Текст книги "Неизвестный Карл Маркс. Жизнь и окружение"

Полемика между социалистами и либералами надоумила консервативные газеты использовать эту полемику с целью изолирования буржуазной оппозиции. Консервативные органы начали заигрывать с социалистами в надежде отвлечь последних от поддержки либеральной буржуазии и, ослабив ее, тем легче ее разбить. Немецкие социалисты-утописты очень легко могли попасться на эту удочку, так как они находили, что политический переворот, переход от абсолютизма к конституционализму, полезен и нужен только для буржуазии, а рабочему он не только не нужен, но и вреден, как миражи, сбивающие с правильного пути.

Маркс осудил эту близорукую, бестактную тактику немецких социалистов-утопистов по отношению к либеральной буржуазии. Он противопоставил этой народническо-утопической точке зрения «истинных» социалистов свою «коммунистическую» точку зрения.

«Если, – писал Маркс в «Немецкой брюссельской газете», – известная фракция немецких социалистов неустанно гремит против либеральной буржуазии и притом таким способом, который приносит пользу только немецким правительствам, и если теперь правительственные органы, как, например, «Рейнский наблюдатель», ссылаясь на фразы этих социалистов, утверждают, что не либеральная буржуазия, а правительство представляет интересы пролетариата, то коммунисты не имеют ничего общего ни с теми, ни с другими».

Мы прекрасно знаем, говорит Маркс, что целью либеральной буржуазии является завоевание государственной власти, а не какое-либо «благо народа». «Но народ, или, заменяя это расплывчатое, неопределенное выражение более ясным, пролетариат рассуждает совершенно иначе, чем это воображают себе в духовном ведомстве. Пролетариат вовсе не задается допросом о том, является ли для буржуазии народное благо главною или второстепенною вещью, стремится ли она или нет воспользоваться пролетариатом, как пушечным мясом. Пролетариат спрашивает не о том, чего буржуазия хочет, а о том, что она вынуждена делать. Пролетариат лишь спрашивает, когда он лучше может достигнуть своих целей – при теперешнем ли строе с господством бюрократии или при господстве буржуазии, которого добиваются либералы. Для ответа на этот вопрос пролетариату достаточно сравнить политическое положение в Англии, Франции и Америке с соответствующим положением в Германии. Тогда он убедится, что господство буржуазии не только доставляет новые орудия для борьбы против буржуазии, но и ставит его в совершенно новое положение, положение признанной партии».

Таким образом, в период 1845–1847 гг. марксизм уже вполне сложился в определенное и обособленное течение социально-политической мысли и деятельности. Порвав с утопическим социализмом, разоблачив его теоретическую несостоятельность и практическую беспомощность, марксизм занялся пересмотром отношения социалистов к буржуазной демократии и в этой области сказал свое новое и веское слово. Маркс ясно показывал, что буржуазия ведет политическую борьбу с абсолютизмом, повинуясь своим определенным классовым интересам, но он в то же время показал, что пролетариат, в силу своих классовых интересов, должен поддержать буржуазию в ее борьбе с абсолютизмом, должен помочь буржуазии возможно скорее и возможно полнее разбить и похоронить старый самодержавный строй.

Глава IV

Крушение «истинного» социализма. – Отношение Маркса к социально-политической деятельности буржуазии. – Взгляд Маркса и Энгельса на судьбы рабочего класса в капиталистическом строе. – Отношение Маркса к Прудону. – «Нищета философии». – Разрыв с Beйтлингом

Утопический, «истинный» социализм достиг в Германии вершины своего развития к середине сороковых годов. С 1845 года, под влиянием суровых уроков жизни, он начинает быстро клониться к упадку, и в то же время начинает быстро возвышаться марксизм. Пока немецкие социалисты на воздушных шарах своих метафизических теорий носились в туманных областях «истинного» социализма, они еще могли довольствоваться утопическими самообольщениями; но когда им пришлось спуститься на грешную землю и попытаться к жизни применить свои надуманные теории, они начали отрезвляться один за другим.

