Текст книги "Демократизация"

Глава 3. Измерение демократии и демократизации

Патрик Бернхаген

Обзор главы

В главе обсуждаются проблемы, связанные с отнесением стран к группам демократий и недемократий и с измерением того, насколько далеко продвинулась страна по пути демократизации. На основании рассмотрения различных концепций и аспектов демократии в главе ставится вопрос о том, следует ли думать о демократии (1) как о полностью наличествующем либо полностью отсутствующем свойстве или же (2) как о характеристике, способной проявляться с разной отчетливостью. Затем при помощи известных количественных индексов, находящихся в открытом доступе, иллюстрируются проблемы, с которыми сталкиваются исследователи при переводе разных концептуализаций демократии в численные показатели. В последней части главы оцениваются различные категории гибридных режимов с точки зрения их вклада в классификацию и измерение политических режимов.

По разным причинам исследователям и политикам часто приходится оценивать, в какой степени та или иная страна является демократией и является ли ею вообще. В социальных науках стремление проверить гипотезы о том, что более развитая демократия означает больше равенства, больше экономического процветания и меньше конфликтов, требует от исследователей использования количественных оценок демократичности. Политики, готовые предоставлять экономическую помощь в зависимости от степени демократичности страны или выставляющие критерии соответствия определенным стандартам демократического управления (governance) как условия участия в переговорах по присоединению к ЕС, также нуждаются в оценках, которые позволили бы им судить, какие страны являются демократиями, а какие нет, или какие страны являются более демократическими, чем другие.

Демократизацию можно понимать (1) как замену недемократической политической системы на демократическую или же (2) как процесс превращения политической системы в более демократическую – вне зависимости от того, следует ли эту систему отнести к демократиям, автократиям или какому-то промежуточному типу. Хотя на первый взгляд может показаться, что эти два определения по-разному выражают одно и то же, в действительности они отражают фундаментальные различия в способах концептуализации демократии. Первое определение демократизации, предполагающее замену режима одного типа на режим другого типа, основывается на категориальной концепции демократии. Зачастую это дихотомическая концепция, согласно которой страна либо является демократией, либо не является ею. Второе же определение отражает градационную концепцию демократии, подразумевающую, что политическую систему можно расположить в континууме от более демократических стран к менее демократическим. Эти концепции будут обсуждаться в первой части настоящей главы.

Вне зависимости от того, какому из этих двух взглядов отдается предпочтение, каждый, кто желает сравнивать демократию и демократизацию в разных странах или на систематической основе анализировать причины и следствия демократии, нуждается в некотором способе измерения, который позволил бы определить, в какой мере политическая система является демократической или является ли таковой вообще. Так как демократию невозможно измерять непосредственно, как, например, национальный доход (для вычисления которого нужно просто знать доходы всех граждан и сложить их), для достижения вышеназванной цели требуются индикаторы. Во второй части главы обсуждается, как числовая оценка демократичности может быть разбита на компоненты и индикаторы.

За исключением случая завершенной демократизации процессы транзита могут окончиться установлением режимов промежуточного типа. Для обозначения этих режимов введено такое множество терминов, что это сбивает с толку: предлагались такие варианты, как «делегативные», «нелиберальные» или «электоралистские» демократии, а также «соревновательные» (competitive, contested) или «электоральные» автократии, и это лишь самые распространенные наименования. О режимах промежуточного типа речь пойдет в последней части главы.

Перед тем как измерить что-либо, нужно иметь операционализируемое понятие этого явления. Понятие операционализируемо, если при его определении принимались в расчет стратегии и техники, потенциально подходящие для измерения соответствующего явления. В то же время стремление измерить явление не должно вносить искажений в понятие о нем: прежде всего необходимо, чтобы последнее было теоретически выверенным. Для наших целей удобно начать с определения демократии, данного в предыдущей главе, согласно которому страна является демократией в той степени, в какой ее правительство подотчетно гражданам посредством свободных и честных выборов (см. гл. 2 наст. изд.). Безусловно, эта дефиниция все еще довольно абстрактна и, если мы собираемся измерять демократию, должна быть конкретизирована: кого следует считать гражданином, а кому не следует предоставлять прав на участие в выборах? На каких основаниях должно производиться такое исключение? Должны ли выборы быть основным или вовсе единственным средством для осуществления подотчетности лидеров населению? Доступны ли гражданам какие-либо другие формы участия? Определяется ли честность выборов равными шансами кандидатов на победу или равными шансами граждан повлиять на окончательный результат?

