Текст книги "В конце строки"

18
Нико и Элена

Декабрь

Даниель позвонил, когда катастрофа уже разразилась.

Когда он вернулся в квартиру, то увидел, что трубу в ванной прорвало, и было неизвестно, сколько это уже продолжалось.

Весь пол заливала вода, доходило даже до гостиной. К счастью, она не доставала ни до одного из диванов, ни до дыры в полу.

Мы не могли позвонить хозяину квартиры. Это было рискованно, ведь он мог увидеть дыру, соединявшую две квартиры. Поэтому нам пришлось решать эту проблему самим.

Чтобы отключить воду, Ева отыскала председателя дома, а мы в это время думали, что будем делать, и после просмотра огромного количества обучающих видео с использованием инструментов и материалов, о которых мы слышали впервые, стало понятно, что все же придется звонить сантехнику.

Заплатили мы из своего кармана. Счет разделили на троих, решили, что так будет лучше, чем рисковать из-за дыры.

В любом случае в ванной был настоящий бардак; пол весь в сухой штукатурке, а стена… На стену было больно смотреть.

Мы договорились, что уж ее-то точно сможем привести в порядок, и в тот же день сходили в строительный магазин за банкой краски, самой дешевой, что нашлась в продаже.

Мы купили пять литров синей краски, которая не особо сочеталась с плиткой пастельно-зеленого цвета, и подумали, что когда столкнемся лицом к лицу с хозяином квартиры, тогда и решим, как будем это все объяснять. В любом случае в сравнении с дырой краска не казалась нам такой уж большой проблемой.

Пока мы выбирали цвет, Ева позвонила Софии, или, возможно, это София ей позвонила. Суть в том, что когда Ева положила трубку, то сказала мне, что придут девушки.

– Девушки?

– Элена тоже, – добавила она, ухмыляясь.

Когда они прибыли, работа уже кипела, и я вышел, чтобы открыть им дверь.

Первое, что я увидел, были ее глаза.

В Мадрид неожиданно пришли холода, и Элена явилась укутанная с ног до головы в несколько слоев одежды. На ней были серые зауженные джинсы и меховые высокие сапоги. Мне кажется, это был первый раз, когда я видел ее не в кроссовках. Еще на ней было пальто, черное, широкое, мягкое, мешковатого кроя, которое, казалось, ей велико размера на два, шапка темно-синего цвета и серый шерстяной шарф, который она обмотала вокруг лица.

Было видно лишь ее глаза, золотистые и красивые, привлекавшие мое внимание, требующие его.

– Привет, – пробормотала София, снимая шарф.

Когда она поняла, что я не приглашаю их пройти, то сняла сапоги и прошла сама.

– Привет, – ответил я, отходя в сторону.

Элена, улыбаясь, прошла рядом со мной и стала медленно раздеваться: сначала шапка, потом шарф, пальто…

– Нико, говори, что делать, – попросила София.

Возможно, я слишком долго пялился на Элену. Похоже, я застыл, не понимая, ни что говорить, ни что делать, ни как это делать.

– Мы все в ванной, – сказал я.

Оттуда исходил запах краски. Когда София заглянула в проем и увидела, как у нас шли дела, она скривилась.

– Боже мой. Стена… она синяя.

– Да, – признал я.

– Но плитка же…

– Ага.

– И другие стены…

– Ага.

Они обе молчали, и наконец София набрала в легкие воздуха и вошла в ванную, а мы с Эленой остались вдвоем.

Молчание долго не продлилось.

– Значит, трубу прорвало, – прокомментировала она.

– Типа того.

– И именно вы должны этим заниматься?

– Ну… позвонить хозяину квартиры мы не можем.

Кажется, она сразу же все поняла. Приподняла брови и кивнула:

– Ладно. Это из-за этой… О чем нельзя говорить, верно?

Я улыбнулся:

– Именно.

