Текст книги "Королевство Краеугольного Камня. Книга 2. Первеницы мая"

13

Когда Тибо вошел в зал Совета, старейшины поднялись, громко хрустя суставами.

– Садитесь, садитесь, – сказал он. – И простите мне опоздание – в кои-то веки оно оправданно.

Эма испепеляла его взглядом. Она терпеть не могла упускать Тибо из виду: она же и послала Овида за ним («вот страху-то»). Советницы поискали взглядом скипетр, но решили, что хватит и короля. И вернулись к вязанию подарков будущему королевскому отпрыску. Даже Ирма Добрая стучала спицами, несмотря на свою слепоту. И только новенькая, спешно принятая в Совет вместо почившей советницы от Лесов, разглядывала ногти. Звали ее Бернарда Задир. Она была золовкой Жильберты Буржуа и, так же как та, замужем за ювелиром.

– Корабль, вернувшийся из Бержерака, привез нам эпидемию, – начал Тибо без обиняков.

Стук спиц затих.

– Он в карантине. С островом не контактировал. Ответственным я назначил своего доверенного, он будет руководить всем на расстоянии. Все образуется.

Гвендолен Дорек испугалась: вдруг ее бедный муж решит вмешаться? На время Совета она спокойно оставляла его на постоялом дворе в Порту. Альбер с удовольствием смотрел на корабли, а глядя на корабли, он, по крайней мере, не говорил глупостей.

– Я могу приютить вашего доверенного, – предложила Бланш, советница от Приморья, у которой из дома видно было бухту.

– Можем ли мы узнать, сир, о ком речь? – надменно уточнила Задир. – А то доверенные люди в наши дни…

Если она раскрывала рот, то непременно выносила суждение, теребя при этом увесистое гранатовое ожерелье.

– Это Лукас Корбьер, – ответил Тибо. – Человек совершенно надежный, у меня нет ни малейших…

– Мой Лукас? Только не мой Лукас! Сир! – запротестовала Ирма Сильная.

– Да, Лукас. Но он ни до чего и ни до кого не дотронется.

– А что же с продовольствием? – сердито спросила Ирма в отместку.

Она была очень зла на короля. Собственноручно вымуштровав Лукаса в самых тяжких условиях, она теперь видела в нем сокровище короны, а не посыльного на побегушках у каких-то там прокаженных.

– Что касается продовольствия, придется нам пока обойтись без него. В любом случае зима уже позади.

– Но стада совсем поредели, сир.

– Лед сошел, воды доступны, – подбодрил их Тибо. – Скоро прибудут остальные суда, эпидемия кончится. У нас все лето впереди, чтобы запастись едой на будущую зиму.

– Можем уже начать что-то консервировать, – осмотрительно предложила советница от Френеля.

– И что, интересно? – спросила Бланш.

– Все, что найдем под рукой. Например, дикую розу.

– Без сахара она горькая.

Совет проходил в спорах и перебранках. После долгих колебаний и дерганья ожерелья Бернарда Задир осмелилась сообщить досадные толки о королеве, которые никто во дворце не решался озвучить. Эма вскинула голову, Тибо хлопнул ладонью по столу.

– «Все беды от нее»?! И это когда она готовится подарить нам принца или принцессу?!

– Люди болтают всякий вздор, ваше величество, – поспешно сказала Бернарда Задир.

– Вот уж точно, вздор.

Тибо закрыл заседание с тяжелым сердцем.

Тем временем «сокровище короны» суетилось под палящим солнцем. Чтобы капитану не выкрикивать симптомы на весь порт, наводя панику, нужно было подплыть к нему поближе, а для этого нужно было найти, на чем плыть. Но пока Лукасу не удалось раздобыть даже плота.

– Вы мне лодку зачумленной вернете, – говорили рыбаки.

– Я не буду приставать к его шлюпке, остановлюсь на расстоянии, лишь бы слышно было.

– А если он слюной брызнет? А? Брызнет слюной – и вы мне чуму привезете.

– Это не чума.

– Откуда нам знать? Кто за это поручится? Вы еще ничего даже у него не спросили.

Будь здесь король (или Гийом Лебель, или советницы), портовые жители уже выстроились бы в очередь, чтобы помочь Лукасу. Но единственным, кто пришел его поддержать, был Лисандр, которого любопытство сподвигло сбежать с урока алгебры. До появления Блеза у него было точно полчаса форы: в забеге слона и газели победитель известен заранее. Он-то и заметил лежавшую на берегу причудливую прогулочную лодчонку, на которой золотыми буквами была вытеснена фамилия: «Рикар».

