Текст книги "Артиллерист. Назад в СССР"

Парни из первой пятерки запрыгнули на перекладины, а затем начали подтягиваться. Я снова запереживал. Как мы будем выглядеть на их фоне. И почему, вообще, я думаю теперь во множественном числе? Сразу и о себе, и об Исаеве.

Через пару минут чуть не засмеялся от облегчения вслух. Один подтянулся пять раз, другой – три, кто-то – вообще два. А некоторые, как и я раньше, болтались на турнике, изображая из себя ливерную колбасу.

Моя уверенность в собственных силах начала расти в геометрической прогрессии. Вторая пятерка тоже особо не отличилась показателями. Все было идентично.

– Дрищи! Вот, что я вам скажу! Не могу подобрать другого слова для вас. Что это за подтягивание? Такими темпами у нас и в обед будет проходить физо. Третья пятерка к снаряду.

Это была настоящая минута славы рядового Соколова. Подошел к турнику с уверенным лицом. По команде запрыгнул на турник и начал подтягиваться. Подтянулся двенадцать раз. Остальные четверо уже спрыгнули и с удивлением смотрели, как я продолжаю подтягиваться. Разжал руки, только когда понял, что дошел до пятнадцати. Сержант так глянул на меня, будто на всем белом свете советская армия может рассчитывать только на нас двоих. На него и на меня. Мне кажется, если бы не слишком большое количество свидетелей, он пустил бы скупую мужскую слезу.

– Как фамилия, солдат?

– Рядовой Соколов. – Ответил я, вытянувшись в струну.

– Молодец, Соколов! Откуда прибыл к нам?

– Из Чучково, товарищ сержант. Шестнадцатая бригада.

– Хм… неплохо…  Погоди…  Капитан Жук. Говорит о чем-то?

– Да, товарищ лейтенант. Он был командиром роты, где я служил.

– Ясно… – Лейтенант Стариков посмотрел на остальных. – Вот! Вот, товарищи солдаты, с кого надо брать пример! А он ведь только сегодня прибыл к нам в часть. Встать в строй, Соколов.

– Есть! – Я чувствовал, как моя грудь самопроизвольно выгнулась колесом.

Мои новые товарищи внимательно смотрели на меня, гадая, кто же такой, этот Соколов.

Потом пошла следующая пятерка и блаженный Олег подтянулся тоже пятнадцать раз. Причем, я видел, что ему стало хреново уже на десятом. Но он все равно вытянул еще пять.

Лейтенант Стариков светился, как новогодняя елка. Он был по-настоящему счастлив нашему с Исаевым существованию.

– В расположение шагом марш! – Скомандовал он, когда закончились подтягивания.

Я посмотрел на Исаева. Тот выглядел не менее счастливым, чем комвзвода. Ну, что ж… Похоже, наша служба обретает совсем иные черты.

Глава 20

На утро я проснулся до того, как дневальный благим матом заорал непривычное: «Дивизион, подъем!». Слово «подъем», вернее было очень знакомо, а вот, как часть дивизиона, я пока еще себя не осознавал.

Лежал и пялился в потолок. Состояние было отвратительное. Болели горло, голова. Ужасно свербило в носу. А еще имелось четкое ощущение, что у меня жар. Но идти будить сержанта я не рискнул.

Во-первых, подумал, может, это после вчерашней дороги. Все-таки мы промерзли, пока добирались до части. А организм Соколова мне еще мало знаком. Не сильно много мы с ним прошли, так сказать, рука об руку. Может, у него слабый иммунитет. Хотя, мне кажется, в эти годы и слов-то таких не знали. Иммунитет, вирусная инфекция и всякая подобная хрень. Было две болезни: ангина и похмелье. От первой болело горло, от второй – голова. А вся эта забугорная фигня, переходящая от летучих мышей, коров, собак, свиней, вообще особо не фигурировала. Ну, могли аппендикс еще по ошибке вырезать. Но это реже. Совсем в виде исключения.

Во-вторых, что толку будить сержанта. Таблеток, я думаю, в казарме не имеется, не аптечный пункт. Да и, честно говоря, подозреваю, градусник тоже отсутствует. А просто так полежать в кровати, чтоб понять, болею или нет, мне никто не разрешит. Ровно, как никто не принесет горячего чаю с малиной. Волшебного пенделя быстрее дадут для скорейшего выздоровления.

