Текст книги "Дежа вю (сборник)"

Николь. Генри Тамон на проводе

Я вернулась в гостиницу чуть живая. Поездка в Тотридж сильно утомила меня. То ли на меня подействовал так перепад давления, то ли непривычная поездка в автобусе отняла все силы.

Я решила пораньше лечь спать, и даже забралась в постель, но сомкнуть глаз не могла. Теперь, когда мы убедились, что рукопись содержит и правдивую информацию, следовало отнестись к ней с еще большей серьезностью. Но загадочность ее появления и, главное, ее назначение не давали мне покоя. Как же мне хотелось, чтобы рядом был Генри Тамон, мой дражайший босс, с его непоколебимой логикой и неверием в чудеса. Я подумала, что стоит позвонить ему, но дурацкое самолюбие заставило меня искать для этого подходящий предлог. Просто позвонить и попросить помощи я не могла…

Повод нашелся – я вспомнила, что сегодня день рождения его жены, а значит, я могу позвонить, чтобы поздравить ее, а может, и поговорить с Генри.

Китти удивилась моему звонку, но была польщена моим вниманием. Я же мучилась от стыда, зная истинную цену своему вниманию. Генри, разумеется, был дома.

– Я вас не отвлекаю? – спросила я, когда он взял трубку.

– Нет, гости ожидаются в субботу. Лучше скажите, как у вас дела? – в его голосе чувствовалась тревога. – Надеюсь, ничего не случилось?

– Со мной ничего. Но вообще-то…

– Давайте сделаем так: я перезвоню вам из кабинета – это выйдет дешевле, и телевизор не будет мешать, а то Китти смотрит вечернее ток-шоу.

– Спасибо, Генри.

Когда Генри перезвонил, я довольно подробно пересказала ему текст рукописи, упомянула о странном ее происхождении и, конечно, о своем визите к Катлерам и поездке в Тотридж. Отдельные фрагменты, которые считала наиболее важными, я зачитывала вслух. Генри слушал меня, не перебивая и лишь иногда издавая звуки, свидетельствующие о его полном внимании.

Когда я закончила, Генри с минуту помолчал, а затем спросил:

– У вас не сложилось впечатления, что рукопись обрывается? Я даже не имею в виду, что сюжет не замкнут, просто вдруг повествование кончается и все.

– Сложилось, и это еще одна загадка… Но, полагаю, если разгадать остальные, то и этот вопрос прояснится.

– Я должен подумать, Николь. Вы правильно поступили, что позвонили мне. – Я покраснела. – Когда утром я могу вам перезвонить? В девять не будет рано?

– Не будет. Спокойной ночи, Генри.

* * *

Разделив груз проблем с Генри, я спала сном младенца, даже без сновидений…

Меня разбудил звонок телефона. Взглянув на настенные часы, я поняла, что это Генри – было ровно девять.

– Вам удобно разговаривать? – спросил он вместо приветствия.

– Да, я еще в постели. Если честно, ваш звонок меня разбудил.

– Завидую. Мне удалось отключиться лишь на полчаса.

– Мне стыдно… Генри, мне не следовало…

– Следовало, еще как следовало. Думаю, что мне кое-что удалось. Давайте я вам все изложу, а потом, если повезет, попробую уснуть.

– Конечно, Генри. Только одну секундочку…

Я встала с постели, надела халат, сдвинула подушки повыше и села на кровать, прислонившись к ним. В лежачем положении я боялась заснуть…

