Текст книги "СССР 2.0"

В течение нескольких дней в ненецком поселке на севере Южного острова Петро делал важные записи. Эти ненцы происходят из разных территорий на континенте, от берегов Баренцева моря до Карского моря и Ямальского полуострова на востоке. Ясавэй однажды сказал Петру:

– Эти знаки, которые ты оставляешь на бумаге, очень важны. Через них будущие поколения узнают, что тут происходило.

«Старик прав», – подумал Петро, хотя Ясавэй не был таким уж старым. Ему было не более пятидесяти лет, однако из-за суровых условий севера выглядел он на все восемьдесят. – «История необъективна, как и наше восприятие реальности. Два человека, ставшие свидетелями одного события, не расскажут о нем одинаково. Каждый определяет реальность и все, что происходит вокруг, по-своему. Таким образом, письменная история всегда благосклонна к одной стороне, почти всегда это сторона победителя».

Эти семьи, которые боролись за выживание и свою честь, скорее всего, станут забытой страницей истории, если Петро ничего не предпримет. В своем дневнике он описывал все, что видел и слышал: разговоры, дороги, карты, пейзажи, привычки, все это в очень неспокойное время, ведь в любой момент может появиться новая русская «миссия спасения», чтобы увезти ненцев обратно в Кармакулы, где их накажут должным образом за неповиновение. Даже если этого не случится, суровый климат острова может покончить с бедными поселенцами, которые также борются за еду и выживание в лютой враждебной тундре.

Петро спрашивал себя, что он будет делать в случае прибытия русских. Он бы дрался на стороне ненцев, несомненно. Петро готов отдать жизнь, защищая этот народ. Тем не менее, он знает, что рано или поздно все закончится, и, если он останется в живых после конфликта, то ему понадобится помощь русских, чтобы вернуться на континент. В этом случае, было бы более разумно взять на себя роль посредника, но так им удалось бы только немного выиграть время, лишь отсрочив неминуемую катастрофу. Петро знал, что если ненцы вернутся в Кармакулы, то их жестоко накажут, а, возможно, и убьют. В лучшем случае, они просто вернутся к прежнему рабскому положению, которого так старались избежать. Тогда у Петра появился план, и он попросил всех поселенцев собраться. Первый его шаг, как посредника, – выяснить требования ненцев, узнать, чего именно они хотят, чтобы сообщить об этом русским; второй – найти какую-нибудь сильную их сторону для переговоров. Что-то, что ненцы могли бы использовать и быть уверенными, что русские примут их требования.

Самая зима должна была начаться через несколько недель, и это давало ненцам какое-то время, учитывая, что в Кармакулах мало народу, и посылать еще одну экспедицию было бы слишком рискованно. В самое трудное время года, имея небольшое количество людей, русские не могли себе позволить послать своих лучших мужчин, тем более после трех проваленных операций. Скорее всего, они уже вызвали подкрепление с континента и очень скоро, вероятно в конце зимы – начале весны, прибудут новые экспедиции за ненцами и рано или поздно победят их.

– Все равно, – говорил Петро беженцам. – Вы здесь важнее, чем они. Вы можете жить в таких суровых условиях, позволяя империи заявлять свои права на эту территорию. Без вас они тут никто; норвежцы рано или поздно приплывут и захватят эту землю. Это достаточный аргумент, чтобы гарантировать ваши права.

– А если они будут нас убивать из мести? – спрашивали поселенцы.

– Не будут, ведь я стану посредником в случае конфликта и скажу, что если вы не захотите идти у них на поводу, то пусть они хоть убивают вас, но никакой ненец не захочет жить в таких условиях. Даже если они снова переселят сюда ненцев с континента, никто не будет им прислуживать, так как было с вами. Я им скажу, что ненцы – свободный народ, который не будет жить в кандалах тирании. Пусть привозят сколько угодно семей: десятки, сотни, тысячи – в итоге получат такие же конфликты, как и сейчас. Вы не должны быть пленниками! – ораторствовал Петро, ощущавший себя легендарным казачьим вождем Тарасом Бульбой. Он хотел предотвратить войну любой ценой, но, если надо было, вместе со всеми дрался бы до конца.