Вся их теория опиралась на веру в особенные пути социального развития Германии, на уверенность, что Германия никогда не будет знать жестокой классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией и вступит в социалистический рай, минуя капиталистическое чистилище. Но немецкая жизнь, не слушаясь заклинаний и пророчеств «истинных» социалистов, шла в своем социально-политическом развитии тем же путем, каким шли более передовые страны: Англия и Франция. Капитализм развивался, буржуазия росла численно, объединялась и вела все более дисциплинирующуюся и сознательную борьбу со старым феодальным порядком. Обширные слои доселе «самостоятельного» населения пролетаризировались, и в еще немногочисленной, еще не сознательной массе пролетариата местами уже начинали вспыхивать искры классового сознания. А в 1844 г. ярко вспыхнуло восстание ткачей, раскрывшее такую ужасную картину гнета, нищеты и озлобленности немецкого пролетариата, что для многих немецких социалистов-утопистов это восстание сыграло роль могилы, в которой они похоронили свои иллюзии насчет особенных исторических судеб, уберегших Германию от пролетариата и классовой борьбы.

И параллельно с этим среди немецкой интеллигенции, до сих пор довольствовавшейся теоретическими спорами и построениями, все сильнее и настойчивее начинает раздаваться призыв перейти от теории к практике, от создания новых теоретических формул общественной жизни к практической борьбе за новые формы этой жизни.

Примирить теорию с практикой и привлечь этим путем к своей теории сочувствие и содействие народной массы – таков был лозунг передовой немецкой интеллигенции второй половины сороковых годов.

«Завершением теоретического освобождения, – писал Арнольд Руге, – должно быть освобождение практическое. А практика есть не что иное, как движение массы в духе теории».

«Различные партии, – пишет Дронке, – ищут своей опоры и поддержки в общественной жизни, и притом не столько при посредстве теории, сколько путем воздействия на жизнь. Практика нашего века прибегает к материальным средствам после того, как простое убеждение и отвлеченная теория уже не помогают».

«Всякое направление, всякая теория стремится действовать практически. И коммунист, и сторонник средневековой феодальной деспотии, все стараются опереться на практические средства, на самую жизнь, на массы».

Но для того, чтобы успешно перейти от слова к делу, надо было раньше и прежде всего отказаться от старых слов, пустопорожность которых была доказана жизнью. Чтобы бороться за социализм в жизни, «истинные» социалисты раньше всего должны были распрощаться со своими народническо-утопическими иллюзиями.

И наиболее чуткие и искренние из истинных социалистов сороковых годов поняли это. Самый крупный их представитель, Мозес Гесс, в одном из своих писем, адресованных Марксу, пишет (от 28 июля 1846 г.): «С твоими взглядами относительно коммунистических статей я вполне согласен. Насколько вначале было необходимо связывать коммунистические стремления с немецкой идеологией, настолько же теперь необходимо обосновать их на исторических и экономических предпосылках; иначе мы никогда не покончим ни с «социалистами», ни с другими врагами. Я теперь ушел всецело в экономические науки и с нетерпением жду появления твоей книги, которую буду изучать с великим усердием».

И М. Гесс с этих пор в своих статьях от точки зрения «истинного» социализма перешел к точке зрения марксизма, сделавшись ревностным последователем Маркса.

Таким образом, к самому началу второй половины сороковых годов даже «истинные» социалисты распрощались со своими иллюзиями относительно особенных путей социального развития Германии и признали, что и в Германии развивается капитализм и разгорается классовая борьба.

Что же касается Маркса, то в 1846 году он успел в существенных чертах выработать свою социально-политическую доктрину и отделаться от всяких следов утопизма и народничества. Для него не представляло уже никакого сомнения, что Германия, будучи втянута в водоворот капиталистического хозяйства, должна в ближайшее время пережить эпоху ожесточенной борьбы буржуазии со старым порядком во имя конституционного политического строя. Весь вопрос теперь сосредоточивался для Маркса на том, чтобы определить надежнейшую, так сказать, и кратчайшую линию поведения для пролетариата. Выше мы уже видели, что в чисто политической области Маркс указывал немецкому пролетариату на необходимость содействовать победе буржуазии над абсолютизмом; но, указывая на это, он имел, конечно, в виду интересы пролетариата, для которого конституционный строй представлял несравненно более удобные и благоприятные условия жизни и борьбы, чем строй самодержавный.

