Текст книги "Смерть зверя с тонкой кожей"

Он повернулся к Контролеру:

– Ваше мнение?

– Не знаю. Может и сработать.

– Шеппард?

– Это наш единственный шанс.

– Смит?

– Нет.

Ещё одна пауза.

– Ваши возражения?

– Слишком много неизвестных в этой формуле, как сказал когда-то Эбботт.

– Объясните.

– Если Клиффорд найдёт нужную позицию. Если штора двинется в нужный момент – когда Эбботт окажется на линии огня. И, в конце концов, если Клиффорд попадёт в него.

Клиффорд вскочил и впервые за вечер отвернулся от окна.

– Если я попаду? Если я попаду?

– О'кэй, допустим вы попадёте. Допустим. Но удастся ли вам вырубить его сразу? Другими словами, не убьёт ли он Нджалу уже после этого?

– Послушайте. После попадания из этой штуки хоть куда-нибудь – он будет не в том состоянии, чтобы убивать. Эти пули проделывают маленькое входное отверстие, но на выходе дают дыру с кулак. Попадёт даже в руку – всё равно уложит на месте.

– А у меня наготове будут полдюжины вооружённых людей, – добавил Шеппард, – которые ворвутся в комнату, как только услышат выстрел.

Смит кивнул.

– Великолепно. Просто великолепно. Всё превосходно.

– Кроме? – спросил Контролер.

– Не знаю. Кроме того, что ничего никогда не идёт по плану. Как говорится, благими намерениями…

– Фрэнк, – сказал Контролер, – речь теперь не идёт о гарантиях, речь только о шансах. Вот и всё. План Клиффорда даёт хоть какой-то шанс. Может, не очень большой. Но шанс. Есть идеи получше?

Фрэнк Смит вздохнул:

– Нет. Нет у меня идей. Господи, выпить бы.

– Занятно, – заметил Шеппард, – в моменты кризиса невротиков всегда тянет выпить.

– Да. Этим мы и отличаемся от извращенцев и полицейских. Могу я поговорить с ним?

– Эбботтом? – переспросил Контролер, – Конечно.

Смит поднял трубку.

– Комнату Нджалы, пожалуйста.

Через секунду в трубке щёлкнуло.

– Эбботт слушает.

– Ричард, у нас может не быть другого шанса поговорить. Я хочу…пожелать тебе удачи и всё такое.

– Ты не обязан желать удачи стороне противника.

– Ты понимаешь, что у тебя не больше шансов выбраться из этой истории живым, чем у кошки в аду?

– У кошки девять жизней, Фрэнк. Даже в аду.

– Скажи, что мы можем сделать, чтобы ты…передумал?

– Ничего, Фрэнк.

Смит помедлил.

– Наверное тебе стоит знать: Нджала причастен к взрыву на Трафальгарской площади. Бомбу для «Чёрного Сентября» провёз именно он. За это он получил от них золотой браслет и…

Кулак министра обрушился на телефон.

– Какого чёрта вы делаете? Хотите гвоздь забить в гроб Нджалы?

– Какая разница? Его всё равно закопают.

22.

Нджала продолжал выдигать ящик. Пистолет виднелся уже наполовину, но этого было мало. И даже будь он виден целиком, – Нджала совсем не был уверен, что этого достаточно.

Требовалось что-то другое – например, чтобы Эбботта кто-то отвлёк. А для этого, судя по его взгляду – как у змеи перед броском – понадобилось бы минимум землетрясение.

Этот холодный пристальный взгляд вселял холод – а Нджала был не из пугливых.

– Я понимаю ваши чувства, – сказал он, – и ваше желание убить меня. Вы не одиноки в нём. Но только ли оно движет вами? Или есть и политические мотивы?

Эбботт молчал.

– Если тут политика, тогда разумеется надежды нет. Каждый рискующий жизнью по политическим мотивам – дурак по определению. С дураками не поспоришь. Но если причины только личные… тогда ведь всегда можно прийти к взаимопониманию… договориться о компенсации. Любой компенсации. Любой, понимаете.

