Текст книги "Мост через бездну. Мистики и гуманисты"

Вот где смысл «Корабля дураков» – корабль-то стоит! Все, никуда корабль больше не движется. История остановилась. Корабль стоит, он пророс. И посмотрите, кто на корабле: монашки, монахини, миряне – все в куче. Они и не слушают этого голоса. В юдоли скорби и царстве зла им заботы мало. Они люди – человеки. Они гуляют и поют. Им и горя мало, и они не знают, что корабль остановился. Они дураки. А почему они дураки? Они дураки по одной только причине – они и хитрые, они и деловые. Посмотрите на картину: они перестали слышать что-то еще, им интересно только прожигание жизни. Им интересен только самый низовой уровень. Вспомним о Дюрере, о том, что он изображает все уровни познания. А это не есть уровень познания, тут вообще никакого уровня нет. Дюрер в своей «Меланхолии» даже не учитывает этот уровень. А этот уровень, между прочим, является тем уровнем, который исследует Босх. «Тот трюм был русским кабаком», он в трюм спускается. Не в ад, а в трюм… впрочем, может быть, и в ад. Есенин говорит: «Тот трюм был – русским кабаком. И я склонился над стаканом, чтоб, не страдая ни о ком, себя сгубить в угаре пьяном», – это отчаяние, путь в никуда. Сам ли Босх создал эту концепцию? Или за ним что-то стоит?

Вспомним, что он принадлежал к некоему сообществу, и эти сообщества в мире были всегда. Они оппозиционны и не оппозиционны. Они объединяются по какому-то общему принципу, по своим взглядам. Это не партия, это не компания. Это люди, которые ищут ответа на что-то. Есть датировка, начало развития этого движения относится к XII веку. Это не совсем адамиты, но не будем вдаваться в подробности. Год, в который родился Босх, это общество свободного духа считало началом апокалипсиса, потому что было изобретено книгопечатание. А у Иеронима Босха с этим дела обстоят очень сурово и строго. Если вы посмотрите картину «Операция глупости», то вы увидите, что стоит монашка, и у нее книга на голове. Теперь, после Лютера, каждый может писать то, что хочет. Происходит не создание истинных произведений, а просто, кто хочет, тот то и пишет, происходит какое-то оболванивание. И поэтому у людей книги не внутри, они не глотают их, растворяя их в себе, подобно тому, как Иоанн Богослов поглотил протянутую ему господом книгу. Она у них только на голове. У нас книга на голове. Мы внутрь ее не берем. Это лжемудрость, начинается эпоха лжемудрости. А общество Святого Духа определило три положения апокалипсиса, начало движения к финалу, начало движения к концу.

Необратимость истории о звере, разверзается пасть геенны. Человеческие пороки владеют человеком – почему? Первичный уровень во всем. И Босх определяет три причины гибели. Три причины апокалипсиса, которые он во всех своих картинах и изображает. И у него все картины вокруг этого крутятся. Жизнь есть корабль дураков, абракадабра, откуда каждый тщится утащить свою соломинку. Каковы же основные темы Босха? «Корабль дураков» точно фиксирует две из них, а все остальные картины тоже раскладываются на эти темы. Это прежде всего то, что мы называем галлюцинаторностью сознания: люди находятся в состоянии абсолютной галлюцинации, то есть у них выключен разум. Алкоголизм, пьянство лишает человека точного ориентира. Для Босха слишком сильное употребление вина не означает прямое понятие употребления вина. Для него галлюцинаторность сознания – умственное опьянение, несоображание. Для него выпивка – это признак галлюцинаций. Реальности люди, человеки не понимают. Они не ориентируются в реалиях. Они не ориентируются ни в прошлом, ни в будущем, ни в своем настоящем. Они живут галлюцинаторно. И эта галлюцинаторность сознания будет очень сильно развиваться в человеке. И вообще, Бог сотворил, а мы не сотворились. Потому что для сотворения нужны усилия, очень большие усилия. У Босха очень много химер: химера человека с насекомым, химера человека с животным и тому подобное, потому что люди недовоплотились. Мы недовоплощенное человечество, надо делать усилия, чтобы прорваться, чтобы побороть себя, чтобы преодолеть себя. Он никого не учит, он анализирует, он показывает.

