Текст книги "Лекции по искусству профессора Паолы Волковой. Книга 3"

В тот момент, когда всходило солнце, а это зависело от дня и года, из казарм, которые назывались Дормиториями или Дормициями, из западных ворот выезжали эфебы. Они ехали на восток, пересекая город, на палестры и в гимназию. Они ночевали на западе – в Дормитории, а упражнялись на палестрах и учились в гимназиях – на востоке. И, когда всходило солнце, они ехали на восток. И весь город, с восходом солнца, стоял и смотрел, как они едут. У них, у всех, были белые лошади. Их гривы и копыта были покрашены золотой или серебряной пудрой. Тело эфебов всегда было натерто специальным составом оливкового масла. Они его специально втирали, чтобы тело становилось бронзовым. Мужчины, мальчики и эфебы натирались им, когда выезжали для обучения, перед боем или перед Пиром. Есть такая скульптура Леохара: стоит Македонский со специальным сосудом или кифом, из которого он льет масло и натирает им тело. Они были бронзового цвета, а волосы их всегда были в перманенте. И мужчины, и женщины делали перманент. Во-первых, они были белокуры и голубоглазы. Это такая драма! Если у тебя не тот цвет глаз, то лучше тебе на свет божий не появляться. Белокур, голубоглаз и все волосы в перманенте. А каким удивительным образом они делали перманент! Есть картинки, изображающие этот процесс. Женщины красили волосы и вот, на таких вот шляпах, с такой дырочкой, сушили эти волосы. И, каким-то образом, они накручивали этот перманент так, что он становился прядями. Не волосами, а прядями. Ведь никто не знает двух вещей: как они драпировались, и как волосы накручивали. Это – тайна, секрет.

Короткие волосы, в основном, носили спартанцы. А аттические мужчины имели очень красивые прически. У них были косы. У мужчин. И они эти косы корзиночкой укладывали сзади, а впереди делали такие кудрявые челки. И потому, как уложена голова у мужчины, мы знаем, из какой области этот человек. А, если у них были такие прямые волосы в перманенте, то они, чтобы все это хорошо лежало, вкладывали в локон грузик. И в торжественных случаях, они специально покрывали гривы и копыта лошадей из пульверизатора. И представляете эту сцену – на восходе солнца, на этих белоснежных лошадях, с крашенными копытами, едут обнаженные юноши бронзового цвета, с завитыми волосами. Полис стоит! Едут эфебы! Наше будущее! Наша слава! Будущие победители! Вы представляете, что это за картина? И так продолжалось несколько веков, пока это все не разъехалось по швам. Вот это воспитание, что на современном языке называется «патриотизм». И ни одна мамаша своего среди них не найдет, потому что они там все друг на друга похожи. Как их отличишь? Все бронзовые, все с золотыми волосами.

Вернемся, однако, к этому канону. Я вам просто специально показываю картинку и говорю, в каком контексте это существовало.

голова эфеба

Это была очень сложная культурная вязь. Необыкновенная, исключительная. Я повторюсь – такого больше никогда не повторялось. Только один раз и существовало недолго, но зато, до сих пор, как говорится, мир обслуживают культуры. Что еще там было интересного? Очень интересно было то, что они, действительно, создали какую-то единую регулярную культуру. Единую. Они все разные, говорят на разных языках, воюют, разные системы управления, но ЭТО у них одно. И так сложилось, что создалась единая культура. Через мифологию и канон. Мифологический канон. И право на существование имеет только первый сорт. Только гениальное творение искусства. Почему? Потому что это – ИДЕЯ, а идею курочить нельзя. Она должна существовать в абсолютно ясном, чистом и завершенном виде. Поэтому судьба античности в европейском искусстве очень двусмысленна и очень сложна. Как вы понимаете, немцы не случайно использовали эту белокурую бестию. Они ужасно подражали античному канону. Это было страшно, но, тем не менее, корни находились там. Ведь они же создали удивительный образ. Построили на Акрополе храм, который назывался маленький ионический храм. Он и сейчас очаровательно стоит на высоком правом выступе и называется храм Ники Аптерос. Это очень маленький храм, и я хочу его сейчас найти и показать. И еще парня этого покажу. Сейчас мы с вами разберемся, что к чему.