Эбботт слушал вполуха. Он и без того был занят: не спускал глаз с Нджалы, наблюдал за окном, прислушивался, не появится ли вертолёт, да ещё и обдумывал, зачем Фрэнку Смиту понадобилось говорить про «Чёрный Сентябрь». Чтобы намекнуть на неодобрение политики Истеблишмента? Или просто укрепить Эбботта в его намерении? Он усмехнулся про себя. Как будто он нуждается в этом.

– Чему вы улыбаетесь?

– Размышляю, за какие заслуги вы получили этот замечательный браслет.

Несмотря на пронизывающий его холод, Нджала мгновенно взмок. Но Эбботт не стал развивать тему.

В летнем домике окончательно решили дать сержанту Клиффорду поискать себе подходящий наблюдательный пункт. И он быстро нашёл его – раскидистое дерево прямо напротив западного окна.

В кроне обнаружилась удобная развилка, в которую удобно лёг ствол его прекрасной винтовки. Всё, что от него требовалось – ждать, пока не колыхнётся штора. И молиться. Он был глубоко религиозным человеком.

Пистолет виднелся уже больше, чем наполовину. До него можно было даже дотронуться – если надоела жизнь.

Оставалось толкать ящик и тянуть время.

– Знаете, вы ведь из этих старомодных либералов. Да, все либералы старомодны. Их эксплуатируют левые, их презирают правые.

Подождал комментария. Его не последовало.

– Кто я, спросите вы. Диктатор? Фашист? Коммунист? У вас ведь непременно найдётся ярлык.

Ящик скрипнул.

– Что это?

«Магнум» смотрел Нджале в сердце, неумолимый, как пара глаз за ним.

– Стул, наверное. Скрипит иногда.

Эбботта, кажется, объяснение удовлетворило. Пистолет опустился. Нджала перевёл дух.

– Вашему драгоценному приятелю жить ещё двенадцать минут, если не появится вертолёт, – сообщил Эбботт и положил трубку.

– Двенадцать минут. Не слишком много.

– Назовите хоть одну причину оставить вас в живых.

– Я нужен своей стране.

Эбботт нехорошо улыбнулся. Нджала облизнул пересохшие губы.

– История находит тех людей, в которых она нуждается в конкретный момент. Сейчас моей стране нужен я.

– Чтобы убивать направо и налево?

– Жестокость бывает иногда необходима, особенно на теперешней стадии нашего общественного развития. Я контролирую её. Я ограничиваю её. Попытайся я сейчас обойтись без жестокости – это будет воспринято, как слабость. Меня сметут. Начнётся гражданская война.

– Каждый преступник легко найдёт оправдание своим преступлениям.

– Не могу сказать.

Он провёл ладонью по своим курчавым волосам. Речь шла об его жизни, и он знал об этом. Если удастся протянуть минуту или две после крайнего срока… что ж, никто не знает, что тогда. Это только шанс, пусть и ничтожный, но шанс.

Ящик наконец выдвинулся до конца.

– Знаю одно: вам, британцам, понадобилась добрая тысяча лет более-менее стабильного правления, чтобы построить довольно несовершенную демократию. И вы ждёте, что мы пройдём тот же путь за пять минут? Да, вы помогли нам. Заодно изрядно поэксплуатировав. Потом в один прекрасный день вы уходите, оставив нас с конституцией, которая ещё и не работает.

– В самом деле?

– Не у нас. Слишком всё сложно. Мы не готовы к ней. Нам следует пройти весь наш исторический путь – от феодализма – к капитализму, социализму, коррупции и всему, что полагается.

– Какое отношение это имеет к вашим зверствам?

– Я – продукт своего окружения, как и все мы. И, кстати, чем уровень моего зверства хуже того, что был у вас в правление Елизаветы I – а вы ведь называете её вашим золотым веком. Или возьмём великолепную викторианскую эпоху. Шестьдесят славных лет. Вы когда-нибудь видели статистику по детской проституции за 1875 год?

Долгая пауза. Потом Эбботт улыбнулся. Не одной из тех скупых хмурых улыбок, а по-настоящему, широко и открыто. Улыбка была настолько приятной и дружеской, что Нджала откинулся назад.

– Знаете, – проникновенно сказал Эбботт, – а ведь все эти беседы об этике, морали и сравнительной истории – это ведь полная чушь. Настоящая причина, почему я пришёл сюда, намного проще: вы – сукин сын и я хочу убить вас. И убью.