В «Корабле дураков» корабль встал. Почему? А куда ему идти с такими галлюцинирующими пассажирами: сидим на корабле хорошо, выпиваем хорошо… хорошо сидим, закусываем, поем. И что самое замечательное – поем хором. Обратите внимание, как они самозабвенно поют. Выпивают и поют хором. На этой картине, как и на других картинах Босха, поражает масштаб, эта горечь, эта трагичность художника. Как они хором поют! Что может напомнить это пение хором? «Собачье сердце» Булгакова, где Швондер и весь этот ЖЭК пели хором. Вот они все были на этом уровне. Как это ни парадоксально, ни странно, но мир Булгакова, мир Шариковых – вот это уровень Босха. Эта их погоня за кошками и то, как они поют. Хором поют не только в «Собачьем сердце». У него очень здорово поют хором в «Мастере и Маргарите», когда их там пришлось всех вывозить, и они пели «Священный Байкал». В обеденный перерыв они поют хором – потому что делать больше нечего. А тут вроде хором поют, и это их объединяет. Нет вообще других способов объединения, кроме как за рюмкой или пением хором. Вот вам и «Корабль дураков». Корабль бросили, потому что поют хором и дуют водку. И еще лезут за жареным поросенком. Очень хорошо иметь готового жареного поросенка.

А что означает это знамя с луной? Мы не совсем закончили с темой апокалипсиса. Признак наступающего, необратимого апокалипсиса – это, прежде всего, галлюцинаторность сознания, потому что она включает в себя и такую вещь, как безумная, бесконечная и бессмысленная погоня. Этот воз сена, где каждый хочет соломинку ухватить, – это тоже галлюцинаторность сознания. Это полное невнимание к окружающему, все фокусы, манипуляции, которые он показывает. Но вернемся к этой интересной детали, к розовому стягу, который мы видим на дереве, и на котором изображена луна.

Очень большие специалисты по Босху утверждают, что у Босха есть еще один смысл в его всех картинах – это алхимическая и астрологическая транскрипция его вещей. Он был человеком, может быть, раньше всех понявшим, увидевшим причины трагического финала, причины шествия к трагическому финалу. Но у него еще был и отдельный астрологический, и алхимический смысл в каждой картине. Личность этого гениального человека для нас, конечно, вырисовывается плохо. Но апокалиптическая идея имеет очень большое значение для мировоззрения Иеронима Босха и для его картин.

И, в частности, картина «Корабль дураков» тоже связана с этим ужасом апокалипсиса.

И вот на знамени у него луна, а луна – признак слабоволия, слабости, медитативности. Луна – она для лунатиков, для слабовольных, для плохо ориентирующихся. В чем? В дневном сознании, логическом, конструктивном, позитивном. А над луной череп Адама Кадмона. Череп Адама Кадмона имеет большое значение. Само общество называлось «адамиты». И название картины «Сад наслаждений» само по себе – одна из тем, о которой говорили адамиты. У них и термин был такой – сад наслаждений, в том же апокалиптическом понимании. Итак, череп Адама Кадмона. Почему адамиты? Что это значит? Сотворение человека не получилось. Вот сотворение мира – получилось, а на день шестой Бог устал. А может быть, человек еще до сих пор сотворяется.

