Текст книги "Падший"

– С какой платформы отправлялся поезд?

– С первой.

– Благодарю, – улыбнулся я, но этого пареньку оказалось мало.

– А что натворил этот индус? – попытался вытянуть он из меня детали. – Неужто он тут?

Я официальным тоном сообщил, что это – тайна следствия, и попросил выписать билет второго класса до Нового Вавилона на завтрашний пятичасовой. На более дорогой билет у меня не хватало денег, а длительная поездка в третьем классе была сродни изощренной пытке.

– С вас двадцать пять франков.

Я расплатился и под недовольное бурчание выстроившейся у окошка очереди отошел от кассы. Убрал аккуратно сложенный билет во внутренний карман пиджака и отправился на первую платформу, но преисполненный собственной значимости дежурный по перрону даже слушать ничего не стал.

– Представляете, сколько здесь за день человек проходит? – возмутился пузатый дядька в униформе с начищенными до зеркального блеска медными пуговицами. – Я билеты не проверяю! Извините!

Пришлось откланяться, а дежурный еще долго возмущенно бухтел себе под нос:

– Еще только индусов не караулил! Будто другой работы мало! Как с цепи все сорвались…

Не узнав из разговора с ним ничего полезного, я снял кепку, вернулся на вокзал и поднялся на второй этаж. Лилиана стояла у панорамного окна и разглядывала вагоны на запасных путях. Я подошел и, смотрясь в отражение в стекле, принялся поправлять волосы расческой.

– Хочется сесть в поезд и уехать куда глаза глядят. Просто ехать, ехать и ехать… – заявила вдруг Лилиана.

– Хандра? – предположил я.

– Всегда любила путешествовать, – призналась Лили.

– Значит, лекция о путешествиях на другие планеты не оставит тебя равнодушной, – перевел я все в шутку.

– Лекция совсем не об этом! – хихикнула моя спутница и толкнула меня в бок. – Лео, да ты смеешься надо мной!

– Извини, ты казалась слишком уж серьезной. Идем!

– Подожди! – задержалась Лили и указала на окно. – Мы с тобой все же попали в синематограф. Чем тебе не «Прибытие поезда» братьев Люмьер?

По первому пути мощный паровоз тащил за собой пассажирский состав. Из трубы валил дым, колеса окутывали клубы пара.

– Вот уж не думал, Лили, что у тебя такое богатое воображение!

– Воображение у меня так себе. А вот фантазии…

Раздался пронзительный гудок, от которого задрожали стекла, а потом поезд остановился, распахнулись двери вагонов и на перрон высыпали пассажиры.

– Подожди, Лео! Не вижу смысла толкаться, – вновь остановила меня Лилиана. – Сейчас все разойдутся, и мы спокойно уедем.

– Как скажешь, – покладисто согласился я. Приезжих оказалось немного, и грузчики быстро укатили тележки с багажом на привокзальную площадь. По мраморным ступенькам мы спустились на первый этаж, и там на меня невесть с чего накатила необъяснимая тревога. Я слегка даже ссутулился в ожидании нападения, но в своих опасениях ошибся.

Все оказалось куда как хуже.

– Лео! – разнесся по вокзалу хорошо поставленный голос, стоило только нам с Лили двинуться на выход. – Ты ли это, друг мой?

Будь у меня хоть какая-то возможность сделать вид, что я ничего не слышал, или даже постыдно сбежать, именно так бы и поступил. Но я был не один, Лили уже замедлила шаг, пришлось остановиться и мне. Остановиться и обернуться.

Окликнувший меня импозантный господин лет тридцати, стройный и широкоплечий, в светлом льняном костюме снял с головы летнюю шляпу и помахал ею, привлекая к себе внимание.

– Лео! – вновь крикнул Альберт Брандт. – Я здесь!

Да, это и в самом деле был Альберт Брандт. С момента нашей последней встречи он нисколько не изменился: светлые волосы, как и прежде, зачесаны назад, песочного цвета усы и борода аккуратно подстрижены. Бесцветные глаза сиятельного смотрели с легким укором, как бы говоря: «Где же ты пропадал столько времени, друг?» А голос…

Сбежать? Вздор! Я бы не смог, даже если б очень захотел. Голос поэта буквально приморозил меня к полу, обратил в соляной столб. Альберт Брандт решил не полагаться на случай и прибег к своему таланту…

Поэтому я просто стоял и молча следил за его приближением. Впрочем, больше смотрел не на Альберта, а на женщину рядом. Невысокая дама в черном платье шла, легонько постукивая перед собой тоненькой тросточкой слепца. Густая вуаль шляпки полностью закрывала ее лицо, по плечам рассыпались рыжие локоны волос.

