Текст книги "Погребенные. Легенда о Маат"

Если они хотели напугать меня, то у меня для них плохие новости. И Габриэль, которому на выбросе адреналина я поч ти расплавила мозг, – ходячее тому подтверждение.

Я не верила в собственную силу, пока боль не вывернула её наружу, не обрушила на голову Габриэля. Теперь, хоть и смутно, я кое-что понимала о своих способностях. Понятия не имела, как ими пользоваться или хотя бы контролировать, но экспериментальным путём выяснила, что инстинкт самосохранения функционирует просто замечательно. Чего нельзя сказать о других инстинктах, с которыми каждый тихий час велась борьба и профилактические беседы.

Мне нужно было забыть о Габриэле. Забыть о романтической связи между ним и Аникой, о дружеской – между ним и Маат. Нас больше ничего не связывало. По крайней мере, ничего хорошего. Я планировала обратиться к нему за помощью лишь потому, что не могла попросить об этом никого другого. Но наша общая история была окончена. И уже давно.

Это осознание далось мне тяжело и в то же время легко. Там, где я приняла решение перестать любить его, не было боли. Там, где наши пути расходились в разные стороны, была лишь свобода. Я могла предпочесть страдания, могла потратить силы на восстановление того, что ему не подлежало. Либо могла принять. Принять, что между нами больше ничего нет и не может быть.

Я хотела это принять, по тысячному кругу проигрывая в голове то, что силой вырвала из воспоминаний Габриэля. Когда становилось особенно паршиво и больно, я перекатывалась на соседнюю половину кровати и прижималась к Мираксес. В отличие от меня, она спала крепко, но когда я подползала к ней, всегда интуитивно клала руку поверх моей. Это были те самые редкие моменты, когда я шмыгала носом и жевала сопли от радости.

Она была сильнее, умнее и лучше меня. Не она совершила кучу глупых, необдуманных поступков. Не она бежала и ранила тех, кого любила. Не она была столь труслива, что забрала у нас память. Пока я делала всё, что считала правильным, ради спасения собственной задницы и этого грёбаного мира, Мираксес делала всё ради спасения того, кого любила. Ради меня.

– Что ты делаешь? – спросила она, когда я громко зашмыгала носом.

– Ничего. – Получилось как-то неубедительно и жалко, отчего захотелось зарыдать ещё громче и в то же время рассмеяться. – Просто люблю тебя.

– Ты меня пугаешь.

– Если тебе станет легче, то себя я тоже пугаю.

Перевернувшись на другой бок так, что наши носы стукнулись, Мираксес прищурилась. Я ожидала ласкового поглаживания по голове, но вместо этого она ущипнула меня за нос и негромко захихикала:

– Ты очаровательно жалкая.

Я всхлипнула и хрюкнула одновременно, пытаясь придать лицу как можно более весёлый вид.

Мы лежали на смятой постели. Попытки уснуть были вторым по интересности развлечением после посещения туалета. Прислужницы по-прежнему стояли в углу. По положению их голов создавалось впечатление, что они были опущены, но я никак не могла отделаться от липкого ощущения, что они наблюдали за нами. Это было жутко. Но не более, чем тишина.

Я сожалела о каждом мгновении, когда в теле Аники Ришар жаловалась на крики детей и соседки во дворе. Сейчас я была готова отдать что угодно, лишь бы снова услышать её: жизнь.

И вот ещё примерно сто вещей, к которым я никак не была готова: я не была готова к тому, что ступни и ладони вдруг завибрируют. К тому, что Мираксес резко вскочит и случайно зарядит в меня пяткой, – была готова, но всё равно растерялась, не успела сгруппироваться и, жалобно заскулив, схватилась за живот.

Впервые с момента заточения движения прислужниц лишились сдержанности. Перекинувшись парой слов, они одновременно двинулись на нас – так мне показалось. Испугавшись того, что они планировали сделать, я спрыгнула с кровати и упала на пол. Дрожь с рук и ног перекинулась на область груди и живота.

Фигуры в чёрном прошли мимо. Я увидела две пары бледных тонких рук, вцепившихся в занавески. Тогда-то Мираксес поняла, что происходит, и первая вскинула голову к потолку.

