеряла опрятный вид: ветер разнёс волосы в разные стороны, местами приподнял короткое платье, которое я старательно натягивала обратно.

Преодолев страх и любопытство, я посмотрела вниз с высокого моста и с леденящим душу ужасом встретила неизмеримую высоту – под нами ничего не было. Между величественными стенами дворца и скалистыми образованиями, к которым мы шли, распахивала объятия непроглядная пустота.

– Что случится, если я упаду туда? – дрожащим от волнения голосом поинтересовалась я.

Акер пожал плечами.

– То есть туда никто и никогда не падал?

– Это странно? Вообще-то мы не особо любим лететь головой в безызвестность.

– В Дуате есть что-то вам безызвестное?

Мы пошли дальше. Я старалась держаться центра моста, последние семь лет страдая от страха высоты.

– Большая часть этого мира нам совершенно неизвестна. Он был создан не нами, а творения не могут разгадать все замыслы своего творца.

– А мир людей? Его создали мы – значит, мы всё о нём знаем.

– Сейчас я уже не уверен, что это действительно так, – задумчиво протянул Акер.

Мост заканчивался лестницей вниз. Впервые, за время проведённое здесь, я увидела живые растения, берущие своё начало из чёрной почвы, а не из горшка на балконе.

Место, в которое меня привёл Акер, было совершенно другим. Живым. Пробираясь сквозь зелёные ветви деревьев, ломившиеся от крупных плодов неизвестных фруктов, я ощутила прохладу и твёрдость земли под ногами.

– Потрясающе! – прошептала я и широко раскрыла рот, когда над головой пронеслась стая маленьких птичек.

– Ты не любила это место, – раздвигая передо мной ветви, как-то странно улыбнулся Акер.

– Да? Я была дурой. – Утверждение, как мне казалось, прекрасно описывающее меня в любой ситуации.

Мы вышли из-за зелёного ограждения и оказались в окружении пестрящих яркими цветами кустарников. Кроме нас и природы, здесь совсем ничего не было. И мира мёртвых здесь тоже не было. Это место источало жизнь, струилось словно прохладный весенний вечер в лучшем из придуманных людьми саду.

– Ты не была дурой. Ты была взаперти, а это место лишь напоминало о мире, в который ты не могла попасть, – жалея меня, ответил Акер.

– Что ж, тогда мне придётся постараться, чтобы получить возможность вернуться обратно.

– Да, Маат. Тебе придётся постараться. – Мужчина протянул мне руку, явно предлагая вложить в неё свою ладонь. – Поэтому я решил позвать тебя прогуляться, чтобы немного потренироваться. Начать с самого простого в тишине и спокойствии. Чем ближе к цели, тем менее приятными будут твои тренировки.

Я протянула руку, с интересом изучая то, как гармонично сочеталась его коричневая и моя золотистая кожа. Когда он легонько сжал кончики моих пальцев, я подняла голову.

Между нами существовала связь. Она не была такой сильной, как с Габриэлем, поэтому не такой болезненной. Но Акер точно не был мне чужим. Наши ладони что-то соединяло, а в глазах горело взаимное любопытство.

– Ты единственный, кто так спокойно реагирует на то, что я всё забыла.

Он ответил не сразу, прикрыв глаза.

– Это и будет нашим первым уроком. Я не стану сопротивляться, а помогу тебе поблуждать по каким-то отдельным воспоминаниям в моей голове. Ты должна быть спокойна и не бояться силы, которой воспользуешься.

– Это больно, если ты не будешь сопротивляться?

– Это не очень приятно, но не так, как когда это происходит против воли.

– Ладно. – Я закрыла глаза следом за ним и постаралась немного расслабиться. – Но я не знаю, как это должно происходить. Есть какое-то заклинание?

Уверена, что он улыбнулся, но ответил с напускной серьёзностью и тоном, которым обычно отвечал Габриэль Эттвуд, когда я задавала сотню вопросов подряд:

– Да, конечно. Сейчас принесу книгу по проникновению в дебри чужого разума.

– Правда? – Я резко распахнула глаза.

– Конечно, нет, – фыркнул Акер, не открывая глаза. – Просто подумай о том, как тебе жаль, что не помнишь меня. Проберись в мою голову из благих намерений. Сделай это ради себя и ради меня.

– Легче сказать, чем сделать, – вцепившись ногтями в широкую мужскую ладонь, процедила я.

– Разодрать мне руку не поможет.

– Ну так расскажи, что поможет!

– Тебе не понравится.

– Мне понравится любая помощь… – Но эти слова сорвались с языка прямо в его горячий рот, одним резким порывом прижавшийся к моим губам.

