Текст книги "Погребенные. Легенда о Маат"

III

Привычная усмешка Дориана превратилась в печальную полуулыбку. Он шутил, что устал в дороге, пытаясь найти меня в этой богом забытой песочнице, пока они не встретили Ахмета. Но причина, по которой он был столь поникшим, безусловно, крылась в другом.

– Бастет попросила приглядеть за тобой, – коротко проинформировал он, когда понял, что я не заткнусь, если не узнаю, как и почему они здесь оказались.

Мираксес не отлипала от меня ни на секунду. С нашей последней встречи она сильно похудела, но не это вызвало у меня сотню вопросов. Куда любопытнее казалась тюремная одежда и наручник, болтающийся на одной руке.

– Спасибо, Ахмет, – поблагодарила я.

Мы сидели на ступенях мечети, а Ахмет носил из дома тарелки с едой и холодный лимонад. Я заметила, как дрожат его руки и как несколько раз он порывался начать разговор, но не находил в себе мужества и с опаской поглядывал на молчавшую всё это время Вивиан.

– Обращайтесь, госпожа. Вы знаете, где найти нас, – неловко почесав затылок, сказал он.

– Кто это? – взявшись за тарелку с кашей и куриными сосисками, спросил Дориан, когда Ахмет скрылся в своём доме.

– Добрые люди, по просьбе Бастет приютившие меня на время, пока я… не восстановлю свои силы.

Руки Мираксес задрожали с новой силой, и она расплакалась. Внутри меня всё сжалось от боли и страха, с которыми я старательно справлялась последние дни. Но они передались мне от неё, когда я прижала её к себе, баюкая в объятиях.

– Когда врата в Дуат открылись, Мираксес была в отеле в Каире, – прошептала Вивиан, с фальшивым интересом разглядывая свои ноги. – Плоть и душа хранительницы и божества связаны. Она увидела то же, что и ты.

– А потом мы нашли её в женской колонии, куда поместили некую гражданку Франции по имени Агата Ришар, за то что каким-то одним богам известным образом она прорвалась внутрь пирамиды и переломала в саркофаге древнейшее наследие Египта, – усмехнулся Дориан.

– Ты звала меня, – всхлипнула Мираксес. – Так неистово и отчаянно, что я не ведала… не ведала, что творила. Голос привёл меня в пирамиду…

Я посмотрела на её стёртые в кровь пальцы и с ужасом представила, как она пыталась… разобрать саркофаг, чтобы попасть в Дуат?

– Я пришла в сознание лишь в следственном отделении, где мне сказали ждать судебного заседания.

– Как ты уже поняла, – открывая пиво в покрытой инеем стеклянной бутылке, продолжал Дориан, – мы не совсем легально забрали её после того, как местный суд впаял нашей расхитительнице гробниц пару лет за порчу культурного достояния.

Всё это время в крохотной квартирке в Париже жила одна древняя хранительница и сбежавшее из своего мира божество. Аника и Агата Ришар были лишь физическими оболочками. Узнав правду, мадам Розетта пришла бы в восторг и настоящий ужас. Как и вся французская знать. Как и весь мир.

Я с трудом переваривала услышанное и держалась из последних сил лишь потому, что чувствовала ответственность перед Мираксес. В отличие от меня, у неё не было достаточно времени, чтобы справиться с паникой и непониманием.

– А вы? – преодолев неловкое молчание, решилась я. – Что почувствовали вы?

– Что это конец, – ответила Вивиан, задержав на мне взгляд. – Какой бы ни была причина, по которой Осирис попросил тебя запереть врата в Дуат, ты не справилась. А значит, конец чего бы то ни было близок.

– Разве вы не помогали… – Я не знала, как его называть, но не эта путаница заставила меня запнуться. Какое бы имя он ни предпочитал, было тяжело произнести любое.

– Габриэлю. Теперь у него новое имя. И да, – Вивиан собрала заметно отросшие чёрные волосы в хвост и погладила себя по вспотевшей шее. Попросив у Дориана холодную бутылку пива, она приложила её к затылку и прикрыла глаза, продолжив: – да, мы помогали ему, потому что связаны душой и…

– Плотью.