Поэтому решил подождать подъёма. А там, посмотреть по ходу пьесы. Хотя, было ощущение, что жар одолевает еще сильнее. Теперь еще и легкий гул в ушах появился.

Ворочался из стороны в сторону, ждал, когда же случится этот долбаный подъем. Впервые реально ждал. Как назло. Когда хочешь спать, дневальный орет, будто его режут. А если не режут, то хочется самому встать и прибить. Тут же, жду не дождусь заветного сочетания слов. А время тянется, этот козел дневальный молчит.

Наконец, раздалось долгожданное: «Дивизион, подъем». Я сразу же подорвался с кровати и отправился на поиски сержанта Стегачева. Далеко ходить не пришлось, нашел его почти сразу.

– Товарищ сержант, разрешите обратиться?

– Чего тебе надо Соколов, с утра пораньше? – Он особой радости, конечно, не проявил. А потом вообще, не дожидаясь пояснений, вдруг наклонился ближе и доверительным тоном сообщил, – Чет сон снился… Хреновый. Трубы и ямы. А вокруг – танки. Не знаешь, к чему это?

Я завис, соображая, что можно на такое ответить.

– Товарищ сержант, ну, по Фрейду, трубы – это мужское начало, ямы – женское. Наверное.

– А танки? – Стегачев с абсолютно серьёзным лицом посмотреть куда-то вдаль.

– Так армия, товарищ сержант…

– Да? Ну, может… А ты чего хотел-то. – Он, наконец, вспомнил начало нашей беседы.

– Состояние здоровье плохое. Отекло горло, заложило нос, боль в голове и, судя по ощущениям, поднялась температура.

– Епта… Где ты умудрился заболеть? Только вчера приехал, уже захотел в санчасти загаситься? Или про Олечку уже рассказали? А? Ну-ка, колись, Соколов. Про Олечку уже историй наслушался? Ну, хоть бы через недельку. А тут прям на следующий день.

– Никак нет! Честно говорю, можете попробовать лоб. – Я вообще не понял, что он имеет в виду. Какая, на хрен, Олечка. Тем более, в армии этим милым женским именем может называться, что угодно. Даже любимый сапог командира дивизиона.

– Нахер мне его пробовать. Я тебе че? Термометр? Или мать родная? Еще попросил бы губами изменить. Ну, ты, Соколов… Сейчас дождемся кого-нибудь из офицеров, подойду, доложу. Пока действуем согласно распорядка дня.

Однако, дождаться никого нам не пришлось. Зазвонил телефон рядом с дневальным. Тот схватил трубку, выслушал, что говорили ему на том конце провода, причём, в данном случае, реально на том конце настоящего провода, а не образно выражаясь. Связь-то внутренняя. А потом подбежал к Стегачеву.

– Товарищ сержант. Построение на плацу. Командир бригады строит.

– Е-мое! – «замок» посмотрел на меня так, будто я виноват во всем. – А ты говоришь, Соколов, женское, мужское. Так и знал, не к добру. Давай, вместе со всеми. Не помрешь, думаю. Потом, как раз, в санчасть отправишься.

Пришлось подобрать сопли, и я не в художественном смысле, а очень даже натуральном, а затем шуровать на плац.

Командиром бригады оказался взрослый, лет пятидесяти на вид, мужик. Смотрелся он даже как-то простовато. Может, из-за деревенского круглого лица и «чапаевских» усов. Не знаю.

– Что случилось? – Спросил за моей спиной знакомый голос Исаева.

Блаженный Олег был снова бодр и свеж. Даже удивительно. Будто не этот человек находился со мной в 9-й роте. Вот как меняет людей окружение. Сейчас он вообще выглядел вполне нормально. Даже отлично.

– Да хрен его знает. – Ответил я, не поворачивая головы. – Может, из-за новоприбывших.

Комбриг минуты три по-отечески рассматривал солдат. Потом вдруг спросил стоявших рядом.

– А что, бойцы, жалобы есть? На пищу, например?

– Никак нет, товарищ полковник, – Ответил прапорщик. Тот самый, у которого я получал белье.