Сегодня практически никем не оспаривается, что право на участие в выборах должно распространяться на всех взрослых граждан, исключая, возможно, тех, кто пребывает в закрытых учреждениях для психически больных и в тюрьмах; при этом названные исключения являются предметом дискуссий и ставятся под сомнение[53]53
  Manza, Uggen, 2002


[Закрыть]. Но что если люди, обладающие правом голоса, не пользуются им, потому что бедность или неграмотность мешает им реализовать демократические права? И что говорит о качестве демократии тот факт, что вовлеченность в политику одних граждан ограничивается голосованием на выборах раз в несколько лет, в то время как другие граждане имеют постоянный доступ к политическим лидерам? Ответы на эти вопросы варьируются от минималистской позиции Йозефа Шумпетера, согласно которой роль граждан сводится главным образом к избранию политических лидеров, до более требовательных моделей демократии, в которых большое значение придается широкой вовлеченности граждан в процессы принятия решений, в том числе решений на местном уровне и на предприятиях, где они работают[54]54
  Pateman, 1970


[Закрыть], посредством референдумов[55]55
  Cronin, 1989


[Закрыть], через обсуждения в коллегиях граждан или через интерактивное голосование[56]56
  Fishkin, 1991


[Закрыть].

Граница между минималистскими и более развернутыми позициями также может быть проведена по вопросу о том, что должно пониматься под политическим равенством. Сторонники минималистских позиций склонны считать достаточным формальное равенство при голосовании, настаивая на том, что каждый гражданин должен иметь либо один голос, либо, если избирательная система предполагает множество голосов, одинаковое их количество. Однако можно пойти дальше этого и попытаться дополнить формальное содержание политического равенства характеристиками, принимающими во внимание то, как различия в доходах граждан, их образовании или роде занятий влияют на эффективное применение права голоса[57]57
  Verba, Schlozman, Brady, 1995


[Закрыть]. Наконец, масштабной критике подвергалась идея об отождествлении демократии с конкурентными выборами при участии множества партий. Терри Линн Карл[58]58
  Karl, 1986


[Закрыть] утверждала, что правление военных и нарушения прав человека не позволяют считать многие страны Латинской Америки 1980‑х и начала 1990‑х годов демократическими, даже несмотря на то что в них проводились регулярные и в целом честные выборы. Отнести эти страны к числу демократий означало бы попасть в ловушку «заблуждения электорализма[59]59
  Электорализм (electoralism) – термин, введенный Терри Линн Карл и означающий проведение регулярных выборов в условиях, когда систематически нарушаются другие политические права граждан и в целом не соблюдается принцип верховенства закона. – Примеч. пер.


[Закрыть]».

Несмотря на то что и минималистские, и максималистские концепции демократии имеют свои преимущества[60]60
  Barber, 1984; Przeworski, 1999


[Закрыть], есть по меньшей мере три прагматические причины взять за основу минималистскую концепцию, когда вопрос ставится о том, является ли страна демократией или нет. Во-первых, эта концепция позволяет избежать длительных споров, неизбежно возникающих в случае применения более широких подходов, так как вопрос, какие из дополнительных атрибутов демократии должны быть включены в ее определение, чреват столкновением разнообразных нормативных подходов и идеологических пристрастий. Например, одни не мыслят демократию без социальной справедливости, в то время как другие убеждены, что ее сущностной чертой является право частной собственности в масштабах всего общества. При этом позиции обеих сторон будут не лишены оснований, потому что социально-экономические условия в значительной степени определяют политическое участие граждан, а демократий, в которых права собственности защищаются неэффективно, совсем немного. Однако так как между ничем не сдерживаемым поощрением права частной собственности и политикой, направленной на снижение социально-экономического и политического неравенства, имеется определенное противоречие, консенсус между спорящими сторонами представляется маловероятным. Действительно, существенно обогащенное, максималистское понятие демократии оказалось бы «сущностно оспариваемым»[61]61
  Gallie, 1964


[Закрыть].

