Текст книги "В конце строки"

C замирающим сердцем я добежал до подъемного крана и остановился рядом, не издавая ни звука, наблюдая за тем, как темный силуэт двигался в другом конце площадки. Наверное, это охранник делал обход.

Я задержал дыхание и представил, какое веселье меня ждет, если этот тип меня поймает и мне придется звонить родителям из полицейского участка, и поэтому старался не дышать, пока человек не скрылся из виду.

Я не совсем понимал, что нужно было искать, но, едва начав поиски, увидел в углу то, что и было нужно: небольшой тканевый рюкзак, а с ним рядом знакомое пальто.

Присел, открыл рюкзак и вытащил телефон. Заблокированный экран показал уведомление о пропущенном звонке от меня.

На пару секунд у меня остановилось сердце.

В глубине души я знал, что Элена была там, наверху, на вершине Мадрида, я знал это, едва взглянув на башню. Возможно, я догадывался об этом гораздо раньше.

– Вот черт.

Я прикрыл рукой рот. Провел рукой по волосам. Схватился руками за красный метал подъемного крана.

Я не мог пошевелиться. Несколько минут я просто стоял, смотрел наверх, спрашивая себя, возможно ли было ее разглядеть, или она уже была слишком далеко, не понимая, что, черт возьми, делать.

Потом… я снял пальто. Снял шарф и оставил все на земле.

Я полез наверх.

Подъем по ступенькам внутри крана был безопаснее свободного лазанья по фасаду, но эти тонкие, немного изогнутые металлические балки, которые появлялись через каждые пару метров, не внушали доверия.

Спустя некоторое время, когда земля уже казалась далекой и я мог видеть все, что было за пределами металлического ограждения, я взглянул вниз. Увидел вокзал и дорогу и решил сосредоточиться на подъеме, пока меня не настигло головокружение. Охранник, не догадываясь о происходящем наверху, продолжал обходить периметр.

Когда ступеньки закончились и начался другой пролет, я столкнулся с первой серьезной проблемой.

И вот тогда-то я ее и заметил. В действительности я видел не Элену, а какое-то пятно, которое двигалось вверх, подсвеченное сбоку огнями башни.

Она уже преодолела этот пролет.

Я добрался до последнего зацепа, до последней ступеньки, и крепко ухватился за диагональные металлические балки.

Дальше никакой страховки не было. Мой здравый смысл кричал мне, чтобы я не смотрел вниз, но я не удержался. Бросил беглый взгляд на ноги, и передо мной открылась эта невероятная высота, чернота, которая была подобна пасти – открытой, выжидающей, готовой поглотить все вокруг.

В ушах засвистел ветер.

Я ни о чем не думал, когда подтягивался, ставил ногу туда, где до этого была моя рука, и тянулся к следующему лестничному пролету.

Это было несложно, по крайней мере не слишком. На трассах скалодрома я делал вещи и посложнее; но если я упаду здесь, если я оступлюсь… Я предпочитал об этом не думать. Успокаивал себя тем, что этот подъем не был сложнее трасс белого или синего уровня. Я часто лазал по красным трассам и даже по нескольким фиолетовым. Я мог справиться с синей, мог справиться без ошибок.

Нога. Рука. Нога. Рука.

Я запретил себе смотреть вниз и по сторонам, хотя виды наверху так и манили. Тысячи огней вдалеке, Мадрид под ногами.

Мне не верилось, что я так высоко забрался.

Я ускорился, потому что уже видел Элену и мне нужно было догнать ее до того, как она доберется до следующего пролета, до того, как она вновь подвергнет себя риску.

И я бы тоже рискнул. В случае необходимости я бы залез еще выше, оттолкнулся и нашел бы в себе силы двигаться дальше, пока бы не догнал ее.

У меня соскользнула рука.

Ничего страшного. Ничего страшного не случилось. Я всего-навсего потерял хватку в этой руке, но мои ноги оставались на месте, другая рука тоже. Тем не менее я понял, что там, наверху, ступеньки были влажными, более скользкими. Возможно, это из-за зимы.