Он даже чуть сдвинулся вперед, словно пытаясь закрыть своей грудью всех недовольных, если таковые найдутся.

Полковник прищурился, оглядел его живот и лоснящуюся физиономию, а потом сказал.

– Я вижу, что у тебя жалоб на пищу нет. Сердюк… Рядовых спрашивал. Ради достоверности информации.

Прапорщик крякнул тихо и покраснел. Просто он и правда выглядел так, будто не в армии служит, а в санатории на отдыхе находится. Сердюк, значит. Будем знать.

– Товарищи солдаты! – Комбриг сделал шаг назад, чтоб максимально видеть весь строй. – Среди вас еще находятся несознательные мудаки, которые ухитряются бегать в самоволку, хотя я, боевой полковник, не могу понять, куда. Рядом – лес. До ближайшего города – три локтя по карте. До села – чуть меньше. До деревни – один хрен пилить и пилить. Имейте в виду, в наших краях объявились бешеные собаки, которые собираются в стаю. Вчера этими собаками был атакован старший лейтенант Ломов. Старшему лейтенанту Ломову была отгрызена часть правой ягодицы… Товарищи солдаты, прекратите ржание, я не вижу в этом ничего смешного!

Строй реально давился смехом. Огромных усилий стоило на захохотать в голос. Просто это настолько комично выглядело и звучало, что я в который раз подумал, такая ситуация могла произойти только в армии. Однозначно. Здесь какая-то своя Нарния.

После окончания речи комбрига, в которой в большей мере фигурировали слова «дебилы», «соображать надо» и «бестолочи», нас отправили назад в расположение. Видимо, это была информационно-воспитательная беседа, чтоб во время самовольной прогулки ещё кому-нибудь что-нибудь не отгрызли. Потому что отгрызут в самоволке, а чп выйдет в части. Как всегда и бывает.

Меня сразу же выцепил сержант Стегачев.

– Так, Соколов, идём в санчасть. Там уже на месте решим, что с тобой делать. Не легче? Может, все прошло? – С надеждой спросил он.

Я отрицательно покачал головой и добавил: «Никак, нет!» Сержант мазнул рукой, приглашая следовать за ним, и потопал вперед, не оглядываясь. Я, само собой, следом.

Санчасть, как оказалось, располагалась рядом с казармой. Всю дорогу до нее мы шли молча. Сержант о чем-то усиленно думал. Я тоже не трындел. Потому что меня об этом не просили. Да и состояние все же было отвратительное.

Как только оказались на месте, Стегачев сразу подвел к кабинету, на котором висела цифра «5». У них тут даже нумерация есть.

– Сиди тут и жди. – Велел он мне.

Сам постучал в дверь, осторожно приоткрыл ее и засунул башку внутрь.

– Здравствуйте, Ольга Валерьевна. Я привел вам возможного больного. Или возможного симулянта. От Вас зависит его судьба. Когда сможете посмотреть?

– Сейчас, минуту подождите. Я приглашу. – Послышался из кабинета приятный женский голос. Это было очень неожиданно. За время пребывания в вооруженных силах Советского союза я на фоне всех обстоятельств вообще забыл о том, что кроме солдат, сержантов и офицеров существует еще такое замечательное явление, как женщины.

– Хорошо, спасибо. Ждем. – Стегачев прикрыл дверь обратно и покосился на меня. Будто надеялся, что я сейчас вдруг выздоровею. Или испарюсь в воздухе.

Надо отдать должное, позвала нас пока ещё неведомая мне особа, очень быстро, даже и минуты не прошло.

– Иди, Соколов. Давай ты, резче. И смотри там… – Сержант понизил голос, а потом вообще показал мне кулак. – С Олечкой не балуйся.

Я ни черта не понял, что он имел в виду, если честно. Голова разваливалась на куски от боли в висках. И с каждым моим шагом боль усиливалась.

В кабинете находилась молодая женщина, может, лет тридцати трех – тридцати пяти, в белом халате. Блондинка, с синими, удивительно выразительными глазами. Внешность – типаж голливудской актрисы шестидесятых годов. Аккуратный, чуть вздернутый носик, пухлые губы. Причем, верхняя слегка больше нижней. Отчего казалось, что эта весьма симпатичная блондинка капризничает.

