Текст книги "Поступь хаоса. Книга 1"

– Ладно.

– Правда!

– Я просто хотела сказать…

– А вот и не надо ничего говорить! – нахмурился я; Шум вскипел, подбросил Мэнчи на ноги.

Я, впрочем, тоже встал, схватил рюкзак, забросил на спину.

– Нам пора двигать.

– Кого предупредить? – Она все еще сидела. – И о чем?

Я не удостоил ее ответом (все равно я не знал никакого ответа), потому што над нами што-то звонко щелкнуло, громко так, металлически, а в Прентисстауне это означает только одно: кто-то взвел затвор.

Стало быть, на скале над нами стоит кто-то со взведенным ружьем и смотрит вниз, и ствол направлен на нас.

– Што меня сечаш больше всего занимает в ентом раскладе, – послышался голос из-за ствола, – это што два щенка о себе возомнили, вот так взямши и спаливши мне мост?

14
Не на том конце ствола

– Ружье!  Ружье!  Ружье!  – орал Мэнчи, скача в пыли.

– Я сечаш твою зверюгу успокою, – сказало ружье, чье лицо разглядеть было никак нельзя – ровно за ним стояло солнце. – Вы же не хотите, штобы с ним чего случилось, а?

– Тихо, Мэнчи, – приказал я.

– Ружье, Тодд? – прокомментировал он. – Бум, бум!

– Знаю. Заткнись.

Он заткнулся. Стало тихо.

Кроме моего Шума стало тихо, ага.

– Сдается мне, этой конкретной паре щенков был задан вопрос, – продолжал голос. – И я все еще жду ответа.

Я посмотрел на девочку. Она пожала плечами, хотя руки мы с ней, надо заметить, держали вверх.

– Чего? – уточнил я.

Ружье сердито рыкнуло.

– Вопрос был, – донесло оно, – с какого ляда вы решили, што можно вот так жечь чужие мосты?

Я не ответил. Девочка тоже промолчала.

– Думаете, я в вас палочкой тычу? – Ружье красноречиво повело дулом вверх-вниз.

– За нами гнались, – сказал я за неимением лучшего варианта.

– Гнались, да? И кто же это за вами гнался?

Вот как на это отвечать? Што опаснее, правда или ложь? На чьей стороне ствол – мэра или как? Кому мы будем подарком? Интересно, оно вообще про Прентисстаун слыхало?

Опасное место этот мир, когда так мало знаешь.

Например, почему так тихо-то?

– О, про Прентисстаун мы слышали, – сообщило ружье, с неприятной точностью прочитав мой Шум, и еще раз перещелкнуло затвор, видимо, собираясь, о боже, стрелять. – Так што ежели вы оттуда…

Тут заговорила девочка и сказала такое, отчего я сразу начал думать о ней как о Виоле, а не просто девочке.

– Он спас мне жизнь.

Я спас ей жизнь. Сказала Виола. Вот так-то.

Любопытно как такие штуки работают.

– Спас, стало быть? – сказало ружье. – А откуда ты знаешь, што он не для себя ее спасал?

Девочка, Виола, посмотрела на меня, наморщив лоб. Моя очередь пожимать плечами.

– Хотя нет. – Голос ружья изменился. – Нет, гм-гм, нет, не вижу я в тебе этого, да, мальчик? Потому как ты все еще мальчик-щеночек, правда?

Я сглотнул:

– Я буду мужчиной через двадцать девять дней.

– Нечем тут гордиться, щеночек. По крайней мере, там, откуда ты родом.

И тут он опустил ствол от лица.

И вот почему было так тихо.

Потому што он – женщина.

Он – взрослая женщина.

Он – даже старая женщина.

– Я тебе буду особо признательна, если будешь звать меня «она». – Она до сих пор казала на нас ружьем с уровня груди. – И далеко не настолько старая, штобы тебя не пристрелить.

Она рассмотрела нас поближе, изучила меня сверху вниз и обратно, заглянула в Шум с мастерством, какое я до сих пор только у Бена встречал. Лицо ее принимало всевозможные формы, словно она обдумывала меня, оценивала – совсем как у Киллиана, когда он пытался понять, вру я или нет. Зато у этой женщины совсем не было никакого Шума, так што кто ее знает, что там, унутри: может, одна пустота, а может, она там песни про себя горланит…

Она повернулась к Виоле. Последовал еще один долгий взгляд.

