Текст книги "Королевство Краеугольного Камня. Книга 1. Мастер крушений"

12

В порту Ламота царило большое оживление. «Изабелла» с трудом нашла место для швартовки в заливе, похожем на лес из-за обилия мачт. Принц, как того и опасался, был приглашен на пиршество в тот же вечер. К назначенному часу он облачился в парадный камзол и замкнул душу на сто ключей. Но в шлюпке, которая везла их к берегу, все же сказал Эме несколько успокоительных слов:

– Я буду главной фигурой, давить будут на меня, мне важно сохранять лицо. А ты, юнга, наслаждайся кулинарными шедеврами. Но будь осторожна: ешь всего понемногу, иначе не попробуешь ни сыров, ни десерта. Кофе у них подают чуть ли не на рассвете.

Принц Тибо сказал чистую правду. Гостей, как только они появлялись, сразу вели к огромному столу в форме буквы U с немыслимым числом приборов. Королева, похожая острым лицом на ласку, славилась искусством рассаживать гостей. Она создавала неожиданные интриги. Из-за ее коварства разрушались помолвки, перемирия, торговые сделки.

Тибо уселся за стол перед семнадцатью вилками, вилочками и ножами, пятью хрустальными бокалами, рюмками и стаканами. Слева от него сидела госпожа де ла Турель, известная злым языком, а справа – супруга министра морского флота. Эму посадили прямо напротив него, что порадовало принца, но он ее едва видел из-за большой вазы с цветами. С Эмой рядом с одной стороны сидел генерал Кентен, болтливый старичок, а с другой – принц Август Максимилиан де Ламот, наследник трона, большой любитель женщин и сплетник. Жакар, брат Тибо, состоял с ним в переписке, что тревожило их отца, короля Альберика, не меньше, чем отсутствие у сына друзей. За закусками Тибо обдумывал, почему их так рассадили. Супруга министра будет соблазнять его выгодами союза с Ламотом: нейтралитет Краеугольного Камня огорчал многие королевства. Госпожа де ла Турель постарается нащупать его слабые стороны, чтобы королевство Ламот могло их использовать, когда он станет королем, или даже раньше. Главной слабостью принца стала Эма в алом платье, и он был рад, что ее загораживает большой букет. Эма могла выбирать между многоречивым старцем и красавцем дофином с чувственным ртом, который непременно будет ее обольщать, чтобы рассердить Тибо. С одной стороны – скука смертная, с другой – мышеловка.

После закусок подали пюре из спаржи. Тибо, не желая, чтобы его допрашивали, принялся сам задавать вопросы госпоже де ла Турель. Он был так участлив, что она охотно стала рассказывать ему о себе, и весьма подробно, а подробности иной раз были необыкновенно интересными. Когда подали фазанов, Тибо уже знал все, что позволено знать о госпоже де ла Турель, и даже немного больше.

Супруга министра молчаливо сидела до сыра, но, прожевав кусочек бри, вдруг застенчиво предложила принцу Тибо «странствовать вместе с лучшим флотом мира». Она хотела намекнуть, что Краеугольный Камень выиграет, если согласится на покровительство Ламота.

– К сожалению, самый мощный флот у морских разбойников, – вздохнул принц в ответ. – Поэтому самое надежное – держать дистанцию.

Принц Тибо подразумевал Негодию, соседнее с Ламотом королевство, известное своей нечестностью. Но соседка не поняла иносказания.

– Путешествуя в одиночку, вы уязвимы, принц, – продолжала она. – Морские опасности трудно предвидеть. Вспомните гибель нашего торгового судна неподалеку от вашего острова. Кто мог ждать такой беды?

У Тибо перехватило горло от волнения.

– На широте наших островов? Когда же?

– Года полтора тому назад, принц.

– Буря?

– Нет, кажется, нет, принц.

Тибо не верил своим ушам. Около их островов никогда не случалось кораблекрушений. Если только… Нет, такого быть не могло. Все знают, что этот путь проклят, и никто никогда не рискует им плыть.

