Текст книги "Мысли из-под фуражки"

Драмы приемного отделения

Белая кошка, чёрный кот

В каждом городе есть цыганский район. Нормальные люди после наступления темноты туда не ходят, да и при свете дня тоже стараются не показываться. Но в нашем городке именно посреди цыганского района располагался сильнейший магнит для всей молодёжи – старый советский Дом культуры, в котором каждую субботу проходила дискотека. Дискотеки, конечно, проходили и в других, более культурных заведениях города. Но только здесь вход был бесплатным, а для молодёжи 90-х это было решающим фактором.

К субботе начинали готовиться заранее. К цыганскому Дому культуры подтягивались усиленные патрули милиции, неподалёку дежурила скорая, любители танцев натачивали ножи и отливали из свинца кастеты. Субботним вечером адреналин хлестал через край. За ночь к нам в приёмную больницы привозили человек пять побитых, пару ножевых ранений, десяток алкогольных отравлений и обязательный передоз какой-нибудь непонятной хренью. Спайсов тогда ещё не водилось, поэтому алкогольные были страшнее. Ушлые бутлегеры в цветастых платках смешивали в модных бутылках из-под «Рояля» и «Распутина» технический спирт, украденный из железнодорожных цистерн, и реализовывали его тут же, под стенами дискотеки, прямо на глазах стражей порядка.

После субботы под завязку загружалась районная реанимация и травматология. Было несколько попыток закрыть злачное место, но, видимо, точку крышевали не последние люди города, поэтому цыганская дискотека продолжала процветать.

В очередную субботу в наше отделение привозят девчонку лет семнадцати. Девчонка скорчилась на носилках, закрывая руками живот. Лицо страдальческое, ритмично стонет.

– Ножевое?! – ужаснулся хирург.

– Непохоже, – отмахивается врач скорой. – Крови нет, рану не видно. Да она посмотреть толком не даёт, отбивается. Скорчилась на земле возле стены. Лежит, стонет. Вдвоём с фельдшером её разогнуть пытались – ни в какую. Ты, Петрович, принимай, смотри, а у меня ещё два вызова в этот обезьянник.

И уехали. Мы к девушке.

– Тебя ударили?

Кивает головой.

– Ножом? Отвёрткой?

Отрицательно мотает головой. Уже хорошо.

– Посмотреть дашь?

Отрицательно мотает головой.

– Зовите Галину Владимировну.

Галина Владимировна – лучший хирург отделения. И психолог каких не бывает. Рявкает на пациентку так, что та мигом разворачивается из скрюченной позы и даёт себя осмотреть. По факту – ударили в живот кастетом. На первый взгляд особых повреждений нет. Вкололи обезболивающее, чтобы не стонала, по телефону подняли с постели узиста. Сидим, ждём.

Лекарство на остатки алкоголя даёт отличный эффект. Девушка порозовела, повеселела и начинает болтать. В приёмном кроме неё остались только фельдшер Дима и два санитара, методично шлёпающие засаленными картами. И девушка изливает душу Диме.

Оказывается, на дискотеке она приглянулась цыганскому парню. Тот начал к ней подкатывать, но получил отказ. Обиделся смертельно, южная кровь взыграла, и начал он грозить девушке разными карами и цыганскими проклятиями. За девушку вступилась «белая» гопота. Завязалась драка, в процессе которой девушке и прилетело кастетом в живот.

От какой из сторон, жертва не разглядела, но подозревает, что от «чёрных».

Ещё минут пять действия лекарства – и девушка захотела любви и сочувствия. Бросила взгляд на двух санитаров, бывших зеков хорошо за сорок. Решила, что они ей не пара. И всю силу женского обаяния обрушила на фельдшера. Дима терпел, терпел, а потом не выдержал. Сгрёб пациентку за шиворот, затолкал в кабинку для осмотра. И ширмочку закрыл. А сам на рабочее место сел. Девушка надулась и замолчала.

А тут снова скорая приезжает. И привозит парнишку-цыгана лет восемнадцати. Лицо разбито, на затылке рваная рана. Рану обработали, первую помощь оказали. Тем временем приехал узист, осмотрел девушку и вынес вердикт, что на этот раз ей повезло.