– Именно. Но я никогда не хотела, чтобы всё вышло так, как вышло. То, что было заперто в Дуате веками, должно было оставаться там, раз на то была воля Источника.

– Те, кто был заперт, – поправила я.

Девушка улыбнулась так, что мне стало неприятно.

– Ни один учебник истории ещё не смог приблизиться к примерному перечню тварей, проживающих по другую сторону Нила. Боги – лишь часть проблемы, касающаяся скорее тебя. Людям придётся несладко, когда наружу полезут голодные демоны.

– Демоны? – Я подавилась собственными словами.

– Люди, сбежавшие с Суда и навеки обречённые бродить по пустыням Дуата.

Там, где происходил медленный, болезненный, но всё же процесс принятия ситуации, всё вновь перевернулось вверх дном. Демоны. Мне ведь только их и не хватало, чтобы окончательно разочароваться в научной картине мироздания, каким-то образом выкрутившей всё в пользу эволюции от обезьяны.

– Вивиан, – раздражённо перебил её Дориан. Мираксес зарыдала пуще прежнего. Попытка успокоить неловкими поглаживаниями по золотистым волосам провалилась, и я подала ей стакан воды.

– Ты всегда был на стороне Габриэля. Как и ему, тебе наплевать на людей, – Вивиан резко ощетинилась. Никогда прежде не слышала, чтобы она отвечала Дориану с такой неприязнью. Неприязнью к его выбору.

– Потому что мы не люди?

В ответ раздалось негромкое шипение.

– Но как так получилось? Как я сбегала от Га… Габриэля столько столетий?

– В том, чтобы водить всех за нос, тебе когда-то не было равных, – подмигнул Дориан.

На улице стемнело, стало заметно прохладнее, но не столько дневная духота, сколько пыль в воздухе мешала нормально дышать. К ночи становилось только хуже. То, что мчалось на нас из сердца пустыни, к утру засы́пало все дорожки песком.

В полной изоляции от мира и отсутствии инфраструктуры имелся лишь один плюс: никогда прежде я не видела столь звёздного неба. Повторив за мной, Мираксес запрокинула голову и наконец перестала плакать. В серых глазах вспыхнул восторг.

– Мы были в Эдфу, в храме Гора, когда ты сбежала из Дуата, – заговорила Вивиан. Порыв ветра донёс до меня её тихий, полный скорби вздох. – Я и Дориан ждали Габриэля, когда почувствовали нечто странное. Как потом оказалось, в ту ночь это почувствовали и остальные и отправились в Дуат, чтобы понять, что произошло. В какой-то степени замешательство спасло нас троих от двух тысяч лет под землёй.

– Даже не знаю, что хуже: гоняться за тобой или цапаться с Анубисом в Дуате, – фыркнул Дориан.

– Когда мы попытались вернуться в Дуат, он уже был закрыт, если так вообще можно сказать, – продолжала Вивиан, своим рассказом вызывая мурашки.

Её воспоминания слабо откликались внутри меня, не позволяя даже думать о том, что всего этого не было на самом деле. С каждым словом я погружалась всё глубже. Проваливалась в её рассказ, представляла всё настолько реалистично, что забывала дышать…

– Мы остались в Эдфу. Думали, что там дождёмся вестей, но ничего не происходило. Тогда мы отправились в имение Гора, но никто из его прислужниц не знал, где он. Мы посетили каждый дворец высших богов, но все они словно растворились. С третьим циклом луны по нижнему Египту стали расходиться слухи. Каждые двадцать семь дней высшие и низшие боги приходили в храмы, где избранные с благоговением ожидали часа, когда расстанутся со своими душами во благо создателей, а после проведут бесконечность в полях Иалу. Но боги покинули их, замолчали. Египет накрыло песчаной бурей невиданной силы, а Нил разлился так, что затопил все близлежащие деревни. Так прошло лет десять, пока Египет не вошёл в состав Римской империи, а по одной из деревень не прокатился слух, якобы там заметили богиню, которая отбирала себе прислужниц.

– И этой богиней была я? – я подняла голову.

– Да. Это была ты, Маат. Ты собирала больных девушек…

– Зачем?

– Чтобы в обмен на здоровье отнять у них свободу. Мои глаза округлились.

