Текст книги "Скрипач не нужен"

Новые лишние

Современная русская проза озабочена поиском героя нашего времени. Звучит банально, но факты говорят сами за себя. Сколько ни говорили нам о «конце русской литературы» в ее классическом понимании, сколько ни твердили, что литература сводится к языку, что язык не средство, а самоцель, что категория «типический герой в типических обстоятельствах» списана в утиль и никогда не вернется в обиход серьезной критики, как и понятия «маленький человек» или «лишний человек», опыт современной прозы свидетельствует о другом. Ничего не изменилось…

Последний лауреат литературной премии «Большая книга» Михаил Шишкин написал роман «Письмовник», где героями, несомненно, являются «маленькие люди», состоящие в своей маленькой интимной переписке, в точности как персонажи романа «Бедные люди» Достоевского. Несколько лет тому назад нашумевший роман Игоря Сахновского «Человек, который знал всё» (был экранизирован Владимиром Мирзоевым с Егором Бероевым в главной роли), без сомнения, написан о бунте «маленького человека» против навязанных ему «типических обстоятельств». Все думали (включая жену), что он «козявка», а он – фигушки вам! – гений, который «знает всё» и способен напугать весь мир, как Акакий Акакиевич, мстящий за свою раздавленную, оплеванную жизнь, правда, уже после смерти. Таким же «фантомасом» и головной болью для Очень Больших Людей из спецструктур (даже не ФСБ, берите выше!) стал главный герой романа Ольги Славниковой «Легкая голова», за жизнь которого (ничтожную, разумеется, ничтожную!) предлагают миллион долларов, но вдруг оказывается, что и за такие деньги истребить эту «козявку» не так-то просто. Одним словом, «маленький человек» жив! И опять, как герой «Записок сумасшедшего» Гоголя, он – «испанский король» – не меньше, да-да!

Может быть, вы соскучились по «лишнему человеку» со времен еще советской школы? Не скучайте… Просто откройте последние романы Захара Прилепина и Александра Терехова – «Черная обезьяна» и «Немцы». Конечно, вы не найдете в них ни Онегина, ни Печорина, но «лишнего человека» встретите с первых страниц, и это Главный Герой. Но сначала вспомним, что же такое «лишний человек» как фактор бытия.

Вообще, непонятно, откуда в России берутся «лишние люди». Мы не Китай и не Индия, где они – следствие демографической ситуации, потому что людей у них так много, что не всех прокормишь и не всем найдешь работу. Тем не менее категория «лишний человек» возникла именно в России. «Лишними людьми» у нас становились богатые помещики (Онегин) и боевые офицеры (Печорин). И наоборот – босяки (читай: бомжи) Горького, которые с точки зрения мировой социологии как раз относятся к лишним людям, у нас были героями и глашатаями будущего. Русская литература – самая парадоксальная литература в мире. Когда-то идеологи Третьего рейха на основании русской литературы решили, что Россию населяют исключительно много возомнившие о себе «лишние люди» и «маленькие люди», а также босяки, которые «звучат гордо». При первом же столкновении с железной немецкой машиной эти загадочные и бесполезные твари разбегутся по Уралу и Сибири так, что будут только пятки сверкать. И вдруг немцы столкнулись с Советами, то есть с той же самой железной машиной, которой до гуманизма русской литературы не было никакого дела.

Главными героями войны 1812 года, если верить Льву Толстому, были Андрей Болконский и Пьер Безухов, люди, которые решительно не знали, куда себя деть и куда прислониться. Капитан Тушин и Барклай де Толли являли собой второй план. Выразителем народа оказывался Платон Каратаев, а не забритый на двадцать пять лет службы нормальный солдат. По-моему, французы и сейчас еще должны изумляться, почему они проиграли в той войне, где адъютантом главнокомандующего служил Болконский, голова которого, кажется, была занята чем угодно, кроме военных задач.