В такие моменты Петро вспоминал свою драгоценную жену Наташу. Надежда увидеть ее снова давала ему силы работать ради мира между русскими и ненцами, это его единственный шанс вернуться домой. Петро очень хорошо знал, что в случае боя с русскими, ему будет тяжело остаться в живых, только если ненцы победят и не выживет ни один русский, который мог бы рассказать о его предательстве. Хотя, о каком предательстве можно говорить? Петро уже привык к мысли, что он украинец, его здесь называли украинским именем. Когда Мюсена говорил ненцам, чтобы они не доверяли словам этого русского, Петро им отвечал, что на самом деле он украинец, а значит принадлежит к народу, угнетаемому русскими, также как и ненцы.

– Смотрите, братья мои! Я – сын украинца, но мой отец забыл свой язык. Моя мать татарка, и тоже не говорит по-татарски. Я не хочу такого будущего для вас. И пришел вас защитить, пока еще есть такая возможность, пока вы еще говорите на своем языке и храните традиции. Что бы делали русские, если бы их заставляли говорить на чужом языке, исповедовать чужую религию и принять чужую культуру, так же, как они поступают с вами? Они бы сопротивлялись, сражались, как и любой народ под угрозой исчезновения! В Российской империи все больше и больше народов теряют свои культуры и языки, потому что поддались русским и сегодня говорят по-русски и даже восхищаются русскими традициями! Я вас призываю: не восхищайтесь культурой тех, кто насмехается над вашей! Нет такого, чтобы одна культура была выше другой! Мы все равны, и, если хотим мирно жить – с русскими или без них, – нам необходимо бороться за свои права! – восклицал Петро. – Будем торговаться с ними. Мы им нужны так же, как и они нам…

Не успел он закончить фразу, как речь Петра прервал выстрел. Затем другой! И еще! Это русские! Они не стали дожидаться конца зимы для атаки, как предполагали ненцы.

Увидев чужаков издалека, Мюсена, который патрулировал поселок, сделал предупредительный выстрел, чтобы захватчики не подходили, который русские, вероятно, восприняли как угрозу и выстрелили в ответ. Поселенцы забегали в суматохе внутри чума и вокруг него. Петро закричал, чтобы все пригнулись. Внезапной атакой русские, видимо, ожидали нейтрализовать как можно большее количество ненцев, уменьшая и так небольшой контингент, с которым пришлось бы драться. Как только Петро это понял, немедленно крикнул:

– Все на пол! Никто не выходит! Они именно этого и хотят, чтобы вы вышли, чтобы перестрелять вас!

Услышав его, ненцы, даже если не очень хорошо понимали по-русски, поняли по тону и жестам, что должны остановиться. Все легли на пол, Петро нашел Мюсену и других воинов и быстро организовал план атаки. Чум находился на естественном укреплении, в углублении, напоминавшем траншею. В нескольких метрах от него была каменная насыпь, откуда Мюсена будет стрелять из своей винтовки – трофея, добытого во время второй русской миссии. Сэвтя и Хадко, два других молодых воина, прикроют его из траншеи, готовясь к наступлению русских. Как только стрельба закончится, Петро выйдет с белым платком, подаренным ему Наташей, показывая его как знак мира, чтобы договориться с нападающими. Это было рискованно, но таков договор с ненцами, Петро станет посредником и найдет лучшее решение для всех.

Увидев, что поселенцы больше не выходили из чума, русские, которых было 8 или 10 человек – трудно сосчитать с такого расстояния, тем более, уже приближалась зима, и дни были очень короткими в эту пору года, постоянные сумерки, – перестали стрелять. Петро поднял белый платок в знак мира и направился в их сторону, безоружный, ожидая, что русские заметят, что он «нененец»… и что Мюсена не воспользуется этим моментом уязвимости, чтобы выстрелить ему в спину, ведь о неприязни воина к Петру всем было известно.