Помимо этого, имелась грудь, которая сразу подняла столбик температуры моего тела еще выше, и просто охренительная задница, которую халат вообще никак не скрывал, а даже наоборот, подчеркивал. Каждый раз, когда она поворачивалась или делала шаг, ткань натягивалась и я очень прекрасно видел все очертания.

– Присаживайтесь. – Дамочка указала рукой на стул. – Как ваша фамилия?

– Рядовой Соколов. – Ответил я, продолжая пялиться на ее выдающиеся формы. Может, если бы не температура, делал бы это не столь откровенно. А тут просто переклинило меня и все. Сижу, изучаю. Оторваться не могу.

– На что жалуетесь? – Ольга Валерьевна, или Олечка, а уже понятно, что именно о ней говорил сержант, посмотрела на меня вопросительно. Естественно, заметила мой взгляд. Не возможно не заметить, когда на тебя лупятся. Поняла, куда он, этот взгляд, направлен. Но не смутилась, не разозлилась, а наоборот. В ее глазах появился интерес. Ну, или это у меня начался бред на фоне жара.

– Так на что жалуетесь, Соколов? – Повторила Олечка свой вопрос. Интонации её голоса стали мягче, тягучее.

На жизнь в чужом теле, на не мое время, лет этак на сорок с лишним не мое, и армейскую службу, в целом. А еще на то, что у Вас, милая леди, столь классная задница. И тепнрб я могу думать только о ней. Вот так хотелось ответить. Однако, вслух я сказал, естественно, совсем другое.

– Жалуюсь на заложенность носа, боли в горле и голове, температуру тела. Она, мне кажется, выше обычного.

– Вот, возьмите градусник, померьте пока температуру. Сколько служите? Давно у нас? Я Вас что-то не встречала…

– Конкретно в этой части – второй день.

– Хм… второй день, а уже угораздило заболеть. Что-то вы не бережете себя, рядовой Соколов.

Она говорила обычные вещи, но мне, хоть убейся, слышался в них сексуальный подтекст. Даже показалось, что Олечка слегка отвела плечи назад. Отчего халат обтянул грудь еще больше. Под халатом, конечно, вполне очевидно имелось ещё что-то, но это не успокаивало мое разыгравшееся либидо вообще никак. Вернее, наше с Соколовым. Потому что я понял, мандец как хочу это дамочку не только телом, но и своей израненной в сражениях с армейской тупостью душой.

Как она служит в военной части, где столько мужиков? Даже удивительно. По-любому не гражданская. Ладно, была бы страшненькая. Или просто обычная. Хотя, после долгого воздержания, солдату даже крокодил покажется Джокондой, если там хотя бы имеются грудь и залница. А тут – такой сладкий персик. Тем более, не молодая и глупая, а вполне себе созревшая для взрослых отношений. Опытная.

– Ну, что? – Спросила Ольга Валерьевна через пять минут и улыбнулась.

– Что? – повторил я за ней, тоже бестолково улыбаясь в ответ. Голова вроде перестала болеть, но зато появилось какая-то легкость. И еще, мозг вообще перестал соображать. Он просто видел перед собой очень приятную особу и все.

– Температура? – Она опять улыбнулась, а потом протянула руку.

Я в ответ протянул свою и сжал ее пальцы.

– Вообще-то, я хотела забрать у Вас градусник, рядовой Соколов. – Все так же мило улыбаясь, сказала Олечка.

Ситуация вышла совершенно тупая, но я продолжал все равно держать ее ладонь в своей.

Именно в эту секунду дверь резко открылась и в кабинете появился мужик. Рост – под два метра. Плечи – взлетная полоса. Вот что-то, а это точно было неожиданно.

– Я не понял, солдат…

Он застыл на пороге, с удивлением разглядывая наши сцепленные с Олечкой руки.

– Я – культурный, воспитанный, интеллигентный человек. У меня в санчасти даже матом никто не ругается. Тут вам не казарма, а вертеп здоровья. Я сам если и матюгнусь, так только на латыни. А ты, солдат, сразу к действиям перешёл. С хера твои грабли Ольгу Валерьевну за ее прекрасные конечности тянут.