– Оу… – только и пробормотала я, уже забыв, как правильно целоваться.

– Оу? – переспросил он мне в губы. – Совсем, что ли, ничего?

– А что должно быть?

Он отстранился и не стал скрывать разочарования, выраженного поджатыми губами и немного съехавшими на переносицу бровями.

– Вспышка, но я был бы рад и небольшой искре, которая стала бы точкой вхождения в мой разум.

Тот факт, что за последние две тысячи лет взаперти в Дуате у него не было времени найти себе новую подружку, всё сильно усложнял. Возможности богов заводить тесные, более глубокие, чем сексуальные, связи вообще были крайне ограничены.

Пыл Акера поубавился. Он понял, что по отношению к нему я не испытываю ничего, кроме замешательства. Но замешательства оказалось недостаточно, чтобы вывести меня из равновесия. Чтобы завести в организме процессы, которые пока не поддавались контролю, мне требовалась не искра и не вспышка. Я нуждалась во взрыве.

– Прости, это очень неловко. Я поступил… спонтанно, – пробормотал он. – Ты ведь ничего не помнишь…

– Мы были вместе, да? – Требовалось задать этот вопрос раньше и заодно прояснить своё отношение к несанкционированным попыткам затолкать в моё горло чужой язык.

– Ты бросила меня незадолго до того, как всё случилось, – вздохнул мужчина, потерев переносицу. – Я… Прости, странно получилось.

– Не извиняйся, Акер, здесь нет твоей вины. В мире людей в моей жизни прошло столько тысячелетий, случилось столько всего… – Мне оставалось лишь добавить типичное «дело не в тебе, дело во мне».

– Да уж. – Он в последний раз посмотрел на мои губы и уселся на землю, собрав длинные ноги в аккуратную позу лотоса. – Так странно осознавать, что мы просто застыли во времени.

Застыли во времени. Даже если бы очень захотела, я бы не смогла приблизиться к понимаю того, насколько странно ощущал себя Акер и другие боги после стольких столетий в полной изоляции. Они всё ещё могли контролировать людей, их жизни, но понятия не имели, над кем вновь обрели власть.

– Будешь вино?

– Откуда здесь вино? – Я плюхнулась рядом с ним, но раньше ответа увидела знакомую чёрную тень с золотым кувшином в руках. Покорно опустив голову, прислужница показалась из-за деревьев.

Я не знала, была ли она одной из тех, что травила меня ячменной кашей, но всё равно недовольно фыркнула. Даже сейчас, когда я думала, что мы находились совсем одни, за нами наблюдали молчаливые тени. Но оставались ли они столь же неразговорчивыми, когда Анубис спрашивал их о моих занятиях?

– Они всегда где-то поблизости, – вдруг сказал Акер в продолжение нашего разговора, сделав несколько больших глотков из кувшина. – Жутко, правда?

– Не так жутко, как то, что они добровольно согласились на такую жизнь.

– В жизни древних людей было очень мало хорошего. Их участь здесь всегда считалась гораздо более завидной. Крыша над головой, еда, – загибая пальцы, начал перечислять Акер.

– Но современная жизнь полна прекрасных вещей. Ты знал, что теперь люди живут в огромных стеклянных домах и умирают от старости, а не от несварения желудка?

Аккуратный контур острых скул перестал быть таким серьёзным, когда Акер широко улыбнулся, и на его щеке образовалась маленькая ямочка.

– Не верю, – с вызовом заявил он.

– Правда! – Взяв из его рук кувшин с вином, закивала головой я. – А ещё они научились готовить. Если бы ты только попробовал шоколадный круассан…

Мне понравилось то, как быстро нас покинула неловкость за неудавшийся поцелуй. В отличие от остальных богов, Акер казался простым. Мне не следовало обольщаться или доверять этой его простоте, но впервые за долгое время, сидя посреди цветущего сада рядом с тем, кого плохо помнила, я ощутила желание выдохнуть и расслабить живот. Он не пугал меня, хоть его габариты и должны были внушить обратное.

Я посмотрела на Акера, когда он прикрыл глаза, чтобы сделать очередной глоток, и вспомнила о вечернем Париже и о дешёвом вине, распитом на лавочке в одном из парков вместе с Мираксес, которую на протяжении семи лет принимала за родную мать. Акеру бы подошла простота мира, о котором он ничего не знал. Я не могла, не понимала, как показать ему это, поэтому решила рассказать обо всём, что когда-то ненавидела. Теперь я была готова расстаться с жизнью, лишь бы снова прокатиться на метро и выйти на станции Риволи, а потом пройтись до Лувра под шум проезжающих мимо машин.