– Да это гондола! – возразил Лукас.

– И что? Главное, плавает.

– Это еще неизвестно.

Лукас тут же постучал в дверь владельца и сразу перешел к сути:

– Доктор Рикар, мне очень нужна ваша лодка.

Рикар смерил его взглядом, делая вид, что не узнает.

– А кто вы, собственно, такой?

– Я занимаюсь зараженным экипажем.

– И в каком же качестве, позвольте узнать?

– В качестве добровольца.

– И у нас есть основания верить в вашу компетентность?

– Не больше, чем в вашу, – вырвалось у Лукаса.

Его знаменитое терпение готово было лопнуть.

– Да как вы смеете? – возмутился Рикар.

– Смею, и все. Мне нужна ваша лодка.

– Вы ее заразите и принесете всем нам бедствие.

– Так, значит, это правда…

– Что?

– Что вы ничего не знаете о тропических эпидемиях.

Рикар налился краской. У него вздулся зоб, кружевной воротник душил его, и до Лукаса донеслась кислая волна его дыхания. Проблемы с пищеварением. Но сейчас было не до пищеварения Рикара и неуместной его гордыни: время шло, а капитан все маялся на солнце в своей шлюпке.

– Если не дадите, – пригрозил ему Лукас, – я сообщу королю.

– Король не тронет главу Гильдии врачей, – парировал Рикар.

Глава Гильдии врачей? Отличное дело. Лукас сразу поставил крест на экзаменах. Ну, тонуть так тонуть:

– Не зря король давеча назвал вас поганцем.

– Что за манеры! – чуть не крикнул Рикар. – Хуже матроса.

– Я и есть матрос.

– Что ж, вы подтверждаете славу вашей профессии.

– А вы порочите славу своей.

Рот Рикара странно дернулся, будто пытаясь выбраться из зыбучих песков.

– Забирайте мою лодку, – бросил он и хлопнул дверью.

Вернувшись на берег, Лукас обнаружил, что Лисандр не стал дожидаться позволения доктора и уже кое-как спускал «Рикар «на воду. Он заметил Блеза, который искал его среди рыночных прилавков, и рассчитывал выиграть еще полчаса, отчалив от берега. Однако его удерживал адмирал Дорек, засыпая советами, как правильно держать весла.

– Вылезай, Лисандр, – распорядился Лукас.

– Мы с вами раньше не встречались? – спросил его Дорек, стоя по щиколотку в холодной воде.

– Вполне возможно, – уклончиво ответил Лукас, тоже заходя в воду. – Лисандр! Тебе со мной нельзя.

– Я уже здесь, залезай!

– Слишком опасно, ты остаешься.

Вместо ответа Лисандр оттолкнулся от берега. Лукас, не желая терять ни минуты, схватился за борт гондолы и оказался в воде по бедра. Через миг они уже скользили вдвоем по тихой глади залива, не внимая ни призывам Блеза с набережной, ни бесполезным советам адмирала. «Рикар» был скорее игрушкой, чем средством передвижения: Лукас сидел, упираясь коленями в живот Лисандра, которому вдобавок при каждым взмахе весел прилетало кулаком. Но, едва они приблизились к шлюпке на расстояние слышимости, благодарность капитана вознаградила их за мучения.

– Вас послало мне небо!

– Нет, король, – уточнил Лукас. – Капитан, помогите мне понять, что у вас случилось. В Бержераке все были здоровы?

– Да. Судового врача и фельдшера начало рвать спустя двое суток пути. Потом начался жестокий понос и страшные судороги. И так было с каждым: из них все рвалось наружу.

Лисандру стало дурно: он забился как можно дальше, чуть не перевернув шаткую лодчонку.

– На что жаловались? – спросил Лукас, притягивая Лисандра за рукав.

– Колики, судороги. В животе, ногах, повсюду. Двое от этого свихнулись. Совершенно. Так и умерли, не в себе.

Лукасу показалось, он понял.

– Жар был?

– Нет, не думаю.

– Не заметили, что с кожей? Она менялась?

– Да, становилась твердой, как бычья.

– Цвет?

– Серая. Сизая, может быть.