– Как я теперь думаю, они были нужны тебе, чтобы спрятать Око. Самозванки распространялись по Египту, как чума. У них рождались дети, но дочерей настигало то же проклятие. Все они считали, что являлись богиней, и это сбивало нас со следа. Мы убили десятки твоих безликих копий до того, как встретились впервые через несколько сотен лет. Это было тяжёлое время. Тяжёлое для меня и Дориана. В поисках твоих следов мы скитались по свету, и в какой-то момент я утратила смысл. Дориан тоже. Лишь вера Габриэля двигала нас к цели. Его любовь к Сатет была… бескрайней и неукротимой. Ни я, ни Дориан не были в силах понять гнев отца, стремившегося вернуть своё дитя, но наша верность ему была безгранична. Мы прибыли в Сирию с войной и исламом. Габриэль увязался за военными, которые шли уничтожать остатки языческих храмов. Он надеялся, что в одном из них встретит тебя. Надежда была призрачной, но он цеплялся за любую. Ты была голодна, свирепа и неосторожна. Вырезала под чистую, по моим подсчётам, не меньше двадцати деревень.

– Я помню это. Видела воспоминание о том, как перебила половину деревни.

– Одно воспоминание? – Вивиан зловеще улыбнулась. – Когда вера людей в богов ослабла, а их души приходилось отбирать силой, тебе и Габриэлю стало практически невозможно насытиться.

Между плотно переплетёнными пальцами собрался пот.

– Я была жестокой?

На самом деле я хотела узнать, не была ли я такой же жестокой, как и мой отец, легенда о кровожадности которого дошла до каждого современного человека.

– Ты была хаотичной, – подмигнул Дориан, за что получил от Вивиан кулаком по плечу. Я заметила знакомое «заткнись, не начинай эту тему» во взгляде, которым она наградила его следом за пинком.

– Хаотичной?

– Исида называла тебя обличьем хаоса. Она твердила, что от семени бога войны не могло прорасти что-то хорошее. Для неё ты была хаосом и предвестницей. – Под недовольный взгляд сестры Дориан не сразу решился договорить то, что хотел.

Мне пришлось уточнить:

– Предвестницей чего?

– Предвестницей гибели всего пантеона, – неуверенно и с опаской прошептала Вивиан.

– «Сет пал, но на его место придёт та, что вернёт миру его истинное обличье – хаос. Нехех», – напел он.

– «Нехех»?

– Это значит, что всё циклично. По мнению Исиды, ты была частью цикла Сета, своего отца. Его продолжением. Частью его плоти.

– Помимо меня у него были ещё дети? Вивиан кивнула.

– Ни я, ни Дориан, ни даже Габриэль не застали их. Но во времена великой войны они сражались на стороне твоего отца. От их рук и рук их отца пала большая часть старого пантеона. Из тех, кто помнил Ра, остались лишь Птах, Бастет и Анубис. Те, кто сейчас заправляет всем в Дуате, родились во время или после войны.

– Птах – самый древний и опасный. Но он перебежчик, в начале войны выступавший на стороне Сета. – На губах Дориана дрогнула странная улыбка.

Часть мозга, отвечающая за анализ порой примитивных, порой до бесконечности сложных чувств, остановила свою работу. Я вновь ощутила знакомую пустоту, обычно накатывавшую по утрам после очередного кошмара: короткий, но болезненный момент, когда тело бьёт крупной дрожью, а мозг пытается справиться с ещё одним видением, зная, что оно далеко не последнее.

– Знаешь, хоть я и оставалась в трезвом уме последние столетия, мне тоже кажется, что всё это сон, – словно прочитав мои мысли, хмыкнула Вивиан.

И я могла поклясться, что это был второй раз, когда она говорила искренне, раздобыв эту правду в самых тёмных уголках своей души. Первый раз это случилось по дороге к тётке Аники Ришар. Тогда она сказала: «Я вся в его укусах». Ни до, ни после Вивиан не говорила о своих чувствах. До этого момента.

Мне не стало легче от того, что в этом мире, казавшемся лишь сном, я была не одна. Но то, что в какой-то степени Вивиан оправдывала свершённые мной злодеяния и просто поступки, дарило надежду.

– Тогда вам обеим придётся проснуться.