Зал, в котором Бастет собрала всех, находился уже в знакомой мне части дворца. Я старалась запомнить маршрут, которым вёл Акер, и параллельно рассуждала о влиянии французской моды и о том, что неплохо бы провести в Дуат горячую воду.

– Дуат изменится уже очень скоро, – отвечал Акер. Мы шли рука об руку, и наши тени зловеще ползли следом. – Это место меняется вместе с людьми, которые в него приходят. Иалу воссоздаёт мечты поколений.

Моё лицо вопросительно вытянулось.

– То есть… – Я едва поспевала за Акером и уже с трудом дышала, но не хотела жаловаться. – Хочешь сказать, что в скором времени здесь волшебным образом появится унитаз?

– Да, – Акер задумался, – чтобы это ни значило.

– Удобно.

– Уже не уверен. Всё произойдёт слишком резко.

Мы остановились у каменных дверей. Резьба арки складывалась в занимательную историю, но Акер толкнул меня внутрь до того, как я спросила, что всё это значит.

– Вы немного опоздали, – натянуто улыбнулась Бастет. Её длинные волосы были убраны в высокий хвост. Чёрные глаза, подведённые сурьмой и золотой краской, сощурились, когда она оценивающе прошлась по моему не совсем уместному на общем фоне наряду. Сакральный смысл символов, покрывающих руки Бастет от кончиков пальцев и до самой шеи, по-прежнему оставался для меня загадкой.

Слишком много загадок для одной глупой богини. Перебор.

– Я увлёкся рассказами Маат о Париже, – беспечно ответил мужчина, которого я держала за руку и до той секунды, что на нас посмотрел Габриэль, даже не замечала этого.

Единственный из всех одетый в обычную чёрную рубашку, со слегка влажными, словно только недавно вышел из душа, растрёпанными волосами, он походил на человека, которого забыли предупредить, что вечеринка костюмированная.

Сатет. Девочка, в которой я сразу узнала Анукет, сидела рядом с Габриэлем и прижималась к его руке. Она немного подросла с того дня, как врата в Дуат открылись, но не это выбило меня из колеи. Её взгляд… Я помнила ненависть и презрение, теперь уступившие место печали. Выглядывая из-за мускулистого плеча Габриэля, она смотрела на меня самыми печальными, бездонными глазами на свете.

Все мурашки мира перекинулись на меня и устроили на коже революцию. Потирая ладонью предплечье, я растерянно заозиралась.

– Маат, прошу, садись, – звенящим от недовольства голосом поторопила Бастет.

Свободных мест осталось всего два: одно рядом с Аментет и Анубисом и ещё одно – рядом с Габриэлем. Отцепив от себя мои руки, Акер мягко улыбнулся и уверенным шагом направился к сестре.

Я осталась стоять, испуганным взглядом вперившись в Бастет. О боги! Если Габриэль не попытается заколоть меня вилкой прямо в разгар семейного ужина, я очень в нём разочаруюсь.

– Твоё место здесь, – детский голос развеял неловкую тишину.

Статет была чуть старше Каса, о котором впервые я подумала не с раздражением, а с тяжёлым сердцем. Я бы хотела знать, что жизнь мальчика сложилась хорошо, после того как его отец погиб из-за меня.

Габриэль перевёл взгляд на подушку рядом с собой. Если бы мы принимали пищу за столом, было бы проще держать дистанцию. На полу, в такой близости, я сойду с ума…

Ладно. Вообще-то я сошла с ума, ещё когда посмотрела на Габриэля: подогнув одну ногу, он опёрся на неё локтем. Пронизывая меня прищуренным взглядом, он ел сочный плод яркого фрукта. Сок тёк по его шее вниз…

Думай о вилке. Думай о вилке в шее, Маат.

– Неужели мы все в сборе, – устало выдохнула Бастет.

Анубис законно возглавлял не только стол, но и наше чокнутое семейство. Обманчиво небрежный, он лениво пил вино и о чём-то болтал с Исдес и Аментет. Несколько раз его взгляд упал на моё лицо, и я в очередной раз напомнила себе, что не следует расслабляться в его присутствии.

– Маат, Амсет, нам очень вас не хватало. Вы такие весёлые, без вас было очень скучно, – взмахнув кубком, произнёс Анубис.

Я неуверенно уселась на пол и, сетуя на короткую юбку, натянула ткань до колен, прикрывая не упоминаемые в приличном обществе места. Шутку Анубиса про веселье не оценила – моё тело отторгало иронию в присутствии Габриэля. Моё тело отторгало что угодно в его присутствии. Пытаясь придумать себе занятие, я потянулась за одним из фруктов на столе.