Как только Петро пошел в сторону русских, они зашептались – что это за человек. Наверное, кто-нибудь его узнал – в Кармакулах было не больше тридцати или сорока жителей, когда Петро добрался туда, хотя он не был уверен, были ли стрелки оттуда или припыли с континента по срочному запросу со станции. Петро подходил к нападавшим ближе и ближе, а ненцы опасались все больше и больше: а вдруг иноземец, которого они приняли, на самом деле враг и наконец-то возвращается к своим? Ясавэй, по обыкновению спокойный, был уверен в обратном, в то время как Мюсена был готов расстрелять Петра, даже если это стало бы последним, что он сделает в жизни. Пока Петро приближался к русским, напряжение с обеих сторон возрастало: он был на мушке и у русских, и у ненцев.

Подойдя к русским на довольно близкое расстояние, Петро крикнул:

– Я представляю власть и народ Петрограда! Императору неугодно, чтобы здесь была война!

Русские опустили оружие, глядя на Петра теперь совсем иначе.

– Это представитель империи! – зашептались некоторые, подумав даже, будто Петро – член «Охранки» – Охранного отделения, секретной полиции императора.

– Но что он тут делает? – удивился капитан экспедиции, бородатый мужчина недружелюбного вида, большого роста и сильный, как медведь, с винтовкой за спиной и взрывчаткой в походной сумке.

Если бы русские знали, что Петро только что придумал эти слова! Фактически он ощущал себя представителем столицы и, так как голос народа – это голос императора, он чувствовал, что имел право утверждать, будто этот конфликт не интересен монарху, и, по большому счету, это не было ложью, ведь ненцев поселили на архипелаг по решению империи. Убивать ненцев или плохо обращаться с ними совсем не входило в интересы власти.

Приближающийся странный человек действительно не был похож на местного жителя, скорее на жителя столицы, судя по его элегантной внешности, хоть он и выглядел немного потрепанно, в старой одежде и с усталым видом. Петро, осторожно складывая белый платок обратно в карман своего изношенного пальто, стараясь не делать резких и подозрительных движений, подошел к русским и попросил не стрелять в ненцев. Он представился как Петр Николаевич Франко – этнограф из Петербуржского университета, выполняющий миссию по наблюдению за процессом заселения архипелага Новой Земли, и был в ужасе от того, что ему рассказали в Малых Кармакулах.

– Если чиновники узнают, как вы обращаетесь с ненцами – практически как с рабами – а теперь еще и собираетесь их убить, вас отправят на каторгу, в намного худшие условия! – говорил Петро, стараясь контролировать эмоции и соблюдать дипломатический тон переговоров, но в то же время не показывая снисхождения к агрессорам.

Глава группы представился как Олег Александрович Логвин и вышел вперед, обращаясь к Петру:

– Мы припыли из Архангельского на звонок о помощи со станции. Я не получил никаких сообщений об условиях жизни поселенцев, так же как и о вашей здесь миссии. Нам нет до нее никакого дела, и меня, как командира этой экспедиции, – указал Олег на свою команду из десяти человек, включая его самого, – интересуют только эти проклятые узкоглазые черти.

Петро успокаивающим тоном просил группу не нервничать, ведь он «не враг, а посредник, и учитывает интересы обеих сторон». Он знал, что мужчины преодолели огромное расстояние по морозу не для того, чтобы уйти с пустыми руками, так что, если они собирались вернуть ненцев, то обязательно нужно было договориться. Иначе просто-напросто все погибнут, в том числе и Петро, ведь ни ненцы, ни русские сдаваться не собирались.

Василий, один из членов группы, спросил Петра, словно пытаясь его запугать:

– Я тебя видел в Кармакулах, иноземец. Скрытный такой, как будто ни с кем не хотел иметь дела, только об этих ненцах и выпытывал. Чего ты хочешь? Кто это тебя назначил посредником-переговорщиком? Где твои сообщники?