Мы любим «лишнего человека», но всегда ищем его там, где его нет по определению. Если судить по доходам и отношению к ним власти, то «лишние люди» в сегодняшней России – рядовые врачи, учителя, инженеры и жители моногородов. Если же верить литературе, то это успешные журналисты и госслужащие, берущие громадные взятки. В талантливом романе Захара Прилепина «Черная обезьяна» «лишним человеком» стал журналист, выполняющий заказы Очень Больших Людей. Но голова его занята совсем другим – конфликтом с женой, невозможностью видеться с детьми и т. д. Главный герой романа Терехова «Немцы» служит в префектуре и берет откаты не менее двадцати шести миллионов за раз (и это еще мелочь!). Но это как бы между делом, это как бы не главное. Главное – это конфликт с женой, невозможность видеться со своей дочерью.

Напомню, что Белинский писал о Печорине: «Он сделал из себя самый любопытный предмет своих наблюдений и, стараясь быть как можно искреннее в своей исповеди, не только откровенно признается в своих истинных недостатках, но еще и придумывает небывалые или ложно истолковывает самые естественные свои движения». Читайте роман «Немцы» (очень талантливо написанный!), и убедитесь, что это сказано о нем.

Я читал роман Терехова с громадным наслаждением, поражаясь и тому, как он владеет литературным языком, и что вытворяет с русским синтаксисом (предложения размером в полстраницы, но виртуозно исполненные!). Его сатирический размах в изображении нынешних чиновников напомнил мне лучшие страницы Салтыкова-Щедрина. Но на протяжении всего романа я не мог понять: почему же его герой – «лишний человек»? С какой стати он «лишний»? Почему его любовь к дочери столь фатальна, столь смертельна? И в то же время – почему герой так убедителен?

Повторяю, оба романа написаны очень талантливо и убедительно. А разве Онегин и Печорин были не убедительны? Да они были более убедительны для читателя своего времени, чем настоящие помещики и кавказские офицеры! Проблема в том, что настоящие помещики и офицеры были, а Онегина и Печорина не было. Проблема называется «литература и жизнь».

6 июля 2012

Давайте успокоимся

Захар Прилепин опять всех перевозбудил. «Комсомольская правда» взорвалась просто какими-то бешеными откликами на его «Письмо к Сталину» в газете «Завтра», написанное «от либералов». Виктор Шендерович и Игорь Иртеньев называют его «антисемитом» и чуть ли не «сифилитиком». Подобных сильных выражений я давно не помню в нашей печати. Такой градус полемики, я думал, у нас уже невозможен. Возможен!

Это еще раз доказывает, что спорить мы не умеем, а умеем клеить ярлыки, как в магазине.

Давайте разберемся спокойно. Разумеется, Прилепин не антисемит и не сталинист. Говорю это просто как факт, не в его оправдание, потому что антисемит и сталинист тоже имеют право на жизнь и убеждения, пока они не перерастают в погромы и революции. (А на каком этапе их остановить? – ехидно спрашивают меня. А на этапе высокого развития культуры общества, всего общества, – отвечаю я.) Конечно, Прилепин просто обиделся за народ, который жил и умирал при Сталине, а его сегодня пытаются лишить исторического прошлого. А оно, прошлое, да, было не только в лагерях, но в заводах, в ледоколах, в победе в войне, даже в космосе.

Это всё чистая правда. Но Прилепин забывает одну вещь, которую мы почему-то вообще никогда не принимаем в расчет, когда говорим о Сталине. Сталинская империя начала зарождаться в то время, когда самым старшим из чистокровных советских людей было лет семь от роду. Но и они не были чистокровно советскими, потому что были рождены и воспитаны подданными Российской империи. У нас не было ни одного станка и ни одной новой пашни, впервые сделанного и распаханной в советское время. Только куры и петухи были вполне советские. А вот «пилили» ледоколы на яхты в девяностые годы безусловно советские люди – причем генетически советские. С мозгами, которые наш советский дефицит абсолютно свихнул на вожделении к роскоши и «шикарной» жизни.

Прилепин совершенно правильно обижен на то, что не слышен голос народной интеллигенции. Но почему? Вот писатели… До революции все писатели были «народническими», ну, кого ни возьми: Толстой, Чехов, Горький, Короленко – все болели за народ. А в советское время писатели стали «переделкинскими» и стали болеть… я уж даже и не знаю, за что. Были, разумеется, и Белов, и Распутин, и Астафьев, но я как-то не замечал в их прозе пламенной любви к советской власти. Или я плохо их читал?

