Текст книги "В конце строки"

21
Элена и Нико

В последний день учебного года мы сели в машину Софии и отправились в какой-то крытый аквапарк, находящийся примерно в тридцати минутах от дома.

Эта поездка должна была выйти короткой, но нам понадобилось почти два часа, чтобы добраться туда.

До того как выехать, мы думали, что приключения нас ожидают в самом бассейне с водными горками и зонами отдыха. Но сама поездка получилась… поездка получилась насыщенной.

За рулем была я, и Нико захотел сесть со мной впереди. Он сказал, что дело было в росте; он был самым высоким, и именно самый высокий должен быть штурманом.

– А кто решил, что это ты у нас самый высокий? – поинтересовался Даниель.

– Мой рост метр восемьдесят пять. А у тебя?

Даниель сделал шаг вперед и поднял подбородок. Рост у них и правда оказался почти одинаковый, но все же Нико был на пару сантиметров выше.

Даниель провел руками по своей бритой голове, а потом растрепал волосы Нико.

– Все дело в твоих волосах, – отметил он.

Нико рассмеялся:

– Ну так прекрати сбривать свои, ты же не в морской пехоте.

– Это тебе надо побриться налысо, тогда бой будет равным, – заявил Даниель, не отводя взгляда.

– Какой у тебя рост? – настаивал Нико.

Даниель опустил глаза и посмотрел на ноги Нико.

– А эти кроссовки? Они на платформе?

– Нет там никакой платформы.

По его тону было понятно, что Нико завелся. Даниелю всегда удавалось сделать так, что его реальность поглощала твою, а его правила, его сумасшествие и идеи поселялись в твоей голове. И тогда было уже все равно, что именно Даниель будет говорить, Нико в любом случае попытается оспорить его доводы.

– Придется разуваться, – заключил Даниель и пожал плечами.

Так они и сделали. Сняли кроссовки, и стало очевидно, что Нико выше. И даже несмотря на это, Даниель вынудил нас проголосовать.

Кончилось все тем, что Нико устроился рядом со мной, а Даниель нехотя сел назад.

Немного времени спустя нам пришлось остановиться на заправке, потому что Даниель утверждал, что умирает от жажды. У него было похмелье. Шел последний день учебы перед новогодними каникулами, и он страдал. Впереди Даниеля ждали классные каникулы, у него всегда были какие-то планы. Ночью он постоянно где-то пропадал, а на следующий день восстанавливался после очередной вечеринки.

Как только я остановила машину, София из нее вылетела и побежала к газону, который находился через дорогу, а Ева последовала за ней. В итоге мы все вышли из машины, и было сложно собрать всех вновь, чтобы продолжить путь.

Мы уже собирались сесть по местам, как появился Даниель с рождественским лотерейным билетом в руках.

– Для «Офелии», – сказал он Нико и положил билет в кошелек. – Хотя я еще подумаю, отдавать ли тебе весь выигрыш, а то ты последнее время какой-то дерзкий.

Нико засмеялся:

– Все еще злишься из-за того, что я выше тебя? Забей, придурок.

Даниель показал ему средний палец и высунул язык.

Потом все стало как-то проще: ни София, ни я не плакали, тщетно пытаясь переключить радиостанцию, машина тоже вела себе пристойно.

Около полудня мы прибыли на место и вскоре уже оказались в воде.

Там было много детей, но не все из них были малышами. На самом деле было больше групп, похожих на нашу, – ребят нашего возраста и людей постарше. Там даже были прохаживающиеся с блаженной улыбкой бабушки с дедушками и жмущиеся по углам парочки.

Мы перепробовали все горки, даже те, которые были нам до смешного малы. У Евы в джакузи резко упало давление, и София вышла вместе с ней. Даниель подружился с какими-то ребятами, которые тоже проводили там время, а я бросила вызов Нико в олимпийском бассейне. Два раза я его опередила, один раз выиграл он.

В какой-то момент вернулся Даниель. Мы и не заметили, что он уходил. Он спросил меня, который час, и, чтобы ответить, я посмотрела на часы.

– Половина двенадцатого. – Я нахмурилась.