– У меня нет сообщников. Это у бандитов, охотников или эксплуататоров есть сообщники. Ненцы меня приняли именно потому, что я пришел один, – отвечал Петро.

И без того агрессивный Василий, услышав эти слова, воспринял их как оскорбление и навел винтовку на Петра, закричав:

– Значит, мы для тебя бандиты?! Пускай так! Раз я бандит, то убью тебя прямо здесь и сейчас!

Петро посмотрел на него и, не выдавая страха, отвечал:

– А это только докажет, что ты и есть бандит. Я вас бандитами не называл, просто объяснил, как вас видят ненцы! Не заблуждайтесь – они вас не боятся! И прекрасно знают, что у них нет другого выбора: если останутся здесь, очень вероятно, что умрут от морозов, а если поедут с вами, то погибнут от плохого обращения и наказаний, помимо морозов. Имея такой выбор, для них уж лучше умереть в борьбе за свой народ, и это они могут сделать, ведь ненцы уже послали три миссии вот таких же храбрых мужиков, как вы, на тот свет. Если не хотите умереть у черта на куличках или увидеть, как погибнут ваши соратники, давайте лучше договоримся.

Глаза Василия налились кровью, но Олег вмешался, спрашивая Петра:

– И какие у них требования?

– Выполнить обещания, данные им, когда их привезли сюда с континента, обеспечить достойные условия работы и проживания, а не заставлять батрачить, поддерживая работу станции. Уважать их культуру и традиции. Они сыты по горло издевками русских, которые навязывают свою культуру и религию, – отвечал Петро.

Василий возражал с ироничной ухмылкой, но все больше раздражаясь:

– Но мы их уважаем! Настолько, что даже привезли сюда! Они получили землю, работу и доступ к высокой культуре, бесплатно, а еще жалуются! Чего они хотели? Отдыхать у камина, жрать икру и бутерброды с лососем?! Да если бы не мы, они сидели бы на льду посреди тундры, затерянные во времени. Но нет, мы принесли им цивилизацию, мы все им дали, мы их сделали частью могучей империи, а чем они нам платят? Восстают и убивают нас! Они убили моего брата и моего лучшего друга в последней экспедиции! Сейчас я жажду только крови, и никто меня не остановит!!! – прокричав последние слова, Василий побежал в сторону чума, игнорируя призывы Петра и остальных вернуться.

Петро лучше, чем кто-либо, знал, что если Василий побежит к чуму, его расстреляют Мюсена, или Сэвтя и Хадко. С другой стороны, что он мог сделать? Василий был так разозлен, что убил бы любого, кто встанет у него на пути; просить ненцев не стрелять тоже не выход, – они будут абсолютно правы, если застрелят этого сумасшедшего.

Произошедшее следом шокировало всех: Василий, стрелявший во все стороны, только приблизившись к траншее, получил пулю в ногу, упал, но сразу же поднялся, чтобы получить еще одну, на этот раз прямо в грудь, и снова упал, теперь уже долго не поднимаясь. Ненецкие воины были настолько хорошо замаскированы за насыпью и в траншее, что не было видно, откуда они стреляли. В этот момент Петро зажмурил глаза, понимая, что эта ситуация точно не закончится добром. Глядя издалека на Василия, корчившегося от боли, мужчины Олега, одетые по-граждански (вероятно, моряки из Архангельского порта, привезенные сюда Василием, – единственным, кто был с местной станции), выхватили свое оружие и приготовились идти на помощь другу, но Олег приказал им оставаться на местах. Так они вероятней всего просто растратят патроны и будут расстреляны ненцами, а миссия полностью провалится.