Элена протянула мне руку ладонью вверх, как бы ожидая, что я ей что-то дам. Я вначале не понял и просто уставился на нее, не зная, что делать, думая о том, что в последний раз, когда мы были вдвоем, это было той ночью на крыше, когда я показал ей настоящую «Офелию», «Офелию» моей мечты.

С тех пор все наши встречи проходили в компании других людей, среди наших друзей.

Пару ночей назад, «У Райли», я увидел, что она смотрит на меня. Неделей раньше, в один из тех вечеров, когда мы собирались в этой самой квартире, случилось нечто подобное. Тогда Элена села рядом со мной, очень близко, без особой необходимости.

Или, возможно, мне это просто показалось.

– Валик, – попросила она через пару секунд. – Или какую-нибудь кисточку. Вы чем красите?

Я вышел из ступора, зашел в ванную и дал ей валик, и вскоре мы уже все потихоньку красили стену.

Это была настоящая катастрофа. Краска оказалась настолько плохого качества, что начинала отслаиваться, когда мы проводили валиком по одному и тому же месту два раза; в непрокрашенных местах проглядывал родной зеленоватый цвет стены, а плитка, которая проходила сверху по всему периметру ванной, заляпалась краской.

В ванной не было окон, а мы не догадались купить маски, поэтому сменяли друг друга и по очереди выходили подышать свежим воздухом.

В конце концов нам пришлось проветривать всю квартиру. В итоге прямо в пальто мы сели впятером у входа в ванную и стали рассматривать результат трудов.

– Этот синий оттенок… – протянула Элена. – Будто бы смотришь в небо.

Я повернулся к ней.

На какое-то время все замолчали. Было холодно, запах краски распространился повсюду, и я был уверен, что Даниель спрашивал себя, сколько времени ему придется жить у меня, потому что его квартира на какое-то время превратилась в место, непригодное для жизни.

– Или будто бы находишься на морском дне, – отозвался я.

Я почувствовал, как остальные закивали.

Мы продолжили беседу о небе, море и ванной Даниеля. Это был весьма странный разговор.

Прежде чем выйти, мы открыли все окна и, пока ждали доставку пиццы, спустились в нашу квартиру.

Я увидел, как Элена вошла в квартиру и начала рассматривать все так, словно очутилась здесь впервые: мебель, книги, разбросанные по разным углам и балконам, выходящим в этот дворик с дикими зарослями.

Вход на второй этаж «Офелии».

Я видел, как она подняла голову и посмотрела наверх. У нее был красивый профиль; за всю свою жизнь я не видел профиля прекраснее: губы, нос, нижняя часть лица и линия подбородка – все было идеальным.

Я вдруг понял, что она делала. Она искала дыру.

Она отвела взгляд, когда заметила, что я за ней наблюдаю, улыбнулась, но промолчала. Соблюдала правила.

Я спросил себя, какие у нас были правила и где проходили границы. Их не было ни в прикосновениях той ночью, ни в том порыве, во время которого она провела по моему лицу перепачканными краской пальцами.

В этот раз это я сел рядом с ней на диване.

Впятером мы сели обедать, и я замечал каждый сантиметр, который отделял наши ноги от соприкосновения, задерживал дыхание каждый раз, когда Элена роняла голову мне на плечо или смеялась так сильно, что откидывалась на меня.

У нас даже нашлось время для чтения. В какой-то момент Даниель пропал, а Ева стала что-то показывать Софии на своем телефоне. Элена указала на одну из книг, лежащих на журнальном столике, и убедила меня прочитать вслух несколько страниц.

– Как грустно, – сказала она мне.

– Не переживай. Там хороший конец.

– А, так мы знаем конец? – удивилась она.

– Я прочитал почти все книги в этом доме по меньшей мере раза два, – оправдывался я.

– Какую книгу ты читал чаще всего? – спросила она с неподдельным интересом.

– «Ничто» Кармен Лафорет[13]13
  Испанская писательница, бо́льшая часть ее творческой деятельности пришлась на время франкистского режима. «Ничто» – ее самый известный роман.


[Закрыть].