Оказалось, я зашла в воду в часах. Наверное, они и раньше барахлили, потому что мы приехали в бассейн гораздо позже.

Во всяком случае, в тот день мои часы остановились на 11:30. Должно быть, стрелки прошли вперед, потом вернулись на это время и остановились там навсегда.

Я погрустила пару минут, но это прошло, как только я увидела, что София и Ева возвращались к нам в обнимку.

Остаток дня мы провели в воде и даже пытались выяснить, кто дольше всех сможет задержать дыхание, нырнув. Попытались все.

Когда очередь дошла до нас с Нико, мы встали друг напротив друга, будто бы нас ожидало самое важное соревнование в жизни. Это было важно; в тот момент нам и правда так казалось. Ева и Даниель болели за Нико. София болела за меня. Не отводя взгляд, мы одновременно набрали воздуха и вместе погрузились в воду.

Меня окружили поднимающиеся на поверхность пузырьки воздуха; они нас укутали.

Надутые щеки, еле заметные улыбки на лицах, прищуренные глаза.

Я выиграла. Мы соревновались, кто дольше задержит дыхание, и я выиграла.

Всегда выигрывала я.

У Нико воздух всегда заканчивался раньше. Всегда.

Мы находились в аквапарке, пока нас наконец оттуда не выгнали, пока не предупредили, что у нас осталось мало времени на переодевание. Мы так торопились, что я не успела хорошенько просушить волосы. Мы вышли на улицу уже под вечер, на дворе стоял декабрь.

Холод пробирал, но мне было все равно. Нам всем было все равно.

На обратной дороге Даниель решил сесть за руль.

Никто не мог ему помешать.

На секунду мы засомневались, как рассесться.

Я не стала долго думать и села назад; но все остальные замешкались. Втроем они стояли около машины, по-идиотски переглядываясь, пока как ни в чем не бывало София наконец не приняла решение и не села назад ко мне.

Даниелю пришлось кричать из машины на Нико и Еву. Он легонько нажал на гудок, а мы с Софией начали его ругать, потому что в этой машине нельзя было сигналить; кто знал, чем это могло обернуться. Возможно, нам пришлось бы возвращаться домой под нестихающие звуки гудка, не было никаких гарантий.

Вдруг моя дверь открылась одновременно с дверью штурмана. Я увидела, как Ева села рядом с Даниелем, а Нико улыбнулся мне дружелюбно и немного нервно.

Я слегка отодвинулась, чтобы он мог сесть.

– А разве самый высокий не должен быть штурманом? – спросил Даниель, когда мы впятером наконец уселись.

Он не заводил машину. До этого момента, до этого самого момента он спешил, но теперь уже не торопился выезжать. Он смотрел на Нико в зеркало заднего вида. Ева тоже на него смотрела; а София почему-то смотрела на меня – как будто бы моя реакция на ответ Нико была важнее его собственных слов.

– Только если за рулем не ты, – решительно ответил Нико, и мое сердце немного успокоилось. – Место штурмана – самое опасное во всей машине.

– Да как ты смеешь? – поддел его Даниель. – Как ты смеешь на меня наговаривать?

– Поехали, – попросил его Нико.

– Меня это очень задело.

– Поехали уже, Даниель. Мы замерзли, – запротестовала София.

Даниель завел машину и через полчаса затормозил на той же самой заправке, где вынудил нас остановиться по дороге в бассейн, но на этот раз никто не стал выходить.

За пятнадцать минут до дома, когда мы уже въехали в Мадрид и городские огни сменили загородный темно-синий цвет ночи, мне захотелось положить голову на плечо Нико.

Он был так близко, и я подумала, что это настолько просто…

Так и вышло. Проще некуда.

Я осторожно положила голову, неуверенная в своем решении, и, кажется, Нико это заметил. Он почувствовал это колебание, этот безмолвный вопрос, потому что опустил плечо. Слегка откинулся на сиденье и приспособился ко мне, к моему присутствию.

Прошло несколько удивительных минут, пока Даниель не припарковался около нашего дома. Мы вышли из машины после всех остальных.