Во-вторых, многие потенциальные атрибуты демократии, определяемой в максималистской логике, могут оказаться факторами, находящимися, как полагают исследователи, с демократией в причинно-следственной связи. Так, есть серьезные основания считать, что демократические системы обеспечивают большее социально-экономическое равенство, чем недемократические. Использование насыщенного определения демократии, уже включающего социальную справедливость, означает, что вопрос о причинно-следственной связи демократии и равенства, как и многие другие вопросы, не может быть научной проблемой[62]62
  Przeworski et al., 2000, р. 33


[Закрыть].

В-третьих, минималистское определение демократии позволяет нам конструктивно подойти к полемике, некоторое время занимающей исследователей демократии и демократизации: следует ли думать о демократии как о дихотомической категории или как о континууме.

Итальянский политолог Джованни Сартори[63]63
  Sartori, 1987


[Закрыть] придерживается мнения, что политические системы – это «ограниченные целостности», о которых следует мыслить соответствующим образом. Как о человеке можно сказать, что он либо жив, либо мертв, женат или холост, так и политические системы, утверждает Сартори, следует делить на демократические и недемократические, без каких-либо промежуточных категорий[64]64
  Ibid., р. 182–184


[Закрыть]. Эту позицию разделяют Адам Пшеворский и его соавторы[65]65
  Przeworski et al., 2000


[Закрыть], применившие в своей попытке измерения демократии дихотомический концепт. В соответствии с минималистской моделью демократии Йозефа Шумпетера они определяют демократию как «режим, в котором государственные должности замещаются посредством конкурентных выборов»[66]66
  Ibid., р. 19


[Закрыть]. Под «государственными должностями» понимаются позиции в исполнительной и законодательной ветвях власти, а «конкурентность» предполагает, что более чем одна партия имеет хотя бы теоретический шанс победить на выборах.

Многие исследователи не соглашаются с тем, что демократии могут или должны классифицироваться на основании такого простого, бинарного разделения. С точки зрения понятийной логики восприятие демократии как «сортального концепта» (sortal concept), т. е. концепта, который каждую политическую систему позволяет отнести либо к демократиям, либо к недемократиям, не является вполне убедительным. Эдди Хайленд[67]67
  Hyland, 1995


[Закрыть] утверждает, что «шкальный концепт», предполагающий градационную характеристику, имеет не меньшее право на существование. Такой концепт позволяет разместить любую политическую систему на шкале «большей или меньшей» демократии. Шкальный подход применялся Робертом Далем[68]68
  Dahl, 1989, р. 106–131


[Закрыть], когда он определял пять критериев демократического процесса.

1. Эффективное участие: все граждане должны иметь равные возможности выражать свои предпочтения в процессе принятия обязательных к исполнению решений.

2. Равенство при голосовании: каждый гражданин должен иметь равные и эффективные возможности определять исход процессов принятия политических решений.

3. Просвещенное понимание: граждане должны иметь достаточно широкие и равные возможности получать информацию о релевантных альтернативах политического курса и их вероятных последствиях.

4. Контроль над повесткой дня: только граждане должны иметь возможность решать, какие проблемы следует включить в повестку дня, и как это сделать.

5. Включенность: все взрослые постоянные резиденты страны должны обладать всем набором прав как граждане этой страны.