– И сколько они продержались?

– Хирург меньше дня. Фельдшер двое суток. Все кричал, воды просил. Он умер, и через десять минут то же самое началось у матроса, который им занимался. Тогда я понял, что это эпидемия. Тело велел не бросать за борт, а сжечь в металлическом баке. Вонь была… Ух. Сожгли простыни, одежду, гамак. В общем, все, до чего фельдшер дотрагивался после отплытия из Бержерака. Потом так же – с матросом. А потом с марсовым. Кошмар, доктор.

– Я не доктор.

– Нет?

– Неважно, доверьтесь мне. Как выглядели трупы?

– Ну как – трупно выглядели. Что вы хотите услышать?

– Постарайтесь припомнить.

– Сморщенные. Пальцы – будто только из бани. Вот как… вот как белье скукоживается после стирки.

– Отлично.

– Отлично?

– Нет, в смысле, это все проясняет. Здоровых четверо осталось?

– Да, четверо.

– Себя вы тоже считаете?

– Разумеется.

– Думаю, вы ошибаетесь. Больше не спускайтесь в шлюпку. Поручайте другим.

Капитан взглянул на Лисандра, будто надеясь услышать другое мнение. Тот потупил взгляд.

– Мы доставим вам чистую воду, – продолжал Лукас. – Ту, что на борту, не трогайте. Здоровые должны посменно поить больных. Постоянно. Если будут много пить, они поправятся. Даже за считаные часы, хотите верьте, хотите нет.

– Так вы что, только воду нам назначаете?

– А что у вас есть? Сахар везете?

– Да.

– Добавляйте его в воду. Четыре-пять ложек на кувшин. Соль?

– Нет.

– Ну и ладно. А морковь, случайно, не везете?

– Нет. Ничего свежего.

– Тогда, может, рис?

– Да.

– Прекрасно. Добавьте рисовый отвар.

Капитан поморщился.

– Делайте, что я говорю, капитан.

– А как быть с теми, кто слишком слаб, чтобы пить?

– Кто слишком слаб, чтобы пить?

– Штурман и старпом.

– Надо поить силой. С чайной ложечки, через мундштук от трубки. Придумайте что-нибудь.

– А как нам самим не заразиться, пока их выхаживаем?

– Они не заразны.

– Ну… Знаете ли! Они у меня один за другим валятся…

– Вы пьете зараженную воду. Или готовите на ней.

– И чем же она заражена?

– Каплями выделений больных.

– Исключено.

– Вы все моете руки перед тем, как готовить, перед едой, сходив в гальюн?

– Вы имеете в виду с мылом?

– Да.

– Н-ну…

– Посуду вы кипяченой водой моете? Одежду чистите вдали от камбуза? Ответ я знаю, капитан. Я сам ходил в плавание.

– А…

– Послушайте. Жизнь вам спасет строжайшая гигиена. А если хотите спасти остров – ничего не выбрасывайте за борт.

– Ничего, то есть?..

– Рвоту, испражнения тоже, да. Все оставляйте на корабле. Разумеется, подальше от питьевой воды.

– Вы говорите о строжайшей гигиене, а сами предлагаете нам жить среди бочек с дерьмом?

– Он прав, – пробормотал Лисандр брезгливо.

– Нет, он ошибается, – ответил Лукас. – Найдите выход, капитан. Устройте где-нибудь отстойник. В вашей каюте или в трюме. Все воды, где прошло ваше судно, опасны. Одна креветка, пойманная близ Френеля, – и всему королевству грозит бедствие. Все должно остаться на борту.

– И… мертвые тоже? Что мне делать с телами, если еще кто-то умрет?

– Больше никто не умрет, – пообещал Лукас, сжав ручки весел.

Капитан посмотрел на него недоверчиво, но промолчал.

– Через час мы пришлем вам пресную воду. И каждый день будем присылать еще. Пока что стойте здесь, но завтра с утра отплывите подальше, к самому выходу из бухты. Все необходимое доставим вам судном. Одеял у вас хватает?

– Да.

– Мыла? Нет? Пришлю вам мыла. Горючее?

– Пришлите горючего.

– Хорошо. А вы через час пошлите кого-нибудь мне навстречу. Послушайтесь совета: оставайтесь на борту.

Капитан вздохнул; он весь посерел.

– Вы нас в карантин отправляете, так? На сорок дней?