Я чуть сбавил темп, но не остановился. Ледяной ветер царапал лицо и губы, но я не чувствовал холода. Я не чувствовал и не видел ничего, кроме конструкции под моими ладонями и силуэта Элены, которая взбиралась впереди.

Она меня увидела. На пути вверх, на том месте, где сменялся пролет, она увидела меня и замешкалась. Прежде чем начать подъем по новому пролету, она остановилась на пару секунд. Возможно, чтобы дойти до конца, оставалось лишь преодолеть этот участок.

Она остановилась. Я не мог разглядеть ее лица и не мог представить его выражение. Я и свое-то не мог представить. Что она делала там, наверху? Что мы оба делали?

Я понял, что она меня ждала, что мое присутствие здесь выбивало ее из колеи так же, как ее присутствие – меня, поэтому я ускорился, полез намного быстрее, и вот наконец ступеньки закончились.

Пока я поднимался к ней и садился рядом, между этими металлическими балками, она не произнесла ни слова. Она прервала молчание, только когда я заглянул ей в глаза.

– Что ты здесь делаешь? – Она выглядела напуганной.

Интересно, а я выглядел напуганным? Страшно мне определенно было.

Я взглянул вниз, на свои болтающиеся над бездной ноги. Ужасный обрыв, вертикальный и бесконечный, в самую тьму.

Ветер прикоснулся к моему лицу.

– А ты? Что делаешь здесь, наверху, ты, Элена? Совсем спятила?

Она открыла рот и сглотнула, будто у нее пересохло в горле. Она собрала волосы в хвостик, пара кудряшек из него выбилась и обрамляла ее лицо.

– Как ты меня нашел? – спросила она, проигнорировав мой вопрос.

– Я увидел твои вещи внизу.

Она покачала головой. Одного этого движения было достаточно, чтобы у меня закружилась голова. Элена чуть наклонилась вперед, держась обеими руками за конструкцию.

– Но… как ты узнал, что я здесь?

– Предчувствие, – ответил я. – Страх.

Мы молчали, но это молчание длилось недолго. Видимо, вся ситуация, высота под подошвами наших кроссовок нас подгоняли.

– Зачем ты сюда поднялась? – Я хотел знать.

– А ты зачем поднялся?

– Потому что кто-то должен тебя спустить.

На автомате я взглянул вверх. Путь был неблизким, но позади оставалось больше ступенек, чем впереди. Черт. Черт. Черт.

– Я не хочу спускаться. Я должна закончить начатое.

– Почему? – Мне было наплевать, что я повысил голос. Кто мог нас здесь услышать? – Почему это так важно – идти по стопам Габриеля?

Казалось, она удивилась, когда я произнес его имя, но сразу же собралась.

– Потому что я понимаю, зачем он это делал. Знаешь, что он тоже был болен?

– София мне рассказала.

– Думаю, он тоже был свободен здесь, наверху. – Она на секунду закрыла глаза, и мне действительно показалась, что она спокойна, что, находясь так высоко, она чувствовала себя в безопасности. – Я знаю, это сложно понять, но каким-то образом, когда я высоко, я чувствую, что контролирую свою жизнь.

Она отклонилась назад, пока ее грудь полностью не оторвалась от металлической конструкции, и убрала руки. Сидела, ни за что не держась. Не было опоры ни у рук, ни у ног. Сильный порыв ветра, испуг, резкое движение…

– Хватаюсь я или отцепляюсь. Продолжаю ли подниматься или даже спрыгну, если захочу. Решаю я. Понимаешь, Нико? Здесь, наверху, решаю я. Когда я на высоте, Хантингтон проигрывает.

Я еле дышал.

– Если ты поскользнешься, мы все проиграем, Элена.

Казалось, это произвело на нее впечатление. Она раскрыла золотистые глаза и быстро заморгала. Подалась чуть вперед, к металлической конструкции, и снова обхватила ее обеими руками.

– Нико… – прошептала она.

– Я все понимаю. Понимаю, ладно? Наверху ты решаешь продолжать подниматься и не падать. – На секунду закрыл глаза, пытаясь составить слова по порядку, по правде говоря, это было нелегко. – Ты решаешь не умирать, но невезение может решить за тебя, и ты ничего не сможешь поделать. Ты можешь поскользнуться и упасть. Элена… должен быть какой-то другой способ справляться с этим.