В коридоре пациенты сталкиваются. И внезапно оказывается, что второй пострадавший это и есть тот самый цыган, из-за страсти которого всё и приключилось. Девушка кроет его последними словами, цыган огрызается.

Хотели их выгнать нафиг на улицу, да пожалели. Три часа ночи, такси в это время – роскошь несусветная, а первые автобусы только в шесть утра. Рассадили по разным кабинкам для осмотров и ведём приём дальше. А между кабинками – только полотняная шторка. Слышим: наши пациенты беседуют. Сначала на повышенных тонах, потом всё тише и тише. А потом и вовсе не разобрать, только бу-бу-бу. Минут двадцать этого бу-бу-бу, и вдруг начинает скрипеть кушетка.

– Димка, я гляну, что там, – поднимается один из санитаров. – Как бы Будулай девку не прирезал-то.

Открывает шторку, а там не кровавое побоище, а вполне себе даже идиллия. Девушка уже в нижнем белье, а модные китайские джинсы ухажёра на полу.

– Ну, ребята, вы совсем… – удивился санитар. – Неужто другого места не нашли?

Парочка спешно оделась и гордо удалилась в зарождающийся рассвет. На прощание девушка обиженно сказала Диме:

– Что, самому не досталось, так завидуешь?

И ушла в обнимку с новым кавалером. Санитары до конца смены над Димой издевались.

Кого через неделю привезли с дискотеки побитую цыганскими девушками? Догадайтесь с трёх раз.

История одной семьи

Больница – скорбное место. Здесь каждый день сталкиваешься с человеческой болью, несчастьем, а зачастую и со смертью. Именно поэтому медики – люди циничные. Если принимать к сердцу страдание каждого пациента – так и с ума сойти недолго.

Но были истории, от которых пронимало даже самых зачерствевших медсестёр с сорокалетним опытом хирургии и реанимации.

Однажды в разгар жаркого летнего дня 1997 года в приёмную с шумом и сиреной привозят женщину. Работницу из соседнего с городом колхоза. Во время сбора сена она упала с самой вершины высоченного стога, повредила позвоночник, и, вообще, её жизнь под большим вопросом. Реанимация, травматология, из областного центра по вызову главврача едет для консультации какое-то местное врачебное светило – ибо случай сложный.

Пациентка, к слову, обычная колхозная тётка. Некрасивое лицо со следами постоянной работы на улице и злоупотребления алкоголем, расплывшаяся фигура. Я, честно говоря, думал, что ей лет пятьдесят. Но, заглянув в историю, понял, что на полтора десятилетия ошибся.

Проходит несколько дней. Пациентку переводят из реанимации в травматологию. Готовят к серьёзной операции. И вот однажды вечером слышу со двора голоса. Выглядываю в окно. У больницы мнётся мужичок в стоптанных кирзовых сапогах, драных штанах и давно не стиранной рубашке. Небритое лицо, красный нос в прожилках вен. Мужичок складывает рупором ладони и кричит:

– Скажи: с Машкой всё в порядке! И Витька помогает! А корову соседка доить приходит!

В окне палаты на втором этаже мелькает санитарка тётя Валя, кивает головой и исчезает внутри.

«Что за сарафанное радио?» – удивляюсь я. Иду в палату.

А там лежит та самая пациентка, с травмой позвоночника. К окну она сама подойти не может, вот тётя Валя и бегает между ней и мужем.

– Тётя Валя, а чего товарищ в приёмные часы не пришёл?

– Так не может он, – сопит санитарка. – Работает да за детьми смотрит. И сейчас еле добрался. Последний-то автобус в деревню уже ушёл – ему обратно пятнадцать километров пешком топать.

Каюсь, совершил я должностное преступление. Одел мужичка в халат и провёл окольными путями в палату к жене. Он бросился к парализованной, за руку схватил и застыл. Нас с тётей Валей как ветром из палаты сдуло. Людям поговорить надо. А мы тут лишние.

И ведь что удивительно. На вид – типичная деревенская семейка, где употребляют оба, а когда не поделят бутылку – дерутся с применением холодного и деревянного оружия. Нам последствия таких семейных посиделок каждую ночь привозили. Оба в возрасте, оба далеко не поэты Серебряного века. И вдруг такие чувства!