– Разумеется, это лишь версия, ее предстоит подтвердить или отбросить, но это уже ваше дело. Но версия непротиворечивая. Итак, то, что вы называете рукописью. Я, как вам известно, ее не читал, но полагаюсь на ваш подробный пересказ и важные цитаты. Разумеется, это не сухое перечисление имевших место событий, но и не художественное произведение – много отрывочной информации, не стройный и не замкнутый сюжет, некоторые герои описаны излишне подробно, а о других мы узнаем лишь крохи. Даже появляется ощущение, что автор просто извлекает из своей памяти то, что удается извлечь. И если вам показалось, что это не слишком удачный детективчик, то дело лишь в том, что события в рукописи крутятся вокруг расследования убийства… – Я поразилась, как Генри глубоко проанализировал рукопись. Меня всегда потрясала его способность запоминать! Я знаю, что у незрячих происходит компенсация, но память Генри феноменальна, даже для человека, лишенного зрения. Он держал в памяти все, что слышал, а спустя годы мог воспроизвести услышанное, в точности подражая голосу и сохраняя интонации. – Если автор среди действующих лиц, то следует предположить, что это Бруно Райновски. Это очевидно, ведь в рукописи содержатся различные детали, которые могут быть известны лишь ему. К примеру, сон об отце. Кстати, по-моему, ему не следовало его записывать, он изрядно рисковал здоровьем своего отца. Впрочем, все это при одном условии: рукопись содержит достоверную информацию и не является вымыслом.

Помните, что профессор Краузе сказал Бруно Райновски? Так вот, рукопись описывает события, как они выглядят с точки зрения автора, но с любой другой точки зрения они могут выглядеть иначе.

– Но ведь не было никакого суда над Краузе! – прервала я монолог Генри.

– Секундочку, Николь. Не торопитесь. До этого мы еще дойдем. Я хочу сказать, что моя версия держится на предположении, что автор специально не вносил в рукопись вымысел, и что в этом смысле ему можно доверять, насколько можно доверять любому автору… А если так, то давайте вспомним кульминацию. Бруно в панике – он опасается, что Эстер займется этой селек… не запомнил, но вы поняли. Заметьте, что я принимаю эту теорию всерьез! Еще пару лет назад я не решился бы произнести эти слова вслух, опасаясь обструкции, да они и не пришли бы мне в голову! Но вернемся… Бруно обращается к Гарри за помощью. Кстати, советую вам сделать то же самое!

– Зачем?

– Секундочку, сейчас поймете. Гарри – физик. Он честно делится с Бруно главной проблемой эвереттики. Как доказать, что мир устроен именно так, как она его описывает? Ведь в результате того самого трудно произносимого явления мы оказываемся в иной реальности, но ничего не знаем о предыдущей. Наша память меняется… Не сомневаюсь, что Гарри озабочен поисками эксперимента, который бы позволил получить какой-нибудь практический результат, а тут Бруно со своими проблемами… Итак, мы имеем рукопись, неизвестно зачем написанную, и имеем идею Гарри, которую автор от нас утаил, но… рукопись на этом обрывается! Мы в шаге от истины. Хотите сделать этот шаг сами?

– Если обрыв рукописи связан с идеей Гарри, то следует предположить… то есть, можно предположить, что… Гарри велел… посоветовал Бруно записать все события… Но для чего?

– Вы умница, Николь! Именно так. Гарри полагает, что артефакт может зафиксировать память о текущей реальности, и если то, что попытается вызвать Эстер, приведет к катастрофическим результатам, то это позволит хоть что-то исправить…

– Но как?

– Хороший вопрос, но с ним лучше к Гарри. В конце концов, это всего лишь моя догадка.

– Допустим. Итак, по совету Гарри Бруно фиксирует на бумаге главные события последних недель. Но как рукопись попала к Мэриэл?

– Логично предположить, что, написав эту рукопись, Бруно должен был передать ее человеку, чья память в результате предполагаемого изменения реальности не претерпит существенных изменений. То есть человеку, не участвующему в описанных событиях. Но этот человек должен отнестись к рукописи серьезно и исследовать ее. Трудно представить лучшую кандидатуру…

– Да. Насчет Мэриэл нет сомнений. Но КАК?

– А разве Инесс вам не рассказала как?

– Инесс? При чем тут Инесс? – Моя голова пошла кругом.

– Шоколадные конфеты с ликером. Грильяж. А потом снова с ликером. Уж если я рассуждаю о физических экспериментах, то от меня уже можно ожидать чего угодно! В эвереттике это называется склейкой. Версия? Представьте себе, что у Эстер все получилось и произошло это до того, как Бруно отправил рукопись Мэриэл Адамс. Ведь он не мог не думать об этом. Наверняка он представлял себе ее, листающей его писанину. Это хороший импульс для склейки, так что вот такой грильяж… Кстати, ряд несоответствий рукописи нашей реальности указывают на то, что эта селективная штука произошла! Суд над Краузе, квитанция из химчистки в кармане Гюнтера Пфлегера, смерть отца Бруно, если я вас правильно понял, она подразумевалась – все это упомянуто в рукописи, но не имеет отношения к нашей реальности.

