Текст книги "Сапфировый кондор. Детективно-политический трактат"

– Мне приходилось видеть эту штуку на фотографиях, действительно впечатляет и ужасает.

– Макс Фактор, безработный эмигрант из России, создал за 20 лет крупнейшую в мире косметическую империю. Его сыновья продолжили дело отца и придумали расческу для бровей, тюбик с кисточкой для туши, лаки для ногтей и для волос, устойчивую помаду, жидкий тональный крем и множество других вещиц, без которых жизнь сегодняшней женщины немыслима…

– Откройте секрет, Виктор – вы энциклопедически образованы или просто неравнодушны к женскому макияжу? – добродушно улыбнулась Хендерс.

– Рубрика «История бренда», которую я вел некоторое время в журнале, не пропала для меня даром. Гонорары были небольшие, но историй из жизни талантливых предпринимателей могу рассказать массу!

– Рубрика?.. Вы же утверждали, что бизнесмен, а не журналист?

– Ну так я работал журналистом после университета… Потом времена изменились, на зарплату стало не прожить, и я ушел в бизнес, сейчас журналистика для меня – это уже скорее как хобби…

– И в чем заключается ваш бизнес? Видимо, это все-таки не косметология?

– Хм… не совсем… Мои бизнес – просветительский маркетинг, – после небольшой паузы произнес Касатин.

– Просветительский …что? С чем едят подобное блюдо? Никогда о таком не слышала!

– Я работаю в рекламном агентстве, которое занимается стимулированием интереса к классической литературе. Мы используем психологические методы, разработанные ведущими маркетологами, только используем их не для того, чтобы впарить потребителю никому не нужный, но прибыльный товар, а чтобы вызвать интерес к чтению, к получению интересной информации, к развитию собственных мозгов… Например, в 1938 г. в США произошло невероятное событие – тысячи людей в панике покидали дома, телефонные линии были парализованы, и власти не могли понять причину массового ужаса. Оказалось, что в это время транслировали радиопостановку по роману Герберта Уэллса «Война миров», и часть слушателей поверила в то, что планета действительно была атакована марсианами. Правительству Рузвельта пришлось потратить несколько недель, чтобы успокоить горожан и возвратить их в дома. Мы недавно создали запоминающийся рекламный ролик, и продажи произведений Брэдберри в нашей стране сразу подскочили. Ну и множество других вещей, так или иначе связанных с культурными шедеврами.

– Просвещение нового типа? А вы оригинальный человек, Виктор!

– Мир за последнее время превратился в массовый потребительский рынок. Все решает реклама – узнаваемую продукцию используют и покупают, а неизвестную обходят стороной. Вне зависимости от качества. Мы, по крайней мере, пытаемся направить потребителей в правильное русло, хотя и хитрыми современными способами.

– И что же вы рекламировали последний раз?

– Так… надо припомнить… Да, конечно же, это был роман Хэмингуэя «По ком звонит колокол». Прототипом главного героя романа был македонский полковник Ксанти, с которым писатель беседовал в отеле «Флорида» в Испании, во время Гражданской войны. А что самое интересное – этот Ксанти в реальности был советским разведчиком Ходжи-Умар Мамсуровым. Правда Хэмингуэй так и не узнал об истинном имени своего легендарного собеседника… А наш рекламный ролик на этот сюжет стал чертовски популярным на телевидении и в интернете!

– Да, я, поняла, у вас действительно интересное и необычное агентство. И кто вам платит за работу?

– Книжные издательства, частные партнеры, общества филантропов, даже от государства временами получаем финансирование…

– Замечательно, что в России так относятся к образованию и просвещению. Значит, народ не будет падать все глубже и глубже в какую-то бездну бескультурья и безразличия, как происходит в некоторых странах…

«Хотелось бы, что б это было так», – с тревогой подумал про себя Касатин, только что придумавший историю о просветительском рекламном агентстве.

– Что ж, обо мне вы уже знаете предостаточно. Может, поведаете о своих чувствах и размышлениях? Вы считаете себя счастливой? – обратился он к Хендерс.

– Я много могу в этой жизни, но есть вещи, получить которые не помогут ни деньги, ни влияние.