Минут через двадцать мужичок из палаты вышел, утирая слёзы рукавом. Мы постояли с ним, покурили. Он рассказал, что дочери их Маше – пять лет, а старшему Витьке – десять. И живут они душа в душу, скоро стеклянная свадьба.

– Выпиваем, конечно, в деревне без этого никуда. Но я свою Дашку никогда даже пальцем не тронул! И детей люблю больше жизни! – мужичок рассказывает, а у самого горло от волнения перехватывает, в глазах слёзы. – Слушай, что врачи говорят? Ходить будет?

Я пожал плечами. Мне-то откуда знать. Мужичок голову опустил и поплёлся домой в деревню. Пятнадцать километров по темноте.

Первая операция прошла не слишком удачно. Травма была тяжёлая, с повреждением нервной ткани. Пациентка не встала. Начали готовить её к переезду в столицу, а там уж специалисты самого высокого класса.

Всё это время мужичок от жены не отходил. Вечером придёт с работы, детей накормит, с животиной разберётся – и на последний автобус, к нам в город. Проводили мы его в палату, там он за женой ухаживал. И на судно её посадит, и помоет. И поворочает, чтобы пролежней не было. От пролежней, кстати, не спаслись. Так мужичок освоил у медсестёр массаж и помогал.

Несколько раз привозил детей. Чумазую шумную Машку с лохматыми косичками, заплетёнными неумелой мужской рукой, не по годам серьёзного Витю.

Вся больница про мужичка знала. Завотделением делал вид, что не замечает нарушения режима. Медсёстры подкармливали, санитары пару раз оставляли ночевать в своей каптёрке, когда он слишком уж засиживался. Соседки по палате умилялись и украдкой плакали в подушки. Они-то знали, что травмы тяжёлые и пациентка может уже никогда не встать с постели.

Но мужичок не унывал. Таскал врачам какие-то промасленные свёртки, главному помог с барахлящей машиной. А когда пришло время ехать в столицу – оставил детей на бабушку и поехал вслед.

Через пару месяцев, уже в начале зимы, парочка вернулась к нам. Похудевшие, замученные, но глаза у них горели всё тем же чувством. Где и на что всё это время жил мужичок в дорогой столице – об этом история умалчивает. Операция была на этот раз удачной. Предстояли долгие месяцы реабилитации уже на базе нашей больницы, а потом и дома. Так мужичок свою жену на руках носил. А в январе приехал на председательском уазике со снятыми задними сидениями, погрузил супругу и увёз домой.

Провожать их вышло полбольницы. Наши железные медсёстры украдкой всхлипывали. Собрали им немного денег, кое-что из необходимых медикаментов, бинты для перевязки. Мужичок смущённо благодарил, всем улыбался.

А следующим летом приехал в город и не поленился зайти к нам и рассказать, что поднял-таки он свою жену на ноги. Дали ей инвалидность, но устроили работать на какую-то бумажную должность. Вроде, как и повышение вышло.

После таких историй как-то надежда появляется.

Истории санитарной службы

Когда я работал санитарным врачом сначала на гражданке, а потом и в армии, я не раз слышал от проверяемых: «Мол, зачем вы вообще нужны?! Ходите – только людям работать мешаете! Мы лучше вас знаем, что и как нужно делать! Мы же ответственные!»

И вот вам две истории, которые показывают, что если не следить за ответственными людьми, то можно получить весьма неприятные результаты. Как говорил один из наших преподавателей, каждый хирург имеет своё маленькое кладбище, а нерадивый санитарный врач при должном невезении может угробить целый город.

В начале 2000-х вопросы с продуктами питания уже не стояли так остро, как в 90-е, и многие вздохнули посвободнее. На столах граждан появились дефицитные ранее сервелаты, фрукты, а по праздникам даже икра. У кого-то красная и чёрная, у кого-то баклажанная. Но оставались места, где вопросы финансирования или жажда наживы отдельных работников приводили к трагедиям.

В одном крупном посёлке заведующей детским садом работала гражданка Иванова. Садик был забит полностью. В посёлке числилось под тысячу жителей, у многих в семьях по пять-шесть малолетних детей. Ещё и с окружающих деревень привозили. Мест постоянно не хватало, следовательно, гражданка Иванова была в своём населённом пункте дамой влиятельной и востребованной.