У Босха еще есть картины «Суд перед Пилатом», «Христос на суде перед Пилатом», «Несение креста» – то есть картины с изображением одного из главных героев эпохи Возрождения и Средних веков, сына божьего. Удивительная вещь! Сын божий у него не такой, как у итальянских художников эпохи Возрождения. Не такой, как у Микеланджело, и не такой, как у других. Он просто слабый человек. Но он – человек. Он отличается от этих масок. Он отличается от этих недолюдей. Это изображение печального и страдающего человека. Быть человеком – подвиг. Быть человеком очень трудно. Жить жизнью осознанной, целенаправленной, жить с болью человеческой – это очень-очень трудно. Это большой подвиг. Это крестный пусть. У Иеронима Босха этот герой совсем не тот, который предъявлен нам эпохой Возрождения или другими художниками. Хотя нидерландская школа очень часто именно так изображает Христа. Упомянутый уже Хуго ван дер Гус, например: в «Алтаре Портинари» слабая-слабая человеческая плоть, которая изображает младенца Христа, прямо на землю он положен, прямо на земле лежит, на каких-то холодных плитках. При взгляде на него пронзает жалость. Становится просто плохо, когда ты смотришь на это. Но ты понимаешь, что он хочет показать, что эта слабая плоть – вместилище могучего духа, необыкновенного духа. Поэтому дело не в том, какая у тебя плоть, а дело в том, что за дух ты вмещаешь в себе, какого духа вместилище ты есть. И это человек. А не тот, который «Сейчас в морду там дам!» или «Всех победю!» Вообще у них представление о героичности немного другое. Оно больше связано с понятием духовного подвига и духовного подвижничества. У них нет гармонического соединения физического и духовного, как у итальянцев. У них нет античного примера. Они скорее вырастают из позднего христианства.

Но вернемся к «Кораблю дураков». В этой одной маленькой картине вы можете увидеть и первичный слой Иеронима Босха, то есть некий рассказ. Всмотреться в эти лица, которые Булгаков описывает сидящими в ЖЭКе и поющими революционные песни. Это одни и те же типажи. Это шариковы, это товарищи Шарикова. Вот они перед вами, недовоплощенные. Вот от них и беды все, от тех, которые за кошками бегают. И им ничто. Они не аморальны, нет, они внеморальны. Они не понимают, что такое мораль. Они вне этого. Если ты аморален – ты специально против морали. А они вне морали. И, конечно, встанет на месте этот самый корабль, который плывет.

По луврской датировке эта картина написана в 1491 году. Был замечательный швейцарский писатель из Базеля Себастьян Брант. Портрет Себастьяна Бранта в технике рисунка сделал Альбрехт Дюрер. Это был очень известный человек. Как всякий художник Возрождения, он был и врачом, и писателем, и гуманистом. Четыре года спустя, в 1495 году, он пишет сатирическую поэму, которая называется «Корабль дураков». Написана ли она под влиянием картины Иеронима Босха? У Бранта главный герой – господин Пфенниг. Миром Босха правит галлюцинация человеческая. Источник всех человеческих пороков – галлюцинация, лжемудрость. Технический прогресс он тоже учитывал в качестве одного из направлений в сторону апокалипсиса. А у Бранта главный герой – господин Пфенниг. Пфенниг – это твердая валюта тогдашнего немецкого северного мира. Сеньор Пфенниг, господин Пфенниг правит всем. Не вот эта галлюцинаторность, которая гораздо более серьезно и емко определяет трагическое начало обездуховленности и внеморальности. Это действительно очень губительно. Но у Бранта все решает господин Пфенниг. Современны ли оба этих художника? Господин Брант, господин Босх? Корабль врос, он не двигается никуда. Все слушают уже не голос высшего разума, мирового разума, а голос господина Пфеннига. И он показывает все картины, следующие в обществе с господином Пфеннигом. Это необыкновенно современные художники.