На ней были водолазка, черные легинсы и кроссовки, к которым я уже привык. Она всегда была готова к лазанью, всегда начеку.

– Чтоб тебя, – прошептала она.

Я увидел луч надежды.

– Понимаю, что в этом противоречии ты нашла способ вернуть контроль, но в нем есть огрехи. Недочеты. И эти недочеты могут обойтись тебе слишком дорого.

Элена отпустила одну руку, чтобы убрать локон за ухо. Ее глаза блестели, в них стояли слезы.

– Я понимаю, что могу упасть, но…

– Но ты не упадешь? Это от тебя не зависит. Может, Хантингтон и проигрывает здесь, но все это играет на руку другим силам.

– Я знаю. – Ее голос дрожал. Элена замолчала. – Ты так и не сказал, что сам тут делаешь. Тебе нельзя здесь находиться.

– Я же уже сказал, что пришел спустить тебя.

– Ты с ума сошел.

Я начал смеяться, не мог остановиться, и мне пришлось схватиться покрепче.

– Давай, назови меня сумасшедшим еще раз, свесив ноги с подъемного крана на высоте двести метров от земли. Давай, назови, – предложил я ей, не в состоянии по-настоящему осознать ситуацию.

У Элены тоже вырвался смешок, короткий, сухой, хрипловатый.

Мы посмотрели друг другу в глаза.

– Это настоящее безумие, Элена, – сказал я ей.

– Осталось всего пятнадцать этажей, – пробормотала она. – Всего пятнадцать.

Я тоже посмотрел наверх. Это было похоже на дорогу в небеса, прямая линия. Любопытно: чтобы подняться, сначала нужно было со всего размаху упасть вниз; но это было своего рода дорогой, и правда было. Темнота поглощала все вокруг.

– Пойдем домой, – тихо отозвался я. – Спустись со мной, Элена. Мы вернемся в центр, поднимемся ко мне в квартиру, а потом – на крышу. Встретим там рассвет.

Она закусила нижнюю губу.

– Тебе не нужно этого делать, – настаивал я. – Несмотря на то что это тебе дает, это того не стоит.

– До сих пор не могу поверить, что ты сюда залез из-за меня.

Я вздохнул:

– У меня нет ответов, которые ты ищешь. Я понятия не имею, как тебе помочь ни с Габриелем, ни с Хантингтоном, но я буду держать тебя за руку, пока ты ищешь свою правду. София тоже будет рядом, и Ева. Даже Даниель.

Наступила бесконечная тишина.

В этот миг я по-настоящему ощутил пустоту под ногами.

Она ничего не сказала, но немного потянулась, а потом подала мне руку. Сделка. Обещание.

Она пошла первой. Отцепилась, затем вступила в этот не внушающий доверия туннель, схватилась за ступеньки и начала спускаться.

Спуск был намного хуже, потому что я был внимательнее. Однако спустились мы быстрее, чем поднялись. Когда мы добрались до следующего пролета подъемного крана, я вновь задержал дыхание и, недолго думая, прошел через него. Мы все спускались и спускались, и вот уже до земли осталось меньше, чем до верхушки, а потом мы увидели ограждение вокруг стройки.

Когда я спустился, Элена уже ждала меня внизу. Она смотрела на меня, руки вдоль тела, прямая, неподвижная, молчаливая. Она тяжело дышала, и из ее покрасневших губ вырывался пар. Щеки и нос у нее тоже раскраснелись.

– Не верю, что мы это сделали, – прошептала она.

Сделали что? Поднялись наверх? Спустились?

Неважно.

Я засмеялся, потому что не знал, что еще делать.

– И я.

Я взглянул на дрожащие руки Элены и вспомнил о холоде, вдруг осознав, что очень замерз. Она, должно быть, думала о том же, потому что мы пулей полетели туда, где оставили свои вещи.