На дни рождения, Новый год, День учителя и Восьмое марта ей приподносились горы подарков. Крестьяне – люди простые и довольно скромные по доходам. Кто сала принесёт, кто ногу свиную, кто сыра килограммов пять. Несли, что могли. А гражданке Ивановой эти подарки натурпродуктом не нравились. Хотелось ей новых модных шмоток, поездок на тёплые моря и плоского телевизора. От родителей требовать чего-либо бесполезно. Их зарплат едва хватает на самое необходимое. И тогда гражданка Иванова вступила в преступный сговор со своей двоюродной сестрой, работавшей в этой же деревне заведующей продмагом, и их троюродной тётей, выполнявшей функции поварихи в детсадике.

Схема «ответственных» людей была проста и незамысловата. Завмагазином выбирала продукты из своего хозяйства, которые стояли на грани окончания сроков годности, и, практически в последний день, передавала их детскому саду. По бумагам же всё списывалось в утилизацию. Да простит меня читатель, ибо всех тонкостей серой схемы я не знаю, да и не разбираюсь в лабиринтах торговой бухгалтерии.

По факту выходило, что продукты завдетсадом получала бесплатно. А финансы, выделенные на закупку этих самых продуктов, сёстры делили на три неравные части.

Желудочно-кишечная система сельских детей способна переварить гвоздь и живую лягушку. Это вам не изнеженные горожане. Поэтому долгое время дамам их криминальные махинации сходили с рук. Ну обкакается пятилетка от йогурта! Ну с кем не бывает? Может, он лопухов за сараем пожевал пыльных. В детском саду же всё в порядке: там «ответственные» люди сидят. Санитарная служба, приезжавшая с проверками, тоже не находила никаких нарушений. Потому что приезжала из города девочка-гигиенист, только вчера с университетской скамьи. И трём волкам педагогики и торговли ничего не стоило её обмануть.

Погорели, как водится, на том, что расслабились. У завма-газином подошёл срок годности консервов рыбных «Сайра в собственном соку». Продукт абсолютно не детский, но жадность победила. И ящик консервов отправился по привычному маршруту.

К приготовлению подошли творчески. Сварили из консервов какое-то подобие рыбного супа и выдали детям на обед.

Через час вырвало первого из воспитанников. Затем второго. Воспитательница запаниковала и бросилась к штатной медсестре. Медсестра, семидесятилетняя бабушка Клава, довязывавшая в своей пустой комнатке сто двадцать седьмой свитер, со всей возможной скоростью двинулась в очаг заболевания. Пока она двигалась – вырвало ещё трех воспитанников и двое слегли с высокой температурой. Прибыв, бабушка лишь развела руками. В войну трёх красноармейцев на себе вынесла, а как лечить детей, подзабыла.

Шутки кончились. Из города с визгом и сиренами примчались две скорые. Вслед за ними – бледная девочка-гигиенист и зондеркоманда из областного ЦГЭ.

Преступницы пытались скрыть следы своего деяния. Рыбный суп был выплеснут на помойку, консервы спрятаны. Но было уже поздно. В рвотных массах пострадавших обнаружили столько интересного, что троица не отвертелась и пошла по этапу. Примерно через месяц после суда дом завдетсадом сгорел. Деревенские – люди простые, но мстительные. И в родные края после срока троице лучше не возвращаться.

Дети все выжили. То ли латинскую бактерию победили здоровые славянские организмы, то ли Бог в этот момент взглянул в нужную сторону и уберёг.

Второй случай произошёл не где-нибудь, а в столице, в одном очень крутом и популярном ресторане с восточным колоритом. Пусть будет индийский.

Там, как водится, работали «очень ответственные» люди. Ещё бы! На завтрак к ним не раз заходил индийский консул, попивали кофеёк высокие чины из министерств, ужинали звёзды шоу-бизнеса.

Санслужба в ресторане бывала редко и робко. Ибо хозяин гордился личным знакомством с консулом и «крыша» у объекта общепита была на самом высоком уровне.

В преддверии дня дружбы нашей страны и Индии у консула возникла идея замутить огромный фуршет в любимом ресторане. Вызвал он директора, по совместительству тоже индуса, и сказал ему, танцуя и улыбаясь:

– О потомок шудр и вайшьев, солнцеликий Митхун, не хотел бы ты принять в своём кабаке три сотни жителей знойного Индостана?