Таков был общий лозунг, данный Марксом немецкому пролетариату. Но при практическом применении приходилось, конечно, детально выяснить, когда именно и в чем именно буржуазия должна была встретить содействие со стороны пролетариата.

Отношения между немецкой буржуазией и правительством все обострялись. Ученый-идеолог немецкой буржуазии, пламенный глашатай исторической миссии немецкого капитализма, Фридрих Лист[13]13
  Лист Фридрих (1789–1846) – немецкий экономист, выразитель интересов германской промышленной буржуазии. – Примеч. ред.


[Закрыть] в своей книге «Das nationale System der politischen Oekonomie» (Stuttgart 1841) обстоятельно доказывал, что немецкому капитализму предстоит великая будущность, но для этого с его пути надо убрать абсолютизм, который не соединим с широким развитием производительных сил страны. У тогдашнего немецкого общества, однако, еще не было достаточно сил, чтобы убрать с исторической дороги Германии «упрямый труп» абсолютизма, а сам он не только не уходил, но был чрезвычайно воинственно настроен. Немецкая буржуазия сама по себе воинственностью не отличалась; кроме того, выступления пролетариата еще больше умерили ее и без того не слишком большой пыл. Но столь обстоятельно доказанная Листом невозможность для капитализма широко развиваться при абсолютизме волей-неволей заставляла буржуазию вести упорную борьбу с самодержавным правительством Фридриха-Вильгельма IV.

Время от времени Фридрих-Вильгельм IV бросал подачки обществу в виде тех или иных частичных реформ, нимало, конечно, не посягающих на самодержавие; но все эти подачки неизменно приводили к результатам, как раз противоположным тем, ради которых их давало правительство, – они раздражали общество и повышали его требовательность и настойчивость. В конце концов, немецкое правительство, стоя перед призраком надвигавшегося финансового банкротства, вынуждено было пойти на сделку с буржуазией, чтобы этим путем раздобыть себе денег. Фридрих-Вильгельм IV решил дать Германии представительство, но представительство совещательное, притом ограниченное и по своему составу, и по своим полномочиям. 3 февраля 1847 г. появился королевский указ о созыве «Соединенного ландтага» (нечто вроде Земского Собора). Соединенный ландтаг представлял собою попытку расширить и объединить земские собрания. Выборы в Соединенный ландтаг были связаны с высоким имущественным цензом, функции его были чисто совещательного характера, и в довершение всего, правительство опутало депутатов мелочным, чисто полицейским регламентом ведения дел.

Такое уродливое и убогое представительство могло удовлетворить только те общественные элементы, которые и без того были удовлетворены; недовольных это совещательное представительство только раздражило и обозлило. Но как бы то ни было, оппозиция решила воспользоваться и теми убогими и тесными рамками легального политического представительства, которые отвело ей правительство. И события очень скоро показали, что абсолютизм был непримирим даже и с таким жалким представительством. Оппозиционная буржуазия использовала Соединенный ландтаг для упорной борьбы с правительством. Правительству Соединенный ландтаг нужен был, главным образом, для заключения займов, и оппозиция решила направить свои удары в это слабое место правительства. Правительство внесло в ландтаг проект двух займов: одного – для учреждения земельных крестьянских банков и другого – для постройки железных дорог на востоке Германии. Депутаты оппозиции при обсуждении первого займа заявили, что они не считают себя компетентными для утверждения займа, ибо они не являются истинными народными представителями. Проект займа для учреждения крестьянского земельного банка был отвергнут громадным большинством в 448 голосов против 101.

Обсуждение займа для постройки железных дорог еще более обострило положение. В Пруссии чувствовалась настойчивая необходимость в проведении железных дорог, и, конечно, сам по себе проект правительства встретил бы только сочувствие. Но оппозиция восстала против этих займов по политическим соображениям, принимая во внимание, что Соединенный ландтаг не является конституционным парламентом, а немецкое правительство еще в 1820 г. торжественно подтвердило обещание не заключать никаких займов без согласия народных представителей. Депутат Кенигсберга Шперлин, высказываясь против утверждения займа, говорил: «Я знаю, что интересы моей провинции находятся в конфликте с моими убеждениями. Но я здесь являюсь представителем интересов не своей провинции, а всего отечества. Я должен поэтому следовать своим убеждениям и ответить отрицательно на предложение правительства».