Я метнула в Дориана уставший взгляд. Он лишь улыбнулся, но на этот раз без неуместной иронии или злорадства. Уголки его губ дрожали так, что ему не пришлось озвучивать мысли вслух, но я знала: ему жаль.

Вдруг со стороны Вивиан раздалась глухая вибрация. Территориально остатки древнего храма находились в такой заднице, что, кроме спутникового телевизора, выдававшего пять каналов, связи с внешним миром не было. Когда Вивиан достала из кармана джинсов мобильный телефон, я почувствовала себя так, как, должно быть, почувствовала бы себя Бастет при виде подобного приспособления.

– Мы в Каире, – ответила на звонок Вивиан и случайно нажала на кнопку громкой связи. Голос, вырвавшийся из динамиков, заставил меня забыть, как правильно дышать.

– Какого чёрта вы там делаете? – в привычной манере рявкнул Габриэль.

Послышался характерный звук тлеющей сигареты, и я уже ничего не могла поделать с образами, возникшими перед глазами, где главным действующим лицом был уставший мужчина в чёрной рубашке, облокотившийся на перила веранды или чего-то в таком духе. Он недолго думал, прежде чем набрать Вивиан. Узнав, куда она направилась, разозлившись, что его не поставили в известность, он тут же вскочил с места и выбежал наружу, где его бы не подслушали. И там, в череде этих действий, может быть, всего на одно короткое мгновение, в его мыслях мелькнуло моё имя.

– Давно не отдыхали?

Вивиан поспешила переключить режим. Когда она поднялась и сделала два шага в сторону, я вскочила следом, но заметила на себе пристальный, на грани осуждения, взгляд Дориана и замерла, стыдливо обняв себя руками. По какой-то неведомой причине внутри меня всё сжалось и затряслось в ту секунду, когда я услышала его голос.

– Не ори на меня, – между тем отвечала Вивиан, злобно отрывая листья от кустарника с неизвестными мне фиолетовыми цветами. – Мы с Дорианом приняли решение остаться с… ней. Мы остаёмся, Габриэль, пока всё не разрешится.

Он что-то сказал. Я увидела сомнения на лице Вивиан, но её голос звучал уверенно:

– Я дам тебе знать, когда ситуация прояснится.

– Что он сказал? – Я не удержалась и подалась вперёд. – Где он?

– В Калифорнии, – вздохнула девушка, перебрасывая телефон из руки в руку. – Они с Сатет там подальше от божественных разборок.

– И что это значит?

– Это значит, что Габриэль выполнил свой долг. Теперь у него начнётся новая, нормальная жизнь.

– В Калифорнии?

То, с какой интонацией я задала этот вопрос, каждый воспринял по-своему. Я же поймала себя на двух вещах: сердце стукнуло особенно громко, когда в голове промелькнула мысль о том, что новая и нормальная жизнь светит всем, кроме меня. Было кое-что ещё – кое-что горькое, не изменившее сердечный ритм, но кольнувшее под рёбрами с такой силой, что онемели кончики пальцев.

Это ведь означало, что мы больше никогда не увидимся. Что у него не было даже мыслей разобраться в наших отношениях, прежде чем начать жизнь заново. По его мнению между нами не осталось незакрытых вопросов, призраков прошлого, тянущих на дно и мешающих жить дальше, до гроба мучаясь попытками предугадать «что, если бы…».

Настал мой черёд заниматься самокопанием без шанса успокоить совесть и душу ответами. Мы поменялись местами. Попытка всё забыть и начать заново была одна, и я её потратила, не совсем справедливо вернувшись к изначальной точке.

– Тебя это так удивляет? – всунулся в разговор Дориан. – Сама так делала последние две тысячи лет, а мы гонялись за тобой по всему миру. Настал его черёд отдохнуть.

– А вы? Почему вы здесь, со мной, а не там, с ним, жарите барбекю на террасе?

– Потому что, – коротко и ясно ответила Вивиан, вскинув подбородок. – Что хотим, то и делаем.

– И это то, чего вы хотите? Спасать мою задницу?

– Мы думали спасти мир, но твоя задница – хороший старт, – улыбнулся Дориан.

IV

1700 год до н. э.