Елизавета-Мария! Елизавета-Мария Никли, лишенная своей потусторонней сущности суккуб!

Раньше нас связывал договор, а когда я разорвал его и попытался изгнать суккуба в преисподнюю, то преуспел в этом лишь частично, и Альберт увез ослепшую Елизавету-Марию из города. Но перед тем вызвал меня на дуэль.

Та еще парочка, в общем. Я вовсе не был уверен, что хочу их видеть. Особенно здесь и сейчас.

А вот Лилиана так и задрожала от любопытства.

– Ну же, Лео, – едва слышно выдохнула она и ткнула меня острым локотком в бок, – что же ты застыл как истукан? Поздоровайся!

Я поднял правую руку и обреченно помахал поэту.

Этого жеста хватило, чтобы преодолеть неловкость момента, время перестало тянуться и вновь побежало со своей нормальной скоростью. Альберт в один миг оказался рядом, обнял и похлопал ладонью по спине.

– Лео, дружище! Безумно рад тебя видеть! Какая встреча! Просто глазам не поверил!

Я отстраненно улыбался, напряженно наблюдая за приближением Елизаветы-Марии. Несмотря на слепоту, она без каких-либо сложностей пересекала заполненный пассажирами зал, и объяснялось это вовсе не ловкостью обращения с тростью. Люди освобождали суккубу дорогу, даже не отдавая себе в этом отчет.

Я смотрел на Елизавету-Марию, Елизавета-Мария смотрела на меня, и взгляд слепых глаз жег из-под вуали почище каленого железа.

– Ну и здоров же ты стал! Даже решил, что обознался, но походка все та же. – Поэт напоследок хлопнул меня по плечу, отступил на шаг назад и посмотрел на Лили. – Лео, представишь свою спутницу?

– Лилиана Монтегю, – произнес я без всякой охоты.

– Альберт Брандт, – слегка поклонился поэт, нахлобучил на голову шляпу и указал на суккуба. – Елизавета-Мария, моя супруга.

– Очень приятно, – несколько растерянно улыбнулась Лили, но сразу взяла себя в руки и рассмеялась. – Не спрашиваю, тот ли вы самый Альберт Брандт! Мне доводилось слышать о вашем сходстве с Ван Гогом, но не думала, что оно столь поразительно!

– Сходство? – фыркнул Альбрет. – Нет никакого сходства! У меня же два уха! Но если вы имеете в виду «Автопортрет с палитрой», то да, общие черты присутствуют. Скажу по секрету, мы с ним дальние родственники.

– Ты с ним – просто одно лицо, – произнесла Елизавета-Мария, беря поэта под руку.

– Как скажешь, дорогая.

Я нервно поежился и обернулся к выходу.

– Быть может, продолжим разговор на улице?

– Ну уж нет! – отказался Альберт и решительно потянул меня к лестнице на второй этаж. – Я тебя знаю – сразу убежишь по делам, а нам столько всего надо обсудить! Ты не представляешь даже, как я рад тебя видеть!

– Мне нужно посетить дамскую комнату, – оповестила нас Елизавета-Мария.

– Позвольте вас проводить! – вызвалась Лилиана послужить поводырем.

Я дернулся остановить Лили, с трудом поборол этот порыв и с обреченным вздохом развернулся к Альберту.

– Что ж, идем.

В баре на втором этаже мы заняли столик у окна.

– Все еще сердишься на меня? – спросил Альберт, когда официант принес пузатую рюмку коньяка ему и чашку черного крепкого кофе мне.

– А не должен? Альберт, ты кинулся на меня с саблей! А потом уехал из города, даже не предупредив!

– Ты тоже хорош, Лео! – подался вперед Брандт. – Если бы ты только не скрытничал, если бы только сразу обо всем рассказал, ничего бы этого не случилось!

Я обмер и осторожно спросил:

– Интересно, о чем таком я тебе не рассказал?

– О том, что нанял Елизавету-Марию играть роль твоей невесты! – хлопнул ладонью по столу Альберт. – Тогда я не стал бы за ней ухаживать!