– Может быть, капитан решил сократить дорогу? Очень спешил? Был неопытен?

Действительно, надвигался шторм, капитан был отчаянный сорвиголова, но истина погибла вместе с командой, так что ответ был кратким:

– Не знаю, принц.

– Что бы ни случилось, эта история как раз доказывает, что ваш флот не опора для нашего.

Супруга министра уткнулась в козий сыр и больше не заговаривала с принцем Тибо.

Эма, поглядывая сквозь букет, копировала движения принца, на лету осваивая науку придворных застолий. Ей видна была его правая рука, и Тибо, сообразив, в чем дело, брался заранее за нужную вилку или бокал. Что касается соседей, то Эма предпочла скуку и терпеливо выслушивала генерала. Принц Август Максимилиан, который осыпал ее комплиментами, наполняя ее бокал до краев, и готовый держать за нее вилку, удостаивался лишь коротких вежливых ответов.

Но сдержанность таинственной незнакомки только разжигала в принце любопытство и желание ее покорить. Мысленно он уже писал письмо Жакару, а сам распускал перед Эмой павлиний хвост, то и дело упоминая «наш летний дворец», «наш охотничий домик», «наши яхты у причала». Эма не сразу поняла, что вместо «наш» нужно подставлять «мой». «Мы» высказывали суждения обо всем на свете, и, если нам поверить, весь мир был у наших ног.

– Наши болваны слуги… – заговорил Август, и Эме невольно захотелось взяться за бутылочное горлышко.

Принц Тибо никогда не говорил «мои слуги», «моя шхуна», «мое королевство». Эма пыталась рассмотреть лицо принца сквозь цветы и листья, но не увидела его. Время тянулось медленно, чувствовать себя на лезвии ножа становилось все тягостнее. Рассуждения генерала Кентена ее утомляли, липкие приставания принца Августа злили.

– Зовите нас Макс, – настойчиво предлагал он, словно оказывая ей величайшую милость.

Эма считала минуты, ожидая конца ужина, но, когда наконец внесли десерт – пылающий ананасовый торт, маленький пожар на серебряном блюде, – принц Максимилиан окончательно вывел ее из себя. Десерт был удивительным: синие языки пламени лизали сахарные гирлянды всех цветов радуги, оставляя их каким-то чудом в неприкосновенности.

– Каков огонь! – весело воскликнул наследник Ламота. – Точь-в-точь как вы, дорогая, – прибавил он, положив ладонь на ладонь Эмы и переплетая их пальцы.

Ледяные иголки пронизали все тело Эмы, и у нее перехватило дыхание.

– Про чудо на столе нам все известно, – продолжал он, – его доставили нам из кухни. А вот про вас, драгоценная госпожа, нам не известно ничего. Скажите, какому королевству мы обязаны вашим чудесным появлением?

– Дальнему, – ответила Эма, мгновенно убрав руку.

– Мы поняли, что дальнему. Дальнему и экзотическому. Назовите его. Какое королевство одарило вас этим чарующим акцентом?

Принц Тибо, чутко прислушивавшийся к разговору напротив, уловил, что Эма в панике. Он и сам не сумел получить ответ на этот вопрос. Не получит его и Август Максимилиан, но вконец замучает Эму.

– Что за праздное любопытство, Август? – подал голос принц Тибо из-за букета. – С вашей высоты вам видно лучше других, что не место рождения придает человеку ценность.

Август Максимилиан приподнял левую бровь и деликатным движением отложил в сторону ложечку. Потом резко отставил вазу с букетом, оставив влажное пятно на белоснежной скатерти.

– Удивительно! Принц Тибо из Краеугольного Камня! А мы-то и не заметили, кто сидит напротив!

– И это к лучшему, потому что мне выпала возможность поближе познакомиться с госпожой де ла Турель.