Альбрехт Дюрер. Портрет мужчины (Себастьян Брант). Ок. 1520

В 1516 году Босх умирает, а в 1511 году выходит знаменитейший сатирический бестселлер (правда, «Корабль дураков» Себастьяна Бранта тоже был бестселлером) знаменитого в Европе человека, который назывался Эразмом Роттердамским, и который находился в центре всех страстей и Реформации. Он один из немногих людей, которые, вовсе не будучи реакционером, а придерживались антилютеровской позиции. Он написал книгу, которую, конечно, все хорошо знают, гораздо более широко, нежели сатирический роман в стихах Себастьяна Брандта. Книга называется «Похвала глупости». Что они переписывали друг у друга, заимствовали друг у друга, как они друг от друга зависели – ответить на этот вопрос трудно. Видел ли Себастьян Брант картину Иеронима Босха «Корабль дураков»? Наверное, не видел. Просто это общекультурная метафора. Каждое время имеет такие сквозные общекультурные метафоры. Очевидно, эти люди были единомышленниками, а может быть, принадлежали к одному и тому же обществу Святого Духа. Но не парадоксально ли, что свой апокалипсис пишет Микеланджело в том же самом помещении Сикстинской капеллы, где когда-то он писал миросотворение, величайший акт творения. Он пишет и акт финала, на торцевой стене – Страшный суд, где создатель посылает жестом в тартары все, что он сотворил. Это Микеланджело. Этот финал, апокалипсис, пишет и Леонардо да Винчи, только как прозу. И, конечно, апокалипсис – важная тема для Альбрехта Дюрера.

Нет оснований предполагать, что эти люди принадлежали одному и тому же кругу, но можно уверенно сказать, что такая критическая историческая концепция в это время занимала очень большое место в культуре. И, вне всякого сомнения, центральнейшее место в этом движении людей, уловивших трагическую интонацию времени, занимал Иероним Босх, который выразил ее в самых невероятных, ни на кого не похожих образах.

Благополучный художник Ганс Гольбейн просто сказал: «Чума на оба ваших дома!» – и вообще бросил свою Германию и отправился в Англию к Генриху VIII, писал портреты в Англии, потому что там не было таких портретистов. Он создал одну из самых потрясающих, какие мы только знаем, ксилографических, то есть необходимых для тиражирования и распространения, серий, которая называлась «Пляски смерти». Пляски смерти тоже писали все, время было заряжено этим. Были ли они вместе, в одном обществе или в одной группе, или нет, мы этого не знаем. Очень может быть, что и были. А может быть, и не были. Известно только, как боялся Микеланджело инквизиционной слежки за собой, потому что инквизиция во времена Реформации уже выпускала свои щупальца из Испании.

Но вернемся к Иерониму Босху, личность которого была неприкосновенна. Да, этот человек сыграл в культурном сознании европейского мира невероятно большую роль, очень глубокую. Он совсем иначе определил дисбаланс, который существует в природе вещей, создал свои образы, создал свой стиль, создал свою живопись. И сказал очень громко важные слова – это называется послание. Одно из самых важных для нас посланий.

В 1931 году американская писательница Кэтрин Энн Портер ехала на пароходе, и у нее родился замысел романа «Корабль дураков». В 1965 году этот роман был экранизирован Стэнли Крамером. Это один из самых удивительных европейских фильмов 60-х годов, где играл ансамбль гениальных киноактеров: Оскар Вернер, Симона Синьоре, последнюю свою роль сыграла Вивьен Ли. И там была роль авторского голоса, который есть в Иерониме Босхе, который у него всегда присутствует внутри. А может быть, он в картине «Корабль дураков» есть шут, отвернувшийся от всего, печальный шут, который сидит одинокий, потому что шут – урод. Шут – юродивый. Шут вне общества. Шут должен предупреждать о своем приближении звоном своих бубенцов. Но шутов всегда держали при себе короли. Почему? Потому что только дурачок, или урод, или юродивый может сказать тебе правду. А тебе она очень нужна. Поэтому держали юродивых или шутов, или карликов – они говорили правду. Шут в «Корабле дураков» играет роль вот такого в этом мире живущего, печально отвернувшегося и ничего не могущего сделать персонажа.