Элена надела пальто, шарф и шерстяную шапку, я тоже оделся, подпрыгивая на месте, чтобы согреться. Мы нервно смеялись из-за невероятности происходящего и шепотом поторапливали друг друга.

Убедились, что охранника поблизости не было, и выбежали со стройки на всех парах.

Перелезли через ограждение и вновь побежали, хоть вокруг не было ни души и нас никто не преследовал. Мы бежали до самого метро.

Когда мы остановились друг напротив друга, улыбающиеся, нервные и немного оторванные от реальности, я потер ее плечи, чтобы немного согреть. Мы посмотрели друг на друга, и она издала какой-то животный звук, похожий на что-то среднее между хрипом и смехом.

Вдруг она повисла на мне, обняла руками за шею и прислонилась своей ледяной щекой к моей. Когда я наконец осознал, что Элена меня обнимала, мое сердце сошло с ума. Возможно, его биение отдалось в ее груди, возможно, она его услышала и решила отойти, будто бы поняла, что мы стояли слишком близко.

Пришел поезд. Несколько людей, которые все еще праздновали, покинули вагон, а другие зашли вместе с нами.

Было так странно сидеть рядом со смеющимися и оживленно болтающими незнакомцами, которые так далеки от того, что только что произошло. Никто даже и представить себе не мог.

На следующий день никто не будет говорить в новостях о девушке, которая попыталась залезть на «Стеклянную башню». Никто не расскажет, что вообще-то перед тем, как повернуть назад, она добралась до 35-го этажа.

Думаю, Элена чувствовала то же самое; эту щекотку на кончиках пальцев, это странное ощущение от того, что мы были единственными обладателями этой важной информации, этого крайне важного секрета.

В некотором смысле так оно и было. В некотором смысле мы хранили множество секретов, о которых не знали другие.

Нам не нужно было говорить; к тому же я, наверное, и не знал бы, что сказать.

Я дал обещание, я предложил ей что-то взамен. Мне не нужно было снова спрашивать; ей не нужно было это подтверждать.

Мы пошли ко мне домой. Поднялись по лестнице, открыли дверь и вышли на балкон.

Мы торопились, будто все еще убегали, будто нас кто-то преследовал. Мы молчали и не останавливались. Не думали о том, что случилось, потому что у нас была миссия.

Мы залезли на крышу.

24
Элена и Нико

На календаре было 24 декабря, а мы посреди ночи сидели на крыше.

Ничто не указывало на сочельник. С высоты крыши виднелись все те же горящие огни, все те же светящиеся окна. Издалека, как и всегда, доносился отдаленный шум моторов. И все же все было по-другому. В воздухе витала какая-то магия. Я ощущала ее кончиками пальцев, чувствовала ее на губах.

– Вид с крыши будто бы изменился, – прошептал Нико.

Это была первая фраза, которую он произнес с тех пор, как мы сбежали, спустившись со «Стеклянной башни». Это случилось только что, но тем не менее казалось, что прошла уже целая вечность. И все это время мы провели в тишине? Это казалось невозможным.

– Этот мне нравится больше, – призналась я.

На нас обоих были пальто. Я натянула шарф чуть повыше, до самых губ.

– С кем ты провела сегодняшний день? – вдруг спросил он.

Я развернулась, чтобы взглянуть на него. Нужды лгать не осталось.

– Ни с кем. Не хотела ничего объяснять. Поэтому Софии сказала, что проведу сочельник с родителями, а родителям сказала…

– Что будешь с Софией, – закончил он за меня. – Почему?

– Потому что именно в сочельник Габриель попытался залезть на башню.

Нико кивнул. Мне показалось, что он уже был в курсе или догадывался.

– Ты жалеешь?

Под этим вопросом могло скрываться что угодно, но я сразу поняла, что именно он имел в виду.

Я покачала головой:

– Хотя какой-то частичке меня и хотелось бы дойти до конца, но все же я рада, что этого не произошло. Мне кажется, в итоге самым сложным оказалось выйти из игры; когда ты уже там, наверху, проще всего продолжать двигаться вперед.

– Я тоже так считаю.