– Солнце, – зачарованно прошептала она. – Маат, оно…

Я была сильнее и умнее двух смертных, а в этот самый момент, быть может, сильнее всех в Дуате. По крайней мере, так я себя ощутила, когда тьма и свет сошлись во мне в области солнечного сплетения, образовали плотный ком, а потом взорвались одновременно с тем, как взошло солнце.

Ему было плевать на шторы. Оно ворвалось в комнату, словно намеревалось сжечь всё на своём пути. Я выбросила вперёд руку, интуитивно прикрывая глаза. Тёплый мягкий свет просочился сквозь пальцы, пробираясь ближе, проникая в меня, растапливая боль, уничтожая слабость.

Баланс. Я была его порождением и проводником. Я несла его в себе и впервые в жизни ощутила равновесие. Всё это время я нуждалась лишь в этом мгновении: мгновении тишины, вернувшей трезвость разума, залатавшей бреши и исцелившей душу.

Прислужницы всё поняли.

Если бы Мираксес не догадалась о том, что солнце скоро взойдёт, скорее всего, оно бы застало меня врасплох. Скорее всего, я бы не успела воспользоваться моментом, не успела бы распознать, что солнце пришло освободить, а не убить меня.

Я не думала о том, чтобы причинить прислужницам боль. Не хотела этого, когда заставила вжаться друг в друга и замереть. Я не хотела нести разрушение, касаясь каменной двери, которая не подчинялась ни физической силе, ни настоятельным уговорам. До этого мгновения. Мгновения, окутавшего меня и всю комнату солнечным теплом.

Дверь отодвинулась. Я закрыла глаза и от холода, хлынувшего из коридора, покрылась мурашками. И тогда всё закончилось. Я обернулась, провожая взглядом остатки света, будучи уверенной, что мы с ним ещё непременно встретимся – с балансом света и тьмы.

– Живее! – развалившись на полу, закричала Мираксес.

Обе прислужницы уже пришли в себя, намереваясь если не удержать, то доложить обо мне тем, кто приказал держать меня в заточении и кормить грёбаным разваренным ячменём. Так как я не хотела питаться вонючей кашей до конца жизни, пришлось собрать уже разбегающиеся клетки мозга воедино, объединить их общей целью и пулей рвануть вглубь тёмного коридора.

Я должна была найти Габриэля и Источник. Источник и Габриэля. В каком порядке, не имело особого значения, но то, что я заблудилась уже на третьем повороте, значение имело. Не помог даже навык определять части света по тому, где рос мох: он тут нигде не рос, а каменные чёрные полы и стены скрипели чистотой.

Где-то впереди единственным маяком трепыхалось пламя, и я, как мотылёк, опрометчиво бросилась ему навстречу. Топот моих ног был единственным звуком, чего нельзя было сказать о тени. Огонь отбрасывал мою тень. И его. Но тормозить было поздно.

Он появился из ниоткуда, словно поджидал за углом всё это время, а я влетела в него так, словно торопилась оказаться в его объятиях. И, когда он приобнял меня, помогая затормозить, кровь, чувства и мозги покинули моё бренное тело.

Я ощутила его тепло, его руку на своей талии, то, как она сжалась в кулак, скомкав майку. Я подняла голову, не подозревая, что его лицо будет так близко, совсем не ожидая, что мы стукнемся носами, почти коснёмся друг друга губами.

– Потерялась?

Язык пересох. Засох. Куда-то делся в самый неподходящий момент, который я хотела потратить на колкую реплику и просьбу отодвинуться.

– Не потерялась, а заблудилась, – часто моргая, сипло прошептала я.

– Вообще-то это одно и то же, – хмыкнул Габриэль.

– Да. – Сглотнув, я напоследок кивнула головой и умерла в омуте чёрных глаз. Он поглощал меня. Это было незаконно. Ничего из того, что вдруг стало происходить между нами, не являлось законным. Как минимум потому, что в нашу последнюю встречу Габриэль пытался сдать меня своему чокнутому папаше.

Огонь, заточённый в золотую клетку, прикреплённую к стене, дрожал на наших лицах, особенно чувственно играя на приоткрытых в ухмылке губах Габриэля. – Вообще-то я тебя искала, – наконец одумалась я, и кулак на спине разжался.

– Меня?

– Да. Анубис и Бастет заперли меня. Я хотела разобраться с этим, найти Источник…

– Не с чем разбираться. – Мимолётное веселье покинуло лицо Габриэля. Он отпустил меня и скрылся в тени. – Это я попросил их запереть тебя. Таким было моё условие. Они выполнили его, чтобы я остался в Дуате.