Роль этого шута, человека-карлика, играет в фильме Стэнли Крамера человек маленького роста. Он даже не лилипут, он просто странный, маленький очень человек с изумительным лицом, с веселыми, умными и очень ироничными глазами. И тексты, которые он говорит, он говорит замечательно: он опирается на перила корабля и рассказывает как бы от себя. Или это авторский голос о том, что происходит на корабле. А смысл у этого корабля дураков, который был в экранизации Энн Портер, очень глубокий. Это смысл точно такой же, как у Иеронима Босха. Там связь с Иеронимом Босхом прослеживается очень интересно. Там даже есть герои, которых не имеет Иероним Босх, потому что все-таки это 1960-е годы XX века. Но что интересует Стэнли Крамера в этом фильме точно так же, как интересовало Энн Поттер? Очень просто – корни происхождения фашизма. Ни больше, ни меньше. Это пение хором. Это галлюцинаторное сознание людей. И этот фильм – «Корабль дураков», который так и назван, он через Иеронима Босха расцветает цветком Стэнли Крамера, углубляя себя. Тот же самый корабль. Когда теоретик сюрреализма Андре Бретон первый выпустил Манифест сюрреализма в 1924 году, в XX веке он первый называет имя Иеронима Босха как предшественника сюрреализма. Так и сказано, что сюрреализм считает Иеронима Босха своим предтечей, своим предшественником. Потому что мир его выворачивает наизнанку сознание. Он являет нам фантомы-кошмары подсознания, кошмары бессознательного, предъявляет нам абсолютно все формы наших инстинктов, только воплощенные в образах, в реальности, в предмете, в аллегории.

Также Босх был назван основоположником такого направления в искусстве и литературе, как абсурд. XX век признал его великим своим пророком и предтечей, этого забытого эпохой Возрождения мастера, который предупреждал об опасности. Они даже писали послания папам, известно, что есть семь посланий папам с предупреждением об опасности. Но ведь никто никогда не слушает. Мало того, что никто никогда не слушает, очень быстро и забывают. Его забыли. Тех, кто жужжит над ухом противно, помнить не надо, потому что внутренний комфорт – превыше всего. А Иероним Босх, конечно, явление в искусстве, большой художник, мастер кисти, создатель уникального языка, великая загадка, великая тайна. Но Иероним Босх как автор послания перед нами предстает еще не полностью раскрытым, до сих пор его не дешифровали.

И последнее, о чем следует сказать. Готовится справочник, посвященный работам Босха. К примеру, какое количество растений им написано на всех его картинах. Какое количество предметов изображено им, что входит в этот предметный мир. Вот, например, «Корабль дураков»: один и тот же кувшин – в каких разнообразных позициях этот кувшин нам предъявлен. И каждый раз он имеет свой смысл. Перевернутый кувшин – один смысл, лежащий кувшин – другой смысл. Пустой кувшин. А воронки на голове? Воронки, через которые цедили масло и вино, он надевает всем на головы. Это символ пустоты. Воронка – это пустота. Через воронку все проскакивает. Эти ложки, которыми они все загребают, туфли и язык обуви – все эти символы и аллегории. Количество кухонной утвари, бытовой утвари, технических приспособлений, одежды, знаков… Сколько сортов и пород деревьев он изобразил. Вот «Сад наслаждений», левая створка, где сотворение человека – там они стоят под каучуковым деревом. Но Босх изображает еще вьюнок, который на этом каучуковом дереве. А животные? Ведь в той же самой створке Адама и Евы наверху динозавры. Еще кабаны, белые медведи, верблюды. Сколько пород лошадей!