Одна клетка сменилась другой, но она нравилась мне куда больше старой. Здесь, в небольшой тёмной комнате, стояла кровать. Она была маленькой и твёрдой, но мне выдавали одеяло и подушки, так что я была вполне довольна. Окон не имелось, но со временем я привыкла к темноте и стала ориентироваться в ней почти как при дневном свете.

Словно по часам – ровно тогда, когда я начинала ощущать голод, – дверь в комнату открывалась, и молчаливая тень ставила на пол поднос с едой. Игнорируя все мои вопросы, тень закрывала дверь с обратной стороны и возвращалась, когда я заканчивала греметь посудой. Или когда переполнялся мой горшок.

Иногда тень забирала меня из комнаты и водила в умывальню. Там, в полной темноте, я кое-как мыла голову и меняла одежду. Спустя ещё какое-то время я начала видеть очертания мест, в которые меня водили. Тень поняла это и стала завязывать мне глаза.

Так прошла целая вечность, прежде чем однажды дверь в комнату открылась, но на пороге появилась Бастет.

– Тушканчик! – крикнула она, когда я с разбегу врезалась в её ноги и вцепилась в длинные серебристые юбки.

– Когда я выйду отсюда? – взмолилась я.

– Очень скоро, милая, моя милая Мати, – обещала она, гладя меня по волосам. Её движения были суетливыми, рваными, словно она опаздывала и у нас совсем не было времени. – Но пока меня нет рядом, я принесла тебе друга.

– Друга? – шмыгнув носом, спросила я и услышала протяжный писк.

Бастет сделала шаг назад, сунула руку в складки своего одеяния и достала маленький визжащий чёрный комочек. Я тогда ничего не знала о таких мохнатых формах жизни и с недоверием уставилась на странную морду с серыми глазами.

– Это Мираксес, – объяснила Бастет, постоянно оборачиваясь, будто боялась, что кто-то нас увидит. – Береги её, Мати. Береги, пока меня не будет. Поняла?

Я заметила неестественный серебряный отблеск в глазах Агаты Ришар на седьмой день её пребывания в моей кровати. Ахмет предложил ей поселиться в соседнем доме, но она отказалась, вцепилась в мою руку и заявила:

– Либо мы вместе, либо я отдельно, но с твоей рукой.

В теле взрослой женщины прятался перепуганный ребёнок, большую часть времени молчаливо глядевший в потолок. Я пыталась её разговорить, но всё оказалось тщетно. Тогда я решила дождаться, когда она сама будет готова.

Это случилось однажды ночью, уже после того, как во всех окнах погас свет. В углу небольшой комнаты дёргался огонёк старой керосиновой лампы. Хоровод мошек, собравшихся вокруг единственного источника света, отбрасывал тени на стены. Полчище полудохлых мух противно жужжало на болтающейся под потолком клейкой ленте.

– Я слышу твои мысли. И мысли Дориана и Вивиан.

Это заявление застало меня в тот момент, когда покрасневшая после целого дня на солнце кожа лица встретилась с приятной прохладой белой подушки.

– Что? – я резко подскочила обратно.

Мираксес сидела в позе лотоса и, нервно ковыряя заусенцы на пальцах, виновато на меня посмотрела.

– Я думала, что схожу с ума. В голове постоянно звенели голоса, но я не могла разобрать, о чём они говорили. А сегодня утром я проснулась и услышала…

– Что ты услышала?

– Ты думала о нём, когда потянулась рукой к моей подушке.

Последние пару дней я спала без сновидений, но под самое утро мне стали мерещиться его голос и запах. Короткие, тёплые мгновения счастья на тонкой грани между сном и реальностью. В области талии, там, где за ночь собиралась простыня, становилось тяжело, словно кто-то клал на меня руку.

Я улыбалась. Боги, я улыбалась, когда переворачивалась на правый бок с мыслями о том, что уткнусь носом в его горячую грудь, прижмусь к телу. Прекрасное мгновение, за которым непременно следовало опустошающее осознание. Мозг предпринимал последнюю попытку и заставлял тянуться рукой в сторону соседней подушки, но беспокойно ворочающееся всю ночь тело принадлежало Мираксес.

– Что? – отряхиваясь от вновь захвативших сознание образов, переспросила я и убрала с лица налипшие волосы.