– Персик, – прокомментировал сосед и уставился на мой рот.

– Очень вкусно, – подавившись прыснувшим на язык соком, нелепо промычала я. – Как дела?

Отложив косточку, Габриэль взял другой персик, но вместо того, чтобы засунуть его в свой гадко-прекрасный рот, начал делить на части пальцами. Мне так подурнело от этой картины, что я схватила первый попавшийся бокал со стола и плеснула в рот тухлую воду.

– У меня дела неплохо. Вполне неплохо. А у тебя?

– Были бы лучше, если бы ты, наконец, определился, – я немного расправила плечи и представила себя уверенной и самореализованной женщиной, которая знает, что делает и чего хочет.

Он широко улыбнулся:

– Определился с чем?

– С тактикой поведения по отношению ко мне.

– Разве тебя не заводит наша неопределённость? Буквально недавно я пытался тебя задушить, а сейчас…

– Сейчас ты насилуешь персик. – Одна часть меня не могла оторваться от этого зрелища, другая – истошно вопила и молила прекратить. Глаза смотрели в разные стороны, и у меня закружилась голова.

Габриэль удовлетворённо хмыкнул.

Голос Бастет прервал неприличное развитие нашего небольшого диалога:

– Раз вся семья в сборе, прислужницы могут подавать еду и напитки. – Она кивнула теням, что уже толпились с подносами у дверей, и хлопнула в ладоши. – На сытый желудок общение пойдёт лучше.

– Сомневаюсь, – барабаня ноготочками по столу и откровенно испепеляя меня взглядом, хмыкнула Аментет. – Амсет, а ты как считаешь? Порция еды исправит ваши с Маат отношения?

Я была очень близка к тому, чтобы всё-таки послать её в задницу, но Габриэль опередил мой порыв:

– Это куда более вероятно, чем то, что ты заткнёшься, даже если набить твою глубокую глотку всей едой, что окажется на этом столе.

Мечты о том, что семья предастся светским беседам, а не угрозам поубивать друг друга, рассы́пались на глазах.

– Ты такой сексуальный, когда говоришь про мою глотку, Амсет, – парировала Аментет.

– А если я пообещаю вырвать тебе хребет, это будет звучать так же сексуально? – Ироничная усмешка тронула губы Габриэля и заставила меня улыбнуться.

Аментет закатила глаза и, когда прислужницы стали разносить еду, отвернулась к брату.

Огонь, парящий над нами, подрагивал в отражении позолоченной посуды. Я обвела взглядом почти полностью пустую комнату, найдя её крайне обычной и привычно чёрной: в Дуате очень любили этот цвет. Разве что стол, вокруг которого мы и собрались, застлали красным шёлком. Я разгладила ткань кончиком указательного пальца и, сделав затяжку, хмыкнула.

В этом мире вершили судьбы, правили боги. Порой я теряла ощущение времени и задумывалась, что, возможно, происходящее – полный бред или сон. Но во сне мне никогда не удавалось оставить затяжку на ткани.

Темнота согласно заурчала. Я подняла голову и увидела несколько пар светящихся глаз: Вивиан, Дориан, Мираксес и Шесему разлеглись в небольшом отдалении от богов и внимательно наблюдали, в своей неподвижности напоминая мраморные изваяния, а не живых существ. Мираксес следила за мной, а я – за ней. Мне было жутко и в то же время интересно видеть её такой… мохнатой, огромной и опасной.

Шакал Анубиса лежал рядом с ним. Его ужасающая морда, которая становилась чуть менее ужасающей, когда Анубис гладил его, заставляла мой желудок скручиваться.

Значит, хранителей было всего пятеро. Осталось всего пятеро. Татуировка за ухом Вивиан свидетельствовала о том, что когда-то их было как минимум тринадцать. И либо все так или иначе погибли, либо служили богам, оставшимся наверху.

От размышлений о смерти меня отвлёк детский смех. Я повернула голову в сторону Сатет и… Боги, лучше бы этого не делала! Я не была готова к тому, что увидела, не была готова к широкой белозубой улыбке на немного щетинистом лице Габриэля. Не была готова к тому, как он глупо и по-детски хихикал, пока Сатет щекотала его в области рёбер.

Когда огромный мускулистый мужчина, который на твоих глазах вырвал кому-то сердце, изображает, что маленькая девочка убила его ударом руки о предплечье, – это сложно пережить. В это сложно не влюбиться.

Сатет замерла, уставившись на меня огромными чёрными глазами, а я не успела спрятать улыбку и тут же подавилась осознанием того, что меня уличили в подглядывании.

– Рад снова видеть тебя.