– У него жар, товарищ майор. – Ответила вместо меня Олечка. А потом все же вытащила аккуратно свои пальчики из моей хватки. Следом, к Ольге Валерьевне отправился градусник.

В общем, мужик этот оказался начмедом. То бишь, начальником медицинской части. А температура у меня оказалась 38.9. То бишь, я реально заболел.

Меня, естественно, оставили на карантине, чтоб определить происхождение болезни. Это было с одной стороны неожиданно, а с другой – прекрасно. Значит, некоторое время у меня не будет ничего «согласно распорядка дня», но зато рядом – красивая женщина, которая, к тому же, явно заинтересовалась нами с Соколовым.

Уж не знаю, чем мы ей приглянулись. Надеюсь, внутренней харизмой. Потому что, я точно для себя решил, с Олечкой будем знакомиться поближе.

Глава 21

Начмед оказался отличным мужиком. Со своими, конечно, тараканами, не без этого, но реально нормальным. А к тараканам я уже привык. Вернее к их наличию в башке практически каждого человека, связанного с военной службой. Наверное, как говорила одна странная баба в видеоролике, активно гуляющем некоторое время по просторам интернета: «Не бойтесь звезданутых. Мы должны держаться вместе.»

Вот армия, я уже точно в этом убедился, по такому принципу и существовала. Мне кажется, даже когда на службу приходили адекватные люди, они, спустя какое-то время, один хрен заражались этой удивительной армейской тупостью.

Начмеда звали Николай Иваныч, фамилию он имел на удивление приличную. Сергеев. Это уже говорило в его пользу. Был в звании майора и обладал фееричным чувством юмора. Это, кстати, тоже примечательный момент. Похоже, без юмора в армии совсем пришлось бы туго.

– Слушай, чего ты так дергаешься? – Спросил он басом, набирая в шприц лекарство для укола.

А я дёргался хотя бы потому, что неодноразовый шприц вызывал у меня устойчивую паранойю. Сразу мерещились все возможные болезни, которые передаются через кровь. Я, конечно, понимаю, тут все обрабатывается. Наверное. Однако, будучи ребенком развитого капитализма, нервничал от подобного состояния медицины. Ну, и потому, что этот двухметровый детина со шприцом в руке выглядел, как маньяк, планирующий вогнать в меня дозу смертельного яда.

– Вот я тебе, что расскажу, Соколов. Приключилась со мной такая история. Я еще совсем зеленый был. Только служить начал. Как раз тогда же, в нашу бригаду прикатил зампотыл дивизии и сразу двинул в санчасть. А так вышло, кроме меня в тот момент никого и не было. Заходит и говорит густым таким басом.

– Сергеев, слушай, что-то у меня геморрой разыгрался, а мне дальше ехать, дела важные есть. Так что давай, лечи.

Начало разговора было таким интригующим, что я, Соколов, охренел в одну секунду. Тем более, где находится этот геморрой, естественно, знал. Но сталкиваться лично, лицом к лицу, мне с ним, слава богу, не приходилось.

– Ну, что вы, товарищ полковник, – Отвечаю я ему, – Это не мой профиль, тут специалист нужен.

А главное, профиль и правда не мой. Меня к такому не готовили. Зампотыл раздражаться начал.

– Ты, – говорит он, – врач трах-тарарах, растудыт его туды, или почему? Лечи кому сказал!!!!!!!

Вот прям с пятью восклицательными знаками он мне это сказал. И ведь на хер не пошлешь. Сам понимаешь. Тем более, что там мне было то? Хер да ни хера годов. И опыта не особо.

– Нууу… – говорю я ему, – Снимайте штаны и встаньте пожалуйста в коленно – локтевую позу.

Зампотыл, ясен хер, удивился. Ему тоже, наверное, прежде, подобных предложений не поступало.

– Это как?

– Это – раком! – Я уже понял, что моя встреча с геморроем полковника неизбежна. Думаю, чего там миндальничать. Один хрен самая настоящая жопа. Во всех смыслах. Потому что понятия не имею, как с этой «радостью» поступить.