– Имеете в виду кризис личности?

– Скорее растерянность личности. Отсутствие надежной дороги и ощущение того, что куда бы я ни пошла, все равно приду обратно, в точку отсчета.

– Но любая женщина должна пытаться обрести, прежде всего, семейное счастье.

– Увы, я, кажется, уже потеряла шанс преуспеть хотя бы в этом деле. Человек, с которым я жила долгие годы, был слишком известной и занятой личностью, чтобы сделать меня счастливой по-настоящему. Эйфория от взлета из грязи к небесам проходит быстро, а состояние заброшенной канарейки в бриллиантовой клетке останется на всю жизнь.

– А кто он, тот человек? Насколько сильно вы любили его?

– Знаете, он никогда не вызывал у меня страсти как мужчина. Сначала я смотрела на него, как на кумира, дерзкого и влиятельного. Потом – как на спутника жизни, который нуждается в моей заботе и постоянном, даже невидимом внимании. А под конец жизни – просто как на усталого человека, который искал утешения и поддержки у тех, кто искренне к нему относился.

– Он умер? Почему вы сказали про конец жизни, вы же еще совсем молоды?..

– Увы, его не стало в результате несчастного случая, – без малейшей тени лукавства произнесла Хендерс, глядя в глаза собеседнику. – Наверное, он сам был рад такому исходу… Но мне его всегда будет не хватать, он слишком прочно занимал часть моей души и моего сердца…

– Близких людей всегда тяжело терять, только после их ухода мы понимаем, насколько недооценивали их присутствие рядом с нами…

Доротея глубоко вздохнула, и ее большие глаза вновь приобрели холодно-надменный взгляд, которым она предпочитала оценивать окружающую действительность. Она слегка отчужденно повернулась к Виктору.

– Простите меня за излишнюю откровенность. Нам не следовало рассуждать о подобных вещах. Хотя, не скрою, вы один из тех немногих людей, перед которыми не стесняешься своих чувств. Думаю, вы были отменным журналистом.

– Не лучше, чем мои коллеги, – безучастно ответил Виктор, поглядывая на белоснежную лебединую парочку, проплывающую под мостом.

– Давайте вернемся к разговору о статуэтке Грейс Келли. Меня устраивает цена, которую вы предложили в начале встречи. Где ее можно будет получить?

– Приезжайте по этому адресу! – Виктор протянул клочок бумаги с адресом его нового пристанища. – В 18 часов, если вам удобно. Статуэтка будет вас ждать.

Касатин понимал, что сильно рискует, но лучшего варианта он на данную минуту не видел. Он собирался поговорить с Доротеей после ее приезда, открыть ей свой настоящий род занятий, сообщить о грозящей ему опасности и уговорить ее помочь докопаться до правды.

– Я приеду, только в случае чего – имейте в виду, что мой водитель был неплохим каратистом, – шутливо произнесла Хендерс, спускаясь по ступенькам моста. Виктор проводил ее до машины, по дороге они успели обсудить особенности российского архитектурного модерна, современное санторийское искусство и учение о цвете, созданное Гете в начале XIX века.

Глава 29

Доротея вошла в свой дом, расположенный в пригороде Эллизора, среди тишины, ароматных сосен, лужаек для гольфа и нескольких вилл, занимаемых санторийскими киноактерами в теплое время года. Внутреннюю обстановку ее дома можно было бы посчитать творением одного из ведущих мировых дизайнеров, однако проект был полностью подготовлен ей самой. Доротея, даже будучи на олимпе власти, не расставалась со своим дизайнерским прошлым и старалась задействовать все грани своего образования и таланта, чтобы создать нечто неповторимое. Купив этот загородный дом, она стала самостоятельно работать над чертежами и макетами, желая спроектировать комнату-студию в современном стиле с элементами ар-деко. Стены, диван, портьеры и бархатные гардины, разделяющие комнаты, были выполнены в сливовых и сиреневых оттенках, плитка вдоль барной стойки была сделана из темного мраморного агломерата, напоминавшего своим рисунком звездные космические потоки. Большой гардероб и спальню отделяли от главного помещения двери из матового стекла, пропускавшие дневной свет. Над широкой кроватью с округленными краями висело декоративное панно с белыми и синими полосками, а также репродукции картин Макса Эрнста и Рене Магритта. Рядом находился компактный столик с драгоценностями и косметикой, напротив него – овальное окно с полупрозрачными шторками.