Я замотала головой в поисках безумца, что это сказал.

Мы все были близкими родственниками и делили один генофонд: чёрные волосы, брови, острые черты лица и длинные ноги, однако Габриэль и Хапи были похожи друг на друга больше остальных. Острота и изящность их лиц досталась им от отца, а их отцу – от его отца. Но глаза и то, как в уголках губ собирались морщинки, когда они слегка улыбались, отличали их от остальных в зале и делали похожими друг на друга.

– Хоть кто-то рад меня видеть. – Я улыбнулась, но чтобы улыбка дошла до получателя, придвинулась ближе к столу и Габриэлю – Хапи сидел рядом с Сатет, крупными пальцами сжимая изящное основание бокала, ножка которого напоминала божество, поддерживающее чашу.

– Даже самые хмурые из нас рады тебя видеть. – Он кинул короткий взгляд на Габриэля, а потом на Аментет. – Без тебя тут было слишком спокойно.

– Это не комплимент, – прокомментировал Габриэль и отпил вино из своего бокала.

Хапи закатил глаза в ответ на его ремарку.

– Жаль, что бремя твоих поисков легло на младшего брата. Он плохо разбирается в веселье. Мы здесь сходили с ума от скуки.

– И, видимо, сошли. – Габриэль отвернулся к брату, но я успела заметить тень усмешки, игравшей на его губах.

Прислужницы дошли до нас и принялись раскладывать еду по тарелкам: золотые подносы в их руках ломились от мяса и овощей.

– Она не ест огурцы, – подметил Габриэль ещё до того, как я попросила не накладывать их мне.

Я уставилась на него в немом вопросе, но он отвернулся к дочери и притворился, что не сделал и не сказал ничего странного.

– Не смотри на меня так, – спустя несколько минут всё же проворчал он, накладывая себе добавку. Не смотреть на то, как он тянулся за едой в центре стола, было крайне сложно. Особенно сложно было игнорировать низ его живота, показавшийся из-под рубашки.

– Твой бойфренд ревнует.

– Что? – возмутилась я.

Он кивнул головой в сторону Акера, который внимательно за нами наблюдал с противоположного конца стола.

– Он не мой бойфренд.

Я была одинокой, психически нестабильной женщиной в достаточно преклонном возрасте. Да я вообще годилась в матери парню, на которого запала и который пытался меня убить.

– Без разницы, – с набитым ртом фыркнул Габриэль. – Будь так добра, подай сыр.

С закатанными до предела глазами я потянулась за ближайшей тарелкой, но он сказал:

– Другой.

– Встань и возьми сам, – возмутилась я. – Или позови прислугу.

Бастет наблюдала за нами, элегантно промакивая рот краешком чёрного шёлка. Остальные занялись едой и разговорами, за что я была крайне им благодарна: не хотелось, чтобы все лицезрели, как прямо сейчас я пойду за сыром для Габриэля.

Шёлковая юбка зашелестела, когда я поднялась на ноги. Ходить босиком было всё ещё немного странно, и несколько секунд я прислушивалась к собственным ощущениям от соприкосновения голой кожи с холодным камнем. Вскинув голову, Габриэль наблюдал за тем, как, обогнув Анубиса, я выросла за спиной Акера. Чуть не упав на раскиданных подушках, я взяла тарелку с сыром и, скривившись, исподлобья уставилась на жутко довольного Габриэля.

Обойдётся.

Я села обратно и, когда Габриэль потянулся к тарелке, резко отодвинулась в сторону. Вообще-то я не очень любила сыр, поэтому засунула почти полкило в рот без особого энтузиазма.

Бастет и Сатет в голос рассмеялись. Они привлекли внимание остальных, и вот все смотрели на то, как я сижу с набитым ртом и красным лицом, а Габриэль изумлённо на меня таращится.

Не поднимаясь из-за стола, как это принято в большинстве культур современного мира, Анубис приподнял свой бокал. Смех улёгся в ту же секунду.

– В последний раз в таком составе мы собирались почти две с половиной тысячи лет назад. Удивительно, сколько всего успело произойти в мире людей за это время. – Взгляд чёрных глаз, в самых уголках подчёркнутых сурьмой, скользнул по мне, переметнулся к Сатет и остановился на Габриэле. – Я бы хотел выпить за тебя, друг.

Мой сосед криво улыбнулся и приподнял свой бокал в признательном жесте.

– Ты не просто вернул Маат. Ты воссоединил нашу семью. И пускай Осириса больше нет с нами, за две с половиной тысячи лет мы неплохо сохранились. Добро пожаловать домой.

Добро пожаловать в Дуат.

Добро пожаловать в ад.