Согласно плану каждый возвращался к себе домой, но им хотелось продлить веселье, они настаивали на этом, и в итоге мы с Софией пошли к ним. Так что все закончилось как обычно: мы ужинали за столом под стеклянной крышей, в комнате царил полумрак, разреженный светом напольной лампы.

Журнальный столик вернулся на свое место, и каждая из его ножек устойчиво стояла на краях ковра, надежно закрывая дыру в полу. Мы пошли посмотреть на ванную, на эту работу, которая, казалось, была закончена лишь наполовину, дешевую краску, которая не хотела держаться, и неподходящие друг к другу цвета.

Мы включили музыку. Даниель промотал песню «Леди Мадрид»; Нико танцевал под песню, под которую было невозможно танцевать, но даже это ему не помешало; Ева спела для всех (у нее это действительно отлично получалось), а Даниель принес гитару, потому что он, конечно же, был именно тем человеком, у которого была гитара, но играть на ней он не умел, поэтому передал ее Еве.

Мы хорошо провели время. Очень хорошо.

Несмотря на то что так-то мы все встретились совершенно случайно…

Все случилось из-за того, что Ева с Софией запали друг на друга; и, кстати говоря, так до сих пор друг другу в этом и не признались.

Как бы то ни было, с момента их первой встречи они начали встречаться якобы совершенно случайно, пока наконец эти их случайности не стали настолько очевидны, что мы, друзья из разных групп, объединились в одну. Вот так все и получилось.

Однажды ночью подвыпившая София заметила Еву, она подошла к ней и узнала, что у Евы случился нервный срыв, потому что она записалась в очередь на караоке и в самый последний момент запаниковала. София ее поддержала и, чтобы Ева успокоилась, даже поднялась вместе с ней на сцену. София спела лишь первые две строчки куплета. Все оставшееся время она пялилась на Еву; примерно как и все остальные в «У Райли». Примерно как и все мы в тот вечер в квартире Даниеля.

В полночь я отказалась участвовать в карточной игре, которая стала для меня слишком напряженной, и вышла на балкон. Мне нравился этот полный жизни уголок, такой хаотичный и невероятный, с видом на дворик, который, казалось, был из другой вселенной; или из нашей, но не похожий ни на что.

Выходя, я прикрыла за собой двери, чтобы не выпускать тепло, и стала смотреть на этот фонарь, который светил изо всех сил, несмотря на все эти заросли, пытающиеся поглотить его.

Когда дверь балкона открылась вновь, еще до того как обернуться, я знала, что это был он, потому что в воздухе появился знакомый аромат. Нико пах дождем, тем самым запахом, который остается в воздухе после свирепой весенней грозы.

Он улыбнулся.

Наклонился в мою сторону, облокотился на перила, я обернулась и посмотрела в гостиную, где наши друзья играли в карты, кричали, смеялись и чокались.

Со стороны наверняка все было так очевидно, как у Евы с Софией; возможно, даже больше. Но у нас все было гораздо сложнее. Сложнее в моем случае; в том, что касалось меня.

– Ты что-то задумала?

Я посмотрела на него и перевела взгляд наверх, на дерево, по которому поднялась бы на крышу.

Покачала головой:

– Нет. София очень нервничает, когда я так делаю. Не хочу, чтобы она беспокоилась.

– И что ты тогда тут делаешь? Тебе не холодно?

Я немного поежилась.

– Я заледенела, – призналась я. – Но этот вид… Этот балкон, он…

– Да, – подтвердил Нико, когда я не смогла найти нужных слов. – Он особенный, не правда ли?

Я кивнула, хотя он смотрел не вокруг себя; он не смотрел на балкон, не любовался видом.

Я почувствовала, что безнадежно краснею.

Несколько минут мы так и стояли, не двигаясь и ничего не говоря. Эта была одна из тех вещей, из-за которых мне нравилось находиться рядом с Нико: не нужно было заполнять тишину; молчание не пугало, мне не нужно было нервничать, терять время, пытаясь найти тему для разговора.

Он заговорил первым.

– Иди сюда, – бросил он.

– Что?

Он отошел от перил.