Хендерс привычным шагом прошла в комнату и вдруг остановилась как вкопанная. На диване, напротив нее, сидел Геральд Гаулер, закинув ногу на ногу и монотонно постукивая пальцами по лежащей рядом сиреневой подушке.

– Геральд? Не ожидала сегодня тебя здесь увидеть!

– Я закончил свою поездку на новую атомную станцию на два часа раньше и решил посвятить оставшееся время нам с тобой. В конце концов, я и так уделяю любимой женщине непростительно мало времени.

– Ну ты же теперь президент, а у них мало времени на личную жизнь. Да и она тоже всегда под прицелом телекамер. Если не явных, то скрытых – уж точно всегда.

– Это конечно, кому как не тебе знать о личной жизни президентов! – резко произнес Гаулер, заставив Доротею смущенно отвернуться.

– Сегодня было непривычно холодно, мне необходимо чем-нибудь согреться, – сказала она, пытаясь переменить тему разговора. – Я сделаю себе «Малибу». Что будешь ты?

– Текилу с апельсиновым соком – ответил Геральд, не глядя в ее сторону.

Доротея смешала кокосовый ликер «Малибу» с ананасовым соком, после чего сделал коктейль для Гаулера и поднесла ему.

– Как прошло открытие новой станции? Об ее возможностях много писали в газетах и говорили по телевидению. Она действительно так уникальна?

– Не доверяй СМИ, они засоряют эфир и человеческие головы, чтобы поменьше рассуждать о по-настоящему дельных вещах. Хотя для меня это и к лучшему, телевидению и прессе я обязан больше, чем кому бы то ни было… Насчет уникальности – тех денег, которые дошли до строителей станции, она правда стоит. Но не больше.

– Интересно, сколько все-таки дошло до «адресата»?

– Ну, если исключить деньги для министра энергетической политики, его заместитля, главы «СантЭнерГрупп» пройдохи Доллиса, который проект разрабатывал, губернатора Рапсолинской провинции, где станция расположена, ну и для будущего руководства станции – то не такая уж и астрономическая сумма получится.

– Но это же ужасно… Как ты можешь так спокойно раздавать им деньги, предназначенные на такое важное для страны сооружение?

Гаулер насмешливо посмотрел на нее.

– Лучше отдать им часть, чтобы хоть что-то было вообще построено! За много лет жизни с Феррантосом ты так и не научилась разбираться в людях, Дороти. Свои интересы будут всегда важнее, чем интересы нашего «всеми обожаемого народа». Люди работают ради других только в двух случаях – либо из-за страха наказания, либо под воздействием колоссальной идеи, убивающей гипнотической силой любые корыстные побуждения. Но нормальной идеи у нас нет, как нет ее и в большинстве других стран. Идея индивидуального успеха – вот что движет колесо современного мироздания. Ей руководствуется и швейцар какого-нибудь ресторана «Ариадна», и творческий работник, и губернатор, и, говоря откровенно, лидер нации тоже. А страх наказания бессмыслен в обществе, где клеймят и чествуют преступников за их же собственные деньги! Что будет, если я отправлю свой кабинет в тюрьму или в отставку? Новые министры, воодушевленные перспективой богатства, будут еще более жадными до моих финансовых потоков. Старые, по крайней мере, уже научились знать меру и частично работать на родную страну.

– Может я и не разбираюсь в людях, но, по крайней мере, еще не настолько цинична по отношению к человечеству. Проведи нормальные реформы, ужесточи законы, покажи личный пример, Геральд! Волевые лидеры всегда были в почете у населения. Не ты ли был тем самым молодым и активным помощником президента, от которого ждали великих свершений?

– Спасибо, дорогая, но я хочу дожить до спокойной и обеспеченной старости. Свершения бывают только после войн и революций, когда на выжженной земле и на крови расстрелянных династий создают новые общества с новыми законами жизни. Ты предлагаешь мне устроить революцию, смести всех ради будущих поколений? Да меня же первого и вздернут на рее за такие намерения! Причем, свои же соседи по кабинету.