– Нет, только пока все не выздоровеют.

– Пока все мы не схлопочем эту дрянь…

– Необязательно. Скоро можно будет переправить на берег тех, кто переболел, и тех, кто не заразился, при условии, что они пробудут несколько дней под наблюдением.

– По мне, так всех нас одно ждет. Как хоть называется эта погань?

Лукас вдохнул поглубже.

– Холера.

14

Две лодки, два добровольца и четыре бочки чистой воды – вот все, что требовалось Лукасу. В порту было полно и лодок, и рабочих, и бочек, однако даже Гийому Лебелю все отказывали. Уже заходящее солнце зарделось на мачтах карантинного корабля, а экипаж до сих пор не получил ни капли воды. И тут в переулках порта случилось удивительное видение: четыре красавца-жеребца, горящих золотом в закатных лучах, привезли королевскую карету.

Симон спрыгнул с козел и, предупредительно разогнав зевак, открыл дверцу. Из кареты вышла сама королева, сияя в платье цвета индиго. Согласно обычаям, беременной королеве не следовало показывать свой живот, а из-за сплетен, что она приносит лишь беды, можно было бы ожидать, что она станет держаться ото всех подальше. Но Эму не заботили ни обычаи, ни сплетни. И даже возражений Тибо она избежала, улизнув, пока он разговаривал с канцлером.

Гийом подбежал к ней:

– Госпожа?

– Я наблюдала из башни, капитан. Им так и не доставили необходимого. Что здесь происходит?

– Все боятся, госпожа…

– Все? С кем именно вы говорили?

– В основном с рыбаками, госпожа.

– Так я и думала. Будьте готовы: через полчаса я обеспечу вам лодки.

Эма любезно улыбнулась собравшимся, а затем в сопровождении Симона обошла весь порт, обращаясь исключительно к женщинам. В самых простых и бесхитростных выражениях она напомнила, что королевство всегда выживало только благодаря взаимной поддержке всех его жителей. Напомнила и то, что на корабле сидят в карантине восемь живых мужчин и, если им не помочь, в порту прибавится немало вдов, сирот и безутешных матерей.

Большего и не требовалось.

Жены рыбаков пригрозили мужьям невиданными карами, если те не придут на помощь больным. Чудесным образом тут же появились и лодки, и добровольцы, и бочки – хоть отбавляй. Когда Лукасу удалось наконец подплыть поближе к шлюпке, уже стемнело. Так что он не разглядел моряка, который терпеливо его дожидался.

– Черт побери, Лукас, ну ты и копуша…

У Лукаса екнуло сердце.

– Бушприт?

Это был брат Феликса, штурман с «Изабеллы».

– Удивляешься, что я здесь делаю? Сам знаешь, я не упущу случая уйти в плавание.

– Случай, конечно, выдался…

– Там, старик, хуже, чем ты думаешь. Ад кромешный. Кто орет, кто мрет.

– Сам как?

– Пока бодрячком, как видишь.

Судя по потухшему голосу, он был ни жив ни мертв.

– А капитан?

– Полощет его напропалую.

Четыре бочки занимали немало места. Бушприт был один и с трудом втащил их все в шлюпку. Когда с бочками было покончено, Лукас кинул ему небольшой сверток.

– Карантинный флаг, прости. Слушай, Бушприт, мы договорились сегодня с капитаном, что вы отойдете к выходу из бухты. Так всем будет лучше.

– Хорошо, – ответил рулевой без воодушевления.

– Завтра в полдень я вернусь.

– Угу…

Из домика на крутом высоком берегу, к которому вела длинная желтая лестница, советница Бланш наблюдала за бухтой, пытаясь понять, собирается ли доверенное лицо короля вообще отдыхать. Доктора Фуфелье и Плутиш тоже наблюдали за ним с балкона своего коллеги Рикара и довольно потирали руки: эпидемия вот-вот избавит их от ненавистного практиканта. Задача ему не по силам, ему не хватит опыта, и все станут свидетелями его провала. Если повезет, Лукас заразится и умрет в жутких мучениях. А если нет – все равно опозорится на виду у всех.