– Как оно всегда со щенками, – она вернулась ко мне, – тебя читать легко, как новорожденного, мой мальчик. Но ты, малышка… – она снова посмотрела на Виолу, – твоя история понеобычней будет, правда?

– Я тебе с удовольствием ее расскажу, если ты перестанешь тыкать в нас ружьем, – сказала Виола.

Это было так круто, што даже Мэнчи изумленно уставился на нее. У меня так просто отвалилась челюсть.

Сверху донесся смешок. Старуха хихикала себе под нос. Одета она была, кажись, в настоящую пыльную кожу, тертую и потресканную от многих лет носки. На голове – шляпа с полями, на ногах – сапоги типа «сдохни, грязь». Как будто она просто фермер такой, все дела.

Ружье, впрочем, не убрала.

– Вы, значит, сбежали из Прентисстауна? – Она снова посмотрела в мой Шум.

Прятать его смысла никакого не было, так што я взял и выложил ей поближе, от чего мы там бежим, што случилось с мостом, кто за нами гнался.

Она все это увидела, я уверен, но што увидел я, так только морщинки вокруг рта и сощуренный глаз.

– Значит, так, – заявила она, «сломав» ружье об руку и принявшись спускаться со своей кручи. – Не скажу, што вы меня с мостом ничуть не рассердили. Я ажно с фермы БУМ услыхала, да уж, будьте-нате…

Она соскочила с последней каменюки и встала чуть поодаль от нас. Сила ее взрослой тишины была такова, што я стал пятиться, даже не заметив, што решил это сделать.

– …но в единственное место, куда он вел, уже лет десять как ходить не стоило. Оставила его из одной только надежды. – Она снова окинула нас взглядом с головы до ног. – И кто скажет, што я была не права?

Руки мы так и держали вверх, потому как кто ее такую знает, што у нее на уме, а?

– Я спрошу это только один раз. – Она еще раз с треском «собрала» ружье. – Мне это понадобится?

– Нет, мэм, – сказала Виола.

Мэм? – про себя удивился я.

– Это как «сэр», красавчик, – женщина повесила ружье за лямку через плечо, – только когда обращаешься к леди.

Она присела на корточки, к Мэнчи:

– Ну а ты кто у нас будешь, щеночек?

– Мэнчи, – бухнул он.

– Ну, да, это уж точно ты, верно, малыш? – Она энергично его почухала. – Ну, а вас, щеночки? – На нас она при этом не смотрела. – Как ваши добрые матушки звали вас – величали?

Мы с Виолой переглянулись. Это как плата – выдать свое имя… но, может, и нормальная цена за то, штобы в тебя перестали тыкать ружьем.

– Я – Тодд. Это – Виола.

– Ясно, как день божий, – сказала женщина, уже заставившая к тому времени Мэнчи опрокинуться на спину и подставить под почес пузо.

– Есть еще другой путь через реку? – тревожно спросил я. – Еще какой-то мост? Потому как те мужчины…

– Я – Матильда, – перебила меня она, – но кто меня так кличет, те меня не знают, так што можете звать меня Хильди, и, кто знает, когда-нибудь, может, заслужите право пожать мне руку.

Я еще раз глянул на Виолу. Вот как понять, сошел с ума человек без Шума или нет?

Старуха опять хихикнула:

– Очень ты у нас смешной, малец. – Она наконец оторвалась от Мэнчи, который перевернулся на ноги и уставился на нее полным абсолютного обожания взором. Всё, пропал пес.

– Но на твой вопрос скажу, што в паре дней отсюда вверх по течению есть мелкий брод, а вот мостов далеко еще нет, ни в одну сторону, ни в другую.

Она обратила взгляд снова на меня, такой ясный и твердый, и еще улыбочка эта маленькая на губах. Наверняка снова читала мой Шум, хоть я и не чувствовал тычка и вторжения, как когда этим занимаются мужчины.

Она смотрела, а до меня начали доходить кое-какие вещи, и не только доходить, а и складываться в цельную картину. Видимо, Прентисстаун и правда изолировали из-за Шума… потому как вот передо мной взрослая женщина, которая явно пока ни от чего не умерла. Меня привечает, но дистанцию держит и вообще готова встречать чужаков с той стороны ружьем.