Нджала впервые почувствовал страх.

23.

Штора приоткрывалась уже дважды. Но всё, что Клиффорду удалось увидеть – часть левой руки Эбботта. Будь это правая, он бы рискнул. Особенно, если через секунды после этого в комнате будут ребята из Спецотдела. Но левая… Он вздохнул. Завалить она его скорее всего и завалит, а ребята скорее всего сделают своё дело аккуратно и быстро. Но если что-то пойдёт не так и если Эбботт успеет нажать на курок… Нет у него права ещё на один провал. Штора качнулась ещё раз, на секунду показав всю левую руку Эбботта. Если б зазор был чуть шире, если бы Клиффорд увидел плечо, он бы выстрелил. Эбботту снесло бы полплеча и лежал бы он тихий и смирный на полу и не отличал бы и Рождество от Пасхи.

Клиффорд прицелился получше и замер. Продолжая молиться.

В это время вызванный Контролером вертолёт шёл на посадку мимо окон спальни, где спала Дорис.

Рёв винта разбудил её.

– Ну ради бога, – пробормотала она. Потом услышала голоса из соседней комнаты и встала.

Зевнула, обернулась полотенцем и и вышла в гостинную. Дверь оказалась наполовину приоткрытой.

Один из этих голосов показался ей смутно знакомым, и это не был рокочущий бас Нджалы.

Дверь находилась точно за спиной Эбботта, так что Дорис он видеть не мог.

– Джордж, – сказала она, – что это…

Эбботт обернулся. Нджала вскочил на ноги, выхватил из ящика пистолет и выстрелил.

Всё, что увидел Клиффорд – возникший на фоне освещённой шторы силуэт человека с пистолетом. Не колебаясь ни секунды, он нажал на курок. Оба выстрела ударили почти одновременно.

Девятимиллиметровая пуля «Вальтера P-38» Нджалы попала Эбботту в грудь, пуля Клиффорда снесла Нджале пол-черепа и разбрызгала мозги по противоположной стене.

В комнату ворвались бойцы Спецотдела, но не обнаружили никого, кто нуждался бы в помощи. Кроме Дорис, бьющейся в истерике. Её отвели вниз и передали заботливой женщине-полицейскому.

Смит, Шеппард и Контролер оказались в комнате секундами позже. Через несколько мгновений к ним присоединился Клиффорд.

Эбботт был ещё жив, но истекал кровью. Пуля прошла сквозь правое лёгкое. Смит наклонился над ним, приподнял.

Эбботт заговорил:

– Девушка…отвлекла меня…он выстрелил… – он показал на Нджалу, – у него был пистолет в столе.

Он помолчал, потом повернулся к Клиффорду.

– А он застрелил Нджалу.

– Я видел только силуэт человека с пистолетом, – начал Клиффорд, – Это должен был быть Эббот.

– Застрелил, – пробормотал Эбботт, – из винтовки, сделанной специально для этой работы… Отлично…

Он попытался рассмеяться, но у него пошла горлом кровь и он потерял сознание. Смиту показалось, что он умер.

Потом он опять открыл глаза и посмотрел вокруг невидящим взглядом.

– Скажите ей… Я поведу её… – его голос слабел, – Мы ещё погуляем под пальмами на Шаар-а-Голан.

– Что?

Смит держал его на руках.

– Что ты сказал, Ричард?

Дыхание раненого стало шумным и неровным. Потом он посмотрел на Клиффорда, снова улыбнулся, поперхнулся своей кровью и умер. Час был – девять тридцать.

24.

Весь день Элис не включала ни радио, ни телевизора.

Она вернулась домой в восемь вечера и не могла заставить себя ни есть, ни заниматься чем-нибудь ещё – выпила только чашечку чая и ходила по дому.

Она ждала чего-то. Телефонного звонка. Звонка в дверь. Знака. Знамения.

И она получила его. В половине десятого. Теперь она знала, что всё будет хорошо.

Соломон запел. Он пел красиво. Светлее, радостнее, ярче, чем когда-либо.

Она сидела на своей крохотной кухонке, утирала слёзы счастья, слушала песню Соломона и ждала Эбботта – когда он вернётся, поцелует её и будет любить любовью, которую не потушат большие воды и не зальют реки.