Подобными признаниями меня уже было сложно удивить, но я решила не упускать все имеющиеся возможности и всё равно удивилась.

Урод.

– И долго ты планировал держать меня там? – хрипло, где-то на грани между расплакаться и закричать, уточнила я.

– Я как раз шёл сказать им, что они могут выпустить свою любимую козочку погулять.

От небрежности, с которой он назвал меня козой, шкала злости поднялась от нуля до бесконечности за рекордные ноль секунд – вот какой быстрой я была, когда дело касалось Габриэля.

– Где Анубис сейчас?

– В главном зале. Проводить?

– Вали в задницу! – рыкнула я, намеренно задев его плечом, когда проходила мимо. – Сама разберусь, – добавила и замерла у развилки: направо или налево – не имело значения. Уйти с гордо поднятой головой, имитируя полную уверенность в себе, – вот что имело.

– Не туда, – крикнул Габриэль, когда я повернула направо. Чёрт подери. Что с ним не так? Что с нами не так?

IX

– Склонитесь перед великими богами, – послышался тихий шёпот, и следом за ним по залу прокатилось эхо из двух аккордов, – иначе всё должно исчезнуть, должно умереть.

По спине пробежала дрожь. Лёгкие наполнились затхлой вонью старых книг, древних ритуалов, гнетущей тяжестью веков. Тусклый свет, просачивающийся откуда-то сверху, обволакивал силуэты прислужниц, удлинённые тени которых устрашающе двигались вдоль покрытых иероглифами стен.

Когда-то давно трон, к которому вела дорога, с двух сторон обрамлённая водой, принадлежал Анубису, потом Осирису. Но Осирис был мёртв. Внушительной мускулатуры силуэт, у ног которого дремало странное животное, был Анубисом. Снова.

– Древние боги с каменными сердцами забирают души себе.

Казалось, что между пустыней и троном Анубиса не было никаких преград, никаких стен. Однако это была лишь иллюзия. Подойдя ближе, я увидела едва уловимую мерцающую дымку, отделяющую часть дворца от бескрайних просторов Дуата.

Боги сменяли друг друга, равно как и династии, и империи, и королевства, и политики правящих партий. Лишь пустыня оставалась неизменной, истинной и честной. Из её недр выходили высшие и сильнейшие творцы мироздания.

– И в царстве теней слышны отголоски последнего вздоха.

Пугающий и в то же время завораживающий вид сопровождался жутким пением и негромким шумом многочисленных фонтанов вдоль дороги, по которой я стремительно приближалась к Анубису. Он внимательно изучал свиток и пил из бокала – я надеялась, что вино, а не кровь своих врагов.

Он знал, что я приближалась, хоть и не подавал виду, замерев подобно каменному изваянию. Во-первых, я злобно топала. Во-вторых, дважды позвала его по имени, но не получила ни ответа, ни намёка на то, что была услышана.

Несколько девушек, покрытых чёрными вуалями, безлико сидели на полу, чуть поодаль от трона. Виднелись лишь их руки, гипнотизирующе перебирающие струны инструментов, похожих на арфу.

– Склонитесь перед великими богами, – с силой дёрнув несколько струн и повысив голос, пропела одна из прислужниц, и все они разом смолкли.

Я замерла в паре шагов от вставшего на дыбы чудовища, напоминающего разожравшегося до размеров слона шакала. Вытянутая морда оскалилась, обнажив ряд острых зубов, с которых стекала слюна.

Анубис не удивился моему прибытию. Протянув вперёд руку, усыпанную золотыми перстнями, он погладил шакала по голове, и тот вернулся к его ногам.

– Маат. – Улыбка Анубиса была искренней и в то же время насмешливой. Он искренне надо мной насмехался. – Ты сбежала, или тебя отпустили?

– И то и другое одновременно.

– Хорошо. У нас не было другого выбора, кроме как согласиться на условия Амсета. Он нужен нам.

Часть меня предложила заткнуться и не озвучивать то, что вертелось на кончике языка. У меня не было прав, авторитета или чего-нибудь такого, что позволило бы обращаться к Анубису крайне неуважительным образом, но…

– А я вам не нужна? Потому что я как раз планировала свалить в закат. – Голос сорвался на истеричный визг. Для пущей вопросительности я приподняла брови, убедительности – указала пальцем на дверь, через которую планировала покинуть родные пенаты и до самой смерти в компании Мираксес пить пиво и питаться тако где-то в районе Мексики.