– Думала? – с надеждой в голосе повторила Мир.

– О ком? – У меня участилось дыхание.

– О Габриэле.

Заполненная лунным светом комната погрузилась в молчание. Я посмотрела в окно и, потерев лицо руками, несколько раз больно ущипнула себя за щёки. Ты не спишь, Маат. Это не сон.

– А сейчас ты думаешь о том, что это всё тебе мерещится и на самом деле ты Аника Ришар.

– Прекрати!

– Прости, я не контролирую это…

Я вскочила с кровати, запнулась и чуть не упала. Мираксес спрыгнула следом и, поддержав меня сбоку, спросила:

– Что ты делаешь?

Дотянувшись до тапочек, валявшихся по разные стороны кровати, я обулась и стянула с зеркала кофту. От волнения запуталась в рукавах, плюнула на всё и просто накинула её на плечи. Мираксес выбежала на улицу босиком, обнимая себя руками и подпрыгивая на месте от опустившейся к ночи температуры.

– Куда мы?

– Будить Дориана и Вивиан.

– Им это не понравится.

Меня это мало волновало. Как и то, что с первым ударом в дверь Дориана загорелся свет в окнах Фирузе и Ахмета.

– Он думает, что убьёт того, кто нарушил его «сон красоты», – сдавленно пропищала Мираксес.

Недовольный взгляд парня, показавшегося на пороге в одних трусах, подтвердил сказанное. Полгода назад я бы ещё попыталась изобразить смущение или отвести взгляд, но между нами случилось столько всего, что у меня бы не дёрнулся ни единый мускул лица, окажись он полностью голым.

– Какого чёрта она читает мои мысли? – с порога заверещала я.

Дориан зевнул:

– Я пропустил утро?

Я легонько толкнула его в грудь, когда Фирузе и Ахмет вышли из дома и вопросительно на нас уставились.

Мы ввалились внутрь. Последней зашла Вивиан, на ходу завязывая пояс красного шёлкового кимоно.

– Что случилось?

– Мираксес слышит мои мысли.

Несколько секунд Дориан и Вивиан молчали, потом одновременно зевнули и махнули руками, словно дело было недостойно их внимания.

– Все хранители могут слышать мысли своих богов, в этом нет ничего страшного. Наоборот, это замечательно. Ты умница, Мираксес, – похвалила Вивиан.

Я открыла и закрыла рот.

– Вы могли предупредить об этом немного заранее?

– Да я как-то забыл. – Дориан пожал плечами.

– Это можно как-то вырубить? – жалостливо протянула Мираксес. – Потому что твои мысли о зудящих яйцах я тоже слышу.

– Зудящие яйца? – непонятно зачем переспросила я.

– У меня не было секса две недели, – ответил Дориан в тот самый момент, когда меня осенило. Но мысль, пришедшая в голову, не имела ничего общего с его жалобой на спермотоксикоз.

– Кто-то из вас приходил к нам ночью в Париже в кошачьем обличье, – зажав рот рукой, пробормотала я и вспомнила, как думала, что окончательно сошла с ума. – Я слышала чужие мысли в своей голове.

– Да-да, – поддакнула Мираксес. – Я помню.

– Это был Пёс. У нас есть особая связь с кошками, – пояснила Вивиан.

– Мой мальчик трагически скончался, – печально протянул Дориан.

– Просто поверь, Маат, если бы кто-то из нас, – Вивиан указала на себя, а потом на брата, – пришёл к тебе посреди ночи, на следующее утро об этом уже говорил бы весь город.

Сдвинув к переносице брови, я спросила:

– В смысле?

Дориан и Вивиан странно переглянулись. Я повернулась к Дориану – в его глазах сверкал знакомый огонёк. Огонёк, который ещё ни разу не довёл меня до добра, но пару раз – до дикого похмелья, которого не было в моей жизни ни до, ни после встречи с ним.

– Дамы, – он посмотрел на меня, на Мираксес и указал на дверь, – вижу по вашим лицам, что вы готовы. Время пришло. Прошу.

– То, что ты задумал, нанесёт непоправимый вред моей психике? – уточнила я.

– Вероятно.