– Согласен, что к лучшему, потому что мы подружились с обворожительной госпожой Эмой.

– Не удивлен, что она вас заинтересовала больше меня. Но мне кажется, что ее больше всех заинтересовал генерал.

– Исключительно из почтения к возрасту, – прошептал Август Максимилиан. И прибавил елейным голосом: – Не так ли, Эма Беатрис?

Чтобы придать себе отваги, Эма отпила глоток муската.

– Я всегда отдавала предпочтение выдержанным винам, а не воде.

Тибо не смог удержаться от смешка. Август хоть и обиделся, но продолжал все тем же елейным голосом:

– Очаровательница. Несравненная. Но вы, принц Тибо, нам все-таки скажете, где нашли такое сокровище.

– Такие сокровища, Август, не находят на земле. Их дарит нам небо.

При этих словах, на счастье Эмы и принца Тибо, госпожа де ла Турель встрепенулась, вспомнила о последней любовной победе наследника, грозившей стать оглушительным скандалом, и ринулась в бой. Она задавала такие нескромные вопросы, что половина стола замолчала, надеясь услышать ответы и позволяя таять шербету из слив. Тибо и Эма молча наблюдали, как потрошат принца. Подали кофе, потом ликеры и шоколад, и наконец свершилось то, чего гости ожидали с нетерпением: король и королева поднялись со своих мест. Те, кто еще держался на ногах, вышли из-за стола, а тех, кто не смог этого сделать, стали разводить по комнатам, которые были приготовлены на такой случай.

Тибо мгновенно вскочил. Эма медленно поднялась со стула.

В карете по дороге в порт Эма не стала разговорчивей.

– Тяжкое испытание, – решил извиниться принц Тибо. – Я сочту, что вы наделены необычайным мужеством, если будете сопровождать меня и впредь.

– Мужеством наделены вы, Тибо… Вы вывели меня в свет и поставили рядом с собой, не зная, кто я…

– Мне кажется, что я знаю достаточно.

– Нет. Когда вы узнаете…

Она замолчала, не в силах продолжать.

– Когда узнаю, откуда ты, Эма? Дай подумать. Твоя родина – одна из тропических стран-космополитов, где перемешались все расы и все языки. Таких стран с десяток, не больше. Твоя расположена на берегу моря, где все умеют плавать с детства. В ней нестабильная обстановка, частые войны. С соседями или гражданские. Возможно, и то и другое. Эпидемия чумы, когда ты была маленькой. Мне приходят на ум три страны.

Эма вздрогнула. Принц Тибо продолжал:

– В одной из них по религиозным соображениям запрещены портреты. Я исключаю ее из-за медальона.

Эма опустила голову. Тибо продолжал:

– В другой запрещено рабство. – Тибо прикоснулся к поврежденному запястью Эмы. – Ее я тоже исключаю. Остается одна.

Эма закусила губу.

– Печально известное Королевство Вилладева, откуда можно сбежать живым, если только ты очень умен, мужественен и тебе необыкновенно повезло.

Эма уткнулась взглядом в пол и не шевелилась.

Тибо ласково взял ее за руку. Как бы ему хотелось убрать шрамы с ее запястий, как хотелось, чтобы Эма заговорила. Но она молчала, и на смуглой коже белели шрамы.

– Ценность человека не зависит от места, где он родился, – тихо проговорил принц Тибо и отпустил ее руку.

Больше они не произнесли ни слова ни в карете, ни в шлюпке, ни на «Изабелле». Прежде чем войти к себе в каюту, Тибо проследил взглядом за Эмой: она поднялась на бак, дрожа с головы до ног, несмотря на теплый плащ.

13

Плотничать Жюль больше не мог и решил избрать стезю актера. Он с детства мечтал о театре, у него был комический талант, и он давно полюбил изображать известных людей Королевства Краеугольного Камня.

И вот как-то вечером после ужина, когда матросы продолжали сидеть за столом и со скуки крошили сухари, баталёр, которому надоело сметать за ними крошки, потребовал:

– Герцога Овсянского!