Но это я возражаю Прилепину по существу, а ему ведь не возражают по существу. Его ведь на чистую воду выводят и пишут о «погромном» подсознании русского народа. Господа, может, мы все-таки закончим с такими разговорами?

Проблема «Письма» Прилепина в том, что оно написано как бы изнутри «либерального» сознания, а если убрать кавычки, то псевдолиберального сознания. Оно написано от лица тех «людей» (в ответе своим оппонентам он их без кавычек называет нелюдями), которым и в самом деле ни Бог, ни черт не страшен, которые при «оптимальных» условиях «распилят» не то что Россию, но и весь мир, да и пилят, кстати, ведь от них уже Европа содрогается. Если Виктор Шендерович и Игорь Иртеньев – писатели, то как же они не заметили этой чисто писательской провокации, как же они на нее повелись, просто обидно за них, честное слово!

Ведь те, от лица которых написано «Письмо», совершенно откровенно заявляют: усатый вождь, твои рабы создали столько заводов, столько кораблей, короче, столько всего материального, что мы теперь как сыр в масле катаемся, но «спасибо» от нас не жди, потому что дело это, и твое, и наше, страшное!

В «Письме», и особенно в ответе Прилепина своим оппонентам, есть серьезные вопросы, которые мы перестали обсуждать в прессе, не говоря уже про такую смысловую яму, как ТВ. И это грозит нам очень неприятными последствиями. Они ведь всё равно встанут рано или поздно. Например, каково истинное настроение и самочувствие, не говорю даже «народа», но основной массы российского населения? Неужели вы всерьез думаете, что оно, это умонастроение, заглушено сериалами? Да откройте глаза: в этих сериалах давно прославляется сталинская эпоха и ее деятели. И это, что ли, делают люди, которые очень любят Сталина?

Это делают люди, которые очень любят деньги и которые понимают, что Сталин нынче выгодный и лакомый товар. Или это Прилепин все эти сериалы шлепает?

Например, как нам относиться к войне 1941–1945 годов, как рассказывать о ней детям? Это была Победа или что? Мы тупо завалили трупами свои же поля или пролили кровь за священное дело, за свою Родину? И можно ли выпускать на центральное телевидение в день памяти начала этой войны поразительный по историческому бесстыдству фильм «Служу Советскому Союзу», из которого следует, что война затянулась потому, что не выпустили на свободу всех заключенных, включая уголовников?

Что-то я не припомню, чтобы поэт Игорь Иртеньев, оскорбившийся на Прилепина за своего воевавшего отца, так же неистово оскорбился на этот фильм. Наверное, он его просто не смотрел. Ему всё равно. А Прилепину не всё равно.

Что же касается «еврейского» вопроса, который возбудил Прилепин своим «Письмом», то здесь я, пожалуй, соглашусь, что напрасно он сделал это. Если этот вопрос и поднимать, то, по крайней мере, так, как это сделал Солженицын в «Двести лет вместе». Хотя, помнится, и вокруг этой книги свистели камни и копья. Есть темы, вступая на которые нужно отдавать себе отчет в том, что они начинены такими смысловыми минами, что раз пятьдесят рванет, пока ты доберешься до того, что, собственно, хотел сказать. Так что соглашусь… Но, знаете, тоже спокойно соглашусь. Без истерики. Видите ли, в чем дело… Вот я вырос в обычной провинциальной интеллигентной семье. В нашей семье почему-то никогда не поднимался «еврейский» вопрос. Ну, не поднимался и всё. Потом я приехал учиться в Москву и узнал, что в московской интеллигенции он почему-то решается постоянно и очень бурно. Какие-то сплошные «русопяты» и «русофобы»! Мы, в наших палестинах, и слов-то таких не знали… Это меня сперва озадачило. Но потом, читая чьи-то воспоминания об Анне Ахматовой, я узнал, что этого не знали и в среде обычной дореволюционной интеллигенции. Интересно, не правда ли?