Облегчению моему не было предела. На какой-то краткий миг я заподозрил, что Елизавета-Мария открыла поэту свою истинную сущность.

– Альберт, скажи честно, когда тебя останавливали подобные мелочи? Ты же выше условностей морали и закостенелости обывателей, не так ли?

– Я влюбляюсь без ума – да! – подтвердил поэт. – И тебе об этом прекрасно известно! Знай я о вашем уговоре, реагировал бы на все не столь остро. А так мы запутались во вранье и едва не убили друг друга. И посмотри на Елизавету-Марию – из-за нервного срыва она потеряла зрение! Все врачи твердят, что причины слепоты исключительно психические, но никто не может помочь!

Тут облегчение схлынуло, и я почувствовал раскаянье. Я знал, что друг живет с лишенным сил инфернальным созданием, но не мог набраться храбрости ему об этом рассказать. И понимал, что не наберусь никогда. От этого сделалось и вовсе тошно.

– Лео! Почему ты мне обо всем не рассказал? – потребовал объяснений Альберт.

– А зачем? – поморщился я. – Чтобы ты скормил газетчикам очередную байку? Я один раз обратился к тебе за помощью, мне хватило.

– Вот черт! – выдохнул Альберт, признавая мою правоту. – Но потом…

– А потом я заподозрил, что ты за моей спиной крутишь роман с дочерью главного инспектора.

– Комедия положений, да и только! – покачал головой Брандт. – Лео, послушай, впредь нам надо быть откровенными друг с другом. Ты промолчал – и что в итоге? Я женился на слепой актрисе! И связан с ней до конца жизни, не могу ее бросить, не могу потребовать развода. Женитьба не входила в мои планы, Лео. Это случилось по твоей вине. И ты еще обижаешься на меня?

Я почувствовал, как внутри заворочалось глухое раздражение, и сдерживать его не стал.

– Альберт, брось ломать комедию! Сколько тебя знаю, ты менял любовниц как перчатки, женитьба точно не изменила твоих привычек! Решил надавить на чувство вины? Черта с два! Да я только облегчил тебе жизнь! Теперь при расставании с надоевшими красотками ты плачешься им, что не можешь оставить свою слепую жену, и дело обходится без скандалов и перерезанных вен. И ветреные распутницы чаще обычного отвечают тебе взаимностью, поскольку больше не опасаются, что влюбчивый поэт потеряет голову и замучает своей ревностью. Я уж не говорю о сердобольных простушках, которых в твою постель теперь приводит банальное сочувствие! – Я сделал паузу, шумно вздохнул и продолжил: – Елизавета-Мария? Уверен, она обо всем знает и купается в сочувствии и обожании многочисленных кавалеров. Разве нет?

– Ты всегда был циником и мерзавцем, Лео! – заявил в ответ поэт, поднялся из-за стола и ушел. Но недалеко – в бар. Вернулся оттуда с новой рюмкой коньяка, огладил свою песочного цвета бородку и усмехнулся. – Хотя ты не так уж далек от истины, мой проницательный друг. В определенной степени моя жизнь и в самом деле стала проще.

– Я же говорил!

– Лео!

– Не называй меня так! – одернул я приятеля, полюбовался на его вытянувшуюся физиономию и пояснил: – На людях я Лев Борисович Шатунов.

– Проблемы с законом?

– Старые дела. Все из-за долгов отца.

– Нужна помощь?

– Нет.

– А твоя подруга? Я не поставил тебя в неловкое положение, назвав по имени?

– Все в порядке.

Альберт поднял рюмку с коньяком и предложил:

– Мир?

Я чокнулся с ним чашечкой кофе и подтвердил:

– Мир.

Долго сердиться на поэта было попросту невозможно. Невыносимый человек.

– Но, если разобраться, за тобой должок, – заметил Альберт, поднимаясь из-за стола. – Я из-за тебя такого натерпелся! Ты мне бильярдным шаром в голову попал!

– Окстись! – одернул я приятеля. – Это было самое яркое приключение в твоей жизни!

– Туше! – признал поэт весомость моего аргумента.

Мы направились к лестнице и сразу столкнулись с Лилианой и Елизаветой-Марией.

– Дорогая! – чарующе улыбнулся поэт. – Не желаешь чего-нибудь выпить?

– Не сейчас, – отказалась Елизавета-Мария. – Дорога утомила меня.