– О великий потомок кшатриев и брахманов, достопочтенный Радж, я с радостью разверну перед гостями скатерти своего самого большого зала и закрою в этот вечер ресторан на спецобслуживание.

На этом и порешили.

В назначенный день «ответственные» люди приготовили горы всевозможных закусок, первых и вторых блюд. И компот. В ресторан в полном составе – от самого господина Раджа до последнего слона – прибыло всё консульство таинственной Индии.

И уже на следующее утро зеленолицый консул сидел на горшке в своей шикарной квартире и проклинал подлого потомка коварных шудр. Банкет на самом высоком уровне массово отравился.

Как выявили потом проверяющие организации, виной всему какой-то специфический индийский салат, приготовляемый из полусырой курицы и совсем сырых яиц. Этот салат консул очень любил, поэтому заготовили его много и заранее. А потом то ли хранили не так, то ли руками грязными лазили, то ли ещё какой-то казус приключился. И расцвёл на блюде наш родной стафилококк. Хорошо хоть не сальмонелла, с таким-то набором ингредиентов.

Ну, стафилококк не гепатит – прошёл быстро. А индусы в своей стране к кишечным инфекциям привычные, поэтому большого шума поднимать не стали. Вот только отношения между консулом и солнцеликим Митхуном испортились не на шутку. Да так серьёзно, что владелец ресторана собрался семью из Индии в синеокую перевозить.

Ибо кшатрий страшен в гневе. И мстителен, как чёрная богиня Кали.

Истории врача-рентгенолога

Многие мои коллеги, узнав, что я пишу медицинские рассказы, стали делиться своими историями. Им всем огромное спасибо. Сегодня в качестве главных героев два врача-рентгенолога – Александр и Сергей.

1. На приём к рентгенологу приходит женщина в возрасте. Делает обычный снимок грудной клетки, потом одевается и начинает громко ругаться:

– Доктор, вы аппарат слишком сильно включили!

– Вы себя плохо чувствуете?

– Конечно! Внутри всё горит! И посмотрите, – женщина широко разводит руки в стороны. – Я вся свечусь!

– Это бывает, – успокаивает пациентку доктор. – Выпейте стакан воды, посидите на скамеечке перед поликлиникой, подышите свежим воздухом. Всё и пройдёт.

– Да? – настроенная на скандал пациентка удивлённо смотрит на врача.

– Это у вас индивидуальная реакция организма. Никакого вреда не будет.

– Ну хорошо, – хмурится пациентка. – Но если я умру – я на вас жалобу напишу.

– Договорились, – кивает врач. А когда пациентка уходит, вздыхает и смотрит в окно.

Дождливый октябрь. У психических обострение. А снимки даже им делать надо.

2. Рядом с поликлиникой – СИЗО. И примерно раз в месяц из этого чудесного заведения по какому-то прекрасному договору в поликлинику приводят на снимки заключённых. Пациенты весьма живописные. В смысле покрытые живописными татуировками. И смотреть их снимки надо, не торопясь с выводами.

Например, один товарищ пожаловался на то, что проглотил несколько иголок. Делают снимок – действительно. В желудке две иголки: одна в кишечнике, а одна вообще пронзила стенку ЖКТ и ползёт в район печени. Вот эта последняя иголка врача и смутила. Он осторожно подходит к пациенту, рядом с которым стоят два вооружённых служителя порядка. И осматривает живот. Так и есть. Пациент загнал под кожу несколько иголок. А на снимке они как будто в желудке. Вот только анатомию плохо в школе учил.

А второму гостю из СИЗО делали снимок желудка, наполненного контрастным веществом. Пациент жаловался на жуткие боли, стонал и всячески высказывал своё недовольство. На снимке – прямоугольный предмет с чёткими гранями и рёбрами. По размерам – небольшой кирпич.

Но как он пролез в пищевод?

Врач выходит со снимком к сопровождающему сержанту и растерянно разводит руками.

– Ну вот, в желудке у него какой-то предмет. Похоже на кирпич. Но убейте меня, не понимаю, как у него это получилось.