– Теперь понятно.

– Николь, найдите телефон семейства Слоу и выясните, как чувствует себя мадам!

– Интересная мысль. Почему мы этого еще не сделали? Но…

– Что но?

– Кто же убил Вольфганга Шмида?

– Ах да… Если честно, то у меня не было времени об этом подумать… В любом случае сейчас я должен отправиться спать.

– Ох, простите, Генри. Спокойной ночи, то есть…

В трубке послышались гудки. Действительно, почему мы до сих пор не заинтересовались семейством Слоу? Я заглянула в свою копию рукописи, чтобы вспомнить, как зовут госпожу Слоу, а затем набрала телефон справочной службы, попросив соединить меня с Патрицией Слоу. Девушка управилась за несколько секунд.

– Патриция Слоу слушает, – раздался в трубке спокойный приятный голос.

Я хотела дать отбой, так как мне все стало ясно, но в последний момент передумала:

– Скажите, госпожа Слоу, у вас работает девушка по имени Эстер?

– Нет. Но кто вы и почему спрашиваете?

Я извинилась и повесила трубку.

Мэриэл. Полный сбор

– Кажется, я первый, коллега? – сказал Эрик Катлер, входя в мой кабинет.

– Я не думаю, что вам придется долго скучать, комиссар, – парировала я.

В подтверждение моих слов на пороге появилась Николь. Ее движения были порывисты, а глаза сверкали. Я сразу почувствовала нечто необычное.

– Всем привет, – сказала Николь, и это прозвучало несколько громче обычного и чуточку фамильярно. Она явно была чем-то возбуждена.

Кажется, и от внимания комиссара не укрылось состояние Николь. Он заметил:

– Как вы себя чувствуете, Николь? Надеюсь, поездка в Тотридж не слишком утомила вас?

– Спасибо, комиссар, все в порядке. Я разговаривала с Генри, он просил всем передать привет.

– Мне кажется, что у тебя есть, что передать нам кроме привета… – бросила я пробный камень и попала.

– Да, но давайте дождемся Дэвида и Бруно Райновски.

– А я уже здесь, – сказал, входя, Бруно. – Добрый вечер! Как поживаете, господин комиссар?

– Рад вас видеть, – сухо сказал Катлер, пожимая руку Бруно.

– А где все? – войдя в кабинет, спросил Дэвид Сомс.

– Ты опоздал с этим вопросом минуты на три… – сказала я под общий смех. – Итак, господа, все в сборе, давайте приступим. Пожалуйста, все садитесь. Кресел хватит всем – Ари об этом позаботился. Мне не терпится выслушать Николь. Как мне кажется, она хочет сообщить нам нечто важное. Пожалуйста, Николь.

– Вчера вечером я рассказала Генри Тамону, моему боссу, все, что имеет отношение к нашему вопросу, а сегодня утром он перезвонил мне, чтобы изложить свою версию событий, связанных с происхождением и появлением здесь рукописи. – Стало тихо. Было интересно наблюдать, как все пожирают глазами Николь, а та увлечена настолько, что не замечает ничего вокруг себя. – Вы помните, в самом конце рукописи Гарри дает Бруно Райновски указание или, если хотите, совет, суть которого автор утаивает. Так вот, Генри вполне логично предполагает, что Гарри велел Бруно описать все события, как-то связанные с его расследованием. Авторство господина Райновски является наиболее вероятным, ведь в рукописи затронуты многие моменты, известные лишь ему.

– Я протестую, – заявил Бруно Райновски.

– Протест отклоняется, – серьезно ответила Николь, – и сейчас поймете почему. Итак, вы помните, почему Гарри дал такой совет? Они опасались, что попытка Эстер произвести селективную декогеренцию может оказаться удачной, в смысле, что она сможет совершить это, и искали способ как-то противостоять ей. К тому же Бруно боялся, что в новой ветви он окажется не знакомым с Эстер.