15 августа 2012

Крестный отец

Сто лет назад, 24 августа 1912 года, на собственной даче в Царском Селе скончался Алексей Степанович Суворин…

Невозможно перечислить все его должности на этой грешной земле: писатель, драматург, публицист, театральный критик, газетный и книжный издатель, общественный и политический деятель. Близкий знакомый Достоевского и Толстого, покровитель Чехова, работодатель Розанова. Газетный магнат, владелец книжных магазинов и киосков по всей России, основатель своего театра, библиоман, библиограф. Создатель первых в России справочников европейского уровня: «Вся Москва», «Весь Петербург», «Вся Россия».

Тот самый человек, которому Антон Чехов написал те знаменитые строки о необходимости выдавливать «из себя по капле раба», имея в виду совсем не Суворина. Просто с Сувориным Чехов был откровенен – как ни с кем. Это был, наверное, единственный в мире издатель, которому великий писатель без всякого подхалимажа мог написать такие слова: «Мне страстно хочется поговорить с Вами. Душа у меня кипит. Никого не хочу, кроме Вас, ибо с Вами только и можно говорить». Или, например, такие: «Одевайтесь возможно теплее, даже в комнате… Сквозняков избегайте… Ведите себя как парниковое растение. Блюдите, чтобы запоров не было».

Но и тот, чью газету «Новое время» В.И.Ленин назвал «образцом продажных газет». По мнению вождя революции, «нововременство» «стало выражением, однозначащим с понятиями: отступничество, ренегатство, подхалимство». Газету «Новое время» обвиняли в том, что она получает субсидии одновременно от русского правительства и от французского генерального штаба. Про Суворина говорили, что у него в кармане лежит четыре миллиона рублей, что у него три собственных дома, что он наживается на бедных писателях. А он сам писал в своем дневнике: «…я никого не эксплуатировал, никого не жал, напротив, делал всё, что может делать хороший хозяин относительно своих сотрудников и рабочих… Газета дает до 600 тысяч в год, а у меня, кроме долгов, ничего нет, то есть нет денег. Есть огромное дело, которое выросло до миллионного оборота, но я до сих пор не знал никакого развлечения, никаких наслаждений, кроме труда самого каторжного. Расчетлив я никогда не был, на деньги никогда не смотрел как на вещь, стоящую внимания…»

И – напротив: Чехова обвиняли в том, что он предал Суворина, бросил в момент, когда от него отвернулось общество как от правого ренегата, когда набирающий силу молодой М.Горький прямо написал Антону Павловичу: «Оставьте его… Он все-таки гнилое дерево». Бросил, как мать, его вскормившую. Чехов ведь и в самом деле явился к Суворину, когда еще был не слишком известным фельетонистом и когда в газете «Новости дня», которую Чехов называл «Пакости дня», ему за «Драму на охоте» вместо гонорара выдавали штаны.

Прежде чем «эксплуатировать» Чехова, Суворин поселил его в своем доме, сделал членом своей семьи. Он всю жизнь носился с ним как со своим ребенком. Когда Чехов умер в Германии, В.В.Розанов писал: «Помню его встречавшим гроб Чехова в Петербурге: с палкой он как-то бегал (страшно быстро ходил), всё браня нерасторопность дороги, неумелость подать вагон. Смотря на лицо и слыша его обрывающиеся слова, я точно видел отца, к которому везли труп ребенка или труп обещающего юноши, безвременно умершего… Суворин никого и ничего не видел, ни на кого и ни на что не обращал внимания… и только ждал, ждал… хотел, хотел… гроб!»

«Сотрудничество в “Новом времени” не принесло мне как литератору ничего, кроме зла, – писал Чехов. – Те отличные отношения, какие у меня существуют с Сувориным, могли бы существовать и помимо моего сотрудничества в его газете. Ах, как я завертелся!» Но в самые трудные минуты бежал к нему за помощью, как к отцу родному, веря, что он поддержит. Впрочем, заграничная поездка с Сувориным после Сахалина втянула Чехова в долги. Он целые годы выплачивал их и всё не мог выплатить. «Знаете, сударь? Ведь я вам еще должен 170 рублей! Вам лично, помимо газеты. К весне расплачусь». А сам сидел без гроша. «Надо в Питер ехать, а у меня даже на билет нет… Просто хоть караул кричи…» И как в этом разобраться?