Но палец, которым я так активно махала, упёрся во что-то знакомой твёрдости, а потом оказался в сжатом кулаке Габриэля.

– Пусти, – то ли рыкнула, то ли хрюкнула я и пыталась вырвать руку из его поразительно цепкой клешни.

Он не сопротивлялся и отпустил меня именно в тот момент, когда моя поза была наименее устойчивой. Я почти позорно упала.

– Сходи уже к доктору, мистер Раздвоение Личности. – На этот раз получилось хорошенечко цокнуть и даже немного устрашающе рявкнуть. – Я не успеваю за твоими изменениями.

– Это всё из-за того, что ты просидела взаперти почти целый год. – Его изящный рот расплылся в нахальной усмешке.

– Год?!

Анубис скорчил гримасу и начал массировать виски.

– Маат, послушай…

– Вы заперли меня на год, потому что вам нужен он? Вот этот?! – Я хотела снова ткнуть куда-нибудь пальцем, но решила не рисковать и скрестила руки на груди. – А я? Я вам нужна? Тогда требую, чтобы его тоже заперли!

Габриэль так громко рассмеялся, что я подпрыгнула на месте – слишком давно не слышала его смех.

Находясь в заточении, большую часть свободного времени (а его было больше, чем хотелось бы) я винила себя во всём, что случилось между нами. Череда принятых им решений вытекала из поступков, которые я совершила «до». Мне не в чем было его винить и не за что ненавидеть. Я могла лишь попросить прощения и именно этим планировала заняться на воле. Пока он не начал смеяться.

Что-то в моём теле реагировало неправильно на звук его голоса, когда в нём отсутствовала убийственная сталь или всепоглощающая боль. Когда он смеялся, мы возвращались в недалёкое прошлое. В Париж. Я возвращалась к своему Габриэлю Эттвуду, пока он, как и раньше, издевался над своей Аникой Ришар.

Я пялилась на него своим фирменным злобным взглядом, визуализируя, как проделываю в его голове дыру, когда двери открылись, и в зал вошли Бастет, Аментет, Акер и смутно знакомый мужчина, как-то очень неестественно похожий на Габриэля.

Хапи.

Следом с грацией, которой можно было только позавидовать, вбежали три огромные чёрные кошки: Дориан, Вивиан и ещё одна, чья энергия была мне незнакома.

Если бы я не увидела их в таком обличье в Египте, наверное, свалилась бы замертво от одного вида двух огромных, размером со львов, котов, кружащих около своего хозяина.

– Маат. – Бастет, что было ей крайне несвойственно, сдержано кивнула и сжала кулаки, словно по какой-то причине не могла задушить меня в объятиях и была вынуждена с этим мириться. На её красивом лице читалось смущение, раскаяние и толика злости.

Когда она развернулась к Габриэлю, толика превратилась в астероид. Я почти испугалась её гневного взгляда, но меня отвлекли. Три огромных кота, двое из которых бесчестно предали меня, были очень отвлекающими.

Я не знала, что делать с чувствами, которые испытывала к ним. Всё внутри меня вопило, требовало истерики, быть может, даже драки. И лишь сердце глухим набатом выстукивало: «У них не было другого выбора». У Мираксес тоже не было. Я знала, что по моей просьбе она готова сделать всё что угодно. Причинить вред даже самой себе.

Дориан продолжал сидеть у ног Габриэля, как и полагалось, но Вивиан вдруг обошла меня по кругу и уселась прямо за спиной, ткнувшись мордой в пространство между лопатками. Я растерялась, когда заметила, как недовольный этим действием Габриэль крепко сомкнул челюсти. Неловко задёргавшись, я положила руку на голову Вивиан и сделала неуверенную попытку её погладить. Она наградила меня тихим мурчанием.

– Раз уж почти всё семейство в сборе, – нарушила неловкое молчание Аментет, вышагивая перед троном Анубиса так, словно обычно там сидела её задница, – пришло время решить, как будем действовать дальше.