– Ты просто боишься ответственности. А еще больше – боишься лишиться своего трона, Геральд. Называй вещи своими именами.

– Нет, Доротея, я всего лишь стараюсь не впадать в маразм, в отличие от твоего бывшего супруга! Он собирался изменять планету, жить по совести, бороться с казнокрадами, создавать моральные кодексы. Вот и поплатился!

– Что ты хочешь сказать?! Вы все-таки подстроили его смерть? Я всегда подозревала это!

– Ничего мы не подстраивали! – в бешенстве схватил ее за локоть Гаулер. – Он отправился к праотцам без нашей помощи, крови его на мне нет! Но то, что он был обречен как политическая фигура – это было ясно уже задолго до происшествия.

– Зато он обречен на то, чтобы заслуживать хоть какое-то уважение как лидер государства!

– Если ты так печешься о его посмертном уважении, зачем начала встречаться со мной, еще будучи супругой, а не вдовой?

Доротея с силой отцепила его руку, подошла к барной стойке и залпом выпила содержимое бокала.

– Моей душе был необходим человек, который бы позволял мне ощущать себя полноценной женщиной. Ты был таким человеком – страстным, активным, целеустремленным. Увы, мы не пророки, не можем предсказывать поведение людей через года вперед. Когда после гибели Люстона мы стали жить вместе, я верила, что обрела нового достойного человека рядом с собой… Увы, самообман дорого мне обошелся!

– Не надо строить из себя великую страдалицу! Признайся – ты просто не хотела снижать свой статус первой женщины страны и собиралась оставаться такой еще долго-долго!

– Значит, ты действительно меня так и не распознал до конца, Геральд. Не научился читать по глазам о моих истинных чувствах. А ведь это совсем не сложно, женщина никогда не подаст такого сигнала, который не был бы понятен ее избраннику. Нужно лишь сделать небольшое усилие над собой.

– Знаю я, что ты сейчас чувствуешь и что хочешь! – крикнул Гаулер и схватил ее за талию.

– Отпусти меня! Отцепись! – Доротея пыталась вырваться из его цепких объятий, но ей это не удавалось.

Гаулер резко поднял ее, приволок в спальню и бросил на кровать, рыча при этом, словно раненый лев, от злости и возбуждения. Он навалился на нее всем своим весом, по-хозяйски расстегнул молнию на левой стороне платья и стал скользить влажной и горячей рукой по ее обнаженным бедрам. Доротея продолжала сопротивляться, пытаясь поцарапать Геральда своими налаченными коготками.

– Вот что ты всегда хотела, не правда ли! – победно прошипел он ей на ухо и впился губами в ее рот, не давая возможности ответить.

Через несколько минут ему надоело укрощать сопротивляющуюся женщину, и он медленно сполз с нее, проведя напоследок пальцами по ее шее и ложбинке между грудями. Хендерс с ненавистью и презрением смотрела на него. Затем он встал, расправил рубашку, затянул узел галстука и вернулся в комнату, чтобы допить свою текилу.

– Сегодня Нетрада устраивает небольшой прием по случаю своей помолвки. Старая партийная крыса женится на очаровательно особе, работавшей у него в аппарате. Она годится ему в дочки, причем даже не от первого брака. Его родная дочь даже выглядит старше его же невесты.

– Вот-вот, в этом и все твое окружение. Вся ваша группировка, которая считает себя народной совестью! – прокричала Доротея, застегивая платье, чудом оставшееся невридимым

– Не идеализируй, никто среди них себя совестью нации не считает. А Нетрада заслужил подарочек на склоне лет, он и так пахал всю жизнь как проклятый, еще при Кнауше. Может составишь компанию, ведь твой визит по-прежнему почитается всеми за большую честь?

– Не хочу, я устала. К тому же ни Нетрада, ни ваше сборище больше не представляет для меня интереса!

– А где ты гуляла так долго?

– Общалась с интересным человеком. У него есть одна необходимая мне вещь, и мы договорились о сделке.