Ежели я заразный, Виола уже наверняка от меня эту заразу подцепила, и пока мы тут лясы точим, уже умирает. И в том, другом поселении мне почти наверняка будут не рады и сразу попросят на выход, и на том все и кончится. Путешествие мое кончится, не успею я понять, куда мне идти.

– О, в поселении тебе рады точно не будут, – сказала женщина. – Тут уж никаких «почти наверняка». – И тут она мне подмигнула. Нет, правда подмигнула! – Но то, чего ты не знаешь, тебя точно не убьет.

– На што спорим? – буркнул я.

Она от меня отвернулась и полезла обратно, на свой утес. Мы проводили ее глазами до самого верха.

– Вы-то как, идете? – осведомилась она, будто давно уже пригласила нас следовать за собой, а мы ее только ждать заставляем.

Я посмотрел на Виолу.

– Мы ведь и собирались идти в поселение, – сказала та. – Рады нам там или не рады.

– Ну, так туда вы и пойдете, – донеслось сверху. – Но што вам, щеночкам, сейчас нужнее нужного, так это хорошенько выспаться и отожраться. Даже слепой увидит.

Идея про сон и еду была до ужаса соблазнительна. Я даже на секунду забыл, што она недавно тыкала в нас ружьем. Но только на секунду. Нам и без того есть о чем подумать. И решать надо мне, за обоих.

– Мы будем держаться дороги, – сказал я Виоле тихо.

– Я даже не знаю, куда мы вообще идем, – так же тихо возразила она. – А ты? Только честно?

– Бен говорил…

– Вы, щеночки, двигаете сейчас ко мне на ферму, грузите в себя достаточно корма, дрыхнете на настоящей кровати – хотя она не особо-то мягкая, за это я вам поручусь, – а поутру мы с вами пойдем в поселение.

Вот так она его и сказала, это слово, да еще глаза пошире открыла, словно мы сами себя выставили на посмешище, што так его называем.

Мы так с места и не двинулись.

– А вы вот каковски на это посмотрите, – посоветовала она. – У меня вона ружо есть. – Она для наглядности им помахала. – Но я вас по-хорошему приглашаю.

– Почему бы нам не пойти с ней? – прошептала Виола. – Хоть посмотрим.

Мой Шум даже подскочил немного.

– На што посмотрим?

– Мне бы не помешала ванна. И нормальный сон тоже.

– И мне бы тоже, – согласился я. – Но за нами гонятся люди, которых один обрушенный мост вряд ли остановит. И потом, мы о ней ничего не знаем. Она, может, убийца какая.

– Кажется, с ней все в порядке, – Виола еще раз на всякий случай посмотрела. – Слегка ку-ку, но не то штобы опасно ку-ку.

– Ничего с ней не «кажется». – Я, если честно, слегка разозлился. – Люди без Шума вообще не «кажутся», не видно их, ненормальные они какие-то.

Она нахмурилась и сжала зубы.

– Ну, кроме тебя, конечно, – поспешил добавить я.

– Каждый раз… – начала она, но договаривать не стала, а просто тряхнула головой.

– Чего каждый раз? – взвился я, но Виола кинула на меня прищуренный взгляд и повернулась к женщине.

– Погодите, – голос у нее тоже звучал недовольно, – я только свои вещи возьму.

– Эй! – возмутился я (а што я ей жизнь спас, мы уже и думать забыли?). – Минуточку. Нам на дорогу нужно. Мы должны идти в город.

– Дороги – не самый быстрый способ попасть куда-то, – заметила женщина. – Ты, видать, не в курсе.

Виола молчала, только за мешком нагнулась, хмурясь на всю округу. Вот вам, готова уйти с первым же тихим человеком, какого встретила на дороге; чуть ее поманили, и она уже бежит, бросив меня позади.

А о том, о чем я и говорить не хочу, она наверняка не подумала.

– Я не могу идти, Виола, – проговорил я, стиснув зубы и немного себя ненавидя за эти слова; лицо запылало, и, што интересно, повязка при этом отвалилась. – Я же носитель микроба. Я опасный.

– Тогда, наверное, и правда не ходи.

Ух, какое жало вдруг обнаружилось у нее в голосе!