– Ты ужасно замерзла. Иди сюда. – Рукой он показал, чтобы я подошла к нему, но я не двинулась с места.

Ему пришлось сделать первый шаг, потом второй. Я вынудила его, потому что не знала, правильно ли я его поняла, возможно, мне так хотелось, чтобы все было так естественно и легко, что я все выдумала…

Он нашел мою руку и легонько дернул за нее.

Обнял мои плечи и прижал к себе.

Меня окутали его руки, его запах. Все его тело, его тепло меня укутали. Я не понимала, что делать со своими руками. Они оставались между нами, у него на груди, до тех пор, пока это объятие, этот успокаивающий ритм, стучащий так близко, не вынудили меня их опустить и обнять его в ответ.

И я уронила голову ему на плечо. Мои губы остановились в миллиметре от его кожи. Он, должно быть, чувствовал мое дыхание, подобно тому как я чувствовала его дыхание на своем лице.

Это было наше первое объятие, и первое, о чем я подумала, когда смогла привести мысли в порядок: «Неужели мы раньше ни разу не обнимались?» Это казалось невозможным. Это не могло быть в первый раз; с самого начала так легко не бывает.

Я обняла его еще сильнее, и он сделал то же самое. Я услышала, как он глубоко вдохнул, и почувствовала его руки; его ладони нежно рисовали круги на моей спине.

Было бы так просто чуть-чуть отодвинуться, посмотреть ему в глаза и сказать, что я собиралась сделать. Было бы так просто поднять руки и пройтись кончиками пальцев по его затылку, запустить их в его волосы и притянуть его лицо к своему.

Было бы так просто.

И мне кажется, Нико думал о том же. Когда он немного отодвинулся и посмотрел на меня, ничего не говоря, в ожидании, наверное, он спрашивал себя, можно ли сделать новый шаг.

Той ночью он предоставил право выбора мне. Он уступил мне его; сложный выбор, над которым мне не нужно было размышлять, но в тот момент я задумалась. Подумала об одном парне, которого едва знала. Его имя не имело значения, потому что романтические отношения начались задолго до нашей дружбы и закончились слишком быстро, задолго до того, как можно было узнать что-то большее. Я также подумала о другом парне, чье имя иногда вспоминала. Мы какое-то время встречались, и все шло неплохо, но так, ничего особенного. Он порвал со мной, потому что чувствовал, что мы не двигались вперед. Так оно и было. В некотором роде я его любила, но любила как друга, с которым мне было комфортно; между нами не было ничего особенного, не было ничего такого, от чего бы у меня кружилась голова, от чего бы порхали бабочки в животе. Потом были другие, но на всех этих свиданиях, прогулках, соревнованиях, во время поцелуев между простынями… я никогда не чувствовала себя такой цельной, как с Нико.

Я могла его поцеловать, могла поддаться импульсу, который просил меня забыть о наших друзьях, которые играли в гостиной в карты, требовал посильнее прижаться к нему и отдаться тому, чего требовало мое тело и все мое естество; этот зов, рождавшийся из головокружения, из самого центра тяжести мира. Но… что потом? Что бы случилось потом?

Нико той ночью позволил мне принять решение, и я решила, что хочу еще раз его обнять.

22
Восьмое письмо

Дорогой друг, напарник!

Сегодня вернулся Уиллоу. Он возник в окне, неподвижный, словно статуэтка из обсидиана. Увидев, как я зашла в дверь, он взмахнул хвостом, и на миг мне показалось, что в его глазах промелькнуло понимание.

«Он все еще не вернулся».

Я открыла окно, позволила ему войти, на какое-то время он остался со мной. Не знаю, когда он снова уйдет. Ты же знаешь, какой он. Уиллоу приходит и уходит, но всегда возвращается.

Что-то случилось. Возможно, он почувствовал. Возможно, он здесь именно поэтому.

Этот парень… мы впервые обнялись. Это он заключил меня в объятия, это он вытащил меня из черной пропасти, о которой догадывался и которой боялся. Его ладони на моей спине принесли белое спокойствие моря. На трещинах распустились красные цветы.

Дорогой друг, напарник, я все еще помню наше первое объятие; тепло, безопасность и нежность твоих рук.