Итак, храм называется Ники Аптерос. «Бескрылая Победа», скульптора Пеония. Она к нам пришла, и мы теперь перманентные победители. Навеки. Она – Аптерос и никуда больше от нас не улетит. И стояла вот эта скульптура Пеония такая скользящая вниз по камешкам, бескрылая, потому что куда же ей улетать-то, когда здесь так все прекрасно и изумительно. С такой вот короткой развевающейся туникой. Сознание перманентных победителей вещь опасная. Это же очень страшная идея. Я непобедимый! Между прочим, греки предупреждали эту идею. Помните историю всех их героев? А у Ахилла-то пятка. Это очень опасная мысль. Мысль о своей непобедимости – это чудовищно опасная идея. Один из величайших героев античной мифологии – Аполлон, который имел власть над юношеством, был их воспитателем и, вообще, триумвират: Зевс, Аполлон и Афина – это такое главное трио. Аполлон, конечно, очень серьезный экземпляр. Он изображен сидящим на прорицалище. Прорицалище – это такая табуретка, установленная над расщелиной скалы, из которой исходят дурманы, и он держит в руках кифару.

Здесь очень здорово изображена эта кифара. Если ее рассмотреть, то она состоит из панциря черепахи. А к ней приставлены рога и натянуты жилы. Вам будет небезынтересно узнать, что кифару изобрел младший брат Аполлона – Гермес. Этот Гермес очень интересный бог, причем не менее интересный, чем сам Аполлон. Когда он родился, то торчал в своей пещере, в пеленках. И, вот, однажды, он увидал, как мимо пещеры фланирует его красавец-брат. Просто златокудрый красавец и водит белых коров или белых лошадей: туда-сюда, туда-сюда. И этот маленький Гермес, сидящий в своей кроватке, в пеленках, начинает завидовать ему. И, когда Аполлон отвлекся по каким-то там делам – а у него их много – большое количество, этот Гермес вылез из пеленок, привязал к ногам коров ветки и увел их. Коровы шли, заметая следы этими ветками. Он спрятал их у себя в пещере. Аполлон возвращается, а коров нет. Ищет коров, ищет, а коровы там – в пещере. В конце концов, пропажа была обнаружена, и Аполлон говорит: «Ах ты, воришка! Маленький такой, хитроумный воришка! Сейчас мы с тобой пойдем на расправу к отцу». И повел его по Олимпу. Тот шел, тащил за собой пеленку и плакал: «Оставь меня! Я – несмышленыш, я еще маленький, я еще мамку сосу». Между прочим, эта античная легенда, этот античный гимн, приписываемый Гомеру о том, как Гермес украл коров у Аполлона. И тогда, чтобы, каким-то образом, сговориться с братом и, ни в коем случае, папаше на глаза не появляться, он пообещал сделать ему подарок. Поймал черепаху, снял с нее панцирь, приделал к нему тугие рога и натянул семь струн. У него получилась семиструнная кифара, которую он подарил брату.

А теперь я вам расскажу, что такое черепаха. В античности, черепаха обозначала то же самое, что и в философии Древнего Китая. Вы можете себе представить, что она является основой мирового резонатора? Потому что Аполлон, играя на кифаре, настраивал музыку сфер в единый лад. Ибо каждая сфера имеет свою вибрацию – сейчас, будьте очень внимательны – свою музыку, свою мелодию и свою слышимость. А вместе, это все, создает гармонию, подобно единой музыке сфер.

Я не буду продолжать эту тему – она долгая, но, как вы знаете, существуют планеты, имеющие звучание и вибрацию. Древние знали и записывали эту музыку для того, чтобы все было в порядке. Вот и Аполлон настраивал эту гармонию на своей кифаре. Он, просто так, песенки не сочинял, а занимался серьезным делом – следил за тем, чтобы музыка сфер звучала гармонично. И поэтому юноши, которые учились в гимназии, в третьем и в четвертом классах, обязательно были греками и умели играть и петь. Это целая история, как они исполняли гимны во время победы, и как пели на праздниках. Они первые, кто создал, поскольку это семиструнная кифара – до, ре, ми, фа, соль, ля, си. Они создали семистопную музыкальную грамоту и записали ее буквами. А дальше, вон там, наверху, сидит черный ворон. Он является птицей вещей. Прорицателем. Вы спросите, что такое черный ворон и почему он птица-прорицатель? Аполлон, помимо всего прочего, стоял во главе жрического прорицалища – секции мистерий прорицателей. Вот этой самой арфической секты, арфических мистерий, где знаком является кифара. Орфей и Аполлон были покровителями секты. А черный ворон, который являлся прорицателем, проливает жертвенную кровь на камень из тарелки, из килики.