Мы еще немного поболтали о книгах. Незадолго до полуночи София с Эленой решили уйти. Тогда уже стало совсем холодно.

Не спрашивая меня, Ева предложила проводить их; она знала, что я соглашусь, но из-за жуткого холода ни одна из девушек не хотела, чтобы мы с Евой выходили из дома.

После тридцати минут препирательств они решили уйти без нас. Даниель поднялся к себе за пижамой, София попрощалась с Евой и стала спускаться по лестнице, а Элена… Элена задержалась на выходе.

Мы остались одни.

Я слегка прикрыл дверь, чтобы удержать тепло в квартире, но еще и для того, чтобы мы остались наедине.

Из-за этого намотанного шарфа казалось, что от нее остались одни лишь глаза, она утонула в этом огромном пальто, теребила его руками.

Какое-то время мы стояли молча.

По морщинкам, которые образовались вокруг ее глаз, я знал, что Элена улыбается, в этом взгляде отражалась улыбка, за которой я мог проследить с закрытыми глазами.

Но мы так и молчали.

Я перевел дух.

– Спасибо, что пришла.

– Я прекрасно провела время, – ответила она.

– Я тоже… Доброй ночи, Элена.

Мне показалась, что она тоже переводит дыхание.

– Доброй ночи, Нико.

Улыбаясь, она повернулась, а я так и остался, пока она не исчезла и пока я не услышал звук закрывающейся за ней двери подъезда.

Когда я вернулся в квартиру, Ева стояла, прислонившись к дивану. Руки у нее были скрещены на груди.

– Во что ты играешь, Нико?

– Если это какая-то игра, мне кажется, я проигрываю, – ответил я честно.

Она засмеялась:

– Что ты имеешь в виду?

– Кажется, я влюбляюсь.

Ева подняла в удивлении брови. Жестом показала сесть с ней рядом и продолжила расспрашивать:

– Так, значит, вы поцеловались?

Я расхохотался:

– Нет. Ничего такого.

Ева, не веря своим ушам, тоже засмеялась. Она пригладила рыжие волосы и убрала их за уши.

– Это такое громкое слово – влюблен? Ты серьезно?

– Очень.

– Я уже очень давно не слышала, чтобы ты произносил его. – Она нахмурилась. – Вообще-то, кажется, ты такого никогда и не говорил. Твои последние серьезные отношения были с… Хулией? Это когда было?

– На втором курсе.

– Два года вместе, верно? Не какая-то ерунда.

– Да уж, вовсе не ерунда, – подтвердил я немного растерянно.

Мы встречались с Хулией целых два года, целых два курса. Вначале все было прекрасно, но, мне кажется, мы друг друга не понимали. Затем начали часто ссориться, плохое стало перевешивать хорошее. Мы не сумели отпустить друг друга вовремя.

– Именно. Это были серьезные отношения, и я ни разу не слышала, чтобы ты говорил, что влюблен.

Я кивнул. И правда. Дело в том, что я и сам тогда не знал. Была первая школьная любовь, от которой у меня остались приятные воспоминания, и пара интрижек до и после Хулии, но до этого момента, до Элены, я еще ни разу себя так не чувствовал.

– А ты влюблена в Софию? – спросил я.

Ева ужасно покраснела. Ее щеки слились по цвету с волосами. Она закусила губу.

– А можно ли быть влюбленным в кого-то, кого ты еще даже не целовал?

Казалось, она и правда хотела знать. Я слегка улыбнулся.

– Думаю, да.

Мы засмеялись. Ева вздохнула:

– И чего тогда ты ждешь?

Я перевел дух.

– Именно из-за этого, из-за того, что чувствую, я и не могу решиться сделать шаг.

Ева улыбнулась. Возможно, она поняла. Возможно, она видела то, что делало нас похожими.

Она взяла меня за руку.

– Все будет хорошо, – пообещала она, не задавая никаких вопросов, не говоря ничего больше.

Мне тоже хотелось, чтобы все было хорошо.