«Если бы даже, – говорил старый полковник Тарпутшен, – согласие на заем превратило все хижины моей страны в дворцы, я бы все-таки голосовал против него, в уверенности, что тот, кто живет в избе и имеет чистую совесть, более счастлив, чем жители дворцов с нечистою совестью».

Проект займа был отвергнут 360 голосами против 179. Это было открытым объявлением войны правительству. Фридрих-Вильгельм IV был взбешен. Он писал министру Тилю: «От отказа в утверждении займа мне лично ни холодно, ни жарко, но от этого станет и холодно, и жарко пруссакам».

Маркс всецело одобрил эту тактику немецкой буржуазии по отношению к правительству. Но, одобряя политическое поведение немецкой буржуазии по отношению к правительству и доказывая, что пролетариат в этом пункте должен содействовать буржуазии, Маркс, однако, при этом переоценил революционность настроения тогдашней немецкой буржуазии и не отделил резкой линией ее еще революционную политическую роль по отношению к тогдашнему правительству от ее уже реакционной роли по отношению к социальным требованиям демократии.

Борясь с правительством за расширение своих политических прав, стремясь перестроить государство на новых правовых началах, немецкая буржуазия конца сороковых годов в социальном вопросе не собиралась совершать никаких крупных реформ. В то время, когда заседал Соединенный ландтаг, общее экономическое разорение страны вызвало сильную голодовку. В ландтаг со всех концов страны доносились вопли о помощи безработному и голодающему населению. Но ландтаг недовольно отворачивался от обсуждения этих острых вопросов. Напрасно депутат Грунца заклинал ландтаг: «Настанет время, когда вы пожалеете, что вовремя не сделали ничего для рабочего класса». Ландтаг в области социальных вопросов не обнаруживал никакой наклонности к реформаторству.

Когда в ландтаг был внесен проект отмены крайне тяжелого для рабочего класса налога, взимавшегося в городах за помол зерна и убой скота, большинство депутатов высказалось против замены этого налога подоходным. Маркс в «Немецкой брюссельской газете» стал в этом вопросе на сторону буржуазии и доказывал, что буржуазия должна была провалить законопроект о подоходном налоге, провалить как из тактических политических соображений (не дать в распоряжение правительства новый источник доходов), так и из соображений об экономических интересах рабочего класса. Что касается практических политических соображений, то Маркс ошибочно принял охрану большинством ландтага своих узких классовых привилегий за революционную меру против правительства. Прежде всего в сохранении пошлин за убой и помол была заинтересована не столько буржуазия, сколько поместное дворянство. Наиболее передовая из немецкой буржуазии – рейнская – стояла за отмену этих пошлин и за прогрессивный подоходный налог. Пошлины за убой скота и помол зерна взимались только в городах и, таким образом, во-первых, перекладывали значительную часть налогового бремени от деревенского населения на городское, а во-вторых, вызывали искусственное повышение заработной платы. Неудивительно, что наиболее передовые слои буржуазии стояли за прогрессивный подоходный налог. И этот налог был отклонен при помощи наиболее реакционных и наименее сознательных членов ландтага. Но эта ошибочная оценка Маркса, жившего в это время за пределами Германии, не имела важного принципиального значения для характеристики тогдашней стадии развития марксизма. Важное принципиальное значение имело то обстоятельство, что Маркс высказался против утверждения подоходного налога не только из тактических соображений борьбы с правительством, но еще и потому, что он считал, что отмена старой налоговой системы и переход к новой, более прогрессивной, для рабочего класса, как такового, безразличны.