После этого у нас была еще тысяча объятий, две тысячи. Их могло бы быть бесконечное множество; может быть, еще есть шанс, – возможно, есть такое место, где мы можем вернуть все те объятия, что потеряли.

23
Нико и Элена

Последний раз, когда мы были наедине, я едва не поцеловал ее. Я не мог перестать об этом думать; об этой абсолютной истине, которая мучила меня дни и ночи напролет.

После той поездки мы несколько раз встречались всей нашей компанией. Эти встречи были не запланированы: как-то вечером Даниель пригласил нас всех поесть пиццы; в другой раз Элена позвала всех на скалодром; было здорово.

Раньше я ни разу не видел лазающего Даниеля; да что там, мне кажется, он этого никогда и не делал. Было любопытно наблюдать за тем, как он падает, смеется и ругается. Я видел, как он раз сорок провел рукой по своей бритой макушке – в первый раз за долгое время он был не уверен в себе. Когда Даниель зависал на одной из трасс, его выражение лица было почти таким же, как когда кто-то из нас упоминал «Леди Мадрид». Ему все это не нравилось.

Мы с Эленой лазали со всеми остальными по белым трассам и по нескольким синим. Мы не тренировались, не по-настоящему. Ну, по крайней мере так и было ровно до того момента, как мы с Эленой решили посоревноваться на Kilter Board. Нам было так весело… очень.

Мы вышли со скалодрома и, несмотря на холод, решили не ехать не метро. Нам впятером нравилось ходить пешком. Когда мы куда-то шли, то зачастую выбирали длинный путь. Нам нравилось медленно гулять, останавливаться, болтать и делать крюки, даже если в этом не было необходимости.

Спустя несколько дней, как-то утром, София пришла к нам домой одна, и когда я открыл дверь, то удивился, не увидев рядом с ней Элену.

Застенчиво улыбаясь, София зашла в квартиру; было видно, что она стесняется. Я отошел в сторону, чтобы она могла пройти к Еве. Именно в тот момент моя соседка вышла из своей комнаты, на ней было платье, я еще ни разу не видел, чтобы она надевала его зимой, – длинное, облегающее и многообещающее, такое же очевидное, как и ее намерения, – и я заметил, что еще немного, и челюсть Софии придется поднимать с пола.

Они договорились встретиться, чтобы посмотреть кино.

Похоже, Элена отказалась принимать в этом участие. Из вежливости они предложили мне к ним присоединиться, и, прежде чем сказать, что я уже видел этот фильм, я насладился выражениями их лиц, умолявшими меня не соглашаться. Чтобы меня не беспокоить, они решили смотреть кино в комнате Евы, и я вновь остался в одиночестве.

Я написал Элене.

Ты тоже уже видела этот фильм?

Она тут же ответила:

Это тот, про подруг, которые вдруг понимают, что влюбились? Кажется, я где-то его уже видела.

Я улыбнулся. Начал писать и тут же все стер. Элена была в сети.

В чем-то сомневаешься, Нико?

Я закусил губу.

Есть планы на вечер?

На этот раз с ответом помедлила она.

Ужинаю с родителями. А что?

Я снова задумался, пытаясь понять, как лучше спросить.

Я тут хотел посмотреть какой-нибудь фильм. Как насчет после ужина?

Я задержал дыхание.

Элена что-то написала и стерла. Написала еще раз.

Как насчет завтра вечером? У нас с Софией уже есть планы на сегодня. Это что-то вроде рождественской традиции.

Я размеренно дышал.

Отлично. Тогда завтра. В этот раз выбираю я; а ты – в следующий.

Ее ответ пришел тут же.

Мы еще никуда не сходили, а ты уже думаешь о следующей встрече?

Отправил ей стикер с котом и положил телефон в карман.

Я сидел в гостиной и читал, особо не концентрируясь на тексте, как вдруг из комнаты вышла Ева, пошла на кухню и начала там все громить.

– У нас нет попкорна?

– Нет.

– Как это у нас нет попкорна?