Он и сам изображен на дне килики, из которой пили во время Пира и проливает жертвенную кровь. Аполлон, играющий на кифаре и прорицаюший через ворона, называется Аполлон Локис, Аполлон-прорицатель – это одно из самых великих изображений Аполлона.

А что вообще стоит за всем этим? Посмотрим на картинку. На ней ваза с очень красивым изображением. Это Тесей убивает Минотавра.

Это то самое действие, что греки придумали про Крит. Правда, сам Крит про это не знал. То есть, бык у них был, а Минотавра в изображениях нет. Это греки придумали Минотавра. И Тесей – герой, был покорителем Крита и Минотавра. Это очень важный момент. Сейчас у нас с вами есть две очень серьезные темы: Кентавр и грек на барельефах Олимпийского Храма Зевса. Называется все это кентавромахия. Имеется очень много изображений этой кентавромахии. Вот есть такой бык и Тесей.

Особенно это видно, чувствуется и становится понятным из драматургии. Там, это было всегда, где-то в глубине. Вот эта их регламентация, их регламентированность, эти Пиры. А регламентированная культура – это культура эллинская! Это война между полисами и все прочее, а вот там – главная верхняя культура, то есть культура организованная, регламентированная Олимпиадами, Пирами, школой художников, гимназиями эфебов, однообразными в полисах, имеющая где-то в себе, одну, какую-то очень важную вещь. Ее надо пульпировать, в нее надо проникать, о ней надо думать. А как в драматургии все это сказано! Как это все у Софокла, как это все у Эсхила! Какая это удивительная вещь! Зачем эта регламентация? Зачем эта высокая идея совершенной организованности? Через вот эту самую такую рациональную гармонию? Что это такое, почему? И это что? И что такое – вот это? (показывает) Особенно сюжет, который называется гигантомахия, где есть победа Зевса и его братьев над хаосом Титанов, над детьми Урана. И сюжеты эти разлиты внутри всей культуры. Они, в основном, являются основанием для разговоров Пира, они являются основой для создания той гармонической, мужественной, ясной, победительной, правильно организующей жизнь человека. Эти школы эфебов. С этими едущими красавцами, гимнастикой, грамотой. Где тут корень? А здесь есть один очень глубокий корень. ПАФОС. Внутренний пафос. Эмоциональный и я бы сказала психический. Вот оно психическое сознание. Когда мы видим, как много раз они повторяют эту победу над минотавром, эту кентавромахию, эту гигантомахию, а самое главное весь эсхиловский цикл – абсолютно весь, то пафос приводит в глубину одного интересного явления: весь цикл связан с Эдипом. Зачем это напряжение? Зачем это напряжение пиров? Зачем это обязательное вытаскивание человека в обязательно другое высокое проживание? Потому что Пир – это высокое проживание. О детях нельзя, о войне нельзя, о политике нельзя. Смотри на вазы и рассказывай. Мифология, поэзия. Зачем эти немыслимые усилия? А они для одного единственного – человек должен вочеловечиться. Он должен убить в себе кентавра, он должен убить в себе животное. Он должен быть победителем над своими животными инстинктами. И тогда он станет человеком. Если хотите знать, то художественный результат антично-греческого или антично-эллинского усилия, гениальный результат создания всех идей – это есть создание совершенной, высокой и гармонической формы.

Точно так же, как и хиазм – тема покоя и движения. И мужские сферы. Убей в себе кентавра. Убей в себе Минотавра. Убей в себе животное начало – слепое, разрушительное. Сделай усилие для катарсиса, то есть для выпрямления космической линии. Выпрямление себя, как человека.