Есть три художника, по которым можно судить об уровне образования людей того времени, о том, что они знали: это Леонардо, это Дюрер и это Иероним Босх. По ним понятно, что знали люди того времени о мире, о земном шаре. И буддизм у него есть, и жители черного континента – все можно найти. Это художники, которые составляют свое послание. Они это послание отправляют, независимо от того, можем мы его в бутылке найти и прочитать или нет. Но никогда оно не может быть не основательным. Оно всегда должно иметь в себе некий шампур, на который все нанизывается – главную идею и очень большое количество доказательств, которые заключаются в самопознании и миропознании.

Меланхолия Дюрера

Альбрехт Дюрер – немецкий художник эпохи Возрождения, чье имя равно имени Леонардо да Винчи по своей значительности, чье имя равно слову «гениальность», воплощение абсолютной человеческой гениальности, чье имя знают все, даже те, кто очень мало интересуется искусством.

Альбрехт Дюрер родился в городе Нюрнберге в 1471 году, и до сих пор на торговой площади в Нюрнберге стоит дом Альбрехта Дюрера, и сохранена вся обстановка этого дома – все-все, что касается образа и личности этого человека, художника, ученого, очень таинственного, до сих пор не до конца нами и миром понятого. И до сих пор нет ни одной монографии, которая приоткрыла бы нам тайну, а впрочем, может быть, тайна гениальности и должна оставаться тайной.

Современники всерьез считали Дюрера доктором Фаустусом. Они называли его «мастер Дюрер», но и вслух, и шепотом очень часто сопрягали его имя с образом великого ученого и мага доктора Фаустуса, легенды о котором были очень распространены в Европе, особенно на его родине, в Германии.

Мы не можем рассказать сегодня о том, какими научными исследованиями он занимался, каким он был врачом, как сам себе он поставил диагноз в смертельной своей болезни. Мы не можем рассказать, как он занимался оптикой, астрономией, биологией, анатомией. Собственно говоря, он и Леонардо да Винчи шли всегда параллельно в своих интересах.

Время это было очень необычное, напряженное до бесконечности, вовсе не спокойное, чреватое социальными взрывами, началом Реформации в Германии. В неспокойное время жили эти люди, и жизнь их не была спокойной. И очень трудно сказать о том, как стимулировала раскаленная атмосфера Европы жизнь и энергетику этих людей.

Альбрехт Дюрер. Меланхолия. 1514. Гравюрный кабине, Берлин

Остановимся на одном произведении Дюрера, которое чаще всего сопрягается с его именем, как «Джоконда» с именем Леонардо. Остановимся на одной его гравюре, которая называется «Меланхолия» и которая очень часто репродуцируется, мы ее зрительно, во всяком случае, знаем.

В технике, которая называется «резцовые гравюры на меди», Альбрехт Дюрер выполнил четыре работы. Он выполнил их все последовательно, примерно в одно и то же время. В 1513 году – «Рыцарь, дьявол и смерть». Когда их показывают, почему-то считается, что «Рыцарь, дьявол и смерть» более поздняя, хотя это самая ранняя его резцовая гравюра. Он выполнил гравюру «Блаженный Иероним» и гравюру «Меланхолия», о которой пойдет речь.

Почему именно «Меланхолия» из этих четырех гравюр? «Носорог» – это замечательный космический образ, но это техническая гравюра. Плавинский говорит, это структурный символизм. Вообще, по отношению к Дюреру это правильно. Это современный термин, но это очень правильно: он весь структурален и символичен. В качестве главной темы эта гравюра не годится. «Рыцарь, дьявол и смерть» – эту гравюру никто не знает. Мы видим только техническое ее содержание, а ее глубинное, духовное содержание может быть как очень простым, так и недосягаемо сложным. Потому что там еще есть образ собаки, лошади. Это вообще астрологическое сочетание. Там много аспектов, которых мы не понимаем. А «Блаженный Иероним» – гравюра биографическая, тоже техническая и бытовая.