– Ева, мы его не едим. Но если хочешь, я могу что-нибудь испечь. Печенье, брауни, кексики…

Ева повернулась ко мне с поднятым пальцем:

– Нет. Даже не вздумай.

Я поднял руки в знак примирения:

– Может, у Даниеля есть. Если нет, то внизу в «Меркадоне»…[14]14
  Испанская сеть супермаркетов.


[Закрыть]

Она энергично кивнула и заглянула в комнату сказать Софии, что скоро вернется.

Я подозревал, что попкорн Софию интересовал в последнюю очередь. Несколько минут спустя, еще до прихода Евы, я дошел до ее комнаты и встал в проходе.

– Как фильм?

– А. Ну, норм. Увлекательный.

София лежала под одеялом и, казалось, так нервничала, что в случае чего была готова немедленно оттуда выпрыгнуть. Я не хотел ее беспокоить, поэтому сразу попрощался.

– Передай вечером от меня привет Элене.

– Не знаю, увижу ли я ее до того, как она уйдет, но завтра точно передам.

Я остановился в дверном проеме. Вернулся.

– Ты вечером с ней не увидишься?

– Нет, – покачала она головой. – Она ужинает с родителями.

Я засомневался, но не мог устоять. Не мог не спросить.

– Я думал, вы договорились встретиться потом. У вас же есть что-то вроде… какой-то традиции?

София в замешательстве медленно покачала головой.

Предлог. Это был всего лишь предлог. Возможно, после того объятия она не хотела оставаться со мной наедине. Но если так, зачем тогда предложила встретиться в Рождество? Разве не проще было бы придумать еще какую-то отговорку?

– Нико, что-то случилось? – спросила София осторожно.

– Мне кажется, я облажался.

Она удивилась:

– Как это?

– Элена. Мне кажется, я облажался с Эленой.

Возможно, проблема была во времени. Должно быть. Возможно, встречаться в полночь было уже слишком. Возможно… возможно, днем можно было найти больше отговорок, чтобы не оставаться со мной наедине. Если бы мы договорились встретиться здесь, дома была бы Ева, а в ее квартире, если бы мы встретились там, была бы София. А в сам сочельник они могли бы быть где угодно. Слишком уединенно, слишком близко.

– Почему ты так думаешь? – расспрашивала она меня.

Я взглянул на нее. Взглянул и понял, что только что признался лучшей подруге Элены в том, что между нами что-то было, по крайней мере с моей стороны. Казалось, София не была удивлена; заинтригована, но не удивлена.

– Мне кажется, я поторопился.

На губах Софии появилась легкая улыбка, которую она попыталась скрыть.

– Со стороны, во всяком случае, так не кажется.

Я так нервничал, что даже не покраснел. Беспокоиться об этом времени не было.

– Я тоже так не считал, но, возможно, скорее всего… А если она не готова? А если?.. – Я подумал о Габриеле и вновь поднял взгляд на Софию. Теперь, когда она была в курсе, теперь, когда все подтвердилось, возможно, наступил момент расставить все точки над «и». Я бы это сделал не из любопытства. А ради себя, ради нас, чтобы притормозить, если это было необходимо. – Я знаю о Габриеле.

София пристально на меня посмотрела:

– Что?

– Я знаю, что он погиб. Знаю, что он тоже лазал.

София колебалась. Я видел, как она поднесла руку к затылку. Я ставил ее в затруднительное положение. Тем не менее она ответила:

– Это сложная тема.

– София, мне не нужны подробности, – заверил я ее. – Я только… Я только прошу сказать, если мне нужно подождать. Я не хочу ей навредить, не хочу все испортить.

Она нахмурилась и качнула головой.

– Нет. Ты ей не навредишь… Каким образом? – Она была удивлена.

Кажется, София не понимала.

– Попросив ее о том, к чему она еще не готова. Я не хочу начинать все вот так. Не хочу попробовать и тем самым все испортить, чтобы потом это стало вообще невозможным…

– Смерть Габриеля и правда сильно на нее повлияла, возможно, даже слишком; но мне кажется, сейчас это уже не так важно, не в данной ситуации. Ее порой это до сих пор беспокоит. Я видела, как она рассматривает его фотографии. Кажется, что она каким-то образом с ним связана. Но это совершенно не влияет на то, что происходит между вами. Нет, Нико. Причин для этого нет.