– Герцога! Герцога! – подхватили матросы.

Жюль слегка подпрыгнул, жеманно поклонился и тоненьким голоском принялся импровизировать нелепые вирши. Матросы хохотали до слез, и принц Тибо вместе с ними.

– Теперь королеву Сидру! – попросил Щепка.

Сидрой звали вторую супругу короля Альберика.

– Королеву! Королеву!

Жюль сосредоточился. Потом расчесал свои длинные волосы на прямой пробор, так что они повисли у него вдоль щек, накинул на плечи одеяло, задрал вверх подбородок и плавно двинулся вперед. Он словно бы летел, и в его вкрадчивых движениях было что-то от хищного зверя. При этом он ткнул в каждого матроса указательным пальцем, словно обвиняя в чем-то. Матросы валились с ног от хохота.

Одна Эма заметила, что принц Тибо на этот раз не смеется со всеми вместе. Он отошел к лееру и застыл с напряженной улыбкой. Его не веселило напоминание о женщине, которая, на всеобщую беду, заняла место его матери.

– Теперь принца Жакара! Он здорово его представляет!

Жюль успешно перевоплотился из матери в сына. Лицо его приняло свирепое выражение, глаза сузились. Играя мускулами, он приблизился к Овиду, взял его за ухо и прошипел:

– Сгною! Отдам Стиксу на съедение! Жри его, Стикс, жри-и!

Баталёр невольно вцепился в ожерелье из акульих зубов. Принц Тибо покачал головой.

– Короля! Короля! – закричал Проказа, хлопая в ладоши.

Жюль мгновенно стал самим собой.

– Нет. Король Альберик единственный, кого я никогда не смел…

Жюль запнулся, сообразив, что сболтнул лишнее. Матросы тоже смутились. Адмирал нахмурился. И все они повернулись к принцу Тибо, которого Жюль изображал чаще всех остальных.

– Значит, король единственный. Ты уверен? – спросил принц.

Жюль сделал жалобное лицо.

– Ну, так вперед! А иначе за борт!

Жюль никак не мог решиться. Но потом заходил большими шагами по палубе, то и дело почесывая подбородок. Сходство было потрясающим.

– Отлично, – одобрил Тибо. – Следующий на очереди адмирал.

Дорек привстал со своего места.

– Ты не посмеешь, Жюль, – запротестовал он.

Жюль на одну секунду обиженно поджал губы. Матросы грохнули. Адмирал ничего не понял, и от этого все хохотали еще громче.

Смеялась и Эма. Весело, когда смеются не над тобой. Но она пообещала себе, что станет терпеливо переносить насмешки. Эма еще не знала, что в ближайшем будущем сумеет утереть всем насмешникам нос, и надолго.

День начался точно так же, как многие другие. Ветер туго надувал паруса, небо – лазурь, море – нефрит: нет лучше погоды, чтобы заниматься любимым делом. Эма по локоть в мыле драила вместе со Щепкой переднюю палубу. Четверка матросов очищала от водорослей и ракушек борта, которые ими постоянно обрастали. Принц Тибо удил вместе с Феликсом на корме меч-рыбу, а кок сразу чистил их добычу и выбрасывал внутренности за борт. Акулы на них так и набрасывались, путая рыболовам лески.

Марселин, насвистывая, подошел к вантам и взялся за них, собираясь лезть на марс. Сейчас с грот-марса собирался спуститься вниз Пусен, и он его сменит. Пусен, держась рукой за канат, привычным движением приготовился сунуть подзорную трубу за пояс, как делал не одну сотню раз. Но в это утро – то ли от усталости, то ли из-за жары – труба выскользнула у него из рук и со всей силы ударила висящего на канате Марселина прямо в висок. Тот, даже не поняв, что произошло, упал в море.

– Человек за бортом! – завопил Пусен. – По правому борту!