– Моё решение остаётся прежним, – отозвался Хапи. Он был выше Габриэля, шире в плечах и с очень короткой стрижкой, почти без волос. – Я здесь, и я буду помогать защищаться. Не ждите, что я соглашусь пойти с войной первым. Это без меня.

Аментет закатила глаза, цокнула языком и перевела взгляд на Габриэля. Мне не понравилось то, как плотоядно она на него смотрела. Он ничего не ответил, но и не отвернулся, выдержав на себе её презрение и раздражение.

– Я тоже не буду в этом участвовать, – сказала Бастет. – Я не буду воевать со своими. Нам нечего делить.

В глазах Анубиса сверкнуло несогласие с её словами.

– Он убил Осириса, – сквозь зубы процедил Анубис. – Он ищет Око. Ты глупа, если думаешь, что он остановится, если думаешь, что его следующей целью не станет захват Дуата. Две тысячи лет назад Маат помешала его планам. Теперь его ничего не остановит. Око и Источник сделают его всесильным. Мы будем подчиняться законам отцеубийцы?

Нижняя губа Бастет дрогнула, но она не изменила своё решение.

– Негусто, но ожидаемо. Значит, нас всего семеро, и трое останутся для защиты здесь, – оскалился Анубис.

– Двое, – поправил его Габриэль. – Сатет не будет принимать участие ни в защите, ни в нападении.

– Да, Амсет. Она будет играть в куклы в своей комнате, – фыркнула Аментет. И перешла черту.

Габриэль не был принципиальным и обидчивым в те мгновения, что она или Анубис пытались втянуть его в войну или уличить в трусости. Пока дело не коснулось его дочери. Он схватил Аментет за тонкую шею и сжал так, что лицо девушки покраснело, а сама она неестественно задрожала.

Анубис смотрел на это без особого сочувствия к своей партнёрше. Казалось, во всём зале я была единственной, кто был готов попросить Габриэля отпустить эту курицу. Даже Акер не двигался, хмуро глядя перед собой.

Габриэль был выше и больше хрупкой девушки. Она трепыхалась в его огромной руке. Казалось, ей нравилась причинённая боль, она заводила её. То, с какой улыбкой Аментет посмотрела на губы Габриэля, когда он склонился над ней, шепча неуловимые моему слуху проклятия, вызвало желание врезать им обоим.

– На сегодня достаточно, – встав с трона, рыкнул Анубис. Огромное животное у его ног поднялось на длинные лапы, оскалом острых зубов заставив тех, кто не замолчал, наконец заткнуться.

Габриэль выпустил Аментет и сделал несколько шагов назад. По красивому, но порядком раздражённому лицу было трудно понять, испытывал ли его носитель страх.

– Твою дочь никто не тронет, – прошептала Бастет, устремив на Габриэля полный понимания взгляд. – У нас хватит сил бороться, если Гор придёт с войной. Пока мы здесь, в Дуате…

– Прячемся как трусливые крысы, – как бы продолжая мысль Бастет, снисходительно усмехнулся Анубис.

– Да, прячемся, – горделиво вскинув подбородок, хмыкнула Бастет. – Мы в безопасности.

– Осирис мёртв. Гор убил его здесь, в Дуате, где, как ты считаешь, безопасно.

Габриэль кашлянул в кулак, и по тому, как дрогнул его голос, мне показалось, что он сдерживал смех.

– Ты находишь это забавным, Амсет?

Лицо Анубиса оставалось беспристрастным. Уже собираясь отойти от трона, он вернулся обратно и склонил голову набок, с интересом уставившись на Габриэля. Его взгляд показался мне враждебным в своём безразличии.

– Что-то в горло попало.

– Бастет рассказала мне, что сила Ока открывает своему хранителю доступ к великому Источнику. Где он? – поспешно, пока не передумала, спросила я.

– Никто не знает. Источник пропал, – прошептала Бастет.

– И каков шанс, что вместе с Оком я утащила с собой целый Источник?

На губах Аментет расцвела злорадная усмешка. Анубис сдержанно усмехнулся. Заржать в голос не постеснялся один лишь Габриэль. Посмотрев на меня как на последнюю дуру, он сказал:

– Не волнуйся. Что-что, а это точно не твоя заслуга.

Если бы я была обута, то непременно что-нибудь сняла бы и запустила ему в голову.

– Связь с Источником, как и сам Источник, утрачены, – резюмировал Анубис. – У нас нет выбора, кроме как готовиться к тому, что Гор придёт за Маат и за Оком.

