Текст книги "Симфония дрейфующих обломков"

– Хочу. Спасибо, хозяин. Только чем сильнее в моей голове кипят человеческие мысли, тем отчетливее я понимаю, насколько они тяжелы и надуманны. С ними будет тяжело существовать. Сочувствую вам, человекам!

– Надуманны, говоришь? А тебе не кажется, что ты так снисходительно рассуждаешь о людях только потому, что сам находишься в тепле и заботе? Может, и другие коты, с которыми ты дрался у водосточной трубы, думали только о листопаде и восходящей луне? Нет, я не поверю в это! Они воевали за свое место на этом чертовом шарике! Потому что это единственный способ доказать всем, и в первую очередь самому себе, что не зря появился на свет и можешь что-то из себя сотворить! Но ты явно потерял способность бороться. А потому и считаешь себя в праве унижать своего добродетеля, называя дело его жизнь «надуманностью»! Неблагодарный звереныш! Ну ничего – проведем еще один эксперимент. Посмотрю после этого, какие философские инсинуации польются из твоей мохнатой башки!

Лазарь судорожно набрал номер на телефоне и поднес его к пунцовой щеке.

– Хароныч! Не спишь? Подойди, ты мне срочно нужен!

Кот с вытаращенными глазами смотрел на «алхимика». Даже если бы Копченый не понимал слов, то по одним гневным интонациям и неистовым метаниям по кабинету он бы догадался, что «благодетель» готовит какую-то пакость.

В дверной проем просочилась вытянутая лысина Чертанова.

– Так, Елизар, избавь меня, пожалуйста, от этого мерзкого существа. Никогда не думал, что говорящий кот за полчаса способен довести человека до нервного срыва! Надо было собаку домой тащить, а не эту ленивую харю! Отправь его во двор и не пускай без моего разрешения. И не корми! Надо слегка нарушить его четыре чувства счастья, чтоб не повадно было! Все понял? Давай тащи его с глаз долой!

Кота удалось поймать ценой расцарапанного дивана и нескольких расколотых склянок, которые Елизар задел, гоняясь по кабинету за котом. По комнате распространилось такое зловоние, что Копченый был даже рад оказаться в крепких, но в меру осторожных клешнях дворецкого. Они прошли через залу, слыша в спину матерные выкрики Лазаря, собиравшего с ковра стеклянные осколки с новым уникальным эликсиром.

Копченый сдавленно сопел, в унисон ему посвистывал волосатыми ноздрями Хароныч, аккуратно держа кота под мышкой.

– Харооныч!.. Отпусти, будь человеком, – кряхтел кот, стараясь высвободить шею.

– Сиди смирно! Раз попросили, значит, так надо! Меньше будешь пререкаться перед хозяином! Он тебя от голодной смерти спас, а ты его нервируешь! – с отеческим укором пропыхтел сквозь зубы дворецкий.

– Да я не хотел! Так, немножко мыслью растекся! – стараясь надавить на жалость, пропищал зверь.

– А не надо растекаться! Мысль для только и создана, чтобы осмыслять, а не озвучивать! Отсидишься под звездами, новые слова подучишь и вернешься! Лазарь отходчивый!

Они спускались по лестнице – до парадной двери оставалось не больше двадцати шагов. Копченый не был столь уверен в сердобольности хозяина, и перспектива мерзнуть на осеннем ветру его не очень завлекала. Поэтому он пустил в ход необычное для себя оружие, сам толком не понимая, как до него додумался:

– Хароныч… А как ту женщину зовут, которую ты иногда в дом приводишь? Ты еще с ней на кухне уединяешься, пока хозяина нет…

– Амалия, – машинально ответил Хароныч. – А что?

И тут он замер как вкопанный посреди лестницы. Он догадался, но было уже поздно.

– Да так… Ничего. Интересно просто, – удовлетворенно прохрипел Копченый и окинул своего надзирателя надменно-хитроватым взглядом.

– Ах ты!!! Чтоб тебя! – только и мог выдавить из себя побагровевший Елизар.

– Ну извини! Кому же в октябре ночь под забором провести охота? Давай заключим сделку – ты меня тайно оставляешь на нижнем этаже до распоряжения хозяина, а я про чужих гостей навсегда забуду.