У меня второй раз за день отвалилась челюсть.

– И ты, што же, вот так возьмешь и уйдешь?

Виола отвела взгляд, но не успела раскрыть рот, как заговорила старуха:

– Мальчик-щен, ежели ты боишься, што нас всех перезаражаешь, тогда пусть твоя подружка идет впереди со старой Хильди, а ты держись от нас сзади, поодаль, а песий щен путь тебя охраняет.

– Мэнчи! – сказал Мэнчи.

– Какая разница, – сказала Виола и полезла наверх по камням.

– И я тебе уже говорила, – заметила женщина. – Я Хильди, а не старуха.

Виола выбралась наверх, и они просто ушли, вот так.

– Хильди, – сказал мне Мэнчи.

– Заткнись, – сказал я.

И поскольку выбора у меня не было, я полез за ними следом.

Так мы и шли, по куда более узкой тропинке через кусты и скалы: Виола и старая Хильди – вместе, где было можно, мы с Мэнчи – сильно сзади. Плелись, хрен его знает куда, к каким новым опасностям, а я всю дорогу оглядывался, словно ожидал увидеть догоняющих нас мэра и мистера Прентисса-младшего… и Аарона…

Не знаю… А чего тут знать? Как Бен с Киллианом вообще могли подумать, што я к такому готов? Конечно, постель и горячая еда стоят того, штобы тебя за них пристрелили, но это все равно может оказаться ловушкой, а мы – такие дураки, што заслужили в нее угодить.

А еще за нами гонятся, и нам, по-хорошему, надо бежать.

Но, может, через реку и правда нет другого пути.

А Хильди могла нас заставить, но не стала. А Виола сказала, што с ней все в порядке, и кто их разберет, вдруг один не-Шумный человек может читать другого?

Видите? Што тут вообще можно знать?

И кому какое дело, што там говорит эта Виола!

– Ты только погляди на них, – сказал я Мэнчи. – Быстро они столковались. Будто давно потерянные родственники или типа того.

– Хильди, – сказал Мэнчи.

Я попытался шлепнуть его по крупу, но он убежал вперед.

Виола и Хильди о чем-то толковали, но мне было слышно только тихий ропот слов, да и то иногда. Не знаю, о чем они там говорили. Будь они нормальные Шумные люди, не важно, насколько ты от них далеко, мы бы могли все общаться вместе и ни у кого бы не было секретов. Все бы так и так болтали, хочешь ты того или нет.

И никого не оставили бы за бортом. Никого не бросили бы на дороге одного при первой же возможности.

Мы шли вперед.

Я начал думать дальше.

Пусть они отойдут еще немного.

Мне тут надо подумать.

Потому как со временем оно все проваливается потихоньку унутрь и там варится.

Теперь, когда мы нашли Хильди, возможно, она сумеет позаботиться о Виоле. Они же как две горошины в одном стручке, а? Не такие как я. И пусть Хильди теперь помогает ей добраться туда, откуда она там, потому што я-то точно не могу. Не в моих это силах. Нет мне нигде другого места, окромя Прентисстауна, потому што у меня унутри зараза, которая ее убьет или уже убивает, и вообще всех убьет, кого я еще могу встретить. У меня микроб, который не даст мне войти в то поселение, и вообще ни в какое, и спать я буду у старой Хильди в амбаре с овцами да яблоками.

– Такие дела, Мэнчи, – проворчал я и остановился; в груди у меня стало как-то тяжело. – Нет тут никакого Шума, кроме моего собственного. – Я вытер пот со лба. – Идти нам с тобой некуда. Вперед – нельзя. И назад – тоже.

Я плюхнулся на камень и осознал всю тщету происходящего.

– Нету для нас с тобой места. И ничего нету.

– Есть Тодд, – сообщил Мэнчи, вертя хвостом.

Это нечестно. Это просто вот нечестно. Совсем.

Единственное твое место на свете – это куда ты все равно никогда не сможешь вернуться.

Так што ты всегда один, на веки вечные. Зачем ты со мной это сделал, Бен? Што я такого плохого тебе сделал?

Я вытер глаза рукавом.

Хоть бы Аарон с мэром догнали и поймали меня.

Хоть бы все уже кончилось.