Что касается «Меланхолии», то это не просто гравюра, которая может быть одной из высших точек формирования особого дюреровского стиля: сочетание колоссального опыта, труда, немыслимых технических вещей, открытий, которых мы до конца даже не можем назвать. Но, конечно, самое главное – это рассказ, очень многогранный: он и о том, что такое человеческая гениальность, что такое аспекты человеческой гениальности, безграничность и самим человеком поставленные ограничения. И точность. Никакой приблизительности. Точность, аргументированность и опыт.

Но прежде всего надо коснуться совсем необычного вопроса. Это вопрос не о графике Дюрера и не о содержании его гравюры «Меланхолия», а о технике. Самое интересное – это техника мастерства. Когда рассматриваешь его гравюры, резцовые гравюры на меди, об одной из которых пойдет речь, или резцовые гравюры на твердых породах дерева, как его цикл «Апокалипсис», прежде всего, удивляет невероятное техническое совершенство Дюрера. Уже сама по себе техника исполнения этих работ является фактом абсолютно беспрецедентным. В этой технике уже давным-давно никто не работает. Она, можно сказать, ушла вместе с ним.

Техника резцовой гравюры на меди уникальна, очень сложна, трудоемка и невероятна по своим художественно-техническим параметрам. Это техника, которая практически была создана самим Дюрером. Может быть, единственный человек, который этой техникой владеет сам и который очень хорошо знает природу этой техники, это наш современник, замечательный художник Дмитрий Плавинский. Художник, которого никто не может оценить сейчас, это мы потом будем говорить, что он был великий мастер, он ученик Дюрера, он изучил его. Плавинский известен огромным количеством картин. То, что мы его не знаем, не значит, что он не знаменит, он просто не занимается своей знаменитостью. Он ни в чем не участвует. Он делает работы и все. Но в среде художников он очень известен. У него много выставок, он долго жил и работал в Америке.

Плавинский сделал копию с дюреровской гравюры «Носорог» и раскрыл суть этой техники. Сводится она к тому, что человек берет в руки специальный резец и кладет правую руку на специальную подушку, которая для этого шьется. И дальше он не резцом водит по медной доске, а доску поворачивает под резцом. То есть это обратный процесс. И когда рассматриваешь близко эти гравюры, такого рода техническое совершенство кажется невероятным. Откуда взялась эта техника, водить доской на подушке под этим резцом? Плавинский рассказал, что, когда Дюрер был мальчиком (а он родился в очень богатой бюргерской семье), его отдали учиться ювелирному мастерству. Само собой, к лучшему ювелиру. И этот ювелир работал этими резцами. Поэтому первые навыки работы по металлу он получил, обучаясь у ювелира. Дюрер, как гениальный человек, осмыслил ювелирные методы и перевел их в язык другой формы.

Он брал в руки резец, руку клал на специальную подушку, для того чтобы ее можно было держать долго, а медную доску двигал под рукой. Не резцом, как при рисунке, водил по доске, а двигал доску под рукой. Если вы внимательно посмотрите на четыре гравюры на меди, то вы не сможете поверить своим глазам, что это может быть так сделано. Посмотрите, какое количество линий. Плавинский копию с «Носорога» делал как офорт, а не как резную гравюру. Резная гравюра еще была на дереве, но резная гравюра на дереве более распространена, а гравюра на меди с травлением пришла с Дюрером и ушла с Дюрером. Она практически нерукотворная. Если бы он ничего не сделал, а оставил только эти четыре гравюры, их было бы вполне достаточно для того, чтобы сказать, как говорят итальянцы: этот художник экстраординарен, он мастер.

Каким надо быть художником, каким надо быть инженером, какое надо иметь воображение, чтобы ювелирную технику перевести в уникальную технику художественной гравюры!

Начинаем мы с техники только потому, что мы очень часто говорим о содержании картин, мы говорим о рассказе, который нам предлагает художник в своей картине, и забываем о том, что такое техника письма. Сейчас художественная жизнь в этом отношении очень развращена. И очень часто мы произведением искусства считаем две, три или четыре сбитых вместе доски и можем назвать их «Полет в космос» или как угодно еще. Но на самом деле в основе гениальности, в основе великих произведений искусства лежит всегда очень сложная, неподражаемая, неповторимая техника, потому что именно она является тем языком, на котором говорит художник. И если этой техники нет, то задача, которую перед собой ставит художник, оказывается невыполнимой.