Ладно, хрен с тобой, договорились! – угрюмо буркнул Хароныч и презрительно скинул ношу на дубовый паркет. Кот предусмотрительно отскочил в дальний конец коридора и стал оттуда деловито посматривать на Хароныча. Если бы не специфическая внешность обоих, то они вполне походили бы на двух брутальных парней из голливудского вестерна, уважительно глядящих друг на друга, держа при этом загорелые пальцы на незаметно расстегнутой кобуре.

– Никогда нельзя доверять живым существам!.. – щурясь, сказал Елизар. – Могут подставить в самый неожиданный момент.

– Даже Амалия, мрр? – поинтересовался из темного угла кот.

– Даже она. Хотя у нее вряд ли хватит на это смелости. Пожрать то хочешь? Раз мы нарушили один запрет, уже нет смысла соблюдать другой.

– О, отличная идея! А ты не такой жестокий, каким мне казался раньше! Мяу!

– Спасибо за откровение. Ты тоже не такой тупой, как многие домашние животные. А почему ты мяукаешь? Нравится комбинировать два языка?

– Сам не пойму… Вырывается это привычное «мяу», и все тут.

Хароныч удалился на кухню, откуда вскоре раздался скрип холодильника и лязг консервных банок. Копченый обвел голубоглазым взглядом коридор, увешанный символисткими картинами. На одной из них, висевших над лестницей, холодная восточная красавица сидела на пестром диване и надменно смотрела перед собой. «Ну и что ты здесь забыл? – будто говорили ее огромные глаза, наполненные печальной усталостью. – Коты не должны лезть в человеческие тайны, у животных достаточно своих внутренних миров, которые неподвластны людям. В этом вся прелесть бытия и благородный замысел природы!»

Вскоре его тонкий нюх начал улавливать ароматы еды, доносившейся из кухни. Разгоравшийся аппетит и врожденное кошачье любопытство заставили Копченого выйти из полюбившегося угла и пройти поближе к источнику приятного запаха. Он незаметно прибежал на кухню и увидел Хароныча, который привычными движениями накладывал мясные кусочки в его стальную миску. Неожиданно Хароныч отвернулся и пошел в другой конец помещения – к ящику, где стояли баночки с лекарствами и различными ядовитыми порошками, которыми иногда травили мелких насекомых. Копченый не знал, что именно искал Чертанов, но он четко видел из-за угла, как тот взял пузырек с яркой будто предостерегающей этикеткой, вернулся к миске кота и выдавил в нее несколько капель из подозрительной склянки. Копченый похолодел – он догадался, что его хитроумная выходка, именуемая в межчеловеческих отношениях «шантажом», теперь может стоить ему жизни – причем вряд ли первой из девяти, скорее всего – единственной и неповторимой.

 
                                       * * *
 

Хароныч с миской невозмутимо двинулся в его сторону. Кот, дрожа и судорожно отталкиваясь тонкими черными лапами от паркета, попятился назад.

«Что предпринять? Есть все равно захочется рано или поздно… Значит, надо выбрать меньшее из зол!» – с этой мыслью Копченый молниеносно помчался назад, в кабинет «алхимика». Перескакивая через две ступени, он взлетел на второй этаж и помчался по темному залу к заветной двери кабинета. К счастью, она не была захлопнута – прорезалась узкая полоска света, через которую продолжали сочиться зловония – издержки жизни химиков-практиков. Кот интуитивно чувствовал, что Хароныч заметил его на кухне и тоже обо всем догадался. Теперь они играли на опережение, но преимущество было на стороне более быстрого от природы существа. Пока Елизар, тяжело кряхтя, взобрался по парадной лестнице, кот уже прошмыгнул в научную обитель своего хозяина.

– Меня хотят отравить! Спаси! Спаси меня от него! – завопил кот, испугавшись звука собственного крика.

Лазарь прервал опыт, швырнул на стол очки и недовольно уставился на питомца.

– Ну что опять случилось? Почему ты до сих пор тут? Ты же наказан!

– Хозяин, если ты отдашь меня Харонычу, мое наказание будет куда суровее, чем ты можешь себе представить! Скорее всего ты меня вообще больше живым не увидишь!

– Что за ерунда? Объясни!

– Он хотел отравить меня! Я видел, как он налил мне в миску каких-то капель, и они явно не для улучшения пищеварения!

– Эээ… Не может быть, не верю!