Вернувшись на берег, Лукас почувствовал голод. Зверский голод. Решив, что уже слишком поздно, чтобы беспокоить Бланш, он направился в трактир и сел за самый дальний столик в темном углу. Прокуренный зал, стук кружек, запах табака и пригорелого жира напомнили ему милые времена, когда они заходили в порты. Однако, когда хозяйка подошла принять заказ, она обнаружила, что гость спит, уткнувшись лбом в сгиб локтя. Плечи его мерно вздымались, темные волосы касались стола.

– Это кто там еще? – бросил ее муж из-за стойки.

– Похоже, парень, которого король прислал.

– Заразился, что ли?

– Да нет. Спит.

Хозяйка сходила наверх, принесла старенький плед, от которого пахло жареными колбасками и под которым Лукас и проснулся на заре от криков чаек. Лоб прилип к пивному пятну на столе, затылок ломило. Где он? В трактире. Среда. Второй день карантина. Он поднял голову. Хозяйка вытирала краем фартука подоконник, поднимая облако золотистой пыли.

– Хорошо вздремнули?

Лукас потянулся.

– Прекрасно.

– Кофе с молоком?

– А у вас что, кофе есть?

– Цикорий, само собой. Будете?

– Спасибо.

– Как подумаю, сколько кофе у них там в трюме лежит, у чумных-то наших! И ведь чуть-чуть не хватило! В двух веслах от цели! Ну точно проклятие.

Лукас глянул в окно и увидел, что корабль и впрямь стоит на якоре все там же. К выходу из бухты, как было условлено, он не отплыл. Плохой знак: очевидно, матросов не хватало для маневра.

– Это ж подумать только, о-хо-хо… – все болтала хозяйка. – А ведь там, небось, и миндаль есть, а? Может, и варенья какие, почем знать. Зерно? Да и вообще, они же всю бухту загородили, гляньте! Никто теперь ни отплыть, ни причалить не сможет, прямо наказание. Да уж! Беды так и сыплются на остров… С тех пор, как темнокожая короле…

– Э, нет, – оборвал ее Лукас. – Она здесь ни при чем, темнокожая королева.

– Вам-то откуда знать? Вы что, знакомы с ней, что ли? Ну прикатила она на пристань с наследничком под платьем, и что? С чего нам ей доверять?

– Потому что она заслуживает доверия.

Хозяйка с сомнением оглядела Лукаса.

– Вот как? Выходит, вы ее все-таки знаете? Просто, откровенно говоря, видок у вас не очень-то придворный.

Она со стуком поставила перед ним большую чашку, над которой клубился пар. Лукас полез в карман, надеясь, что там отыщется монета.

– Нет-нет! Бросьте, я же видела. Видела, как вы носитесь с нашими чумными. Пейте так мой цикорий, на доброе здоровьице!

И хозяйка снова взялась за уборку.

– Это не чума, – поправил ее Лукас.

– Как скажете. Хотя… все равно штука, похоже, страшная.

Лукас глотнул из чашки, обжигая язык. Он пал духом. Наверное, слух про чуму уже облетел весь остров и снова все винят Эму. Да еще цикорий горький и молоко снятое. Однако он допил всю чашку, после чего хозяйка подала ему стопку писем.

– Вашим чумным. Семьи писали, сами понимаете, а в порту я отвечаю за почту. – Она глядела на письма, качая головой. – Может статься, что адресатов уже и в живых нет, но все равно – передадите?

Лукас указал на розовый конверт сверху стопки. Он был для Бушприта: очевидно, писал Феликс.

– Этот жив, я вчера его видел. – Он встал, потер затекшую спину и, выходя, повторил: – Это не чума.

15

– Холера?!

Советницы всполошились. А Тибо решил, что новость скорее обнадеживает, и поднял руку, призывая к спокойствию.

– Посмотрим на это с хорошей стороны.

– Сир!

Он поднял вторую руку.

– Во-первых, больные могут поправиться. Во-вторых, смогут сойти на берег. Иными словами, это не чума.

– А как же корабль, сир? – поинтересовалась Гвендолен. – С ним тоже все будет в порядке?

Тибо невольно глянул в окно. Даже отсюда было видно, как развевается над мачтой флаг в красно-черную клетку. Хорошее судно, одно из самых надежных в королевском флоте. Эма ответила вместо короля:

– Судно сожжем.

– Но продовольствие, госпожа… – простонала Бланш.

– Продовольствие на судне, так же как болезнь. Раз заболели уже десять членов экипажа, а те, кто погиб, умирали так быстро, инфекция крайне заразная. Я бы недорого дала за их груз.