19
Седьмое письмо

Дорогой друг и напарник!

Сегодня я вспомнила, как ты впервые рассказал мне про путешествие на север. Ты упоминал его вновь и вновь. Эта тема постоянно звучала, стала навязчивой идеей.

«Когда-нибудь, когда-нибудь я отправлюсь на север».

Потом и я стала частью этой идеи: «Мы отправимся».

Иногда я спрашиваю себя, что было бы, если бы тем летом я снова сказала тебе «нет». Я представляю, как прошу у тебя больше времени на сборы, чтобы привести свои дела в порядок. Я представляю, как предлагаю тебе что-то другое: путешествие на юг или, возможно, путешествие дальше на север, совсем далеко, на какой-нибудь застывший от холода пляж. Я спрашиваю себя, что бы случилось, если бы мы поехали, но тем утром вышли бы из отеля на пять минут раньше; что бы случилось, если бы мы остановились в каком-нибудь кафе или на смотровой площадке.

Пятью минутами позже или пятью минутами раньше. Тремя минутами. Двумя. Всего лишь несколькими секундами. Да какая разница? Любая перемена могла бы изменить все или не изменить ничего. Мы уже никогда этого не узнаем.

Сегодня я показала ему шрамы, которые оставил мне тот день. Он не задавал вопросов, на которые я не смогла бы ответить; он и не пытался.

Я была рада показать их ему. Я провожу по ним пальцами и понимаю, что все произошло на самом деле. Это так сложно, все осталось в болезненном прошлом… Но когда я до них дотрагиваюсь, чувствую их, понимаю, что все это было в реальности и что боль и сожаление появились не просто так, а из-за чего-то настоящего, которое когда-то было прекрасным и удивительным… и нашим.

Иногда боль – это цена, которую мы платим за право любить всем сердцем.

20
Нико и Элена

Не знаю, в каком часу ребята пришли в «У Райли», но отчетливо помню, сколько времени было на часах, когда Элена решила мешать мне работать. В какой-то момент ей показалось, что находиться рядом со мной было гораздо интереснее, чем где бы то ни было, будь то танцпол или караоке, где Даниель вот-вот мог остаться без голоса.

Ребята очень часто приходили в мою смену. Они обычно проводили время между баром и танцполом, а когда клиентов было мало, болтали со мной.

В тот вечер «У Райли» было достаточно оживленно, поэтому они то подходили к бару, то, когда я не мог уделить им время, уходили. Элена же в какой-то момент села напротив барной стойки и просидела там всю ночь.

Было без пятнадцати три, когда что-то заставило меня повернуться и я заметил, как Элена следит за мной взглядом. Я знал, что она сидела за барной стойкой из-за меня, ждала, когда я закончу обслуживать других и вернусь к ней; но до того самого момента я не замечал, что она за мной наблюдает.

Ее распущенные волосы лежали на плечах и кудрявились сильнее обычного, непослушные и непричесанные. Она поставила локти на барную стойку, уперлась подбородком в ладони и смотрела на меня.

Когда наши взгляды пересеклись, она мне улыбнулась, но глаз не отвела.

Мне нужно было обслужить одного клиента, а потом еще одного и еще… И каждый раз, когда я поворачивался в ее сторону, видел, что она продолжала за мной наблюдать.

Между заказами я подошел к ней.

– Что ты делаешь? – спросил я встревоженно.

На Элене был черный узкий свитер с высоким горлом. Я знал, что ей было в нем жарко, потому что видел, как этим вечером она несколько раз его дергала. Она снова это сделала.

– А что такое? – поинтересовалась она.

– Ты следишь за мной, – с любопытством ответил я.

Мне пришлось ее оставить и обслужить посетителя. Я разбирался с оплатой и поворачивался к ней, она продолжала улыбаться.

– И вот ты снова смотришь на меня.

– А как ты это узнал? – уточнила она.

Она накрасила губы красным; ярким темно-красным, который прекрасно сочетался с ее улыбкой.