– Готов поклясться! Он хочет…

В эту секунду дверь распахнулась, и в ее проеме застыла фигура запыхавшегося, багрового Хароныча.

– Вырвался, гад! Прости, сейчас я его точно выставлю! – сказал он, виновато глядя на Лазаря.

– Хароныч, это правда? Ты хотел его отравить?

Елизар отчаянно замотал головой и недоуменно насупил брови.

– Да ты что, как я могу? Фантазия у него разыгралась, отомстить мне хочет!

– Хм… Ну это легко проверить – принеси мне миску, проверю ее содержимое.

– Только не ешь, хозяин! – на всякий случай пропищал кот.

– Не переживай – не дождешься, что концы отдам! Просто проверю химсостав – для меня это раз плюнуть. Ну, Хароныч, принесешь или мне самому спуститься?

Чертанов тяжело выдохнул, будто проиграв крупнейшее пари в своей жизни, сокрушенно повалился на диван и кисло посмотрел в глаза другу.

– Прости, Лазарь. Я действительно сглупил… Хотел дать ему успокоительных капель, чтобы не нервничал, но когда вышел из кухни, то сообразил, что перепутал пузырьки. Хотел тебе сообщить, но этот опередил уже.

– Не верь ему, ничего он не путал! С такой хладнокровной мордой не путают! Мяу! – горячился Копченый, из которого продолжали не к месту вырываться кошачьи междометия.

– Черт подери! Зачем ты хотел отравить его?! Это же мой единственный питомец! Завидовал? Хотел, чтобы я никому не смог доказать свой научный прорыв? Или какая-то другая гнусная причина?!

– Хароныч открыл рот, чтобы возразить, но Лазарь не хотел его слушать – он неистово жестикулировал и яростно испепелял глазами своего, как он считал, лучшего друга и соратника.

– И ты смог бы это сделать? Так гадко меня подставить?! Никогда не ожидал от тебя такого поведения! «Нельзя доверять живым существам» – не твоя ли любимая фраза? Теперь она и тебе самому аукнется! Собирай вещи, н хочу больше видеть тебя в своем доме! Как мне все это надоело – кругом одни предатели и нервные раздражители! Один говорить на публике не хочет, другой травит втихаря!.. Пошел вон, Елизар! Разозлил ты меня!

Чертанов хотел вновь что-то возразить, но то ли понял бессмысленность оправданий, то ли в нем взыграла внутренняя растревоженная гордость – он лишь тихо произнес «прощай» и, не оборачиваясь, быстро вышел из кабинета. «Алхимик» проводил его презрительным взглядом, закрыл дверь и приземлился на диван к Копченому. Пару минут они сидели молча, собираясь с мыслями. Вместо облегчения в воздухе повисло тягостное чувство, какое бывает при лишении чего-то важного – того, что начинаешь ценить только после утери или исчезновения.

– Твою налево!.. И зачем я на него накричал? Может он и правда хотел тебе успокоительное влить?

Лазарь покосился на кота – тот лишь обидчиво пошевелил усами и отвернул морду к окну.

– И как можно мне не верить? Я же даже врать еще не научился!.. – с досадой промурлыкал он.

– Кто вас знает! Ну так чего, паленая пушистость, будем компаньонами? Завтра утром позвоню своему приятелю, нам устроят пресс-конференцию!

– Ох, боюсь я, хозяин. Что я им могу сказать? Кому интересна жизнь домашнего кота?

– Важно не что, а кто. Говори хоть про луну и гармонию – наплевать. Главное, что это именно ты говоришь!

– А что потом? Новая конференция? Мне же отдыхать нормально не дадут, разрушат всю гармонию. Ты пойми, хозяин: зачем стремиться к тому, что все равно не принесет никакой радости?

– А ты уверен, что не принесет?

– Конечно! Я прожил уже семь лет, у кота это приличный срок для формирования своего мировоззрения. И в нем как-то нет места для конференций…

– Засранец ты! А вот кормить не буду, по-другому у меня запоешь!

– Тогда я, мрр, говорить не стану! И ты останешься в дураках! – презрительно фыркнул Копченый.

– Шантаж? Где успел научиться?

– Думаю, что человечий разум и не тому научит.