– Тогда возьмем извозчика, – решил Альберт и пояснил мне: – Мы сняли апартаменты у озера.

– Мы подвезем вас, – вызвалась помочь Лилиана. – Нас ждет коляска.

– Просто замечательно, – улыбнулась Елизавета-Мария и ухватила поэта под руку.

Мы покинули вокзал, там Альберт Брандт отыскал носильщика со своим багажом, и я помог ему погрузить пару весьма объемных чемоданов в коляску. Когда все расселись на скамьях, рессоры ощутимо прогнулись, но нагрузку выдержали.

– На воды приехал подлечить печень? – поинтересовался я у поэта, стоило коляске тронуться с места.

– Твое чувство юмора искрометно как никогда, друг мой! – добродушно посмеялся в ответ Брандт. – Нет, здесь я по делу. Хоть моего «Бегущего во тьме» и поставили на Бродвее, но денег много не бывает, поэтому я согласился принять участие в открытии здешней груды камней, по какому-то недоразумению до сих именуемых амфитеатром.

– Вы будете поражены, увидев, как преобразилась эта «груда камней», – лукаво улыбнулась Лилиана.

– Это совершенно не важно, – отмахнулся Альберт, подставляя раскрасневшееся после коньяка лицо потокам встречного воздуха. – Помимо обычного гонорара нам оплатили проживание и дорогу, а за соответствующее вознаграждение я готов выступить даже в морге. Восторги зрителей – это замечательно, но их отсутствие – вовсе не повод отказываться от чека. Впрочем, пока мне удается сочетать одно с другим.

– Что будешь декламировать? – спросил я, отвлекая внимание Лили от показной меркантильности поэта. – Что-то из нового?

Альберт кивнул.

– Из нового. – И горделиво улыбнулся. – «Владычица ночи». Сочинял на заказ, но скажу откровенно: вещица удалась.

– О, это нечто невероятное! – подтвердила Елизавета-Мария, обхватив рукой локоть супруга.

Я в ее сторону старался лишний раз не смотреть.

– И о чем же твое… произведение?

Коляска поехала через рельсы, и нас закачало. Брандт даже привстал и оглянулся, проверяя, надежно ли закреплен багаж. После с довольной улыбкой подмигнул:

– Это самая актуальная тема на сегодняшний день, уверяю тебя.

– Теряюсь в догадках.

– Индия! – кинул поэт новую подсказку.

– Индия? – задумался я. – «Владычица ночи»?

– Кали! – вдруг выпалила Лилиана. – Вы написали поэму о Кали?

– Именно!

– О! – только и выдохнула Лили. – Это невероятно!

Кучер неодобрительно хмыкнул, но встревать в разговор господ не стал.

– И это не просто поэма, – продолжил свое бесстыдное хвастовство Алберт Брандт. – Это будет целое театрализованное представление! Танцоры! Факиры! Заклинатели змей!

– Хочу! Хочу! Хочу! – захлопала в ладоши Лили.

Не иначе она загорелась желанием принять участие во всей этой вакханалии, и меня столь неприкрытая восторженность несколько даже покоробила, но поэт все понял по-своему.

– Полагаю, смогу выхлопотать для вас пару билетов на гала-концерт, – пообещал он.

– Не стоит, благодарю, – отказалась Лилиана. – Папа арендовал ложу.

Альберт выразительно посмотрел на меня, но с расспросами спешить не стал. Только спросил:

– Лео, могу рассчитывать на твое присутствие?

Я небрежно пожал плечами.

– Все эти представления не для меня. Ты же знаешь, Альберт, музыкального слуха у меня нет, да и с чувством ритма беда…

– Не важно, – расхохотался поэт. – Дружище, на этот раз ты не отвертишься! Контрактом предусмотрена трансляция моего выступления по всему городу! Где бы ты ни был, ты меня услышишь!

– Так вот для чего вешают громкоговорители! – догадалась Лилиана.

– Поживем – увидим, – улыбнулся я и о купленном билете на завтрашний поезд говорить не стал. Просто не посчитал нужным афишировать свои планы. Меня по-прежнему жег взгляд слепых глаз суккуба.

Дом, на верхнем этаже которого Альберт снял апартаменты, прятался на узенькой тенистой улочке; коляска еле развернулась на небольшом пятачке перед воротами. Высокий забор и стены были полностью увиты плющом, камень из-под густой зелени почти не проглядывал, свободными оставались одни окна. Озера с улицы видно не было, только чувствовалась влажная свежесть, когда начинал дуть легкий ветерок.