Уверяю вас, что именно глубокий внутренний пафос всех этих усилий, сознательно или бессознательно – мне очень трудно это сейчас сказать, но судя по драматургии, судя по искусству, как они не хотели, чтобы проступали какие-то пятна несовершенства – нужно разрушить второй сорт и оставить только первый. Оставь только совершенный образец, оставь только не идеальный, но совершенный образец гармонического начала, где человек – ЕСТЬ РАВНЫЙ ЭТОМУ. Это же удивительно. Эта настойчивость, которая кончилась трагически и страшно. Македонским. Но эти усилия никуда не пропали. Ты должен победить в себе кентавра. Даже, если царь Эдип не знает, что он сын негодяя Лая. И не знает, что человек, которого он убивает – его отец. И, даже, если он не знает, что женат на собственной матери – все равно, он разрушает высокий замысел о человеке. Позвольте мне на этом остановиться (Аплодисменты).

Нет, не закончить, а остановиться. Мы не закончили. Мы сколько угодно можем говорить о мифологии – она все та же – о сюжетах. Они все те же. Мы просто с вами не в состоянии все это осмыслить: а зачем это было?

Вся эллинская культура Олимпиад, вся эллинская философская художественная метафизика стремления к модулю, через который они выходят в совершенное творение человека – это все примеры. Убей в себе хтоническое чудовище. Убей в себе Химеру. Мы же не случайно всем этим в XX веке занимаемся. Фрейд этим занимался? Да или нет? Ницше этим занимался? Ну что вы! А, оказывается, что это обыкновенное кошачье «Мяу!» Бродского, а мы ни с места! За все это время. А пафос и был в этом воззвании. Убей в себе зверя, убей в себе животное!

Они делали поразительные усилия для всего этого. А поразительные усилия – это культура какого-то удивительного духовного усилия, которое стало абсолютной мировой эстетикой. Но это было духовное усилие, колоссальное напряжение и его долго выдержать было просто невозможно. Все сводилось именно к тому, что через эти примеры ты должен был стать, в какой-то момент – и без разницы: на Пиру ты или на Олимпиаде – ЭТИМ САМЫМ! Воплотиться в ЭТО! Эллада – это остановка времени. И это остановившееся время – божественно, потому что, только тогда, когда время останавливается, когда вы выключаетесь из времени – вы подобны богам и соединяетесь с божественным Абсолютом времени. Скажите, вы понимаете то, о чем я говорю или нет? Только честно. Или я мелю, а вы потом скажите: «Вот, тетка, пришла, говорит что-то…»

голос из зала: Расскажите более подробно, что вы имеете ввиду, когда говорите об «остановке времени».

Волкова: Я имею ввиду вырезку из времени. Когда бьют часы в Новый год? В 12 часов. А что это за время? Одно закончилось, другое еще не началось. А, можно, я скажу так: Старый год уже закончился, а Новый не начался. А почему?

голоса из зала.

Волкова: Нет. А почему? Это и есть остановка времени. Это и есть метафорика, так же, как и Олимпиада. Это и есть остановка времени. Священное перемирие заключается? История выключается? Все выключается и начинается абсолютное время Олимпиады. Как написал отец Павел Флоренский: «Пир, Олимпиада – это вырезка». Это его слова «вырезка из времени». Выпадение из времени. Приходят они на Пир – бедные, несчастные. Господи, ему бы на базаре козу продать, а он на Пир должен идти. И, тут, начинается мистерия ритуала! Его моют, его умащивают, он одевает венок, торжественный гиматий. Он возлежит.