Суворин родился в бедной семье государственного крестьянина в селе Коршеве Бобровского уезда Воронежской губернии. Его отец был неграмотный. В доме была единственная книга – Евангелие в русском переводе Библейского общества. Но вот – наглядная судьба человека Российской империи: ценой честной военной службы отец Суворина дослужился до штабс-капитана, что давало ему право потомственного дворянства. Сыновья его окончили Михайловский кадетский корпус в Воронеже, одного из братьев определили пансионером богатейшего воронежского помещика, пожертвовавшего на этот корпус миллион рублей. Проучившись шесть лет в корпусе, Суворин в 1851 году поступил в классы Дворянского полка, преобразованные впоследствии в Константиновское военное училище. Потом ушел в журналистику, в литературу, в издательское дело и, наконец, стал тем, кем он стал: крупнейшим газетным и книгоиздательским магнатом, «любимцем Мельпомены» и покровителем писателей.

Будучи по крови русским мужиком, Суворин обожал Европу и всё в своем деле старался поставить на высший европейский уровень. Он издавал безумно дорогие и роскошные книги – и самые дешевые. Всё, что впоследствии переиздавал наш «Госиздат», было до этого издано Сувориным. Он создал первую в России общую сеть распространения книг: не только открывал книжные магазины по всей стране, но и договорился с РЖД, и его книжные киоски поставили на самых отдаленных железнодорожных станциях.

Может быть, «Новое время» и была реакционной газетой. Но почему-то это была единственная газета, которую читал Лев Толстой, который вообще не любил читать газеты. (А знаете – почему? А просто Суворин бесплатно присылал ее в Ясную Поляну.)

Да, в Суворине было что-то такое от «крестного отца». Это был такой русский Дон Карлеоне. Авторитарный, сентиментальный, обидчивый. Только он не убивал, а создавал. Зато первым русским журналистом, которого казнили (на глазах малолетних детей) на Валдае в 1918 году, был «нововременец» М.О.Меньшиков.

24 августа 2012

Это страшное слово «пиар»

Я постоянно только и слышу о том, что Захар Прилепин, Борис Акунин, Дмитрий Быков, Виктор Пелевин, Людмила Улицкая и другие известные писатели себя пиарят. Любое их высказывание и любой поступок, вроде «Письма Сталину» Захара Прилепина, «Гражданина поэта» Дмитрия Быкова или выхода на Болотную Бориса Акунина, воспринимаются не иначе как пиар. Пелевин пиарит себя тем, что не показывается на людях, не дает интервью – такой пиар наоборот. А недавно я услышал, что Борис Рыжий, покончивший с собой в молодом возрасте, тем самым пропиарил свои стихи. То есть повесился ради пиара.

А кто, кстати, определил, как писателю надо и не надо себя вести? Что прилично и что неприлично писать и говорить? Имеет он право на саморекламу или нет? Где грань?

Может быть, это Пушкин? Но это был тот еще пиарщик! Сначала написал «Гаврилиаду», где есть такие места, что “Pussy Riot” просто отдыхают, за что угодил в ссылку. Е.А.Карамзина писала П.А.Вяземскому, что у молодого Пушкина «всякий день дуэли». А.И.Тургенев называл его «беснующимся». Ну а в зрелом возрасте? Женился на первой красавице света и погиб на дуэли. Конечно, пиар!

Лермонтов? Задолго до Прилепина он пропиарил себя на чеченской войне и – тоже погиб на спровоцированной дуэли.

Про самопиар Гоголя даже говорить не приходится. Сначала комедии и роман, в которых высмеял каждый уголок России. Потом вдруг «Переписка с друзьями», где «православие, самодержавие и народность». И, наконец, сжег второй том «Мертвых душ», вместо того чтобы прилично тиснуть его в каком-то издательстве и смиренно ждать критических заметок.

Тургенев – тот был неважным пиарщиком. На большее, чем всю жизнь бегать за замужней французской певицей цыганского происхождения, его писательского воображения не хватило.