– Хорошее место, – похвалил я выбор поэта.

– Зайдете на чай? – предложил он, передавая слуге дорожную поклажу.

– Нет, – отказался я, – опаздываем на лекцию в городском саду.

– На лекцию? – Альберта откровенно передернуло.

– И танцы! – рассмеялась Лили и предложила: – Можете присоединиться к нам. – Посмотрела на супругу поэта и сразу добавила: – Там чудесный оркестр. Замечательно играют.

– Не сегодня, – покачала головой Елизавета-Мария. – Дорога выдалась непростой.

Альберт кивнул и помог выбраться супруге из коляски.

– Еще увидимся… Лев.

– Еще увидимся, – улыбнулся я в ответ, вновь умолчав о завтрашнем отъезде в Новый Вавилон. Потом пришлю телеграмму, сошлюсь на неотложные дела.

Поэт с супругой вошли в дом, а мы с Лили покатили в городской сад. Обнесенный кованой оградой, он оказался невелик. Среди кустов и деревьев проложили тропинки, в тенистых уголках расставили лавочки для влюбленных парочек, а перед танцевальной площадкой была выстроена летняя эстрада. Всюду продавали сладости, мороженое и газированную воду. Бегала детвора, степенно прогуливалась почтенная публика, дожидалась танцев молодежь из числа курортников.

К началу лекции мы опоздали, поэтому решили просто погулять по саду. Понемногу смеркалось, бродивший от столба к столбу служащий зажигал газовые фонари, которые в парке еще не заменили электрическим освещением.

Я купил пару стаканов воды с сиропом, Лилиана с благодарностью взяла один, отпила и спросила:

– Могу задать нескромный вопрос?

Расспросов о знакомстве со знаменитым поэтом было не избежать, поэтому я кивнул.

– Конечно!

– У тебя что-то было с Елизаветой-Марией?

Я подавился водой, закашлялся, вытер подбородок носовым платком и лишь после этого переспросил:

– Что, прости?

– У тебя была интрижка с женой поэта? – с ледяным спокойствием повторила Лили свой вопрос.

– Разумеется нет!

– О! – протянула Лили. – Так это не любовный треугольник, а любовь втроем?

– Дьявол! – выдал я, тут же понизил голос и огляделся по сторонам. – Ничего не было. Как только тебе такое в голову пришло?

– Я очень остро ощущала себя в вашей компании лишней.

– Нас связывают непростые отношения. Но не любовные.

– Такое бывает?

Я подавил обреченный вздох, отпил газированной воды и решил отделаться полуправдой.

– Я первым познакомился с Елизаветой-Марией.

– Она ушла от тебя к поэту? – немедленно оживилась Лили.

– Да нет же! У нас были исключительно деловые отношения. Я нанял ее играть роль моей спутницы на одном мероприятии, куда не мог прийти в одиночку.

– Ты нанял слепую девушку? – не поверила Лилиана.

– Нет, она ослепла уже после нашего расставания.

– Бедняжка!

– В итоге, когда все открылось, мы с Альбертом… слегка повздорили. Он вбил себе в голову, что я с самого начала знал об их отношениях, но молчал. С тех пор мы не общались.

– Как все запутанно! – покачала головой Лилиана. – Вот что значит люди искусства!

– Это не про меня.

– Да? А как ты познакомился с Альбертом?

Я вздохнул и огляделся в поисках свободной лавочки.

– О, это долгая история. Дело было в Афинах или Ангоре, точно уже не помню…

В результате рассказ занял весь остаток лекции, и несколько раз лишь чудом мне удалось не запутаться в собственных выдумках и не попасться на вранье. Реальная история знакомства, с публичным домом и безумной раганой, не затянулась бы на столь долгое время, но ее решил не раскрывать. Мне хотелось произвести на спутницу более… благоприятное впечатление, поэтому делиться воспоминаниями о кровавой бойне в увеселительном заведении с дюжиной полуголых девиц я постеснялся.

Когда лектор наконец покинул эстраду, а ему на смену начали подниматься музыканты, я испытал нешуточное облегчение: газированная вода давно закончилась, от беспрестанной болтовни пересохло горло. Я первым встал со скамейки и протянул руку Лилиане.