Мы вышли обратно на улицу, по предупреждению Вивиан действуя молча, чтобы снова не привлечь внимание Фирузе и Ахмета. С пустыни дул сильный ветер, закручивая песок под ногами.

Когда я пожаловалась на кромешную темноту, выяснилось, что у остальных такой проблемы не было. Вивиан сунула мне свой мобильник, и я включила фонарик. Мы обогнули дом и метров на сто отошли от круга, за пределы которого я всё это время, помня слова Бастет, ни разу не высовывалась. Не хотелось на личном опыте узнать, насколько сильно она приукрасила, когда сказала, что меня хотят похитить и разобрать на запчасти.

– Закройте глаза, – скомандовал Дориан. Подрагивая в ожидании чего-то несомненно неприятного, я осветила его и тут же пожалела об этом: трусы парня лежали в стороне. Сам он был полностью голым и даже не пытался прикрыть все свои прелести.

– Фу, – одновременно с Мираксес фыркнула я и, опустив фонарик, закрыла глаза.

Ничего не происходило несколько минут, но потом послышались шаги. Кто-то приближался ко мне, выдавая себя шелестом песка. Я нахмурилась, представляя, сколько всего идиотского мог совершить Дориан без трусов, пока у нас закрыты глаза.

Что-то влажное и прохладное коснулось моего носа.

– Дориан! – резко распахнув глаза, закричала я, но, как только мозг обработал визуальную составляющую странного прикосновения, звук застрял в горле на последних нотах. Я подавилась и чуть не скончалась на месте от приступа кашля.

Дерьмо.

Мираксес закричала и грохнулась рядом. Я устояла на ногах лишь потому, что, кажется, вросла в землю. Фонарик телефона осветил пару зелёных глаз на вытянутой шерстяной морде в неприличной близости от моего лица, и узел, завязавшийся в желудке, не предвещал ничего хорошего.

Он был огромным. Настолько, что в положении сидя кончик его носа был на одном уровне с моим. Чёрная шерсть блестела под тусклым искусственным светом, и в мире не было приличных поводов подумать: «Так это же Дориан». Кроме одного.

Его глаза.

– Вашу мать, – севшим голосом пробормотала я и медленно повернулась к Вивиан за поддержкой. Но её больше не было на прежнем месте. Огромная кошка, размером превосходящая даже своего старшего брата, горделиво вскинула морду и заурчала.

Вот тогда, кажется, я и отключилась.

1720 год до н. э.

Я поняла, что провела в заточении слишком долго, когда повернула голову и посмотрела на знакомых девочку и мальчика. Они приходили ко мне, когда я была в темнице, и с тех пор оба подросли. Когда-то мальчишка был ниже меня, а теперь, чтобы разглядеть его лицо, мне пришлось приподнять подбородок. Амсет – кажется, так его звали.

Он стоял ровно, с вытянутыми по бокам руками. Подловив момент, он улыбнулся мне одними глазами. Я ответила лишь испуганным взглядом. Стиснув в кулаке край платья Бастет, я жалась к её ногам и дрожала в ожидании. Я никогда не видела Осириса прежде, но много читала о нём. Мои глаза привыкли к темноте, и Бастет стала приносить свитки. Так я изучила весь пантеон и примерно ориентировалась, где и среди кого оказалась.

Я узнала, что жизнь всем богам дарил Источник. Все, даже Осирис, когда-то родились здесь, под землёй. На протяжении долгого времени боги развивали свои силы. Высшей точкой становился момент, когда кровь в их телах превращалась в белый свет. Тогда боги обращались в высших. Они считались самыми сильными и просветлёнными, и поэтому им доверяли важную миссию: нести свет в мир людей.

Но не все божества достигали такой силы. Некоторые, как, например, Анубис, предпочитали оставаться в подземном мире. В их жилах текла красная – человеческая кровь. Они были склонны к слабостям больше, чем высшие боги. Низшие боги отвечали за Дуат, за души людей после их смерти.

Когда Осирис вошёл в зал, все перестали дышать. Я посмотрела на резко окаменевшую Бастет и, последовав её примеру, затаила дыхание и надула щёки.