– Я действительно не знаю, кто это! – сказал Бруно.

– Вот видите. Нет сомнения, что Эстер удалась ее с виду безумная затея. Об этом как раз и говорят отличия рукописи от нашей реальности. Мы еще не знаем, обращалась ли Патриция Слоу к профессору Краузе, но если обращалась, то ему, по-видимому, удалось вылечить ее. Так или иначе, у Патриции Слоу нет амнезии, и потому в нашей ветви мироздания не было никакого суда над профессором Краузе, не было жюри присяжных и, полагаю, не было исчезновений Голдсмита и Густавсона. Правильно, комиссар?

– Это верно, – вместо комиссара ответил Дэвид Сомс. Комиссар кивнул в знак согласия.

– А, следовательно, убийство Вольфганга Шмида никоим образом не связано с жюри. В кармане Гюнтера Пфлегера не оказалось квитанции из химчистки, что чуть не завело расследование в тупик.

– Откуда известно, что с Патрицией Слоу все в порядке? – спросила я.

– Я позвонила ей. Уже то, что она называет себя Патрицией Слоу, свидетельствует об этом. Кстати, она сообщила, что у нее нет работницы по имени Эстер. – Николь посмотрела на Бруно. Тот не выказал никакого интереса к ее словам. А может, сделал вид.

– Бруно, может, вы объясните, как рукопись оказалась на моем столе. Точнее, как вам это удалось? – спросила я.

Бруно насупился. Он понимал, что любой его ответ станет поводом для наших шуток. Его выручил Дэвид:

– Что ты пристала к человеку, неужели не ясно, что речь идет о склейках. Ведь если произошла декогеренция, то она обычно сопровождается шлейфом склеек, это как хвост у кометы. – Я даже не подозревала, что Дэвид столь осведомлен в этом вопросе. Я смотрела на него с восхищением, а он продолжал: – Иногда склейки воспринимаются нами как мелкие недоразумения или несуразности, которые быстро проходят, то есть стираются из нашей памяти, как это обычно происходит со сновидениями. Помните, как Бруно описывал присяжных, которые не могли логически обосновать свое решение? Но, бывает, дело принимает более серьезный оборот. Так рукопись сразу же укоренилась в памяти Николь, Мэриэл, Ари. Затем с ней ознакомились Бруно Райновски, комиссар Катлер и ваш покорный слуга. Так что это всерьез и надолго.

– Вот оно что! – вскрикнул комиссар Катлер. Я никогда еще не видела его столь возбужденным. – Эта история с шоколадными конфетами, которые купила Инесс. – И он рассказал эту забавную историю.

– Это была первая склейка, на которую обратил внимание Генри Тамон, – вставила Николь. – Что же касается рукописи, то Генри предполагает, что Бруно не успел ее отправить, но его желание как бы материализовалось с помощью склейки.

– Итак, – взяла слово я, – версия Генри Тамона понятна, но как нам убедиться, что дело обстояло именно так? Выглядит это фантастически.

– Генри предложил обратиться за помощью к Гарри, тем более что, по его мнению, Гарри будет интересно узнать, к чему привела его идея, – сказала Николь.

– Если он что-нибудь об этом знает… Бруно вот, совсем не в курсе дела… – сказала я. – Скажите, Бруно, Гарри действительно ваш школьный товарищ?

– Да.

– Так, может, поручим Бруно связаться с Гарри? – предложила я.

– Нет, – сказал Дэвид, и все вопросительно посмотрели на него. – Все происшедшее может послужить доказательной базой эвереттики, а не только узкой идеи Гарри. Я надеюсь уговорить своего босса командировать меня в Штаты для встречи с господином Гарольдом Бертрамом. Предвкушаю, какой материал можно сделать. Если, конечно, Бруно не будет против.

– Не будет, – легко согласился Бруно. – В данную минуту я больше озабочен расследованием убийства Вольфганга Шмида.

Мне показалось, что комиссар Катлер хотел что-то сказать, но затем передумал.