Вот эта резцовая гравюра на меди уникальна. В этой технике выполнены четыре графических бессмертных листа. Именно техника, которой пользовался Дюрер, лежит в основе чуда этих вещей. И чем больше вы их рассматриваете, тем больше удивляетесь тому, как же это сделано. Да, доктор Фаустус.

Последняя из этих четырех гравюр называется «Носорог». Известно, что носорога привезли из Индии. Он как-то был подарен португальскому королю Эммануилу. Но вообще Дюрер видел его в зоопарке, и сделал в зоопарке набросок с носорога. Этот носорог привлекал его внимание. Он написал поверх гравюры целое сообщение, целое свое наблюдение о носороге.

Носорог – очень страшное животное, потому что его очень боятся слоны. Носорог со своим рогом подлезает под слона и вспарывает ему живот. И вместе с тем, при такой агрессивности, при такой силе, пишет Дюрер, носорог очень быстро бегает и необыкновенно нежен. Он очень нежное животное. С чего Дюрер взял, что носорог – нежное животное, непонятно. Но вспоминается одна история, которую Феллини рассказал в своем фильме «Корабль плывет». Там был носорог, который так бесконечно тосковал о потере своей пассии, своей любимой, что просто умер от любви. По всей вероятности, действительно, носороги очень нежные существа.

Дюрер нарисовал этого носорога, и когда мы смотрим на гравюру носорога, то мы удивляемся не только тому, как он его нарисовал, как точно запечатлел все анатомические детали, расположение щитков… Но как он перевел его в образ! Какой необыкновенный образ стоит за его носорогом. Он кажется космическим, странным существом.

И вот когда Плавинский занимался техникой этой гравюры, он сделал копию носорога. И эта копия точно повторяет гравюру Дюрера. И надпись такая же точно: написано «Носорог» и монограмма «А. Дюрер». То есть это буквальная авторская копия, только Плавинский предал ему еще более явные черты космичности, он стоит как весь мир, как целый космос, у него на спине солнце и луна, у него глобусами вздымаются бока, у него на роге затухшие вулканы. Это космическое чудовище, космический образ, который вбирает в себя всю геологическую, антропологическую, географическую, художественную историю мира.

Вот так современный художник перекликается с художником эпохи Возрождения. И это не случайно. Дюрер имеет очень большое влияние на искусства самые разные: и на литературу, и на кинематограф, и на изобразительное искусство всех времен. Такова его суть, суть гения. Это и есть, наверное, бессмертие, преодоление времени, о чем сам Дюрер, по всей вероятности, очень много думал.

Альбрехт Дюрер. Носорог. 1515. Британский музей, Лондон

Гравюра «Меланхолия» сделана им после «Блаженного Иеронима». Если год «Носорога» – 1515, то ее год – 1514. Остановимся на этой удивительной гравюре. Очень трудно до конца расшифровать смысл и внутреннее содержание, закадровое содержание этой гравюры. Но если мы будем рассматривать ее внимательно, то увидим, что эта гравюра по горизонтали делится на три пояса. И каждый пояс представляет собой ступени познания. Это своего рода энциклопедия знаний и представлений о мире людей того времени. Но только людей, конечно же, владеющих всей совокупностью, всей суммой знаний. Такой универсальный энциклопедизм. Этот универсальный энциклопедизм был необыкновенно интересным явлением рубежа XV–XVI веков. Тогда появлялись картины, универсально, энциклопедически описывающие весь мир, все предметы, все растения и всех животных. Например, картины раннего Босха, хотя, может быть, основное содержание у него другое, но ему нужны эти предметы.