Я замолчал, ничего не понимая.

– Совершенно естественно, что она чувствует с ним связь, – в замешательстве пробормотал я.

София мне всегда казалась эмпатичным человеком, нежным и понимающим. Я радовался, раз она не считала то, что было между мной и Эленой, способным каким-то образом ранить Элену. Но это ее равнодушие, эта холодность…

– Нет. Это не нормально, – ответила она. – Ну ладно, хорошо, я могу это понять, но никто не знает точно, погиб ли он на земле.

– Ты это о чем?

София пожала плечами:

– Ну ты же знаешь неписаное правило, касающееся руферов. Если кто-то из них разбивается насмерть, это замалчивают. Элена думает, что Габриель тоже чем-то болел, потому что упомянул нечто подобное в одном видео, которое сам же и стер спустя пару минут после публикации, вот что ее и насторожило. Но кроме этого…

Я покачал головой и шагнул вперед, теряясь все больше с каждой минутой.

– Ты это о чем? Хочешь сказать, что вы точно не знаете, как он погиб? Элена не знает?

– Нет, – ответила она, продолжая хмуриться. – На самом деле никто этого не знает. Его семья решила никому не рассказывать. И я могу их понять.

– Они даже ей не рассказали?

– Нет… – ответила она, приподняв удивленно брови.

– Тогда понятно, почему это ее беспокоит. Это, должно быть, так трудно. Тебе не кажется? Боже. Это же ужасно. Это же… Как же так, почему его девушке никто ничего не рассказал?

– Его девушке?

Мы замолчали. Уставились друг на друга с одинаковым выражением лица.

– Они же с Эленой встречались, верно?

София энергично помотала головой:

– Нет. Конечно же, нет. Они даже не были знакомы.

– Что?

Мы вновь замолчали.

– Подойди, – позвала она меня. – Иди сюда.

София достала из кармана телефон, я подошел к ней и опустился на край кровати. Я сел туда, не понимая, что делаю, как принимаю решения.

Она показала мне профиль в соцсети, который я уже видел у Евы той самой ночью, несколько месяцев назад. Первое, что бросилось мне в глаза, была фотография улыбающегося парня нашего возраста. Блондин, светлые глаза, бледная кожа. Габриель.

– Он был известным русским руфером, – объяснила мне София. – Родился в России, но последние годы провел в Чикаго, со своей семьей.

– Я думал, что он и Элена…

Она отрицательно покачала головой:

– Они не общались. Все очень запутанно. Элена убеждена, что у него было какое-то хроническое заболевание, поскольку они оба лазали, чтобы убежать от всего… – Она соединила пальцы и развела их. – В какой-то степени Элена чувствует с ним связь.

– Я и понятия не имел. Вы так о нем разговаривали, что я решил… – Я не знал, как закончить. – Не важно. Спасибо, София.

Она убрала телефон:

– Ну что, тебе полегчало?

Я был в замешательстве, но все равно кивнул:

– Кажется, да.

Это не объясняло, почему этим вечером она придумала отговорку, почему обманула меня. Была какая-то причина, но я был слишком занят новой информацией, чтобы задавать дополнительные вопросы.

– Точно?

– Да. Спасибо, София. – Я услышал, как открылась входная дверь. Вернулась Ева. – Я вас оставлю, наслаждайтесь фильмом.

Ева появилась в проеме, когда я выходил из комнаты. Я прошел мимо, а она с любопытством посмотрела на меня, как будто бы увидела, что я был растерян, растерян до такой степени, что мне пришлось заново обдумать все, что я знал.

Я решил долго не размышлять. В конце концов, я сделал поспешные выводы. Если бы я более внимательно отнесся к ситуации с Габриелем, возможно, смог бы раньше догадаться о том, что они с Эленой не были знакомы. Но видеть эти фотографии, задавать вопросы – мне это казалось вмешательством в чужое дело.

Весь оставшийся день я читал, а вечером поехал на метро, чтобы заранее приехать домой к родителям. Оттуда мы на машине поехали к моим бабушке и дедушке, которые жили за городом.