– Но если Источник утрачен, – недоумевала я, – зачем ему ключ от того, что, возможно, исчезло навсегда?

– Если бы Источник исчез навсегда, мы бы здесь не разговаривали, – словно разжёвывая двухлетнему ребёнку, протянул Анубис.

– Мы можем попытаться найти его?

– Правила Осириса о том, сколько и когда мы можем питаться, больше на нас не распространяются. Мы наберём силы быстрее, чем высшие успеют восстановиться, и тогда… – Анубис осёкся раньше, чем поведал нам свой план по захвату мира.

– Чтобы питаться, придётся выходить в мир людей, которые перестали в вас верить. – Габриэль нахмурился, уставившись на то, как нервно я заламываю руки.

– Гор это так просто не оставит. – Во взгляде Анубиса вспыхнула ничем не подкреплённая гордость.

– Ты прав. – Габриэль выждал драматичную паузу, прежде чем добавил: – Он обратит людей в истинную веру и против вас. Такой вариант тебя устраивает больше?

– Гор может подкупать своих любимый зверей чем угодно, Амсет. Финальное слово останется за мной, и сейчас последний шанс принять сторону победителей.

Он сказал «за мной», не «за нами», но никто из присутствующих не оскорбился подобным заявлением.

– Мы будем готовы, – вмешалась Бастет. – Маат будет готова. – Она остановилась рядом и положила руку на моё плечо. – Но нам понадобится помощь её главного учителя.

Я подумала об Анубисе и вытаращилась на него исподлобья.

– Амсет, ты поможешь ей?

– Что? – я так громко и нелепо ахнула, что впервые в жизни услышала кошачий смех: странный звук, похожий на мышиный писк вперемешку с карканьем чайки.

Глаза Габриэля сверкнули недобрым огнём. Несколько долгих секунд он думал о чём-то, казалось, крайне неприличном, изучая мой подбородок и всё, что ниже, а потом ответил:

– Вы справитесь и без меня. Между нами больше нет связи. Без разницы, кто будет заново её обучать.

Добродушное выражение лица Бастет сменилось раздражением, но она не стала возражать, догадываясь, что это бесполезно. По его милости последний год по человеческим меркам я провела в заточении в собственной комнате – вот насколько ему не хотелось меня видеть. Было глупо полагать, что он согласится учить меня чему-то. Даже искусству харакири.

– Что ж, раз наше семейное собрание окончено… Дориан, Вивиан. – Он посмотрел на кошку, сидящую у моих ног.

Она вытянулась во весь рост и в один большой прыжок вернулась к хозяину.

Я никогда не думала о Дориане и Вивиан как о животных. И уж точно не считала себя хозяйкой Мираксес. У нас с ней всё было скорее наоборот. Но то, как в своих истинных обличьях два огромных кота покорно прикрывали тыл растворяющегося во тьме Габриэля, снова напомнило мне, кем мы все здесь были.

– Ещё раз прости, что пришлось держать тебя в комнате, – менее формальным тоном произнёс Анубис, когда следом за Габриэлем ушли и остальные. В зале остались лишь мы и Бастет, у ног которой вился огромный, больше Дориана и Вивиан, кот.

Я так изумлённо и долго на него смотрела, что Бастет не сдержала улыбку:

– Это Шесему. Мой будущий супруг.

Шесему, достающий Бастет до плеч, громко заурчал под её ловкими, ласковыми пальцами, поглаживающими его по морде.

– Нас ждёт свадьба?

Играли ли божества свадьбы?

Бастет улыбнулась ещё шире, но Анубис перебил её стремление поделиться со мной хоть чем-то хорошим. Лишь когда он поднялся с трона, я заметила, из чего тот был сделан: обугленные кости, сплетающиеся друг с другом и уходящие в пол, словно корни дерева.

– Как только мы разберёмся с душами тех, кто не мог всё это время попасть в Иалу, мы займёмся тобой.

Прозвучало пугающе многозначительно.

Сложно было понять, что конкретно, но что-то изменилось в его взгляде: он стал задумчивым и отрешённым. Замерев рядом, Анубис протянул руку, почти невесомо коснувшись моего подбородка большим пальцем.

– Уверен, что у тебя всё получится, и мы наконец узнаем правду.