Шхуна шла вперед как ни в чем не бывало.

– По правому борту сзади! По правому борту сзади!

Гийом Лебель бросился со всех ног на бак и увидел Марселина, который барахтался в волнах, окруженный акулами.

– Плыви, Марселин, плыви! Ты умеешь плавать, плыви! – кричал Гийом, приказав спустить спасательную шлюпку.

– Амулет при нем? – встревоженно спросил Овид, словно это было самое главное.

Гийом не ответил ему.

А Марселин уже не плыл, он даже не шевелился и погружался все глубже в воду. Тут случилась вторая беда. Матросы не поверили собственным глазам: в море бросилась Эма.

Она, как кинжал, рассекла играющую солнечными бликами воду и стала уходить вглубь, окруженная миллионом пузырьков. Темнеющий в воде корпус «Изабеллы» казался брюхом огромного кита. Акулы и рыбьи внутренности остались где-то на поверхности.

До чего же непривычное зрелище – вокруг синева, тишина, ледяной холод. Эма погружалась глубже, глубже, соль ела ей глаза, голову сжимало, как в тисках, легкие, казалось, разорвутся. Чем ниже она опускалась, тем глуше становилась тишина. От давления воды грозили лопнуть барабанные перепонки. Холод парализовал Эму.

Но Марселин! Марселин!

Неимоверным усилием Эма заставила двигаться одну руку. Другую. Потом ноги. Стала подниматься вверх, и ей показалось, что она тащит на себе весь океан. Сердце бухало в ушах. Черная пелена застилала глаза. Полотно, которым она заматывала себе грудь, чтобы стать похожей на мальчика, размоталось, и она почувствовала: нужен воздух! Сейчас! Немедленно! Не то она потеряет сознание. А если потеряет сознание, вдохнет соленую воду. Она имела дело с утопленниками и знала: их легкие заполнены водой. Говорят, что утопленники испытывают эйфорию. Но эйфории Эма не хотела.

Она вовремя вынырнула на поверхность. Воздух ободрал ей горло, свет ослепил. Издалека ее звали, но она ничего не слышала. Вокруг скользили плавники акул, словно конькобежцы. Эма опустила лицо в воду, ища Марселина. Справа нет, слева тоже. Внизу. Он был внизу. Амулет на шее как будто тоже тянул Эму вниз.

Она опять нырнула. Вода сопротивлялась, словно стала каменной. И все же… Все же… Она схватила Марселина, но он, как видно, решил утащить ее с собой. Какой же он тяжеленный… Эма тянула его за волосы. Изо всех сил. Словно якорь голыми руками. Черная пелена. В ушах колокола. Легкие разрываются. Эма и Марселин близко к поверхности. Близко. Но все-таки они тонут… Она его больше не поймает, если сейчас вынырнет без него…

Эма сделала еще одно, возможно, последнее усилие. В руках у нее остался клок волос. В глазах черно, но Марселин рядом. На ощупь она ухватила его под руки. Толкаясь ногами, вытянула на поверхность. В теле Марселина ни энергии, ни кислорода. И вдруг сила бо́льшая, чем сила Эмы, вытолкнула их обоих на свет. Эма так никогда и не узнала, что же их спасло.

Воздух! Эма запрокинула голову и жадно его глотала. Она по-прежнему держала Марселина, он был очень тяжелый. Губы у него посинели, глаза не открывались. Он не дышал.

Эма не заметила, как к ним подошла спасательная шлюпка. Кто-то поднял Марселина, легко, будто форель. Конечно, это был Феликс. Избавившись от тяжкого груза, Эма почувствовала себя перышком. У нее онемели руки и ноги, ей хотелось отдаться на волю волн. Но рулевой бросил ей канат, и минуту спустя она уже лежала в прогретой солнцем лодке.