«Алхимик» затрясся и с ненавистью сжал кулаки. Дело его жизни, как деревянный фрегат, готово было разбиться о скалу лени и непонимания, которые исходили от маленького существа – настолько незначительного, что его можно было убить одним ударом кулака или задушить лишь легким нажатием пальцев…

Раздался резкий щелчок деревянной рамы. Окно «Черного лебедя» на втором этаже распахнулось, и темная тушка, похожая на гантель, полетела из него на землю с огромной скоростью. К счастью, Копченый успел перекувырнуться в воздухе и приземлиться, как подобает настоящему коту, на все четыре лапы. Он отряхнулся, облизал бока и прыгнул на каменную скамейку, стоящую рядом со стеной особняка. Ветер вздыбливал под шерсть и неприятно холодил кожу, но это было куда безопаснее, чем находиться внутри дома.

«От меня хотят избавиться третий раз за последние два часа! Рискованно быть человеком!» Копченый устроился поудобнее, поджал под себя лапы и принялся разглядывать лунные пятна, чтобы отвлечься от тягостных раздумий.

– Вот ты где! Неожиданно! – раздался рядом знакомый голос, заставивший Копченого похолодеть теперь уже изнутри. Перед ним, в темноте, взявшаяся из ниоткуда, стояла долговязая фигура Чертанова. «Четвертая попытка!» – в ужасе мелькнуло в голове зверя.

– Мыыыу! – сиреной взревел кот и на всякий случай зашипел и оскалился.

– Да не парься, не трону тебя! Уже смысла нет! – примирительно махнул рукой Хароныч. – Через полчаса меня здесь уже не будет, так что жри свой корм с чистой совестью – я поменял миску!

– Ммм… – проворчал кот, но все же ослабил боевую стойку.

– Ты, наверно, не поверишь, – продолжал Хароныч, присаживаясь на край скамьи. – Но я тебя действительно не решился бы отравить. Уже собирался развернуться и выбросить корм, когда увидел твой силуэт и понял, что ты на меня доносить побежал. Хотя, может это и к лучшему. Моя слабость понесла наказание по заслугам.

– Рад, что признаешь это, – кивнул кот. – Мне, наверно, тоже следует извиниться: не стоило вспоминать Амалию, этим я тебя сильно огорчил.

– Увы, так и есть. Амалия – моя отдушина и причина моих проблем одновременно…

– Как это?

– А вот так. Люди иногда обожают источник своих страданий. Эдакий извращенный элемент нашей эволюции, хехе. А началось все довольно банально – я тогда служил в ГБОСе -группе борьбы с оккультистами и сатанистами. Говоря проще, наше подразделение выслеживало и пресекало сборища разных укуренных ублюдков и извращенцев, которые мнили себя искателями великих тайн и последователями философских учений. Сейчас его уже не существует, но когда-то мы были на хорошем счету у руководства. Я имел хорошую военную выучку и относился к работе, как относился бы конюх к необходимости каждый день подчищать вольер за жеребцами – муторно, но привычно. Но однажды ко мне около отделения подбежала женщина – она сразу, как говорится, запала мне в душу. И не потому, что была до смерти напугана и выглядела беззащитной. Было в ней непостижимое очарование, которое мужчина фиксирует сразу, даже не отдавая отчет собственным эмоциям. Думаю, котам такое чувство тоже знакомо?

– Я благополучно кастрирован.