– Кстати, об убийстве Вольфганга Шмида, – сказала Николь. – Предлагаю применить метод Генри, использованный им для построения версии происхождения рукописи. А именно – не отвергать с порога факты, кажущиеся ложными. Что я имею в виду? Помните бухгалтера, который утверждал, что не присвоил деньги «Электросервиса», но отказался объяснить появление соизмеримой суммы на своем банковском счету? Кажется, его фамилия Нордвуд…

– Нордвейн. Томас Нордвейн, – поправил Бруно.

– О’кей, Нордвейн. Так вот давайте подумаем, что же это могут быть за деньги в предположении, что это не деньги «Электросервиса»?

Все послушно задумались.

– Уверена, что тут замешана женщина, – нарушила затянувшееся молчание я.

– Деньги и женщины всегда рядом, – ляпнул Дэвид. Неужели он так думает на самом деле?

– Осмелюсь сделать предположение, – сказала Николь. – Возможно, что это не единственный вариант, но… Предположим, что у Нордвейна был роман с замужней женщиной. Их отношения зашли далеко, и она собирается развестись с мужем, чтобы затем выйти за нашего бухгалтера. Не стану обвинять ее в лишних грехах: пусть на семейном счету лежит некая сумма, на которую наша дама претендует по праву. Но она понимает, что после объявления мужу о своих намерениях у нее могут возникнуть проблемы. Она снимает эти деньги со счета и передает Нордвейну. Арест Нордвейна нарушает их планы, и Нордвейн, по понятным причинам, отказывается впутать ее в эту историю. Помните, имя леди должно появляться в газетах лишь дважды: в связи с рождением и в связи со смертью…

– И тогда… – начал было Бруно.

– И тогда следует верить словам бухгалтера – он передал деньги Шмиду. Тогда станет ясно, откуда вилла.

– Черт, – сказал Дэвид. – А я думал, что вилла – тоже склейка!

– Если версия Николь не подтвердится, то мы вернемся к твоей, – сказала я.

– А как нам проверить эту версию? – спросил Дэвид.

– А это мы как раз поручим тебе. Если леди ворочала такими суммами, то она скорее всего принадлежала к элите. А раз так, в газетах вполне могло появиться сообщение о разводе. Причем, если леди вела честную игру, то по идее она могла отказаться от дележа имущества, впрочем, это уже зависит от наличия детей и еще ряда факторов, – во мне заговорил адвокат.

– А как же Гарри? – с надеждой спросил Дэвид.

– Ничего, ты успеешь найти нам подходящую кандидатку до отъезда в Америку.

– Тогда поручим тебе выяснить у профессора Краузе, не обращалась ли к нему за помощью госпожа Слоу, – сказал Дэвид.

– Разумеется. Это я беру на себя.

– А мне чем заняться? – спросила Николь.

– М-м-м… А ты бы могла помочь Дэвиду. Пусть он занимается газетами, а ты возьми на себя Интернет.

В отличие от Николь комиссар Катлер и Бруно Райновски ни на что не претендовали, впрочем, ясно, что и им скучать в ближайшем будущем не придется.

Мэриэл. Каролина Чандлер

– Посмотри: «Каролина и Джекоб Гувер сообщают о расторжении брака…» А вот заметка в нашей газете спустя неделю: «…Нам удалось побеседовать лишь с ее адвокатом. Каролина Гувер, в девичестве Чандлер, не выставила никаких материальных претензий мужу. Это связано с ее желанием получить развод как можно быстрее», – зачитал Дэвид.

– Когда опубликована эта заметка? – поинтересовалась я.

– Она появилась в разгар суда над Нордвейном. Прекрасная кандидатура. Джекоб Гувер фигура известная. Тогда он еще не был депутатом парламента, но командовал службой «Скорой помощи». А отец Каролины Рэй Чандлер возглавлял совет директоров Промышленного банка. Я уже выписал телефон Каролины Чандлер. Ты будешь ей звонить?

– Я склоняюсь к тому, что эту миссию следует передать в руки Бруно Райновски. Все-таки он ведет дело Шмида. Мы и так уже достаточно влезли на его территорию.