Она видела широкую спину фельдшера, который наклонился над Марселином. Лукас давил обеими руками на грудь утопленника, делал искусственное дыхание, дышал изо рта в рот и ругался на чем свет стоит. Гийом привел шлюпку к шхуне и теперь ждал, держась за канат, который поможет им подняться на борт.

Морская синева сливалась с небесной. Акулы уплыли. Марселин не дышал.

Лукас готов был уже отчаяться, но тут спазм скрутил Марселина, словно червя, голова дернулась, изо рта хлынула вода. Гром аплодисментов послышался с верхней палубы. Марселин закашлялся и приоткрыл один глаз. Счастливый Лукас обложил его от души:

– Черт бы тебя побрал, скотина ты этакая! Ты же умеешь плавать, урод!

Гийом подал знак поднимать шлюпку. На полдороге Эма вдруг заметила, что мокрая рубашка прилипла к телу, стала прозрачной. Она заслонилась руками, скрестив их на груди, и в этот миг кто-то бросил ей сверху джутовый мешок.

Шлюпку на палубе встретили молчанием. В тишине раздавался только стук зубов Эмы. Ноги ее не держали, с волос и одежды текла вода, холод пробирал до костей.

– Там же акулы, Эма… Ты что, с ума сошла? – пробормотал Пусен. Он чувствовал себя виноватым из-за дурацкой подзорной трубы…

– Акулы нападают, если чувствуют кровь, – оправдывалась Эма, едва шевеля губами.

– Акулы, не акулы, но за борт так не прыгают НИКОГДА! – нравоучительно провозгласил адмирал.

– Самоубийство, – присоединился геолог.

– Я точно не прыгну, – пообещал Проказа.

– Прыгнешь, если очень попросят, – не без ехидства напомнил ему кок.

– Пустая голова вместо поплавка! – ухмыльнулся один из матросов.

– Марселин теперь у нас на эти дела мастер, – заметил портомой.

– А чего ему бояться? У него амулет на шее, – вздохнул баталёр, который всегда завидовал Марселину.

– Эма, ты понимаешь, что могла погибнуть? – спросил доктор.

– Потеряли бы двоих вместо одного, – добавил марсовый старшина.

– Что было бы крайне глупо, – поддержал его первый помощник.

– Но у нас два живых и невредимых человека – вот что главное, – прекратил дискуссию принц, чувствуя себя невероятно счастливым.

Щепка подошел к Эме и передал одеяло вдвое больше него.

– Спасибо, юнга, – завершил речь принц Тибо. – Лукас, отведи Марселина в лазарет. Баталёр, выдай им сухую одежду. Кок, приготовь горячий бульон. Остальные за работу! Адмирал, прошу вас, пойдемте со мной.

Принц Тибо обратился к адмиралу с просьбой предоставить ненадолго Эме свою каюту, пусть придет в себя и согреется. Он бы попросил Гийома, но у того в каюте черт ногу сломит. Зато у адмирала – безукоризненная чистота. Адмирал милостиво согласился и даже поставил на видное место коробку с миндальным печеньем.

Эма вытянулась на узкой кушетке, положила голову на подушку и впервые поняла, до чего неудобно спать в корзине с канатами. Феликс принес ей перечного масла для растирания, четыре дополнительных одеяла, шерстяное нижнее белье, побитое молью, чашку бульона и двойную порцию изюма и кураги.

– Ты всем им заткнула рот, – сказал он. – Теперь тебя оставят в покое. Ты для этого прыгнула?

– А ты для этого победил крокодила?

– Я – нет.

– И я – нет.

– Но вот увидишь, старалась не зря.

Феликс подмигнул Эме и вышел. Эма мгновенно погрузилась в сон и проснулась только глубокой ночью.

Корпус шхуны поскрипывал, шкивы повизгивали, неторопливые шаги мерили бак у Эмы над головой. «Изабелла» не спеша двигалась вперед. Эма задумалась, где же ночует адмирал? Наверняка в гамаке в кубрике, среди храпа и запаха грязных ног. Она снова заснула и во сне улыбалась.