– А, я забыл. Сочувствую. А может, в чем-то и завидую – жизнь убедила меня, что инстинкты чаще создают дополнительные проблемы, чем доставляют удовольствие. Так вот, эта женщина со слезами сообщила мне, что получила звонок от своей единственной дочери, которая попала в нехорошую компанию, но, как часто бывает, слишком поздно осознала это. Она звонила из Подмосковья, с одной из заброшенных усадеб, куда ее привезли «друзья по секте», заранее накачав препаратами. Мать была шокирована, и после разговора с со своим ребенком немедленно примчалась в наше отделение, где ей и предложили обратиться ко мне. На тот момент я был давно разведен, дочь моя училась в другом городе, а потому случайная встреча пробудила во мне давно забытые романтические эмоции. Разумеется, я сделал все возможное, чтобы помочь этой женщине, которую, как оказалось, звали Амалия. Мы с ребятами проследили звонок и определили местоположение – это оказалась заброшенная усадьба Воронцовых-Дашковых, где-то на юго-востоке Москвы. Заверив Амалию, что разберемся с ее делом, мы вскоре выехали на место – к счастью, у нас не было более срочных вызовов. Чтобы не спугнуть сатанистов, мы прошли к особняку пешком, через парк, который на закате выглядел весьма зловещим – было понятно, что место выбрано не спроста. Найти секту не составило особого труда – она находилась внутри заброшенной усадьбы, которая когда-то давно, по словам самих сатанистов, имела прямую связь с масонскими обрядами. Когда мы их повязали, оказалось, что они уже успели прикончить одного из своих – тот должен был выйти на связь с бывшими обитателями усадьбы и потом в виде духа сообщить приспешникам «тайны подлинного мироустройства». Короче говоря, прикрывали высокопарным бредом ритуальное убийство. Но дочери Амалии нигде не было. Я уже решил, что ее тоже прикончили и сбросили куда-нибудь в овраг, но решил для успокоения души прошерстить окрестности, пока окончательно не стемнело. Во время поисков один из моих товарищей обнаружил девицу неподалеку – в ротонде у паркового пруда. Она была измождена и запугана. Я велел товарищу уйти за остальными, а сам остался с девицей – это была дочь Амалии, она соответствовала словесному портрету. «Вы меня отправите в колонию? Погубите меня?» – спросила она еле слышно и посмотрела на меня такими глазами, какими смотрят на своего убийцу, понимая, что минуты сочтены. Жуткое ощущение, которое, как ни странно, в тот момент я испытал впервые.

Хароныч запнулся, чтобы перевести дух. Ему было тяжело говорить, но Копченый понимал, что он – единственное существо, которому дворецкий может и хочет излить душу, а потому не прерывал монолог, ожидая окончания истории.

– Я понял, – продолжал, передохнув, Хароныч. – Что если я упрячу эту девушку за решетку вместе с остальными, окончательно разрушу ей жизнь. То, что она решилась сбежать из этого злополучного места и позвонить матери, уже говорила об ее раскаянии и неописуемом страхе. Теперь я мог обречь ее на продолжение этого страха еще на долгие годы… Но совесть все же не позволила. Я дал распоряжение подчиненным, чтобы они отвезти всю эту шваль в отделение, и объяснил, что с девушкой разберусь сам, выдав ее за обычную свидетельницу. Я отвез ее к матери – более нежной и сострадательной сцены, чем их встреча, я никогда не видел. До сих пор та сцена иногда всплывает в моей памяти, и если бы я еще умел плакать, непременно разревелся бы. Амалия, как оказалось, работала реставратором икон. Такая работа очень органично сочеталась с ее образом – она будто призвана заниматься чем-то возвышенным и благородным. Жаль только, что это не отразилось на ее семейном положении – мужа у нее никогда не было, а дочь, Наташа, если бы не я, сейчас хлебала бы баланду в какой-нибудь бабской колонии… Я выяснил, что, Наташу когда-то давно чуть не совратил священник одной из церквей, которую Амалия с дочерью иногда посещали по праздникам. Видимо, это и подтолкнуло девочку к поиску альтернативных религиозных учений, на свою голову. Но, слава Богу, все позади – сейчас она учится в престижном университете и не любит вспоминать эту историю. А Амалия… Тоже прониклась мной. Не знаю, что во мне нашла, но хочется верить, что это не банальная услуга за спасение единственного чада.

– Извини, что прерываю, но как же все-таки ты попал сюда, в «Черный лебедь»? Мне сложно представить человека с таким житейским багажом, кормящим кота психанутого богатого ученого?

– Все проще, чем кажется. История с моим своевольным поступком все же всплыла еще до закрытия дела. Тот парень – мой коллега, который и обнаружил Наташу – скорее всего, донес на меня руководству. Он всегда отличался особой завистью и гаденьким характером, но я держал его из-за профессионализма, в котором ему не откажешь. Думаю, что он решил сдать меня, чтобы занять мое место. А может решил, что я воспользовался служебным положением и отымел ее в парке втихаря от всех. Не знаю. Но в любом случае, меня поперли из ГБОСа очень шустро – я даже не успел опомниться, как оказался изгоем. А того парня повысить так и не успели – он вскоре погиб в перестрелке. Карма, как сказали бы индусы. После этого я долго искал, чем себя занять, пока мой школьный товарищ и твой хозяин не предложил мне работу. Его дела как раз достигли пика, а мои – полного дна, поэтому мы удачно дополняли друг друга. Хотя мы еще в школе были полной противоположностью друг друга: я – серьезный и флегматичный, он – дерзкий и экспрессивный. Но, по законам физики, именно это несоответствие нас и сближало. И тогда, и сейчас, спустя много лет и массу пережитых событий.