– Скупаешь антиквариат и стареешь вместе с ним?

– Приобретаю изящные вещи. Хотя с тобой о настоящем искусстве говорить как-то глупо.

– Не зли меня, Дороти, – проговорил сквозь зубы Гаулер, сжимая в руке бокал.

– Мне надо будет обязательно наведаться в Россию. По всей видимости, там масса таких же интересных людей, как и мой сегодняшний знакомый.

– Давай, уматывай, только если будешь замерзать там в сугробе, не зови меня на помощь! Так он русский? Чем занимается?

– Создает любопытный бизнес-проект. А до этого занимался журналистикой. Это заметно – язык у него очень подвешен…

Упоминание журналистики заставило Гаулера вздрогнуть.

– Неужели еще один?.. И как его зовут?

– Какое тебе дело? – огрызнулась Хендерс, но увидя выражение его лица, покорно произнесла, – Виктор Касатин, если я правильно запомнила…

Геральд смотрел на нее взглядом голодной львицы, подкравшейся вплотную к антилопе.

– Когда и где вы снова встречаетесь?

– Ну это уже точно тебя не касается!

– Дороти!

– Он мне дал адрес, договорились сегодня на шесть! Доволен?

– По какому адресу?!

– Отстань от меня!

– Адрес!!! – проревел Гаулер и глаза его налились кровью. Бокал в ее руке громко хрустнул, стеклянные осколки и капли недопитого коктейля полетели на светло-сиреневый ковролин…

Глава 30

Камин медленно пережевывал осиновые поленья, извергая бойкие язычки жаркого пламени. В комнате было тепло и уютно. Пышнотелая молодая особа в полупрозрачной кофте томно лежала, облокотившись на край кровати, и потягивала сигарету.

– Ну, что Никсон, дела по-прежнему не клеятся? – без особо интереса спросила она.

– Да, какая-то черная полоса настала, даже самому противно! – промычал Карбиц, очищая пол от древесных отходов.

– Помню, каким ты был жизнерадостным лет пять назад… Мог горы свернуть, а теперь… Зря ты связался тогда с местными наркодельцами. Повелся, как мальчишка, на золотые горы, а получил лишь черную кляксу в своей биографии. И из полиции тебя турнули…

– Хватит меня стыдить! Нашлась, тоже, святая! Третий бордель сама меняешь из-за постоянного хамства! Лучше о своей судьбе подумай!

– О чужой легче думается, проще как-то…

– Я сам отвечаю за свои дела! Сейчас я занимаюсь поисками одного мерзавца, который хочет вести подрывную деятельность в нашей стране! – многозначительно объявил ей сыщик, подбрасывая поленья в разгорающийся огонь. – Если дело выгорит, меня восстановят в полиции, сам Элторн обещал, глава президентской охраны.

– Спасаешь отчизну, парень? Ну-ну. Сначала меня бы как следует удовлетворил, а потом бы уже об остальном населении заботился. А то на словах то многие горазды…

Карбиц выпрямился, чтобы как можно вразумительнее высказать подруге свое отношение к ее мнению, но в тот же миг дверь резко распахнулась. В комнате появилась коренастая фигура Атолера Герасси в широкополой шляпе, с которой стекали дождевые струи.

– Что, погодка подвела? – глядя на него спросил взвинченный Никсон

– Сейчас утихомирится, – спокойно ответил Атолер. – Ливни в это время долго не идут. Собирайся, Брюс сообщил мне адрес нашего клиента.

– Ну что ж, повеселимся!

– На, держи, весельчак! – Герасси протянул ему листок с адресом Касатина. – Я поеду и проверю тот особняк, куда мы его собираемся привезти. Предупрежу, чтобы готовились к приему гостя. А ты созвонись с парнями Брюса и отправляйся как можно быстрее. К 18.00 надо быть на месте, а то еще спугнем чего доброго…

– На этот раз слизняк не ускользнет. Я сообщу тебе, как мы его сцапаем.

Герасси не спеша удалился, Никсон забегал по комнате, одеваясь и параллельно разыскивая свой кастет. Развалившаяся подруга лениво наблюдала за его телодвижениями.