Зампотыл засомневался. Сразу было видно, что у него появились какие-то нехороший предчуствия. У меня-то они с первой его фразы уже сразу были. Но делать нечего. Припекло его нормально. Поэтому он, с матерными рассуждениями, снял штаны.

А у меня, Соколов, из лекарств только зеленка и перекись водорода. Я ж сначала перекисью полил корму зампотыла. Прямо из пузырька. А потом зеленки плеснул от души. Думаю, оно же на восполение похоже, а зеленка в данном случае хороший антисептик.

Глаза у зампотыла сразу сделались очень большими и совершенно круглыми. Потом его прорвало воплем. Вопль был переливчатый и неожиданно визгливый. Потом стали слышны слова. Потому что поначалу слов было не разобрать.

– Дуй, Сергеев! Дуй, сволочь! Дуй скотина! В дисбате сгниешь за покушение на старшего по званию.

И вот тогда-то, Соколов, сложилась редчайшая, по-своему содержанию, ситуация. Стоит лейтенант и в зад полковнику с усердием, можно сказать с восторгом дует. Кстати, не помогло. Орущего, как больной бегемот, зампотыла загрузили в санитарную машину и отправили в госпиталь. И то я тогда не смотрел ему вслед с таким выражением лица, как у тебя сейчас.

Я покивал, посмеялся, но то, что начмед занялся мной лично, все равно напрягало.

У меня, в итоге, оказалась та самая ангина. Уж не знаю, где я ее ухитрился хапнуть. Волевым решением начмеда, который взял мое лечение под свой контроль, я получил уколы, полоскание и какие-то таблетки.

– Цени, – заявил товарищ майор при нашей очередной встрече, – Обычно все заканчивается на зелёнке и спиртовых растирках, если повезёт. А тут, целый комплекс мероприятий.

Я заверил его, будто очень ценю. Особенно то, что уколы он херачит мне лично. Причем каждый раз так, будто хочет всадить шприц непосредственно в тазобедренную кость. Но хотелось бы узнать, когда меня отправят обратно в расположение.

– Слушай, тебе плохо, Соколов? Лежишь, как в санатории.

Прошла уже почти неделя. Температура спала, горло давным-давно чувствовало себя прекрасно. Но отпускать он меня не торопился. От всех нагрузок, которые могли быть в условиях санчасти, освободил.

– Хорошо лежу. Просто не понятно, чем болею. Все ведь уже отлично. Вот так поинтересуется кто-то, а что Вы скажите, товарищ майор?

– Да чем угодно. От гонореи до заикания. На твоём месте я бы выбрал заикание. Тогда есть шанс, что твой язык тебе никто не вырвет. А то он иногда у тебя, как помело. Все подряд метет. Я начмед. Чем скажу, тем и болеешь. А если будешь кочевряжится, то когда попадёшь ко мне с аппендицитом, я тебе не вырежу его, а второй вошью.

Причина всей этой ситуации была в том, что майор Сергеев давно и безнадёжно убивался по Ольге Валерьевне. В свои почти сорок лет, женат он не был. Семьи не имел. А вот Ольгу Валерьевну иметь хотел очень даже сильно.

Совершенно случайно, в первый день, наверное, под воздействием температуры, я за каким-то хреном сообщил начмеду, что являюсь поэтом, музыкантом и вообще отличным парнем. Про отличного парня он пропустил мимо ушей, а про поэта и музыканта принял близко к сердцу. На следующий день мы уже обсуждали с ним план покорения жестокой красавицы Олечки.

– Ты понимаешь, на неё все офицеры слюну пускают. Как идиоты в приступе своего идиотизма. А она ни-ни. Сама не замужем. Точно знаю. Пробивал. Вот что ей надо? Целый майор руку предлагает и даже сердце. А сердце, Соколов, это тебе не в поле насрано.

– Вы уже предлагали? – Поинтересовался я, разглядывая его румяное и, честно говоря, слишком уж простоватое лицо.

– Нет. Не предлагал. Но она сразу ни в какую. Мы, говорит, с Вами, товарищ майор, далеки друг от друга духовно. Это о чем, вообще, Соколов? Я половину ее умных изречений не понимаю. Как завернет, стою дурак дураком. Читает она, вроде, много. Культурная барышня.