Пока русские обсуждали дальнейшие действия, Петро заметил, как Хадко отполз из траншеи в сторону тела Василия. Приблизившись к нему, молодой низкорослый парень лет 14 или 15, с трудом перевернул тело. Петро постарался закрыть собой обзор, чтобы люди Олега не смогли заметить происходящего, хоть так самому Петру больше не было видно чума – он стоял к нему спиной. Однако старания его оказались напрасными, когда раздался пронзительный крик Василия. Тогда все увидели: ненец пытался выхватить винтовку из окровавленных рук русского, который, ко всеобщему удивлению, еще не умер. Враги сцепились в драке на снегу. Олег снова сдержал своих соратников, которые хотели защитить друга, забыв об опасности вокруг траншеи. Стрелять издалека тоже не поможет, ведь нельзя точно рассчитать, в кого они попадут. Наконец грянул выстрел. Все: и русские, и ненцы, и Петро – замерли в страхе. Василий как-то тяжело приподнимался, весь в крови, на что Петро и воины смотрели с отчаянием, а банда с воодушевлением. Тем не менее, к их разочарованию, поднимался вовсе не Василий, а его труп, – Хадко, оказавшийся под русским, оттолкнул его тяжелое тело в сторону. Стараясь не выпрямляться во весь рост, ненец забрал винтовку и пополз обратно в траншею.

На этот раз Олег сам прицелился из винтовки в подростка, но Петро вмешался, и выстрел ушел в воздух, что сильно разозлило русских.

– Ты что, охренел?! – выругался Олег, ударяя Петра в лицо прикладом винтовки, и тут же прицеливаясь в него. – А, ты, значит, их друг?! Ну и сдохнешь вместе с этими дикарями! – продолжил гигант голосом, похожим на гром, сотрясающий тишину Арктики.

– Вы сюда приехали их вернуть или убить?! Они застрелили Василия, обороняясь, вы сами видели, как тот сумасшедший рванул, к тому же, нарушая Ваш приказ, Олег Александрович! Пожалуйста, не устраивайте бесполезную резню – убить одного из их воинов только спровоцирует еще больший гнев поселенцев, и тогда никто отсюда не уйдет живым! – быстро отвечал Петро.

Глубокие синие глаза Олега, увенчанные парой тяжелых черных бровей, излучали ярость. Из его рта шел густой пар, от чего главарь выглядел еще страшнее. Он поднял ствол винтовки, слегка касавшейся лица Петра, и крикнул своим людям:

– Потом решим, что делать с этим ублюдком! Давайте посовещаемся!

Петро вздохнул с облегчением, на этот раз он остался в живых, но положение все еще так же страшно, как голос великана Олега.

Этнограф попытался вернуться, но Олег оттащил его обратно:

– Далеко собрался?

– В чум, успокоить ненцев, – со страхом отвечал Петро.

– Ты никуда не пойдешь, пока я не прикажу, сукин ты сын! – ругался Олег.

Петро оказался в безвыходном положении. Русские обсуждали дальнейшие действия, а он стоял там, будто со связанными руками. Даже если бы он смог дойти до ненцев, то не знал бы, что делать, ведь у него не было никаких аргументов, чтобы успокоить обе стороны.

«А если бы, – рассуждал Петро сам с собой, – …они пришли к pax armata, то есть, к миру, основанному на равновесии оружия с обеих сторон».

– У обеих сторон есть огнестрельное оружие, мы в тупике! – крикнул Петро. – Конфликт между вами будет смертоносным! Мы завязли в войне… в холодной войне, – заключил этнограф, имея в виду арктический климат.

Мужчины молча посмотрели на Петра. Олег что-то прошептал им, кивнул головой, и Петру это показалось похожим на смертный приговор.

«Все, сейчас они меня расстреляют!» – думал бедный этнограф, он уже сбился со счета, в который раз за этот день чувствуя приближение смерти.

Но русские просто отвернулись и пошли прочь, оставив ничего не понимающего Петра одного.

«Неужели они сдались и решили уйти?» – недоверчиво думал он.