– Эй, дура, хватит задницу плющить! Я сваливаю через пять минут, а ты свалишь еще раньше! – прикрикнул он на нее. После чего швырнул в мусорную корзину допитые бутылки из-под шампанского, набрал воду в ведро для льда и окатил ей пламя в камине. Все вокруг заволокло густым едким дымом. Когда он испарился, комната была уже пуста. Карбиц отправился в новую погоню за неуловимым журналистом, уже не сомневаясь в своем успехе и лаврах победителя.

Глава 31

К 6 часам дождь закончился, наполнив вечер приятной свежестью и оставив после себя легкую пелену тумана. В комнате начинало темнеть, французское окно в пол отражало серебристо-мерцающий блеск ненастного неба. В углу комнаты горел торшер, излучая приятный желтоватый свет в противовес угрюмому небесному сиянию. Телевизор транслировал какой-то очередной ситком, сопровождаемый наигранными актерскими гримасами и закадровым смехом. Виктор сидел в кресле и вертел в руках трость президента с зеленоватым ониксовым шаром в оправе из чистого серебра.

После встречи с Доротеей он заехал на прежнюю квартиру и забрал оттуда эту реликвию, вместе с частью своих бумаг. Он знал, что может нарваться на засаду, но действовал на свой страх и риск. «Они все равно не ожидают меня там встретить, считают меня слишком умным для этого», – внушал себе журналист, подъезжая к нужному дому. Он тихо пробрался к окну своей квартиры на первом этаже, пытаясь быть максимально осторожным. Использовав складной нож, он открыл створку и проскользнул внутрь. Через пару минут он уже находился этажом выше и разговаривал со старушкой-хозяйкой квартиры. Оказалось, что один раз к нему действительно заходила пара человек, представившись агентами полиции, но они вскоре вышли, ничего не взяв. «Либо что-то искали, либо устанавливали прослушку», – решил он.

Зайдя в комнату, он обнаружил, что в его портфеле с документами активно порылись, но ничего ценного не забрали. Интересовавший его предмет лежал в глубине шкафа в том положении, в котором Виктор его оставил в последний раз. Касатин взял трость и постарался скрыться так же неслышно, как и прошел. Выглянув из-за угла дома, он увидел подозрительного человека с пачкой арахиса, наблюдающего за подъездом. Журналист моментально спрятался за стену, ожидая, когда незнакомец отвернется. Затем, выждав подходящий момент, молниеносно проскочил мимо зарослей кустарника и скрылся за соседним зданием. Убедившись, что за ним никто не гонится, Касатин поймал попутное такси и отправился в свое новое жилище.

Теперь трость лежала у него на коленях и напоминала о таинственном и неприступном владельце. Виктор был один в доме: Линст отправился в редакцию руководить версткой нового ежемесячного приложения о культурной жизни столицы. По всей видимости, он собирался днями и ночами сидеть на работе, чтобы случайно не попасться на глаза тому, от кого он удирал вместе с Виктором. Касатин сидел неподвижно, глядя на темнеющее небо. Ему почему-то вспомнился тот день, когда он сидел в похожем кресле в квартире Насти, а за окном был такая же сумрачная атмосфера…

– – Знаешь, что нам действительно не хватает? – спросила Настя, сидя на ковре и обхватив руками свои колени.

– – Что, дорогая?..

– – Жизнерадостного детского смеха. Мне ведь 26 лет, самый идеальный возраст для того, чтобы задуматься о будущем… Беременность ведь меня бы не испортила, как ты думаешь?

Она по-младенчески наивно засмеялась, уткнулась носом в ворот своего пестрого пушистого свитера и натянула его до щек. Только улыбающиеся глаза, как ква озорных огонька, глядели на любимого мужчину.

– А почему, ласточка, ты считаешь, что пора становиться матерью? Это можно сделать и лет через пять…

– С первым ребенком нельзя тянуть, а чем старше возраст женщины, тем больше проблем может возникнуть…

– Неужели ты думаешь, что сейчас, когда ты только создаешь себя как талантливого профессионала, ты вынесешь на своих плечах еще и детей?