Его босые ступни, украшенные золотыми цепями, не касались пола. Казалось, что он парил над землёй, со снисходительной усмешкой на губах наблюдая за каждым, кто стоял в этом зале. Когда его взгляд коснулся меня, я была красной и задыхалась. От того, как он посмотрел на меня, стало ещё хуже, и я почти упала, но что-то смягчило падение.

– Дитя, – его голос звенел в моей голове. – Ты дитя Сета?

Бастет упорно смотрела вперёд, словно боялась лишний раз взглянуть на Осириса. Я заметила, как от напряжения сжалась её челюсть, когда он обратился ко мне.

– Я дитя Источника, – вспоминая, как меня научила Бастет, сдавленно пробормотала я. – Я…

Я вскочила с чувством, будто падаю вниз, но вместо песка меня встретила тёплая постель, пустующая со стороны, на которой обычно спала Мираксес.

Сжав белую простыню и сделав несколько коротких вздохов, я посмотрела в приоткрытое окно, из которого доносился нехарактерный для ранних часов грохот. Что-то с силой ударилось о крышу моего дома, взбаламутив заткнувшихся лишь к утру ещё живых мух на клейкой ленте, и я, накинув на голову и плечи белый платок, поспешно вышла на улицу.

– Что происходит?

Вивиан, Мираксес, Фирузе и Ахмет смотрели вверх. Я последовала их примеру и вперила взгляд в задницу Дориана на крыше.

– Что он делает на крыше?

– Солнечные панели барахлят, госпожа, – ответил Ахмет. – И, кажется, в соседней деревне сломалась водонапорная вышка, так что сегодня без душа. Но господин Дориан старается вернуть электричество.

– Я не знала, что ты разбираешься в зелёной энергетике, – крикнула я, и Дориан, ползающий на четвереньках, громко выругался. – Он ведь сделает только хуже.

– Две другие панели он уже починил, – тепло улыбнулась Фирузе.

– Мне две с половиной тысячи лет, солнышко, – свесив голову вниз, ухмыльнулся он. – Ты понятия не имеешь, сколько разных интересных вещей я умею. Особенно языком.

– Например, нести всякий бред?

– Но вот противостоять солнечным ударам, насколько я знаю, ты ещё не научился, – подметила Вивиан. – Может быть, оденешься?

На её губах играла проказливая усмешка, напоминающая о том, как вчера ночью я позорно отрубилась при виде её истинного обличья.

– Хорошо себя чувствуешь? – спросила она.

– Синдром Шмида – Фраккаро, да? – вспомнив, как Дориан цитировал Википедию, передразнила я. – Боги, если бы тогда я узнала, кто вы такие…

– Дориан цитировал Википедию, – рассмеялась Вивиан. – Ты должна была почувствовать подвох. На то ведь и был расчёт. В теле Аманды ты была смышлёнее.

Я закатила глаза.

Мы зашли в дом, отведённый под кухню и столовую. На полу стояли вёдра с водой. Фирузе носила тарелки с едой. Я сунула чайник в ведро с водой и занялась напитками. Пока вода закипала на газовой плите, достала жестяную банку с красным чаем и одну – с кофе. Мираксес помогла отнести чашки, а я, закурив, осталась дожидаться кипятка.

– Не могу понять, что с тобой не так, – со спины подкралась Вивиан. – Такое чувство, что ты по-прежнему Аника Ришар.

– Ты меня напугала, – подавившись дымом и закашлявшись, заворчала я. – Я и без того дёрганая. Хочешь довести меня?

– Смотря до чего требуется доводить. – Вивиан даже не попыталась изобразить раскаяние. Наверно, именно поэтому она нравилась мне. – Не смотри на меня так. За шутками про оргазм к моему брату.

Я сделала несколько коротких затяжек и стряхнула пепел в специально отведённую под это пластмассовую банку.

– Ладно, прости, впредь буду уведомлять тебя о своём приближении за… – она разыграла задумчивость, – за сто метров, пойдёт?

Закатив глаза, я кивнула головой и вернулась к предыдущей теме:

– Так какой там была Маат?

Пол кухни медленно засыпа́ло песком. Обжигающий воздух коварно подступал следом. Разминая ладонью покрасневшую шею, Вивиан рассеянно смотрела вперёд. Я потушила сигарету и, прогоняя едкий дым от дешёвого табака, замахала руками перед лицом.