Вы знаете, как назывался обыкновенный греческий дом? Триклиниум. Потому что для Пира ложе ставилось в форме клина. Одно клине-ложе, потом еще одно и получалась буква «П». Вот это триклиниум. Вот триклиниум и означает Пир. Пир – это пять-семь человек. Только на спартанском Пиру было пятнадцать человек, когда собиралась спартанская фаланга. И они совершенно гениально описывают эти спартанские Пиры и Пиры отеческие. Не государственные, а философские. И они должны были, все время, тренироваться для этого. Олимпиады. И, когда был Кивиат – этот страшный тип, которому в Греции прощали то, что никому, никогда в жизни не прощалось. Необыкновенный красавец. Сумасшедшей красоты. Просто чистый Бог, любимый ученик Сократа – философ, воин, чудовищный сукин сын, предатель, по существу. Он предал всех – Сократа, свои Афины, ну, просто, что-то невероятное. И, конечно, его любили еще больше, потому что он был такой прекрасный мерзавец. И, когда он, в очередной раз, всех предал и бежал в Лаконию, к спартанцам, а биографы замечательно описывают эту вещь, то спартанцы сразу пригласили его на Пир. На фалангу, где не три, пять или семь человек, что, по мнению Канта, являлось идеальным количеством для пирующих или идеальным количество для диалога, а пятнадцать и еще тамада – ведущий Пира. Говорят, что спартанцы были очень строгие. Ничего подобного! Они надевали праздничные туники – и это спартанские мужчины, жившие в такой олигархической, военной, аристократической республике. У них же не было демократии – у них была военно-аристократическая олигархия. Красили себе лица, завивали волосы, подкрашивались, подводились и возлежали. И Алкивиад, и без того безумной красоты, и тот подмазался. И, когда он появился на Пиру и улегся – те, прямо рты поразевали. А, как я вам говорила – все греки пили гадость. Почему? Потому что они не умели хранить вина. Они ничего не умели. Оно у них быстро скисало, в этих самых штуках, даже, если они его в подпол клали. Это вам не египтяне, которые имели холодильники. Когда открывают гробницы и видят эти холодильники, все ахают. Вот эти фаянсовые холодильники, из которых вакуумом выкачивали воздух, заливали воском и – пожалуйста: тысячу лет лежи или десятки тысяч лет. Открыл, поел, закрыл. Как хорошо, да? Я же вам говорила, они были идеальные мастера консервной промышленности. А греки ничего не умели. Ели кое-как, когда угодно, как угодно. Хочешь поесть – поешь, не хочешь – нет. На Пиру, ведь, не едят. Кто приходит на Пир есть, объясните мне? Кто? Разве это место, где едят? Это место, где разговаривают. Это место, где говорят о главном. Это тренировочный зал, где тренируют мозги и души. Так они же боялись этих пиров пуще всего. Они должны были мобилизоваться, потому что нельзя отказаться принять участие в обсуждении «в какую Олимпиаду, кто, за сколько минут добежал»? Он должен все помнить, да еще Гомера процитировать. Это, как минимум. А то и свои стишки сочинить тут же, по ходу дела. Никто же не знает, что ему будет предложено.

Так вот, значит, Алкивиад с ними улегся, а у них был такой особенно сложный ритуал: поскольку их пятнадцать человек, то тамада наливал и пускал по кругу кубок. И они все должны отпить по глотку. И, если, после кого-то вино кислит, становится еще более кислым, изменяет свой вкус, то этот человек должен встать и уйти.

голос из зала.

Волкова: Что? Нет. Он должен уйти, ибо он не в форме. Он не гармоничен. Мало ли что, плохо себя чувствует или случилось что? А говорить-то про свои дела, деньги, детей нельзя, а он не готов к гармонии. Тогда вставай и уходи. Но, в кубок они наливали не свою кислятину. Они готовили алкогольное пойло, которое, вообще, в рот взять нельзя было. Из каких-то бычьих внутренностей и хвостов – это был страшный, совершенно жуткий алкоголь. Но, спартанцы, вы же понимаете, парни выносливые. И они все уставились на этого красавца – всем интересно, как он глотнет эту жидкость. Он сделал большой глоток и «на челе его высоком не отразилось ничего». Он был спокоен и одобрительно кивнул головой. И, тут, они говорят, такой красавец, просто шикарный мужик, да еще пьет вот это наше пойло. Они были в восторге. Но для этого парня все закончилось трагически, потому что он сгорел и умер. Но это уже, как говорится, другая история.

А вот это очень хорошие вещи. Кратер, совершенно замечательная штука, потому что у этих кратеров прекрасная роспись.

Кратер

И у них всегда такая очень широкая верхняя часть. С двумя или даже тремя ручками. Это специальный сосуд, в котором смешивали вино с водой. А вот гидрия – такой кувшин, в нем приносили родниковую воду.

Гидрия

Наливали в гидрию, чтобы потом смешать ее с вином. А в амфорах приносили вино.

Амфора

Идеальная амфора. А вот этот кувшинчик всегда одной и той же формы называется лекиф.