Луч света заставил нас обоих обернуться. Даниель зажег свет в гостиной; мы видели, как он, проходя под стеклянной крышей, снял пальто.

– Скажем ему, что мы здесь? – неуверенно спросил Нико.

Я энергично замотала головой:

– Нет! Он расскажет Еве, Ева – Софии, а София запаникует, узнав, что я опять куда-то забралась.

Я отодвинулась чуть в сторону, чтобы не попадать в поле зрения Даниеля, но Нико намеренно проигнорировал мое предупреждение.

– Не расскажешь ей, чем ты занималась сегодня вечером?

Я поднесла палец к губам, жестом велев ему молчать, и в то же время дернула его за руку:

– Подвинься. Иначе он тебя заметит.

– Ты и правда ничего ей не скажешь?

– Нико! – воскликнула я, дергая еще сильнее.

Наконец он сдался, и мы отползли подальше от стекла; залезли чуть выше по двускатной крыше, смеясь и дергая друг друга за руки, двигаясь устало и неуклюже. Затем мы прилегли на черепицу.

Звезд не было видно.

– Ты забралась на небоскреб и никому об этом не расскажешь, как так?

На этот раз вопрос прозвучал абсолютно серьезно. Я медленно повернулась к Нико и увидела, что он смотрел на меня. Я раньше никогда не встречала таких невероятно синих глаз. Они всегда подстраивались под освещение, в них постоянно появлялись новые оттенки в зависимости от времени суток; хотя я считала, что их цвет зависел от него самого, от бушующих внутри бурь. Я спросила себя, о чем он думал, когда смотрел на меня.

– Ты об этом знаешь.

– А если бы я тебя не нашел? – спросил он. – Ты бы продолжила жить, как будто ничего не случилось? «Чайный дворец», скалодром, вечеринки «У Райли»… Ты бы просто вернулась ко всему этому как ни в чем не бывало?

Я хотела ему возразить, даже открыла рот, чтобы объяснить, что кое-что и правда изменилось, но не смогла этого сделать. Ведь ради этого я и лазала, чтобы что-то изменилось, но Нико был прав. Все остальное бы осталось прежним; я сама бы осталась прежней.

– Элена, – позвал он меня, слегка понизив голос. – Сколько раз ты уже это делала?

Я засмеялась.

– Ни разу, – заверила я его. – Ни разу, Нико. Это было впервые.

Пару секунд мы просто смотрели друг на друга, этот его взгляд, это выражение немного обеспокоенного лица… Я рассмеялась.

– Сколько? – настаивал он.

– Я не поэтому смеюсь.

– А почему же? Расскажи.

Я снова засмеялась, но не отвела взгляд. У него был смертельно серьезный вид, глаза широко раскрыты, на голове – капюшон от пальто, спрятавший его лицо в тени…

– Я забралась по фасаду университета и сейчас почти что забралась на верхушку «Стеклянной башни». Обещаю, на этом все.

Он продолжал смотреть мне в глаза.

– Я также постоянно надираю тебе задницу на скалодроме, но это уже другая история.

– Да, это действительно другая история. Особенно учитывая то, что это наглая ложь.

Я легонько его толкнула.

– Это факт, – парировала я. – Нравится тебе это или нет, я лучше тебя.

– Конечно. Ты намного лучше меня врешь.

Я попыталась еще раз его толкнуть, но на этот раз он схватил меня за запястье, и я не смогла до него дотронуться. Он, в свою очередь, наклонился ко мне и попытался меня пощекотать. И даже когда это ему удалось, я ничего не почувствовала, потому что пальто было слишком плотное; но я начала крутиться, смеяться и возмущаться и даже попыталась защекотать его самого.

Он жестом попросил меня замолчать. Поднял палец к губам, не в состоянии сдержаться, и показал, что нужно говорить чуть тише. Ему было все равно, увидит нас Даниель или нет, но меня саму вынудил остановиться.

Мы снова легли на черепицу. Несколько кусочков отвалились и болтались под ногами, но нам было все равно.

– Возвращаясь к разговору – мне кажется, ты должна рассказать об этом родителям.