В отличие от остальных, Эма разбиралась в тропических эпидемиях.

– А вода, которую мы пьем, госпожа? Наша вода? – оживилась Бернадра Задир. – Она что, тоже отравлена?

– Пресная вода – нет, потому что она течет из недр земли. А вот в море – планктон, водоросли, все живое… На лето нужно запретить ловлю рыбы.

– Запретить ловлю? Но без скота, без птиц нам только рыба и остается! – воскликнула Жильберта Буржуа. – Ох, не прибавит это вам популярности, госпожа, ох, не прибавит! И так уже…

– Я предпочту быть непопулярной, зато не допустить эпидемии.

Советницы не утихали. Тибо пожалел, что у него нет третьей ладони. Но чтобы успокоить перепуганный народ, ему бы и десяти рук не хватило: чума, холера – большинство не видело разницы. Герцог Овсянский в очередной раз собрал чемоданы. Поскольку тлетворные порывы бриза долетали и до розария в саду, он теперь не выходил наружу, не прикрыв рот спрыснутым камфорой платком, дожидаясь восстановления навигации в бухте.

Блез де Френель, напротив, не верил апокалиптическим пророчествам. Он вел в библиотеке изыскания, чтобы распространять научные и, разумеется, обнадеживающие факты о холере.

– Лучше попросите аудиенции у королевы, – предложил Лисандр. – Она ходячая энциклопедия по части экзотических микробов.

– Неужели? Королева на Совете, дружочек. А ты займись лучше чтением.

Лисандр два часа просидел, листая страницы, и, вконец измучившись, предпринял новую попытку:

– Я уже достаточно прочел, господин де Френель. Лучше я пойду помогать Лукасу!

– Тебе бы всегда на ходу учиться, это я уже понял. Твой любимый подход.

Блез ценил задатки своего ученика и стремился растянуть их по всем направлениям, как растягивают тесто. Порт? Чем не направление, в конце концов?

– Хорошо, Лисандр. Иди помогай Лукасу, но с двумя условиями. Первое: будь осторожен. Не приближайся к больным, и чтобы без шальных идей навестить их некрополь. Второе: ровно в час тридцать я пошлю за тобой Феликса, и ты вернешься без пререканий. А потом – две геометрии. Без пререканий.

Лисандр исчез в мгновение ока. В порту он нашел себе тысячу занятий: бегал с сообщениями от одного добровольца к другому, завязывал и развязывал узлы, уводил адмирала и приветственно махал рукой Рикару, который скептически поглядывал с балкона на всеобщую суету. Но главное, Лисандр не говорил попусту – это качество Лукас ценил особо. Когда пришла пора отвозить все необходимое больным, он обнаружил, что угрозы жен действовали недолго: добровольцы один за другим находили предлог остаться на берегу. Лисандр не колебался ни секунды. Телосложения от природы он был не могучего, но для перегруженной лодки его комариный вес был как раз кстати. К тому же медлить было некогда: колокола били полдень, и солнце безжалостно жгло дожидавшуюся посреди бухты шлюпку.

Лукас налег на весла. Лисандр издалека узнал Бушприта, рядом с которым сидел теперь другой, тоже знакомый им моряк.

– Нет… только не он…

– Кто?

– Проказа!

– Нет…

В шлюпке действительно сидел самый неприятный член экипажа «Изабеллы». Он похудел, но выглядел крепким. Без слоя свиного сала, которым он обычно мазался, лицо у него словно бы съежилось, а глаза стали пронзительно-голубыми. Необычайно сухая кожа была вся в красных пятнах.

– Вы вдвоем остались? – спросил Лукас, как только подплыл поближе.

– Еще кок, он возится с больными, – ответил Бушприт. – Из них фонтаном хлещет. Не смогли мы отойти к выходу из бухты. Рук не хватает.

– Ну и ладно. Оставайтесь где есть. Кто-нибудь поправляется?

– Может быть. Одного вроде поменьше полощет. Так ведь, Проказа?

Проказа дернул плечом.

– Вроде. Может быть.

Когда бочки были погружены, Лукас на длинном шесте передал им мешок с письмами. Проказа скинул его в шлюпку, и письма вывалились грудой к его ногам. Он поднял одно, поднес к глазам и удивленно на него уставился. Опять поднес письмо поближе, потом отставил подальше. Оно предназначалось ему, хотя ни семьи, ни друзей у него не было и он со школы ничего не читал.