В общем, начмед сказал, пока я не помогу ему поэзией и музицированием покорить Олечку, в расположение не вернусь. И сразу начал предлагать варианты соблазнения, один глупее другого. Например, была такая версия. Майор вечером, когда Ольга Валерьевна будет на дежурстве, встанет под окно и споёт ей серенаду. Так как у него нет ни слуха, ни голоса, то петь, само собой, буду я, сидя в ближайших кустах.

С трудом удалось убедить начмеда, что план полная и откровенная херня. Ольга Валерьевна, может, и не Нобелевский лауреат, но на идиотку тоже мало похожа. Если майор будет открывать рот под ее окном, а я петь в кустах, то единственное, что захочет Олечка после такого выступления, это сослать нас в дурку. Есть же у военных своя дурка?

– Да, ты прав, Соколов… Наверное, будет выглядеть глупо. Тогда, думай. Она – женщина с тонкой душевной организацией. Хоть, и фельдшер. Ей вся эта солдафонская жизнь, как серпом по яйцам. То есть… В общем, понял. Она хочет романтики и красивых ухаживаний. Я, может, тоже, хочу, но ни хрена в этом не понимаю. Пиши мне стихи, а я буду каждый день ей их дарить. И думай, что еще можно сделать для счастливого будущего майора. Я в долгу не останусь.

По идее, конечно, майор был прав. Санчасть на фоне всей армейской жизни и правда для меня стала почти курортом. Я бы, наверное, себе еще что-нибудь сообразил из болезней после ангины. Чтоб задержаться подольше. Если бы не одно маленькое «но». Начмед хотел Ольгу Валерьевну. А Ольга Валерьевна вдруг захотела нас с Соколовым. Это было так неожиданно, что я сначала решил, показалось. Потом понял, если женщина, взрослая, опытная, каждый день лично проверяет мое состояние, в процессе трогая меня же за разные части тела, да еще и прижимается там, где прижиматься точно не надо, это что-то значит. Но точно не возвышенное и не духовное.

Мы с Соколовым ее тоже хотели. Сильно. Но жить мы хотели еще больше. А стоило Ольге Валерьевне оказаться рядом со мной, я сразу представлял себе два метра роста начмеда и его руки-кувалды. Которыми он меня кастрирует, если я посягнул на святое. Нет, не кастрирует. Просто оторвет без наркоза и скальпеля.

Поэтому комфортное лечение превратилось в чистый ад. Я, как хрен пойми кто, всячески избегал ситуаций, в которых Олечка могла бы проявить себя. При этом, активно строчил стихи для майора. Он их добросовестно читал своей возлюбленной. Однако, либо талант чтеца отсутствовал у него напрочь и в исполнении начмеда стихи Ольгу Валерьевну не возбуждали, либо наша с Соколовым харизма оказалась гораздо сильнее.

На следующий же день явился Исаев. Проведать меня. Как ухитрился смыться из казармы, не знаю. Когда услышал тихий стук в окно, даже предположить не мог, что это блаженный Олег.

– Здорова. – Он стоял довольный. Скалился во все тридцать два зуба. Ты как?

– Да нормально. Ангина, говорят.

Мы потрепались с Исаевым почти полчаса. Он рассказал, как обстоят дела со службой. Оказалось, очень даже хорошо. Везде Олег молодец. Чуть ли не в первых рядах. Сержанты относятся душевно. Если ругают, то по делу. Старослужащие тоже молодцы. В общем, Исаев просто расцвел на новом месте службы.

– Слушай… Давно хотел спросить. О чем с тобой капитан Жук разговаривал? – Поинтересовался я. Именно в этот момент почему-то вспомнилось.

Исаев посерьёзнел.

– Прости. Не могу сказать. Это личное. Но я ему благодарен. Он мне мозги на место поставил. И тебе благодарен. Очень сильно. Если бы не ты, тогда, в туалете… Было бы все очень плохо.

Олег подтянулся на подоконнике, а потом крепко сжал по-мужски мою руку.

Именно в этот момент меня, как прострелило. Я вдруг увидел картинку. Так бывает, когда внезапно что-то вспоминаешь. Надо мной склонилось лицо Исаева. Только значительно, значительно старше. Как раз ориентировочно того возраста, который и должен быть в нормальной жизни.