Я удивленно подняла брови:

– Хочешь, чтобы я рассказала, как поднялась по подъемному крану на высоту больше двухсот метров?

– Да. Не знаю. Возможно. Тебе нужно с кем-то поговорить.

Я вздохнула:

– И лишить тебя возможности отчитывать меня?

– Я тебя не отчитываю.

У него было такое же выражение лица, как в тот день, когда мы впервые заговорили: немного нахмуренные брови, морщинка на лбу и губы, поджатые в линию.

– Ну, по крайней мере, ты вот-вот начнешь.

Он повернулся ко мне и пододвинулся.

– Напомнить, кто поднялся туда, наверх, за тобой?

– Ты поднялся, мы спустились, а сейчас еще чуть-чуть, и ты начнешь меня отчитывать, как тогда Еву с Софией.

Нико фыркнул:

– Когда это?

Я могла привести конкретный пример.

– А когда такого не было?

Он покачал головой, будто не ожидал такого ответа. Закусил нижнюю губу.

– Ты невыносима.

На этот раз удивилась я.

– А на тебя невозможно смотреть без жалости на Kilter Board, – выпалила я, потому что знала, что это его заденет.

И вот я увидела в его глазах это; увидела там, среди всей той синевы, до того, как он это произнес. Улыбка, намек на веселье. Ему это все нравилось так же, как и мне.

– Вот завтра пойдем, и я покажу тебе, кто…

Я не дала ему закончить.

Я схватила ворот его свитера и на автомате притянула к себе. Это был неконтролируемый импульс, словно на кончиках моих пальцев зажглись искры, пробежали по коже, по костям, по каждой моей клеточке и растворились на губах.

Я опустила веки и увидела, как за секунду до этого он широко распахнул свои. Я сократила расстояние между нами, почувствовала, как кончик его носа дотронулся до моего, вдохнула его аромат, похожий на дождь, на мгновение вспомнила его глаза и его удивление и… отстранилась.

Я смотрела на него, лежа рядом, не зная, что говорить, что делать; в недоумении, растерянная, не могла понять, что только что произошло.

Нико изумленно раскрыл рот. На моих щеках появился румянец.

– Это что было?

– Хотела дать тебе пощечину. Пыталась тебя запугать.

– Ты хотела меня поцеловать, – дерзко ответил он.

Я еще больше разнервничалась, потому что не знала, что натворила, не знала, что собиралась сделать. Ничего не соображала. Я и себя-то не понимала, что говорить о моих решениях.

– Это не так.

– Все так, – настоял он.

Казалось, ему самому не верилось. Он тоже был немного дезориентирован и ошеломлен, но не до такой степени, как я.

– Говорю же, нет, – упиралась я, понимая, насколько нелепо это прозвучало.

– Ладно. Хорошо, – быстро ответил он.

– Не смей это повторять, – пробормотала я.

Он подсел ближе:

– Хорошо. Договорились.

– Договорились, – повторила я.

Нико поцеловал меня.

Закрыл глаза, наклонился и поцеловал меня, нежно, медленно и быстро одновременно.

В тишине мы смотрели друг на друга, сидя на одной из крыш Мадрида.

И тогда я пододвинулась ближе и положила руку ему на грудь; если бы я решилась, то сделала бы это и раньше. Поцеловала его губы и растаяла, когда он провел пальцами по моей щеке, а потом запустил их мне в волосы.

Я почувствовала, как его губы раскрылись в ожидании, ощутила безмолвный вопрос на кончике языка, и этот поцелуй стал более чувственным и глубоким, и в конце концов рациональное мышление покинуло меня, и я могла думать только о Нико, о себе, об этой крыше и о нашем ровном дыхании.

Я дрогнула, почувствовав легкое прикосновение под свитером, но не отодвинулась; наоборот, я приблизилась к нему, взяла за плечи и прижала к себе, потому что не хотела, чтобы он останавливался. Мы сплелись в жадном объятии, возможно, слишком смелом, и я даже спрашивала себя, почему, если мы так сильно хотели друг друга, нам было так сложно сделать этот шаг.

Мы очень хотели друг друга.