– Завтра я буду пораньше, – сказал Лукас, – в полдень слишком жарко. Девять утра, идет? А до этого, если станет совсем плохо, приспустите флаг, чтобы дать нам знать.

– И что? – пробормотал Бушприт, будто все уже потеряло смысл.

– Приспустите флаг – я пришлю помощь.

– Ну нет, фельдшер. Знаю прекрасно, кто приплывет на помощь. Ты сам. Так что забудь. У нас на борту ад, но ад – он для обреченных. А вам всем место на берегу.

Бушприт наклонился, чтобы собрать письма, и заметил адресованное ему. На какой-то миг он замер: рука его зависла над розовым конвертом.

– Лисандр… – пробормотал он загробным голосом, – ты сможешь передать кое-что моему брату?

– Мы ничего не можем от вас принимать, ты же знаешь.

– Но на словах ты ведь передашь, правда? Скажи ему, Феликсу… Скажи ему, пожалуйста, что на самом деле я всегда им восхищался. Тем, как он, несмотря ни на что, всегда был собой.

Лукас с Лисандром тревожно переглянулись. Бушприт всегда считал, что брат его позорит: что он слишком рослый, но притом слишком женственный. На стоянках в портах он делал вид, будто его не знает, а на борту постоянно над ним насмехался. От такого признания, больше похожего на прощание, у обоих екнуло сердце: раз Бушприт заговорил так, значит, считал, что уже одной ногой в могиле.

Лисандр и Лукас медленно возвращались в порт. Порожняя лодка, казалось, шла гораздо тяжелее. Лисандр попросился на весла, но Лукас своими указаниями, как руки держать, как плечи, испортил ему все удовольствие от нового опыта. Феликса они заметили издали: возвышаясь над всеми на добрых две головы, с бирюзовым платком на шее, он шагал к пристани. Можно было подумать, он спешит за ответом от брата, но он пришел за Лисандром: час геометрии неумолимо приближался. Их дожидался еще один человек – не такой заметный, но не менее важный: Гийом Лебель пришел узнать новости.

– Лукас! – крикнул капитан с набережной, когда они еще не успели причалить. – Что мне сказать королю?

Лукас задумался, прежде чем ответить. Он уже не был так уверен, что надежда есть. Возможно, надо было сказать королю, что экипаж обречен. Но слова застряли у него в горле. Губы отказывались их произнести.

– Скажите, капитан, что надо ждать.

– Чего именно ждать?

– Ждать их выздоровления.

За спиной капитана Феликс махал руками, показывая Лисандру, что надо грести быстрее. Мальчик спрыгнул на берег в час тридцать семь, и Феликс был вне себя.

– Тебя наставник выпотрошит! Ты вообще ел? Промок? Нет? Все! Идем быстро.

Лукас отправился к своему наблюдательному посту на конце набережной, а Лисандр старался поспеть за Феликсом, спешившим вверх по каменистому склону. На каждый его гигантский шаг Лисандру приходилось делать три. Солнце пекло, в желудке было пусто, и в таком муторном состоянии он совсем позабыл про трогательное послание Бушприта. Между тем, сам того не подозревая, он готовился к одной из самых важных встреч в своей жизни.

Сначала Лисандр услышал крик. Хриплый, резкий крик прямо из густой травы. Из любопытства – и чтобы позлить Феликса – он свернул с тропки. Трава была ему по колено, и хотя крик слышался совсем рядом, он не мог понять, откуда именно. Тогда он встал на колени и дальше пополз на четвереньках. Крик смолк. Тишина будто подсказала, где искать: Лисандр осторожно раздвинул траву и обнаружил светло-коричневую птицу с загнутым клювом и черными полосками на концах крыльев, размером с крупного голубя. Птица крутила головой по сторонам, ища, как бы сбежать. Лисандр потянулся к ней рукой – клюв щелкнул.

Предупреждение было понятно. Лисандр, не приближая руки, раскрыл ее вверх ладонью. Он замер, задержал дыхание. Птица пристально смотрела на него черными с желтой каймой глазами – Лисандр был зачарован, он готов был сидеть так, в траве, на коленях, до конца своих дней.

– ЛИ-И-ИСАНДР!!! – взвыл у него за спиной Феликс. – Ох, всыплет мне Блез по самое не хочу, ох, всыплет!