Кто-то меня позвал. Мне пришлось вновь ее покинуть. Я выслушал заказ, приготовил два напитка, обменялся удивленными взглядами с Эленой и вернулся к ней.

– Я это знаю, потому что поймал тебя на этом, и не один раз.

– Значит, ты тоже за мной наблюдал.

– Да, но…

Я снова засмеялся, потому что она тоже улыбнулась, но я не мог больше оставаться. Я ушел принимать заказ у следующего клиента, а потом у других, и все это время, всю ночь я видел, как она продолжает следить за мной.

Я нервничал и смеялся, вновь смотрел на нее и краснел, отводил взгляд, несмотря на то что прекрасно понимал, что она делает это специально, а я не мог удержаться.

Казалось, причину она мне так и не раскроет. Может, она просто хотела меня побесить.

Все дождались конца моей смены, и мы закрыли «У Райли». Даниель сидел на стуле недалеко от входа, прислонившись головой к стене, вытянув ноги и свесив руки. Удивительно, как это он не упал, как ему удалось удержать равновесие. Когда мы наконец собрались уходить, нам пришлось его разбудить.

Впятером мы вернулись домой. Температура на улице продолжала падать, но казалось, ни у кого не было необходимости идти быстрее обычного. Мы удалялись от бара привычной ленивой походкой, останавливаясь на каждом углу и выслушивая очередную глупость Даниеля, притормаживая у каждой витрины и рассуждая о пользе того, что никто не собирался покупать, и наконец остановились у «Офелии», у настоящей «Офелии».

Пытаясь заглянуть внутрь, Ева заслонила собой стекло.

– Там и правда что-то есть, – прошептала она, ее глаза заблестели. – Подойди поближе, – позвала она Софию. – Еще ближе. Сейчас увидишь. Нет. Не там. Вот здесь.

Это была странная картина. Даниель прислонился к заклеенной газетами витрине «Офелии». Казалось, он был далек от всего, что мы делали, – руки в карманах, взгляд потерянный. Ева и София, смеясь, наклонились к стеклу, оно запотело от их дыхания. А Элена… Элена смотрела на бабочек «Офелии».

– Почему она фиолетовая? – спросила она.

– Почему это именно бабочка? – София выпрямилась и подняла голову.

– Возможно, это был магазин бабочек, – предположила Даниель.

– Что ты имеешь в виду? – ответила Ева.

Я заметил, как она сунула руку в карман косухи, как будто что-то искала, и скривилась, потому что не смогла найти пачку сигарет. Видимо, это был настоящий облом – вспомнить, что после грандиозной пьянки ты решила бросить курить.

– Я имею в виду… магазин бабочек, – ответил Даниель, не вдаваясь в подробности.

Он, в отличие от остальных, даже не смотрел на бабочку; он вообще ни на кого конкретно не смотрел. Его взгляд был устремлен куда-то в пол, куда-то вдаль. Он был очень пьян.

– Даниель, магазинов бабочек не существует, – возразила Ева.

– Потому что их всех закрыли, как и «Офелию», – сказала с грустью София.

Элена начала смеяться, но не стала ей возражать. Никто не стал.

– Слушайте, – прошептал Даниель. – Я все еще не купил лотерейный билет.

Казалось, он очень переживает.

– Ничего страшного.

– Я обязательно куплю.

– Знаю.

– Я отдам тебе свой выигрыш. Весь его тебе отдам, чтобы ты открыл «Офелию».

– Ух ты… – встряла София. – Как щедро.

– Как думаешь, сколько выиграешь? – спросила Ева.

– Самый крупный приз, – уверенно заявил Даниель.

Элене стало ужасно смешно. Я похлопал Даниеля по плечу:

– Спасибо. Это очень мило с твоей стороны.

Даниель тоже похлопал меня по плечу и быстро меня обнял:

– Ты же знаешь, что я люблю тебя.