– Идем?

– Ты очень загадочный человек, Лео, – с непонятным выражением произнесла Лили, вкладывая свою ладонь в мою. – Просто чрезвычайно. – Она поднялась на ноги и попросила: – Расскажи о себе. Ты ведь не бандит? Не беглый каторжанин, так?

– Нет, – честно признался я.

– Благородного происхождения?

– Не столь благородного, как ты.

– Кто бы мог подумать! – покачала головой Лилиана. – Тогда к чему этот образ брутального головореза? Хотел произвести впечатление своей мужественностью на какую-нибудь красотку?

– Всего лишь стечение обстоятельств, – вновь не покривил я душой и повел спутницу к танцевальной площадке. – А тебе разве не нравится моя стрижка?

Мы посмеялись и встали у эстрады, но тут, перекрывая музыку своими воплями, заголосил вбежавший в ворота городского сада разносчик газет:

– Срочные новости! Экстренный выпуск! Туги в городе! Задушен репортер! Покупайте срочный выпуск! Душители Кали в городе!

Лили явственно вздрогнула и с лихорадочной поспешностью достала из ридикюля кошелек.

– Очередная дутая сенсация, – попытался отговорить я ее от покупки газеты.

Безуспешно. Экстренный выпуск «Утренних новостей» расходился как горячие пирожки, собравшаяся на танцы публика лихорадочно шуршала желтоватыми листами и увлеченно обсуждала жуткое происшествие. Не слушая моих увещеваний, Лилиана приобрела специальный выпуск, взглянула на передовицу и, побледнев как полотно, начала оседать на землю. Я едва успел подхватить ее и усадить на ближайшую скамейку.

Схватив газету, я принялся обмахивать ею свою спутницу, и Лилиана вскоре пришла в себя, но в ее лице по-прежнему не было ни кровинки. Мой обострившийся талант сиятельного ухватил отголосок застарелого страха, тонкий и сложный, словно аромат марочного вина.

– Это из-за меня, – прошептала Лили. – Его убили из-за меня…

– Вздор! – с ходу отмел я это предположение, по диагонали просматривая статью.

– Лео, как ты не понимаешь! Этот же тот самый фотограф!

– И что с того? Ты никак с ним не связана.

– Еще как связана! – затрясло Лили мелкой дрожью. – Его убили из-за меня! Это туги! Это они!

Я с удивлением уставился на Лилиану, подозревая неуместный розыгрыш, но моя спутница оказалась на удивление серьезной. И это не лучшим образом говорило о ее душевном здоровье: если месть за попытку разрушить инкогнито экзотической танцовщицы еще могла рассматриваться в качестве мотива убийства, то стремление привязать к этому происшествию душителей Кали вызывало лишь недоумение.

Какое сектантам дело до балаганных представлений?

– Это туги! – повторила Лилиана, и тут я не выдержал. Взял газету и зачитал последний абзац.

– «Полиция полагает причастность к смерти господина Фаре некоего тайного сообщества душителей Кали в высшей степени маловероятной. По словам осведомленного источника, затянутый на шее убитого румаль – ритуальный шелковый платок с завязанной серебряной рупией на конце был подарен покойному задолго до трагического инцидента. «Кто угодно мог воспользоваться им», – отметил пожелавший остаться неизвестным собеседник. Более того, не исключено и банальное самоубийство. В последнее время дела погибшего шли не самым лучшим образом».

– Ты ничего не понимаешь, – отрезала Лилиана и спрятала побледневшее лицо в ладонях.

В этот момент через публику протолкнулся приставленный к Лили кучер. Правую руку он держал в кармане пиджака, и это обстоятельство как-то сразу разуверило меня в предположении о нервном срыве спутницы. Судя по всему, истеричкой Лилиана все же не была.

Но тогда что за тайны скрывает это семейство?

– Госпожа, позвольте, я отвезу вас домой, – предложил кучер.

Лилиана поднялась с лавочки и слабо улыбнулась.

– Извини, Лео. Это был чудесный день. Жаль, что он закончился подобным образом…

Я проводил спутницу до коляски, но стоило только экипажу укатить прочь, на душе заскреблись кошки. Оно и немудрено: утром поезд увезет меня из города, и с этой взбалмошной девицей мы не увидимся больше никогда.

Я и понятия не имел, как сильно заблуждаюсь на этот счет.