Рулевой гневно топал по лугу, за ним развевался бирюзовый платок. Он чуть не споткнулся о Лисандра, который, желая спрятаться, упал вперед на руки и навис животом над птицей. Он осторожно поднял ее. Тельце у нее было крепкое, пушистое и на удивление тяжелое. Клювом она больше не щелкала, зато когти царапали Лисандру ладони. Великан, завидев у него на руках как будто смирную птичку, смягчился:

– У-у-у, какая лапочка, ты погляди! – Он потянул к ней огромный палец. – Ай! Ой! А-а-а! Вот бесовская тварь! А ну брось ее немедленно!

– Она, наверное, ранена, иначе бы улетела.

– Ранена не ранена, а Блез мне сейчас всыплет по самое…

– И это ваша пунктуальность?

Ну вот. Дождались! Блез собственной персоной спускался с холма.

– Ну и какое оправдание вы придумаете на этот раз? Ну-ка? Я, представь себе, Лисандр, видел, как ты свернул с дороги. И кому ты теперь бросился помогать? Улиткам?

Феликс хотел было поскорее сбежать, но, заметив, что Лисандр показывает Блезу свою находку, остался, предвкушая с легким злорадством, как сейчас щелкнет клюв. Но был разочарован: Блез благоразумно не стал тянуть к птице палец.

– Подумать только, пустельга́… – присвистнул наставник, забыв, что должен сердиться. – Самый маленький хищник…

– Правда хищник? – переспросил Лисандр.

– Уж это точно, – сказал Феликс, показывая покрасневший палец.

– Она дала себя взять? – удивился Блез.

– Похоже, она не может взлететь.

– Надо же, какое везение. Это, Лисандр, маленький сокол. Редкая в наших краях птица, вестник удачи. Во многих западных государствах она – символ монархии.

– Орел вообще-то куда могущественнее…

– Орел… хм-м, орел. – Блез будто взвешивал. – Орел еще и символ гордыни. Мне лично ближе пустельга.

Блез наклонился поближе. Птица тут же открыла клюв. Он выпрямился.

– Тебя она укусить не пытается… – отметил он с любопытством.

– Это самка?

– Да, верно. У самцов голова голубая.

– Самка тоже красивая.

– О да, это очень красивая птица. Совершенные пропорции, и очень опасна в охоте. Может даже сову убить. Единственная хищная птица, умеющая зависать в воздухе. Удивительное зрелище. Она терпеливо готовится, а потом бросается на жертву… Неописуемо.

– Уж это точно, – снова вставил Феликс. – Ну так что, оставим ее в поле? Эту твою мелюзгу?

– Пу-стель-гу, – поправил Лисандр. – Нет, Феликс, мы заберем ее с собой. Оставим у себя.

– Нельзя оставить у себя дикое животное, Лисандр, – спустил его на землю Блез. – Можно разве что его выходить, но потом оно все равно вернется на волю.

Блез потер уши, мысленно перекраивая программу. Наверное, сегодня все-таки без геометрии.

– У нее ранено крыло, – продолжал он, – перья рано или поздно сойдут… Если их смачивать, дело пойдет быстрее, а затем вырастут новые… В любом случае ее надо кормить. Если оставим ее тут, она сама послужит кому-то обедом.

– Значит, мы ее заберем. Прямо сейчас.

– Прямо сейчас, прямо сейчас, – проворчал для порядка Блез. – Ладно. Будем принимать то, что преподносит нам жизнь. Пойдем.

Они побрели вверх по холму. Блез, вытирая затылок платком, всыпал Феликсу по самое не хочу (для порядка). Рулевой пережидал бурю, не пряча головы. Ему было не впервой. В комнате Лисандра пустельгу отпустили, и она тут же ее как следует пометила. А еще через пару секунд отрыгнула какой-то твердый комок, и Блез прочел импровизированную лекцию о, как он это назвал, «сгустке излишков»: непереваренных остатках последней трапезы. Серая шерсть, челюсть грызуна. Феликс от отвращения пригрозил, что уволится, но его никто не слушал.

Затем они сходили к голубеводу за советами и кормом, но тот отказался помогать: если голуби заметят хоть одно соколиное перышко, они разлетятся из своих клеток навсегда. Хищная птица при дворе? Ни за что. Пришлось самим отправляться на поиски червей и лягушек.