– Куда вы? – спросил этнограф, игнорируемый удаляющейся бандой. Он оглянулся на чум и пожал плечами. А когда снова посмотрел в сторону русских, те уже шли к саням, запряженным оленями, на которых они приехали. Петро вздыхает с облегчением, обрадованный, что ситуация разрешилась сама собой, без резни и жертв, если не считать безрассудного Василия, который погиб из-за собственного упрямства. С другой стороны, проблема ненцев не разрешилась, а он не хотел оставлять их на произвол судьбы. Сколько бы он ни искал помощи с континента, или даже из столицы, она бы добралась слишком поздно, а поселение может просто исчезнуть, уничтоженное русскими либо безжалостной природой.

Свист кнутов и топот оленей, стремительно летящих в его сторону, вырвали Петра из вихря мыслей. Только завидев их, мчащихся на полной скорости, этнограф отпрыгнул в сторону и упал в снег, но еще успел заметить, как бандиты с разбега седлают оленей, пригибаясь так, что издалека всадников почти не видно. Олени неслись к чуму сломя голову, поэтому напасть на мужчин, практически скрытых от глаз противника, было еще сложнее. Стрелять в них тоже не выход; тем более, для народа, который с древних времен живет благодаря оленеводству, ранить этих животных – нелегкое решение.

Пока олени приближались, ненецкие стрелки целились в живые мишени, опасаясь борьбы, которая последует сразу после прибытия банды. Сэвте удалось сбить выстрелом одного из моряков, который сразу же упал и за несколько секунд был затоптан оленями. Русские пытались стрелять на скаку, но помимо неудобного положения, в котором они находились верхом – практически лежа, им мешало еще и то, что небо становилось все темнее. Мюсена выстрелил в воздух, чтобы испугать оленей, и некоторые из них разбежались, но те, что были оседланы врагами, продолжали нестись вперед, подгоняемые мужчинами. Теперь можно было яснее увидеть живые мишени, и Мюсене удалось сбить еще одного всадника, к сожалению, смертельно ранив несшего его оленя. Русский упал, успев выхватить винтовку и заняв позицию стрелка, но прежде, чем успел что-либо предпринять, получил смертельную пулю от Хадко.

В этот момент сильный взрыв разрушил часть чума: это Олег воспользовался суматохой, чтобы напасть на поселок, бросив взрывчатку. К счастью, он промахнулся и не попал прямо в чум. Или он хотел просто напугать ненцев? Только Петро подумал об этой возможности, как Сэвтя упал замертво, сраженный пулей в голову. Хадко закричал в отчаяние и бросился на помощь другу, но другая пуля задела его плечо. Мюсена старался прикрыть земляка, но даже защищаться самому от нескольких нападающих уже было очень трудно. Хадко снова взялся за винтовку и гневно стрелял в русских, убив еще одного, приближавшегося к траншее, но остался без патронов. Он схватил свое копье, лежавшее сбоку, и побежал в атаку, прежде попросив Мюсену прикрыть его. Мюсена восхищался храбростью молодого воина, который, словно одержимый, бежал добить уже подстреленного им русского. Тот еще шевелился, пытаясь добраться до своего ружья. Хадко подпрыгнул и ударил его копьем в спину изо всех сил, затем вытащил свое оружие и побежал к следующей «мишени». Мюсена заметил, что один из врагов, совсем недалеко от Хадко, пытался выстрелить в него.

Русским трудно стрелять при слабом освещении, как в случае наступающей полярной ночи. Во время долгих арктических сумерек ненцы были в выигрыше, потому что их зрение привыкло к таким условиям. Мюсена выстрелил в русского, который упал, рыча от боли, к удивлению Хадко, оглянувшегося на Мюсену и кивнувшего головой в знак благодарности. В это же время Олег готовил вторую палку динамита, чтобы бросить ее в чум, находясь в таком положении, что Мюсена не мог в него выстрелить. В этот же момент, когда Олегу удалось зажечь фитиль, Петро ударил его камнем по голове, и великан упал без сознания, к изумлению этнографа, который никогда ничего подобного не делал в своей прежней, спокойной городской жизни. Он посмотрел в панике на зажженный динамит, и вдруг у него появилась идея, настолько же гениальная, сколь и опасная. Он бросил взрывчатку в одного из русских, который, даже увидев летящий в него динамит, не успел отреагировать. Он взорвался на месте, осколки ранили еще одного русского, которого Хадко тут же пронзил своим копьем. Петро был в ужасе от содеянного. Он, убежденный пацифист, который обходил муравьев на дороге, чтобы не ранить их, убил человека. Петро застыл в оцепенении возле лежащего без сознания Олега.