– Но он же работает бескорыстно, что называется, из любви к искусству!

– Во-первых, я не уверена, что это так. Он мог написать об этом в рукописи, потому что у него нет соответствующей лицензии, и он не имеет права принимать деньги.

– К тому же, мы живем в другой ветви мироздания, и это может стать еще одним свидетельством селективной декогеренции.

– А во-вторых, если это так, то тем более. Такие люди обычно очень болезненно переносят постороннее вмешательство. Удар по самолюбию это тебе не удар по кошельку. Ты обратил внимание, как он, бедняга, весь сжался во время нашего сборища?

– Не без твоей помощи, дорогая. Ты его заклевала.

– Признаюсь, не удержалась. Так что мне следует загладить свою вину.

– Ты думаешь, он справится?

– Если версия Николь подтвердится, мы поймем, на какие деньги построена вилла Пфлегера. А также узнаем имя врага Вольфганга Шмида. Разумеется, это еще не конец расследования, но ясное направление. Кроме того, при чем тут Бруно? В этот момент подключится полиция.

Мне действительно хотелось как-то загладить свою вину перед Бруно. Поэтому я решила, что лучше всего нанести ему визит, чтобы передать находку Дэвида. Николь, конечно, вызвалась меня сопровождать.

Я вызвала такси, заехала за Николь, и мы отправились на улицу Ризотти.

Бруно был удивлен, увидев нас в своем магазине так скоро. Посетителей в торговом зале не было, но мы помешали Райновски распекать сотрудницу.

– Я очень рад видеть вас, – сказал Бруно, но мы не сомневались, что Лора, видимо, это была она, рада видеть нас куда больше шефа.

– Дэвид раскопал в своих подшивках некую Каролину Чандлер. Она вполне подходит на роль леди, похождения которой описала нам Николь, – сказала я и вручила Бруно копию найденных статей и номер телефона госпожи Чандлер.

– Хочу напомнить, что это всего лишь возможность… – на всякий случай заявила моя подруга.

– Спасибо, – сказал Бруно. – Но может, лучше этим займется Николь? Как автор версии.

– О, нет. Вы забываете, что я иностранка, и вообще, я в отпуске!

Нам было ясно, что Бруно сопротивляется скорее из вежливости. Каково же было наше удивление, когда вечером Бруно позвонил мне и сказал, что хочет, чтобы завтра утром мы с Николь поехали с ним в Тотридж: он договорился о встрече с Каролиной Чандлер. Отказать в такой просьбе Бруно было невозможно. Видимо, он нуждался в нашем присутствии. Николь не возражала, а мне удалось освободить день, хотя Ари не отказал себе в удовольствии немного поворчать.

День выдался приятным для путешествия. Легкая облачность скрывала солнце, не позволяя ему нас поджарить. Бруно сосредоточился на дороге, а мы с Николь молча любовались горными видами, привлекая внимание друг друга жестами, когда за поворотом дороги нас поджидало очередное незабываемое зрелище, иногда в виде озерца замысловатой формы, а иногда в виде стада горных козлов, скачущих чуть ли не по вертикальным скалам…

Дом госпожи Чандлер располагался при въезде в город, в одном из самых респектабельных районов. Бруно хорошо подготовился к поездке, так что плутать нам не пришлось.

Дверь нам открыла сама госпожа Чандлер. Бруно представил нас с Николь. Хозяйка была в подчеркнуто строгом деловом костюме, никаких украшений и излишеств, минимум косметики. Ее продолговатое лицо вкупе с фамилией свидетельствовало о предках, некогда обитавших в Альбионе. Не слишком длинные светло-рыжие волосы были хорошо уложены, что заметно молодило ее. Она ничем не выдала ни удивления, ни неудовольствия в связи с тем, что мы заявились целой командой.

– Садитесь, – предложила она, проведя нас в гостиную. – Что будете пить? Извините, я предпочла сегодня дать прислуге выходной.

– Если можно, тотриджскую минеральную, – сказала я. Быть в Тотридже и упустить такой шанс! Да и Николь будет интересно.