Мы уже собрались двинуться в путь, как сзади зазвенел звоночек, и мы обернулись. Прежде чем увидеть приближающийся к нам велосипед, я почувствовал, как кто-то дернул меня за руку и тихонько отодвинул в сторону.

– Осторожнее… – шепнула Элена.

Меня бы не сбили, но я все равно поблагодарил ее.

– Рада была спасти тебе жизнь, – решительно ответила она.

И вдруг, вместе с ее улыбкой, я осознал, что она взяла меня за руку. Пальцы Элены, теплые и крепкие, обвили мои, и это было наяву; я был там и смотрел на нее.

Мы двинулись с места. Все двинулись с места, но я на секунду остановился, потому что еще не до конца осознал, что произошло, но Элена начала идти, и я пошел за ней, потому что она вновь немного дернула меня за руку.

Я сделал один неуверенный шаг, второй, третий… И продолжал идти, не веря, что Элена держит меня за руку, и у нее это выходит так легко, так естественно. Мы вместе шли домой, и наши руки стали терять тепло из-за ледяного воздуха, но нам было все равно.

Элена не заметила. Должно быть, для нее это было так же естественно, как дышать. У меня были схожие ощущения. Я не знал, как раньше жил без этого; но как только ее пальцы дотронулись до моих, я вдруг понял, что ни за что ее больше не отпущу.

Через квартал я немного расслабил хватку, чтобы переплести наши пальцы. Осмотрел трассу, натянул веревку, потому что знал, что она заметит; но Элена никак не отреагировала. Она приняла эту перемену, это прикосновение и продолжила идти рядом со всеми остальными, молча слушая пьяную беседу Даниеля и Софии.

Вдруг она запнулась о свои же ноги. Трудно было поверить в то, какой неуклюжей Элена могла быть, учитывая ту легкость, с которой они взбиралась по трассам и крышам.

Так мы и шли, держась за руки, до самого подъезда. Я медленно таял все это время, таял от каждого сантиметра, где моя рука касалась ее кожи, от каждого прикосновения наших плеч… Я таял от соприкосновения каждой клеточки.

Когда мы разомкнули руки, я парил.

Элена и София на прощание помахали нам рукой и продолжили прощаться у подъезда, несмотря на то что мы сказали им сразу заходить, ведь они могли замерзнуть.

– Произошло что-то, о чем я не знаю? – Ева засунула руки в карманы и немного съежилась.

Мне не нужно было спрашивать, о чем шла речь, я и так знал.

– Ты думаешь, я бы не побежал к тебе с новостями?

По ее карим глазам было видно, что она улыбается, хотя шарф закрывал половину ее лица.

– Так я и думала. Значит, ситуация все та же?

– Та же, – подтвердил я.

Несколько секунд Ева ничего не говорила, но я знал, что она еще не закончила.

– Прошло уже несколько недель с твоего свидания с Эленой, и до сих пор ничего не произошло.

– Это было не свидание, – быстро возразил я. – Не в том смысле.

– Ты ее пригласил, – парировала она. – Вы встретились наедине, и вот теперь вы ходите за ручку.

Я пнул какую-то валявшуюся на дороге плитку:

– А если я ошибаюсь?

– В чем? – с напором спросила Ева.

Даниель шел впереди нас. Он напевал себе под нос какую-то песню, которую наверняка до этого пел в караоке, и, кажется, не интересовался нашей беседой.

– А если все было не так? Вдруг… вдруг это было никакое не свидание?

– Я не знаю, Нико. Не знаю, что думает Элена. Наверное, тебе лучше спросить у нее.

Я засмеялся:

– Ну да, конечно, потому что это проще простого – задавать вопросы, не рискуя послать все к чертям собачьим.

Ева остановилась и посмотрела на меня. Она открыла рот, готовая мне возразить, но так ничего и не сказала, увидев мое выражение лица.

– Да, лучше ничего не говорить.

Ева вздохнула.

– Мы никчемны, когда дело касается романтики, – подвела черту она.

Я приобнял ее за плечи:

– Абсолютно никчемны.