В этот момент один из русских, увидев, что натворил Петро, выстрелил ему в живот. Прежде, чем мужчине удалось сделать еще один выстрел, Хадко бросил копье ему в спину. Сразу после этого, молодой ненец получил пулю в руку, от русского, тоже раненного взрывом. А его уже сам Мюсена отправил на тот свет пулей в голову. Уставший и израненный, Хадко упал на колени, Мюсена опустил голову на камень, тяжело дыша.

Петро все еще не оправился от шока, наблюдая хаос вокруг: десять убитых и трое раненых, включая его самого. Снег вокруг чума стал красным от крови людей и оленей. Мюсена заметил огромную дыру в чуме, образованную взрывом, и побежал посмотреть, как там поселенцы, особенно женщины и дети. Прибежав в чум, он встретил свою жену, Саване, которая вместе с тадебя лечила раненых. Он крепко обнял свою любимую, обрадованный увидеть ее снова, и спросил, все ли в порядке, на что шаман ответил с обычным спокойствием, что некоторые ненцы ранены, но он о них уже позаботился. Вошел Хадко, внося Петра, который потерял много крови от ранения в живот и потерял сознание.

Молодой ненецкий воин оставил раненого украинца в чуме и пошел к Мюсене обсудить, что же делать с выжившим русским, который также лежал без сознания снаружи. Они взяли полоски кожи, вроде ремней, и связали Олега, который тоже потерял много крови из-за удара Петра в затылок. Ненцы обыскали чужака и взяли некоторые его вещи: взрывчатку, пару камней кремня, которыми можно поджечь ее, кинжал и пистолет. Затем воины подняли тяжелое тело мужчины и привязали его к спине одного из оленей, Мюсена хлопнул его по крупу, и он побежал, далеко унося на себе сэр варк – белого медведя, как ненцы назвали здоровяка.

– Не лучше ли было бы просто убить его? – спрашивает Хадко Мюсену.

– Стоит оставить кого-нибудь, кто сможет рассказать другим о произошедшем. Так русские будут знать, что мы, ненцы, – неукротимые воины. Я не хочу, чтобы маркы хибяри (городские) думали, что банда умерла от холода, а не от наших рук.

– Но так же, как они пришли, придут и другие, и еще больше! К тому же, это был хороший олень. Он мог бы нам пригодиться, а теперь он скорее всего будет блуждать, пока не устанет и не умрет, безо всякой пользы, – возразил младший воин.

– У нас много оленей, оставшихся от нападавших, а в это время года будет трудно прокормить и позаботиться о них всех. А что до русских, рано или поздно они придут снова, но нас здесь не найдут. Завтра мы покинем это место, как только небо станет светлее.

В это время года солнце появлялось ненадолго, а ночи были все длиннее и длиннее. Хадко и Мюсена привезли в чум сани русских, нагруженные патронами, едой, бревнами и даже лекарствами, которыми тут же воспользовались, чтобы лечить Петра и остальных раненых. Кроме саней, которые сами по себе являются огромной помощью для перемещения чума, остались еще двенадцать оленей, помимо тех немногих, которые у ненцев уже были. Для этого народа, олень – священное животное, благодаря которому они выживают. Олень – это и транспорт, и мясо, и мех, чтобы согреться в морозном северном климате. Оленьей шкурой они покрывают чум, используя кости животного, чтобы поддерживать структуру жилища, а жир – чтобы сохранить тепло внутри.