– Но дети могут стать и дополнительным стимулом к совершенствованию… И потом – это же результат нашей любви…

– Сейчас надо думать не о том, чтобы размножаться, а чтобы развиваться вместе! Настюша, ты торопишь события… – укоризненно покачал головой Виктор.

– Ты не представляешь меня в роли матери? Или просто не готов к полноценной семье?

Касатин, расстроенно вздохнув, встал и подошел к окну.

– Настя, я понимаю твои материнские инстинкты, но ты тоже должна меня понять. Дети – это очень важное событие, для мужчины – это переломный этап в движении к самореализации. Но до этого этапа нужно пройти еще несколько других. И это необходимо для того, чтобы дети выросли в надежной и обеспеченной семье. Я хочу видеть их продолжателями моего дела. Хочу, чтобы они гордились мной, не испытывали нужды, могли позволить себе хорошее питание и интересные увлечения. Чтобы они не питались сосисками, не бегали по дворам с курящими маргиналами и не корили родителей за то, что те не смогли снабдить их полноценной путевкой в жизнь.

– Но ты и так это сможешь дать своим детям. Они будут расти вместе с твоими профессиональными победами и вдохновляться подаваемым примером.

– Пока вдохновляться нечему, я не заслужил продолжения рода на этом жизненном этапе.

– Виктор, причины и оправдания можно найти всегда… Значит, ты просто в душе не хочешь, чтобы мы стали друг к другу ближе и создали счастливую семью…

Анастасия скрестила руки на коленях и положила на них свою белокурую голову. Виктору не было видно ее лица, но, глядя на легкие вздрагивания ее тела, он понял, что его любимая начала плакать. Ему стало больно от ощущения вины перед ней за свои эгоистичные слова.

– Настя… Дай мне встать на ноги, ты же видишь какое сейчас тяжелое время… В конце концов, я это делаю именно ради будущего ребенка. Ты сама потом скажешь мне спасибо.

– Хорошо… я подожду… – еле слышно проговорила она и больше не поднимала эту тему…

Виктор не знал, почему погода за окном навеяла ему именно сейчас, перед приходом Доротеи, такие воспоминания. Наверно потому, что он искренне хотел в эту минуту вместо надменного серо-голубго взгляда его недавней спутницы видеть лучезарные, светло-голубые глаза его возлюбленной. Чтобы они озарили своей теплотой мрачную комнату и внушили Виктору уверенность в собственных силах.

Касатин зажмурился и резко тряхнул головой, после чего окатил в ванной свое лицо ледяной водой. Он старался не отвлекаться на сентиментальные раздумья в столь важный момент. Доротея должна была увидеть трость своего бывшего супруга, узнать о реальной миссии Касатина и попытаться сделать все возможное, чтобы пролить свет на тайну исчезновения Феррантоса. По крайней мере, на это рассчитывал Касатин. Он стоял с закрытыми глазами, прислонившись к стене и собираясь с мыслями. Неожиданно где-то недалеко от дома раздался шум приближающегося автомобиля, Тело журналиста охватило напряжение, он приподнял оконную штору и увидел подъезжавший к дому мерседес с тем же номером, который был и на машине, отъезжавшей от здания биржи с Доротеей на заднем сиденье. Виктор немного успокоился, но чувство тревоги уже постоянно присутствовало в его душе.

Вскоре звук двигателя стих, и вдалеке послышались щелчки захлопывающихся дверц. Сквозб окно дома автомобиля уже не было видно.

Когда в дверь позвонили, Виктор осторожно подошел и на всякий случай спросил «Кто?»

– Доротея, – послышался знакомый, но какой-то неестественный голос.

Касатин решился. Он отпер засов, приоткрыл дверь и замер в ужасе. Перед ним стояли два крепких молодых паренька в черных костюмах и умерщвляющим взглядом смотрели ему прямо в глаза. В руках у одного из них был небольшой диктофон с записанным голосом Хендерс.

– Собирайтесь, вы отправляетесь с нами! – приказным тоном пробасил один из парней.

– Вы позволите надеть пиджак и захватить с собой кое-какие вещи? – пробормотал Касатин пересохшими губами. Он спросил первое, что пришло ему на ум, не зная, как поступить дальше.