– Кирпич? – хмыкает сержант. – Да вы, доктор, не беспокойтесь. Этот мудак, скорее всего, мочалку свернул и проглотил. Она в желудке развернулась. Вот у вас кирпич и получился.

3. Доктор просматривает снимки грудной клетки. У одной из пациенток наблюдает подозрительные тени по лёгочным полям. Читает сопроводительную бумажку. Девушка, 23 года. А тени отчётливые такие. Туберкулёз, что ли? И тут доктор наблюдает какую-то странность. Если снимок отвести подальше от глаз – то подозрительные тени складываются в буквы. Что за мистика?! И написано… Гуччи?

Оказалось, пациентка постеснялась перед лаборанткой разоблачаться. Ну и оставила себе маечку на бретельках. А на маечке – стразы. Вот и получился туберкулёз от Гуччи.

4. Есть у рентгенологов очень неприятная процедура. Называется ирригоскопия. Вкратце, это происходит так. С пациента снимают штаны, в задний проход вставляется шланг, в руки даётся резиновая груша. И пациент, сжимая грушу, накачивает себе в толстую кишку контрастное вещество. Как только кишка наполнилась – делают снимки в разных проекциях. Диагностируют свищи, грыжи кишечника, язвенные колиты.

Аппаратура для всего этого безобразия находится в том же отделении, что и обычные аппараты для флюорографии. В соседнем кабинете. И пациенты, пришедшие на приём, тоже сидят в общем коридоре.

В один чудесный день мой коллега-рентгенолог ведёт приём. Лаборантка выходит в коридор и громко зовёт:

– Иванов!

Тишина. Пациенты переглядываются.

– Иванов!

Подхватывается какой-то дедушка лет семидесяти, бодро семенит к лаборантке.

– Это я.

– Заходите.

Дедушка заходит в кабинет, покорно снимает штаны. Лаборантка вводит ему в задний проход шланг. Лежи, ветеран, накачивай контрастное вещество. Старичок лежит, старается, груша попискивает. Кишка наполнилась. Лаборантка – опытная дама бальзаковского возраста, командным голосом и могучими руками вертит хрупкого старичка на столе, делая снимки.

Мой коллега смотрит снимки и начинает ругаться. Потому что к процедуре пациента готовят загодя. Дают много жидкости, слабительного, делают клизмы с водой. А у старичка, простите за интимные подробности, весь кишечник фекальными массами забит. И снимки ни к чёрту не годятся. Врач выходит к пациенту.

– Иванов, вы почему к процедуре не готовы?

– Так я не знал, что к ней нужно готовиться, – оправдывается старичок.

– Как это? – удивляется врач. – Неужели вам ни слабительное не давали, ни клизму не делали?

– Нет. А зачем?

– Порядок такой.

– Семьдесят лет на свете живу, а первый раз вижу, чтобы при флюорографии клизму делали, – вздыхает старичок. – Чего только не придумают эти доктора!

– Погодите, какая такая флюорография? Иванов, вам же ирригоскопию делают.

– А вот я знаю, как это всё называется? Напридумывают названий. Мне снимок лёгких надо! – идёт в атаку старичок.

Врач слегка завис. У него в бумажках чёрным по белому написано «ирригоскопия». И висел бы ещё долго, если бы в двери робко не постучали.

– Кто там?

В кабинет проникла взлохмаченная голова.

– Доктор, мне скоро? А то я по записи на двенадцать, а уже полпервого.

– А вы кто?

– А я Иванов.

Доктор завис ещё больше.

– А где вы были, когда вас лаборантка звала?

– Понимаете, мне слабительное дали. Так позывы, аж терпеть не могу. Вот я в туалет на минуточку и отлучился.

– Ситуация проясняется, – говорит врач. И поворачивается к дедушке. – А вы тоже Иванов?

– Нет, я Петров, – ворчливо говорит старичок, натягивая штаны.

– Так чего же вы на Иванова отзываетесь? – всплёскивает руками лаборантка.

– Посидишь в вашей очереди, даже на Басилашвили отзываться будешь, – старичок пулей выскакивает из кабинета.

– Вот что бывает с теми, кто без очереди пролезть пытается, – назидательно говорит врач.

Ну хорошо хоть жалобу не накатал.