Тем не менее дальше долгих поцелуев и манящих прикосновений, из-за которых на наших щеках вспыхнул румянец, мы не зашли.

Во время одного из поцелуев наступил новый день, и за нашими спинами взошло солнце.

Это был самый быстрый рассвет в году, возможно, самый быстрый в моей жизни. Когда я закрывала глаза, мир тонул в темноте; и вот я открыла их, и все вокруг уже залито золотистым светом.

Нико отвел взгляд от моих губ, посмотрел мне в глаза, а затем куда-то выше. Он поднял палец и убрал прядь волос со лба.

– Кажется, нужно бы… – и замолчал.

Он не закончил фразу, широко раскрыв глаза из-за того, что увидел за моей спиной, и чуть привстал.

Сердце упало, и, хотя я сразу его заметила, мне потребовалась пара секунд на то, чтобы прийти в себя.

Это был кот, его кот. Черный, большой и грациозный, с длинным хвостом, он неподвижно смотрел на нас.

– Эй! Кс-кс-кс, – позвал его Нико. – Хороший мой, иди сюда. Он не приходил домой с того самого раза, когда мы его видели ночью, – добавил он, поворачиваясь ко мне. – Иди, давай. Иди сюда.

– С той ночи прошло сто лет, – улыбнулась я, с радостью вспоминая тот вечер.

Нико аккуратно и неторопливо сел, стараясь не спугнуть застывшее животное. Я стала двигаться как Нико и села рядом с ним, стараясь не беспокоить кота.

Когда Нико протянул руку, кот грациозно зашагал к нему, а я ахнула от удивления.

Кот немного помедлил, проходя мимо, и посмотрел на меня с недоверием, но не остановился, пока не добрался до коленей Нико. Мяукая, он потерся об них, и Нико взял его на руки.

– Ты не можешь пропадать так надолго, – едва слышно пожурил он кота, а потом вновь посмотрел на меня. – Он приходит ко мне с тех пор, как мы сюда въехали. В один прекрасный день он появился на балконе, тогда еще совсем крохотный, но, думаю, инстинкты берут свое, и ему нравится иногда сбегать.

Я попыталась протянуть руку и погладить его, но кот поднял нос, чтобы сначала обнюхать меня, и не позволил до себя дотронуться.

Я рассмеялась:

– Кажется, я ему не очень-то нравлюсь.

– А он тебе? Любишь кошек?

– Да. Когда я была маленькая, у родителей был кот, старичок, поэтому я его почти не помню. Возможно, когда-нибудь я заведу кота.

Нико почесал коту подбородок, и тот, сидя у него на руках, в наслаждении прикрыл глаза. Если он пока еще и не мяукал, то, казалось, вот-вот это сделает.

– Наверное, нам пора спускаться. – Он уже пытался это сказать до того, как появился кот.

Я кивнула и вдруг занервничала. Появление кота отвлекло меня от того, что произошло до этого; но то, что произошло между нами, все еще было там, подобное мосту между его губами и моими.

Нико укрыл животное под своим пальто. Я все еще не пришла в себя, но мы без проблем потихоньку спустились, стараясь не шуметь на входе в квартиру, потому что Ева, скорее всего, уже вернулась.

Когда мы оказались внутри, Нико поставил коту миску с водой, и мы присели рядом с ним, пока он пил.

Я подумала, что мне нужно было что-то сказать; считала, что нужно обсудить произошедшее. Но вместо этого я задала вопрос попроще:

– Как его зовут? Ты ни разу не упоминал.

– Серьезно? Ну, наверное, я просто ждал подходящего момента, чтобы представить вас как полагается.

Кот закончил пить и, облизываясь, повернулся к нам, будто бы услышав наш разговор.

– Элена, познакомься с Уиллоу.

– Очень приятно, – ответила я с улыбкой.

Я подняла руку, а кот приподнял мордочку в мою сторону.

Тогда я впервые погладила Уиллоу. Я и представить не могла, что однажды, когда Нико уже не будет, кот станет моим. Хотя и не вполне, так же как он не совсем был котом Нико. Потому что Уиллоу не принадлежал никому, лишь ночи, ветру и, возможно, морю.