Зато Достоевский пропиарился всласть! Правда, сначала государь разгадал его хитрый пиар-ход с «делом петрашевцев» и не позволил его казнить. Но зато потом он всю жизнь пиарил себя историей с каторгой, показывал следы от кандалов на ногах, тем самым вызывая интерес молодых женщин вроде Полины Сусловой. А его «Пушкинская речь»! Ведь ужасно нескромная! Нет бы прилично рассказать на открытии памятника, что Пушкин наше «национальное достояние», что он «памятник себе воздвиг нерукотворный» и к нему «не зарастет народная тропа». «Всемирная отзывчивость русского гения»! Какие нескромные слова! Это он о себе, о себе говорил!

Герцен был просто выдающимся пиарщиком. Так пиарил себя в Лондоне, что вся Россия и Европа на ушах стояли. А нет бы тихо и незаметно писать «Былое и думы». Писатели из России тайком приезжали к Герцену консультироваться по технологии самопиара…

Например, к нему приезжал Лев Толстой. От этого пиарщика № 1 в русской литературе до сих пор стон по земле разносится. Уж чего он только в старости не вытворял! И письма царям писал, и от церкви «отпадал», и «толстовку» какую-то выдумал, и пахал с белой лошадью, чуть ли не позируя Илье Репину. И, наконец, бросил жену, ушел из дома и умер счастливый на железнодорожной станции в окружении сотен репортеров и фотографов.

Про Горького нечего и говорить. Этот пиарил себя всю жизнь. В Казани в себя стрелял (но как метко! пуля прошла насквозь и ничего не задела), по Руси ходил, с Лениным демонстративно до революции дружил, а после революции не менее демонстративно уехал, предварительно выпустив нескромные «Несвоевременные мысли». А когда вернулся? В особняке Рябушинского жил, на Соловки плавал, со Сталиным водку пил – больной человек! Нет бы себя пожалеть, но на что не пойдешь ради самопиара?

Сергей Есенин пропиарился уже тем, что родился в деревне среди мужиков, но при этом был красив, как ангел. И чего только этот «ангел» не вытворял! И стихи читал императрице в Царском Селе, что помогло ему избежать фронта, и пил, и дрался, и с Мариенгофом связался, и даже на внучке Льва Толстого напоказ женился, а в конце концов то ли повесился, то ли его убили, но в любом случае славу себе на века обеспечил…

Нужно ли объяснять, что такое желтая кофта Маяковского? Нужно ли говорить, что человек по имени Владимир Маяковский, написавший трагедию «Владимир Маяковский», думал не о лирике, а о другом? Всех задирал, высмеивал, но про советский паспорт и Ленина не забывал писать. Всюду носил с собой револьвер, из которого в результате сам же и застрелился, но до этого предусмотрительно написал предсмертное письмо.

Северянин, Хлебников, Гумилев – все поэты начала века вели себя чрезвычайно вызывающе. Гумилев даже позволил себя расстрелять, до этого заранее написав стихи о «пуле», которую уже отливает на заводе какой-то рабочий и которая его потом убьет.

Что вытворяла Цветаева в Париже, не поддается никаким описаниям… Потом вернулась и повесилась. Это чтобы ее помнили, помнили! А вот зачем Ахматова позировала Модильяни?! Снялась бы в нормальном фотоателье.

И так далее. Бродский тунеядствовал, Ерофеев пил, Евтушенко, Вознесенский и Ахмадулина стадионы собирали. Пиар – везде сплошной пиар!

В сравнении со всем этим нынешние писатели ведут себя крайне тихо. По части самопиара они ну просто мелко плавают. Подумаешь, вышли с ленточками на Болотную. Подумаешь, президенту на встрече что-то такое неправильное сказали. Подумаешь, спрятались, как Пелевин, превратив себя в эдакий миф…

Но при этом я только и слышу: «пиар», «пиар»! «Пиастры, пиастры!»

Если говорить серьезно, то всякий писатель имеет право на свой стиль поведения. И не всегда этот стиль может совпадать с общепринятыми нормами приличия и даже нравственности. Он не всегда может совпадать с административным и даже уголовным правом. Уголовный кодекс, как известно, особенно чтил Остап Бендер. Но писателем он как раз не был.

5 октября 2012