Лекиф

Он тоже входит в пиршественную утварь. Вообще, лекиф – это косметическая бутылка, в которой хранилась косметика. В основном, специально приготовленное оливковое масло, которым они натирались перед Пиром и становились «богами». Такими бронзовыми богами, которым непозволительно вести пустых разговоров – только о главном, только о высоком. Кстати, когда они сжигали покойных, то надгробие очень часто делали в виде лекифа. И пепел насыпали в этот самый лекиф. В этом у них соединяется тема: МАСЛО, которым умащивают тело, и которое делает тебя подобно бессмертному Богу, вещающему истину, и ПЕПЕЛ. Я видела это, даже, на их современном, правительственном кладбище.

Итак, я хочу повторить, что абсолютно всю систему этой очень удивительной культуры, я называю чистой метафизикой. Метафизической, потому что в Греции очевидны два культурных слоя. И то, что мы от нее получили, это конечно второй слой, как бы искусственных регуляторов. Все сосуды имеют трехчастное деление. Самое главное – форма. Их всего пять или шесть. Это кратеры, гидрии, амфоры, килики. Форм мало. И форма всегда устойчива. Это хиазм, это еще что-то. Это дорический, ионический ордер, это основа мироздания. Форма изображает, форма есть СУТЬ – АБСОЛЮТНОЕ ВРЕМЯ. Она устойчивая. Она не меняется. Форма – есть суть абсолютного времени.

Скульптура, драпировка, канон архитектурный – вот эти пиршественные формы и есть суть неподвижного времени. Форма имеет также трехчастное деление. Здесь условие такое: диаметр к высоте. То же самое. Вот это вот оплечье и верхняя часть, обязательно имеет форму, какой бы она не была и орнамент, который называется античный меандр. Орнамент. Античный свастический меандр. Меандр – это течение, как кольцо. Безначально-бесконечное. Орнамент, вообще, всегда – текущее время. Любой орнамент – есть течение времени. Вы знаете, что очень интересно в мусульманской архитектуре и культуре, где главенствующее значение имеет орнамент? Там, орнамент очень глубокий по своему семантико-символическому смыслу. И он означает время, идущее вперед и обязательно возвращающееся. Там очень интересное понятие времени. И эти греческие меандры всюду и есть суть текущего времени. А сюжет – это ситуация, понимаете? Это всегда ситуация. И поэтому, когда вы говорите о вазе, вы всегда говорите о ее форме, о ее орнаменте и о ситуации. А ситуация: это здесь и сейчас. Это конкретное время. Остановившееся время. Поэтому, точно также, как скульптура, точно также, как архитектура – все это выражено в пиршественной утвари. Она всегда имеет выраженную идею сложного взаимодействия форм, устойчивости единой формы текущего меандра, обязательно или растительного, или чисто символического, в основном свастического, пришедшего вместе с дорийцами, и изображение ситуации. Драматургической ситуации. Поэтому возможности у вас здесь для бесед сколько угодно.

Значит, я не уложилась. Вы меня извините. Не уложилась я вот по какой теме: во-первых, я очень мало показала, но невозможно показать Грецию за полтора часа. Если я кому-нибудь скажу, меня просто дисквалифицируют. Это будет полная дисквалификация, так что извините, сумбур вместо музыки. Во-вторых, есть еще одна тема, которая нам с вами абсолютно необходима. Вернее, даже, две. Это: победи в себе животное – убей в себе Кентавра, взойди НАД ЭТИМ, не дай темным силам, инстинкту и животному началу взять над собой верх. Кто-нибудь убил в себе кентавра? Так вот, не Египет, никто другой, а только греки, как говорят на собраниях, поставили этот вопрос. Они его поставили и работали с этим, как могли. Дело же в усилии, а не в результате.

Я не рассказала вам про мужчин и женщин. Вы, даже, не представляете, что это такое, и как все это было у них замечательно организовано.

И еще одно, тоже объединяющее внутри всю эту культуру – эффект слышимости или, что такое слышимость или эхолотика. А это тоже чисто античная тема, греческая, которой потом никто не занимался. Им это вообще не нужно было. Их полностью не интересовало – они государство строили. Очень им надо было убить свое хтоническое начало или знать про эхолотику или про слышимость – этим занимались греки. Конечно, самая главная тема – это эхолотика, так что следующее занятие я начну с рассказа о том, что это такое. Это очень важная вещь, являющаяся внутренним цементом эллинской культуры. Вот, теперь, благодарю вас, до следующего раза. (Аплодисменты).