Здесь мы подходим к интересному вопросу о тогдашних взглядах Маркса на положение рабочего класса в капиталистическом строе и на возможность улучшения его положения в рамках этого строя. По поводу замены крайне тяжело ложившегося на плечи рабочих налога на помол хлеба и убой скота подоходным налогом Маркс доказывал в «Немецкой брюссельской газете», что рабочие от этой замены ничего не выиграют. «Через несколько месяцев после введения подоходного налога, – пишет он, – заработная плата упадет ровно настолько, насколько она раньше фактически повысится вследствие отмены налога на помол и убой и обусловленного этим понижения цен на жизненные продукты. Высота заработной платы, выраженная не в деньгах, а в жизненных продуктах, необходимых для рабочего, – иначе говоря, высота реальной, а не номинальной заработной платы зависит от соотношения между спросом и предложением. Изменение налогового обложения может на мгновение поколебать это соотношение, но на долгое время оно ничего изменить не может. Единственное экономическое преимущество подоходного налога состоит в том, что взимание его обходится дешевле. Но от этого пролетариат ровно ничего не выигрывает».

«К чему же сводятся все толки о подоходном налоге? Прежде всего, пролетариат во всем этом или совсем не заинтересован, или заинтересован лишь на мгновенье. Во-вторых, при взимании налога за убой и помол правительство постоянно лицом к лицу сталкивается с пролетариатом, выступает перед ним в очень непривлекательном виде; при подоходном же налоге правительство отодвигается на задний план и взваливает на буржуазию непривлекательную деятельность давления на заработную плату, с целью ее понижения. Таким образом, подоходный налог приносит пользу только правительству».

Эти слова Маркса ясно обрисовывают нам тогдашнее отношение марксизма к борьбе рабочего класса за улучшение своего материального положения в рамках капиталистического строя. Как показывают выше приведенные слова, Маркс считал рабочий класс прикованным к определенному уровню заработной платы непоколебимо устанавливаемым соотношением между спросом и предложением. Но, как мы увидим, в том же самом 1847 г., когда были написаны приведенные строки, Маркс начал уже склоняться и к другому мнению, а именно к тому, что рабочие могут поднять свою заработную плату и вообще улучшить свое материальное положение и в рамках капиталистического производства, но только относительно, а не абсолютно. Другими словами, материальное положение рабочего класса падает лишь по сравнению с ростом богатства буржуазии, абсолютно же, т. е. взятое самое по себе безотносительно к буржуазии, оно может и улучшаться.

Таким образом, уже в первых произведениях Маркса, посвященных рабочему вопросу, мы можем наблюдать борьбу между относительным и абсолютным пониманием теории обнищания рабочего класса в капиталистическом обществе.

Остановимся на некоторых из этапов этой внутренней борьбы между двумя пониманиями судеб рабочего класса в капиталистическом обществе.

В 1845 году вышла знаменитая книга Энгельса «Положение рабочего класса в Англии». Книга эта впервые в немецкой литературе давала широко и мастерски набросанную картину жизни и чаяний английского пролетариата. В тогдашней немецкой социалистической литературе, привыкшей к декламациям на социалистические темы и толкам о пролетариате на основании философии Фейербаха, солидная книга Энгельса, основанная на богатейшем фактическом материале, была целым событием. Перед глазами немецкой интеллигенции прошла в этой книге подлинная, а не раскрашенная жизнь пролетариата с его убогою материальною жизнью и гордыми идеалистическими чаяниями.

Книга Энгельса вышла в то время, когда в Англии кипела ожесточенная борьба за отмену хлебных пошлин, сильно поднимавших цены на хлеб, а следовательно и заработную плату.

«С отменой хлебных пошлин падут хлебные цены, и заработная плата в Англии опустится до уровня заработной платы в других цивилизованных странах Европы – это ясно для каждого на основании вышеуказанных принципов, которыми регулируется заработная плата. Фабрикант получит большую возможность конкурировать, спрос на английские товары будет расти, и вместе с этим будет расти и спрос на рабочие руки. Последствием такого усиленного спроса будет, конечно, некоторое повышение заработной платы, а безработные рабочие получат работу; но как долго это будет длиться? «Избыток населения» Англии и особенно Ирландии хватит на то, чтобы снабжать английскую промышленность, даже если она удвоится нужным количеством рабочих рук. В два, три года маленькая выгода от отмены хлебных пошлин для пролетариата совершенно сгладится, наступит новый кризис, и мы будем не дальше, чем раньше».