Семейные сборища всегда были громкими, нас было очень много. Я встретился с двоюродными братьями и сестрами, которых не видел с прошлого года, выслушал шутки, которые мой дядя травил из года в год, и пожал плечами, когда меня спросили про оценки. Я всех их очень любил, и, хотя иногда хаос становился невыносимым, мне нравилось проводить с ними время. Мне нравилось видеться с семьей.

Мы достаточно рано вернулись. Дорога в столицу была недолгой, в эти часы движение оказалось не слишком интенсивным, но ехать было по меньшей мере целый час, поэтому моя мама не захотела задерживаться за городом.

Я всерьез задумался об Элене, лишь когда мы проехали по Фуэнкарралю. Я увидел «Стеклянную башню» и стоявший рядом огромный подъемный кран, достал телефон, чтобы перечитать наш разговор.

Я так и не понял, почему она мне соврала. Возможно, в этом не было никакого подвоха; возможно, ей просто нужен был предлог, чтобы не встречаться со мной, а она не хотела меня обидеть. Какая мне была разница, если в итоге она предложила увидеться завтра?

Мне должно было быть все равно, должно было…

Я похолодел.

– Мама, останови машину.

Моя мама обернулась, словно по инерции, а затем посмотрела на меня в зеркало заднего вида:

– Что ты сказал?

– Высади меня здесь.

– Но до твоей квартиры еще очень далеко, – возразил отец.

Пришлось быстро соображать.

– Я только сейчас вспомнил, что кое-какие друзья устраивают в этом районе вечеринку. Совсем забыл вам сказать.

– А, ну ладно. – Мама удивилась, но не стала возражать. Отец тоже промолчал. – Как будешь возвращаться?

– На метро, не волнуйся.

– Хорошо. Значит, высадить тебя прямо здесь?

– Да, спасибо, – ответил я, надеясь, что они не заметили, как я нервничаю.

Мама припарковалась рядом с пешеходным переходом, и я не раздумывая вышел из машины.

Я вернулся назад, по дороге, которая шла мимо «Стеклянной башни», и дошел туда спустя несколько минут, показавшихся мне вечностью. Движения в этом месте было совсем немного; да, я столкнулся с парочкой людей, которые направлялись на какую-то вечеринку или же уже с нее возвращались, но все они были слишком заняты, чтобы обратить на меня внимание, и никому не показалось странным то, как быстро я шел по направлению к стройке.

Это было безумием. Настоящим безумием, верно? Я не хотел об этом думать; не хотел думать, что все было взаправду. Но так оно и было.

Я поднял голову и посмотрел наверх, на подъемный кран, стоявший у стеклянного фасада.

Вспомнил нашу с Эленой беседу, когда я впервые ей написал и мы встретились в этом самом месте. Я тогда не знал, что она здесь делала, казалось, она просто прогуливалась среди башен.

Вспомнил, что одним из способов подняться наверх были присоски; другим – подъемный кран.

Вспомнил, что это было незаконченное дело Габриеля, который так и не смог забраться на эту башню, потому что погиб.

Я вспомнил, что она назвала дату, когда он попытался это сделать: в сочельник.

Твою мать. Не может быть. Это не может быть правдой.

Я достал телефон и стал искать номер Элены. Позвонил ей.

Пока шли гудки, я подумал о том, что еще ни разу ей не звонил; что еще ни разу не слышал ее голос в трубке. Очень странно, что я впервые ей набрал, чтобы узнать, забралась ли она на эту дурацкую «Стеклянную башню».

Элена не ответила; лучше я себя от этого не почувствовал.

Пока я наматывал круги вокруг металлического ограждения стройки, я снова набрал Элене. Беспокойство нарастало, и моя интуиция подсказывала, что настал момент для паники.

Самым разумным было бы развернуться и уйти, но я не мог.

Я не знал, что творю. Убедившись, что рядом никого нет, я схватился за металлическое ограждение, подтянулся и оказался на другой стороне, проверил, что охраны поблизости нет. И даже внутри, на стройке, я не совсем понимал, что делаю.