– Тодд? – это Мэнчи подобрался ко мне, сунул морду в лицо и попытался обнюхать.

– Иди нахрен, – я попробовал его оттолкнуть.

Хильди с Виолой уже ушли далеко вперед. Если я сейчас не встану, могу их вовсе потерять.

Я не встал.

Отсюда до сих пор слышно их разговор… Он потихоньку делался тише; никто явно не оглядывался, посмотреть, иду я там еще или нет.

Хильди, услышал я, и девочка – щен и чертова   текучая   труба и снова Хильди и сожгли   мост.

Я вздернул голову.

Потому што голос был новый.

И я его не слышал. Не ушами в смысле слышал.

Хильди с Виолой еще отошли, но к ним кто-то двигался, кто-то махал рукой, здороваясь…

…и его Шум кричал Привет.

15
Братья по мукам

Это   оказался   старик. Он тоже имел при себе ружье, но нес его дулом вниз, на боку. Шум его вскипел на подходе к Хильди и остался кипеть, а он обнял ее свободной рукой и поцеловал; Шум так и остался жужжать, когда он повернулся поздороваться с Виолой, которая даже отшатнулась малек, когда к ней так тепло и дружески обратились.

Хильди замужем за человеком с Шумом.

За взрослым мужчиной, Шумным как нечего делать.

Но как?

– Эй, мальчик-щен! – крикнула она мне, оборачиваясь. – Будешь там весь день сидеть, в носу ковырять или пойдешь с нами ужинать?

– Ужин, Тодд! – заорал Мэнчи и кинулся со всех ног догонять их.

Я, блин, уже ничего не думал, потому што я не знал, што думать.

«Ишь ты, еще один Шумный парень!» – восхитился старик и зашагал ко мне мимо женщин.

Шум хлестал из него, што твой парад, весь яркий и громкий, полный неуместных приветов и навязчивой приязни. Малец – щен и мост   упал  и труба   течет и брат   по   мукам и Хильди,  моя   Хильди. Ружье он, конечно, нес с собой, но руку уже тянул – здороваться.

Я так обалдел, што и правда ее пожал.

– Тэм меня звать! – старик почти што вопил. – А ты у нас кто будешь, щеночек?

– Тодд, – выдавил я.

– Рад знакомству, Тодд! – Он приобнял меня за плечи и буквально потащил за собой по тропинке.

Я мотылялся рядом, едва удерживаясь на ногах, а он волок меня к Хильди и Виоле, треща без умолку.

– У нас уже много лун не бывало гостей к ужину, так што придется вам извинить нашу скромную хибару. Ни один путешественник ентой дорогой не ходил, почитай што лет десять как, но вам все равно добро пожаловать, щенята! Добро пожаловать!

Мы добрались до остальных, а я так и не придумал, што сказать, и просто переводил взгляд с Хильди на Виолу, на Тэма и обратно.

Я просто хотел, штобы мир хоть иногда брался за ум, – это так плохо, што ли?

– Ничуть не плохо, Тодд-щен, – по-доброму сказала Хильди.

– Как вам удалось не подхватить Шум? – брякнул я: это слова наконец-то пробились наружу из головы прямо через рот.

Сердце во мне так и взмыло, взлетело так высоко, што глаза из орбит повылезли, а в горле встал ком; Шум сделался чисто-белым, весь налившись надеждой.

– Вы нашли лекарство? – У меня чуть голос не сломался на этих словах. – Есть такое лекарство?

– Ежели б было такое лекарство, – сказал Тэм (все еще вопя почти што благим матом), – думаешь, я стал бы вываливать на тебя весь ентот мусор, который у меня из головы хлещет?

– Помоги тебе боже, если б так было, – улыбнулась ему Хильди.

– Это тебе помоги боже, если б ты не могла мне сказать, што я себе там такое думаю, – улыбнулся ей в ответ Тэм, и весь его Шум пузырился любовью. – Нет, щен-малец, – сказал он уже мне. – Нет такого лекарства, или же мне о нем неизвестно.

– Ну, так в Гавани, слыхать, работают над ним. Люди говорят.

– Это какие-такие люди? – прищурился Тэм.

– Талия. Сьюзан Ф. Сестра моя.