Мы видим, что Энгельс развивал в 1845 г. относительно борьбы против хлебных пошлин в Англии совершенно те же мысли, которые спустя два года излагал Маркс по поводу движения в Германии, направленного на отмену пошлин за помол зерна и убой скота.

Взятые сами по себе, эти рассуждения Маркса и Энгельса были совершенно правильны, если при обсуждении вопроса о высоте заработной платы оставить в стороне вопрос о влиянии на нее со стороны социального законодательства и рабочих союзов. Социальное законодательство, вводя ограничение рабочего времени, содействовало и повышению заработной платы. Дело в том, что тогда в Англии преобладала поштучная заработная плата. Вследствие этого рабочие стремились недостаточность заработной уплаты возмещать путем удлинения рабочего времени. Это увеличивало конкуренцию между рабочими и этим самым понижало их заработок. Благодаря системе поштучной платы при неограниченной законом длине рабочего дня в тогдашней Англии конкуренция между рабочими постоянно низводила заработную плату до самого жалкого уровня. Но уже в 1847 г. был проведен закон об ограничении рабочего времени на фабриках, где работают малолетние, десятью часами, а так как малолетние работали на всех сколько-нибудь значительных фабриках, то фактически для всех рабочих рабочий день был ограничен десятью часами. Этот закон воздвиг преграду не только для эксплуатации рабочих хозяевами, но и для чрезмерной эксплуатации рабочими своего организма. Организации рабочих сделали в этом отношении еще больше и могущественно содействовали подъему заработной платы организованных рабочих.

В 1845 г., когда Энгельс писал свою книгу о положении рабочего класса Англии, все эти факторы лишь намечались, а закон, ограничивающий длину рабочего дня, еще не существовал. Неудивительно потому, что Энгельс, хотя и предсказывал, что десятичасовой билль пройдет, все-таки не мог учесть влияние этих новых факторов на высоту заработной платы и приходил к безотрадному выводу: «Мы исследовали принципы, которыми определяются судьбы, надежды и опасения пролетариев, и нашли, что нет никаких видов на улучшение их положения».

В «Речи о свободной торговле», произнесенной К. Марксом в Брюсселе в январе 1848 г., но написанной в конце 1847 г., Маркс еще, по-видимому, стоит на точке зрения абсолютной теории обнищания рабочего класса по мере роста капиталистического хозяйства. Он, по-видимому, считал тогда, что заработная плата рабочих по мере роста производительности труда будет понижаться не только по сравнению с этим ростом, но и абсолютно, взятая сама по себе. «По мере роста производительного капитала, – говорит он, – увеличивается конкуренция между рабочими, притом увеличивается, сравнительно, гораздо сильнее. Вознаграждение за труд уменьшается для всех, а бремя труда для некоторых увеличивается». «Прогресс промышленности, – говорит Маркс далее, – создает более дешевые средства существования. Так, пиво вытесняется водкой, шерсть и лен – хлопком, хлеб – картофелем. Атак как всегда найдутся способы содержать труд при помощи более дешевых и менее удовлетворительных продуктов, то минимум заработной платы постепенно понижается».

Но уже через год (в 1849 г.) в статье «Наемный труд и капитал» Маркс перенес вопрос о материальной участи рабочего класса в капиталистическом государстве на широкую социалистическую почву борьбы классов между собою. Рабочий класс ведет упорную и непримиримую борьбу с феодальным и буржуазным классами общества. Он ведет эту борьбу, ставя своею конечною целью низвержение всего капиталистического строя и пользуясь всеми средствами и возможностями попутно улучшать свое материальное положение и в рамках капиталистического строя. Эти средства и возможности доставляет рабочему мощная профессиональная организация. Но вместе с этим сказочно растет материальное богатство класса капиталистов, растет производительная сила труда, а поэтому для определения сравнительной силы рабочего класса в капиталистическом обществе приходится принять во внимание вопрос не о том, растет или падает заработная плата сама по себе, а растет или уменьшается относительная доля рабочего класса в сказочном росте материального богатства капиталистических стран. Вопрос о росте или упадке заработной платы самой по себе имеет огромное значение и для теории, и для практики рабочего движения, но разрешение этого вопроса в положительном смысле еще оставляет открытым вопрос о том, не падает ли относительная доля рабочего класса в производимом национальном богатстве.