– Эй, парень… Слышишь меня? Глаза не закрывай. Не закрывай, говорю. Нельзя…

Буквально одна секунда и все пропало.

Я уставился на Олега, пытаясь сообразить, что это было. Ночь. Однозначно ночью. Потому что его лицо я видел в темноте. Свет падал с фонарика телефона, которым спи же Исаев и светил. Черти что.

– Ладно. Ты выздоравливай. Ждем тебя.

Олег спрыгнул с подоконника обратно на землю и скрылся в той стороне, где была казарма.

Я усердно думал об этом внезапном воспоминании несколько дней. Но ни черта не придумал. Потому что не было такого. Точно не было. Можно предположить, будто я встретился с Исаевым в полнейшем невменозе. Вот и не помню. Но не сходится. Потому что его лицо я видел очень четко.

В итоге, промаявшись бестолку, плюнул и решил, пусть идет, как идет. Тем более, появилась новая головная боль.

Вернее, усилилась старая. Ольга Валерьевна, за которой бегала вся военная часть, решила, это дело принципа, объяснить рядовому Соколову на конкретном примере, что надо вести себя так же, как и остальные. От коллектива не отбиваться. А не бегать, наоборот, от самой Ольги Валерьевны, как от прокажённой.

Начмед, который достаточно много времени отирался то рядом со мной, то рядом с Олечкой, куда-то пропал на весь день. Я лежал в койке, сочиняя очередную романтическую поэму.

Дверь тихо скрипнула и в образовавшуюся щель проскользнула Ольга Валерьевна.

– Как Ваши дела, рядовой Соколов? Как самочувствие? Температуры уже нет. Да и в общем, все нормально. Странно, что товарищ майор Вас все еще держит здесь.

Олечка, само собой, не знала, что внезапные поэтические таланты начмеда были моей заслугой. Она подошла совсем близко, а потом вообще уселась прямо на кровать. Я пытался отодвинуться, но с одной стороны – Ольга Валерьевна и ее бурно вздымающаяся грудь. А с другой – стена. Кровать узкая. По ней особо не поскачешь, не спрячешься. Вот и получилось, что Ольга Валерьевна практически легла на меня всем телом, потому что ей приспичило проверять у нас Соколовым наличие температуры. Рукой. Потом губами.

Я чуть не взвыл. Мы с Соколовым, нормальные, здоровые мужики. И организм у нас, хоть и один на двоих, но молодой, растущий. Естественно, от близости женского тела, тем более такого, у нас встало все, что могло встать. Это, в свою очередь, заметила Олечка.

– А я уже подумала, что не нравлюсь вам, рядовой Соколов. – Прошептала она мне прямо в ухо, свою руку при этом положив туда, где у любого нормального мужика кнопка, отключающая мозг. – Я сегодня дежурю. Зайду проверить ваше состояние.

Когда она вышла, я минут десять глубоко дышал. Даже подошёл к окну, надеясь на свежий воздух. А потом понял, нам мандец. Если она реально явится, я не смогу бегать от нее по комнате, где особо бежать некуда. Это первое. А второе, подозреваю, что и не захочу бегать. Потому что, конечно, женщина она очень соблазнительная.

А вот уже потом, после всего этого, придет начмед и кастрирует меня к чертовой матери. Он точно сможет. Не задумываясь.

В общем, вечера я ждал, с одной стороны, с замиранием сердца. Вернее, конечно, это было вообще не сердце. Замирало совсем в другом месте. Но так красивее звучит. А с другой, с надеждой, что майор Сергеев появится, наконец, и я под любым предлогом сделаю все, чтоб ночное рандеву не состоялось.

Дело в том, что утаить это можно, но хрен его знает, получится ли. Я просто до жопы рад, что, благодаря капитану Жуку, мы с Исаевым попали реально в нормальную часть. И портить это вообще не хотелось бы.

К сожалению, начмед так и не появился.

А вот Ольга Валерьевна пришла, как и обещала. Я понял, это судьба. А потом плюнул на все, и с огромнейшим удовольствием посвятил несколько часов Олечке. Просто отказать ей вообще никак не смог. Подумал, хрен с ним. Как-нибудь разберёмся.