Тэм слегка прифыркнул:

– Што и требовалось доказать. Слухи про слухи про другие слухи. Сестра твоя собственное имя сказать правильно не умеет, а не то што другие какие сведения.

– Но, – я так и бегал глазами с одного на другую, не желая отпускать тему, – как тогда вышло, што вы живая? Шум же убил женщин. Всех женщин.

Хильди и Тэм обменялись взглядом, и я услышал, нет, почувствовал, как Тэм што-то такое придушил в своем Шуме.

– Нет, Тодд-щен, – сказала Хильди как-то уж слишком мягко. – Я как раз говорила о том твоей подружке, Виоле. Ей ничего не угрожает.

– Это как же ей может ничего не угрожать?!

– У женщин иммунитет, – вставил Тэм. – Повезло негодницам.

– Нет, не повезло! – Голос у меня вырвался из тисков горла и наддал. – Ничего им не повезло! Все женщины в Прентисстауне подцепили Шум и все до единой умерли от него! Моя ма умерла от него! Может, та версия, которую спаклы выпустили у нас, была сильнее вашей, но…

– Тодд-щен… – Тэм положил руку мне на плечо, штобы остановить, но я стряхнул ее, хотя, што сказать дальше, не знал.

Виола за все это время ни слова не сказала. И даже не посмотрела на меня.

– Я знаю то, што я знаю, – пробурчал я, хоть это-то на самом деле и составляло половину проблемы.

Как такое вообще может быть правдой?

Тэм и Хильди еще раз переглянулись. Я попытался заглянуть в Тэмов Шум, но он потрясающе умел прятать его содержимое, когда кто-то лез унутрь, – вот лучше всех на моей памяти! То, што таки осталось на виду, было сама доброта.

– У Прентисстауна очень грустная история, щеночек, – сказал он. – Много чего там капитально протухло.

– Вы ошибаетесь, – сказал я, но даже голос выдавал, што я сам не знаю, насчет чего такого он ошибается.

– Сейчас не время об этом толковать, Тодд. – Хильди потрепала Виолу по плечу, и та от нее не отстранилась. – Тебе надобно поесть, поспать. Ви говорит, вы много миль шли и совсем не спали. Все будет куда симпатишнее, наемшись да проспамшись.

– Но я ей правда не опасен? – На Виолу я старался не глядеть.

– Ей точно не грозит подхватить твой Шум, – сказала Хильди, и на губах ее забрезжила улыбка. – Вся остальная безопасность будет зависеть от того, насколько хорошо она тебя узнает.

Мне ужасно хотелось, штобы она оказалась права, и ужасно хотелось заорать, што она ошибается, так што я решил вообще ничего не говорить.

– Ну што ж, – нарушил воцарившееся молчание Тэм. – Самое время идти пировать.

– Нет! – возопил я, разом все снова вспомнив. – Нет у нас времени пировать! За нами люди гонятся, если вы вдруг забыли! И они не добра нам хотят! Нет, я уверен, у вас отличный ужин и все такое…

Это я на Хильди посмотрел.

– Тодд-щен… – начала она.

– Никакой я не щен!!! – завизжал я.

Хильди поджала губы и улыбаться продолжила одними бровями.

– Тодд-щен, – повторила она, тише на этот раз. – Ни один человек ниоткуда с той стороны реки никогда не ступит ногой на этот ее берег, ты это понимаешь?

– Ага, – вставил Тэм. – Она дело говорит.

Я некоторое время бегал глазами между ними.

– Но…

– Я стерегу здесь этот мост уже больше десяти лет, щен, – продолжала Хильди. – А до того была его смотрителем еще того дольше. Это часть моей природы – смотреть за тем, што грядет. – Тут она глянула на Виолу: – Никто за вами не идет. Вы оба в безопасности.

– Ага, – снова подтвердил Тэм, качаясь взад и вперед на пятках.

– Но… – опять пошел на заход я, и Хильди закончить мне не дала:

– Время пировать!

Ну, и всё на этом. Виола упорно отводила от меня глаза, руки держала скрещенными на груди, а теперь и вовсе пошла от меня прочь в обнимку с Хильди. Я остался с Тэмом, который с улыбкой ждал, когда я снова открою рот. Ходить мне уже больше совсем не хотелось, вот ни капельки, но все пошли, и што тут поделать, я тоже пошел – вперед, по Тэма и Хильди личной частной тропинке. Тэм опять принялся трещать, Шумя один на целую толпу народу.