Через минуту стол, вокруг которого мы расположились, заполнился стопкой маленьких тарелочек, высокими стаканами, бутылками минеральной воды и большим блюдом, на котором живописно переплелись кисти зеленого, черного и красного винограда.

– Госпожа Чандлер, по телефону вы подтвердили, что знакомы с Томасом Нордвейном, – начал разговор Бруно.

– Да, – просто сказала Каролина. – Я даже собиралась выйти за него замуж. – Ее серые холодные глаза спокойно смотрели на нас.

– Скажите, деньги, которые были обнаружены на банковском счету Нордвейна, принадлежали вам?

Я удивилась прямолинейности вопросов Бруно. Я на его месте сначала дала бы госпоже Чандлер высказаться, попыталась бы создать доверительную атмосферу, а уж потом стала задавать главные вопросы. Но неожиданно для меня тактика Бруно сработала. Госпожа Чандлер, вероятно, заранее решила, что будет откровенна до конца. Она сказала:

– Конечно, я бы не стала отвечать на этот вопрос, если бы не понимала, почему вы его задаете. Но я понимаю. Дело в том, что мне не следовало так поступать, но я была не в себе… Я была готова на все, но… Джекоб любил меня. Я не представляла себе, как он согласится на развод. Я должна была совершить нечто такое, что опустит меня в его глазах. Едва ли я могла претендовать на те деньги, что сняла с нашего счета, ну, может, на треть, но никак не больше… Мой расчет оправдался, но гнусность моего поступка от этого никуда не исчезла.

Мы слушали ее исповедь, затаив дыхание. Чувствовалось, что она уже давно расставила моральные оценки своим поступкам.

– Я отдала деньги Томасу, и он положил их на свой счет. К сожалению, я не имела возможности следить за ходом суда над ним. Если б я знала, что от происхождения этих денег что-то зависит, я бы сама пришла в суд и рассказала правду. Но я знала лишь приговор.

– Господин Нордвейн вышел из тюрьмы около двух лет назад. Извините за столь личный вопрос. Ваши отношения с ним восстановились?

– Томас очень щепетильный человек. Он по-прежнему мечтает жениться на мне, но сначала хочет вернуть мне деньги. Я не смогла отговорить его. Для меня деньги не имеют значения, для него, впрочем, тоже. Это дело чести и принципа.

– Он не делился с вами, как он собирается раздобыть деньги? Ведь речь идет о немалой сумме.

– Нет. Он просто сказал, что сначала раздобудет деньги.

– Он устроился на работу после отбытия наказания?

– Да. Он работает ночным сторожем. Ведь какое-то время он не имеет права работать бухгалтером.

– Вам знакомо имя Вольфганга Шмида?

– Конечно. Это тот самый человек, который поломал жизнь Томаса… нашу жизнь.

– Вы считаете, что обвинения, выдвинутые Томасом в адрес своего босса, справедливы?

– Я это знаю наверняка. Томасу нет никакого резона обманывать меня. Он, конечно, излишне наивный человек, доверившийся своему боссу. А тот воспользовался ситуацией и подставил своего подчиненного.

– Вам известно, что Вольфганг Шмид убит?

– Убит? Я читала в газете лишь о его исчезновении…

– Вероятно, вы не читали вчерашних газет.

– Да. Я делаю это не регулярно. Собственно, это лишь небольшое уточнение.

– Вы догадываетесь, к чему мы клоним?

– Я прекрасно понимаю, что привело вас сюда. Извините, я должна вас покинуть на минуту.

Каролина вышла из комнаты. Мы немного помолчали, а затем Николь сказала:

– Я ей верю.

– Не вопрос, – поддержала подругу я. – Но если все так, и в итоге окажется, что Нордвейн из мести убил Шмида, то это никоим образом не продвигает его к заветной цели. Скорее, отдаляет.

– В большинстве случаев убийство происходит в состоянии аффекта, так что вполне вероятно, что логика тут ни при чем, – со знанием дела сообщил Райновски.

Со стороны коридора послышались шаги, и в гостиную вошел мужчина с аккуратно зачесанными назад седыми волосами, хотя ему было лишь немного за сорок. Каролина держалась немного позади.