На следующий день, когда небо еще было темным, Мюсена и Саване будили всех, чтобы собирали свои вещи, ибо день обещал быть длинным. Ненцы с тех пор, как появляются на свет, привыкают к постоянным переселениям. Традиционные кочевники, жители тундры периодически мигрируют в поисках природных ресурсов, недостаточных в регионе, или убегая от какого-нибудь враждебного народа, как в этом случае. Это уже пятый раз за нынешний год, что они переселялись, с тех пор, как убежали с русской станции. После каждой побежденной русской миссии ненцы мигрировали, потому что знали, что рано или поздно русские найдут их, как будто они чуяли следы крови. Многие воины и поселенцы, в том числе женщины и дети, уже погибли в этой борьбе, которая, казалось, не имела конца. «Если бы только русские заботились, как улучшить условия жизни, и для нас, и для самих себя, а не преследовали повстанцев, история была бы совсем другой», – сказала однажды Саване.

Петро проснулся с трудом, ощущая сильную слабость от потери крови. Когда он открыл глаза, не понимая ясно, что случилось, то чувствовал сильную боль в животе, и заметил повязку. Мюсена ревновал жену к Петру, о котором она так внимательно заботилась. Он считал, что этому русскому, как и всем остальным, нельзя было доверять, и предполагал, что вчерашнее нападение организовал именно Петро, который к тому же предал своих друзей, трусливо ударив сэр варк исподтишка, когда понял, что ненцы побеждают. Петро ощупал пол чума, слабо освещаемый угасающим костром, убедившись, что он один. Он поднялся, в поиске поселенцев, рассматривая даже возможность, что русские победили и убили их всех, посчитав Петра мертвым и оставив там одного. Петро не помнил ничего после оглушившего его взрыва второй бомбы. Он с трудом поднялся, оставляя свою импровизированную постель – вроде спального мешка из медвежьей шкуры, и вышел из чума. Там, снаружи, он увидел ненцев, стоящих вокруг тела Сэвтя, в траурной печали о смерти молодого воина.

Ненцы не хоронят своих близких в земле – копать замерзшую землю трудно. Они сооружают деревянную могилу, покрывая тело. Сейчас, из-за того, что невозможно найти достаточно древесины для хорошей могилы, они засыпали тело воина снегом, надеясь, что однажды смогут вернуться и устроить достойные похороны. Мать воина, Сывне, которой на вид было около тридцати лет, плакала больше всех, она потеряла своего младшего сына. Ее старший сын и муж погибли в предыдущих боях, и теперь она безутешна, одна-одинешенька в этом мире. Петру очень жаль молодую женщину, потерпевшую такую утрату. Поселенцы смотрели на него, пока он выходил из чума, грустно глядя на печальную сцену, но ничего не говорили. Смотрели на него серьезно, как на виновного, ведь в этот момент, больше, чем когда-либо, Петро для них был русским, принадлежал к этому проклятому народу.

Ясавэй произносил молитвы о душе парня, двигая посохом вверх и вниз, как будто направляя его на небо и на землю. Сэвтя был славным парнем. Часто расспрашивал Петра о его жизни в Петрограде, далекой столице империи. Его глаза любознательно блестели, когда этнограф рассказывал о вещах, которые там есть. Больше всего его впечатляли рассказы о кинотеатре. Сэвтя думал, это что-то фантастическое – ловить движения всех вещей и потом показывать это сколько угодно раз, как будто это колдовство, подвластное только самому могучему тадебя. Петро обещал однажды привезти его в Петроград, чтобы он увидел своими глазами кинотеатр, который тогда еще был в новинку, без звука и черно-белый. Сэвтя полагал, что эти изменения случались оттого, что кинематограф крал кусочек реальности, который умирал внутри него. Движущееся изображение без цвета и звука, думал ненец, – это то, что остается, когда отрезают кусок реальности и лишают его свободы; так, растения умирают, вырванные из земли, или рыба – выловленная из моря. Этнографу была интересна версия Сэвтя, так что он решил не объяснять технические детали кинематографа. Петро не мог сдержать слезу, катившуюся по щеке, молясь, чтобы хотя бы душа Сэвтя могла отправиться в Петроград и посмотреть кино.