– Хильди говорит, ты наш мост взорвал.

– Мой мост, – уточнила Хильди издалека.

– Ага, это она его построила, – подтвердил Тэм. – Только никто им ни в жисть не пользовался.

– Никто-никто? – переспросил я, думая обо всех тех, кто за долгие годы исчез из Прентисстауна – да хоть за те, пока я рос. Никто из них, стало быть, так далеко не ушел.

– Хорошая работа, анжинерная. – Тэм меня будто и не слышал, а может, и правда не слышал, учитывая, как он громогласно изъяснялся. – Жалко, што он сгинул.

– У нас не было выбора.

– О, выбор всегда есть, щеночек, но, судя по тому, што я слышал, вы как раз правильный сделали.

Мы немного прошли молча.

– Вы уверены, што нам ничего не грозит? – конечно, не удержался я.

– Ну, ни в чем нельзя быть точно уверенным, – пожал плечами он. – Но Хильди права. – Он ухмыльнулся слегка печально, как мне показалось. – Не только из-за жженых мостов люди с той стороны реки там и останутся.

Я снова попытался проникнуть к нему в Шум, штобы увидеть, правду ли он говорит, но там было так светло, тепло, так сияло чистотой, што правдой могло оказаться все што захочешь.

Вот уж на што совсем не похоже, так это на прентисстаунских мужчин.

– Не понимаю, – сказал я, все еще пытаясь его глодать. – У вас, видать, другой Шумный микроб был.

– Это што же, мой Шум звучит не так, как твой? – Тэм, казалось, совершенно искренне заинтересовался.

Я просто послушал секунду. Хильди и Прентисстаун и яблоки и овцы и поселенцы и труба   течет и еще Хильди.

– Вы много думаете про свою жену.

– Она – моя звезда небесная, щеночек. Я бы давно заблудился в Шуме, ежели бы она не протянула руку и не спасла меня.

– Как так? – спросил я, гадая, што бы это могло значить. – Вы сражались на войне?

Это его выключило. Шум его разом стал серый и безликий, как пасмурный день, и больше в нем не было видно ничего.

– Сражался, молодой щен. Но о войне не след говорить на свежем воздухе да на солнце.

– Это почему?

– Всем богам молюсь, штобы ты этого никогда не узнал. – Он положил мне руку на плечо, и на сей раз я ее не стряхнул.

– Как вы это делаете?

– Што делаю, щен?

– Делаете Шум таким плоским, што я не могу его прочесть.

Он улыбнулся:

– Годы практики, когда нужно прятать всякое от старой женщины.

– Зато поэтому я так хорошо читаю, – отозвалась впереди Хильди. – Он намастырился прятать, а я – находить.

Они снова вместе расхохотались. Я попытался красноречиво закатить глаза, так штобы Виола увидела, но Виола на меня категорически не смотрела, и я не стал больше пытаться.

Мы тем временем перевалили через небольшой гребень, и перед нами раскинулась ферма – на невысоких холмах, то вверх, то вниз катились поля пшеницы, поля капусты, просто травяные поля с раскиданными там и сям овцами.

– Здорóво, овцы! – заорал им отсюда Тэм.

– Овцы! – отозвались они.

Первым вдоль тропинки показался большой деревянный сарай, такой же непромокаемый и прочный, как мост, будто он собирался стоять тут хоть вечно, попроси кто о том.

– Если вы и его не решите взорвать, – заметила Хильди, все еще похохатывая.

– Хотел бы я на это посмотреть, – подхватил Тэм и тоже заржал.

Я уже, признаться, подустал от этого их хохота по поводу и без.

Тем временем мы подошли к дому – на вид он был совсем, абсолютно другой. Вроде бы и металл, из какого сделаны бензоштанция и Церковь у нас дома, в Прентисстауне, но и близко не такой битый. Половина дома сияла и возносилась в небо, как парус, и там еще была труба, торчавшая вверх и вбок, а потом вниз, кашлявшая дымом с конца. Вторая половина – дерево, встроенное в металл, сплошное и прочное, как амбар, но вырезанное и сложенное, как…

– Крылья, – сорвалось у меня с языка.