Эти критерии явно выходят за рамки минималистского определения демократии, которое было намечено выше. Однако они не столько представляют собой минимальные требования, сколько формируют идеальный стандарт, по которому можно оценивать реальные политические системы. Последние значительно различаются по степени соответствия этим критериям. Шкальный подход используется также Кеннетом Болленом[69]69
  Bollen, 1980, р. 372


[Закрыть], определяющим демократию как «степень того, насколько минимизируется политическая власть элиты и максимизируется политическая власть остального населения». Такое определение предполагает континуум между двумя идеальными точками: в одной из них вся власть сосредоточена в руках монарха или диктатора, а в другой – в руках населения. Каждая страна может быть локализована в этом континууме.

На основании какого критерия можно предпочесть шкальный или бинарный подход к демократии? Следует учитывать, что эта концептуальная проблема ставится в контексте задачи измерения демократии – задачи, для успешного осуществления которой необходимо операционализируемое понятие. В общем и целом такие понятия должны обладать двумя свойствами. Во-первых, операционализация должна позволять нам измерять именно то, что мы хотим измерять. В методологии социальных наук это свойство известно как валидность (validity) и включает степень полезности понятия при решении интересных исследовательских проблем (конструктная валидность). Во-вторых, операционализируемые понятия должны позволить нам классифицировать или «кодировать» страны, т. е. сопоставить им элементы нашей классификации или точки шкалы с минимальной погрешностью. Например, такие понятия должны сводить к минимуму число случаев, в которых мы классифицируем страну как демократическую, когда в действительности она такой не является, и наоборот. Это свойство называется надежностью (reliability). В социальных науках полезно сначала обсудить вопросы концептуализации и приступать к операционализации и измерению только после того, как понятие ясно определено[70]70
  Lazarsfeld, 1966


[Закрыть]. В случае демократии, однако, дискуссии об определении понятия и задача нахождения подходящих способов измерения зачастую переплетены. Например, Пшеворский и его соавторы[71]71
  Przeworski et al., 2000


[Закрыть] утверждают, что ошибки кодирования сводятся к минимуму при использовании бинарного концепта. Боллен[72]72
  Bollen, 1990


[Закрыть], напротив, считает, что любое измерение демократии становится тем более точным, чем более градуирована шкала.

На практике выбор между дихотомией и шкалой часто делается скорее из прагматических, чем из логических соображений. Сравнивая плодотворность использования в исследованиях разных концептуализаций, Захария Элкинс[73]73
  Elkins, 2000


[Закрыть] обнаружил несколько преимуществ шкального подхода. Например, шкальное измерение позволяет выявить интересные причинно-следственные связи между типом режима и военным конфликтом, причем при использовании дихотомического подхода эти связи остались бы незамеченными. Дэвид Кольер и Роберт Эдкок предлагают увидеть в необходимости выбора подхода к операционализации еще один исследовательский инструмент: этот выбор может делаться в зависимости от исследовательского вопроса. Они рекомендуют использовать дихотомии, когда демократизация трактуется как «конкретное и ограниченное событие», в то время как шкальный подход полезен в других контекстах[74]74
  Collier, Adcock, 1999, р. 562–563


[Закрыть]. Другими словами, ответ на вопрос «Что такое демократия?» следует искать, учитывая причины, по которым этот вопрос вообще задан. Гибкость подхода, предлагаемая этой рекомендацией, весьма привлекательна, однако она имеет цену, так как ставит определение понятия в зависимость от того, почему исследователь заинтересован в соответствующем явлении.

Альтернативный подход, который позволяет не увязнуть в дебатах о том, как именно следует трактовать демократию – как дихотомическую или градационную категорию, состоит в применении шкального подхода только к тем странам, которые уже классифицированы как демократии. Эта двухшаговая стратегия находит поддержку у Сартори[75]75
  Sartori, 1987, р. 156


[Закрыть]. На первом шаге режимы должны быть распределены на демократии и недемократии, а на втором к странам, отнесенным в категорию демократических, можно применить набор критериев для измерения степени их демократичности[76]76
  Ibid.