– А я всегда удивлялся, почему вы такие разные и при этом так близки друг другу.

– Да, это и для нас было загадкой, говоря откровенно.

– А почему ты не стал жить вместе с Амалией, а приглашал ее в особняк, и то втайне от хозяина?

– Видишь ли, после увольнения я сильно замкнулся в себе… Необходим был период осознания произошедшего и поиска новых жизненных ориентиров, а сделать это я мог только в одиночестве. При всем уважении к Амалии, бывают периоды в судьбе, когда присутствие женщины может только навредить. Я хотел начать жить с чистого листа, поэтому предпочел пустоту – и внутреннюю, и внешнюю. Но затем, как только смог, я снова стал пускать ее в свою душу – небольшими порциями. Примерно, как поедают изысканный деликатес, чтобы лучше прочувствовать его неповторимость. И Амалия поняла меня и простила, что лишний раз подтверждает ее удивительный характер и интеллект.

– Мрр, дааа… Красиво! А я так кошку и не успел полюбить… А любопытно было бы тоже найти такую… С неповторимостью! Но уже опоздал, лишили вы меня, черти, радости!..

Хароныч выдавил кислую улыбку, опустил голову и проговорил, будто самому себе:

– Теперь все закончилось… Я больше сюда не вернусь.

– Почему? Здесь просто рай для серьезного флегматика. Тихо, темно и в меру печально.

– Нет, дело в другом. Оно в тебе.

– Во мне?!

– Да. Когда я был в зале, то невольно услышал обрывки вашего разговора. Ты хотел сохранить свой внутренний мир и гармоничное представление о жизни, а Лазарь стремился его разрушить. Ради сенсаций, славы и венца победителя. И я понял, что он способен на все. Раньше это было незаметно, потому что он только двигался к своей цели. Но теперь, когда он ее достиг, раскрылась глубинная суть его личности – жесткой и эгоистичной.

– Мяу! – одобрительно кивнул кот и прикрыл глаза от порывистого ветра. -Мур! Надо жить, созерцать!..

– А не созидать? – усмехнувшись, процитировал «алхимика» Хароныч. – Знаешь, муркин, мне иногда кажется, что ты лишь порождение моего уставшего сознания или хмельного воображения. Я как раз сегодня позволил себе накатить пару стаканов – как говорится, для нервического успокоения.

– Забавно! Надеюсь, я все же живой, а не воображаемый. Мрр… Да что такое?! Еще час назад я мог нормально выговаривать человеческие слова, а теперь они сливаются с кошачьими!

– Это в тебе борются два идеологических полюса, хехе! Все же интересно беседовать с тем, кто абсолютно не переживает по поводу своего предназначения!

– А зачем переживать, Хароныч? Вы мните себя хозяевами мира, но даже мыши счастливее вас – сгрызли сыр и рады. А мы и подавно. Потому что знаем: счастье – лишь состояние души, оно нисколечко не связано с тем, что нас окружает. Можете хоть на голове ходить, разыскивая по углам свое предназначение! А мы, мрр, лежим и просто довольны тем, что лежим! Только кормить нас не забывайте, раз приручили… Мяу!

– Хе! Если б люди размышляли так же, не было бы ни прогресса, ни развития. Жили бы в пещерах, как в каменном веке.

– Мяу, а что плохого? Коты с тех лет, насколько мне подсказывает интуиция, не особо изменились, а разве стали от этого хуже? Так же довольны собой, грациозны и вполне рассудительны!.. Мырр…

– Копченый! Эй! – послышались за углом крики хозяина. Он вышел через парадную дверь и теперь огибал «Черного лебедя», чтобы отыскать кота.

– Не хочу к нему! Спрячемся! – и кот с Елизаром укрылись за стволом дальнего клена, ронявшего один за другим золотистые огрубевшие листы.

– Кссс! Кссс! – звал в темноте хозяин – Выйди же! Черт, мне укол повторить надо, а то действие препарата заканчивается…

 
                                       * * *
 

Последнюю фразу Лазарь повторил уже себе под нос, но ветер донес ее до старого клена. Когда парадная дверь захлопнулась, Копченый с грустью произнес:

– Значит, скоро я вновь стану котом? Таким, каким и был?