– Крылья, точно, – улыбнулся Тэм. – А какого рода крылья?

Я присмотрелся. Весь дом смахивал на птицу с трубой вместо головы и шеи, с сияющей грудью и простертыми назад деревянными крыльями, как у птицы, сидящей на воде или вроде того.

– Это лебедь, Тодд-щен, – подсказал Тэм.

– Кто?

– Лебедь.

– Кто такое лебедь? – Я не отрывал взгляда от дома.

Его Шум оторопел, потом вспыхнул на мгновенье печалью.

– Што?

– Ничего, щеночек. Просто давние воспоминания.

Виола с Хильди так и чесали впереди, но теперь остановились: Виола глядела во все глаза, широко раскрыв от удивления рот.

– А што я тебе говорила, – прокомментировала довольная Хильди.

Виола так и кинулась к ограде перед домом и уставилась на строение, буквально пожирая его глазами: сначала всю металлическую часть, сверху вниз и обратно, потом сбоку набок. Я встал рядом и тоже смотрел, целую минуту не зная, што сказать (заткнись, а?).

– Говорят, лебедь, – буркнул я наконец, – што бы это такое ни было.

Она проигнорировала меня и повернулась к Хильди, так и сверкая глазами:

– Это что, правда «Экспансия-3500»?!

– Што? – это я.

– Старше, Ви-щен, – покачала головой Хильди. – «Экс-3200».

– Мы уже дошли до седьмых «Эксов», – заявила Виола.

– Ничуть не удивлена.

– О каком шлепаном дьяволе вы тут толкуете? – слегка взорвался я. – «Экшпанция»… чего?

– Овца! – где-то в отдалении бухнул Мэнчи.

– Это наш поселенческий корабль, – объяснила Хильди, будто удивившись, што я не знаю таких простых вещей. – «Экспансия», класс три, серия двести.

Я посмотрел на одну, на другую. В Шуме Тэма летел космический корабль, и его корпус спереди совпадал с домом, только перевернутым.

– А, да. – Я старался припомнить, о чем это они, и в то же время притвориться, што знал это с самого начала. – Вы же строили дома из первого, што было под рукой.

– Вот именно, щен, – кивнул Тэм. – А ежели было настроение, делали из них произведения искусства.

– Енто ежели твоя жена – инженер, который может заставить твои дурные скульптуры стоять стоймя, – заметила Хильди.

– А ты-то откуда все это знаешь? – требовательно вопросил я у Виолы.

Она вперила взгляд в землю.

– Ты же не хочешь сказать… – начал я, но осекся.

Я все понял.

Ну, естественно, я все понял.

Слишком, как водится, поздно, но все-таки понял.

– Ты – поселенец, – сказал. – Вы были новыми поселенцами.

Она так и продолжала таращиться в землю, но плечами пожала.

– …но ваш корабль, который разбился, – он слишком маленький для поселенцев.

– Это был только разведчик. Материнский корабль был «Экспансия», класс семь.

Тэм и Хильди ничего на это не сказали. Тэмов Шум светло сиял любопытством. От Хильди, понятное дело, не доносилось ничего, но я каким-то образом чувствовал… она знает, а я нет, Виола ей рассказала, но не мне… и пусть это из-за того, што я просто ее не спрашивал, но все равно на вкус это было так же кисло, как на мысль.

Я посмотрел на небо.

– Значит, она сейчас там? Твоя «Экшпанция», класс семь?

Виола кивнула.

– Вы привезли еще поселенцев. Еще больше народу в Новый свет.

– Все сломалось, когда мы разбились. Я никак не смогу с ними связаться. Предупредить, штобы они сюда не садились. – Тут она ахнула и впервые посмотрела на меня: –  Ты должен предупредить их.

– Он не мог говорить об этом, – быстро перебил я. – Быть того не может.

Виола сморщила все лицо:

– Почему?

– Так, и о чем кто говорит? – полюбопытствовал Тэм.

– Сколько? – Я смотрел на нее в упор, чувствуя, как мир в очередной раз непоправимо меняется. – Сколько у вас там поселенцев?

Виола набрала воздуху в грудь, прежде чем ответить, и вот бьюсь об заклад, этого она Хильди еще выложить не успела.

– Тысячи, – сказала она. – Их там тысячи.