[Закрыть]. Пшеворский с соавторами[77]77
  Przeworski et al., 2000, р. 57


[Закрыть] соглашаются с тем, что режимы, удовлетворяющие минимальному критерию демократии (конкурентные выборы при замещении государственных должностей), могут быть далее оценены как «более» или «менее» демократические. Если, например, у большинства людей нет сомнений по поводу демократичности Германии и Великобритании, это не значит, что никто не будет настаивать на меньшей демократичности второй из упомянутых стран, так как применяемая в ней мажоритарная избирательная система в один тур впустую «тратит» огромное число голосов, тем самым ограничивая эффективную возможность граждан влиять на определение состава парламента. Но Сартори и Пшеворский с соавторами остаются категорическими противниками идеи применять шкальную концептуализацию демократии к странам, которые не удовлетворяют минимальному критерию демократичности.

Кеннет Боллен и Роберт Джекмэн, напротив, утверждают, что шкальный подход применим всегда, даже в отношении стран, не преодолевших порог, за которым начинаются полноценные демократии[78]78
  Bollen, Jackman, 1989, р. 618


[Закрыть]. Например, в 1960‑е годы ни Мексика, ни Испания не могли считаться состоявшимися демократиями, однако Боллен и Джекмэн отмечают, что уровень политической конкуренции, а потому и демократичности, в Мексике был выше, чем в Испании. Основываясь на статистическом анализе валидности и надежности дихотомических и шкальных измерений, Элкинс[79]79
  Elkins, 2000, р. 299


[Закрыть] соглашается с тем, что «поиск черт демократии в предположительно „недемократических“ режимах имеет смысл как с теоретической, так и с методологической точки зрения». Сама идея о том, что мы можем зафиксировать разные степени демократичности недемократических режимов, может показаться явным противоречием. Однако, как отмечалось в предыдущей главе, не все автократии одинаковы. Они значительно различаются по механизмам отбора правителей, по способам консолидации и удержания лидерами власти, по интенсивности политической мобилизации и терпимости к политическому участию граждан и даже по тому, проводятся выборы или нет. Если суть демократии заключается в подотчетности правителей населению, то утверждение о том, что плебисцитарная автократия демократичнее автократии, в которой отсутствуют какие бы то ни было признаки подотчетности, не бессмысленно.

3.1. Ключевые положения

• О демократии можно думать как об одном из классов дихотомии или как о свойстве, которым политические системы обладают в разной степени.

• Большинство исследователей согласны с тем, что для стран, удовлетворяющих минимальным критериям демократии, могут быть выделены степени демократичности.

• Утверждение о том, что выделение степеней и аспектов демократичности для недемократических режимов логически состоятельно, остается оспариваемым.

Мы определили демократию как политическую систему, в которой правители подотчетны населению посредством участия в регулярных выборах. В то время как это определение учитывает лишь один аспект – подотчетность, многие теоретики демократии указывают на ее многоаспектную природу. Роберт Даль[80]80
  Dahl, 1971


[Закрыть] указал на два аспекта демократического правления: участие граждан в политическом процессе и конкуренцию между политическими группами за замещение должностей. В дальнейшем он конкретизировал содержание этих признаков и сформулировал пять критериев демократического процесса: эффективное участие, равенство при голосовании, просвещенное понимание, контроль над повесткой дня и включенность. В случае, если эти критерии удовлетворены, имеют место, как утверждал Даль, следующие семь институциональных гарантий[81]81
  Dahl, 1989, р. 220–222


[Закрыть].

1. Избираемые политические должностные лица.

2. Свободные и честные выборы.

3. Инклюзивное избирательное право (право голоса предоставляется всем или почти всем взрослым гражданам).

4. Право избираться на государственные должности.

5. Свобода выражения мнений.

6. Альтернативные источники информации.

7. Автономия ассоциаций (свобода создания организаций).