На такую широкую социалистическую почву перенес этот вопрос Маркс в статье «Наемный труд и капитал». Здесь он уже вполне допускает возможность повышения заработной платы рабочих в капиталистическом обществе, но указывает, что это повышение ничего не изменяет в относительном ухудшении материального положения рабочего класса. «С ростом капитала, – говорит Маркс, – растет количество наемного труда, значит растет и число наемных рабочих, другими словами, господство капитала распространяется на большее число лиц. Если мы возьмем наиболее благоприятный случай, то с ростом производительного капитала растет и спрос на труд. Тогда повышается и цена труда, повышается заработная плата.

Дом – будь он маленький или большой – отвечает общественным требованиям, предъявляемым к жилищу, пока окружающие его дома малы. Но как только рядом с маленьким домом вырастает дворец, маленький дом оказывается хижиной. Он свидетельствует о том, что его владелец не может иметь притязаний на нечто лучшее, и, как бы он с течением времени ни вытянулся в вышину, обитатель его все-таки будет чувствовать себя неудовлетворенным и приниженным, если соседний дворец вырос в такой же или еще большей степени.

«Заметное увеличение заработной платы предполагает быстрый рост производительного капитала. А быстрый рост производительного капитала вызывает такой же быстрый рост богатства, роскоши, общественных потребностей и наслаждений жизнью. Хотя жизненные удобства рабочего возросли, но удовлетворение, которое они доставляют, ничтожно в сравнении с образом жизни капиталиста, вообще недоступной рабочему, и с культурным состоянием всего общества. Наши потребности наслаждения жизнью– общественного происхождения. Поэтому мы измеряем их состоянием общества. Их общественный характер делает их относительными».

Маркс, таким образом, поставил этот вопрос на широкую социалистическую почву борьбы классов. С этой же точки зрения подошел Маркс к одному из важнейших вопросов тогдашней экономической жизни Германии, вопросу: «свобода торговли или протекционизм?» Немецкая промышленность отстала в своем развитии по сравнению с английской и французской, и вопрос о протекционизме имел для нее огромный жизненный интерес, и из-за него велась словесная битва между двумя лагерями.

Уже и у «истинных» социалистов начинал подниматься вопрос о необходимости предварительной «выварки в фабричном котле». В этом отношении любопытна статья Фр. Шнаке «Промышленность и покровительственные пошлины», напечатанная в 1847 г. в журнале «Das Westfalische Dampfboot», который редактировался одним из «истинных» социалистов, Отто Люнингом.

«Конечно, – говорит Шнаке, – радикальные реформы возможны только там, где существуют радикальные потребности, а эти последние могут быть развиты только под влиянием промышленности. Промышленность разовьет их лучше, чем все теории и вся философия, из которых пароду не испечешь хлеба. Промышленность превращает девственный еще пролетариат в изменяющийся и, под влиянием растущего вокруг него богатства, под давлением эксплуатации его эгоистическим классом, вырабатывающий сознание своего человеческого достоинства. Промышленность служит единственным истинным рычагом прогресса, единственным средством привести в движение народную массу и осуществить на деле то, о чем едва дерзала мечтать чуждая народу головная теория. Ввиду этого мы не отказываемся от «благодеяний» промышленности, не боимся упрека в том, что мы «буржуа». Мы не хотим, чтобы немецкий рабочий остался на самой низкой ступени материальной культуры, якобы для того, чтобы он был избавлен от мук неудовлетворенных потребностей: если он будет испытывать эти муки, то он уже сам позаботится об их уничтожении».

Воззрение, выраженное в этих словах, знаменовало собою целую новую эпоху в умонастроении немецкой интеллигенции, полный разрыв со старым идиллическим утопизмом. Шнаке открыто признал необходимость и неизбежность для немецкого народа пройти через капиталистическую выварку и указал на относительное преимущество капиталистического строя перед старым патриархальным.