– Видимо, – пожал плечами Хароныч. Он понимал, что слова «алхимика» не оставляли коту шансов. Скоро волшебный эликсир должен был полностью рассосаться, и из самого миниатюрного в мире философа Копченый превращался в обыкновенного домашнего питомца с необыкновенными небесными глазами на чернильной морде.

– А знаешь, – неожиданно взбодрился кот. – Я даже рад такому исходу! Наверно, я очень глуп, но в прежнем своем состоянии я ощущал куда больше смысла, чем в нынешнем. Хотя в прежнем я вообще ничего не ощущал… Или ощущал, но не задумывался… Фрр, я запутался. Но котом быть хочу больше чем человеком!

– Тогда тебе вряд ли стоит возвращаться… Лазарь не упустит своего.

– Да, к сожалению, мяу, ты прав.

Хароныч потоптался, будто собираясь с духом, и, наконец, спросил:

– А поехали вместе к Амалии? Она любит зверей, должна быть рада.

– Мрр?

– Только подождем, когда ты разучишься говорить. Не хочу ее напугать, да и чем меньше людей это видели, тем лучше.

– Мрр! А зачем это тебе, Хароныч? Ты же сам зверей не любишь, я же вижу.

– Ты – исключение. Между нами, как оказалось, больше общего, чем между мной и Лазарем. Мы оба любим тишину и не нарушаем хрупкую гармонию этого мира.

– Мур! И еще нам нравится смотреть на луну, это наполняет нас внутренним счастьем!

Копченый закашлялся и начал задыхаться. Хароныч поспешно поднял его с сырой земли и похлопал по спине. На лице Елизара застыла гримаса беспокойства.

– Ничего страшного! – заверил его кот. – Это побочный эффект аппарата. Так он начинал действовать, а теперь, наверно, так же заканчивается. Так, мяу, мммы пойдем?

– Да! Я только заберу вещи, подожди меня здесь.

Он поставил кота на скамейку и ушел собираться. Копченый посмотерл ему вслед.

– Мрр, да… Необычный был опыт… Рассказать другим котам – не поверят, мяя… Интересно, как теперь будут формулироваться мысли в моей голове? Ведь я совершенно не помню, как это было раньше, до эксперимента… Мяу… Голова кружится. А вдруг я забуду все, а чем я сейчас думал? И уже никогда не вспомню снова. Эх, записать бы куда эти мысли… этот день… это приключение… Мрр… Кхе… Ну да ладно! Не будем отчаиваться! Мрр… все в этой жизни приведет к гармонии. Мяяя. К счастью! К… завтрашней луне. Мур… Кх-Кх… Мяяя…

Когда Хароныч возвратился, Копченый мирно лежал на скамье и вдыхал чернильным носом запах, доносящийся из кабинета хозяина. Он уже не кашлял, но и ничего не произносил. Просто отдыхал, поглядывая на лунный диск.

Хароныч взял его под мышку – кот посмотрел на него с опаской, но отбиваться не стал.

– Копченый? Ты как? Уже все? – посмотрел на него Чертанов с легким разочарованием. – Понимаешь меня?

– Мыр!

Копченый моргнул – то ли от ветра, то ли давая понять, что не все потеряно.

– Ну ничего! Амалии ты понравишься! Сметаны даст, потрошков! Сгущенки! – добросердечно прокряхтел Хароныч, отпер калитку и, держа в одной руке Копченого, а в другой – чемодан с пожитками, двинулся в сторону Петровского парка.

Редкие ночные пешеходы и проезжавшие таксисты видели на одной из парковых троп необычную парочку – лысого долговязого мужчину и выглядывающего у него из-за пазухи черномордого кота, который с любопытством смотрел вперед, в интригующую неизвестность. Но вскоре луну заволокли тучи, и удаляющиеся силуэты этой пары окончательно стерлись в густом ночном мраке, привычном для спящей под осенним одеялом столицы.

Однако, кто-то из пешеходов затем все же усомнился, что видел силуэт кота. Возможно, это была лишь часть шарфа, закрученная в лихой узор, напоминающий морду животного.

Кто знает? Ночь слишком темна и таинственна для того, чтобы полагаться на собственное зрение.