С этой точки зрения относительно простой концепт демократии содержит несколько аспектов, которые, в свою очередь, подразумевают наличие еще большего числа институциональных гарантий. Это многомерное представление о демократии получило широкое признание среди исследователей, занимающихся ее измерениями. Некоторые ученые непосредственно опираются на концепцию Даля и для измерения демократии принимают в качестве базовых характеристик конкуренцию и участие. Сказанное в точности справедливо, например, для индекса демократизации Тату Ванханена[82]82
  Vanhanen, 2000


[Закрыть]. Индекс политической демократии Боллена[83]83
  Bollen, 1990


[Закрыть] также основан на работах Даля, однако вместо показателя участия Боллен использует показатели «политической суверенности» и «политической свободы». Под первым понимаются прежде всего честные и свободные выборы, а второй примерно соответствует понятию конкуренции, как оно понимается Далем. Другие подходы тоже зачастую принимают за основу два аспекта демократии, но затем либо сокращают их до одного, либо, наоборот, расширяют понятие демократии до большего числа аспектов. Так, шкала полиархии Майкла Коппеджа и Вольфганга Райнике[84]84
  Coppedge, Reinicke, 1991


[Закрыть] хотя и содержит термин из двуаспектной концепции Даля, но учитывает только конкуренцию. Пшеворский с соавторами[85]85
  Przeworski et al., 2000


[Закрыть] концептуализируют демократию на основании одного аспекта – конкуренции за замещение должностей.

Другой подход применяется Марком Гасиоровски. Его индекс демократии состоит из трех показателей: конкуренции, участия и гарантии гражданских свобод, необходимых для защиты первых двух упомянутых признаков. Согласно Гасиоровски[86]86
  Gasiorowski, 1996, р. 471


[Закрыть], режим является демократическим, если «(1) между индивидами и организованными группами существует высокая, регулярная, основанная на ясных правилах и исключающая применение силы конкуренция за все значимые государственные посты, (2) при выборе лидера и политического курса имеет место широкое политическое участие, охватывающее все крупные социальные группы (взрослых граждан), (3) уровень соблюдения гражданских и политических свобод достаточен для того, чтобы гарантировать полноценность политической конкуренции и участия».

Обращает на себя внимание соответствие между этой центральной ролью гражданских и политических свобод и верховенством права как необходимой предпосылкой полноценного демократического государства (см. гл. 2 наст. изд.).

Некоторые из наиболее широко используемых индексов демократии основаны на многомерном взгляде. Например, индекс Polity IV Монти Маршалла и Кейта Джаггерса включает три институциональных аспекта, или «паттерна власти» (authority patterns), организующих политический процесс в современных государствах: способ (процесс) отбора лиц для замещения государственных должностей («рекрутирование в исполнительные органы»), степень возможного влияния основной массы населения на политические элиты на регулярной основе («политическая конкуренция и оппозиция») и характер отношений между исполнительной ветвью власти и остальными элементами политической системы («степень независимости исполнительной власти»)[87]87
  Marshall, Jaggers, 2007


[Закрыть].

Популярный индекс организации Freedom House нацелен на измерение политических прав и гражданских свобод как двух всеобъемлющих аспектов, составленных из ряда субкомпонент. Политические права рассматриваются как права, позволяющие людям «свободно голосовать за определенные альтернативы в рамках легитимных выборов, соревноваться за замещение государственных должностей, вступать в политические партии и организации и избирать представителей, которые реально участвуют в определении политического курса и подотчетны электорату»[88]88
  Freedom House, 2008a


[Закрыть]. Показатель политических прав состоит из трех субкомпонент электорального процесса: политического плюрализма, участия, а также функционирования правительства. Показатель гражданских свобод включает свободу убеждений и выражения мнений, права, касающиеся ассоциаций и организаций, верховенство закона, личную автономию и индивидуальные права. Большинство из этих субкомпонент соответствует классическим либеральным принципам, но последний содержит также гарантию личной безопасности, социально-экономические права, отсутствие значительного социально-экономического неравенства, права собственности и право на мирную жизнь (freedom from war).