– Томас Нордвейн, – представился он.

Нам потребовалось с десяток секунд, чтобы прийти в себя, затем мы назвали свои имена, и Томас сел во главе стола, чтобы видеть всех. Я решила взять инициативу в свои руки:

– Господин Нордвейн, вам имеет смысл рассказать все нам, а затем отправиться в полицию. Ваше признание будет учтено судом. – Конечно, я блефовала, но особого риска не было. – Если вы это не сделаете, то это придется сделать нам, и тогда ситуация изменится.

– Что ж, вероятно, у меня просто нет иного выхода. Каролина, как я понимаю, рассказала вам все, что знала. Я же расскажу остальное. По решению суда были конфискованы деньги Каролины, ибо предполагалось, что это деньги «Электосервиса». Случайное совпадение порядка сумм привело присяжных к ошибке. Таким образом, получилось, что вилла Пфлегера была куплена на деньги Каролины.

– То есть вы знали о двойной жизни Шмида? – спросила я.

– Да, я следил за ним. Я хотел узнать, куда он дел деньги. Когда я понял, что он их потратил на виллу, я предложил ему поступить по справедливости и переписать дом на имя Каролины, то есть вернуть деньги истинной хозяйке, хотя бы в таком виде. И в этом случае я обещал оставить его в покое. Он сказал, что подумает, но откровенно тянул время. В какой-то момент он дал понять, что согласен сделать это, но при определенных условиях. Он назначил мне встречу в парке Независимости. Однако он не собирался ничего со мной обсуждать – он просто решил избавиться от меня. Он напал на меня с ножом, к счастью я был настороже. Завязалась драка, и он проткнул мне ладонь. – Нордвейн продемонстрировал нам кисть левой руки. – Я упал, и так уж получилось, что мне под руку попалась пустая бутылка. И когда Шмид нагнулся, чтобы вновь завладеть ножом, я ударил его бутылкой по голове.

– А нож? Что вы сделали с ножом? – спросил Бруно.

– Вытащив нож из раны, я выкинул его в пруд. Даже не могу объяснить, зачем. Я был в шоковом состоянии. – Нордвейн попросил стакан и, получив его от Каролины, налил себе воды. – Уверен, что нож до сих пор там.

– Скорее всего. Полиция, тем не менее, его не нашла, – сказал Бруно. – Возможно, кто-нибудь сможет подтвердить, что нож принадлежал Шмиду или Пфлегеру. Суд тогда наверняка закончится в вашу пользу.

– Один раз он уже закончился в мою пользу, – с горечью сказал Нордвейн.

Повисла тяжелая пауза. Мы обдумывали только что услышанное. Просто по-человечески Нордвейна было жалко. И тут меня осенило:

– Мне кажется, из этого положения есть выход. Правда, на это нужна добрая воля еще двух людей. Ведь есть еще два человека, которые несомненно пострадают, если будет новый суд по делу “Электросервиса”, а без него нет и дела об убийстве Шмида. Это Лотар Шмид и его мачеха. Ведь разоблачение Вольфганга Шмида бросит тень на их имя. Мне кажется, что мы могли бы покончить со всем этим, заключив джентльменское соглашение. А именно: мы ничего не сообщаем в полицию. Она продолжает считать, что Шмида убили случайные хулиганы. А Салли Шмид, которой Гюнтер Пфлегер завещал виллу, тихо-мирно передаст ее госпоже Чандлер, оформив купчую.

Все молчали, пытаясь оценить мое предложение. Наконец, Бруно сказал:

– Я думаю, что это реально.

– Я думаю, что это справедливо, – сказала Николь. Каролина благодарно посмотрела на нее.

– Что ж, – сказал Томас Нордвейн, – я полагаюсь на вас. У меня все равно нет выбора.

* * *

Мы возвращались в Сент-Ривер вдвоем с Николь на автобусе: Бруно решил переговорить с Лотаром Шмидом безотлагательно.

– Я в шоке от твоего предложения, – прошептала Николь.

– Понимаешь, даже самый справедливый суд в мире способен на ошибку.

– Но ведь и мы способны.

– Конечно. Но не на две ошибки.