– Хорошо, только мы пройдем с вами.

– Да, пожалуйста…

Виктор шагал впереди, лихорадочно придумывая план спасения. «Доротея работала с ними в одной команде… Хотя, возможно, они просто следили за ней и нагрянули ко мне без ее ведома, а голос смотнировали… Черт, да какая теперь разница! Главное – остаться невредимым…» – мелькало у него в голове. Он вошел в комнату и нагнулся к креслу, чтобы поднять пиджак. Рядом с креслом, с невидимой для людей Гаулера стороны, стояла прислоненная к боковой спинке трость…

Дальше все произошло настолько стремительно, что Касатин сам мало что успел запомнить. Он судорожно схватил предмет и со всей силы ударил стоящего у него за спиной спецбеза ониксовым набалдашником. Явно не ожидая такой реакции, тот пошатнулся и медленно повалился на пол. Касатин не растерялся и тут же ткнул другим, заостренным концом трости второго спецбеза, пока тот расстегивал кобуру. Укол пришелся точно в пах, парень взвизгнул от боли и, скрючившись, упал на колени, судорожно сжав ноги. Виктор схватил стул, стоявший около трельяжа, и со всей силы запустил им в окно. Послышался оглушительный звон разбивающего стекла и падающих осколков. Через секунду холодный и свежий порыв воздуха окатил журналиста, предупреждая тем самым, что путь свободен. Виктор выскочил на лужайку перед домом и опрометью бросился вдоль живой изгороди в сторону улицы, где можно было затеряться среди прохожих. Пробежав несколько метров, он завернул за угол и в это мгновение почувствовал резкий удар в бок, от которого все вокруг поплыло перед глазами…

Касатин пошатнулся и получил еще один удар в левую скулу. Ноги его подкосились, и он упал на одно колено. Немного придя в себя, он посмотрел перед собой. Напротив него, довольно потирая кулак, стоял тот самый светловолосый отморозок, которому вчера на голову свалился непонятно откуда цветочный горшок.

– Ну вот я до тебя и добрался, дурачок! – произнес он, мерзко оскалив зубы. – А ты думал, что так просто отделаешься? Не надейся…

– Да уж, теперь точно не надеюсь… – грустно ответил Касатин, прикладывая носовой платок с кровоточащему краешку губы. – Оставь надежды всяк на вас смотрящий…

Он почувствовал, как сзади приближались еще несколько помощников его преследователя. Он был окружен, и выхода уже не было. Предстояло подчиниться и внутренне готовить себя к печальному исходу…

Глава 32

Прием в загородном особняке Василиса Нетрады был в самом разгаре. Старого партийца и его новую спутницу жизни приехали поздравить видные санторийские политические деятели, главы финансовых корпораций, популярные музыканты и киноактеры, близкие к властным кругам представители творческой интеллигенции. Чопорные гарсоны и улыбчивые официантки разносили на серебряных подносах пирамидки из шоколадных конфет, тарталетки с икрой и креветками, фужеры с шампанским, мартини и розовым вином. Небольшой ансамбль играл излюбленные хозяином дома композиции из репертуара оркестра Paul Mauriat. Нетрада был польщен вниманием гостей, а еще больше – вниманием очаровательной особы, стоящей рядом с ним в броском платье мятного оттенка, которая согласилась связать с ним, 55-летним служакой, свою судьбу. Многие негодовали по поводу разницы в возрасте – между Василисом и Оринной пролегала пропасть в 28 долгих лет. Однако молодоженов этот факт не смущал. Василис был рад ощутить на закате своей привлекательности то давно забытое неповторимое чувство, которое он не испытывал с момента расставания с предыдущей женой. Он понимал, что вряд ли будет последним или лучшим мужчиной в жизни юной и обаятельной Оринны, но все равно не собирался останавливаться перед искушением попробовать этот аппетитный пирожок на вкус. Оринна, в свою очередь, решилась на замужество, исходя больше из рациональных, нежели эмоциональных соображений. При этом она искренне уважала своего избранника как человека дела и чувствовала его пылкий нрав, скрытый за густой сединой, потрепанным временем лицом и грузом политической ответственности.